Реликт - Реликт (том 2)

      — Масса выброса три на десять в семнадцатой, — доложил флегматично Мартин. — Это примерно одна восьмая всей атмосферы Нептуна.
      — Вряд ли мы его остановим, — впервые за четыре часа нарушил молчание Демин; голос его был хриплым, — шибко велик! Я видел, как он проходил по звездам — омега и ню Гиппарха, но это зрелище меня потрясло больше. Я по натуре воин, однако до сих пор мороз по коже!.. Неужели он неисчерпаем?
      — Кто? — не понял Железовский, просидевший в кресле, не шевелясь, все это время.
      — Фонд несчастий человечества. Обязательно висит что-то над головой, как дамоклов меч: то ядерная война, то звездная, то экологический кризис, то генетическое вырождение… только Конструктора не хватало!
      — Внимание! — раздался голос координатора, — На монтажные бригады первого марсианского МСС в зоне «ничейной полосы» совершенно вооруженное нападение! Есть жертвы!
      Железовский встретил затуманенный пережитым волнением взгляд Демина и кивнул: оба понимали друг друга без слов. Пограничник освободился от объятий кресла со всеми его датчиками и мыслеуправлением и выбежал из зала.
      — Третьему «углу» квалитета немедленно явиться в зал! — проговорил комиссар, — Всем оперативным группам в этой зоне — императив «дуэль»! Прямую связь с погранзаставой в «ничейной полосе» — на голову.
      И вдруг по компьютерной связи донеслось чье-то изумленное восклицание:
      — Смотрите!
      Мартин сориентировался мгновенно.
      Изображение дымящегося Нептуна в обзорном виоме сменилось изображением Конструктора: светящееся тело пресапиенса — полтора миллиона километров в поперечнике! — превратилось в прозрачный шар, откуда на людей смотрели не человеческие, а скорее птичьи глаза! Внимательные, живые, не добрые, но и не злые, мигающие глаза!..
      Держалась эта невероятная с любой точки зрения картина всего несколько секунд.
      — Он… оглянулся! — прошептал кто-то.
      Железовский опомнился.
      — Что это было? Видео или гипно? Мне показалось, что изображение двоится.
      — Пси-импульс, — коротко ответил Мартин. — Видеокартинка не изменилась. Похоже, Конструктор понемногу начинает приходить в себя. Кроме пси-импульса был передан в эфир отрывок «стохастической музыки», вы ее слышали, и вот это: из шумов эфира выплыл ясный и печальный голос. Затих… Человеческий голос, переданный Конструктором. Не вопрос и не утверждение, не угроза и не предупреждение… Что? Извинение, утешение, просьба о по мощи? Что сказал Конструктор и сказал ли?..
 

Часть вторая.
ВСПОМИНАЙТЕ МЕНЯ.
Грехов

Мой дом — моя крепость

      Туман был сухим, белым и пушистым, как вата, а не как насыщенное водой облако, сырое и холодное, готовое пролиться дождем. В нем изредка вспыхивали неяркие желтые огоньки, похожие на кошачьи глаза, появлялись и пропадали бесплотные тени, бродили трусливые шепоты и тихий смех. Живой был туман и добрый, хотя иногда и проносились сквозь него злые свистящие сквозняки, как отголоски давних и дальних ураганов и бурь. Но вот в нем далеко-далеко зародился иной звук: чистый и нежный женский голос… смолк… снова появился, ближе… три ноты а-и-о… еще не песня, но и не просто зов. Знакомые ноты, созвучные какому-то имени: а-и-о… Плач? Колыбельная? Кто поет?
      Он напрягся, жадно ловя дивные звуки.
      — А-и-о… нет-нет, ра-и-ор… Мелодичные, проникающие в самую душу, будоражащие слоги-ноты… и голос знакомый… Кто это может быть? Что говорит? Ра-и-ор… господи, Ра-ти-бор, вот как это звучит! Почему же так больно в груди от каждого звука?
