– Я знаю как раз то, что помогло бы вам сейчас в вашей работе. Вы хоть имеете понятие, для чего военный компьютер "Марк-4" выпущен на открытый рынок? Я мог бы достать его вам за определенную услугу.
      Чехов попробовал поправить китель, чтобы избавиться от ощущения неудобства, вызванного плотной повязкой, наложенной доктором Маккоем. Лейтенант не мог понять, догадывается ли Хаслев, что ему крупно повезло и он продолжает без умолку болтать все время, пока они спускаются к стоянке челнока потому, что Чехов был связан по рукам.
      – Ну, давай-ка, сними же с меня наручники. Нет, пожалуй, он не догадывается ни о чем.
      – Заткнись, – сказал Чехов, не поворачиваясь в сторону своего пленника, – а не то я тебя пристрелю.
      – Павел... – В голосе Ухуры слышался упрек, Чехов различил его, несмотря на протяжный свист турболифта, стремительно спускающегося ко второму корпусу. В новом форменном костюме, слегка великоватом, и без обычных элегантных золотых украшений в ушах и на шее, девушка выглядела меньше ростом и более хрупкой.
      – Может быть, следовало бы тебе назначить кого-то другого для сопровождения мистера Хаслева на Сигму-1 вместе с нами.
      – Нет никого другого. – Чехов поднял левую руку, давая Ухуре возможность обойти вокруг него. Он догадался по нетерпеливому движению Ухуры, что девушке в конце концов надоело смотреть, как он беспомощно пытается одеться сам. Она поправила ему китель.
      – Капитану нужны все здоровые охранники для поиска диверсанта. Да и доктор Маккой не позволил бы мне ничего делать, если бы я остался на "Энтерпрайзе". Так что, лучше уж я буду сидеть в челноке, наставив фазер на этого... – он кивнул в сторону Хаслева, – ., целых четыре дня полета, но зато все здоровые люди останутся на своих местах.
      Ухура поморщилась, сняла пояс с Чехова и свернула его в руках.
      – Ты хочешь сказать, что если связаться с доктором Маккоем, то он ответит, что тебя выписали из корабельного лазарета и разрешили вернуться к активной работе?
      Нет, Маккой сказал бы ей совсем другое: что Чехова выписали и отправили домой на поправку с условием, что он не приступит к работе раньше чем через пять дней. Чехов опасался, впрочем, что Ухуре это уже известно.
      – Он выписал меня, – со вздохом ответил офицер безопасности, чувствуя себя маленьким мальчиком, когда Ухура застегнула ему только ворот, оставляя китель нараспашку. – Если бы я действительно захотел пренебречь указаниями доктора, то я остался бы на борту и включился бы в поиски орионца. По сути дела, сидеть в челноке – это то же самое, что и в каюте. Пожалуйста... – Павел вновь потянул за китель, не желая мириться с неудобной позой, и наконец освободился от стесняющей его повязки, – позволь мне самому сделать это.
      Двери турболифта раскрылись, и перед ними предстала огромная посадочная площадка. Хаслев робко поинтересовался:
      – А если бы я сказал, что смогу сам совершить этот перелет?
      Чехов подвел Ухуру к двери:
      – Нет.
      Вдоль всего открытого пространства тянулись два ряда челноков, сияющих словно громадные металлические горошины. Чехов огляделся и отыскал "Хоукинг" среди крупных межзвездных челноков прямо у ворот посадочной площадки. Ухура без колебания свернула в сторону летательного аппарата и быстрыми шагами направилась к нему впереди Чехова.
      – Если бы я была образцовым офицером, – пожаловалась она, – я бы доложила капитану Кирку, что ты сам назначил себя на конвоирование Хаслева, и добилась, чтобы он запретил тебе это.
      Значит, слава Богу, ее можно убедить оставаться просто хорошим другом.
      – Спасибо.
      Они обогнули тупой нос "Хоукинга" и подошли к маленькой боковой дверце, которая уже была открыта. Рядом грузовая тележка слегка покачивалась под весом двух техников, загружавших пищу и воду в грузовой отсек челнока для четырехдневного перелета к Сигме-1. После того как андорец направился было в другую сторону, Чехов повернул Хаслева к посадочному трапу и, подталкивая в спину, заставил подняться внутрь.
      – У вас, видимо, начисто утеряно чувство жалости к кому-нибудь, не так ли?
