Глава XV

Том поднялся как можно выше, чтобы осмотреть поле по направлению к скале. Он дополз на руках и на коленях до конца камня и оттуда, лежа на левом боку, вытянув вперед левую руку, а правой таща ружье, пополз насколько мог, быстро и бесшумно. Он смотрел только прямо перед собой. Страх исчез. С самого начала он подумал, что умереть он может только один раз, и если это суждено ему теперь, то умрет он за своих товарищей. Темные, манящие глаза Милли Фэйр мелькнули перед ним, и острая мучительная тоска сжала его сердце; и ради этой девушки он тоже готов был подвергнуться любой опасности. Так или иначе, эти команчи были причиной бегства Милли, если даже они и не поймали ее. Из-за них он потерял ее.

После того, как он оставил за собой несколько десятков футов, он почувствовал облегчение, страшное напряжение его ослабело. Его товарищи сзади стреляли теперь как будто залпами, и он знал, что таким образом Пилчэк старался отвлечь внимание индейцев от него. Индейцы тоже стреляли, и он стал уже порядочно удаляться от перекрестного огня. Он уже не слышал, чтобы пули визжали над его головой. Он достиг более открытой местности и был теперь, по-видимому, недалеко от своей цели — от скалы. Обычно он выбирал высокий и широкий камень и выглядывал из-за него. Но тут он не нашел ни одного, который был бы подходящего размера. Лежа у плоского камня, он выглянул. Увидел он только довольно широкое пространство, негусто усеянное обломками скал. Но большой скалы с этого угла не было видно. Почти не в состоянии ползти дальше, утомленный физически и духовно, он приподнялся, чтобы отыскать скалу. Не с этой стороны! Опустившись вниз, он отполз несколько шагов к левому концу камня и снова приподнялся, чтобы выглянуть.

Как будто резкий порыв ветра пронесся мимо него. Он услышал свист. Он почувствовал сильный, ошеломляющий толчок и затем острую, жгучую боль в спине. Почти в то же мгновение донесся резкий звук ружейного выстрела. И взгляд Тома сейчас же уловил впереди фигуру индейца, который стоял с дымящимся ружьем в руке, и свирепое, настороженное выражение было на темном лице его. Том упал ничком за камнем, оглушенный и пораженный этой неожиданностью. Затем в следующую секунду он опомнился, крепко сжал ружье и приподнял его с крайним напряжением сил. Вскочил и мгновенно выстрелил. Он как будто ясно увидел индейца только после того, как разрядил ружье. Индеец широко открыл рот и зашатался. Он отбросил от себя ружье. Оно упало на землю. Кровь хлынула у него изо рта. Он был смертельно ранен. На темное лицо его было страшно смотреть. Он покачнулся и упал.

Скорчившись, Том оглядел все кругом, пока не нашел нужную ему скалу. Тогда быстро, собрав последние силы, он бросился бежать и вскоре достиг красной скалы. Но потаенного места, где были укрыты лошади, он не мог найти, пока Джэк Дивайн не увидел его и не окликнул. Том, пошатываясь, обошел скалу и попал на лужайку, где стояли лошади. Дивайн с шумом скатился с выступа, с которого он, по-видимому, наблюдал. Затем с другой стороны появился другой сторожевой — Ол Сорндайк. Они побежали к Тому.

— Смотрите, вы весь в крови, — испуганно крикнул Джэк.

— Я ранен… не знаю… серьезно ли… — тяжело дыша, сказал Том. — Но вряд ли… очень серьезно… Скорей, ребята. Я пришел за водой. Перевяжите меня. Мне надо торопиться обратно.

— Мы тоже пойдем с вами, — сказал Дивайн.

Они разорвали на нем рубашку. Она была мокрая и красная от крови. Том весь сморщился, когда один из них дотронулся пальцем до раны на спине.

— Ничего опасного, — сказал Дивайн. — Принеси воды, Ол.

Они обмыли рану и перевязали ее платком.

— Я должен отнести туда несколько фляжек, — заявил Том.

— Я пойду, а вы оставайтесь с Олом, — ответил Дивайн.

— Ну, я не намерен оставаться. Я хочу тоже помочь нашим товарищам, — решительно сказал Сорндайк.

