То и дело случались происшествия. Несколько торговцев фалладжи (и одного ювелира из Зегона) линчевали. Тут и там собирались отряды молодых искателей приключений, которые уезжали в земли фалладжи с желанием отомстить, а если они не возвращались, мстить за них устремлялись другие. Чтобы прекратить бессмысленную гибель людей, армия объявила набор добровольцев. За один лишь месяц набрали в три раза больше рекрутов, чем за несколько предыдущих лет.
Королева стала изредка появляться на людях, но выглядела она изможденной. Недруги злословили, что вождь, мол, должно быть, слишком долго оберегал ее от трудностей, связанных с ее ролью в государстве, и теперь оказалось, что она не готова взвалить на свои плечи тяжесть королевской власти. Сторонники утверждали, что она в тайне от прочих встречается с дворянами и главами гильдий и готовит ответ фалладжи. Третьи же, и в их числе Тавнос, отмечали, что к народу она всегда выходит одна.
Ходили слухи, что Главный изобретатель заперся в своей мастерской и создает там секретное оружие, с помощью которого иотийцы победят племена фалладжи. Говорили разное – что это новый вариант орнитоптера, что это более мощная бомба, что это гигантская версия механического солдата, которых теперь называли «мститель Урзы», полагая, что изобретатель будет мстить убийце вождя с помощью таких солдат. Из Корлинды вернулась делегация, с ней прибыли и останки уничтоженного механического человека, и его, словно верного пса, похоронили рядом с вождем.
Руско не вернулся, и Тавнос узнал, что, хотя часовщик и остался в живых, в ближайшее время он в Крооге не появится. Начальник стражи возглавил патрульный отряд и отправился на западную границу с фалладжи, а на его место при дворе был назначен другой человек. Вслед за бывшим начальником в течение месяца отправились один за другим все пилоты, летавшие в Корлинду. Сенешаль сохранил свой пост, но королева Кайла отныне держала его на коротком поводке.
Вскоре все прочие придворные, чиновники и слуги заметили, что, если королева сталкивалась с чем-либо или кем-либо, кто ей не нравился, этот кто-то или что-то бесследно из дворца исчезали. Поэтому во дворце стали ходить на цыпочках и говорить шепотом.
Фалладжи, против ожидания, вели себя тихо. Они совершили набег на Полосу мечей, в ответ Иотия отправила карательный отряд вглубь пустыни, который через некоторое время возвратился назад, истратив припасы и не найдя врагов. Вскоре после этого появился подписанный королевой и Главным изобретателем указ: все должны с оружием в руках защищать каждый дюйм иотийской земли, но никто не смеет совершать набеги на земли фалладжи без прямого приказа из столицы. Многие восприняли монаршую волю как знак того, что супруг королевы работает над чем-то смертоносным, что позволит разобраться с фалладжи раз и навсегда.
И один лишь Тавнос знал, чем занимался Главный изобретатель в первый месяц после смерти вождя. Урза день и ночь проводил в мастерской. Он отпустил учеников на панихиду по вождю, но с тех пор не вызывал их к себе. Тавносу он разрешил остаться, и главный подмастерье в одиночку смазывал машины и заботился о коже для крыльев, стараясь как можно реже появляться Урзе на глаза.
Один-два раза в день Урза выбирался из своего логова, чтобы встретиться с новым начальником стражи и отправить короткое послание тому или иному чиновнику.
Затем он возвращался обратно, усаживался в кресло и внимательно разглядывал чистый лист бумаги, закрепленный на чертежной доске. Он глядел на него часами. Сначала Тавнос думал, что Урза просто не может решить, какое из задуманных им чудес первым воплотить в дерево и металл. Но когда пять дней спустя молодой мастер обнаружил на доске все тот же чистый лист, он понял, что у его учителя опустились руки – он осознал, какая ответственность легла на его плечи, и, ошеломленный, не знал, что ему предпринять.
