– Вы… обещаете?
      – Да я скорее причиню вред себе, чем Вольфу, – с чувством прошептала Ребекка, глядя на дорогое ей изможденное лицо, и вдруг сказала то, о чем вообще не собиралась говорить вслух: – Я люблю его, так люблю, что мне даже больно об этом думать. Я никогда его не обижу, никогда.
      На лице Кетлин появилась слабая улыбка, и она устало закрыла глаза.
      – Я… рада. Вы удивительная девушка, Ребекка, особенная… и очень хорошая. У вас доброе сердце, я с самого начала это почувствовала. Вы совсем не похожи на Клариссу…
      Что бы это значило? Ребекка ничего не понимала, но была уже ночь, и Кетлин слишком утомилась, чтобы беспокоить ее вопросами. Посмотрев в окно, девушка только сейчас поняла, что ей давно пора вернуться домой.
      В гостиной Вольф тихо разговаривал с Эмили Брейди, Билли заснул на диване.
      – Сегодня я посижу с Кетлин, пусть Вольф немного поспит, да и Билли тоже нужно выспаться. – Эмили Брейди с тревогой взглянула на него. – Прошлой ночью оба не сомкнули глаз до рассвета.
      – Кетлин уснула, – сказала Ребекка и накрыла мальчика индейским одеялом, висевшим на спинке дивана.
      Ей хотелось погладить Билли по голове, но она не решилась, чувствуя на себе взгляды Вольфа и Эмили. Вместо этого взяла кочергу и помешала дрова в камине, чтобы огонь разгорелся, запоздало осознав, что для одного вечера проявила слишком много материнской заботы. Нужно последить за собой, иначе все заметят, как она переживает за Билли.
      – Мне пора домой.
      – Я вас провожу, – сказал Вольф и направился к двери.
      – В этом нет необходимости.
      – Не спорьте! Эмили, я вернусь примерно через час.
      Не дав Ребекке вставить еще хоть слово, он чуть ли не силой выпроводил ее на улицу и подтолкнул к повозке. Своего Дасти он привязал сзади.
      – Мне так или иначе нужно было с вами поговорить. – Он подсадил ее на козлы, затем одним махом прыгнул сам и сел рядом. – Я разослал телеграммы по всему Западу, но, похоже, никто не имеет сведений о Ниле Стоунере. У меня предчувствие, что он бродит где-то рядом. Если вы думаете, Ребекка, что я позволю вам разъезжать одной по ночам, когда за вами охотятся эти мерзавцы, то вы глубоко заблуждаетесь. А если вы хоть заикнетесь, что не желаете быть мне обязанной, то я своими руками сверну вам шею!
      Однако грозные слова не вязались с ласковым тоном, каким были сказаны, и Ребекка удивленно подняла на Вольфа глаза.
      – Я очень рада, что вы меня провожаете. Мне просто не хотелось причинять вам лишние хлопоты, я же знаю, как вы тревожитесь за Кетлин.
      – Никаких хлопот, Ребекка.
      Ей на лицо падали крупные снежинки, но от слов Вольфа стало жарко.
      Вдруг налетел порыв ледяного ветра, Ребекка поежилась, и тут же сильная рука крепко обняла ее.
      – Так лучше?
      – Да, гораздо лучше.
      Они ехали молча. На удивление приятно сидеть с ним в обнимку, чувствуя себя в безопасности. Ребекка испытывала странное томление, новые, доселе незнакомые ощущения, словно на бесплодной почве вдруг расцвел благоухающий сад.
      – Я случайно услышал, как вы сегодня говорили Билли насчет перемен. Хочу, чтобы вы знали: я очень ценю ваше участие. Мальчику придется нелегко, если Кетлин…
      – Она поправится, – перебила девушка. – Должна поправиться.
      – Ребекка, не в моих привычках лгать себе или другим, – тихо сказал Вольф. – Мне уже приходилось выносить удары судьбы, и нынешний – один из самых жестоких. Док Уилсон не может нас обнадежить, по его мнению, Кетлин продержится день-два, не больше.
      – О нет!
      Она заплакала и уткнулась лицом в грубую ткань пальто Вольфа, впитывая тепло и аромат его тела, а вместе с ними его силу.
      – Знаете, мисс Ребекка Ролингс, вы иногда ставите меня в тупик, – пробормотал он, успокаивая ее, хотя именно Ребекке полагалось бы утешать его.
      – Вы такой спокойный, такой сильный. Вы так же стойко перенесли и смерть Клариссы?
      Вольф глубоко вздохнул, и она почувствовала, как он весь напрягся, потом резко выпустил ее и отвернулся.
