— Не надо обращать внимания на то, в чем пытается убедить нас Корут Зельва. По-видимому он решил, что, подставив Хвостова, сможет на какое-то время сбить нас с настоящего следа.
— Чьего следа? И на какое время? — спросил Нимец. — Хотя этот парень играет в дурачка, он не може не знать, что мы не оставим без расследования полученную от него информацию. -Особенно после того, что произошло с нашим персоналом на станции спутниковой связи, едва не добавил он, но вовремя остановился.
— В том-то все дело, Пит, — сказал Блакберн. — Я считаю, что в его информации о Хвостове немало правды. Я имею в виду, что сказанное им соответствует истине — ведь именно он является следующим звеном цепи после организации Ника Ромы.
Гордиан покачал головой.
— Это не ответ на вопрос Пита. Как далеко мы продвинемся, после того как узнаем о деятельности Хвостова? Меня не интересует, насколько глубоко замешана в это дело русская мафия, потому что они не привлекли бы Зельву и эту женщину... — Он посмотрел на лежащие перед ним заметки, разыскивая ее имя, Джилею Настик к участию в заговоре. Эти двое являются профессиональными террористами и работают исключительно за деньги.
— Они могли затаить злобу против Соединенных Штатов после войны в Персидском заливе, — заметил Нимец. — Судя по тому, что сообщил Максу Ибрагим, они винят наше правительство в нарушении обещания поддержать курдских повстанцев в их борьбе против Саддама Хуссейна. Видит Бог, в этом кроется немало правды.
— Их недовольство меня не интересует, особенно после того как они вырезали тысячи невинных людей, — ответил Гордиан. — И это не имеет никакого отношения к тому, что Хвостов мог использовать своих людей и не усложнять дело.
— Роджер...
— Здесь что-то не так, — продолжал Гордиан. — Здесь что-то явно не так.
Нимец увидел, как Роджер сжал и разжал руку, и снова подумал о том, насколько сильно повлияла на него смерть Стайнеров и остальных служащих наземного терминала под Калининградом.
— Послушай, Горд, у меня создалось впечатление, что мы сейчас говорим об одном и том же, — сказал Нимец. — Если мы решим, что Хвостов действительно замешан в это, наш следующий шаг заключается в том, чтобы взять .его и выжать все необходимые сведения. Увидим, что ему известно.
— Я не думаю, что мы должны считать, будто узнаем что-то от Хвостова. Гордиан посмотрел на Нимеца, затем повернулся к экрану. Его лицо походило на застывшую маску. — Неужели вы не видите этого? Судя по вашим рассуждениям, этот Корут сказал нам о Хвостове, чтобы сбить со следа. Но зачем ему делать это, если он считает, что Хвостов расколется и даст нам сведения, ведущие в правильном направлении?
Нимец наморщил лоб и задумался.
— Может быть, Корут недооценил давление, которое мы можем оказать на Хвостова, — многозначительно заметил Блакберн.
— Кто-то оставил мертвое тело, которое мы обнаружили в номере миланского отеля, и еще один труп на пляже в Андалусии. Первый висел в петле. Второму перерезали горло. И оба принимали участие в террористическом акте на Таймс-сквер. Тот, по чьему приказу их убили, явно считает, что нам удастся распутать этот клубок.
— Роджер, — начал Блакберн, — я только хочу сказать...
Гордиан продолжал, словно не слыша его слов:
— Они хладнокровно умертвили Арта и Элейн Стайнеров — самых добрых и порядочных людей, с которыми я был когда-либо знаком. Стайнеры были женаты сорок лет, рассчитывали скоро уйти на пенсию. Убиты десятки наших техников, рабочих и служащих, людей, которые ни разу в жизни не брались за оружие. Эти люди всего лишь выполняли свою работу, честно зарабатывали на жизнь и одновременно приносили определенную пользу миру. Эти преступники убили моих друзей и моих сотрудников и пытались полностью уничтожить мою станцию, Макс.