      Чехов толкнул пленника в кресло:
      – Садись!
      – Эй! – Зулу высунул голову из открытой кабины. Его форма выглядела новой и хорошо отглаженной. Без сомнения, ее одевали впервые. Чехов вдруг понял, что его друг лишился практически всех своих вещей в результате взрыва на корабле. – Чехов? Что ты здесь делаешь? А кто будет ухаживать за моими ящерицами?
      Лейтенант прикреплял обручи наручников Хаслева к болтам на подлокотниках кресла и далее не поднял головы. От одной только мысли о поврежденном корпусе "Энтерпрайза" у него учащенно забилось сердце.
      – Никто.
      – Вовсе не смешно. – Зулу сделал трагическое лицо. – Я выложил за них кучу денег.
      Да, вот так же кто-то, вне всякого сомнения, заплатил тому орионскому диверсанту.
      – Если корабль взорвется прежде, чем мы доберемся домой, Зулу, будет совсем неважно, ухаживал за ними кто или не ухаживал.
      – Это с твоей точки зрения.
      Наклоняясь к Ухуре, сидящей уже в своем кресле, Зулу украдкой шепнул ей на ухо:
      – Отчего это у Чехова такое хорошее настроение?
      – Весь смысл в отправке Хаслева с корабля, – стала объяснять Ухура Чехову, не обращая внимания на Зулу, – состоит в том, что диверсанту тогда не нужно будет пытаться наносить и дальше вред кораблю.
      Хаслев с жалобным стоном прижал свои усики к черепу:
      – Так, значит, он будет преследовать нас?
      – Возможно.
      Чехов одобрительно кивнул техникам, готовым задраить внешний люк, и забрался на сидение в переднем ряду.
      – Но если мы взорвемся, не добравшись домой, то на ящериц можно вообще наплевать.
      Зулу громко присвистнул и опустился в кабину, приготавливаясь к взлету.
      – Я просто в восторге, когда ты ведешь себя как типичный русский.
      Не обращая внимания на мрачное лицо Чехова, он посмотрел на Ухуру:
      – Так что, получается, он полетит рядом со мной?
      – Пожалуйста, возьмите его!
      Хаслев только поежился, когда Чехов обернулся и бросил на него сердитый взгляд.
      – Разрешите ему, хотя бы ради меня! Я в ужасе от того, что может произойти, если он будет сидеть рядом со мной.

* * *

      Громадные ворота ангара "Энтерпрайза" величественно распахнулись в полной тишине. Чехов сидел возле Зулу в кресле навигатора и рассеянно водил большим пальцем по темной индикаторной лампе. Челнок заскользил вперед, и вскоре его поглотила черная пустота, кое-где подсвеченная далекими звездами. Лейтенанту было странно лететь куда-то, не имея для себя конкретного задания: Зулу загрузил все необходимые данные из главного компьютера "Энтерпрайза", а Хаслев практически не представлял никакой опасности. Сидя в кресле, раненый в плечо Чехов чувствовал себя, по сути дела, не столько офицером, сколько живым багажом. Он вздохнул, снял с пояса фазер и бросил его на панель перед собой.
      Зулу с улыбкой посмотрел на пассажиров:
      – Ты же сам сказал, что хочешь полететь с нами.
      Чехов фыркнул:
      – Я бы только предпочел лететь, имея обе здоровые руки.
      – А вот это – не правда.
      На смотровом экране мимо них пронеслись порталы, двигателя. Затем Зулу поднял челнок над "Энтерпрайзом" и включил режим автономного пилотирования.
      – Будь у тебя обе руки здоровые, ты бы не переставая ворчал, что твое место на корабле, что ты должен выслеживать диверсанта. Уж я тебя хорошо знаю!
      – Да, все правильно. – Порой Чехов действительно бывал настоящим брюзгой. – Не обращай внимания, – пробормотал он, вставая с кресла, чтобы взглянуть на проплывавший под ними корабль. – Просто я чувствую себя ненужным.
      Зулу не стал спорить с последним замечанием, но это не улучшило настроение лейтенанта. Чехов, сидя вполоборота к экрану, неосознанно вычислял скорость движения, подсчитывая секунды, затрачиваемые на полет от одного шва "Энтерпрайза" до следующего. Наконец показался дугообразный край главного корпуса корабля, подрагивающей линией врезавшийся под ними в темное пространство космоса. Закутанная повязкой раненая рука Чехова невольно сжалась в кулак.
