– Ты хочешь избавиться от меня, – обвинительным тоном сказала Ашнод.
– Из всех моих слуг я доверяю только тебе. Я опасаюсь за твою жизнь, пока ты здесь.
– Тебе следует опасаться за их жизнь, – сплюнула Ашнод.
– За их жизнь я тоже опасаюсь, – сказал Мишра. – И это лишний повод послать тебя в Саринт. Так что возьми с собой небольшой отряд, отбери тех, кто тебе верен. И добейся, чтобы Саринт был с нами заодно.
– А если Саринт этого не захочет? – горько спросила Ашнод.
– Тогда я пошлю туда армию, – сказал Мишра, – и поставлю во главе ее настоящего воина.
Ашнод побагровела от злости, но промолчала. Мишра удивленно поднял брови, и его лицо приняло выражение, которого Ашнод давненько не видела, – выражение снисходительной доброты, понимания и поддержки.
– Ученик мой, – сказал он, – ты многое умеешь делать лучше мужчин, во многом с тобой не сравнится ни один подданный в моей империи. Но ты – часть этой империи и должна поступать так, как велит тебе кадир.
Ашнод покорно поклонилась кадиру, как того требовал обычай.
– Я с радостью подчиняюсь твоей воле, о мудрейший из мудрых, – без выражения сказала подмастерье. – Позволь мне немедленно приступить к подготовке.
– Я не закончил.
Ашнод остановилась в шаге от двери и обернулась к нему.
– С головы Джарина не должен упасть ни один волос, – сказал кадир. – После того что произошло в этом зале, мне, если вдруг в ближайшее время с ним случится какая-нибудь неприятность, будет очень… сложно… убедить моих слуг, что ты тут ни при чем.
Ашнод сжала зубы, но взяла себя в руки и столь же покорно кивнула.
Когда за ней закрылась дверь, Мишра облегченно вздохнул. Затем он сошел с трона, подошел к доске и начал чертить проект новой конструкции лап механического дракона.
Глава 21: Башни из слоновой кости
Аргивянка Лоран прибыла в город Терисию в самом начале лета пятого года со дня падения Иотии. Путешествие было долгим. Сначала она добралась из Пенрегона до Корлиса, затем долго плыла на запад через знаменитое своими ураганами Защищенное море, затем опять на север до Томакула, а оттуда опять на запад – через пустыню. И вот она стояла у ворот города-государства.
Лоран думала, что, знай она, сколь длинным окажется путешествие от Аргива до Терисии, то осталась бы дома. Друзья и так ее отговаривали. Но оставаться в Пенрегоне она больше не могла. Военная лихорадка охватила дворянство: судя по всему, эта болезнь влияла на ум, иначе чем объяснить всенародную веру в то, что Урза может спасти Аргив от бешеных орд своего брата?
Лоран сильно в этом сомневалась. Но в салонах и тронных залах Пенрегона ее сомнения встречали презрительным молчанием – в лучшем случае, а в худшем – насмешками. Уже много лет она состояла в переписке с архимандритом, и когда аргивский ученый пригласил ее приехать, она ответила согласием. И вот спустя много месяцев над ее головой высились стены города из слоновой кости.
Терисия стояла посреди бескрайних плодородных полей, ее было видно за многие мили. Город походил на самоцвет, вправленный в гигантское кольцо из белого камня. Крыши домов из стекла и хрусталя рассеивали и разлагали солнечный свет как призмы, улицы были окрашены во все цвета радуги. А когда шел дождь, весь город звенел, как тысячи колокольчиков, – по крайней мере в этом ее уверял проводник.
Городские стены были сработаны из белого камня, привезенного гномами и их рабами-великанами из каменоломен, расположенных на севере, в далеких Колегканских горах. Из того же камня были возведены и многочисленные величавые башни. Они казались Лоран шахматными фигурками. Все башни были украшены барельефами с изображениями мифических зверей, крылатых львов и слонов.