Они знают, что мы вплотную занялись этим делом. Знают, потому и попытались отпугнуть нас. Вчера они зашли слишком далеко. Но при этом допустили ошибку, потому что я поклялся найти этих негодяев и заставить заплатить за то, что они сделали.
Он закрыл глаза и молча сидел в кресле с дрожащими губами, сжав руки в кулаки. Нимец мельком посмотрел на него и перевел взгляд на стену, ощутив, что вторгается в чужие чувства. Он испытывает, должно быть, страшную боль, подумал он.
— Роджер, я хочу найти Хвостова, и тогда мы увидим, какую пользу это нам принесет, — проговорил Блакберн после, казалось, бесконечно долгой паузы. — Но мне нужно твое разрешение, чтобы осуществить эту операцию быстро, в нарушение всех законов. И если этот сукин сын пострадает...
Недосказанная мысль повисла где-то между Россией и западным побережьем Америки.
Гордиан молчал еще целую минуту. Затем кивнул, скорее обращаясь к себе, чем к окружающим.
— Я не хочу, чтобы наши люди убивали кого-нибудь, исключая обстоятельства, связанные с самообороной, — сказал он. — Я не могу опускаться до уровня этих подонков. И я хочу, чтобы потом об этом узнал весь мир.
— Понял.
— Знаю, что ты все понимаешь, Макс. Извини, что я был так резок.
— Никаких проблем, Горд, — послышался ответ Блакберна. — Я знаю, что у всех у нас трудные времена.
Гордиан снова кивнул.
— Мы должны разобраться в этом, — хриплым голосом проговорил он. — Считаю, что нам необходимо понять причину происходящего.
Понять причину?
Устремив взгляд в стену и все еще не решаясь посмотреть на Гордиана, Нимец так и не смог разобраться, можно ли понять — а значит, и оправдать — подобные действия.
* * *
Они прибыли сюда, готовые к штурму.
У них был официальный ордер на арест, подписанный судьей, но никто не рассчитывал, что Ник Рома добровольно откроет двери и будет спокойно ждать, пока ему наденут наручники и зачитают права, положенные по закону.
Они знали, что им придется приложить немало усилий, а потому прибыли сюда, вооруженные до зубов, имея в своем распоряжении высокотехнологичное оборудование и низкотехнологичное снаряжение, вроде кувалд, ломов, бронезащиты, закрывающей все тело, и гранат со слезоточивым газом. Они взяли с собой все, что сочли необходимым, и даже больше.
Наготове была даже группа бойцов со специальным вооружением.
Но они никак не ожидали, что «Платинум клаб» будет тих, как могила, а тем более, что его двери будут распахнуты настежь.
Однако, прибыв на место, они обнаружили именно это.
— Черт побери, у этого парня осведомители повсюду. Он узнал, что мы собираемся арестовать его. Сейчас он, наверно, на полпути к России. Руководитель группы, лейтенант полиции Манни ди Анжело, выключил рацию и снова надел перчатки. Ему хотелось выразить свои чувства самыми последними словами, но было слишком холодно, чтобы напрасно тратить силы.
— А вдруг это ловушка? — спросил один из полицейских.
— Нет. — Манни вздохнул. — Ник умен, но еще никто не думает, что он мыслит так утонченно. Впрочем, давайте проявим осторожность. — Лейтенант дал знак своим людям приступить к операции.
Полицейские двинулись вперед с предельной осторожностью, попарно, прикрывая друг друга.
Склад был покинут, но еще раньше был разграблен. Те, кто сделали это, не оставили там ничего, что представляло бы хоть какую-то ценность. Со стен были сорваны телефоны, разбиты автоматы, торгующие газированными напитками, украдена находившаяся там мелочь. Стены были в надписях — здесь уже побывала не одна банда. Некоторые надписи оказались совсем свежими — на них еще не успел засохнуть спрей.
Мелочное хулиганство. И совсем недавнее.
