Глава 23: Кольца обороны

Братство Джикса собралось в мастерской Мишры и воззвало к своему богу. Священники собрались лишь потому, что Мишра, изобретатель и кадир фалладжи, собирался в ближайшее время покинуть свой лагерь и надолго перебраться на запад – в город караванов Томакул. Столкновения на саринтском фронте переросли в полномасштабную войну, поэтому требовалось присутствие Мишры ближе к месту ведения боевых действий. Войска выводились из оккупированной Иотии и направлялись на север и на запад, к лесистым берегам далекого озера Роном. Джиксийцы все это отлично знали, ибо сумели внедриться в персонал мастерской на всех уровнях – никто не мог совершить ни шага, чтобы монахи об этом не пронюхали. За последние несколько лет они завоевали прочное место при дворе кадира и даже заставили себя уважать. В любом случае с их присутствием мирились, и это смирение монахи сумели обратить в средство добычи информации. Мало какие из новостей приходили в лагерь Мишры без ведома джиксийцев, а они сразу же извещали обо всем своего истинного господина.

Из Иотии сообщалось, что шахты практически полностью выработаны, рудокопам приходилось буквально сносить целые горы, чтобы добыть хоть какие-то ископаемые. Пересыхал ручеек дани и из Зегона. Далекий Алмааз сумел выкупить свою временную независимость за счет певцов-колдунов, но теперь Мишре потребовалось начать в этой стране добычу древесины и железной руды.

Главные же новости приходили из Саринта. Официальные отчеты командиров сообщали, что в лесах водятся странные драконовидные змеи, которые участвуют вместе с партизанами в засадах. Сам город Саринт многие годы подвергался регулярным набегам со стороны северных соседей из Юмока, укрепления там были отличные, и взять город оказалось не проще, чем расколоть стальной орех.

Были и другие отчеты из Саринта. Их писала Ашнод, и джиксийцам было сложнее получить к ним доступ, хотя зачастую им удавалось и это. Написаны они были доброжелательно и легко, но их автор никогда не упускала возможности подробно расписать проблемы, с которыми сталкивался командующий фалладжийской армией, и рассказать о том, что угрожает операции в целом, если военное командование не будет немедленно передано в руки рыжеволосой женщины. Мишра, однако, был непоколебим: командование Ашнод не передавал, но в то же время не выражал желания отозвать ее обратно ко двору. Джиксийцы прилагали все силы, чтобы Мишра оставался тверд как гранит и не менял своего мнения.

Наконец, приходили новости и с востока, с перевалов Керских гор, ведущих в Аргив и Корлис. Война на восточном фронте шла медленно и неторопливо – два титана не спеша наносили друг другу удар за ударом. Урза работал не покладая рук, в этом не могло быть никаких сомнений, он рвал на части аргивские земли и скармливал вырванные куски своим машинам. Обе страны отгородились от пустыни цепью башен, которые росли как грибы, в каждой базировался гарнизон машин, обеспечивавших ее защиту. По лагерю то и дело проходили слухи, что аргивяне собираются перейти через горы и атаковать пустыню, а затем и Иотию. В итоге Мишра был вынужден перевести свой двор в Томакул, поближе к центру империи и осажденному Саринту и подальше от плохо защищенной границы с Иотией.

И эта последняя новость стала для Братства Джикса основной. Переезд двора наносил болезненный удар по их организации, работу которой они успели довести почти до полного автоматизма. Поэтому они не мешкая собрались в штабе (расположенном близ свалки отходов литейных мастерских) и вознесли молитву своему богу.

Их песнь была четкой и ясной, движения отточенными, как у роботов. Они назубок знали, что, как и в какой последовательности нужно сделать, чтобы Джикс услышал их зов, – демон обучил их этому ритуалу еще в Койлосе, внушив им и условия, при которых они имели право прибегнуть к его помощи. И сейчас, под крышей штаба, скрытые ото всех – в стенах здания не было окон, – двадцать четыре брата тщательно выпевали нужные ноты и слова, выполняя положенные движения, будто вырезали в воздухе таинственные символы.

В ответ на их старания воздух задрожал, закипел, породил столб черного дыма, наполнил все вокруг зловонным запахом горящей нефти. Раздался скрежет гигантских шестерен и из колыхающейся черноты явился сам господин, Джикс, великолепный в своих живых доспехах. Змееподобные завитки, произраставшие на его голове, ритмично скручивались в клубки и затем снова распрямлялись.