      Теплые ласковые руки легли на затылок, чьи-то губы нараспев снова произнесли его Имя…
      Ратибор открыл глаза и рывком приподнялся, расширенными глазами вглядываясь в туман, ставший вдруг серым и плоским, как стена. Впрочем, это и в самом деле стена. Выходит, туман с голо сом женщины — бред? Но и стена в таком случае — галлюцинация, откуда в «големе» быть стенам, да еще плоским?
      — Что случилось, Дар? — задал привычный мысленный вопрос Ратибор. — Где я?
      Ни слова в ответ.
      Глаза, привыкшие к отсутствию света в комнате (в комнате?!), различали все больше деталей, которых не должно было быть на борту «голема», и Ратибор наконец осознал, что он действительно находится в чьей-то комнате с массой вещей и запахом жилого помещения.
      Сел на кровати, сбросив легкое тонкое покрывало, погладил живот с привычным рельефом, грудь, руки — ни одной царапины или раны, кровь бежит по артериям и венам в обычном ритме… дьявол! Ратибор внезапно понял, что видит кровь сквозь кожу и ткань сосудов, и не Только видит, но и слышит, как она движется! Интересный компот!..
      Прислушался к себе, отмечая новые, непривычные, неизведанные ранее ощущения. Во-первых, он стал видеть не только в инфракрасном диапазоне, но и в ультрафиолете (голубые прожилки в стенах — это, конечно, энергокоммуникации и линии связи). Во-вторых, стал слышать ультразвуки (поскрипывания, кажется, издают сокращающиеся мышцы, а ровный шуршащий фон создает не что иное, как… броуновское движение молекул)!
      Где-то в голове словно лопнул сосудик — заноза боли вонзилась в глазные яблоки и шейные позвонки, боль стекла горячей струйкой в сердце и стихла.
      Ратибор медленно выдохнул, помассировал затылок. Ясно, что он не дома, но и не в клинике, там уже сработал бы сторож состояния и примчался бы врач, боль-то нешуточная!.. Может быть, его сначала лечили в клинике, а потом кто-то из друзей забрал к себе домой для окончательного выздоровления?
      Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться, чтобы поймать то чувство, которое когда-то пробудилось в нем на несколько мгновений: объемное ощущение окружающего мира. И тело послушно откликнулось на приказ, словно оно всегда умело это делать.
      Процесс был ступенчатым: комната, небольшая, три на пять метров, высота тоже три, с нишами, подставкой виома и блоком «домового» в стене; за стенами еще комнаты, большие и малые, с мебелью и без, со шкафами, со встроенным технообеспечением, какими-то приборами, энергоблоками, машинами, киб-интеллектом (типа «Умник»), заэкранированными, неподвластными пси-зрению, зонами; стены ушли из «поля зрения», за ними проступило свободное пространство, сначала заполненное голубоватым туманом, потом туман осел, и Ратибор почувствовал деревья — лес… или парк? Водоем… озеро? Река… Еще здания, вернее, коттеджи, как и тот, в котором он находился… а ведь на дворе, кажется, весна?.. В голову снова бесшумно вонзилась раскаленная игла боли. Мир сузился до размеров зрачков — Ратибор едва не потерял сознание от нахлынувшей слабости. Понял, что переоценил силы, — организм еще не окреп и требовал деликатного обращения. Не сколько минут отдыхал, продолжая прислушиваться к жизни тела с любопытством и недоверием. Нет, это явно не бред, — слишком детален и конкретен, галлюцинации такими четкими не бывают.
      Тишина начинала тяготить.
      Хозяин дома не показывался, не отзывался ни на мысленный вызов, ни на голос, и Ратибор осмелел.
