Было видно, что Ратибор бежит с трудом, из последних сил, и лицо у него не бледное, как показалось Насте вначале, а голубое, с металлическим оттенком. Но больше всего поражал, отвращал и вселял ужас его третий глаз на лбу, словно освещенный изнутри огнем, наполненный страданием и невыразимой никакими словами мольбой.
      Споткнувшись, Ратибор упал, а догонявший его чужанин, похожий на кристаллический обломок скалы, навис над ним и стал расти в высоту, подняв над упавшим чудовищные волосатые лапы.
      — Стой! — крикнула Настя, поднимая «универсал». — Назад или стреляю!
      — Попробуй! — загрохотал чужанин голосом Железовского так, что эхо ударило со всех сторон.
      В отчаянии Настя надавила на спуск, но пистолет изогнулся, как живой, выдавил из себя жидкую струйку пламени, зазвонил и начал таять восковыми слезами…
      Настя вскинулась, обводя бессмысленным взором обстановку спальни, уютный «медвежий угол», и со стоном опустилась на кровать, унимая расходившееся сердце. Всплыли в памяти строки:
 
И было вам все это чуждо,
Но так упоительно ново,
Что вы поспешили… проснуться,
Боясь пробужденья иного…
 
      Поэт почти угадал, разве что эпитет «упоительно» не совсем точен. Хоть не ложись спать!..
      В прихожей мягко позвонил дверной сторож.
      Настя снова вскочила, в одном пеньюаре выпорхнула в гостиную, не прислушалась к себе и; ссутулившись, вернулась в спальню. Накинула халат, вытерла лицо губкой, глянула на часы: почти двенадцать ночи. Господи, кто там в такой час?
      Звонок раздался в третий раз. Тогда она приказала двери от крыться. На пороге стоял улыбающийся Коста с огромным букетом гладиолусов.
      — Гостей принимаешь?
      Настя зябко поежилась, кутаясь в халат, посторонилась.
      — Проходи.
      Гость сунул ей букет.
      — Что у тебя за вид, словно ты спала? Или замерзла? Согреем. — Коста засмеялся, на ходу наклонился, пытаясь поцеловать хозяйку, но та отстранилась.
      — Не надо, Косточка. — Голос был тих и тускл, и Настя заставила себя выглядеть такой, какой ее знали в институте. — Садись, но не повторяй весь свой ежедневный репертуар, ладно?
      Настя поставила цветы в старинную керамическую вазу, налила воды, посмотрела на цветы и вздохнула. Потом вернулась к гостю.
      — Я тебя слушаю.
      Коста сел с размаху в кресло, внимательно посмотрел на девушку, улыбка сбежала с его губ.
      — Похоже, мне здесь не рады. А вчера кто-то приглашал меня к себе, обещал неземные блага. Или то была минута слабости?
      Перед глазами Насти возник колеблющийся образ двух целующихся фигур, потом сверкнула вспышка, одна из фигур исчезла.
      Настя кивнула.
      — Ты все хорошо понимаешь. Косточка, спасибо тебе за вчерашнее, вообще за сочувствие, ты мне здорово помог… — Она остановилась, потому что гость покачал головой, лицо его на мгновение заострилось и стало злым.
      — Сочувствие? Вчера речь ни о каком сочувствии не шла, на сколько помнится. Речь шла о другом, о тебе и обо мне, и я понял, что ты наконец заметила…
      Настя покачала головой, в свою очередь разглядывая лицо гостя, подвижное, красивое, самоуверенное, с энергичной складкой губ, лицо человека, всегда добивающегося своей цели. Эфаналитик Коста Сахангирей, всесторонний художник, работа с инком в режиме «один-на-один» для него — конек и средство самовыражения. Его выводы всегда полны красок и тонов. Что ни задача — то произведение искусства, своя «симфония». Отличается кипучей активностью и уверенностью в своих силах. Руководитель лаборатории эфанализа ИВКа, в которой работала и Анастасия. Человек без комплексов, не без оснований претендующий на исключительность. И, наконец, интрасенс.
