Глава 34: Урза и Мишра

Урза остался в лагере один. Некоторые помощники и ученики сбежали, некоторые отправились на подмогу сражающимся, кто-то погиб в бою. Перед его взором лежала застланная дымом долина, в которой бушевало механическое море разрушения. Почти все мелкие машины уже были уничтожены, и на поле битвы остались лишь гиганты, с грохотом нападавшие друг на друга. Черный маслянистый туман заволакивал поле, и Урза уже не видел, что происходит на дальнем краю долины.

Урза снял очки и почесал переносицу. «Столько усилий, – подумал он, – и так мало толку. Тавнос все еще там, но до сих пор он всегда возвращался живым. Хорошо, что Харбин уже далеко, плывет домой в Пенрегон». Урза понял, что и ему пришло время отступать, возвращаться.

Но куда ему отступать? В фортах не осталось ни одного человека, ни одной машины – все пали в битве. В Соединенном королевстве не осталось ничего, и подкреплений, которые можно было бы послать по морю, просто не существовало, хотя верфи были целы. На земле не было больше ничего, новые машины строить не из чего.

Урза бросил еще один взгляд на долину и грустно покачал головой. Он подумал о письмах Лоран, о Харбине. Мальчику довелось своими глазами увидеть, на что способны исконные жители этой земли, уничтоженные его руками. В их распоряжении были силы, превосходившие возможности изобретателей и их машин. Наверное, он был прав тогда. Но было слишком поздно.

«Наверное, – подумал Урза, – так устроена жизнь. Все всегда слишком поздно».

Краем глаза Урза заметил что-то справа от себя и повернулся, надеясь увидеть, как из клубов дыма ему навстречу выходит Тавнос. Но вместо него появилась фигура в одежде пустынных кочевников.

– Привет, братишка, – сказал Мишра.

От неожиданности Урза вздрогнул. Мишра выглядел точно так же, как в день их последней встречи в Крооге. Более того, он, казалось, помолодел, стал сильнее, увереннее в себе. Инстинктивно рука Урзы сомкнулась на Камне силы, который, как всегда, лежал в подвешенном у него на шее мешочке.

– Ты неважно выглядишь, – сказал Мишра. На его лице играла холодная улыбка. – Машины высосали из тебя всю кровь. Это была твоя ошибка. Впрочем, далеко не единственная.

Мишра сделал шаг вперед, и камень Урзы вспыхнул разноцветными огнями. Мешочек, висевший на шее у Мишры, засверкал в ответ. Левой рукой Мишра раскрыл его и вытащил свой камень, едва помещавшийся у него в кулаке.

– Мы так похожи, – сказал младший из братьев. – Мы так много лет воюем. И чего ради, братишка? Ради этих побрякушек? – Правой рукой он вытащил из-за пояса саринтский анх. – Ради власти над странами и народами?

– Я просто хотел знать больше, – тихо сказал Урза. – Я хотел собирать машины.

Мишра сделал еще шаг вперед, и Урза попытался отодвинуть брата назад, пропустив волю через камень, как в ту ночь в Крооге. Как в ту ночь в лагере Токасии, в самом начале пути.

На этот раз у него получилось хуже, чем тогда. Мишра, сделал еще шаг вперед, хотя этот шаг дался ему с большим трудом. На губах у него застыла улыбка, – казалось, тронь ее, и она раскрошится.

– Ты позволил себе постареть, твой свет меркнет, – сказал он. – Поговорим в последний раз или лучше сразу убить тебя без липших слов?

– Ты до сих пор хочешь отобрать мой камень, – сказал Урза, но как же трудно ему было дышать! Он вдруг почувствовал невыносимую тяжесть всех этих долгих лет, а Камень силы висел на шее гранитной плитой.

Мишра сделал еще шаг, и теперь братьев окутывал свет, разноцветный свет их камней. Изобретателей разделяло лишь несколько шагов.