По-видимому, у мистера Ромы были враги в низших сферах.
— Эти парни, наверняка, считают, что Ромы здесь нет, — узнай он об этом, им бы всем отрезали яйца. — Манни окинул сцену недовольным взглядом. Интересно, что им известно?
— Действительно, очень интересно. Полицейские двинулись вперед. Чем дальше они продвигались, тем значительнее были разрушения — видимо потому, что соответственно возрастала стоимость награбленного. Когда полицейские вошли в кабинет Ника, им показалось, что здесь побывала стая голодной саранчи. И все-таки бандиты унесли не все.
— Боссу это не понравится. — Манни посмотрел на мертвое тело Ника, валявшееся на полу, — явно кому-то понадобилось кресло, в котором погиб хозяин клуба.
— Не знаю — мне кажется, что Ник получил то, что заслужил. — По лицу полицейского пробежала улыбка. — И все-таки я рад, что докладывать боссу придется тебе.
Манни оказался прав. Билл Гаррисон все еще сидел у себя в кабинете.
Приближалась полночь, но на его столе набралось столько докладов и разных материалов, связанных с террористическим актом, что впору приглашать археолога, чтобы докопаться до дна.
На вершине этой горы документов видное место занимали фотографии Ромы на месте убийства, в его кабинете.
Гаррисону действительно не понравилось случившееся. Ему хотелось, чтобы человек, виновный в таком ужасном преступлении, причинивший столько горя, предстал перед судом. Гаррисон хотел встать перед ним вместе с другими пострадавшими и обвинить его в содеянном, рассказать ему о кошмарах, страданиях и одиночестве. Ему хотелось, чтобы Ник Рома оказался в тюрьме, наблюдать за тем, как система заживо пожирает его.
И только после того как Ник отсидит там десятки лет, он хотел видеть, как его пристегнут к электрическому стулу и включат ток.
Но теперь это уже несбыточно.
В отличие от большинства своих жертв, Ник умер быстро и безболезненно. У него, наверно, даже и не было времени понять, что же происходит.
Гаррисона лишили возможности отомстить, и он чувствовал себя обманутым.
Он смотрел на цветные фотографии — размером восемь на десять дюймов человека, сумевшего спастись от возмездия.
И в этот момент он услышал голос Рози, ясно и отчетливо, словно она стояла родом с ним:
«Так лучше. Теперь ты сможешь жить дальше».
Он оглянулся вокруг. В кабинете не было ни души. Снизу доносился шум — это кипел обычной лихорадочной жизнью огромный город. Но здесь никого не было, кроме него, а он слышал голос, который не мог слышать.
— Рози? — Тишина. — Рози! — Молчание. Волна боли охватила его, но сквозь мучительную боль он впервые почувствовал что-то похожее на мир. Рози — а была ли это действительно Рози? — как всегда оказалась права.
Его жажда мести была столь же разрушительной, причиняла столько же страданий, как и человек на этих фотографиях. Она поглотила бы его, медленно умертвила бы его душу, если бы он допустил это.
Сейчас ему нужно стремиться к торжеству справедливости.
Необходимо найти людей, виновных в этом преступлении. Их нужно найти и посадить за решетку, чтобы они никогда больше не могли сотворить ничего подобного.
Ник Рома больше не причинит людям горестей и бед в этой жизни. После того как закончится канцелярская работа, связанная с его смертью, дело закроют.
Ник, разумеется, действовал не один. И он Билл Гаррисон, не успокоится, пока не найдет всех преступников.
Но не ради мести. Ради правосудия. И для того, чтобы сохранить мир для всех добропорядочных людей, которых он поклялся защищать. Это его работа, и он выполнит ее.
Гаррисон встал, повернулся спиной к столу и пошел за своим пиджаком и пальто.
У него есть дочь и дом, куда он должен вернуться, и жизнь, возвращенная ему. У него есть будущее. Его долг перед памятью жены сделать так, чтобы это была достойная жизнь, которую он должен прожить без нее.