— Мне не было приказано привести вас.

— Это не имеет значения. Какая польза от того, что мы скрываемся здесь? Если команчи найдут нас, мы не сможем спасти лошадей. А если мы уйдем отсюда, то можем присоединиться к остальным.

Логика Дивайна была неопровержима. И Том не стал больше возражать. Все трое захватили по две фляжки каждый, взяли ружья и поспешно отправились в путь. Том указывал дорогу. Идти было легко, но когда они дошли до того места, где он считал нужным остановиться, началось самое трудное. Тяжелые фляжки свисали с шеи. Тому пришлось лечь на землю и ползти, как змее. Он полз впереди, в десяти шагах от Сорндайка, за которым на таком же расстоянии следовал Дивайн. Тому часто приходилось останавливаться и отдыхать. Легкие его, по-видимому, были в состоянии выдержать это испытание, но мускулы ослабели. Однако он знал, что одолеет это расстояние. Большими глотками пил он воду, которую нес с собой, и это оживляло его. При возвращении он не чувствовал такого возбуждения, и поэтому ему было труднее. Они уже подползли близко к тому месту, где стреляли Пилчэк и его товарищи, и в то же время это была зона индейского огня, как вдруг пуля ударилась и подняла пыль перед самой головой Тома. Он зашатался. Другая пуля задела верхушку его шляпы. Это заставило его судорожно проползти дальше и укрыться за большим камнем. Пули теперь стали жужжать и свистеть над головой и отскакивать от обломков скал.

Наконец Том с товарищами добрался до места, откуда поднимался дым от стрельбы, — это была позиция Пилчэка.

— Это самый опасный момент в нашей задаче, — сказал Дивайн. — Представьте себе, что они примут нас за краснокожих.

Но Пилчэк был слишком мудрым и опытным руководителем, чтобы допустить такую ошибку. Он был на страже, и его озабоченное, потное, суровое лицо просветлело при виде Тома.

— Это ловко проделано, Том, — сказал он. — Здесь настоящий ад. Идите скорей к Ори и Робертсу.

Том поспешил к молодому парню, лежавшему под навесом, который соорудил Робертс для защиты от солнца из своей рубашки и палки. Робертс хрипом приветствовал Тома. Голос у него, по-видимому, пропал. У Ори лицо было бледное и потное. Когда Том поднял ему голову, он открыл глаза, попытался что-то сказать, но не мог.

— Ори, вот вода, — сказал Том и поднес фляжку к его бледным губам.

Никогда до того Том так не понимал, как драгоценна вода. Он смотрел, как Ори пил, и был вознагражден его слабой благодарной улыбкой.

— Очень благодарен, Том, — прошептал Ори и откинулся назад, и взгляд у него был какой-то странный. Затем он закрыл глаза и как будто успокоился. Тому не понравилось выражение лица его в тот момент, но в возбуждении он скоро забыл об этом.

Робертс передал фляжку другому раненому и подождал, пока тот напьется. Затем он сам утолил жажду.

— Вот все, что мне было нужно, — с глубоким вздохом произнес он.

Старый седой охотник подполз, чтобы отпить свою долю.

— Сын мой, такую фляжку вылизал бы и Ниггер Хорс, — сказал он.

— Как! Мы сражаемся с этим вождем? — удивленно спросил Том.

— Если верить Пилчэку, оно так и есть, — весело ответил старый охотник. — Старик Ниггер и около тысячи краснокожих с ним.

Затем Том отполз к удобному месту за обломком скалы, где он находился раньше, и стал тщательно следить, чтобы не попасть под огонь индейцев. Он был почти без сил, и рана причиняла ему мучительную боль. Солнце адски жгло. Ружье и камни, как огонь, обжигали его руки. Но когда он стал искать цели для выстрелов и снова вступил в бой, то забыл о своих страданиях и обо всем остальном, что казалось ему невыносимым.