В одной из таких башен Лоран должна была встретиться с главой «Ордена башен из слоновой кости», архимандритом Терисии, ученой, первой среди равных. Лоран понятия не имела, в какой из башен живет архимандрит, поэтому спросила об этом стража городских ворот. Она намеревалась послать властительнице известие о своем приезде, а самой пока устроиться в таверне.
У ворот стоял широкоплечий бородатый человек с посохом в руках. Когда Лоран обратилась к стражам, человек снял широкополую шляпу и вытер лоб платком.
– Вы ищете Повелительницу Башен? – спросил он. – Тогда я вас провожу, мне тоже туда.
И он неторопливо двинулся по дороге, опираясь на железный посох. Лоран заметила, что он хромает. Вскоре он остановился и оглянулся на отстающую женщину.
– Из Аргива, судя по акценту, – отметил он. Лоран с удивлением посмотрела на спутника и кивнула.
– Значит, вы Лоран из Пенрегона?
– Верно, – ответила Лоран. – Извините, я не поспеваю за вами.
Мужчина направился к ней.
– Меня зовут Фелдон, – сказал он, склонившись над протянутой рукой аргивянки. – Я ученый, и я сразу понял, кто вы.
Лоран задумалась.
– Полагаю, здесь, на западе, аргивяне – редкие гости.
Фелдон кивнул, и Лоран заметила, что длинные волосы ученого просто откинуты назад, а не перевязаны шнурком. С него градом катил пот.
Он продолжил:
– Вас ждали. Пойдемте к Повелительнице вместе. Лоран кивнула в сторону своего проводника, неподвижно стоявшего рядом с верблюдом.
– Мне нужно где-то остановиться.
– Ах вот оно что. Позвольте мне, – сказал Фелдон и подошел к проводнику. Он что-то быстро заговорил на фалладжи, но с таким акцентом, что Лоран не разобрала ни слова. Проводник, к ее удивлению, ответил ему с тем же акцентом, после чего Фелдон выудил из плаща монетку и кинул ее пустыннику. Тот ловко подхватил ее, улыбнулся и кивнул.
– Все, теперь мы с вами живем в одной таверне, – сказал мужчина, оборачиваясь к аргивянке. – О вещах не беспокойтесь. Вашему проводнику можно доверять, иначе вы бы сюда не добрались. Идемте же. – С этими словами он неспешно пошел вперед.
Приглядевшись к Фелдону повнимательнее, Лоран поняла, что он напоминает ей медведя, большого медведя, который случайно оказался в городе. Она рассмеялась про себя и поспешила за ним. Каждые несколько шагов он останавливался, вытирал пот со лба и возносил небу жалобы на жару.
– Вы ведь тоже не из Терисии, – начала Лоран.
– С северного нагорья, оттуда, где ледники, – ответил Фелдон. – Пришел сюда ознакомиться с библиотеками. Кстати, библиотеки – штука совершенно бесполезная. Ни в одной не нашел таких же рун.
– Таких же рун? – переспросила Лоран.
– Вот, смотрите, – сказал Фелдон, поднося к ее глазам железный посох. Верхняя его часть была хитро изогнута.
– Вижу, посох, – сказала Лоран.
– А теперь взгляните-ка сюда.
Лоран провела рукой по посоху. На его поверхность были нанесены знаки – тонкие, едва заметные надрезы.
– Это не транское письмо, – сказала она, рассмотрев надпись повнимательнее.
– Верно, а равно не гномье и не гоблинское. В общем, кому бы я эту надпись ни показывал, никто не знает, что это такое, – сказал Фелдон. – Нашел посох в леднике. Я его изучал.
– Посох? – спросила Лоран.
– Ледник! – расхохотался Фелдон. – Самый большой ледник, около озера Роном. Ледники – это просто замерзшие реки, и они движутся, да-да, ледники движутся. Кажется, что они неподвижны, но они медленно-медленно спускаются с гор, уничтожая все на своем пути. Этот посох я нашел у подножия ледника, а внутри ледяных глыб разглядел еще несколько.