      Вспыхнувший свет — светилась вся масса потолка, причем, с эффектом небесной голубизны, — волшебно изменил обстановку современной спальни с изменяющейся геометрией и цветовым насыщением: ложе кровати ослепительной белизны; невесомый прозрачный квадрат журнального столика с кипой ярких стереожурналов и видеокнопок; трансформный шкаф с бельем, похожий на выпуклый фасетчатый глаз; второй шкаф — с одеждой, наполовину упрятанный в стену, с зеркальной дверцей; какой-то сложный аппарат у изголовья кровати, похоже, медицинский комбайн; ряд ниш в левой стене, правая — сплошное окно, включающее прозрачность по мысленному приказу. Стандарт… если не считать этих странных слепых и пустых ниш… пустых ли?..
      Екнуло сердце.
      В одной из них заклубилась звездная пыль, разбежалась к краям ниши, превращаясь в рамку, и взору предстало объемное изображение… чужанина! Черный «дышащий» сгусток то увеличивался в размерах, теряя четкость — клуб дыма, да и только! — то опадал, превращаясь в черный гладкий монолит. Он был снят на фоне какого-то сложного сооружения из призм, гофрированных полос и решеток, а слева от сооружения стоял пограничный драккар с открытым нижним люком.
      Вторая ниша (обычные программ-проекторы) показала пейзаж Марса: «обкусанная планета» была сфотографирована как раз над центром Великой Марсианской котловины — воронки, оставленной Конструктором. В третьей улыбалась женщина, красивая, с узлом тяжелых медно-желтых волос на затылке, с широкими бровями, придававшими властное выражение лицу. А из четвертой ниши на Берестова глянула Анастасия Демидова: в спортивном костюме для выступлений на корте, с ракеткой в руке, готовая отразить подачу иди удар.
      Ратибор сглотнул слюну и сел на кровать — ноги внезапно стали ватными. Однако сидел недолго. Первая мысль — это квартира Насти! — уступила трезвой оценке обстановки: спальня явно принадлежала мужчине. И принадлежать она могла только одному человеку — Габриэлю Грехову, проконсулу ВКС.
      За дверью возник какой-то шум, тут же прекратился, но Рати бор уже понял, что это пробудился «Умник»: кто-то установил с ним связь, обменялся репликами и отключился. В то же мгновение на панели медицинского комбайна перемигнулись зеленые огоньки, в блестящей полусфере открылась шторка и, развернувшись языком, подала стакан с янтарной жидкостью.
      — Укрепляющее, — произнес автомат.
      Ратибор усмехнулся, взял стакан, попробовал и выпил с наслаждением, только теперь осознав, что его давно мучит жажда. По следствия не заставили себя ждать: через минуту он был бодр, полон сил и желания действовать, и без колебаний «пошел на разведку», накинув приготовленный ему халат с абстрактным рисунком.
      За дверью оказалась просторная гостиная с мебелью в стиле «русского ренессанса»: дух захватило от красоты и щемящего чувства старины! Мебель была из разряда антикварной, а не скопированной современными технологическими линиями из пластика «под дерево», и хотя отдавала архаикой, разглядывать ее можно было долго. И говорила она о вкусах хозяина больше, чем любое другое хобби. Даже эффектор «домового» — длинная «свеча» с тонкими светящимися усами — выглядел в гостиной не инородным телом, дополняя ее убранство штрихом эстетической законченности.
      С гостиной соседствовал рабочий кабинет хозяина: квадратная комната с видеостенами, книжной библиотекой и кристаллотекой, с приставкой киб-интеллекта из разряда «больших думающих интелматов», которые обычно использовались, насколько знал Ратибор, только крупными исследовательскими центрами. Зачем такая машина понадобилась Грехову в качестве персонального компа, догадаться было невозможно. Кроме того в углу комнаты над черным диском висел хрустально-прозрачный метровый шар с удивительной ячеистой структурой из золотой светящейся пыли — это была масштабная модель Метагалактики, проткнутая насквозь серебристой спицей.
      Ратибор внимательно оглядел панель инка, чувствуя, что и его разглядывают в свою очередь.
      — Включен? — спросил он негромко.
      — У вас остались сомнения? — ответил с иронией инк в пси-диапазоне.
      — Уже нет. — Гость невольно улыбнулся. — Ты говорил с кем-то… несколько минут назад. Не с Греховым ли, случайно?