Бой постепенно усиливался, и теперь превратился в яростное наступление со стороны команчей и в отчаянное сопротивление осажденных. В конце концов Тому пришлось на собственном опыте убедиться в том, что ожесточение сражающихся и опасность приняли угрожающие размеры. Пуля попала ему в плечо, и это сразу заставило его встряхнуться, а все растущая смелость индейцев заразила его. Он еще больше высунулся и усилил огонь. Затем, когда, страдая от второй раны, он скорчился и принужден был укрыться, он отдал себе ясный отчет, как происходит наступление.

Команчи наступали все ближе и ближе, почти совершенно скрытые теперь пеленой дыма, застилавшей всю картину.

— Прекратите огонь! Ждите атаки! — громовым голосом крикнул Пилчэк.

Грохот тяжелых охотничьих ружей прекратился, и это позволило отчетливее различать стрельбу индейцев. Винчестеры их трещали непрестанно, залп за залпом, и свинцовый град осыпал каменистые позиции осажденных.

Очевидно, индейцы сосредоточились на западной стороне между позициями Старуэлла и Пилчэка. Это побудило Пилчэка отвести своих людей в сторону, где укрывался Том. Все ближе, все жарче становился огонь индейцев. Сквозь синюю дымчатую завесу Том видел быстро мелькавшие фигуры, похожие на призраки. То команчи проскальзывали от прикрытия к прикрытию, перебегали от скалы к скале. Сердце у Тома готово было разорваться. Если у индейцев достаточно сил, то они могут перебить весь отряд Пилчэка. И вдруг, когда Том в ужасе готовился к такому исходу, огонь прекратился. Наступила напряженная тишина, странная после такой оглушительной стрельбы.

— Это хитрость. Следите внимательно! — предупредил Пилчэк своих людей.

Едва он произнес эти слова, как индейцы открыли сильный огонь с очень близкого расстояния. Пилчэк выкрикнул приказание, которое нельзя было разобрать среди ружейного треска. Но достаточно было услышать его, чтобы в ответ грянули тяжелые охотничьи ружья. В следующий момент стрельба стала такой быстрой и бешеной, что Тому казалось, будто он слышит непрерывный громовой раскат. Он увидел сквозь дым, как с невероятной быстротой ринулись вперед индейцы, и стрелял так, что ружье у него раскалилось. Среди ружейного грохота он услышал странный, оглушительный крик команчей. Почти в тот же момент дым застлал всю картину, больше к выгоде белых, чем краснокожих. Охотничьи ружья по-прежнему непрерывно грохотали, и сила этого звука, вероятно, подействовала на отчаянно смелых команчей. Может быть, они не рассчитывали на такое могучее сопротивление. Их боевой клич стал более пронзительным и тонким и, наконец, замер, а затем прекратились и их раскатистые залпы. Тогда и Пилчэк приказал своим людям прекратить стрельбу.

Том увидел, как старый седой охотник встал, оглядел окутанный дымом подъем и снова опустился вниз.

— Ребята, они подбирают своих убитых и раненых, — сказал он. — Они разбиты, и мы должны отогнать их совсем, к их лошадям.

— Правильно, — мрачно ответил Пилчэк, — но подождем и посмотрим, верно ли это.

Если отступление и было, то Том не мог увидеть его из-за дымовой завесы. Он отошел от своего места и расправил одеревеневшие члены. Рубашка его была вся мокрая от крови. По исследовании, вторая рана его оказалась легкая, но очень болезненная. Он попросил Дивайна перевязать ее платком. В этот момент поспешно вернулся Пилчэк.

— Ребята, дело клонится к тому, что мы выиграем, — сказал он, и серые глаза его заблестели. — Если мы разобьем и обратим в бегство Ниггера Хорса, то это будет первая победа охотников в этой войне из-за бизонов.. Харкэуэй, оставайтесь здесь с двумя людьми, чтобы охранять раненых. Остальные забирайте запасные патроны и следуйте за мной.

Том не из последних опустил руку в мешок с патронами и последовал за разведчиком. Пилчэк продвигался вперед осторожно, становясь все смелее по мере того, как засада становилась менее вероятной, и, наконец, бросился бегом.

— Живей, за мной! — крикнул он, обернувшись назад.