– Ты думаешь, дело в дурацком треснувшем камешке? Ты думаешь, в нем заключена сила? – спросил Мишра, и стало ясно, каких усилий стоит ему сохранять на лице улыбку. – Неужели ты до сих пор хочешь отобрать у меня камень, братишка? На, бери!

Мишра замахнулся левой рукой, той, с камнем в кулаке. Урза увернулся, но сразу же понял, что это был обманный бросок. Из ниоткуда вдруг появилась правая рука Мишры, другая, с зажатым в кулаке анхом, и Урза попытался ускользнуть от лезвия. Анх прочертил у него на лбу кровавую линию, и в тот же миг камень Урзы погас. Старший брат упал наземь, не в силах совладать с болью.

Мишра рассмеялся. Урза потрогал рукой лоб. Анх оставил глубокий след на лбу, он уже наполнился кровью. Через мгновение густая, липкая жидкость залила Урзе глаза.

– Братишка, ты никогда не понимал, в чем истинная сила, – издевался Мишра. – Тебе никогда не приходилось сражаться за свою жизнь. Ты всегда жил в безопасности, в мире своих драгоценных машин и хитрых планов. Теперь ты видишь, что шел по ложному пути. Ты умрешь в одиночестве, дряхлым стариком, а я захвачу твою страну, порабощу твой народ и подчиню себе твои изобретения. – Мишра наклонился, чтобы нанести последний, смертельный удар.

Урза ощутил прилив горячего, молодого гнева; и гнев подсказал ему, что делать. Если бы он мыслил разумно, он бы попытался отступить, начать переговоры, отложить все на другой день. Но теперь все его тело пронизывала боль, и эта боль рождала гнев. И Урза поступил так, как повелел ему гнев.

Он снял защиту, которая всегда возникала сама собой всякий раз, когда они с Мишрой сходились один на один. Вместо этого он взял силу камня и обратил ее против брата, впервые в жизни напав на него.

Он вложил в Камень силы весь свой гнев, вложил туда всю свою ярость, всю свою любовь и всю свою ненависть к Мишре, все то, что он пережил за годы, когда они своими руками, ведя друг против друга войну, уродовали и собственную жизнь, и мир, в котором жили. Все это он вложил в камень, и тот нанес противнику единственный всесокрушающий удар.

В момент удара Урза почувствовал, как у него внутри что-то надломилось. Ему показалось, что в его теле что-то лопнуло от напряжения. В одно мгновение он понял, что младший брат был прав.

Он никогда не понимал, в чем подлинная сила.

Вплоть до этого мига.

Урза понял, что сила исходит из него самого, не из устройства, не из камня. И эту силу он вложил в камень и послал ее в сердце своего брата.

Грудь Мишры взорвалась, из нее словно вылетел огненный шар, и младший из братьев, испустив ужасающий крик, рухнул на землю. Огонь охватил его одежду, он изо всех сил пытался сбить пламя, объявшее его целиком. Затем он вскочил и бросился прочь, скрывшись в клубах дыма.

Урза долго смотрел ему вслед. И он понял, почему Мишра так силен. Одежда Мишры сгорела, превратилась в прах, сгорела и кожа. И Урза увидел металл. Урза видел его всего лишь миг, но этого было достаточно. Вместо ребер у Мишры были стальные прутья, вместо мускулов – тяги и пружины.

Его брата уничтожили его собственные машины. Он сам стал одной из них.

Урза ощутил, что нанесенный им удар изменил его. Он открыл потайную дверь, которую уже не закрыть.

Отныне он чувствовал мир так, как никогда не чувствовал. Он чувствовал заключенную в себе силу и силу, заключенную в земле, земле у себя под ногами.

И эта земля кричала от боли. Нет, не только земля Аргота – весь материк Терисиар содрогался в предсмертном крике. Они с братом долгие годы вгрызались в землю, надеясь взять себе ее богатства, и нанесли ей непоправимый ущерб. Оскверненная ими земля кричала, молила о передышке. Она просила дать ей успокоение.