      — Нет.
      — Я подумал — с ним, потому что автомат тут же выдал мне стакан с витаминизированным напитком. Как тебя зовут?
      — Диего.
      Отзвук былого знания задел струны памяти. Ратибор напрягся и вытащил воспоминание на свет: у Грехова был когда-то друг по имени Диего Вирт…
      — Абсолютно точно, — откликнулся киб-интеллект. — Я со хранил многие черты характера Диего.
      — А сам он?
      — Погиб на Энифе-1, спутнике звезды эпсилон Пегаса.
      — Извините.
      Бесцельно потрогав полированный столик из темного дерева, Ратибор собрался было идти дальше, как вдруг заметил на корпусе инка небольшой выступ с рядом блестящих глазков и светящейся алой каплей звукового контроля. Под глазками отчетливо светились мелкие буквы и цифры: КЛ-КПР-100. Ратибор тихонько присвистнул — он впервые видел блок консорт-линии [1] с компьютерной пси-разверткой в личном пользовании, такие аппараты использовались только тревожными службами, да и то в особых случаях, когда надо было срочно ввести в курс дела ответственных лиц или оперативных работников — счет в таких случаях обычно шел на секунды.
      [1] Консорт-линия — линия связи с дежурными инками важнейших центров типа УАСС или СЭКОНа, позволяющая считывать информацию, не прибегая к обычным приемам ввода-вывода информации.
      — У Габриэля особые полномочия, — философски заметил Диего, уловив смятение гостя.
      Ратибор не нашелся, что ответить, и выскользнул в коридор, продолжая разведрейд.
      Фойе было как фойе — со скрытым видеомузыкальным устройством и небольшой картинной галереей, в нем можно было танцевать и беседовать, при желании вырастив из стен и пола любую мебель.
      Кухня блестела стерильной чистотой, оборудованная домашним кулинарным киб-комплексом «Гурман-140», способным приготовить любые блюда из меню ста сорока национальных кухонь. Было похоже, что пользовались им совсем недавно, в кухне устойчиво держались сложные вкусные запахи, вызывающие аппетит. Ратибор принюхался и прикусил губу: здесь явно поработала Настя — гамма запахов была сотворена ею.
      Он вернулся в спальню, обошел ее кругом, знакомых запахов не обнаружил, вздохнул с облегчением, криво улыбнувшись в ответ на реплику совести: я была о себе лучшего мнения.
      Кроме осмотренных в доме Грехова обнаружились еще две комнаты, обе заблокированные и не реагирующие на приказ открыться. В одной из них прятался реактор, стандартный кварк-биг, — судя по слабым пульсациям низкочастотного электромагнитного поля, пробивающегося сквозь толстый защитный экран, а возле второй Ратибор невольно задержался: показалось, что за дверью его ждет глубокий колодец, даже не колодец — бездонная пропасть! Ощущение было нечетким, расплывчатым и недолгим, и Ратибор по началу отнес его в разряд иллюзорных картин, так называемых ложных чувств, созданных перевозбужденным подсознанием, но когда на смену первому пришло еще одно странное ощущение, — будто за дверью начинается длинный тоннель, уходящий в неведомую даль, в бесконечность, Берестов наконец понял, в чем дело: он стоял перед кабиной метро!
      Он не сразу справился с изумлением: ожидал всего, только не того, что увидел; вряд ли кто-нибудь еще на Земле додумался до установки в своей квартире стационарного блока метро. Ай, да Грехов! Ай, да тихоня-проконсул из синклита старичков-экспертов! Это же надо умудриться — доказать ВКС необходимость установки метро в своем коттедже! А, может быть, он ничего и не доказывал? Просто взял и установил. Сам. Как и питающий метро стандартный кварк-реактор… м-да…
      Ратибор покачал головой, безрезультатно потолкал дверь и задумчиво направился в рабочий кабинет хозяина, откуда киб-интеллект по имени Диего продолжал переговариваться с кем-то в пси-диапазоне, то ли с самим Греховым, то ли с инками научных центров или других владельцев.