      — Не понимаю, — сказал он, пожав плечами; — Я же не мальчик, Настя. Вчера мы, кажется, все обсудили, и я, как джентльмен, остановил развитие событий, хотя мог бы просто воспользоваться случаем. В чем дело, что изменилось?
      — Спасибо тебе, — улыбнулась Настя невольно, — за то, что ты джентльмен и вообще хороший парень. Вчера мне было очень плохо, я даже не все помню, что со мной было, но сегодня… нет-нет, изменений особых не произошло, и все же мы отложим разговор до лучших времен. Не обижайся. Косточка, ладно? Хочешь шампанского?
      Коста нахмурился.
      — Честно говоря, не думал, что ты меня так… встретишь. До сих пор мне казалось, что ты живешь без предрассудков, раскован но и свободно. Или я ошибся? А может быть, кто-то из твоих паритет-повелителей заявил окончательные права? Кто же? Грехов или Берестов?
      Кровь отлила у Насти от щек, губы онемели.
      Коста криво улыбнулся, вскочил и попытался обнять ее за плечи, заглянуть в глаза, но не смог: ноги словно налились свинцом, при росли к полу, а на плечи навалилась тяжесть, будто при ускорении. Ощущения тут же прошли, Коста опомнился, он мог бы ответить тем же, сил хватило, однако, удержался.
      — Тебе лучше уйти, — прошептала Настя.
      — Извини, — сказал он. — Просто я не привык, чтобы меня, как мальчишку… вот и вырвалось. Но долго жить так… раздвоенно — ты не сможешь, и я приду. Позже. Все равно будет так, как я… — он хотел сказать «хочу», но передумал, — как я рассчитал. До встречи.
      Ушел.
      Настя присела на краешек тахты и, ссутулившись, просидела в таком положении несколько минут, пока раздавшийся в прихожей новый звонок не заставил ее вздрогнуть.
      Подождала немного, подумала почти спокойно: если опять Коста, спущу его с лестницы. Но это был не Сахангирей. Перед Настей стоял незнакомый молодой человек с лицом скуластым и добродушным, хотя складка губ на нем была жесткой и твердой, выдающей характер волевой и сильный. Серые внимательные глаза смотрели прямо и открыто, и мерцала в них уверенная сила и хитроватая (мужицкая, подумалось Насте, искони деревенская) мудрость.
      На госте была просторная серая рубашка, не скрывающая могучего телосложения, свободного покроя брюки и мокасины известной, фирмы «Маленький Мук».
      — Вы ко мне? — растерялась Настя.
      — Извините за визит в столь поздний час. — Гость виновато развел руками. — Вас трудно застать днем. Меня зовут Егор, я друг Ратибора.
      Настя почувствовала слабость в ногах и противную сосущую холодную пустоту в груди. Очнулась от прикосновения к спине: ее поддерживала горячая сильная рука гостя.
      — Извините, — проговорила она, сделав глубокий вдох, выпрямилась. и отвела руку. — Не подумайте, будто я настолько слаба; что не могу справиться с собой… Проходите.
      — Спасибо. — Молодой человек, обдав хозяйку волной воздуха с запахом сена и моря, прошел в гостиную, ступая бесшумно и мягко, несмотря на рост и вес; точно так же ходил и Ратибор. И сел он в предложенное кресло осторожно и бесшумно. Настя устроилась напротив, стиснула кулаки, пряча их в рукавах халата.
      — Слушаю вас.
      Гость покачал головой, с откровенным любопытством разглядывая ее. Настя поймала себя на досадном чувстве: она никак не могла нащупать эмоциональной и мысленной сферы Егора. Попыталась сосредоточиться, но у нее ничего не вышло.
      — Это я вас слушаю, — сказал он, удовлетворившись осмотром. — Ратибор сказал, чтобы я зашел к вам, если с ним что-нибудь… вот я и зашел. Могу я чем-нибудь помочь?