Краем глаза Урза заметил, что к нему опять кто-то приближается. Он поднял Камень силы. Но на этот раз из дыма, спотыкаясь и кашляя, вышел Тавнос. За спиной у него висел какой-то мешок. Урзе показалось, что его бывший ученик выглядит старше его самого.

– Урза, – сказал Тавнос, – машины вышли из-под контроля.

Урза обновленными глазами посмотрел на поле боя. Если раньше дым скрывал от него все, то теперь он увидел на одном из холмов таинственного повелителя, подчинившего своей воле их с братом машины.

– Появился демон из Фирексии, – продолжил Тавнос. – Он напал на меня и на Ашнод. Ашнод сказала, что я должен принести тебе вот это. – Бывший подмастерье вынул из мешка силекс. – Урза, ты слушаешь меня?

Урза взглянул на чашу и еще раз прислушался к мольбам земли.

– Я слушаю тебя, – сказал он. – Ты не поверишь, но никогда прежде я не слушал тебя так внимательно, как сейчас.

– Надо отступать, – сказал Тавнос, – убираться отсюда прочь. Если только твой брат найдет нас…

– Мой брат уже побывал здесь, – сказал Урза, – и он вернется снова. – Изобретатель принял силекс из рук Тавноса и едва прикоснулся к чаше, как стенания израненной земли зазвучали громче. Воздух вокруг Урзы содрогался от криков боли, но слышал их только он.

– Ашнод сказала, что эту штуку надо наполнить воспоминаниями о земле, – сказал Тавнос. Затем он помялся и добавил: – Я не знаю, как это понимать.

– А я знаю, – сказал Урза, и это была правда. Едва коснувшись чаши, он понял, для чего она нужна и как ею пользоваться. Это знание прошло сквозь него, как удар молнии.

– Бежим, – сказал Тавнос.

– Нет, – тихо сказал Урза.

– Урза, ты ранен… – начал Тавнос, но Урза жестом оборвал его.

– Нет, – твердо сказал изобретатель. – Все кончено, здесь и сейчас, для меня и для него. Для нас обоих. – На миг его взгляд задержался на лице Тавноса, и Урза сказал: – Тебе же в самом деле следует отыскать безопасное место. Место, где можно спрятаться.

– Урза, я не…

– Не спорь со мной! – громовым голосом произнес Урза, и его глаза налились гневом. – Найди самую глубокую пещеру, самое удаленное дерево, самую крепкую крепость. Найди место, где сможешь укрыться, немедленно!

Тавнос исчез, и Урза остался на холме один. Впрочем, лишь на миг, потому что справа от него раздалось громыхание и скрежет чего-то металлического. С каждым мигом звук становился все громче. Мишра возвращался, и на этот раз он привел с собой механического дракона.

Гигантская машина выплыла из дыма и двинулась вверх по холму к раненому ученому. Урза подумал: «Мишра привел дракона не с собой, а в себе. Вернее, себя в нем…»

У брата обгорела почти вся плоть, Мишра превратился в клубок проводов и пружин, с которых капала какая-то маслянистая жидкость. Кабели его тела соединялись с кабелями механического дракона – того самого, что был в Корлинде. Машина и человек стали единым целым.

Лицо Мишры пострадало не сильно, если не считать длинного обожженного шрама на левой щеке. Рваная, отслоившаяся кожа хлопала по обнажившемуся металлу, механическая челюсть открывалась и закрывалась, изрыгая проклятия. Подбородок щеки был залит чем-то красным, возможно кровью, но Урза уже не был в этом уверен.

Увидев чудовище, в которое превратился его брат, изобретатель понял, что нужно делать. Он произнес магическое слово и призвал на помощь энергию, заключенную в земле.

В тот же миг склон холма, по которому взбирался Мишра-дракон, обрушился вниз, увлекая за собой чудовище. Низвергающиеся потоки грунта опрокинули человека-машину, и она скатилась на дно долины.

Урза понимал, что оползень не сможет остановить его переполненного ненавистью брата, он сможет лишь задержать его. Но и этого времени достаточно.