      – Я надеялся, что они продвинутся дальше в ремонте корпуса.
      – То же самое говорил и мистер Скотт. Однако они до сих пор еще продолжают вырезать поврежденные взрывом секции. По его словам, корабль будет готов лететь на сверхсветовых скоростях ко времени нашего возвращения.
      Инженеры и ремонтные механизмы ползали по краям разрыва, словно мелкие букашки, оставляя за собой след из новых металлических конструкций. Чехов сосчитал количество темных порталов по сторонам разрыва и понял, что три жилых сектора по-прежнему оставались без энергии. Интересно, куда Кирк будет размещать проживавших там раньше членов экипажа.
      – Кстати, если уж зашла речь о возвращении... – Зулу легким движением отрегулировал что-то на своей панели. – Ты ведь не оставил моих ящериц одних, не так ли?
      – Нет.
      В действительности же это было не совсем так. Чехов оставил им целую мыльницу корма для рыбок, взятого в биолаборатории, до краев наполнил ванну свежей водой и бросил туда губку для забавы. Поэтому ящерицам, скорее всего, будет немного лучше, чем самому Чехову в последующие четыре дня.
      – Спасибо, – поблагодарил Зулу с улыбкой. Какое-то время он следил за полетом, а потом спросил:
      – Сколько времени ты должен носить эту повязку?
      Чехов повернулся к Зулу и, заметив, что рулевой занят пилотированием, вновь обратился к смотровому экрану. К этому моменту последняя часть поврежденного "Энтерпрайза" мелькнула внизу и скрылась из вида.
      – Две недели.
      – Ему пришлось много потрудиться над тобой?
      – Несомненно.
      Чехову, по меньшей мере, была сделана трансплантация костной и мышечной ткани, а также какая-то более сложная операция на нервных волокнах, подробности которой лейтенант не хотел знать.
      – Так сможешь ли ты теперь снова играть на пианино?
      Чехов искоса мрачно взглянул на Зулу, и рулевой ответил ему, напустив на себя притворное удивление.
      – Ну? – с легкой усмешкой продолжил Зулу. – Ты должен мне сейчас помочь, а то очень трудно разговаривать, когда я получаю вместо слов только мрачные взгляды, будто ты недоволен, что я вмешиваюсь в твое скверное настроение.
      От такого нечестного приема Чехов стиснул зубы и тут же услышал, как сзади в кабину вошла Ухура.
      – У кого это скверное настроение? – поинтересовалась она с беззаботностью человека, не вполне осознающего сложившуюся ситуацию.
      Зулу махнул головой в сторону Чехова:
      – У кого же еще?
      Ну вот, теперь уже они оба начнут его обрабатывать. Чехов с усилием повернулся к Ухуре и попытался увести разговор в другую сторону, беспокойно поглядывая в сторону пассажирского отсека.
      – А можно оставлять этого Хаслева без присмотра?
      Девушка машинально оглянулась, но, очевидно, не разделяла его озабоченности.
      – А почему бы и нет. – На ее темном лице просияла ослепительная улыбка. – Может быть, пока никто не смотрит за ним, туда проберется диверсант и прикончит этого типа.
      Одновременно и испуг, и раздражение промелькнули в глазах Чехова. Он вновь откинулся на спинку кресла и сосредоточил все внимание на экране.
      – Не делай этого!
      Ухура постучала пальцами по спинке его кресла. Чехов обернулся и бросил хмурый взгляд на девушку:
      – Чего не делать?
      – Не отключайся от нас, как ты обычно делаешь, когда возникают какие-то проблемы. – В ее глазах было такое неподдельное участие, что Чехову захотелось исчезнуть. – Павел, ну что с тобой происходит?
      Лейтенант перевел взгляд на Зулу, заметив, что рулевой краем глаза наблюдает за ними.
      – За три дня я потерял трех охранников, – заговорил Чехов печальным и подавленным голосом. – У меня такое чувство, что я дезертирую со своего поста, оставляя корабль, на борту которого скрывается диверсант. Но даже если бы я и остался на корабле, мне не дали бы ровным счетом ничего делать. А если вспомнить, что Генеральный аудитор уже составил обо мне мнение, как о совершенно неподходящем руководителе, то нетрудно будет догадаться, почему у меня плохое настроение.