      Сначала Ратибор осмотрел прозрачный шар с ячеистой моделью Метагалактики или, как теперь говорили, местного галактического домена; напоминающего соты: стенками ячей служили скопления галактик, складывающиеся в длинные волокна и перегородки. Система галактик, известная под названием Скопление Волос Вероники, в которую входила и Галактика, давшая жизнь Солнцу, выделялась на модели цветом: светилась она чистой зеленью, и именно в нее вонзалась длинная серебристая птица, протыкавшая шар от его границы; при первом рассмотрении Ратибору показалось, что спица Пронзает шар насквозь. И вдруг его озарило: спица вне вся кого сомнения представляла собой канал Большого Выстрела, след движения Конструктора!
      Приблизив лицо к шару, Ратибор разглядел еще одну интересную деталь: спица БВ не заканчивалась у границ Галактики, а вы ходила из нее под другим углом тоненьким алым лучиком, словно отразилась от звездного зеркала, потеряв часть энергии. Путь Конструктора не заканчивался в Галактике, и Грехов знал это!
      Почувствовав головокружение, — по сути он был еще очень слаб, — Ратибор отдохнул в одном из кресел, прикидывая, где может находиться проконсул и что делать дальше, потом решил воспользоваться представившейся возможностью и выяснить обстановку в большом мире. Опасался он только одного: что инк не разрешит ему включить консорт-линию.
      Однако опасения оказались излишними: Диего без колебаний и выяснения полномочий гостя, — вполне могло быть, что об этом позаботился Грехов, — включил блок КЛ с контуром пси-развертки, и Ратибор оказался в большом зале с доброй сотней работающих виомов и мониторов контроля связи. Он сразу узнал это место — зал прямой координации ВКС, хотя ни разу в нем не был.
      Судя по ливню информации, вылившемуся Ратибору на голову, зал служил в настоящий момент штабом режима ГО, введенного по всей Солнечной системе из-за вторжения Конструктора, а так как уровень управления, осуществляемого из зала, был стратегическим и прогнозирующим для главнейших производственных и научных центров Системы, то подчинение его решению одной задачи указывало на глобальный масштаб последней. Тактический уровень управления 10 принадлежал спейсеру «Клондайк», где располагались руководители тревожных служб человечества, в том числе и Аристарх Железовский, и технологическому центру Земли, распоряжавшемуся энергетическими и материальными ресурсами человечества для разработки и постройки защитных поясов, а оперативное управление осуществлялось погранзаставами и станциями аварийно-спасательной службы.
      Ратибор узнал, что Конструктор углубился в Солнечную систему до орбиты Нептуна и прошел мимо этой гигантской планеты чуть ли не впритирку, уничтожив все ее спутники и содрав с нее треть атмосферы — по массе, так что теперь вокруг Нептуна вращался по эллиптической орбите всего один спутник — газовое облако.
      Подойти к Конструктору близко не удавалось из-за чудовищной поляризации вакуума, следствием которого было рождение моно полей, тяжелых элементарных частиц с одним магнитным полюсом, ставших печально известными из-за их «агрессивности»: протоны, взаимодействуя с этими частицами, распадались на пару электрон-позитрон, гамма-квант и нейтрино, что переводилось на нормальный язык, как распад вещества! Стоило одному монополю попасть на любую планету — и кто знает, что от нее осталось бы через полсотни лет…
      Ратибор отнесся к этому сообщению равнодушно, однако то, что исследователи обнаружили по трассе Конструктора целые глыбы монополей, так называемые кластеры, заставило его поежиться. Не надо было обладать сверхвоображением, чтобы представить кар тину падения такого кластера на Землю. Но и это было еще не все: след Конструктора, который когда-то назвали Большим Выстрелом, «похудел» и разорвался на отдельные «капли», продолжавшие путь к Солнцу, но главное, что эти «капли» оказались «кварковыми мешками» колоссальных масс — слипшимися в астероиды кварками. Один кубический сантиметр вещества «мешков» имел такую же массу, как и вся Земля! Таким образом навстречу Солнечной системе мчалась чуть ли не со скоростью света очередь почти невидимых — до метра в диаметре — пуль, обладавших массами звезд и огромной энергией.