Билл Гаррисон выключил свет и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
Дома его ждала Таша.
Глава 44
Москва, 11 февраля 2000 года
Спустя несколько минут после того, как он вышел из телевизионной студии, откуда вел свою вечернюю телепередачу, Аркадий Педаченко опустился на заднее сиденье «мерседеса» и распорядился, чтобы шофер отвез его в «Националь», роскошный отель, из окон которого открывался вид на золотые луковицы Кремля.
Лимузин остановился у входа в отель, и он проследовал через вестибюль с огромной старинной люстрой на потолке, кивнув знакомому портье у конторки, затем поднялся в лифте в трехкомнатный номер-люкс, который был закреплен за ним и оплачен уже в течение нескольких лет.
У Педаченко это вошло в обычай. Он приезжал сюда раз или два в неделю, обычно один, и скоро к нему в номер являлась одна из дорогих проституток «доступная девушка», как их называли. Шофер лимузина и персонал отеля хорошо знали об этом, но такое поведение видного политического деятеля совсем не считалось скандальным. В конце концов, Педаченко был холостяком, а репутация плейбоя только укрепляла его харизматическую привлекательность у широкой общественности, которой нравился романтический ореол и налет эротической чувственности. К тому же новые русские — особенно москвичи, составлявшие основу его движения, — ценили хорошую жизнь и не могли понять сексуального пуританства, укрепившегося за последние годы в Америке. Пусть он, гласило общественное мнение, развлекается, раз это ничуть не мешает его работе и привлекает все новых и новых сторонников.
Едва Педаченко вошел в номер, послышался стук в дверь. Он подошел, чтобы открыть ее, и, отступив в сторону, пропустил в номер красивую женщину в короткой черной юбке, черных чулках, черной кожаной куртке и черном берете.
Портье видел, как она на высоких шпильках прошла по вестибюлю, сразу понял, что это посетительница к Педаченко, и беспрепятственно пропустил ее, с восхищением и не без зависти глядя на длинные стройные ноги и заключив, что сегодня политик получит особое наслаждение. Женщина походит на пантеру, подумал он, причем пантеру на охоте.
Войдя в номер, женщина устроилась в кресле в стиле барокко, сняла берет и тряхнула головой, так что ее длинные черные волосы рассыпались по воротнику кожаной куртки.
— Сначала деньги, — произнесла она спокойным голосом.
Педаченко остановился перед ней, все еще одетый в спортивную куртку и модные брюки, и разочарованно покачал головой.
— Мне грустно, что наши отношения основываются только на плате за оказанные услуги, — сказал он с деланной болью в голосе. — После всего, что мы сделали вместе, хочется, чтобы между нами установилась более тесная связь.
— Сбереги слова для телезрителей, — огрызнулась женщина. — Мне нужны деньги, которые ты нам должен.
Педаченко разочарованно вздохнул и достал и внутреннего кармана куртки толстый белый конверт. Она заглянула внутрь и опустила его в сумку.
— Хоть деньги не стала пересчитывать, и за то спасибо, Джилея, — сказал Педаченко. — Может быть, это явится началом более тесных отношений, основанных на доверии.
— Я ведь уже сказала тебе, чтобы ты сберег красноречие для других целей, Аркадий. Нам нужно обсудить более важные проблемы. — Внезапно ему показалось, что ее скулы побелели, а лицо сделалось хищным. — Я не имею никаких известий от Корута. Он должен был связаться со мной двое суток назад.
— А ты не можешь попытаться связаться с ним?
— Члены моей группы не живут в комфорте дорогих отелей с телефонами на тумбочках у кровати и не могут пользоваться факсами, — презрительно ответила она. — Им приходится спать в более спартанской обстановке.
Педаченко пристально посмотрел на нее.
— Это вызывает у тебя беспокойство?
— Пока нет. Возможно, он покинул укрытие и считает слишком опасным выходить на связь. Такое случалось и раньше. Придется подождать. — Она сделала паузу. — Если с ним все в порядке, он сумеет связаться со мной.