      С этими словами он занялся повязкой на раненой руке, считая, что эта проблема очевидна и не заслуживает отдельного упоминания.
      Зулу, закончив перевод челнока на сверхсветовую скорость, отвернулся на вращающемся кресле от панели управления.
      – Она имеет в виду совсем не это.
      – Ты стал каким-то странным еще до того, как на корабле начались неприятности, – заметила Ухура, пододвигаясь поближе к Чехову и опираясь на установленную между ними консоль. – По-моему, ты как-то изменился после возвращения с Сигмы-1. – Она протянула руку и легонько дернула Чехова за пустой рукав его кителя. – Может быть, там в тюрьме случилось что-то такое, о чем ты нам не рассказал?
      Если бы все было так просто.
      – Слушайте, в чем собственно дело? У вас что, нет других занятий, кроме как сидеть и переживать за меня?
      Ухура улыбнулась. Эта спокойная ласковая улыбка всегда наводила Чехова на мысль, что именно такими бывают отношения в больших семьях между старшими и младшими детьми.
      – Порой у нас бывает достаточно оснований переживать за тебя. – Она снова потянула его за рукав. – И все-таки – что случилось?
      В наступившем напряженном молчании даже легкий рокот сверхсветовых двигателей казался необычно громким. Чехов стал пристально рассматривать заклепки на полу и не мог заставить себя поднять глаза. Особенно если ему придется начать рассказывать об этом.
      – Вы слышали о том, что случилось с "Конго"?
      Зулу беспокойно заерзал в кресле.
      – У них вышло из строя защитное поле, – пояснил он после небольшой паузы. – В информационном сообщении говорилось также, что они пересекли область скопления космического излучения в районе Персея. – Зулу замолчал с таким видом, словно давал понять, что знает больше, но не уверен, стоит ли говорить все.
      – Они потеряли всю кормовую часть корабля, – продолжил вместо него Чехов, по-прежнему не поднимая глаз. Горестные и мрачные воспоминания всплывали в его памяти. Он пытался контролировать свои слова, чтобы от своего рассказа не расстроиться самому больше чем надо. – Когда поле разрушилось, то в ловушке в трубах Джеффери оставалось тринадцать инженеров, а еще тридцать человек находились на вахте в главном зале под ними. Встретившийся им в полете поток энергии перерубил порталы, а когда на мостике решили отсоединить гондолы... – Чехов неожиданно осекся и некоторое время молчал, пытаясь успокоиться.
      Ухура удивила его тем, что протянула руку и погладила по щеке.
      – У тебя был там кто-то знакомый на борту, – тихо промолвила она. – Так ведь?
      Чехов кивнул и продолжил. Ему было трудно сдерживаться, в его голосе слышалось страдание.
      – Да, это был офицер-исследователь. Он был моим другом в Академии. – Лейтенант провел рукой по глазам и раздраженно нахмурился, почувствовав, что рука влажная. – Он пошел вместе с другим офицером, чтобы вручную отрезать гондолы. Они знали, что радиационное излучение их убьет. Но они надеялись, что у них хватит времени на поиски заэкраниррванного челнока. Они хотели освободить двигатели, пока в приводе не возникнет разрушительный импульс, который погубит всех, находящихся в трубах.
      Зулу медленно кивнул головой, а Ухура стала потирать руки, как будто в челноке внезапно сильно похолодало.
      – Уму непостижимо, какие отважные люди, – сказала она.
      – А также уму непостижимо, насколько бессмысленны были их действия! – Чехов порывисто встал со своего сиденья, собираясь уйти от своих друзей и мечтая избавиться от мучивших его последние два дня отвратительных видений, но сумел сделать только пару шагов и остановился перед закрытой дверью кабины. – Волна антивещества из сердечника сверхсветовой установки убила персонал в зале управления двигателем и разрушила там основное оборудование. На мостике не могли знать, что происходит с двигателем, но... – он прислонился головой к двери и закрыл глаза, – в двигателях возник импульс при первом же соприкосновении с космическим излучением. И уже не надо было ни за кем идти, и не было кого спасать. А они все-таки пошли и погибли совершенно напрасно.
      – Да нет же, не напрасно.
      Чехов повернулся на прозвучавший за спиной голос Зулу, удивительно спокойный и уверенный.