Лишь однажды Тавнос рискнул высказать Урзе свое мнение. Он знал, что во дворце и в столице ходят опасные слухи. Согласно одним, Главный изобретатель вовсе не собирался нападать на фалладжи, поскольку ими предводительствует его родной брат, которого Урза не видел с детства. Согласно другим, Урза медлил, поскольку хотел убить брата своими руками. Наконец, были и третьи: мол, принц-консорт просто-напросто боится своего брата и не хочет сражаться с ним. Тавнос не решился сообщить учителю, что еще немного, и народ Иотии прямо обвинит его в трусости, но он все же осмелился задать ему прямой вопрос – почему тот не нанес ответный удар?
Урза был вне себя от гнева.
– Война – это пустая трата сил и средств! – крикнул он. – Та бессмысленная атака обошлась нам в четыре орнитоптера, не говоря уже о гибели вождя, и мне нечем их заменить – нет силовых камней. С какой стати я должен идти в битву и тратить время, золото и бесценные человеческие жизни? Ради чего гоняться за призраками в пустыне? Не лучше ли сжечь город и избавить моего брата от хлопот?
Слова изобретателя оказались столь же резкими, сколь и неожиданными. После этого разговора Тавнос передвигался по мастерской тише прежнего.
Прибывали сообщения, их получал Тавнос. На записки начальника стражи Урза давал краткие ответы, отсылая их через Тавноса, Иногда приносили письма от купцов и ремесленников; в половине случаев изобретатель на них отвечал, остальные комкал и выбрасывал в корзину.
Были письма и с оттиском личной печати королевы. Урза складывал их в стопку на рабочем столе, не открывая. Поначалу их было много, затем поток уменьшился.
В конце концов письмо от королевы получил Тавнос. В послании Кайла требовала от подмастерья явиться этой ночью в ее покои. Игрушечных дел мастер должен был в полночь постучать в монаршие двери. Он не имел права говорить, куда направляется, никому, даже Урзе.
Именно поэтому Тавнос сейчас бесшумно крался по коридорам. Стражники никогда не охраняли этой части дворца, исключением стали лишь дни траура по вождю. Час был поздний, даже слуги уже успели перемыть кости всем придворным и отправились спать.
Подмастерье добрался до дверей в королевские апартаменты. Храмовые колокола били полночь. Он тихо постучал.
Несколько мгновений было тихо, и Тавнос испугался, что его не услышали. Затем раздался нетвердый голос:
– Входите.
Тавнос аккуратно приоткрыл дверь.
– Ваше величество?
Кайла сидела у окна и смотрела на раскинувшийся внизу город. На ней была лишь ночная сорочка, поверх нее королева накинула малиновую мантию. В руке она сжимала бокал для бренди, и даже через комнату Тавнос заметил, что бренди в нем налито больше обычного.
Не получив ответа, Тавнос вошел и, закрыв за собой дверь, повторил:
– Ваше величество?
Кайла глубоко вздохнула:
– Не надо. Не называй меня так. Это «ваше величество» доводит меня до слез. И так каждый день – сегодня, вчера, позавчера… – Она поднесла бокал к губам. – Называй меня Кайла. Тебе хватит на это смелости, о Тавнос, игрушечных дел мастер?
Тавнос открыл рот и попытался произнести соответствующие слова, но губы отказывались повиноваться.
– Боюсь, что нет, госпожа, – сказал он, помедлив.
Королева весело, по-девичьи фыркнула:
– Что ж, придется мне обойтись «госпожой», по крайней мере сейчас. – Она повернулась на табуретке и опустила ноги на пол. – Хочешь поесть? Я приказала прислать из кухни холодное мясо и сыр.
Кайла махнула рукой в сторону соседнего столика. Он был заставлен хрусталем и серебром, там же стояли пара изящных витых свечей и полупрозрачные, как крылья орнитоптера, фарфоровые тарелки, наполненные едой: мясо, нарезанное тонкими ломтиками и большими кусками, сыры, фрукты и какие-то неизвестные Тавносу соленья.