Урза уселся на землю, скрестил ноги и поставил силекс на колени. Руны спиралью сбегались от краев к центру чаши, но Урзе не нужно было их читать. Та сила, которая текла отныне в его жилах, даровала ему понимание, он мог не только слышать мольбу земли, но и говорить с чашей. Кровь из зияющей на лбу изобретателя раны каплями стекала в медный сосуд, окрашивая вырезанные на его дне значки.

Урза воззвал к своей памяти, извлек из ее глубин все, даже самые незначительные моменты жизни и поисков и усилием воли поместил их в чашу. Он вспоминал Аргив и Корлис, он вспоминал свои мастерские, башни, «голубятню» в Крооге, земли, над которыми он пролетал и за которые сражался, он вспоминал о Керских горах и пещерах Койлоса.

И еще он вспомнил о маленьком лагере в пустыне, давно всеми забытом и занесенном песком, где когда-то под руководством пожилой женщины дворянские дети раскапывали машины, созданные вымершим древним народом, где два мальчика, два брата узнали о существовании транов и их наследии.

Мишра-дракон выбрался из-под оползня и на всех парах приближался к вершине холма, оглашая долину криками ярости. Урза поднял глаза, увидел лицо брата, едва держащееся на скрытом под ним металлическом черепе, и зарыдал. Слезы изобретателя смешались с наполнявшей чашу кровью и воспоминаниями, и Урза почувствовал, как вокруг него собирается облако, плотное облако энергии.

Он был переполнен силой, она стекалась к нему изо всех уголков земли. В его голове роились воспоминания, воспоминания обо всем, что он сделал и пережил, все его чувства – скорбь, жалость, гордость, ярость, одиночество. И все это он излил в чашу, наполнив ее до краев, так, что содержимое уже не помещалось в чаше, переливаясь через край. А Урза продолжал изливать в нее свою память.

Мишра-дракон дополз наконец до вершины холма, змеиная голова взвилась в небо над сидящей фигурой Урзы. Мишра улыбался, верхняя губа сверкала металлом, нижняя истекала кровью. Это была улыбка победителя, триумфатора.

Мишра что-то закричал, но Урза уже не слышал его – в его ушах звучал только один крик, крик земли, молившей об успокоении.

И тогда Урза перевернул медный сосуд, выпустив на свободу заключенную в нем силу.

Чаша вспыхнула ярким огнем, словно на землю рухнуло солнце. Пламя расходилось от нее кругами вширь и ввысь, воспламеняя все на своем пути. Урза ощутил это пламя, позволил ему на миг окатить, окутать его и улыбнулся. Последнее, что он видел, это лицо своего брата-машины в тот миг, когда в него ударило пламя. Системы механического тела отказывали одна за другой, улыбка на лице Мишры-дракона превратилась в уродливую гримасу, а затем он распался на мельчайшие обломки. Пламя, вызванное к жизни Урзой, подняло их в воздух, как пепел, и разнесло во все стороны, рассыпало по всей земле.

А Урза исчез.

Аргот пребывал в ожидании смерти. И она пришла. Те немногие эльфы, которым довелось пережить последнюю битву, не успели даже понять, что вспыхнуло на горизонте, – в следующий миг огненная волна накрыла их.

Несрубленные до сих пор деревья, еще живые, вспыхнули, как хворост, море закипело, и вспенившиеся волны обрушились на землю, которая, содрогаясь, сползла в море, а на ее месте из-под воды вознеслись ввысь новые горы, исторгнутые из недр силой порожденного Урзой взрыва.

Волна расходилась все шире и шире. Богиня Гея кричала.

Матросы на корабле Харбина, смотревшие в тот миг на юг, ослепли – свет был так ярок, что сразу же выжег им глаза. Порыв жаркого воздуха воспламенил паруса и мачты.

Корабль возносило в небо на гигантской волне. Харбин изо всех сил схватился за остатки такелажа, призывая своего отца на помощь.