      – И чего же они добились, по-твоему? – спросил он. – Они даже не успели отрезать эти чертовы гондолы от корабля! К тому же их корабль практически нельзя восстановить, более сотни членов экипажа погибли. Более мой! Пекло сердечника спалило их так быстро, что они далее не смогли добраться до шлюзов! Скажи-ка мне теперь, чего же они все-таки добились?
      Ухура положила ладонь на руку Зулу, когда рулевой открыл рот, чтобы возразить. Вид озабоченно наморщенного лба девушки внезапно заставил Чехова устыдиться своих слов, и он почти поборол гнев.
      – А ты бы предпочел, чтобы они не пытались делать совсем ничего? – спросила она, склонив голову набок. – Неужели тебе больше понравилось, если бы они, предполагая, что остались живые люди, не тронулись бы с места, чтобы их спасти, а вместо этого избрали путь собственного спасения и бросились готовить челнок для эвакуации?
      – Мне понравилось, если бы все остались живы.
      Произнося эти слова, Чехов сам понимал, что говорит глупость. Однако никто даже не улыбнулся. Зулу только склонил голову в молчаливом одобрении, а Ухура спросила:
      – Ну а если бы они сумели отсечь гондолы и спасти тех людей? Твой друг все равно бы погиб, не так ли?
      Находясь совсем рядом с двигателем во время такого сильного излучения? Вне всяких сомнений. Чехов уверенно кивнул.
      – А тогда есть ли какая-то разница? Разве тебе было бы легче, если бы ты знал, что он успел перед смертью что-то сделать?
      Чехов уставился на нее, быстро отбрасывая один за другим возможные варианты возражений. Да, его возмущала бессмысленность гибели людей, ужасала внезапность происшедшей трагедии. Но за всем этим таился его собственный страх, – леденящий душу страх такой же бестолковой смерти, страх остаться на нынешней своей службе и отдать жизнь столь же глупо и зазря.
      Павел открыл рот, еще не зная, что собирается ответить, но в этот момент маленькое помещение кабины погрузилось во тьму и одновременно прекратился звук работающего сверхсветового двигателя челнока.
      – Ой, это что еще такое? – жалобно протянул Зулу.
      Словно ему в ответ раздался оглушительный грохот и треск в задней части челнока, отчего он весь содрогнулся. Затем сокрушительный удар швырнул людей на пол.

* * *

      – Могу ли я оказать какую-то помощь? – раздался неожиданный для Кирка вопрос.
      – Нет, мистер Келли. – Кирк посмотрел на аудитора, терпеливо ожидающего у задней стенки турболифта. – Я ценю ваше предложение, но самое лучшее, что вы можете сделать в нынешних условиях – это не вмешиваться в наши дела. "А также совсем ни к чему следовать за мной на мостик, – добавил он про себя. – Хотя непонятно и то, куда же тебя отправить".
      Кирк провел все утро, занимаясь делами в качестве начальника службы безопасности и не желая возлагать на младших лейтенантов ответственность за поимку диверсанта, пока их лейтенант лечил раненое плечо. Поначалу капитан надеялся, что все быстро закончится. Однако они долго и безрезультатно ходили по кораблю, где один пустынный проход сменялся другим. В конце концов Кирку пришлось уйти с седьмой палубы и возвратиться к себе на мостик. Там он, по крайней мере, мог контролировать развитие событий и добиваться выполнения своих распоряжений.
      – Просто я знаю, что очень многим обязан, – снова заговорил Келли, когда турболифт начал вертикальный подъем к центру управления. – Если бы тогда не появился лейтенант Чехов, то диверсант убил бы меня. Он и самого лейтенанта чуть не убил. Я просто хочу, чтобы вы знали, как я благодарен за это.
      Раздражение, долго сковывавшее капитана, слегка ослабело. Очевидно, если даже человек и служит аудитором, это еще не означает, что у него не осталось ничего человеческого.
      – Благодарю вас, мистер Келли, – Кирк кивнул даже с некоторой любезностью, однако не смог себя заставить улыбнуться. – Почему бы вам не узнать, не нужны ли помощники в бригадах, занимающихся перемещением имущества на третьей палубе? У нас еще многие члены команды нуждаются в новом размещении. Это как раз и было именно такой работой, где аудитор мог бы применить свои силы, не подвергая себя опасности.
      Келли просиял совсем мальчишеской улыбкой.
      – Спасибо вам, капитан.