Фелдон говорил всю дорогу, рассказывая Лоран о ледниках. Они прошли мимо одной их башен, а у следующей Фелдон остановился и что-то пробурчал, обратившись к стражнице, стоявшей у дверей. На этот раз Лоран даже не разобрала, на каком языке он говорит. Вооруженная женщина поклонилась и отступила, пропуская Лоран и Фелдона.
– Сумифский, – не дожидаясь вопроса Лоран, сказал северянин. – Они произносят гласные звуки в разной тональности, поэтому объясняться с ними крайне затруднительно. Значение слова меняется в зависимости от тональности, в которой оно произнесено.
– Вы изучаете языки? – спросила Лоран.
– В свободное время, – ответил Фелдон, хитро улыбнувшись. – На самом деле я выучил множество языков лишь для того, чтобы больше узнать о ледниках: мне то и дело попадались свитки, которые я не мог прочесть, или хотелось послушать какую-нибудь старинную легенду на чужеродном языке. Так что я изучал языки по ходу дела. А вы занимаетесь машинами, верно?
– Старинными транскими механизмами, – уточнила Лоран.
– Как прославленные братья, – буркнул Фелдон. – Мишра и Как-Его-Там.
– Урза, – подсказала Лоран.
– Опасная это штука, машины, – сказал Фелдон, и что-то в его голосе заставило Лоран насторожиться. Но прежде чем она успела хорошенько обдумать, что именно и почему ее насторожило, двери приемной распахнулись, и они вошли в главные башенные покои.
Зал был просторным. Вопреки ожиданиям Лоран, большую его часть занимал огромный стол из покрытого лаком дуба. Вдоль стен теснились книжные шкафы со стеклянными дверцами, хранящие многочисленные и разнообразные свитки, фолианты и рукописи. Навстречу гостям вышла сама Повелительница.
Казалось, одетая в серебристое платье женщина с бледным и тонким лицом не идет, а скользит по каменному полу, едва касаясь его. Ее длинные черные волосы волнами ниспадали вдоль спины. Лоран вспомнила, что и она сама – еще девочкой – носила такую же прическу, когда жила в лагере у Токасии. Казалось, это было много веков назад.
– Фелдон, друг мой, – произнесла архимандрит. Голос звучал ласково и твердо одновременно. Лоран поняла, что правительница привыкла к тому, что когда она говорит, другие молчат.
Ученый с видимым усилием поклонился еще раз, затем, не разгибаясь, повернулся к Лоран.
– О милостивая Повелительница, позвольте мне представить Лоран из Аргива, знатока транских машин. Осмелюсь заметить, она женщина достойная – ни разу не оборвала меня, пока я нес бесконечную чепуху про ледники.
Повелительница сделала изящный книксен, Лоран ответила тем же.
– Рада, что вы благополучно добрались, – сказала женщина. – Позвольте представить вас моим гостям.
У дальнего конца стола сидели мужчина и женщина – оба абсолютно лысые. Мужчина, упитанный невысокий человек, поднялся. Лоран протянула ему руку, но мужчина не обратил на это внимания. Он хлопнул себя руками по животу, затем прикоснулся большими пальцами к груди. Лоран решила, что так принято здороваться у него на родине, и опустила руку. Фелдон улыбнулся, а архимандрит вела себя так, словно ничего не заметила.
– Драфна, основатель лат-намского колледжа, – сказал лысый мужчина.
Женщина недовольно кашлянула. Драфна повторил:
– Один из основателей лат-намского колледжа. Женщина снова кашлянула, и Драфна был вынужден представиться в третий раз:
– Один из основателей лат-намского колледжа в его нынешнем состоянии. – Он со значением посмотрел на женщину, и она молча улыбнулась. – Моя жена и второй основатель колледжа, Хуркиль.