– Вы звали меня, – сказал Джикс. – Надеюсь, на то были веские причины.

Джикс, никем не замеченный, шагал сквозь тьму пустынной ночи по земле, которая была скрыта от небес пеленой дыма, исторгаемого горнами и печами, которые не переставая работали круглые сутки.

Гигантские деревья, на которых когда-то располагались заводы, были давно мертвы, их спилили и пустили древесину на катапульты и тараны, на механических драконов и другие боевые машины. Оставшиеся пни выдолбили и превратили в казармы или заводы, обив тонкими листами меди. До сих пор здесь были люди – воины, рабы, но большую часть работы теперь выполняли машины – гигантские клацающие монстры, которые по приказу хозяина делали дело, завершали его и переходили к другому.

Конечно, до Фирексии этому миру было еще далеко, но первые – и блестящие – шаги уже были сделаны.

Монахи не подвели его. Все было так, как они сказали. Как только Мишра покинет этот командный пункт, к нему будет гораздо сложнее подобраться. Хуже того, ему могут потребоваться годы, чтобы довести Томакул до того же уровня цивилизации, что достигнут здесь.

Удар следует наносить немедленно, решил демон, иначе будет поздно.

Джикс бестелесным духом пронесся по пустым коридорам мимо автоматизированных литейных заводов. Своих детей-монахов он оставил там, откуда они, вызвали его. В награду за труды он погрузил их в сон и подарил им видение Фирексии, поэтому сейчас монахи лежали в ступоре, переживая неземное наслаждение картиной механического рая. Джиксу было легче действовать в одиночку.

Джикс знал, что, если его обнаружат, ему достаточно подумать о Койлосе и он мигом перенесется туда. За многие годы он слился с пещерами в сердце пустыни и теперь мог попасть туда в любой момент – ему стоило лишь захотеть этого. Чтобы отправиться в другие места, ему требовалась помощь монахов, но вернуться домой он мог самостоятельно.

Джикс позволил себе улыбнуться. Не может быть – он стал считать Койлос своим домом. Койлос, а не Фирексию, куда он сейчас не мог вернуться, по крайней мере не мог вернуться, не наказав прежде вора, не вырвав из рук святотатца драгоценный силовой камень.

Лишь одно препятствие встретилось Джиксу на пути к мастерской Мишры – машина с одной из фабрик. Видимо, она почувствовала что-то странное и преградила демону путь, угрожающе жужжа. Джикс не понял, увидела ли машина в нем чужака благодаря рудиментарному интеллекту или просто автоматически подавала сигнал тревоги.

За прошедшие годы демон научился неплохо разбираться в этих простеньких машинах, созданных руками неуклюжих смертных. Он вступил в мысленный контакт с машиной, беззвучно произнес несколько слов, чтобы приласкать ее, – так человек пытается приласкать раненое животное. Оно, конечно, не поняло бы ни слова, но намерение, ими выраженное, было бы ясно. В родном Койлосе священники восстанавливали разрушенных су-чи, и Джикс хорошо знал эти машины, а та, что преградила ему дорогу, была похожа на них как две капли воды.

В миг, когда сознание Джикса прикоснулось к осколку силового камня, служившего машине и сердцем, и мозгом, та неприветливо поежилась. Но демон, не теряя времени, внес небольшие, едва заметные изменения в кристаллическую решетку камня, внушив тем самым машине, что ничего необычного не происходит и нет причин поднимать тревогу. Машина прекратила жужжать и отправилась восвояси.

Джикс вошел в мастерскую, незаметно проскользнув мимо полусонных стражей. Он бесшумно вплыл по воздуху в палаты вора, где – клялись его слуги – Джикса ожидала добыча.

Спящая добыча и в самом деле ожидала его, откинувшись на спинку рабочего кресла с куском мела в руках. Механические глаза Джикса оглядели комнату – доска перед креслом Мишры, книги, сваленные по обе стороны от доски и разбросанные по полу (некоторые были покрыты солидным слоем пыли), тяжелый деревянный трон, располагающийся в дальнем конце зала, столь же мирно спящий в нем телохранитель-фалладжи.