– Как пожелаете, ваше… госпожа, – делая шаг к столу, сказал Тавнос.
Кайла встала и направилась к креслу. По дороге она споткнулась и пролила содержимое бокала на пол. Чтобы не упасть, ей пришлось опереться на своего гостя.
– Извини, – пробормотала она.
– Что вы, – ответил Тавнос. Он вдохнул тяжелый аромат ее духов, смешанный с парами бренди. Бренди, по его мнению, было очень старое, старше самого покойного вождя.
Тавнос попытался вспомнить, пила ли королева когда-нибудь больше бокала вина за обедом. Кажется, никогда. Более того, Тавнос подозревал, что до его прихода королева выпила, как минимум, еще один бокал того же крепкого напитка.
Подмастерье осторожно сел, не зная, что делать дальше. Он всегда считал себя простым парнем с побережья, непривычным к тонкостям высшего света Иотии, но сейчас он был готов поклясться, что точно знает, к чему все в конечном счете придет.
Кайла отрезала кусочек сыра и взмахнула увенчанным чеддером острием перед лицом гостя.
– Хорошо, – сказала она. – Как он?
– О ком вы, госпожа? – ответил Тавнос, притворяясь, что не понимает королеву, и уставился на соленья, пытаясь угадать, что лежит на тарелке.
Слова гостя позабавили Кайлу.
– Вы только подумайте, он спрашивает, о ком я. Ладно, скажу: я о своем любимом и преданном муже, вот о ком. Которого ты в последнее время видишь куда чаще, чем я. – Она четко выговорила последние слова и откинулась назад, явно довольная тем, что сумела произнести их не запнувшись.
Тавнос осторожно ответил:
– Он… Он в порядке, ваше величество.
– Кайла, – поправила его королева.
– Кай… Кайла. Госпожа, – сказал, покраснев, Тавнос.
– Я писала ему, но он не отвечает, – вздохнула она, отправляя в рот кусочек сыра.
– Я знаю, – тихо сказал Тавнос. – Но он так занят. Патрулями. Реализацией своих проектов.
– Ну разумеется. – Королева воздела руки. – Эти его вечные удивительные проекты. Как я ему завидую! У него всегда есть предлог запереться в своей комнате и ни с кем не разговаривать, и прежде всего со своей женой, – он же всегда трудится над своими гениальными проектами!
Тавнос неожиданно понял, что с самого начала отвечал неправильно. Но откуда ему знать, что она хочет услышать от него, что господин Урза страдает не меньше ее.
Некоторое время королева внимательно разглядывала свой бокал; затем она неожиданно подняла голову:
– Знаешь, я не ожидала многого от замужества. Я надеялась, что у меня будет с кем поговорить. По крайней мере что у меня будет кого послушать. Ну и еще пара наследников, чтобы порадовать папочку. А теперь у меня ни папочки, ни наследников, ни мужа. – Она посмотрела на Тавноса. – А с тобой?
Тавнос моргнул. От аромата духов у него кружилась голова.
– Что со мной?
– С тобой я могу поговорить? – спросила королева. – Потому что людей, которым я могу приказывать, у меня полно. Они даже умеют издавать нужные звуки в ответ, но все равно разговора не происходит. – Она взмахнула обеими руками, старое бренди выплеснулось из бокала. – Для этого у меня есть сенешаль и кормилица, точнее, ее у меня теперь тоже нет. Так что, как видишь, говорить мне не с кем. Я хочу сказать, я думала, что у меня будет возможность говорить с Урзой, – тихо добавила она. – Не часто. Днем-то он всегда работает над своими проектами, над своими чудесными устройствами. Но мне хватало и этого. И мне всегда нравилось его слушать, пусть я и не понимала, о чем он говорит. А теперь… теперь… – Кайла замолчала.