Педаченко не сводил пристального взгляда с ее лица.
— А вот у меня это вызывает беспокойство, — сказал он. — Принимая во внимание провал попытки уничтожить станцию спутниковой связи...
— Этого не случилось бы, будь во главе операции я, а не Садов. Тебе следовало подождать.
— Может, ты и права. Не буду спорить. Сейчас важно исправить допущенные нами ошибки.
— Допущенные тобой, — поправила его Джилея. — Не пробуй на мне свои психологические хитрости.
Он вздохнул и придвинулся к ней.
— Послушай, давай покончим с антагонизмом и будем говорить откровенно. Для тебя есть еще одно задание, Джилея.
— Нет, — бросила она. — Мы зашли достаточно далеко. Все подготовлено для того, чтобы свергнуть министра Башкирова, а за ним последует Старинов. В точности, как ты и предполагал.
— Однако не исключено, что кто-то сумел разгадать наши планы. Ты знаешь это не хуже меня. Инцидент в штаб-квартире нью-йоркского гангстера, слухи, что происходящее как-то связано с корпорацией «Аплинк». И отчаянное сопротивление на американской станции спутниковой связи...
— Вот из-за всего этого нам и нужно временно уйти в тень.
Педаченко снова вздохнул.
— Послушай меня, Джилея. Старинов объявил, что собирается в течение нескольких следующих дней отдохнуть в своей резиденции под Дагомысом. Мне приходилось бывать там, и я знаю, что это место весьма уязвимо.
— Неужели ты серьезно говоришь об этом? — спросила она, однако ее глаза внезапно сверкнули, взгляд стал острым, как лезвие бритвы, губы раздвинулись, обнажив белые зубы.
— Я заплачу, сколько захочешь, сама назначь цену. И можешь выбрать себе убежище после этого — я гарантирую твою безопасность.
Она встретилась взглядом с Педаченко, дыхание ее участилось.
Прошла секунда, затем другая.
Джилея продолжала смотреть ему в глаза. Наконец последовал короткий кивок.
— Мы устраним его, — сказала она.
Глава 45
Москва, 12 февраля 2000 года
Когда «ровер» остановился у входа в баню, сидевшие в нем увидели троих мужчин в темных костюмах, фетровых шляпах с широкими полями и длинных серых пальто, которые стояли у двери.
— Ты только посмотри на них, — донесся с заднего сиденья голос Скалла. Играют в гребаных гангстеров.
— Похоже, что так, однако придавать особое значение этому не следует, ответил Блакберн, сидевший на пассажирском сиденье рядом с водителем. Действительно, для этих горилл вряд ли существует разница между действительностью и старыми гангстерскими фильмами. Только не забудь — под пальто у каждого скрыто оружие.
— Хотите я пойду с вами? — раздался голос Нила Перри, сидевшего за рулем.
Блакберн покачал головой.
— Лучше жди нас здесь, на случай, если нам понадобится побыстрее убраться отсюда, — сказал он и расстегнул молнию на своей кожаной куртке. Скалл увидел под ней рукоятку девятимиллиметрового «Смит-Вессона» в наплечной кобуре. Впрочем, я не думаю, что они могут причинить нам серьезные неприятности.
Перри кивнул.
Блакберн повернул голову и посмотрел на Скалла.
— О'кей, — сказал он. — Ты готов?
— Я готов уже не один день, — отозвался Скалл. Оба вышли из машины и пошли по тротуару. Было солнечно, температура воздуха поднялась на несколько градусов выше нуля — необычно тепло для зимней Москвы. Однако, несмотря на относительно теплую погоду, улица казалось пустой, и торговля в модных магазинах на Неглинной почти замерла. Скалл подумал, что причина в неуверенности населения постоянное ухудшение в снабжении продовольствием, отказ стран НАТО от оказания помощи и угроза экономических санкций не могли не повлиять. Люди придерживали деньги, боясь самого страшного.