Джикс довольно кивнул – ему придется убивать на одного меньше. Он решительно двинулся к мирно спящему Мишре.

Во сне человек выглядел совершенно безмятежным. Его бороду уже украсила седина, волосы на голове были коротко острижены. Со времен своего вторжения в Фирексию Мишра здорово растолстел, живот складками нависал поверх перетянутых поясом брюк. В уголках глаз и на лбу змеились морщины, которые не скрыла тяжелая императорская корона.

Джикс ощутил, что этот человек даже во сне бдителен и активен. Его мозг неустанно работал, ему снились новые машины, он строил планы. Он спал, но, казалось, даже воздух вокруг него движется. Демон понял, что ему придется действовать очень осторожно.

Изначально Джикс предполагал вскрыть вору череп и не торопясь вычерпать ложкой мозги, – чтобы Мишра перед смертью успел понять, что происходит. Теперь же, видя, что его враг мыслит даже во сне, демон решил попросту перерезать ему горло своими острыми когтями и забрать силовой камень.

Да, силовой камень. Джикс уже чувствовал его, как он чувствовал самого Мишру и сердце встретившей его машины – он висел у вора на шее в небольшом мешочке. Второй человек, лежащий на троне в другом конце комнаты, казался просто деревянным чурбаном в сравнении с Мишрой и его камнем. Они же буквально сочились силой, Джиксу казалось, что он чувствует ее вкус.

Демон вытянул вперед палец, и из последней фаланги выдвинулся телескопический коготь, острый как бритва. Он наклонился вперед – один удар, один надрез вдоль основания нижней челюсти, от уха до уха, и преступник будет наказан.

И тут раздался звук, тихое гудение, настолько тихое, что расслышал его только Джикс. Скрытый за складками плаща Мишры, укутанный в ткань своего мешочка, камень начал светиться всеми цветами радуги, ожив по своей собственной воле. Сквозь щели в мешочке и плаще его свет пролился наружу и окутал хозяина сиянием.

Джикс замер – и дело было не только в неожиданности случившегося, но и в воле камня. Демон понял, что тот почувствовал его присутствие и теперь может помешать ему претворить план в жизнь, точнее, в смерть. Бог северных монахов приказал своей руке двинуться вперед, к горлу вора, но с каждым дюймом металлический коготь встречал все большее сопротивление, пока наконец, так и не достигнув цели, не уперся в заслон – словно из кованого железа, – твердый и непробиваемый.

От удивления Джикс покачал головой. Из того что он знал о силовых камнях, никак не следовало, что камень будет защищать своего обладателя. И все же вор был недосягаем для демона, Джикс не мог лишить его жизни.

Хорошо, решил он. Сначала он захватит камень и лишь потом убьет этого человека за нанесенное Фирексии оскорбление.

Но едва Джикс протянул лапу к мешочку, камень, поняв его намерения, ярко вспыхнул. Джикс отдернул руку и злобно зашипел. Проклятие! Камень, казалось, окатил его не светом, а кислотой – обожженные металлические пальцы дымились.

На другом конце комнаты спящий на троне заворочался. Джикс зажал раненую руку под мышкой, цокая от боли металлическим языком.

Бросив взгляд на Мишру, демон снова глухо зашипел. Вот оно как, оказывается! Камень защищает не только своего владельца, но и себя. По крайней мере существ, подобных Джиксу, гостей из Фирексии, камень не собирался подпускать к себе – едва только демон приблизился к нему, как тот отбросил его назад, желая уничтожить.

«Ан нет, не уничтожить», – подумал демон. Камень пытался узнать, кто он такой, и подчинить его себе, как ранее он подчинил себе механических драконов. Камень, не имея собственного интеллекта, тем не менее распознал в Джиксе существо, обладающее сознанием, опасным для него, и потому отверг демона. Жжение и боль в механической руке гостя из Фирексии были просто знаком, подтверждающим это.

Джикс присел на край стола. Думай, сказал он себе. Камень защищает человека. Камень защищает самого себя, пока находится в руках у этого человека. Так-так. Некоторое время Джикс пребывал в раздумьях, затем расплылся в улыбке.

Он нашел решение. Ему нужно изменить природу камня. Или изменить природу человека.