Когда Тавнос был совсем молод, он работал на рыболовном судне у своего дяди. Однажды он о чем-то задумался, и тут лодку накрыло волной. Молодой Тавнос запаниковал, не успел ни за что ухватиться, и его смыло за борт. Он едва не утонул. Дядя спас его, но, втащив обратно в лодку, посоветовал молодому человеку найти себе другое занятие.
Сейчас Тавнос чувствовал себя так же, как тогда на шлюпке, но рядом не было дяди, готового протянуть руку помощи.
– Знаешь, я тебя ревную, уж-ж-ж-ж-жасно ревную, – сказала Кайла. Ее глаза превратились в узкие щелочки – она отыскивала, чего бы еще взять из еды. – Он же все время проводит с тобой. Когда он говорит о подъемной силе, лобовом сопротивлении, обо всех этих блоках и шестеренках, ты действительно понимаешь, что он имеет в виду. Я не такая уж тупая, но я никогда не смогу сказать, какой тип блока нужен тут или там.
– У каждого есть свои сильные и слабы… – начал Тавнос.
– Я не понимаю – я что, уродка? – спросила она, взяв его за руку и наклонившись над столом. – Я что, отвратительная страшная мегера? – Ее мантия распахнулась, сорочка в свете свечей казалась почти прозрачной.
Тавнос крепко зажмурился.
– Нет, – сказал он, – вовсе нет.
– Тогда почему он не приходит ко мне? – спросила королева, откинувшись назад и не выпуская руку Тавноса. Казалось, она вот-вот зарыдает. – Он даже спит на работе. Ты это знаешь. А вот что я хочу знать – почему он не возвращается ко мне?
Тавнос вежливо разжал пальцы королевы и освободил руку. Открыв рот, он понял, что впервые за весь вечер Кайла слышит, что он говорит.
– Я думаю, – тихо сказал подмастерье, – что ему самому очень-очень плохо.
– Ему? – недоуменно спросила Кайла, округлив глаза. – Ему? Этой великой думающей машине? Этому памятнику разуму и логике? Главному механизму Кроога?
– Да, ему самому, – ответил Тавнос. – Вы правы, он и то, и другое, и третье. Но он и четвертое – он тот, на чьих глазах убили вашего отца. Он тот, кто не смог спасти его. Вы говорили с ним о том, что произошло в Корлинде? В смысле, как следует, по-настоящему?
Кайла посмотрела на него и прищурилась.
– Ответ, насколько я понимаю, отрицательный, – сказал Тавнос.
– Но он же не знал, что замышлял папа, – сказала она. – Я и сама этого не понимала.
– Верно, – ответил Тавнос, – но от этого ему не легче. Урза вернулся, и все славили его как героя, поскольку он выжил, а ваш отец – нет. А он понимает, что ему нужно прийти к вам и… – Он сделал жест рукой.
– Так вот почему он не приходит, – тихо закончила Кайла. Казалось, ее затуманенное бренди сознание на миг прояснилось. – Он казнит себя, поскольку думает, что я виню его в смерти отца. Или что я должна винить его, даже если это не так. А это не так.
– Гм-м-м, – пробормотал Тавнос.
– Так что же мне делать? Отправиться к нему в «голубятню» и поговорить обо всем?
Тавнос замахал руками, вспомнив, как отреагировал Урза, когда он сам попытался подойти к нему с вопросами.
– Думаю, лучше начать с чего-то другого. Чего-то, не связанного непосредственно с происшедшими событиями. Я уверен, в вашей жизни были дни, когда вы оба были счастливы.
– Постой-ка, – сказала Кайла, и Тавносу показалось, что королева превратилась в неисправную машину – во все стороны идет пар, колеса крутятся, а тронуться с места она никак не может. – Да. Да, были.
– Вот. Вспомните, что происходило в те дни, и придумайте что-нибудь, – сказал Тавнос.
Королева просияла:
– Да. Вот как. Я уверена, это сработает. – Она прошла к письменному столу, написала короткую записку и протянула ее Тавносу. – Вот. Отдай это Урзе. Скажи, что это срочно.