      Ратибор, несколько осоловевший от обилия цифр и сотен научных сведений, заставил мозг работать избирательно, а не впитывать все подряд, и выбрал наиболее интересные и важные группы сообщений. В первую группу вошли данные о Конструкторе, дополняющие те, которые Берестов уже знал, и самым интересным было сообщение о том, что бывший «Прожорливый Младенец» начал исследовать людей, зондировать их психику, использовав малую толику своих возможностей.
      Во вторую группу вошли рапорты оперативных дежурных, сводки по регионам и общий анализ обстановки, сообщавшийся по компьютерной сети всем руководителям ГО каждые полчаса. Выслушав лаконичное: «В Системе динамика сил — в пределах су точного прогноза», — Ратибор четверть часа рассматривал выданную интелматом-координатором ГО (использовался большой киб-интеллект Совета по имени Маг) пси-картину вторжения Конструктора в Солнечную систему, чувствуя, как непроизвольно напрягаются мышцы спины и холодок жути стекает из головы в желудок.
      На схеме, занимавшей весь объем центрального виома — шесть на двадцать метров — алый конус Конструктора, не уступающий по размерам части Солнечной системы внутри орбиты Меркурия, преодолел одну десятую пути до Солнца и углубился в пространство Системы примерно до середины пояса между орбитами Нептуна и Урана, продолжая двигаться дальше со скоростью около шестидесяти трех километров в секунду и распустив длинный хвост из искрящейся алмазной пыли — так на схеме обозначался киль ватерный след Конструктора, «взбаламутившего» вакуум до рождения многих странных частиц, волн, энергетических вихрей, пиков и провалов…
      Вокруг алого конуса метелью кружилась мигающая голубым и зеленым стая «саранчи» — исследовательский флот землян, и от дельно, кавалькадой, вернее, конвоем, строго выдерживая строй, шли параллельным курсом спейсеры погранфлота — яркие желтые звезды, выбрасывающие время от времени тонкие лучики света.
      Третье облако огней между орбитами Юпитера и Марса означало строительную площадку защитных бастионов с «потрясателями вакуума», за которые Конструктору ходу не было, дальше начинались владения человека, «пригороды» цивилизации с густой сетью космических поселений, заводов, энергостанций, зон труда и отдыха.
      Со стороны, издали, да еще на схеме, картина вторжения не впечатляла: подумаешь, где-то далеко, за сотни миллионов километров от Земли движется нечто, напоминающее хвостатую комету или хойловское черное облако. Однако Ратибор хорошо представлял, что это такое в действительности, и ему не надо было рассказывать, какой лихорадочной деятельностью занимаются сейчас все научные и технические центры человечества, а в особенности погранслужба и особый ее отряд — отдел безопасности.
      Очнувшись, бывший кобра и оператор тревожного режима переключился было на впитывание информации еще одной интересую щей его группы проблем, но успел отложить в памяти лишь известие о нападении на стройотряд, занятый монтажом одного из форпостов на пути следования Конструктора. Какой-то звук, даже не звук — бесплотная тень звука, заставил его оторваться от созерцания следующих непрерывно одна за другой картин, интуитивно выключить консорт-связь и выглянуть в коридор.
      Он не ошибся — это сработала камера метро, пропуская в жилище хозяина.
      Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Габриэль Грехов был одет по последней моде в строгий унике цвета маренго: рубашка с погончиками, обтягивающая живот и свободно облегающая плечи, брюки прямого силуэта с металлическими швами и десятком плат, создающих «эффект осьминога» (казалось, что у обладателя брюк не двое, а по крайней мере четыре ноги).