Лоран сделала книксен, а Хуркиль повторила приветствие мужа. Ее движения были более изящными и осторожными. Лоран внимательно оглядела лысую женщину: на лице выделялись красивые миндалевидные глаза, обнаженные плечи покрывали татуировки в виде хитросплетенных узоров.
Архимандрит предложила Лоран присесть, Фелдон же, не дожидаясь приглашения, подтянул к себе большой стул из темного дуба, повесил шляпу на край высокой спинки и медленно опустился на сиденье, тяжело опираясь на посох.
– Благодарю за приглашение, о Повелительница Башен, – произнесла Лоран. – Позвольте мне уведомить вас, что я прибыла сюда с ведома Главного изобретателя Аргива, но то же время я не являюсь его представителем или посланником.
– А, это этот, Как-Его-Там, – сказал Фелдон.
– Урза, – спокойным тоном произнесла архимандрит и сделала жест слугам. Только сейчас Лоран увидела, что правительница значительно ее старше: изящество движений свидетельствовало не о молодости, а о многолетней практике.
Слуга-сумифец подал кофе. Напиток издавал аромат меда и был не таким густым и сладким, как кофе фалладжи.
– Несмотря на отсутствие официальных посольских полномочий, – продолжила Лоран, – я привезла записи о транских машинах, которые много лет собирали аргивяне. Самые ценные из них – записки самой Токасии. – Она повернулась к Фелдону: – Всем, что я знаю о машинах, я обязана Токасии. Она же учила Урзу и Мишру. – Затем она снова обратилась к Повелительнице: – К сожалению, Урза не позволил мне взять с собой документы на механизмы, которые он создал сам. Мне предстоял долгий путь по территориям, контролируемым его братом, а для Урзы невыносима сама мысль о том, что информация о его работе попадет в руки врага.
– Что ж, его можно понять, – сказала архимандрит, и по ее тону Лоран поняла, что все, что так или иначе касается Урзы, сегодня обсуждаться не будет, по крайней мере на этой встрече. – Но вы обладаете и другими знаниями, которые могут оказаться весьма ценными для нас, – продолжила Повелительница. – Ведь вы знали братьев-изобретателей еще детьми.
– Да, это так, – сказала Лоран, – правда, я сама была совсем юной.
– Они уже тогда ненавидели друг друга? – спросила Повелительница Башен.
Лоран задумалась:
– Нет. Полагаю, они видели соперника друг в друге. У мальчиков всегда так. Урза был умнее или, точнее, прилежнее. Мишра был приветливее. Он лучше ладил с другими.
– Не тот ли это Мишра, который стер Кроог с лица земли? – спросил Фелдон с нотками иронии в голосе.
Архимандрит сделала вид, что не расслышала северянина, и продолжила:
– Итак, в те времена, когда вы их знали, ненависти между ними не было?
– Нет. – Лоран повернулась к Фелдону. – Но с тех пор они изменились. Я не видела Мишру со дня смерти нашего учителя, Токасии. Говорят, что он стал жестоким тираном, демоном пустыни, смертельным врагом и аргивян, и корлисианцев.
– Вы уверены в этом? – спросил Драфна. Лоран покачала головой:
– Нет, не уверена. Я вообще не знаю, ни что он за человек, ни как стал таким. Я, признаться, до сих пор не могу осознать до конца, что юноша, который рассказывал нам сказки ночью у костра, и Кроогский Мясник – один и тот же человек.
– Время меняет людей, – сказала архимандрит. – Но что вы скажете о его брате, об Урзе?
Лоран снова покачала головой:
– Боль Урзы велика, ему нанесли глубокую, очень глубокую рану. Кажется, он замкнулся в себе. Я говорила с ним лишь однажды, когда сообщила, что собираюсь отправиться к вам. Он был… не то чтобы холоден, но как-то отрешен, словно мир вокруг – загадка и он должен найти к ней ключ.
Архимандрит наклонилась вперед.
– Значит, вы полагаете, что братья не смогут договориться и войны между ними неизбежны?