Том споткнулся, следуя за Джэком Дивайном, и, отстав на несколько шагов, старался преодолеть тяжелую дорогу и бежать. И не глядел перед собой, пока не достиг края подъема. Команчи отступали. В этом не было никакого сомнения. Это было отступление в полном порядке, с линией воинов, охранявших тыл. Том увидел, как индейцы подбирают и уносят своих раненых и убитых; другие столпились около лошадей, а главная масса собралась в середине лагеря, где видны были признаки большой спешки.

— Вперед, ребята! — крикнул Пилчэк и бросился вниз по спуску.

Отряд Пилчэка мгновенно с криками, потрясая оружием, рассыпался по спуску. Внизу, в лагере, внезапно показался дым и затем грянул залп из винчестеров. Тогда Пилчэк остановился, стал на одно колено и приподнял ружье. Его примеру последовали другие. Он выстрелил, за ним Дивайн и старый охотник, а затем дали залп остальные. Если бы команчи не остановились и ринулись вперед, несмотря на залпы охотничьих ружей, то охотникам Пилчэка пришел бы конец. Они были бы сметены. Но индейцы не способны были одержать победу такой ценой. Они стреляли так же, как скакали верхом, бешено, неистово, но без определенного плана. Что касается белых, то они продолжали наступать, испуская громкие крики и стреляя. Дым и грохот со всех сторон окружали Тома. Ружье жгло ему руки, и лицо было опалено порохом. Вдруг что-то ударило его, сшибло с ног, и мрак окутал его.

Когда Том пришел в себя, он чувствовал тупую боль и полную растерянность, так что не мог ясно представить себе, ни где он находится, ни что произошло. Его куда-то несли, слышались людские голоса; дневной свет казался красноватым и туманным. Он опять лишился сознания и снова очнулся и почувствовал головокружение. Он лежал на спине, и над ним возвышалась темная скала. Затем в лицо ему брызнули холодной водой, и он услышал знакомый голос:

— Том несильно ранен, — говорил Джэк Дивайн. — Последняя пуля только оцарапала ему кожу. Он парень крепкий.

— А! Я очень рад, — ответил Пилчэк. — Мне казалось, будто он уже готов.

— Нет. Он отлично поправится… Назови меня, как угодно, если он не очнется сейчас. Эй, Том!

— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — слабым голосом сказал Том. — Как наши дела?

Тут Дивайн начал красноречивый рассказ о том, как они заставили отступать Ниггера Хорса с его двумя сотнями воинов, преследовали их и, наконец, окончательно разбили и обратили в бегство, нанеся большие потери. Но Дивайн не упомянул о том, как пострадал отряд Пилчэка. Хотя Том сильно мучился и был очень слаб от потери крови, все-таки он поел немного и, утомленный этим усилием, уснул.

Дневной свет вернул ему ясное сознание, и первый же взгляд на лежавших кругом раненых и перевязанных товарищей дал ему представление о том, чего стоила победа над Ниггером Хорсом. Никто не избежал хотя бы одной раны. Бэрн Хэднолл был ранен легко. Том не видел многих знакомых лиц. Но он не стал задавать вопросов. Когда ему перевязывали раны, он испытывал мучительную боль. После этого он был рад, что может лежать спокойно, с закрытыми глазами.

Позднее, в то же утро, у него хватило силы сесть верхом на лошадь и присоединиться к отряду, медленно возвращавшемуся к постоянному лагерю. Он совершил все это, но в глубине души желал, чтобы больше таких испытаний не выпадало на его долю. Тенистый, прохладный лагерь с проточной водой был самым желанным местом отдыха. Одного за другим всех раненых устроили поудобнее. Тут Том узнал, что семь человек из отряда Пилчэка убито. Ори Тэск погиб первым.

Глава XVI

Когда весною 1877 года, по донесениям разведчиков, сопротивление кочевых племен на Юго-западе было сломлено, Том распрощался с Бэрном Хэдноллом, своим давним другом и товарищем. Дэв Стронгхэрл уже несколько месяцев как уехал в Спрэг к своей жене, и теперь Бэрн тоже хотел повидаться с женой и с родными.

— Что вы будете делать теперь, Том? — спросил Бэрн.