      Настя расслабилась, откинулась в кресле, улыбнулась сквозь набежавшие слезы…
      — Господи, а я подумала. Ратибор говорил мне о вас, я вспомнила, только не совсем представляла, какой вы.
      — И какой же?
      Она снова улыбнулась.
      — Вы на него похожи. Хотите кофе?
      — Хочу, — серьезно кивнул он.
      Настя выпорхнула из кресла, удивленная и обрадованная.
      — Подождите минуту. Если хотите, включайте видео, там есть хорошие кассеты, выберите. Или полистайте альбомы, второй ряд кристаллотеки.
      Когда она вернулась из кухни с подносом, гость сидел с кассе той стереофотографий на коленях. Ткнул пальцем в одну из фотографий:
      — Ваша мать?
      Настя поставила поднос, наклонилась над плечом Егора, с интересом посмотрела на его сосредоточенное лицо.
      — Вы проницательны, это моя мама. Еще никто из моих знакомых не угадал, кто это, все считают — я. Пейте. Это пироги с вязигой, готовила сама. Я вообще неплохой кулинар.
      Егор кивнул, беря пирог и чашку с кофе.
      — Ратибор мне говорил.
      Они пили кофе и болтали о «вертикальном» туризме, психоэкологии, балете «саундай» и о всяких пустяках, и Настя с удивлением прислушалась к себе, чувствуя, как глухая стена тоски и боли, выросшая в душе и отделившая ее от остального мира после ухода Рати-бора, вдруг стала трескаться и разрушаться.
      Егор оказался серьезным собеседником, любившим и умевшим не только говорить, но и слушать. Чувствовалось, что у него по каждому затронутому вопросу есть своя собственная точка зрения, которую он. и отстаивал аргументирование и с достаточной уверенностью. Он был серьезен, обстоятелен и уравновешен в той мере, которая почти всегда нравится женщинам в возрасте, называющим таких мужчин одним словом «хозяин», и Настя невольно улыбнулась, отвечая своим мыслям, хотя через минуту всю веселость ее как рукой сняло: какой-то неуловимый жест, Егора внезапно живо напомнил ей Берестова.
      — Расскажите, что с ним случилось. — Гость чутко реагировал на эмоции хозяйки и точно знал, когда и какие вопросы можно задавать. Такая его проницательность, в общем-то, контрастировала с внешне простоватым видом, Настя отметила это машинально, однако ее в данный момент занимало другое. Сначала запинаясь, потом на одном дыхании, она пересказала Егору всю историю своих отношений с Ратибором и, закончив рассказ на слове «ушел», замолчала, вдруг всхлипнув по-бабьи.
      — Понятно, — сказал Егор, задумчиво потирая переносицу пальцем, — Значит, Конструктор, вылупился, а послы остались внутри?
      — Еще неизвестно, вылупился ли он вообще, ученые не могут разобраться. Канал БВ сжимается, а на месте «пули» возникла зона странных эффектов, область гипер-геометрии, как ее называют, продолжающая мчаться в прежнем направлении, и ничего похожего на того Прожорливого Младенца, съевшего половину Марса сто лет назад.
      — Тогда не все еще потеряно. Я думал, вы точно знаете, что Ратибор… м-м, погиб, а оказывается, ничего не известно.
      — Габриэль сказал… — голос у Насти сорвался и она закончила шепотом: — что у Ратибора один шанс из миллиарда…
      — Габриэль — это Грехов? А разве он не может ошибаться, -как и любой другой человек?
      — Он — нет. — Настя глубоко вздохнула, вытерла щеку и виновато улыбнулась. — Хотя я очень надеюсь, что он ошибается.
      Егор кивнул, не теряя невозмутимости, лишь в серых глазах его промелькнула едва заметная тень озабоченности.
      — Он вернется, Настя, поверьте, Ратибор не такой человек, чтобы погибнуть за здорово живешь.
      — Правда? — жадно спросила она, тут же сдерживая порыв.