Через мгновение корабль оказался на гребне гигантской волны, вздыбившейся под облака, и далеко на юге Харбин увидел красноватый отсвет на месте полыхающего Аргота. Он увидел волны, гораздо более высокие, чем та, что подняла ввысь его корабль, и все они неслись в сторону корабля, словно механические солдаты.

А затем корабль был низвергнут в морскую пучину.

Земля задрожала под ногами Гвенны, и лесная дева услышала крик своей богини в тот миг, когда ее родная земля испустила дух. Битва с корлисианцами была в самом разгаре, но воины обеих армий побросали оружие и стали на колени, рыдая. Война была окончена, и в ней не было победителей.

Гвенна обернулась и увидела, что моря больше нет, вместо него перед глазами расстилались просторы из глины и камней. Она поняла, что это означает, и, крикнув воинам, чтобы те бежали в горы, устремилась прочь от берега, не оборачиваясь и не зная, последовал ли кто-нибудь за ней.

Она была на полпути к вершине ближайшего холма, когда первые гигантские волны обрушились на побережье. Ничто не могло устоять перед их натиском.

В Пенрегоне Кайла услышала далекие раскаты грома и отложила перо. Но гром не прекращался, напротив, он делался все громче, и вскоре тс нему присоединился жуткий свист ветра. Земля задрожала, из соседней комнаты донесся звук бьющейся посуды.

Стены накренились, мебель рухнула. Юг был озарен красным заревом, казалось, что южный Аргив весь охвачен пожаром.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Джарсил, старший сын Харбина. Он плакал, сжимая в руках старую игрушку – механическую птицу работы Тавноса. Кайла обняла мальчугана и стала успокаивать его. Снаружи раздавались крики людей, шум и грохот – рушились дома.

Кайла продолжала укачивать внука. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.

Воздух в пещерах Койлоса закипел, запахло горящей нефтью, и на каменный пол ступила металлическая нога Джикса.

Он был поврежден и передвигался с трудом, оставляя на каменных плитах жирные следы и лужицы масла. Его грудь, когти и лицо были залиты человеческой кровью, но у демона не было времени смотреть в зеркало.

Джикс не терял ни секунды. Одна часть его сознания прикидывала, сколько времени потребуется огненной волне, чтобы добраться до Койлоса, вторая размышляла, выдержит ли удар его подземное укрытие, а третья управляла руками, собиравшими транскую машину. Демон высыпал на подставку – ту самую, на которую он надеялся возложить воссоединенные Камень силы и Камень слабости – горсть силовых кристаллов. Быстрыми, но изящными движениями окровавленных рук Джикс активировал таинственные знаки на машине.

Воздух снова закипел, и перед демоном повис диск, постепенно расширяющаяся лужица света. Под ногами задрожала земля, но диск еще не достиг нужных размеров. Не теряя времени, Джикс взбежал по ступеням к возвышению, над которым сияла дверь в его родной мир, и огляделся вокруг. Потолок сотрясался, на пол падали каменные глыбы, находящиеся в пещере машины взрывались снопами искр и умирали.

Джикс выругался и ногами вперед нырнул в сверкающую дверь. И в то же мгновение диск погас. Дверь захлопнулась.

По каменным коридорам разнесся душераздирающий вопль. Когда он затих, оказалось, что в пещерах совершенно пусто, и только на полу лежала отрубленная по локоть рука демона. Пальцы отсеченной конечности сжимались и разжимались, как будто пытались схватить что-то им недоступное.

У подножия Рономского ледника сидели Фелдон и Лоран, наблюдая, как далеко внизу песчаная буря окутывает холмы. Пустыня находилась в сотнях миль от них, но могучий ветер уже донес ее песок до гор, иссекая им все, что росло в низинах. Песок оказался и там, где сидели двое ученых. Их лица овевал горячий ветер. Левой рукой Лоран взяла полу плаща и закинула ее за спину, прикрывая то, что когда-то было ее правой рукой – изуродованную, искалеченную культю.