Камень был лишь половинкой целого, возможно, его защитные свойства коренились именно в этом. «Наверное, камень ищет свою вторую половину», – подумал Джикс. И видимо, камень решил, что его вторая половина – это Мишра. Если это так, то нет ничего удивительного в том, что камень гнал фирексийца прочь.

Если соединить половинки, то снова получится исходный, целый камень. А целый камень Джикс сможет вернуть на родину.

Но что же делать с человеком? Джикс бросил взгляд на спящего Мишру. Возможно, его самого можно изменить, превратив в слугу Джикса и его господ. Чем убивать его в назидание будущим поколениям, лучше оставить в живых и сделать рабом, марионеткой для Фирексии.

Да, именно так и следует поступить. Потребуется время, но Джикс знал, что это время у него есть. Уже сейчас между Мишрой и его собратьями-людьми зияла гигантская пропасть – ведь он обладал умом, положением и властью. Почему бы, в таком случае, Джиксу не попробовать заставить их – и Мишру, и его братца – поработать на благо его механической родины?

Разве это не будет более изощренным наказанием, чем просто насильственная смерть?

Джикс снова расплылся в улыбке. О да, способов убить живое существо множество, и лишение жизни – лишь один из них. Порой же достаточно просто дать такому существу то, чего оно хочет.

Джикс поднял глаза к потолку и произнес фразу, состоявшую в основном из цоканий и свиста. Что-то в его теле произошло, что-то изменилось, и он воззвал к машинам, пребывавшим в пещерах Койлоса. Они ответили на его зов и распростерли жаркие объятия. Через миг он исчез.

В оставленной демоном мастерской Мишры проснулся Хаджар. Мысленно он отчитал себя за то, что заснул, – подготовка к переезду в Томакул утомила его не меньше, чем господина Мишру.

Хаджар подошел к креслу, где спал кадир. Плащ Сполз у него с плеч, теперь любой мог увидеть мешочек с талисманом на груди. Хаджар улыбнулся и закутал повелителя в плащ, скрыв под его складками драгоценный талисман.

Затем телохранитель потянул носом, принюхиваясь, и тряхнул головой. В зале пахло чем-то странным, какой-то смесью тлеющих углей и машинного масла; наверное, переменился ветер и в сторону мастерской потянуло фабричным дымом.

Хаджар решил не обращать внимания на запах. Уж он-то по крайней мере рад покинуть это место и снова оказаться под бескрайними небесами пустыни. Он проверил, заперты ли двери. Он были заперты, страж вернулся на трон и снова заснул. Ему снилась пустыня.

Спало и Братство Джикса, им снились дарованные хозяином сны. Сны говорили, что ситуация изменилась, что им придется служить при дворе Мишры дольше, чем планировалось. Но если они преуспеют в своих трудах, то их ждет великая награда.

Таким образом, той ночью в лагере Мишры все видели добрые сны.

Глава 24: Третий путь

Лоран двигалась по извилистым коридорам башни с уверенностью опытного человека. В течение первого года жизни в городе башен из слоновой кости она регулярно терялась в лабиринте ходов и переходов – они шли не прямо, а изгибались в соответствии с внешней формой башни. Постепенно она перестала ориентироваться по частям света и стала определять свое местонахождение в башне по расстоянию от центра и углам от входа. Как только она к этому привыкла, башни перестали быть для нее загадкой.

Архимандрит, конечно, не преминула отметить ее растущую уверенность – казалось, владыка отмечает все – и поздравила ее с успехами.

– Драфна до сих пор встает из-за стола и направляется к двери, ведущей вовсе не туда, куда ему надо, – сказала она.

Многое и в самом деле представлялось Драфне неразрешимой загадкой, но в машинах он научился разбираться, как никто. Ему было достаточно пары строчек описания и обрывка рисунка, чтобы представить себе конкретную машину в мельчайших деталях. В этом он редко ошибался. Лоран не раз наблюдала, как он роется в заметках Токасии; в эти моменты он напоминал ей юных Урзу и Мишру – настолько он был сосредоточен в желании понять природу какого-нибудь устройства.

В повседневной же жизни общаться с Драфной было, мягко говоря, трудно. Он взял привычку не соглашаться ни с чем, что принималось большинством. Если бы не Хуркиль, он бы давным-давно покинул союз.