      – Неужели вы до сих пор не догадались, что я не желаю разговаривать о своей жене?
      Ребекка поняла, что совершила непростительную ошибку. Действительно, всякий раз когда она упоминала имя его жены, Вольф или отталкивал ее, или приходил в ярость. Ей следовало бы сделать выводы, а она после разговора с Кетлин начала надеяться, что Вольф оправился от потери и готов полюбить снова.
      – Извините, – пробормотала Ребекка. – Наверное, вы любили ее до беспамятства, если даже упоминание ее имени причиняет вам такую боль.
      – Любил до беспамятства? – Вольф хрипло расхохотался. – Да я ненавидел ее больше всех на свете!
      У Ребекки зазвенело в ушах, ничего не понимая, она уставилась на Вольфа.
      – Ненавидели? – тупо переспросила она. Это никак не вписывалось в ее представление о браке шерифа Бодина, но горечь в его голосе, яростный огонь в глазах подсказывали, что это правда. – Я думала, что вы до сих пор тоскуете по ней и никому не дано занять ее место в вашем сердце.
      – Ребекка, о мертвых не полагается говорить дурно, поэтому я могу рассказать о Клариссе совсем немного. Как бы вы отнеслись к женщине, которая произвела на свет ребенка, а потом решила, что ухаживать за ним – слишком скучное занятие? К женщине, которой надоели дом и семья и которая готова бежать с подмигнувшим ей ковбоем на танцы и всю ночь пить виски? Что вы скажете о женщине, которая лгала своему мужу, а едва он отлучался, как она, бросив ребенка без присмотра, удирала с каким-нибудь игроком… да с кем угодно, с любой шушерой?
      – Неужели это вы про нее?
      Вольф угрюмо кивнул.
      – Я почти сразу после свадьбы понял, что наш брак ошибка. Мы с Клариссой познакомились через несколько месяцев после того, как я встретил вас в Аризоне. Она была восемнадцатилетней девушкой, красивой, полной жизни, всегда веселой… О, тогда нам не бывало скучно, мы много смеялись. Она меня очаровала. – Вольф помолчал, глядя на звездное небо, словно хотел прочесть ответы на вопросы, на которые не мог ответить сам. – Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что Клариссу снедало какое-то внутреннее беспокойство, какая-то неудовлетворенность, она была слишком необузданной, чуть ли не буйной. Но я настолько одурел от любви, что ничего не видел, а может, и видел, однако надеялся, что если она тоже сильно полюбила меня, то я сделаю ее счастливой. А еще я желал ее так, как не желал ни одну женщину до того.
      У Ребекки сжалось сердце. Значит, пока она скиталась с Бэром по Аризоне, ночами грезила о Вольфе и лелеяла свои глупые детские мечты, он ухаживал за Клариссой, женился на ней, а через пару месяцев после свадьбы уже был зачат Билли.
      – Сначала ей хотелось иметь ребенка, но когда живот стал увеличиваться, она возненавидела еще не родившегося малыша. Кларисса очень гордилась своей фигурой. Я думал, что после родов она вновь постройнеет и ее настроение тоже исправится. К сожалению, Билли вовсе не интересовал свою мать. Конечно, она его кормила, пеленала, хотя никогда не пела ему колыбельных, не разговаривала с ним, даже не стремилась лишний раз взять на руки. Как она заявляла, ее тошнит от необходимости весь день сидеть дома с орущим младенцем. Я тогда работал помощником шерифа в Техасе, – бесстрастно продолжал Вольф, но глаза выдавали затаенную боль. – Деньги получал небольшие, но ухитрился собрать нужную сумму и нанял мексиканку, чтобы помогала Клариссе готовить и ухаживать за Билли. Я думал, она будет счастлива, как бы не так. Вернувшись однажды к ужину, я застал ее в обществе игрока по имени Стоун Диллон. Они пили виски в нашей гостиной! – Вольф стиснул кулаки. – А наверху в детской Билли надрывался от крика, он намочил пеленки, но мамаша была слишком занята, чтобы уделить ему внимание. Я пришел в ярость. Мы страшно разругались, этого Диллона я чуть не убил на месте. Кларисса плакала, умоляла простить ее, по этой части она тоже была великая мастерица. Она клялась, что такое не повторится, схватила Билли на руки, стала целовать его, ворковала над ним, как любящая мать. И я поверил ей. Вскоре мне пришлось уехать в Уэйко, чтобы выступить свидетелем на суде, а когда вернулся через несколько дней, случилось такое, чего я и представить себе не мог.
      – Разве могло быть еще хуже? – прошептала Ребекка. Ей вдруг захотелось обнять его, разгладить нежным поцелуем горькую складку губ. Может, ему станет легче, если он выговорится, облечет в слова годами терзавшие его воспоминания, и Ребекка попросила: – Вольф, расскажите мне все.