      — Правда, — твердо сказал он, потом встал и протянул руку. — До связи, Анастасия, мой телекс у вас есть, звоните, если понадоблюсь, особенно если срочно. В свою очередь не сердитесь, если позвоню в неурочное время, характер моей работы не позволяет мне владеть свободным временем по своему усмотрению.
      — А где вы работаете?
      — В одном из детских учебных городков Крайнего Севера, простым учителем.
      — "Простым", — невольно фыркнула Настя, провожая Егора. — Будто я не знаю, насколько сложна эта работа. Спасибо за визит. Честно говоря, я захандрила, и вы меня вытащили из болота хандры вовремя. Буду рада новому визиту.
      — Доброй ночи, Анастасия.
      — Зовите меня Настя или Стася, хорошо?
      — Идет. А вы меня Горка или Егорша, так меня мама в детстве называла.
      Настя засмеялась, чувствуя удивительное облегчение и желание что-то сделать. Спохватилась:
      — Как же я вас найду? У меня нет вашего номера.
      Егор оглянулся.
      — Уже есть, спросите «домового».
      Настя растерянно посмотрела в его умные глаза с блестками иронии, позвала, смутившись:
      — Панса, Дай мне телекс Егора… э-э?
      — Малыгина, — подсказал Егор. — Хорошая память.
      — Так вы… интрасенс? — догадалась наконец Настя, припомнив свои мелкие удивления по ходу знакомства, сложившиеся в цепь умозаключения.
      — Я шаман первого сука, — серьезно ответил Егор. — По древ ним легендам шаманского культа, сложенного некогда эвенками и якутами, души будущих шаманов воспитываются в гнездах на суках «мирового дерева», так вот я — шаман из гнезда первого сука. Доброй ночи, Настя.
      — Доброй ночи, — ответила Настя и добавила, улыбнувшись, когда он ушел: — Егорша…
      Побродила по комнатам, мысленным усилием меняя освещение, пока не остановилась посреди гостиной с ощущением какого-то внутреннего неудобства. Ощущение длилось недолго, но она уже поняла, что это такое — Габриэль давал знать о себе, посылая пси-волну с только ему присущими характеристиками. Понимая ее чувства, может быть, лучше, чем сама Настя, он не тревожил ее звонками и не добивался встреч, но всегда давал понять, что не вы пускает из поля зрения и может оказаться рядом в любой момент.
      Вздохнув, Настя сняла халат, критически оглядела себя в зеркале, отмечая появление новых черточек в облике, с удовольствием расправила пеньюар — она любила красивые вещи, — и тут раздался третий за этот поздний вечер звонок. Сердце подскочило и провалилось вниз, кровь отлила от щек, первой мыслью Насти было — Ратибор! Потом вернулась мудрая и тоскливая способность трезвой оценки: Ратибор вошел бы без звонка, и Настя открыла дверь, не пытаясь вычислить, кто стоит за ней.
      — Я не слишком поздно? — спросила Забава Боянова, с интересом разглядывая хозяйку, забывшую накинуть халат.
      Настя опомнилась, невольно краснея под этим взглядом.
      — У меня сегодня вечер гостей, — сказала она, отступая в гостиную. — Извините, Забава. Не думала, что это вы. Боянова улыбнулась.
      — Я это поняла. А кто был? — Она прошла вслед за хозяйкой, принюхиваясь. — фу-фу, русским духом пахнет! Уж не Иванушка ли дурачок заходил? Помнишь сказки про бабу Ягу?
      — Помню. — Настя улыбнулась, внутренне собираясь. Боянова была интрасенсом «большой силы», Насте не хотелось, чтобы она видела ее состояние и внутренний дискомфорт. — Только на бабу Ягу вы похожи мало. Были у меня двое добрых молодцев, нашедших свободную минуту, чтобы проявить сочувствие и милосердие.
      — Ага, вижу, ты в этом не очень-то нуждаешься. Что ж, люблю сильных женщин. Как и сильных мужчин. Я не займу у тебя много времени, у меня самой его нет, но кое-что интересное сообщу, не возражаешь?