Доон опустил голову:

— Мне было бы слишком тяжело вернуться в Спрэг как раз теперь. Видите ли, Бэрн, я не могу забыть Милли. Конечно, она уже давно умерла. Но иногда я вижу ее во сне, и она кажется мне живой. Мне хотелось бы узнать правду о ее судьбе. Когда-нибудь мне это удастся. Я отправлюсь с Пилчэком в Бразос. Крупная охота теперь там.

— Я собираюсь обосноваться около Спрэга, бросить ружье и взяться за плуг, — сказал Бэрн. — Отец всегда говорил, что наступит день, когда Спрэг будет центром скотоводческого и фермерского района.

— Да, я помню. Это была раньше и моя мечта. Но я изменился. Вероятно, это бродячая жизнь подействовала на меня. Пока меня еще манит простор. Когда-нибудь я вернусь обратно.

— Том, у вас есть сбережения, — задумчиво ответил Бэрн. — Разве не рискованно возить с собой все деньги? Теперь в охотничьих областях есть люди опаснее, чем команчи.

— Я уже думал об этом, — сказал Том. — Это действительно рискованно. И я попрошу вас взять большую часть моих денег и положить их в банк.

— Это хорошая идея. Но представьте себе, что вы не вернетесь? Вы знаете, что нам приходилось переживать, знаете, сколько сильных и способных людей погибло. Подумайте, как нам повезло!

— Я думал и об этом, — многозначительно сказал Том. — Если я не приеду в течение пяти лет, то переведите деньги на имя ваших детей. Деньги теперь не имеют для меня большого значения… Но, по всей вероятности, я вернусь.

Этот разговор происходил в апреле в лагере, расположенном в верховьях Красной реки. В тот день уезжало множество охотников с повозками, нагруженными шкурами бизонов. С одним из таких огромных охотничьих караванов отправлялся на север Бэрн Хэднолл. Том и Пилчэк готовились к большой охоте в окрестностях реки Бразос, о которой ходили слухи, как о каком-то золотом дне. Когда они собирались и подготовляли отряд, к ним явился смуглый человек, небольшого роста, с очень оригинальным лицом, на котором была печать чего-то возвышенного и в то же время комичного.

— Я хотел бы присоединиться к вам, — заявил он Пилчэку.

Разведчик, привыкший оценивать людей с первого взгляда, очевидно, увидел, что это услужливый и способный парень.

— Да, это верно, человек нам нужен. Но он должен быть опытный, — ответил Пилчэк.

— Глупых новичков теперь уже нет, — ухмыльнулся тот. — Я убил и отобрал больше четырех тысяч бизонов. И, кроме того, я кузнец и повар.

— Ну, я вижу, что вы один представляете собою целый отряд, — широко улыбаясь, что с ним редко бывало, ответил Пилчэк. — На каких условиях хотите вы присоединится к нам?

— Расходы, работа, прибыль — все поровну.

— Нет ничего лучше. Думаю, что мы будем рады принять вас. Как ваше имя?

— Джонс, — ответил новоприбывший.

— Том Доон, — добродушно сказал разведчик, — познакомьтесь с Джонсом.

Вместе с другим отрядом новоприбывшего охотника, Хэултона, с которым был сын пятнадцати лет и еще два мальчика немного старше, Пилчэк отправился к реке Бразос. После благополучного путешествия, большею частью по проезжим дорогам, они достигли одного из притоков Бразоса, где им навстречу стали попадаться отдельные небольшие стада бизонов.

— Остановимся здесь на пару дней, прежде чем доберемся до главного стада, — сказал Пилчэк. — Мне очень хотелось бы поохотиться одному. Думаю, что у Бразоса охотники теснятся, как пчелы в улье. Пока можно, побудем подальше от вони и насекомых.

Оба отряда раскинули лагери на близком расстоянии один от другого. Это было, может быть, самое живописное место для лагеря, которое только встречал Том в своих путешествиях по западному Техасу. Пилчэк сказал, что главное стадо, преследуемое массой охотников, прошло в нескольких милях к востоку от этого места. Поэтому воздух там был чистый, вода не загрязнена, трава не измята и деревья не поломаны. Может быть, бой с индейцами так закалил Тома Доона, что истребительная охота на бизонов не вызывала в нем теперь такого чувства, как когда-то. Затем, бродячая жизнь на открытом воздухе превращается в привычку, она приковывает к себе человека. Кроме того, Том постоянно испытывал тоску и недовольство, которое могли смягчить только работа и движение.