      — Оклемался? — спокойно произнес Грехов. Впрочем, не сказал — подумал, но Берестов отлично расслышал его мысль. И не удивился этому.
      — Тоже правильно, — мысленно «кивнул» Габриэль, продолжая внимательно изучать лицо гостя. — Мы теперь с тобой одного дуба желуди. Боли мучают?
      — Изредка, странные, блуждающие…
      — Скоро пройдут. Пошли завтракать.
      Ратибор вдруг с удивлением обнаружил, что зверски хочет есть. Грехов молча проследовал на кухню, набрал программу, искоса поглядев на вошедшего следом безопасника. У того внезапно снова на миг защемило сердце: Настя была здесь, и не раз. Вспомнилась пословица, которую она любила цитировать: «Для хорошего повара годится все, кроме луны и ее отражения в воде» .
      Грехов едва заметно улыбнулся: он понял, о чем подумал Ратибор. Сев, кивнул на второй стул; на кухне их было всего два.
      — Китайцы знали толк в подобных вещах. Их кулинария — это самая настоящая алхимия, логическое умение творить неведомое из невиданного. А вот, к примеру, японская кулинария — это искусство создавать натюрморты на тарелках. Ты какую кухню предпочитаешь?
      — Вкусную, — ответил Ратибор. — Как я здесь оказался? Комбайн со звоном выдвинул из своего нутра поднос, застав ленный яствами, рассчитанными на две персоны. Здесь были маринованные грибы — рыжики, вареные раки, вареники, жареная брюква, гренки и высокие бокалы с янтарным напитком — единственной вещью, которой не знал Ратибор.
      — Русская кухня… — пробормотал он, глотая слюну. — Дань вежливости? Сто лет не ел раков…
      — Я русский, — пожал плечами Грехов, углубляясь в трапезу. — Имя — дань дружбы отца с одним французом. А вообще-то дерево предков я помню до ста шестидесятого поколения, на три с поло виной тысячи лет назад.
      Ратибор поперхнулся: он дегустировал напиток.
      — Ты сказал — помню? Простите…
      Грехов кивнул.
      — У меня абсолютная память, в том числе и родовая, наследственная. Я помню все, что со мной было, вплоть до момента рождения.
      — Но это же… страшно! — Ратибор во все глаза смотрел на проконсула. — Как можно жить, ничего не забывая?
      Хозяин поднял на гостя мрачноватый взгляд, глаза его, почти полностью занятые зрачками, казались бездонными.
      — Ты хотел добавить: и не свихнуться при этом? Я живу. Пей, пей, это клюквенный мед: в прокипяченный с водой мед добавляется клюквенный сок, гвоздика, корица и дрожжи. Смесь пьется охлажденной через два дня. Как на вкус?
      — Странно… и приятно… как у Грина: улей и сад.
      У глаз Грехова собрались веселые морщинки, однако иронизировать он не стал, добавил только:
      — Рецепт старый, приготовление мое. Рекомендую отведать вареников, это старорусские, рецепту две тысячи лет.
      Но Ратибора не нужно было уговаривать есть, его аппетит не нуждался в рекламе предлагаемых блюд.
      Через двадцать минут он отодвинулся от стола, чувствуя непривычную приятную тяжесть в животе и легкую эйфорию — то ли от меда, то ли от приступа слабости. Грехов сделал чай с брусникой и чабрецом, и они еще некоторое время неторопливо прихлебывали душистый и вкусный напиток. Потом Ратибор вспомнил свое пробуждение и повторил вопрос:
      — И все же, как я здесь оказался? Ваших рук дело? Как вы меня выдернули из Конструктора?
      Грехов покачал головой.
      — Я только договорился с Сеятелем, чтобы он доставил тебя сюда. Честно говоря, надежды было мало, но ты на удивление цепкий парень, хотя на мой взгляд чуть более эмоционален, чем требуется мужчине.
      — У меня о себе другое мнение. Значит, спас меня…
      — "Серый призрак", я называю его Сеятелем, хотя это имя уже не соответствует его деятельности. По сути, ты его должник, как и я.