– Да, – просто ответила Лоран. – Я полагаю, они не смогут договориться. В Аргиве, когда я покидала страну, полным ходом шло строительство дозорных башен вдоль границы, с гарнизонами из механических солдат, изобретенных Урзой. На внутренних территориях строят новые шахты, а на реках ставят запруды – для получения дополнительной энергии. А в Томакуле и Зегоне я видела на каждом углу портреты Мишры. Люди всерьез говорили мне, что он ведет их к светлому и великому будущему. Нет, война неизбежна.
– Ну, что я говорил? – укоризненно спросил Фелдон. Архимандрит нахмурилась.
– Какое нам дело до двух переростков, воюющих друг с другом на другом конце континента? – грубо вступил Драфна. – Нас это не касается. Пусть они воюют, а нам надо заниматься своими делами. Что с того, что им хочется драться, а не учиться? При чем здесь мы?
– Это не просто драка двух мальчишек, – сказал Фелдон. – Войны вроде той, что они ведут, обычно захватывают все большие и большие территории. Все началось с войны иотийцев и фалладжи. Теперь они воюют с аргивянами и корлисианцами. Сколько у нас осталось времени до того, как нам придется делать выбор – на чьей мы стороне?
– Кадир фалладжи и его войска смотрят на восток. А мы на западе. О нас он даже не задумывается, – сказал Драфна.
– Да ну? – Фелдон ударил ладонью по столу. – Сегодня утром я говорил с одним купцом из Саринта. Так вот, по слухам, в Саринте побывала ученица Мишры, Бессердечная Ашнод, при одном имени которой у людей кровь стынет в жилах. Она вела переговоры о поставках древесины и полезных ископаемых в империю своего хозяина. Судя по всему, переданное саринтцам предложение Мишры звучало так: или они отдают свое добро фалладжи добровольно, или те приходят и отбирают его силой.
– Хотел бы я видеть, как они это сделают, – отмахнулся Драфна.
– Зегонцы когда-то тоже так говорили, – холодно ответил Фелдон. – А теперь Зегон – провинция фалладжи, опустошенная и разграбленная. Да ведь и с иотийцами приключилось то же самое.
– Представители кадира обращались с просьбой о помощи и к городскому совету Терисии, – мягко добавила архимандрит. – Мы вежливо отказали. Но что будет, если они приведут под стены города своих механических драконов?
– А потом приведут их под стены твоего города, Драфна? – продолжил Фелдон.
Один из основателей лат-намского колледжа в его «нынешнем виде» издал гортанный звук.
– Терисия – древний город, – сказала архимандрит, обращаясь к Лоран. – В нем много защитных сооружений. Большие белые башни, опоясывающие центральную часть города, – лишь одно из них. Но, с другой стороны, все защитные сооружения были возведены давным-давно, и может статься, их мощи не хватит, чтобы противостоять нападению. Наш народ живет в мире давно, никто уже не помнит, когда была последняя война, и нас не прельщает перспектива нападения.
– Когда надвигается война, – сказал Драфна, – бессмысленно обсуждать, прельщает нас эта перспектива или нет.
– Вот именно! – громовым голосом возгласил Фелдон. – Поэтому нам нужно готовиться! Иначе нам ничто не поможет – нас всех перебьют.
– Вы можете заключить союз с Урзой, – сказала Лоран. – Ведь главная опасность исходит от Мишры.
Архимандрит и Фелдон переглянулись, затем оба посмотрели на Лоран.
– Как-его-там, возможно, ничуть не лучше Мишры, – сказал Фелдон. – Его успехи в организации обороны Иотии не слишком впечатляют.
– И какой смысл искать спасения от одного тирана под игом другого, – сказала архимандрит мягко, но весомо.
Лоран оценила ответ Повелительницы.
– Вы правы, – сказала она. – Мне грустно об этом говорить, но теперешний Корлис – не более чем аргивская провинция. Решения в основном принимает Пенрегон, а корлисианцы – под предлогом координации усилий по обороне – вынуждены их исполнять.