      Настя не возражала. Они сели и некоторое время присматривались друг к другу, согласовывая психоэмоциональные связи.
      Боянова была одета в удивительное, черное, как ночь, играющее звездными огнями, платье, скрывающее и одновременно подчеркивающее фигуру, и хотя Настя тоже знала секреты, как в зрелые годы сохранить красоту и молодость, тем не менее и она с невольным восхищением отметила умение женщины держать себя в форме и быть естественной всегда и со всеми.
      Забава едва заметно усмехнулась.
      — Ты тоже не обделена природой, красна девица, от друзей отбоя нет, так что не печалься. Как долго я тебя не видела? Два месяца? И все это время ты просидела в затворничестве? — Боя нова осуждающе покачала головой. — Уходить в саньясу в твои годы рано, погоревала и хватит, досыть, как говаривала моя бабуля, делом пора заниматься, тем более что основные заботы пока еще впереди. Да и не все ясно с послами, может быть, они и не погибли.
      Настя обхватила руками плечи, уголки губ ее грустно опустились, придав лицу неповторимый колорит Феи печали.
      — Не надо. Забава, ни утешений, ни надежд, Ратибор. не вернется, я знаю.
      Боянова нахмурилась, в ее облике вдруг проглянула натура властная и решительная, как нестираемая печать должности председателя СЭКОНа.
      — Это тебе твой Грехов навещал? А сама ты разве не знаешь, что будущее подчиняется вероятностному закону? Разве рассчитанные тобой футурграммы всегда сходятся с абсолютной точностью? Допускаю, что Грехов способен видеть глобальные изменения временного ствола и даже отдельные крупные ветви, но не все же веточки и листочки. Не знаю почему, но я уверена, что Берестов выкарабкается
      Настя снова покачала головой, отвечая скорее себе, чем гостье. Потом с усилием преодолела готовые вырваться возражения.
      — Спасибо, Забава. Вы не первая, кто верит в его возвращение, но никто из вас не знает пределов знания Габриэля. Не беспокойтесь, я возьму себя в руки… уже взяла. Завтра выхожу на работу. В последнее время я действительно не следила за событиями и совершенно отстала от жизни. В самом деле много новостей?
      — Главная новость, что Конструктор, каким мы его провожали сто с лишним лет назад, не вышел из канала БВ. Вернее, вышел наполовину, а может быть, трансформировался до неузнаваемости. Канал БВ за ним практически стянулся в «струну», но не исчез, и физики предполагают, что эта «пуповина» продолжает связывать зернистый кокон Конструктора со вселенной, откуда он пробивался к нам. Отсюда и все эти дикие эффекты с «булгаковской метрикой», «плывущей топологией», многомерным пространством, появлением странных частиц вроде предсказанных теорией монополей и «голых» кварков, с «конвульсиями вакуума». А весь кокон, объем которого равен объему доброго десятка звезд, продолжает двигаться к Солнцу, правда, уже со скоростью, близкой к световой.
      — Выходит, Т-конус больше не понадобится?
      — Кто знает? Свою миссию он таки выполнил — вывел «тень» впереди Конструктора за пределы Рукава, но если иксоид — как называют появившийся объект специалисты — будет двигаться в том же направлении и с прежним темпом, он достигнет Т-конуса через полгода. Так что безопасность и погранслужба продолжают сидеть на «джогерре». Нечто подобное Конструктору, только в меньшем масштабе, осталось и от звезды ню Гиппарха — то же многомерие, гипергеометрия и тому подобное. Кое-кто из нетривиалов даже предполагает, что это отколовшийся «кусок» Конструктора.
      — А сам он молчит?
      — Что можно понять в той каше излучений, которой окутан иксоид? Во всяком случае, дешифровке излучение не поддается. Оптимисты утверждают, что Конструктор зализывает раны, но я не люблю дежурного оптимизма… как и пессимизма, впрочем. Кстати, твой Грехов придерживается того же мнения — о «зализывании ран».
      Настя прищурилась, откидывая голову, но Забава не вкладывала особого смысла в слово «твой».