– Конечно, – произнес Тавнос, вставая из кресла. – Я уверен, он еще не спит.
– И вот еще что, Тавнос, – сказала она. Подмастерье повернулся, и Кайла поцеловала его в щеку. – Спасибо.
Тавнос покраснел. Его смущение было заметно даже в неверном свете свечей.
– Рад стараться. Можно больше не ходить вокруг вас обоих на цыпочках.
– Дело не в этом, – сказала она. – Я благодарна тебе за то, что ты оказался мудрее и смелее меня.
Тавнос заставил Урзу прочесть послание, и пятнадцатью минутами позже Главный изобретатель сунул голову в двери своих собственных покоев.
– Моя королева? Кайла? – спросил он.
Королева Кайла бин-Кроог сидела у стола, заставленного хрусталем и блюдами с мясом и сыром.
– Ах, вот и мой Главный изобретатель. Спасибо, что пришел так скоро.
– Ты сказала, это срочно, – сказал Урза, щуря глаза. – Что-то техническое, насколько я понял?
– Да, – ответила королева. – Знаешь, у меня есть музыкальная шкатулка. Фамильная драгоценность. Боюсь, она сломалась.
Она указала Урзе на кресло по другую сторону стола. Он сел. Перед ним на подносе лежала маленькая серебряная коробочка.
Урза осторожно открыл ее и повертел в руках.
– По-моему, ее просто давно не заводили, – наконец сказал он.
Кайла широко открыла глаза:
– Давно не заводили?
Урза кивнул и прокашлялся:
– Да. Ее надо завести. Но мне понадобится ключ.
– Ключ? Ах да, конечно, – сказала королева и распахнула мантию. Ночная сорочка казалось почти прозрачной. На шее Кайла носила розовую ленту, с нее свисал потертый, ржавый металлический ключ. – Этот подойдет, господин изобретатель?
Урза поглядел на ключ, затем на шкатулку. А потом долго смотрел в глаза королеве.
– Да, – наконец произнес он. – Думаю, подойдет, и еще как.
И Урза улыбнулся, впервые за долгое время.
Главный изобретатель не пришел в «голубятню» ни на следующий день, ни днем позже. На третий день Тавнос обнаружил на рабочем столе длинный пергамент с подробными инструкциями, начиная с вызова на работу учеников и кончая списком усовершенствований в конструкции орнитоптеров и нового механического человека; указаны были и сроки, в которые подмастерье должен воплотить все это в жизнь. Следов пребывания Урзы в «голубятне» не было, а приписка на полях гласила, что учитель появится на месте не раньше трех часов пополудни, если появится вообще.
Тавнос весело усмехнулся и не мешкая приступил к исполнению поручений мастера Урзы.
Глава 12: Фирексия
С юга налетела пыльная буря. Гигантская туча накрыла горизонт от края до края, поднялся жуткий ветер. Казалось, это прародитель всех ураганов, тот самый, который, как любили говорить старики, затмевает своей тенью солнце. Смерч, словно военачальник, выслал вперед дозорных – облака беснующейся пыли, которые готовы были заживо содрать кожу со всякого, кто не успел спрятаться. За ними шествовали маленькие торнадо, то выдвигаясь вперед, то снова скрываясь в неумолимо приближающейся стене черного песка.
Ураган догнал неуклюжего мак фава и поглотил его целиком. Впрочем, механический дракон спокойно продолжал катиться своей дорогой. Ни яростный ветер, ни поднятый в небо песок не мешали ему. Если бы на спине дракона сидели два человека, один с левого, а другой с правого бока, они не разглядели бы друг друга сквозь эту пыльную завесу, но и это не остановило машину – она решительно и уверенно ползла вперед.
Мишра и Ашнод ютились в каморке за хвостовыми пластинами существа. Машина не предназначалась для перевозки пассажиров, но ближе к хвосту, под корпусом зверя, обнаружилось некое пространство, там-то теперь и сидел раки со своим подмастерьем, слушая, как по металлической плоти скрежещет песок.