– Вот именно, – снова сказал Фелдон. – Нам нужно другое решение.
Архимандрит чуть подалась вперед:
– В этих стенах нашли свой дом многие ученые, но мы прекрасно знаем, сколько их еще скитается по землям западной части континента. Я предлагаю собрать их всех здесь и заключить союз, союз ученых, чтобы собрать воедино знания, которые помогут нам противостоять машинам братьев.
– Я лично знаком с несколькими саринтскими учеными, которые бросились в панике собирать вещи, едва только Ашнод постучала в ворота их столицы, – сказал Фелдон. – Я знаю несколько шаманов и колдуний из ледниковых районов, они тоже могли бы нам помочь.
– Знаменитые певцы-колдуны из Сумифы тоже присоединятся к нам, равно как и астрологи и предсказатели из Зегона, – добавила Повелительница.
– Нет, – сказал Драфна. Все уставились на лысого коротышку. – Нет, – уверенно повторил он. – Ни к чему все это. Лат-Нам достаточно далеко отсюда, у нас нет повода беспокоиться. Мы не будем участвовать в этой затее.
Раздалось едва слышное покашливание. Драфна обернулся к своей жене, которая снова кашлянула. Фелдон удивленно приподнял бровь, архимандрит сохраняла на лице бесстрастно-невозмутимое выражение. Драфна нахмурился.
– Я хотел сказать, мы подумаем, – произнес он, бросив испепеляющий взгляд на жену-коллегу из Лат-Нама. – Лично я против, но тем не менее мы готовы предоставить в ваше распоряжение наши знания и наши ресурсы. – Он перевел дух и сложил руки на живота В конце концов, может, мы и сами чему-нибудь научимся.
Повелительница обратилась к Лоран:
– А вы, Лоран из Пенрегона, вы вступите в наш союз?
Лоран задумалась. Она пришла сюда в поисках знаний, но думала ли она, что ее станут уговаривать обрести знания, которые могут повредить обоим братьям? Урза и Мишра – разве они заслужили это? Неужели она предаст их и отдаст записки Токасии людям, которые – пусть даже ради самозащиты – будут искать в них средство уничтожения братьев?
Она вспомнила и о непрекращающемся строительстве шахт и фабрик, заполонивших ее родину, и о представителях благородных семейств, которые были готовы объявить Урзу святым, божественным защитником их страны. Она задумалась о фалладжи, которые, кажется, уже объявили Мишру богом на земле. Думала ли Токасия, что ее ученики, повзрослев, используют полученные от нее знания так, как они это сделали?
Лоран сделала глубокий вдох.
– Да, – сказала она. – Я с вами.
Глава 22: Новая шапка Урзы
– Как можно носить эти жуткие воротники? – Тавнос тщетно пытался справиться с жестким накрахмаленным ошейником.
– А никак, – ответил Урза. – Когда я был маленький, я ненавидел все эти обычаи из-за того, что нужно было надевать парадную одежду. Мне кажется, одна из причин более чем прохладного отношения дворян к религии – требование носить слишком неудобную одежду.
На обоих были жесткие рубашки из хлопка и тяжелые шерстяные пиджаки, к которым полагались тяжеленные шерстяные брюки. Одежда была тщательно отглажена, так что складки казались острей ножа. Новые кожаные сапоги, начищенные до немыслимого блеска, соперничали по неудобству с брюками и пиджаками. Тавнос предположил, что свинцовые кандалы удобнее и легче новых сапог. Но тем не менее церемониальное одеяние пришлось надевать – аргивяне придавали исключительно важное значение предстоящему ритуалу. Тавнос предложил остаться, а вместо себя и Урзы послать на церемонию их парадные одежды.