      — Говорят, «призраки» сидят в Системе…
      — Не только они, но и роиды, и К-мигранты, и еще какие-то гости, с которыми земляне еще не сталкивались в космосе. Конструктор — явление интергалактическое, метаглобальное, и о его вторжении известно многим, в том числе и таким существам, которых мы не знаем.
      — Я понял так, что положение аховое. Грехов прищурился, отрицательно качнул головой.
      — Это по мнению Совета. На самом деле катастрофы не будет. Кстати, я совсем недавно узнал этимологию этого слова: оказывается, оно образовано от народного «костовстреха». А положение таково, что если строители успеют смонтировать дредноуты — я имею в виду вакуумные резонаторы в «ничейной полосе», — и от кроют огонь, то Конструктор будет травмирован еще больше и вряд ли выкарабкается из глубокой депрессии и беспамятства. Он до сих пор не может прийти в себя после пробоя «ложного вакуума», отделяющего «пузыри» вселенных друг от друга, хотя и пытается проанализировать свое положение и определить, куда он попал. Ты слышал об исследовании, которое он устроил с людьми?
      — Пси-зондаж?
      — Нечто в этом роде. Но дело в том, что «мозг» Конструктора в результате травмы разбит на отдельные «сегменты», которые не взаимодействуют между собой, каждый из них мыслит и действует самостоятельно, зачастую мешая друг другу, из-за чего Конструктор не является полноценной личностью. «Призраки» пытаются ему помочь, стараясь разрушить блокировку «сегментов», но пока безрезультатно. Если бы Конструктор был здоров, он изучил бы феномен человеческой цивилизации так; что мы и не заметили бы, а все его нынешние «исследования» не что иное, как по пытки больного выведать у врача его профпригодность.
      Ратибор едва удержался от вопроса: «откуда вам это известно?», но Грехов все равно расшифровал его мысль, глаза его на мгновение превратились в колодцы, полные тоски и муки. Только на мгновение.
      — Вы считаете. Конструктору нужен… врач? — спросил Ратибор. — Интересно, кто же из людей способен выполнить эту роль?
      — Один человек и не сможет. Роль врача могут выполнить только все люди вместе, и не только люди, но и чужане, и «серые признаки», и К-мигранты, и те, кого мы еще не знаем. Все мы — детали одного механизма, вернее, ингредиенты одного лечебного препарата, и каждый ингредиент не менее важен, чем все остальные. Конструктору нужно больше, чем может дать человечество. А оно пока собирается дать ему только вакуум-резонаторы. — Грехов усмехнулся. — История повторяется, никто не торопится вспомнить, что человечество уже проходило этапы научно-технической само уверенности и технологической спеси, никто не учитывает пословицы: сильный грозит пальцем, слабый — кулаком.
      — Разве Конструктор уже грозил?
      — Не грозил — предупредил, причем преднамеренно, пройдя рядом с Нептуном, хотя мог обойти его на безопасном расстоянии. Это и пальцем-то назвать нельзя, просто «дуновение ветра», а мы потрясаем мускулами, строя то Т-конус, то дредноуты с излучателями.
      — Вы говорите так, будто презираете людей… Или сказывается гордыня экзосенса?
      Грехов покачал головой, нахмурился, потом улыбнулся.
      — Уел, что называется. Впрочем, ты тоже экзосенс, может быть, даже в большей степени, чем я, так вот и спроси себя — сам ты чувствуешь презрение к людям? Нет? Откуда же взяться этому чувству у меня? А что касается гордыни… что ж, неплохо сказано, у экзосенса и гнев должен быть гордым, и презрение, и ненависть, и любовь. Кто-то из религиозных деятелей Индии, один из адептов философии одиночества, сам будучи экзосенсом, назвал всех экстрасенсов архатами , в своих целях, конечно, для рекламы своего мировоззрения и вероучения, но я не стал бы ему возражать, хотя сам лично отношу себя к мадхьяме .