      — Железовскому не хватает эфаналитиков, хорошо знающих историю Конструктора и его особенности, — продолжала Боянова, — поэтому выходи, девочка, он ждет. Проблем накопилось -много: «серые люди», чужане со своими комплексами поведения, разработка новых штатных режимов, прогноз последствий «экстремума» — если дойдет до его включения, сфинктура иксоида, нацеливание Т-конуса, и черт знает что еще! Короче, тебе вместе с профи безопасности придется тянуть весь воз МАВРа .
      Настя вздохнула, виновато посмотрела на гостью в ответ на ее острый оценивающий взгляд.
      — Я… — небольшая заминка, — готова.
      — Ну и прекрасно. — Забава легко, словно девочка, выпорхнула из кресла, потянулась всем телом, поправила прическу, искоса посмотрела на вставшую хозяйку. — Ну и как, я еще ничего выгляжу?
      Настя по-мужски показала большой палец.
      Боянова засмеялась, чмокнула ее в щеку и, пожелав доброй ночи, исчезла, словно растворилась в воздухе, только тихо зашипела закрывшаяся дверь.
      Впервые за время, прошедшее с момента появления Конструктора, вернее, иксоида, Настя уснула сразу, как только щека ее коснулась подушки. Шел второй час ночи девятого ноября…

* * *

      Железовский движением брови указал на стул, и Забава со вздохом облегчения села рядом:
      — Набегалась!
      Она все еще была одета в свое неотразимое платье, и человек-гора с видимым усилием пытался сообразить, что бы это значило.
      — А ничего, — ответила Забава вслух, а не мысленно, как обычно, когда у нее было хорошее настроение. — Я была у Насти Демидовой, передала ей эмоциональный заряд, хандрит девка. По обещала завтра выйти в свет, подключи ее к МАВРу, специалист она неплохой.
      — Специалистов ее класса у меня хватает.
      — Не надо оставлять ее наедине с собой надолго. Ты знаешь ее историю?
      — Нет.
      — Она влюбилась в Берестова девочкой, когда увидела его в «Чернаве» во время бунта монстрозавра. А потом Грехов проговорился ей, что Берестов погибнет. Она стала высчитывать критические точки его судьбы и заставлять Габриэля, чтобы он предупреждал Берестова… в общем, странное сплетение судеб. А сейчас она ждет своего Ратибора, хотя уверена в его гибели… Понимаешь?
      — Понимаю. — Железовский помолчал и продекламировал:
 
Любовь, любовь — безбрежный океан.
Любовь, что смерть, не знает легких ран.
 
      Боянова внимательно посмотрела на комиссара. Тот не шевельнулся.
      — Ты тоже считаешь, что он погиб?
      — Не знаю. Грехов выразился иначе: пропал без вести, и он о Берестове ничего не знает. А по-моему, знает, но не хочет говорить. Кстати, Настя прекрасно осведомлена об истории Конструктора, а во-вторых, не надо забывать, что Грехов — ее друг. А этот человек загадочен не менее, чем сам Конструктор.
      — Не преувеличивай.
      — Ты прекрасно понимаешь, что я не преувеличиваю. Проскопией , такой глубины, как он, не владеет ни один интрасенс, в том числе и мы с тобой. Не знаю, как ты, но я чую в нем такую бездну непроявленных качеств, что захватывает дух. Помяни мое слово, Грехов еще не раз преподнесет нам сюрприз, и дай бог, чтобы он был на нашей стороне.
      Железовский угрюмо промолчал. Боянова оглядела его неподвижное лицо, обратив внимание на глубокие складки у губ, заглянула в глаза.
      — Устал?
      — Нет, — ответил он, спустя минуту.
      — Есть новости?
      — Для физиков — да, для нас… не знаю. Термин «К-физика» все больше входит в моду, и мы все больше убеждаемся в том, что Вакула был прав: это физика иных материй, физика чужих вселенных. Савич высказал мнение, что Конструктор не смог просочиться к нам чисто и впустил в нашу Вселенную «воздух» чужого пространства, вернее, не воздух, конечно, а вакуум, отсюда и эти невообразимые эффекты.