Он очень привязался к Черри Хэултону. Это был стройный мальчик, рыжий, с веснушчатым лицом, и, как это и подобало мальчику в западных штатах в семидесятых годах, он преклонялся перед разведчиком и перед Томом, — опытными охотниками на бизонов. Он и его товарищи, братья Дэн и Джо Ньюман пользовались каждой свободной минутой, приставали к Пилчэку и Тому и требовали у них рассказов, как собаки костей.

Оба отряда продвигались вдоль притока по направлению к слиянию его с Бразосом. По мере того, как количество бизонов увеличивалось, они встречали все больше охотников, и в начале мая оказались в области, где находилось главное стадо и где густо расположились охотничьи лагери. Среди этих охотников было немало воров и грабителей, и это вызывало необходимость зорко охранять лагери и всегда оставлять одного или несколько человек на страже. Тому и Черри приходилось часто целый день оставаться в лагере, и это было очень приятное разнообразие, хотя работы было бесконечно много. Лагерь их был расположен в том месте, где Бразос пересекала старинная испанская дорога из Стэкед Плэнс, на которой происходило непрерывное движение. Охотники, нагруженные повозки, новички и старые, опытные люди, солдаты и индейцы проезжали мимо лагеря, и редко выдавался день, когда ни один из путешественников не останавливался хотя бы на час.

Однажды, проездом в форт Уорс, по дороге остановился старый знакомый Тома.

— Робертс! — радостно и изумленно воскликнул Том.

— Я только что из форта Силла, — сказал Робертс, тоже обрадованный.

— И у меня есть новости для вас. Помните ли вы Ниггера Хорса, вождя команчей, с которым мы сражались, когда мне прострелили руку?

— Вряд ли я могу это забыть, — ответил Том.

— Ну, так команчи, оставшиеся в живых, понемногу стали являться в форт Силл и сдаваться. И от них мы узнали, что солдаты выдержали долгий бой с Ниггером Хорсом и какой-то сержант убил старого вождя и его жену.

— А слыхали ли вы что-нибудь о ружье Хэднолла?

— Слыхал. Вы, вероятно, помните, что у Хэднолла было замечательное ружье, как раз такое, какое могло прельстить краснокожих, и обладание этим ружьем оказалось роковым для всех индейцев, которые завладевали им. Первым получил его сын Ниггера Хорса. Это он повел атаку на нас и попал под наш огонь. Он был убит, и помню, труп его был весь пронизан пулями. Затем оно перешло к индейцу по имени Пять Перьев. Выяснилось, что он был тоже убит нами. После этого каждый краснокожий, к которому попадало ружье Хэднолла, погибал. В конце концов, они перестали употреблять его, считая, что это плохая примета для них. Дело же было просто в том, что индейцы, у которых было ружье Хэднолла, становилось безрассудно смелыми, потому что полагались на это ружье и лезли прямо на наш огонь. Но они решили, что тут какое-то дьявольское колдовство.

Глава XVII

Середина июля застала Тома Доона и Пилчэка далеко в низовьях Бразоса, в самой гуще бойни. На расстоянии тридцати миль охотники день за днем истребляли последнее огромное стадо бизонов.

Если климат был тяжелый в середине лета на Красной реке, то здесь стояла невыносимая жара. Однако в ранние часы охота была сравнительно легка. Том Доон усиленно работал больше двух месяцев; он, Пилчэк и Джонс убили три тысячи девятьсот двадцать бизонов, потеряв только небольшой процент шкур. Им теперь не приходилось отвозить шкуры они продавали их на месте.