По зрелом размышлении Тавнос пришел к выводу, что им с Урзой повезло. Некоторые дворяне были одеты в костюмы, которые делали их похожими на корабль под парусами – столько на них было лент, шнуров, перевязей и медалей. Но, к счастью, в Аргиве никогда не было должностей Верховного Лорда-изобретателя и Защитника отечества, не знала история и должности Главного ученого. Поэтому оба претендента на новые должности были избавлены от помпезных церемоний, сопровождавших назначения на старые добрые традиционные должности.
Тавнос знал, что аргивяне считаются людьми серьезными и педантичными. Это утверждение в полной мере подтвердилось и ходом церемонии празднования, и ее организацией. Никогда он не видел такого количества людей, вынужденных решать сложную задачу – они должны постоянно радоваться. Они исключительно серьезно, с сознанием неотвратимости и какой-то холодной яростью собирались веселиться. События прошедшего месяца показали это в полной мере. В Пенрегоне чуть ли не каждый день проходили праздники. Сначала отмечали бракосочетание юного кронпринца и правнучки грозной повелительницы Корлиса. Затем отмечали отречение от престола уважаемого (хотя и лишенного реальной власти) короля в пользу кронпринца и его молодой жены. Затем отмечали создание Соединенного королевства Аргива и Корлиса (хотя фактически Корлис не имел политического веса). Наконец настало время отпраздновать главное событие: присвоение Урзе титулов Верховного Лорда-изобретателя и Защитника только что созданного Соединенного королевства.
Инициатором и вдохновителем всех торжеств явилось аргивское дворянство. Благородные семейства давно вели интриги против короны. Король (которого теперь называли король-отец) проводил политику умиротворения и сдерживания в отношении пустынных племен. Эта политика была погребена под руинами дворца Кроога, там же покоилась королевская власть. Дворяне и корлисийские купцы устроили брак между принцем Аргива и наследницей Корлиса. Не без их помощи отрекся от престола и король-отец. Что же касается Урзы – Тавнос точно знал это – дворяне потратили немало сил и времени, уговаривая его принять скипетр и митру Защитника отечества.
Тавнос, правда, не понимал причин, побудивших Урзу согласиться на их уговоры. Тавнос спросил его об этом, но ответ Урзы показался ему странным и невразумительным.
– В Иотии, – сказал Урза, – вождь позволил мне строить машины, но я не мог контролировать их использование. К тому же мне всегда не хватало средств и материалов, чтобы довести изобретения до ума, хотя я и носил титул Главного изобретателя. Теперь же, будучи Защитником отечества, я полностью контролирую распределение и использование машин и в моих руках сосредоточены необходимые мне средства.
– Не уверен, что ты действительно контролируешь все, – ответил Тавнос. – Насколько мне известно, вождям иногда приходится мириться с некоторыми событиями, ибо они не в силах на них повлиять. Например, им неподвластна воля масс. То и дело в столице раздаются призывы отвоевать Иотию.
– Что ж, так, возможно, и будет, – ответил Урза, – но это произойдет тогда, когда у нас будет механизированная армия, укомплектованная мстителями, механическими солдатами и новыми стражами, которых мы с тобой разрабатываем.
– Возможно, это произойдет прежде, чем мы сможем закончить работу, – усомнился Тавнос, – Кстати, твое новое положение, после принятия титула, как раз может вынудить тебя уступить давлению и объявить поход на Иотию.
Урза сжал ладони и задумался. Затем он пожал плечами:
– Возможно, мой бывший ученик, ты прав.
– Так зачем же ты согласился принять митру и скипетр? – повторил свой вопрос Тавнос.
– Есть причина, – ответил Урза таким тоном, что было ясно: больше он обсуждать этот вопрос не намерен.
Тавнос хотел продолжить разговор и выяснить, в чем дело, но в этот момент дверь комнаты распахнулась и в нее влетела маленькая железная птица, а за ней – ее преследователь, малыш Харбин. Семилетний мальчуган, весело хохоча, пытался схватить птицу, но та без труда уворачивалась от его ручонок и летала кругами по комнате.