      — Это не главное, — тихо проговорила женщина.
      — Что? Почему? — не понял Железовский.
      — Потому что для нас с тобой главными остаются социально-экологические аспекты проблемы, а через полгода, даже раньше, снова придется решать этическое уравнение — Конструктор или мы.
      Комиссар долго не отвечал, застыв холодной глыбой камня, хотя Забава все время ощущала «тепло» его мысли — он думал о ней, и ток эмоций был живым, пронизанным волнами нежности, ласки и тоскливого ожидания.
      — А если не свернет или остановится, не дойдя до Т-конуса?
      — Остановка проблему не решает, ты же знаешь.
      — Зато отменит уравнение выбора.
      — Не знаю, мне кажется, не отменит, а просто оттянет на время, потому что никто и ничто не запретит Конструктору продол жить путь к Солнцу. Ладно, оставим этот спор, Аристарх, выкладывай, что тебя тревожит конкретно.
      Железовский изменил позу, все они были у него «скульптурны ми», словно отлитыми из металла или камня, и стал похож на «изваяние отдыхающего Геракла». Забава усмехнулась пришедшему на ум сравнению, и Аристарх усмехнулся в ответ — он поймал ее мысль.
      — "Джоггер" съедает много нервной энергии у людей, и это меня беспокоит в первую очередь, потому что недалеко то время, когда снова придется включить высшие формы тревоги, а резервы отдела небесконечны. И отменить «джоггер» я не могу, К-мигранты остаются реальной силой и несут реальную угрозу команде Т-конуса, да и отряду исследователей.
      — Вы до -сих пор их не вычислили?
      — Нет, — проговорил Железовский с отвращением. — На Земле их нет, да и вообще в Системе, но я чувствую, что они все время рядом и следят за событиями, возможностей для этого у них хватает. Большинство «серых людей» мы выловили, их программы были строго конкретными — уничтожить Т-конус, так что особой опасности для людей они не представляют, но все же мы их изолировали.
      — Мне все еще не дает покоя вопрос: почему один из них предупредил Берестова, когда тот решился на встречу с послом К-мигрантов? Кто заставил «серого» действовать именно таким образом, кто дал ему информацию и впихнул в «голем»? Ведь это же по сути прямая утечка сведений из стана К-мигрантов.
      — Меня тоже мучит этот вопрос. Судя по виду «серого», его бегству предшествовала хорошая драка, он был буквально изрезан и держался только на жестком приказе. Оживить его не удалось, ментоскопировать тоже — память его практически пуста. По-видимому, мы так и не узнаем, кто его запустил.
      — Но ведь кто-то же его все-таки заставил. Может быть, этот «кто-то» еще даст о себе знать?
      Железовский шевельнул плечом и, видимо, мысленно приказал «домовому» выключить оптическую плотность стен комнаты: одна из них стала прозрачной и впустила в гостиную ночное небо с перевернутым вниз головой серпом Луны.
 
Вот сидим мы с тобой на мху
Посреди болот,
Третий — месяц наверху —
Искривил свой рот,
 
      — нараспев прочитала Забава.
      — Мне больше нравится финал, — проворчал Аристарх.
 
Зачумленный сон воды,
Ржавчина волны…
Мы — забытые следы
Чьей-то глубины.
 
      Боянова улыбнулась.
      — Это намек? Впрочем, может быть, Александр Блок был прав, и мы с тобой действительно забытые следы чьей-то глубины. Ведь интрасенсами люди становятся из-за того, что начинают срабатывать латентные, скрытые гены, «следы» прежней человеческой глубины.
      — Я имел в виду не вас, а К-мигрантов, они — «следы» Конструктора… как и «серые люди».
      — А чьи тогда «следы» — чужане? Неужели тоже Конструктора? Вернее, его родичей? — Забава зябко вздрогнула, ладонями потерла локти.