Когда Блакберн и Скалл подошли ко входу в Сандуновские бани, трое уголовного вида типов преградили им дорогу. Один из них, высокий темноволосый мужчина с тяжелой выступающей челюстью что-то сказал Блакберну.
— Я не говорю по-русски, — с нарочитым английским акцентом объяснил ему Блакберн.
Мужчина еще раз повторил непонятную фразу и жестом показал американцам, чтобы они уходили. Краем глаза Блакберн заметил, что другой охранник двинулся в их сторону, расстегивая на пальто среднюю пуговицу. Он был пониже мужчины с тяжелой челюстью, и по верхней губе у него протянулись такие тонкие усики, словно их провели косметическим карандашом.
— Я ведь уже сказал, что не говорю по-русски, — теперь уже по-английски повторил Блакберн и сделал шаг вперед.
Высокий мужчина оттолкнул его плечом.
— Тогда я скажу тебе на гребаном английском, — произнес он, выпятив мощную грудь. — Немедленно убирайтесь отсюда к чертовой матери, гребаные американские жопы.
Блакберн одно мгновение посмотрел ему в глаза и, развернувшись, с силой ударил его в солнечное сплетение, вложив в удар всю тяжесть своего тела.
Мужчина упал на колени с гримасой боли на лице. Его тело содрогнулось в приступах тошноты, и тут же хлынувший поток рвоты залил ему пальто.
Боковым зрением Блакберн увидел, как уголовник с тонкими усиками сунул руку под пальто, тогда американец мгновенно повернулся и ткнул дулом своего «Смит-Вессона» ему в живот. Рука бандита замерла.
— Достань руку, чтобы я видел ее, не заставляй меня нервничать, — произнес Блэкберн. — Тебе это понятно?
«Усики» кивнули, испуганно глядя на американца, и медленно вытащили руку из-под пальто. Скалл подошел к бандиту, обыскал, извлек «глок» и сунул пистолет в правый карман куртки.
Блакберн повернулся к третьему охраннику, который не шевельнулся с того момента, как они вышли из машины. Он покачал головой и медленно поднял вверх руки.
— Не надо, — сказал он, с трудом выговаривая английские слова. — Не надо.
Скалл обыскал его, забрал пистолет и сунул в другой карман.
Блакберн прижал дуло своего «Смит-Вессона» к горлу мужчины с тонкими усиками.
— Помоги своему товарищу встать, — приказал он. Бандит послушно наклонился и поднял высокого мужчину. Теперь все трое стояли перед американцами, трусливо потупя взгляд. Макс сделал знак стволом пистолета.
— Я хочу, чтобы все вы медленно и спокойно вошли в баню. Если кто-то издаст звук, который мне не понравится, вы даже не успеете пожалеть об этом. Мы пойдем следом. А теперь марш!
Через мгновение они двинулись к двери. Высокий все еще неуверенно переставлял ноги, с его подбородка продолжала капать слюна.
Они вошли в вестибюль и окунулись во влажную теплую атмосферу бани. Из боковой двери выглянул банщик, посмотрел на них и, поспешно втянув голову, закрыл за собой дверь.
Скалл огляделся по сторонам и стал открывать двери — одну за другой, пока в середине коридора не нашел то, что искал, — кладовку, полную полотенец и принадлежностей для уборки. Он втолкнул бандитов туда, зловещим шепотом предупредив, что с ними будет, появись хоть кто-то из них в коридоре в течение часа. Затем Скалл закрыл дверь, сунув в ручку ножку стула. В конце концов они смогут, разумеется, выбраться из кладовки, однако поднимут при этом изрядный шум, а пока что слишком напуганы.
— Пошли, — кивнул Блакберн Скаллу.
Вход в сауну был в конце коридора, слева. Из-за двери доносились стоны там находились мужчина и по меньшей мере две женщины. Блакберн кивнул Скаллу и, взявшись за ручку, приоткрыл дверь, чтобы выпустить из сауны хоть немного пара.