      Когда двери турболифта распахнулись, он отступил к задней переборке:
      – Я займусь этим.
      Кирк надеялся, что на третьей палубе найдется кто-нибудь, способный по достоинству оценить помощь Келли.
      – Мисс Бхутто, – позвал он, отойдя от турболифта и сбежав по ступенькам. – Есть какие-нибудь следы нашего орионского друга?
      Бхутто подняла голову от навигационной панели и покачала головой:
      – Нет, сэр. В зоне действия наших приборов никаких кораблей не обнаружено.
      Кирк поджал губы.
      – Тогда получается, что они идут медленнее, чем я думал. – Он остановился возле кресла командира, всматриваясь в пустой смотровой экран, как будто его глаза могли раньше приборов обнаружить приближение неприятеля.
      – Спок, помогают ли наши корабельные системы обнаружить диверсанта?
      – Ответ отрицательный, капитан.
      Склонившийся над своей научной станцией Спок выпрямился и повернул кресло, встретясь взглядом с капитаном.
      – У меня закрадывается подозрение, что диверсант укрылся в зоне повышенного нагрева, где его физиологическая температура не может быть обнаружена нашими приборами.
      Кирк уже хотел опуститься в командирское кресло, но остановился и вопросительно посмотрел на Скотта:
      – Следует это понимать так, что он прячется возле сверхсветовых двигателей?
      Главный инженер устало откинулся на спинку кресла:
      – Капитан, мы обыскали все укромные уголки и щели в помещениях инженерной службы – ни бомбы, ни диверсанта не обнаружено. – Спок решительно покачал головой. – Я могу вам гарантировать, что его нет в помещении двигателей. Вовсе не надо большого количества тепла, чтобы скрыть десятиградусную разницу температур человеческого и орионского тела, капитан. – Спок вскинул одну бровь. – Любая единица корабельного оборудования, потребляющая достаточное количество энергии, например, одна из моих чувствительных матриц, способна излучать достаточно джоулевской энергии для получения такого эффекта.
      Временами осмысливать объяснения Спока было почти так же непросто, как решить объясняемую им проблему.
      – Итак, – подвел итог Кирк, усаживаясь в свое кресло, – он может прятаться где угодно на корабле. – Получив согласный кивок Спока, капитан в задумчивости подпер подбородок рукой. – Но где бы он ни сидел, обязательно находится возле какого-нибудь источника энергии?
      – Именно это я и предполагаю. Ну что же, и это что-то.
      Кирк шлепнул тыльной стороной ладони по кнопке интеркома:
      – Кирк вызывает службу безопасности.
      – Служба безопасности слушает. Это Лемье.
      – Младший лейтенант Лемье, обратите особое внимание ваших поисковых групп на все секторы корабля, в которых потребляемая энергия превышает... – он глянул на Спока и попросил взглядом подсказки.
      – Пятнадцать килоджоулей, – сказал вулканец.
      – ..пятнадцать килоджоулей, – продолжил Кирк, с благодарностью кивая помощнику по науке. – Свяжитесь с инженерными службами и получите у них места установки конкретных единиц оборудования.
      – Слушаюсь, сэр, – Лемье закончила связь.
      – Капитан! – Голос офицера связи отвлек внимание Кирка. – Мы потеряли лучевой контакт с "Хоукингом".
      Руки Кирка крепко сжали подлокотники кресла.
      – Может быть, сигнал искажается каким-то орионским кораблем? – спросил он.
      Молодой лейтенант стал торопливо просматривать показания на своей приборной панели, поочередно вызывая их быстрыми движениями рук.
      – Нет, сэр. Причина, по-видимому, в нарушении работы оборудования на их конце канала связи. – Он поднял на Кирка встревоженные глаза. – Это может быть просто сбой в аппаратуре, сэр.
      – Конечно, такое может быть, младший лейтенант. – Кирк поднялся на ноги, вдруг почувствовав, что не может просто сидеть в кресле. – Но учитывая, что наш диверсант чертовски изобретателен, я бы не поставил свою ферму на спор, отстаивая ваше предположение. Скотти... – Он пошел вдоль ограждения и, приблизившись к главному инженеру, наклонился к нему. – Мы можем уже использовать сверхсветовой двигатель?
      – Нет, сэр, – взволнованно ответил инженер. – Мы даже еще не закрыли разрыв в корпусе, не говоря о том, чтобы укрепить его для сверхсветовых перегрузок.