Но Хуркиль держала его в ежовых рукавицах, и вскоре Лоран убедилась, что многие из открытий Драфны на самом деле были сделаны его женой, а лысый ученый служил лишь толмачом, передатчиком. Хуркиль была женщиной робкой, застенчивой и старалась вести себя незаметно. За три года, проведенные Лоран в Терисии, аргивянка лишь трижды была свидетельницей того, как Хуркиль произнесла целое предложение. Во многом женщина из Лат-Нама напоминала ей саму себя в молодости.

Городская жизнь, казалось, нравилась Хуркиль. Судя по всему, и она, и ее муж, и их ученики в Лат-Наме брили головы только потому, что их школа располагалась под землей и таким образом им было легче бороться со вшами. После переезда в Терисию Хуркиль отпустила волосы и стала носить толстые, длинные, роскошные косы, которые отражали свет, словно нити из обсидиана. Драфна несколько раз возвращался в Лат-Нам, Хуркиль же никогда не покидала города из слоновой кости. Возглавляла союз архимандрит, но истинным лидером группы была Хуркиль. То же самое можно было сказать и о Фелдоне, и даже о Драфне, хотя он вряд ли согласился бы с этим.

В конце концов Лоран пришлось признать, что и без нее их союз не состоялся бы.

Залы в башнях заполняли толпы писцов и младших ученых, и если Лоран направлялась в личные покои Фелдона, ей приходилось прокладывать путь через эту толпу. Город постепенно становился основным убежищем для всех ученых, жизни и работе которых, как им самим казалось, на родине угрожает опасность. Большинство гостей прибыли из земель, граничащих с империей фалладжи, но многие были родом из Зегона, Томакула и других городов под властью Мишры. К удивлению Лоран, здесь оказались и люди из Корлиса и Иотии, и даже гномы из Сардских гор, с недоверием относившиеся к Урзе и аргивянам.

Разумеется, прибывало и огромное количество шарлатанов, обманщиков) ловкачей и прочих господ подобного сорта. Но даже у этих пройдох – у каждого третьего из них – оказывался с собой или старинный свиток, или ценный прибор, или что-то еще, служившее приумножению знаний, накапливавшихся в башнях. Лоран – будь ее воля – взашей выгнала бы большинство гостей, но слово владыки было законом, и на них было распространено терисийское гостеприимство. Союз от этого только выиграл.

Были в городе и монахи из Братства Джикса. Они поклонялись какому-то механическому божеству и, по логике, должны были оказать неоценимую помощь в работе с машинами. Но их любовь к механизмам была столь сильна, что отличить ее от фетишизма было крайне трудно. Они не переставали критически оценивать и машины, и людей, ими пользующихся – Тем, кто решался затеять с ними беседу, они открывали, что считают и Урзу, и Мишру недостойными тех великих машин, которые они же и изготовили, и что веруют они в неотвратимое наказание, которое ждет обоих братьев за святотатство. Монахи недвусмысленно намекали, что о Драфне и Лоран они придерживаются такого же мнения. Кроме того, складывалось ощущение, что монахи чего-то недоговаривают, что-то скрывают; они тщательно прислушивались к тому, что говорят другие, от них же слышали только молитвы во славу механизмов.

Фелдон привел с собой провидцев из Саринта и шаманов и колдунов из Юмока, горной страны, располагавшейся на северных берегах континента. Эти крепко сбитые люди с кожей землистого цвета носили одежду и шапки из кожи тюленей и постоянно обильно потели. Лоран казалось, что именно это и сроднило их с Фелдоном – и он, и шаманы чувствовали себя в Терисии очень неуютно.

Архимандрит со своей стороны предоставила в помощь городских ученых и библиотеки. Представители науки и представители библиотек обладали весьма разными знаниями и сильно отличались друг от друга по темпераменту – от библиофилов-энтузиастов до закоснелых хранителей. Последние были готовы скорее умереть, чем позволить чужакам прикоснуться к их драгоценным фолиантам и распространить содержащуюся там информацию. Впрочем, ласковые речи и стальная воля архимандрита дали союзу возможность прочесть и эти книги.

Лишь в одном союз познал горечь поражения. Певцы-колдуны из Сумифы отказались помогать терисийцам. Вместо этого они присоединились к Мишре, обратив свои знания ему на службу.