– Как она видит, куда идет? – спросила Ашнод, стараясь перекричать вой ветра.
– Ей не надо видеть, – ответил Мишра. – Она, как и я, просто знает, в какую сторону двигаться. Она ищет Тайное сердце транов. Я слышу зов Койлоса и понимаю, куда нам следует держать путь. А машина чувствует то, что чувствую я, и поэтому она тоже слышит этот зов, Койлос для нее – как магнит. Или, если хочешь, она сродни хищной птице, которая каждое лето возвращается в одно и то же место строить гнездо.
Ашнод пристально посмотрела на прижавшегося к ней коренастого мужчину. Ей не нравилась склонность Мишры рядить свои мысли в покровы из таинственных намеков и мистических аналогий. Она не могла понять: он действительно верит в зов и притяжение неведомого ей Койлоса или это лишь игра слов, а на самом деле он просто не знает, как машина находит дорогу в пустыне?
Ашнод хотела верить, что первая догадка верна, поскольку иначе оказывалось, что они вслепую бредут сквозь мощный ураган, ведомые лишь неопределенным чувством в сердце Мишры.
Мишра и Ашнод двинулись на поиски Койлоса, Тайного сердца транов, зимой того же года, когда произошла знаменитая резня в Корлинде и вождь Кроога погиб от рук молодого кадира. Мастер и подмастерье никому не сказали о своих планах, ни Хаджару, ни тем более кадиру. Предводитель фалладжи навряд ли обрадовался бы, услышь он, что его раки снова разыскивает тайное сердце транов.
Отступление из Корлинды стало трагедией: из прибывших в Корлис в земли фалладжи вернулся лишь каждый пятый. Уцелевшие передвигались по ночам, скрываясь в горных ущельях и выискивая места, где гигантский мак фава мог остаться незамеченным для преследователей на орнитоптерах. Сначала кадир хотел развернуться и немедленно атаковать противника, но доводы советников и осознание того, что в его распоряжении имеется лишь пятая часть войска, убедили кадира отступить, довольствуясь тем, что, судя по всему, ненавистный вождь Кроога был мертв.
Поразмыслив, кадир решил возложить вину за случившееся на раки. Мишре следовало знать, что среди врагов – его талантливый и коварный брат. Узнав об этом, Мишра должен был тут же рассказать все кадиру. И вообще, во время последовавшей за предательством битвы Мишра должен был сосредоточиться на его, кадира, защите, а не командовать своим механическим драконом.
И конечно, горько усмехнулась про себя Ашнод, Мишра был заодно виноват и в том, что после трагедии его популярность среди фалладжи только возросла. Вожди других племен прежде всего интересовались, все ли в порядке с раки, и лишь во вторую очередь осведомлялись о здоровье кадира. Кадир, конечно, убил проклятого вождя, но они считали, что все, кто сумел вернуться, должны благодарить за свое спасение именно Мишру и его машину. Никто, кроме кадира, не винил Мишру в том, что фалладжи попали в засаду, но вождь внимательно следил за тем, чтобы все знали его мнение, и никто не смел ему перечить.
По возвращении кадир высказал новые претензии. Мишра, оказалось, давно уже должен был найти еще несколько машин вроде его мак фава. Один большой механический дракон был слишком уязвимой целью. Кадир напомнил Мишре и о трудностях, с которыми они столкнулись в Зегоне. Если иотийцы выставили в Корлинде дюжину своих машин, то сувварди должны были сделать то же самое.
Естественно, не уставал повторять кадир, никто не сомневается ни в верности Мишры, ни в его таланте. Однако когда молодой вождь говорил об этом, он всякий раз ухитрялся сказать так, что все понимали: кадир думает как раз наоборот. Прошло много лет с того момента, когда раки подчинил себе первого мак фава, и теперь народу сувварди были нужны новые. Ходили даже слухи, что раки боится летающих машин и мощи своего брата, но кадир уверял Мишру, что важные люди племени в эти слухи не верят.