      – Я вернулся из Уэйко на день раньше, выехал почти ночью, скакал весь день, только чтобы поскорее увидеть жену и сына.
      – И что же? – Она со страхом ждала продолжения.
      Вольф не смотрел на нее.
      – Я нашел Билли в кроватке, пылающего от жара и облепленного мухами. Клариссы не было.
      Ребекка вскрикнула.
      – Малыш тяжело заболел, кричал так, что мог бы разбудить и мертвого, и она бросила его одного. Одного, черт бы ее побрал! Как потом выяснилось, Кларисса тем временем увивалась вокруг Стоуна Диллона, который играл в салуне в покер.
      – Как же она могла бросить ребенка?
      – Кларисса заявила, что, когда она уходила, сын был вполне здоров. Словно это ее оправдывает! Я понял, что больше не могу доверить ей Билли. Клариссе чего-то не хватало, наверное, природа не наделила ее материнским инстинктом, у нее не было внутренней связи с Билли, впрочем, и со мной тоже. Я написал Кетлин и попросил ее жить с нами, но Кларисса не стала дожидаться приезда свекрови.
      Однажды утром она сбежала с Диллоном, не оставив даже записки.
      – И что же вы сделали?
      – Отпустил ее. Честно говоря, я даже испытал облегчение. Но было неприятно сознавать, что я мог так ошибиться в человеке. И еще меня потрясло, как легко она бросила своего ребенка, ни разу даже не написала, не поинтересовалась им… – Вольф замолчал, словно спохватившись, что голос слишком выдает его чувства. Когда он заговорил снова, голос опять звучал почти бесстрастно. – Три месяца спустя Кларисса погибла во время перестрелки в каком-то салуне во Фриско. К тому времени она связалась с другим игроком, не помню его имени… кажется, Ларсон, да, Ерл Ларсон. Впрочем, это не имеет значения.
      Некоторое время Ребекка сидела молча. Тишину нарушал только свист ветра, да лошадь беспокойно била копытом землю. Наконец девушка робко положила ладонь на руку Вольфа, продолжавшего сжимать вожжи:
      – Мне очень жаль.
      Произнеся эти слова, Ребекка невольно поморщилась, такими ничтожными они ей показались, но Вольф неожиданно повернулся и обнял ее.
      – Я не рассказывал об этом ни единой живой душе, кроме Кетлин. Мы уехали из Техаса, поселились здесь, в городе все считают, что Кларисса умерла от холеры. Я не хочу, чтобы мой сын узнал, что мать его бросила, портрет Клариссы висит у него над кроватью, но будь я проклят, если повешу хоть один где-нибудь еще! Не желаю, чтобы ее лицо постоянно маячило у меня перед глазами!
      Вольф снова пришел в ярость, но стоило ему заглянуть в широко распахнутые глаза Ребекки, как напряжение отпустило его, лицо смягчилось.
      – Сам не знаю, зачем рассказал все это вам.
      – Может, затем, чтобы я перестала упоминать имя Клариссы, – мрачно пробормотала Ребекка.
      И тут Вольф засмеялся. Взгляд его потеплел. Он даже поддразнил девушку:
      – Да, Ребекка, это было бы неплохо.
      – Подумать только, сколько раз я бросала вам в лицо ее имя!
      – В таком случае, может, вы загладите свою вину?
      – Шериф Бодин, у вас есть конкретные предложения, как именно я могу это сделать? – кокетливо спросила Ребекка, удивляясь собственной наглости.
      Наградой ей стала усмешка Вольфа.
      – Да, есть.
      Он привлек ее к себе, сердце у Ребекки забилось, как пойманная птица, она почувствовала, что тает в его объятиях, словно воск, но тут послышался стук копыт. Неизвестный всадник быстро приближался к ним, Вольф оттолкнул от себя Ребекку и выхватил пистолет.
      Развернувшись на сиденье, она смотрела в темноту. Лунный свет осветил всадника в сдвинутой набекрень шляпе, и она сразу узнала Шанса Наварро.
      – Ба, кого я вижу! – воскликнул тот, осаживая лошадь рядом с повозкой.
      Ребекке показалось, что Вольф заскрежетал зубами.
      – Какая удача, что я вас встретил, Ребекка! Я скакал к вам на ранчо узнать, что случилось.
      – Случилось? О чем вы?.. О, я совсем забыла! – Девушка всплеснула руками. – Мы же договорились с вами поужинать! Простите, заболела Кетлин Бодин, я поехала на ранчо «Дубль Б», и все остальное вылетело у меня из головы.