      — Холодно? — встревожился Железовский. — Я-то привык. Сейчас будет тепло. Хочешь кофе? Собственный рецепт — с жареными орехами. Или ты, как обычно, торопишься?
      Боянова покачала головой, разглядывая хозяина с каким-то странным вниманием.
      — Не тороплюсь, но…
      — Я вызову патруль.
      — Не надо, Аристарх, я останусь. До утра. Не возражаешь?
      Долго-долго, несколько минут, Железовский с мучительными сомнениями изучал лицо Забавы, пока не понял, что она не шутит. Медленно встал, приблизился к женщине, опустился у кресла на колени и почувствовал, как горячие пальцы Забавы бережно коснулись затылка, взъерошили жесткие волосы, горячие ладони обожгли плечи и прижали голову к ее груди…

* * *

      Все поле зрения было забито метелью мигающих разноцветных огней: красные габаритные принадлежали исследовательским шлюпам, оранжевые — аварийным маякам, ограждающим опасную зону, желтые предупреждающие — патрульным «пакмакам» погранслужбы и зеленые с фиолетовым — базовым «гиппо» и фоновым станциям, имеющим собственные метро. Вблизи эту световую круговерть нельзя было назвать упорядоченной, но издали становилось заметным основное движение «метели» — она спирально обвивала гигантский сгусток плотной вселенской тьмы, мчавшейся поперек Галактики едва ли не со скоростью света.
      Изредка в недрах этого сгустка, внутри которого свободно могло уместиться Солнце с планетами вплоть до орбиты Венеры, возникали вдруг гигантские причудливые всполохи света, напоминавшие полярные сияния Земли, и тогда пространство вокруг иксоида начинало «шататься», скручиваться и вибрировать, заставляя следовавшую по пятам мошкару земных машин разлетаться в разные стороны, отставать, бежать прочь. И лишь два или три «мотылька» из всей стаи как ни в чем не бывало продолжали бег рядом с Конструктором, упакованным в кокон иного континуума, не обращая внимания на судороги вакуума и прочие жутковатые эффекты; то были чужанские корабли.
      Грехов навел видеокамеры драккара на один из «мотыльков» и дал интегральное увеличение. «Мотылек» ринулся навстречу, разросся, последовательно превращаясь в «воробья», «орла», «слона» и, наконец, в гороподобное страшилище размером в два километра — помесь черепахи, клубка змей и мухомора с дырчатой бахромой. Ничего похожего на искусственное сооружение, имеющее определенную функционально геометрическую форму, — передвигаться в космосе с возможно большей скоростью.
      Габриэль усмехнулся, поймав себя на мысли, что еще ни у кого ни разу при виде чужанских кораблей не возникало иных ассоциаций, кроме растительных. Наглядный пример подсознательного отражения истины при недостатке прямой информации. Вряд ли кто-нибудь из ученой братии догадывается, что такое на самом деле роиды, а также их «звездолеты».
      — Предположения подтверждены, — прорезался в наушниках раций голос командира погранзаставы Демина. — Это скоростной когг класса «Серебряный дракон», именно такие были похищены с финской базы «Фиорд-111», идентификация полная.
      — Откуда он появился, рассчитали?
      — Для данного расположения всего парка подключенных машин возможен только один коридор входа в координационную карусель — вектор Гиппарх-Солнце.
      — Значит, «Афанеор» может быть только возле Омеги Гиппарха, недаром на бывшей звезде замолчал, один из базовых «гиппо» — К-мигранты превратили его в опорный пункт.
      Демин не ответил.
      — Придумайте, как заманить его на спейсер, — продолжал Грехов. — Не хотелось бы начинать силовой захват в гуще машин, связав себя отсутствием свободы маневра. В отличие от нас он не связан категориями этики и морали и начнет стрелять по любому объекту в пределах досягаемости, когда поймет, что раскрыт.
      — А если там не один К-мигрант, а вся их команда?
      — Один, — сказал Грехов равнодушно.
      — Это интуиция или точные данные?
      — Абсолютно точные.