В свободной руке он держал «Смит-Вессон».
Юрий Хвостов сидел голый на полке, как и женщина, сидевшая у него на коленях спиной к нему, которую он обнимал руками за живот. Обнаженной была и вторая женщина, она стояла перед ними на коленях, сунув голову между их бедрами. Услышав скрип открывающейся двери, все трое повернули головы. При виде стоящих там вооруженных мужчин их лица исказились от страха и удивления.
Женщины повскакивали, и переплетенные мгновение раньше тела отделились друг от друга.
Скалл сорвал с крючка на стене пару полотенец и бросил их женщинам.
— Вон отсюда? — приказал он, махнув рукой в сторону распахнутой двери. Уходите.
Женщины поспешно выскочили из сауны, даже не успев закутаться в полотенца.
Хвостов начал подниматься с полки.
— Сидеть! — скомандовал Блакберн и направил пистолет в пухлый живот Хвостова. — Сиди и не двигайся.
Маленькие глазки Хвостова забегали с лица Блакберна на Скалла и обратно.
— Кто вы? — выдавил он по-английски. — Что вам от меня нужно?
Блакберн подошел в нему ближе, не сводя дула пистолета с его живота.
— Ты расскажешь нам, кто приказал осуществить террористический акт в Нью-Йорке, сказал он. — Расскажешь прямо сейчас.
— Вы сошли с ума! Я не имею ни малейшего представления...
Блакберн ткнул Хвостова дулом пистолета между ног, и тот сморщился от боли. Его спина, казалось, начала соскальзывать вниз с полки.
— Говори! — Блакберн взвел курок пистолета.
Послышался щелчок.
Хвостов посмотрел вниз и с трудом втянул в себя воздух. Его глаза едва не вылезли из орбит.
— Вы из ЦРУ? — пролепетал он. — Господи, вы нарушаете все законы!
Блакберн снова с силой ткнул дулом пистолета. Хвостов вскрикнул от боли, и на его щеках выступили красные пятна.
— Агенты ЦРУ не станут отстреливать тебе яйца, — угрожающе произнес Блакберн. — В отличие от меня. Так что лучше говори.
— Прошу вас...
— У тебя три секунды. Одна. Две...
— Педаченко... — пробормотал Хвостов и застонал. — Это Аркадий Педаченко.
И другие, те, кто поддерживают его, за пределами России. — Он сглотнул. Уберите пистолет, а? Ведь я сказал вам все, что вас интересует.
Блакберн сжал губы и отрицательно покачал головой.
— Нет, не все. Ты только начал.
Глава 46
Дагомыс, Черноморское побережье, Россия, 12 февраля 2000 года
В легкой куртке, тренировочных брюках и кроссовках Владимир Старинов прогуливался вдоль берега моря. Он шел по плотному песку у самой воды. Теплый ветер, пахнущий морской солью, ласкал лицо. Рядом с ним бежал его коккер-спаниель. Он подскакивал к накатывающим волнам, иногда выхватывал из прибоя какую-нибудь ветку и начинал забавно трясти головой, размахивая длинными мохнатыми ушами, и, наигравшись, бросал. Была ясная, поразительно красивая ночь. Над водой сверкал серп луны, на черном бархате неба светились беспорядочно рассеянные алмазы звезд.
Старинов впервые за долгое время испытывал мир и покой. За тысячи километров к северу все еще властвовала жестокая обманщица-зима, и Дамоклов меч голода по-прежнему угрожал стране. А здесь царила тишина, здесь ему предоставился временный перерыв, отдых от неумолимого военного ритма борьбы за руководство и политическое выживание.
Жизнь в Кремле, размышлял Старинов, порой походит на пребывание внутри какой-то колоссальной машины, шестеренки которой вращаются все медленней и медленней, не поддаваясь никакому контролю.