Тавнос просвистел какую-то мелодию, и птица тут же села на каминную полку. Замолчал и мальчик, внезапно заметив, что в комнате кто-то есть.
– Дядя Тавнос, – сказал он с улыбкой, Затем его лицо стало серьезным. – Отец, прошу прощения, что прервал ваш разговор.
Урза весело улыбнулся в ответ и сказал:
– Ничего страшного, мы как раз закончили. – Взглянув на птицу, он спросил Тавноса: – Твоя работа?
Тот пожал плечами:
– Так, развлечение, решил опробовать пару идей, над которыми работал. Птице удается уворачиваться от ладошек мальчика благодаря тому, что она распознает движение воздуха, которое тот создает руками. Если бы Харбин двигался медленно и осторожно, он бы поймал ее, но у мальчишек его возраста не хватает терпения.
Урза кивнул:
– У иотийцев, возможно, в самом деле много душ, но в глубине каждой из них ты по-прежнему игрушечных дел мастер.
Тут в комнату вошла Кайла, королева Иотии в изгнании, за ней по пятам следовал слуга с ее плащом, но он не осмелился переступить порог.
– Харбин! Ты же знаешь, что не должен мешать отцу и Тавносу!
Урза улыбнулся еще раз и повторил:
– Ничего страшного. В такой день все равно не удастся сделать ничего полезного. Так что давайте лучше выпьем за удачу.
Тавнос взял со стола большую бутыль красного вина – подарок аргивской знати. Аргивяне любили красное терпкое вино. Урза принес два бокала для гостей и свой кубок, изготовленный собственноручно из какой-то детали последнего из онулетов Токасии. В Аргиве эти животные уже считались легендой, как птицы рух и минотавры.
Тавнос налил немного себе и Кайле, а кубок Урзы наполнил почти до краев.
Урза поднял тост:
– Последние годы мы шли сквозь огонь, и он закалил нас. Сейчас огонь разгорается все ярче, но и мы с каждым часом становимся сильнее, и мы победим этот огонь. За Аргив и за Корлис!
– За память об Иотии! – сказала Кайла.
– За нового Верховного Лорда-изобретателя и Защитника отечества! – сказал Тавнос.
– За нового Главного ученого! – ответил Урза, и они чокнулись, по комнате разнесся звон металла. Урза осушил кубок и продолжил: – Пора идти. Если мы опоздаем, аргивяне обязательно введут опоздания в традицию и до конца дней мы будем вынуждены опаздывать!
Урза направился было к двери, но остановился и просвистел ту же мелодию, что и Тавнос несколько минут назад. Металлическая птица расправила крылья и поднялась с каминной полки. Харбин замахнулся на нее рукой, но та увернулась и снова стала летать кругами по комнате, увлекая за собой мальчугана.
Церемония была обставлена в лучших аргивских традициях – чем длиннее и скучнее, тем лучше. Тавнос едва выдержал королевскую свадьбу месяц назад, но нынешнее празднество превзошло все ожидания – теперь виновниками торжества были он сам и Урза и, стало быть, у них не было ни малейшей возможности незаметно улизнуть.
Большой церемониальный зал когда-то был собором, посвященным давно забытому богу. Толпы аргивской знати, разодетой в пух и прах, толклись в ожидании начала церемонии. В соборе обильно курили фимиам, но его перебивал аромат духов, которыми щедро облились благородные дамы (и некоторые из господ). Тавнос подумал, удастся ли ему чихнуть – так тесен его парадный наряд, и на глаза у него навернулись слезы.
Тавнос с опаской относился к аргивянам, а к аргивской знати особенно. Даже в Крооге он, мальчишка из прибрежной провинции, чувствовал себя неуютно. Но там он все-таки был своим среди своих. А здесь, в Аргиве, большинство людей почему-то полагали, что иотийцам с трудом даются иностранные языки, и все, с кем Тавносу случалось говорить, считали необходимым обращаться к нему очень громко, а слова произносить очень медленно.