Ашнод, как и полагалось женщинам фалладжи, наблюдала за происходящим молча. Но после того как кадир отпустил их, она не отказала себе в удовольствии сказать Мишре:
– Кстати, со мной ты последнее время тоже не занимаешься.
Мишра ничего ей не ответил, вернулся в свой шатер и начал отдавать приказания.
Раки объявил, что нужно срочно найти машины Древних, предпочтительно в рабочем состоянии. Во все концы были разосланы разведчики. Через месяц они вернулись, доложив, что обнаружили огромную машину близ берегов реки Мардун. Кадир, снова занятый подчинением племен, разрешил своему раки и его женщине отправиться к месту находки и осмотреть ее.
Находка была более или менее цела. Судя по всему, это было какое-то транспортное средство, но что траны на нем перевозили, оставалось неясным. Выглядела машина как большая повозка. Она лежала на боку, вся покрытая ржавчиной, колеса со спицами были погнуты и разбиты. Силовой блок с проводами и силовым камнем найти не удалось – если он вообще полагался этой машине.
Мишра покачал головой. Чтобы собрать это чудовище, потребуется много времени и усилий, и даже целиком восстановленная машина не произведет и десятой доли того впечатления, что произвел на кадира мак фава. Кадир будет разочарован.
На следующее утро после осмотра находки Мишра назначил Хаджара начальником раскопок и отбыл, взяв с собой и механического дракона, и Ашнод. Они отправились на восток и двигались днем и ночью, так как дракон не ведал усталости. Брюхо металлического существа служило им спальней, а теперь и укрытием – вокруг них гудел налетевший с юга ураган.
Десять дней и ночей они сидели внутри чудовища, словно пленники. У них было достаточно припасов, но ниши едва-едва хватало одному, а двоим там было ужасно тесно. Чтобы убить время, Мишра рассказал Ашнод историю своего первого посещения Койлоса. Он воспользовался вынужденным затворничеством и для того, чтобы объяснить Ашнод, как ей надо себя вести, чтобы завоевать уважение фалладжи. Вскоре Ашнод была готова выскочить наружу навстречу урагану – лишь бы не слушать, как Мишра монотонно перечисляет все ее недостатки.
– Я все сделала как надо, – раздраженно сказала она на десятый день бури, когда Мишра напомнил ей (в пятый раз) о недавнем случае в лагере кадира.
– Воин, на которого ты напала, с тобой не согласится, – ответил Мишра.
– Он сказал, что я думаю как мужчина. – Ашнод была вне себя от возмущения.
– Это старинная поговорка фалладжи, – ответил Мишра. – Это комплимент.
– Поверь мне, – сказала Ашнод, – это не так.
– В любом случае не следовало его калечить, – сурово сказал Мишра.
Ашнод ткнула Мишру пальцем в грудь.
– Ты бы предпочел думать, что я использовала против него свой посох потому, что он оскорбил мои нежные девичьи ушки, похотливо предложив мне кое-чем с ним заняться? – спросила она. – Тогда знай – это тоже правда.
Мишра ответил не сразу. Вместо этого он указал на наружные пластины дракона и сказал:
– Послушай.
– Я ничего не слышу, – ответила Ашнод, помолчав.
– Вот именно, – сказал Мишра. – Я полагаю, ураган наконец-то стих. Выберись-ка наружу и проверь.
Ашнод недоуменно взглянула на учителя.
– А если это лишь временное затишье? И что если все начнется заново, пока я буду снаружи?
Мишра прислонился к металлической стене.
– Ты подмастерье. Это означает, что все неприятное и рискованное – твоя работа.
Ворча, Ашнод переползла к пластинам у входа, аккуратно отогнула их и выглянула наружу. На севере стеной стоял непроницаемый мрак, но небо над головой было ярко-голубым, а песок уже осел. Ураган обогнал их и ушел вперед.