      Но Шанс Наварро уже не смотрел на нее, они с Вольфом сверлили друг друга свирепыми взглядами, как две собаки, готовые сцепиться из-за куска сырого мяса. Наконец Шанс повернулся к Ребекке и сказал:
      – Мне очень жаль, что миссис Бодин больна.
      «О нет, тебе не жаль, – вдруг подумала девушка. – Ты жалеешь только о том, что сорвалась наша встреча».
      После танцев, на которых они познакомились, Ребекка раз в неделю ужинала с Шансом Наварро в городе, а как-то в воскресенье даже пригласила его к себе на обед. Однажды они взяли корзину с провизией и устроили пикник у ручья. Он играл на губной гармошке, подарил Ребекке вырезанную из дерева розу.
      С Шансом Наварро приятно проводить время, он был добродушен, внимателен и мил, но, как вскоре поняла Ребекка, судьба других людей его не трогала. Под милой внешностью скрывалось холодное равнодушие. Люди или события, которые не служили его интересам, не вписывались в рамки очередной забавы или игры, безжалостно им высмеивались. Он любил играть и выигрывать, и все связанное с игрой было ему небезразлично. Ребекка тоже интересовала его. Однако у девушки не было на этот счет никаких иллюзий: для мужчин вроде Шанса Наварро главное – азарт погони. Если бы она сразу поддалась его обаянию и стала легкой добычей, он тут же потерял бы к ней интерес.
      К тому же, как ни приятно было Ребекке общество галантного кавалера, она знала, что ее сердцу не угрожает опасность. Даже когда во время пикника Шанс пустился танцевать с ней на берегу ручья, вовсю нахваливал приготовленные ею бутерброды с жареным цыпленком и клубничный пирог, а затем попытался ее поцеловать, она осталась совершенно равнодушной к его ухаживаниям.
      На свете был только один человек, с которым ей хотелось целоваться. Она не предполагала, что окажется способной на физическое влечение к мужчине после мерзкого поступка Нила Стоунера, однако поцелуи Вольфа пробуждали ее тело к жизни. Он постоянно удивлял Ребекку, с ним все казалось ей необычным.
      Вот и сейчас появление Шанса Наварро, новость, что у Ребекки были свои планы на вечер, включающие обед с другим мужчиной, вызвали неожиданную реакцию Вольфа. Он тут же спрыгнул с повозки и отвязал Дасти.
      – Полагаю, Наварро с радостью проводит вас до дома, а мне нужно возвращаться.
      – О да, с удовольствием провожу, – откликнулся Шанс, подмигнув девушке.
      Заметив это, Вольф с окаменевшим лицом молча вскочил в седло.
      Ребекка готова была кусать губы от досады. Ей хотелось закричать: «Вольф, этот человек ничего для меня не значит! Я хочу, чтобы меня проводили вы! Мне нужны только вы!»
      Разумеется, она не сказала ничего подобного, тем более что Шанс внимательно наблюдал за ней. Кроме того, Вольфу действительно пора возвращаться к Кетлин и Билли, и так потрачено слишком много времени на разговоры. Поэтому вслух Ребекка сказала:
      – Надеюсь, Кетлин завтра станет лучше.
      Она вдруг почувствовала странную пустоту внутри. Ответив ей кивком, Вольф молча ударил Дасти пятками и галопом поскакал обратно той же дорогой, какой они приехали.
      – Ребекка, у вас был длинный трудный день, но ничего, в моей седельной сумке есть фляжка виски, один глоток сразу взбодрит, а заодно и согреет вас. Здесь чертовски холодно, я вижу, как вы дрожите.
      Ребекка взяла поводья и равнодушно покосилась на Шанса Наварро. Тот ободряюще улыбнулся:
      – Не волнуйтесь, старина Шанс сумеет о вас позаботиться. Когда нужно запалить хороший огонь, старине Шансу нет равных. – Он громко расхохотался, хотя Ребекка не поняла, что смешного он находит в своем хвастливом заявлении. Заметив ее озадаченный взгляд, Наварро слегка наклонил голову. – Трогайте, Ребекка, давайте поскорее вернемся. Поверьте, дорогая, я знаю отличный способ согреть вас.
      «Уж ты знаешь, не сомневаюсь», – подумала девушка. Она погнала лошадей по неровной дороге, мимо ольховой рощицы, протянувшейся вдоль берега ручья. Ее нисколько не интересовали ухаживания Наварро, она не думала о том, чтобы согреться или поскорее лечь спать. Мысли ее занимал только Вольф Бодин, который в этот момент скакал к ранчо «Дубль Б» – к спящему сыну и больной матери.

Глава 18