Фелдон бесстрастно наблюдал, как под огненной волной одна за другой исчезают долины. Источающая жар стена тумана отчаянно пыталась забраться на гору, где они сидели. Ее ждал успех – более низкие пики покорялись ей один за одним.

– Что же, – сказал наконец северянин, – все кончено. Лоран ответила:

– Вот и отлично.

И в Терисиаре наступила тишина.

Эпилог. Пути расходятся (64 год а.л.)

Они снова услышали зов. Им снились сны, и во сне они услышали зов. И они ответили на него и отправились в путь. Они покинули разрушенный северный монастырь, они покинули покрытые расплавленным стеклом земли Иотии, они покинули руины Томакула, они покинули логова, разбросанные по подземельям старинных прибрежных королевств. И они взяли с собой свои изобретения, свои машины и записки о магии. Во сне им было приказано отправиться в Тайное сердце транов, в пещеры Койлоса, и они беспрекословно повиновались.

Они восстановили обрушившиеся потолки пещеры. Они похоронили тела погибших и изготовили раку для найденной у главной машины гигантской руки демона, пальцы которой вечно сгибались и разгибались. Они восстановили все механизмы, починили все, что могли. Их руками двигали древнее знание и посланные им видения.

Наконец все было готово, и они вставили треснувшие, умирающие силовые кристаллы в разъемы и прикоснулись к знакам на металле в нужной последовательности – так, как им подсказывали видения. Главная машина загудела, затарахтела и медленно, со скрипом ожила.

Снова закипел воздух и появился диск, блестящая лужица света, дверь в обетованную землю. Из нее появилась длинная механическая рука с когтями вместо ногтей на пальцах – как две капли воды похожая на ту, которой они поклонялись, как руке Джикса.

Рука поманила их и исчезла за сверкающей дверью. Затем раздался голос.

– Входите, дети мои, – были слова, – входите, ибо за этой дверью – рай.

Лица монахов Братства Джикса расплылись в блаженной улыбке. Монахи взошли по ступеням, шагнули сквозь диск и ощутили под ногами металлическую землю Фирексии.

Когда-то на побережье были заросли зеленых кустарников и великолепных пальм, теперь здесь царило разорение. На много миль вглубь страны все было завалено изуродованными стволами деревьев, оборванными ветвями, гигантскими каменными глыбами. На много миль вглубь страны простиралась безжизненная, обезображенная земля.

На земле лежал большой металлический ящик, семь футов в длину и три в ширину и высоту. Он пережил катастрофу и оказался здесь, посреди мусора, когда-то бывшего лесами и горами Аргота.

Рядом с ящиком стоял Урза. Он надавил на крышку.

Крышка отъехала в сторону, под ней оказалось тело бывшего ученика Урзы. Тавнос сделал вдох, выгнул спину и уселся в ящике. Он был бледен, он весь был покрыт мертвой, иссохшейся кожей, которая много лет подряд отслаивалась внутри ящика.

Урза стоял неподвижно, как каменное изваяние, и ждал, пока Тавнос придет в себя. Тавнос сделал еще один глубокий вдох, потом еще один. Наконец он огляделся вокруг. Его взгляду предстала картина простиравшейся на многие мили разоренной земли.

– Все кончено, – сказал Урза, усаживаясь на край ящика.

Тавнос сглотнул и еще раз окинул взглядом побережье.

– Ты сказал, что я должен найти безопасное место. Я решил, что безопаснее этого ящика быть ничего не может, – сказал он.

Урза не ответил. Тавнос спросил:

– Что с твоим братом?

– Он мертв, – сказал Урза. – Я… – Изобретатель покачал головой. – Демон, чудовище из Фирексии, убило его, убило его за много лет до нашей встречи на Арготе. Я даже не мог этого представить.

– Где мы? – спросил Тавнос.

Урза огляделся вокруг себя и глубоко вздохнул:

– На южном побережье Иотии.

Тавнос закрыл и снова открыл глаза.

– Тут все по-другому.

– Теперь везде все по-другому, – сказал Урза. – И все из-за нас. Из-за меня.