Вокруг был настоящий кошмар. Том не мог проехать несколько шагов, чтобы не натолкнуться или на кучу костей, или на прогнившую тушу, или на начинающий разлагаться труп, или на только что ободранного бизона. Бывали дни, когда сотни ободранных, окровавленных туш валялись на протяжении многих миль. Хищные птицы носились густыми стаями. И запах разложения был невыносим. Прерия как будто превратилась в какой-то чудовищный, фантастический мясной рынок, и в лагерях было почти невозможно жить из-за мух, клопов, клещей и москитов. Охотники превратились в мясников, и это неизбежно отразилось на их душевном состоянии. Бум! бум! бум! По целым дням треск ружейных выстрелов наполнял раскаленный воздух. Не было лагеря, где не слышен был бы этот грохот. Повозки тряслись по пыльным дорогам. Все отряды работали день и ночь, чтобы увеличивать свои запасы шкур, растягивали их, как будто жизнь каждого охотника зависела от этой непрерывной охоты. Это была настоящая бойня. Том Доон теперь снова уже испытывал то мучительное настроение, против которого он одно время боролся — это было самообличение, сознание, что эта бойня окончательно унизит и обесчестит его, если он немедленно не бросит этого дела. Когда-то у нею был чудесный повод отказаться от этой охоты — Милли Фэйр. Иногда еще взгляд ее темных глаз преследовал его. Если бы она не пропала, он давно бы покончил с этим кровавым развлечением. Рана в его сердце не была залечена. Любовь к Милли продолжала жить в нем, и это одно спасало его от окончательного падения среди этих суровых и жестоких условий жизни.

Наступил август. Бизоны сгрудились в одно колоссальное стадо. Наступила пора случки, и самцы и самки, покорные чудесному инстинкту, стали медлительнее, менее осторожны, не обращали внимания теперь на человеческий запах, доносившийся к ним по ветру.

Вначале нужно было находиться на расстоянии мили или еще меньше от стада, чтобы услышать странный глухой, рокочущий звук. Это было мычание самцов. Со дня на день звук этот становился все громче, все сильнее. Его слышно было за несколько миль, и постепенно все больше и больше бизонов присоединилось к этому мычанию. Это мычание становилось непрерывным и заглушало треск и грохот ружей. Наступил день, когда оно стало чудовищным и раздавалось день и ночь. Лагерь Тома Доона находился в это время в десяти милях от главного стада. На таком расстоянии мычание было похоже на отдаленный гром. Оно мешало Тому спать, оно оглушало его. Когда он засыпал, оно навевало ему кошмарные сны. Просыпаясь, он снова слышал это долгое, мрачное завывание. В конце концов, оно так глубоко действовало на него, что в темные, одинокие ночи ему начинало казаться, что он слышит голос целой, великой живой природы, умоляющей о пощаде жизни — о жизни, о жизни! Среди ночной тишины, когда смолкали ружья, он не мог отделаться от этого наваждения. Ему становилось ясно, какое ужасное зло совершают охотники на бизонов. Эти великолепные животные погибают и истребляются ради обогащения небольшой кучки охотников, совершенно развращенных этой жестокой бойней. Тщетная мольба природы слышалась Тому в этом мычании.

Том Доон и Пилчэк остановили лошадей на вершине холма, всматриваясь в даль. К их изумлению, бесконечной черной полосы стада бизонов не было видно. В этот ранний утренний час охотники только что выезжали на свою ежедневную работу. Не слышно было ружейных выстрелов, и казалось, что эта часть прерии принадлежит только Тому и разведчику.

— Вчера мы целый день были заняты обработкой шкур в лагере и не подумали спросить у Джонса, тронулось ли стадо, — в раздумье заметил Пилчэк. — Сезон случки кончился, и стада здесь нет, это факт… Что это, не лошади ли там видны?

Том оглядел прерию в подзорную трубу.

— Да. Это охотники. Дальше их еще больше. Они спускаются вниз, вдоль по реке.

— Кстати, я вспоминаю, что не слышал сильной стрельбы вчера. А вы?

— Слышал немного, и то рано утром и издалека.

— Часть бизонов и несколько охотников направились на север. Река в десяти милях отсюда делает поворот и течет на восток. Я готов биться об заклад, что главное стадо не загибало за этот поворот.

— Почему?

— Потому что оно никогда больше не пойдет на север. В течение двух месяцев изо дня в день оно держало направление на юг. Это неестественно для середины лета. Оно должно было бы направляться на север. Дело в том, что на юг загоняла их толпа охотников.