– Все кончено, – сказал Мишра, вслед за Ашнод выбираясь из укрытия. – Какое-то время мы сможем ехать на нашем звере верхом.
– Поехали немедленно, – буркнула она. Ей было наплевать, слышит ее Мишра или нет.
В последние дни путешествия они не встретили ни одного живого существа. Ураган вымел пустыню как метла, одни скалы исчезли под песком, другие, наоборот, обнажились. Наконец, проехав по пескам еще неделю, они достигли ущелья Койлоса.
Ураган обошел каньон стороной, и, по-видимому, Мишра, Урза и Токасия до сих пор могли считать себя последними посетителями транского города. Очищенные от мяса грифами и выбеленные дождями кости птицы рух все еще лежали у входа в пещеру вместе с останками уничтоженных ею су-чи.
Чем ближе путешественники подходили ко входу, тем тише и мрачнее становился Мишра, Ашнод подумала, что в его памяти оживают воспоминания, и решила, что далеко не все из них были приятными.
Несколько дней кряду они изучали разбросанные в развалинах обломки машин и пришли к выводу, что ни одна из находок не может немедленно поступить на службу к кадиру.
– Может, раньше этих металлических пауков и можно было бы использовать, – сказала в тот вечер Ашнод, – но твой брат сослужил им плохую службу, взорвав ту машину. Они и так были не в лучшем состоянии, а теперь и вовсе превратились в мусор.
При упоминании о брате Мишру передернуло. Ашнод давно поняла, что и ей, и всем остальным запрещено обсуждать с младшим братом старшего, но это лишь сильнее разжигало ее любопытство. «В чем же секрет, – недоумевала подмастерье, – как сложились их непростые отношения?» Мишра пропустил слова подмастерья мимо ушей, и Ашнод увидела, что он смотрит на кости птицы рух – они частично закрывали вход в пещеру.
Ашнод догадалась, что если им и суждено что-то найти в Койлосе, то именно там, в пещере.
Во сне Мишра непрестанно ворочался и посреди ночи проснулся с криком. Ашнод успокаивала его, как могла.
– Мне снился ветер, сильный черный ветер, – только и мог вымолвить раки. Он был весь в поту. – Он кружил вокруг меня, он говорил со мной, он хотел открыть мне тайны, ужасные, страшные тайны.
– Все в порядке, – прошептала Ашнод. – Это был просто сон, ничего особенного.
– У меня все сны особенные, – глядя в темноту, сказал Мишра.
Наутро они вошли в пещеру. Мишра говорил, что в тот раз длинный коридор был ярко освещен, но сейчас в нем царила темнота, поэтому путешественники взяли с собой масляную лампу. Ашнод провела рукой по внутренней стене туннеля. Та была сложена из гранитных кирпичей, но стыков не было видно.
Они прошли мимо останков стражей су-чи. Мишра поднял обгоревший узкий череп и разбил его о стену. Тот раскололся как орех, но вместо мозга внутри оказался силовой камень, Глаз Древних. Он был слегка поврежден, но по-прежнему сверкал огнем транской энергии. Мишра довольно заурчал, и они пошли дальше.
Преодолев бесконечную череду ступеней, путешественники в конце концов добрались до порога огромной пещеры, логова транских машин. Она была залита мерцающим светом кристаллических пластин на потолке. В самом центре зала стояла машина, сделанная из непонятных пластин и зеркал, расположенных на одинаковом расстоянии вокруг чего-то вроде чаши. Чаша была пуста.
Мишра поместил туда камень из головы су-чи. Тут же раздалось низкое жужжание, пульсация, которая, казалось, исходила от самих стен. Мерцание прекратилось, и пещера озарилась мягким светом.
– Откуда ты знал, что надо сделать? – спросила Ашнод.
– Просто знал, – ответил Мишра. Его голос звучал так, словно он находился в тысяче миль отсюда. Раки пожал плечами, казалось, он пытается избавиться от каких-то воспоминаний.