Урза помог Тавносу выбраться из ящика. За время своего вынужденного сна Тавнос ослаб и пытался растереть себе ноги и руки, чтобы разогреть конечности и сбросить отмершую кожу. Было холодно, гораздо холоднее, чем в годы его юности.

– У меня есть для тебя задание, мой бывший ученик. Последнее, – сказал Урза.

– Говори, и я исполню, – ответил Тавнос.

– Я хочу, чтобы ты отправился на запад. Отыщи всех, кто выжил, – членов Союза, ученых из башен слоновой кости, всех, кому удалось пережить катастрофу. Расскажи им, что произошло. Расскажи им все – что мы делали, что мы сделали и чего мы не сделали. Растолкуй им все так, чтобы они поняли – ни им, ни кому другому ни в коем случае нельзя брать с нас пример. Я уверен, у тебя получится.

Тавнос взглянул на своего старого учителя и понял, что Урза не выглядит стариком. У него снова были золотистые волосы, и он, как в молодости, стоял в полный рост, расправив плечи, без намека на сутулость.

Но глаза… у него были глаза древнего старца, в них читалась бесконечная мудрость и бесконечная боль. Боль, которую не выдержит ни один смертный.

– Ты всегда можешь положиться на меня, – ответил Тавнос. – Куда ты теперь?

Урза обернулся к бывшему подмастерью.

– Я ухожу, – сказал он, помолчав. – Я ухожу… прочь.

– Как я погляжу, твоя помощь была бы сейчас весьма кстати, – сказал Тавнос.

Урза издал странный звук.

– Я думаю, что если опять примусь всем помогать, то земля этого не переживет. Мне нужно… мне нужно уйти. Посидеть в одиночестве, подумать. Побыть где-нибудь, где я не смогу никому принести вреда.

Тавнос кивнул и сказал:

– Знаешь, мне кажется, что в таком случае тебе не подойдут даже самые отдаленные уголки земли.

Урза покачал головой и ответил:

– Существуют далекие земли, земли, бесконечно удаленные не только от Терисиара, но и от нашего мира, от Доминарии. Когда я наполнил силекс своими воспоминаниями, я увидел их. Я увидел то, чего не видел никогда в жизни.

Урза взглянул Тавносу в лицо, и Главный ученый вдруг увидел, что вместо глаз у Урзы два драгоценных камня, из которых изливался водопад разноцветных лучей – зеленых, белых, красных, черных и синих.

Два драгоценных камня, Камень силы и Камень слабости, соединились наконец в одном из братьев, в том, кому удалось выжить.

Лишь на один миг Тавнос увидел эти глаза учителя. Они тут же стали обыкновенными, давно знакомыми ученику глазами. Урза улыбнулся.

– Я должен идти, – повторил он.

Тавнос медленно кивнул, но ученый не двинулся с места.

– Ты долго был учеником, – сказал Урза. – Теперь же иди и будь учителем.

И Урза начал медленно растворяться в воздухе. Цвет покинул его лицо, скоро Тавнос видел лишь его силуэт, а затем и тот пропал. До него донесся удаляющийся голос:

– Расскажи им о наших победах и о наших поражениях. И скажи Кайле – пусть помнит меня не таким…

– …каким ты был, но таким, каким ты пытался быть, – закончил за Урзу Тавнос, но слова его были обращены в пустоту. Урза покинул этот мир. Он отправился туда, в те миры, которые он увидел обновленными глазами.

Бывший подмастерье еще раз осмотрелся, но не заметил никаких признаков жизни. Он развернулся и пошел вперед, надеясь, что мертвая полоса закончится раньше, чем он доберется до западных оконечностей материка. Ему показалось, что даже холмы на горизонте он видит впервые, и пожилой иотиец подумал, что пройдет немало времени, прежде чем он. доберется до знакомых мест. Он наконец понял, что ему трудно даже представить, насколько эта война разрушила и опустошила мир.

И словно приветствуя первые шаги путника, в лицо Тавносу задул холодный ветер с гор. Пошел снег.