      – Так, а как насчет импульсного двигателя? Насколько быстро можем мы лететь?
      Скотт озабоченно сдвинул брови, и Кирк понял, что инженер чувствует намерения своего капитана так же ясно, как если бы тот кричал о них во весь голос.
      – Имея незавершенную защиту в зоне разрыва, – сказал Скотт, – мы ограничены скоростью примерно в 0,1 скорости света. Если же лететь хоть немного быстрее, то даже столкновения с микрометеоритами повредят корабль, а может быть, и вовсе разрушат то, что мы уже отремонтировали.
      Всего одна десятая. Кирк стал барабанить пальцами по ограждению, вычисляя, куда можно улететь на такой скорости за то время, которое прошло с момента отправления "Хоукинга".
      – Восемьдесят семь минут уйдет до встречи с ними, – сказал он вслух. Затем капитан оттолкнулся от ограждения, но только для того, чтобы повернуться и снова наклониться вниз, опираясь на перила.
      – Черт возьми, это слишком долго. Если орионцы пока еще не добрались сюда, то что-то должно было отвлечь их внимание. – Кирк пристально посмотрел на пустой смотровой экран, испытывая неприятное ощущение в животе. – И у меня появилось скверное предчувствие.., я знаю, что их отвлекло.

      – Что это было? – прозвучал в темноте голос Ухуры, спокойный, но полный отчаяния. Помимо ее голоса Зулу расслышал и другой звук – отдаленное шипение газа, вырывающегося из поврежденной магистрали.
      – Весьма похоже на взрыв.
      Рулевой с усилием выбрался из тесного пространства между приборной панелью и своим креслом, уже чувствуя леденящий холод, означавший, что они провалились в обычное пространство. Бросив быстрый взгляд на монитор сверхсветового поля, он заметил только пульсирующие тревожные огоньки красного цвета.
      – О Боже! Только бы не защитная оболочка...
      – Мы теряем управление сердечником?
      Я не знаю.
      Зулу отыскал выключатель аварийного сигнала и хлопнул по нему ладонью гораздо сильнее, чем требовалось. При тусклом освещении автономных светильников он увидел Ухуру, склонившуюся над панелью управления связью, Чехов настойчиво пытался высвободить свой расстегнутый китель, зацепившийся за приборную панель.
      – Мне нужно пойти туда и взглянуть, что произошло.
      – Я схожу. – Офицер безопасности неожиданно резко дернул китель, оторвал его от панели, и не удержавшись на ногах, стал падать.
      – Нет, тебе нельзя. – Зулу схватил за здоровую руку Чехова, стараясь его удержать. – Чтобы пройти по служебной трубе, тебе понадобятся обе руки...
      – Я знаю как...
      – У нас нарушена субпространственная радиосвязь, – прервала их спор Ухура с огорченным видом. – Я включила аварийный маяк бедствия, но даже со скоростью света сигнал от маяка не достигнет "Энтерпрайза" раньше чем через час.
      Зулу чертыхнулся и силой усадил Чехова в кресло пилота.
      – У нас должны работать импульсные двигатели. Изменим курс на обратный и полетим к "Энтерпрайзу" на максимальной импульсной скорости.
      В этот раз Чехов не стал спорить и начал решительно выстукивать одной рукой команды рулевому компьютеру. С проворностью ящерицы Зулу повернулся и помчался в задний отсек челнока.
      Как только Зулу выскочил из кабины, его ноги окутал ледяной туман, поднимающийся от хрустальных ручейков жидкого азота, растекающегося по полу челнока. Зулу почувствовал, что его ботинки сразу задубели, как только он стал прыгать по сверхохлажденной жидкости, а случайно попадавшие на его одежду капельки прожигали ткань брюк. "В открытом космосе холоднее еще на добрых двести градусов", – бесстрастно подсказал ему рассудок. Он стиснул зубы и отогнал от себя непрошеную мысль.
      Азотный туман рассеивался в конце пассажирского отсека, смешиваясь с темными клубами дыма, выползающими из открытого аварийного шкафа на задней переборке. Зулу резко остановился, изумленно глядя на Муава Хаслева. Андорец, непонятно каким образом освободившийся от наручников, с поспешностью натягивал один из оранжевых защитных костюмов, хранившихся на челноке.