Он остановился, сунув руки в карманы, и посмотрел на море. Примерно в полукилометре виднелись ходовые огни маленького судна, которое ползло по морской глади, словно улитка по темному стеклу.
— Видишь, Оми, в нашей жизни бывают и такие моменты, когда мы не испытываем чувства тревоги, верно? Здесь мы можем спокойно подумать о том, что в нашей борьбе есть своя цель, правда? — Старинов наклонился, посмотрел на собачью морду, которая, казалось, улыбалась ему, и засмеялся. — Впрочем, ты, наверно, даже не догадываешься о том, что я говорю, а, малыш?
Собака лизнула его руку теплым влажным языком.
Все еще улыбаясь, Старинов повернулся и посмотрел на свою виллу, едва видную за зеленью деревьев. Окна, обращенные к морю, светились бледно-желтым светом. Несмотря на темноту, он сумел различить силуэты двух членов своей охраны, замерших в отдалении. Как недовольны они были, когда он настоял на своих вечерних прогулках в сопровождении одной только собаки. Но что делать, иногда человеку нужно побыть в одиночестве.
Еще несколько минут он стоял у кромки воды, наблюдая за тем, как суденышко лениво ползет к неизвестному порту назначения. Может быть, он немного почитает, прежде чем лечь спать. Во всяком случае уже поздно, и он испытывает приятную усталость.
— Пошли, малыш. — Он хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание спаниеля. Не следует заставлять охрану слишком нервничать, они и так беспокоятся о нас.
Он направился обратно к вилле, спаниель бежал за ним, весело виляя хвостом.
Идеально, подумала Джилея, глядя на берег через двойные линзы бинокля ночного видения.
— Чем занимается наш друг? — спросил мужской голос сзади.
— По-видимому, он кончил восхищаться морем и направляется обратно к своей вилле. — Джилея опустила бинокль и несколько раз мигнула, чтобы избавиться от зеленых точек и вернуть глаза к нормальному ночному зрению. — Может быть, он почувствовал, что сегодня ночью холодное Черное море приготовило ему неприятный сюрприз. Как ты считаешь, Адил?
Высокий жилистый мужчина равнодушно кивнул. Как и на Джилее, и на всех остальных на борту шхуны, на нем был черный костюм ныряльщика из спандекса, ласты и маска, сдвинутая сейчас на лоб. У каждого на кисти был закреплен глубиномер, а за плечами в водонепроницаемом мешке находилось оружие и остальное снаряжение. Дыхательные аппараты с замкнутым циклом, которые размещались на груди, после погружения будут перерабатывать выдыхаемый ими воздух, поглощая углекислый газ и смешивая очищенный воздух с кислородом, поступающим из баллонов.
— Подводные буксиры готовы, — сказал Адил. Джилея кивнула. Свет луны отражался в ее зрачках, словно в них были осколки стекла.
— Тогда за дело, — скомандовала она.
Мотоциклы с колясками почти бесшумно двигались по берегу, без труда преодолевая подъемы и спуски. Выхлопные трубы с глушителями позволяли их двигателям работать практически беззвучно. Эти машины были специально спроектированы инженерами «Меча» для филиалов корпорации «Аплинк», нередко расположенных в отдаленной и опасной местности. В каждом из них находился экипаж из двух человек — водителя и стрелка, для которого в коляске был установлен модифицированный пулемет. Фары были снабжены светомаскировочными щитками. Все члены экипажей были в черных костюмах из номекса и бронежилетах, в защитных очках. В их каски были встроены наушники для связи между собой. Их покрытые камуфляжной краской лица не выделялись в темноте.
В общей сложности было двенадцать мотоциклов, в переднем сидели Блакберн и Перри, остальные следовали за ними.
Держась за ручки подпрыгивающего мотоцикла, Блакберн с беспокойством вглядывался в темноту. Он старался разглядеть виллу Старинова, сожалея, что почти не имел времени — считанные часы, — чтобы должным образом подготовиться к операции, и что ему не известно, откуда и когда будет нанесен удар группой боевиков.