Одним глотком он осушил свой бокал, и наполнил его снова.

Время от времени Фронтенак с нетерпением всматривался в водную даль.

— Что там происходит? Что он делает?

Но Анжелика, зная, что Жоффрей уже давно высадился ниже Квебека, не ожидала увидеть его так скоро, в особенности, если его продвижение было нарушено выстрелами пушек. Он, во всяком случае, должен был получить сведения о состоянии его флота и о настроениях в городе. И только тогда он мог получить послание Фронтенака.

В толпе появились разносчики пирожных с большими коробами, доверху наполненными бриошами и булочками. Маленькие мальчики, одетые в черные костюмы с белыми воротничками, оказывали им должное внимание. Группа священников присматривала за ними. Дети, которых привели сюда рано утром, были румяными, их глаза весело блестели. Им дали выпить пива, и теперь с ними не было сладу. Это были воспитанники семинарии Квебека.

Невдалеке другая группа черных сутан привлекла внимание Анжелики, она поняла, что это иезуиты, пришедшие, мягко говоря, по просьбе, а фактически по требованию губернатора. Их участие в церемонии, должно было продемонстрировать отсутствие какой-либо враждебности. Сердце ее учащенно забилось, и она обратилась к рыцарю Мальтийского ордена Ломени-Шамбору, стоявшему несколько в стороне от нее.

— Мессир де Ломени, — сказала она ему совсем тихо, — не могли бы вы указать мне среди этих господ из компании иезуитов отца Себастьяна д'Оржеваля. Я знаю, что он ваш друг, а что вы — наш, но и не менее верно то, что он вел себя как враг по отношению к нам и что и теперь он замышляет недоброе против нас. Я крайне взволнована при мысли, что нахожусь невдалеке от него, и хотела бы подготовиться к встрече…

Граф де Ломени-Шамбор нахмурился, а затем грустно улыбнулся. Он снисходительно посмотрел на молодую женщину, обратившую к нему свое лицо. Робость придавала богине трогательный вид.

— Вы его не увидите, — сказал он. — Вот уже три дня, как он исчез

— Исчез?

Анжелика еще не могла понять, радует ее эта новость или разочаровывает. Она повторила:

— Исчез? Что вы хотите этим сказать?

— Еще три дня тому назад Себастьян д'Оржеваль был в Квебеке. Много раз при встрече с ним я пытался уговорить его подчиниться решению господина губернатора оказать вам прием в Квебеке. Однажды вечером я пришел повидать его в монастырь иезуитов, где он назначил мне свидание. Мне сказали, что он отправился к губернатору, который вызвал его к себе. Я пошел вслед за ним. Но господин де Фронтенак его не видел. Мы напрасно прождали его. С этого времени он не появлялся в Квебеке.

Анжелика слушала в замешательстве, не находя собственной оценки этой новости. После некоторых раздумий в душу ей закралось беспокойство. Что же за всем этим скрывалось? Не для того ли иезуит ушел в тень, чтобы приготовить ловушку?

— Со дня своего прибытия в Квебек он начал собирать индейцев абенаков и гуронов в долинах Абрахама и подстрекал их встретить вас с оружием в руках. Странное явление, которое называют здесь «ход охотничьих лодок», подтвердило его пророчество о страшных бедствиях, ожидающих нас. Некий ясновидящий видел, как в небе появились эти огоньки, которые иногда пересекают наши широты

— Я их тоже видела, — прошептала Анжелика, но как бы про себя.

— Слабые и робкие души видят в этих огнях пылающие лодки, на борту которых находятся миссионеры и трапперы, умершие, замученные ирокезами. Это знак несчастья, призыв к бдительности… Было очень легко использовать эту атмосферу страха. Вождь племени патсуикеттов явился в это время и стал призывать всех до единого абенаков встретить вас. Еще немного, и разгорелась бы война между сторонниками Нарангасетта и теми, кто был на стороне Себастьяна д'Оржеваля.

Отдаленный шум поднимался в верхней части города, и его эхо докатилось до них и, подобно раскату грома, прервало их разговор «Может быть, это приближаются люди Жоффрея?» — подумала встревоженная Анжелика.

Шум все нарастал, как бы перекатываясь с этажа на этаж по скалам Затем на узкой улочке появился бегущий солдат. Указывая рукой на вершину, он кричал:

— Господин губернатор, индейцы! Они подходят! Сотни индейцев, издавая временами громкие вопли, заполняли улицы, сады, перескакивали через изгороди. Звук, издаваемый их ракушечными ожерельями, встряхиваемыми на бегу, придавал общему шуму странный ритм.

Фронтенак, упершись в бока, повернулся в направлении этого шумового потока

— Что это с ними?

И повернувшись к Кастель-Моржа:

— Вы не могли оставаться наверху, черт возьми, со всеми вашими людьми?

— Но ведь это именно вы, господин губернатор, потребовали, чтобы я спустился вниз к дебаркадеру.

— Кто возглавляет индейцев?

— Пиксаретт!

— Ну, тогда можно надеяться, что они лишь хотят выразить приветствие на свой манер.

Однако его тревога не улеглась. От этих дикарей можно было всего ожидать.

— Великий сагамор Пиксаретт перешел явно на вашу сторону, — сказал он Анжелике. — Он объявил себя вашим другом, что, по меньшей мере, удивительно.

— Мы оказали друг другу военную помощь, — ответила она, — и я его глубоко уважаю.

В последний раз она встречалась с верховным вождем индейцев три месяца тому назад в заливе Лорэтник после трагических событий в Акадии. Перед тем как скрыться в лесу, унося с собой окровавленные скальпы людей Амбруазины де Модрибур, он крикнул ей:

— Иди! Я встречусь с тобой в Квебеке. Там тебе еще понадобится моя помощь Он сдержал слово.

Он появился на самом верху улицы Эспарж.

Один.

Величественным жестом он остановил поток своих воинов, остановившихся позади него в своем безумном и стремительном спуске.

Воцарилась тишина. И в то же время края крепостного вала и парапеты украсились головами в перьях.

Пиксаретта можно было узнать по его высокому росту. Но если обычно его привыкли видеть либо полуголым, либо в костюме из шкуры черного медведя, в этот день его наряд был великолепен. Весь, с ног до головы, он был покрыт боевою раскраской: красными и белыми узорами, которые, следуя сложному ритуалу, подчеркивали его превосходство над остальными индейцами, вырисовывали каждый его мускул, груди и мышцы, пупок, коленные чашечки, украшенные подвязками из перьев.

Его голову венчала огромная, расшитая раковинами тиара, увенчанная великолепным убором из разноцветных перьев.

Долгое время он стоял неподвижно, как бы позволяя налюбоваться своим великолепием, а затем медленным и торжественным шагом направился к Анжелике, стоявшей в окружении французской знати. Явное удовольствие сверкало в его черных и хитрых глазах.

Он обратил к ней взгляд соучастника. Их отношения имели долгую историю: им приходилось быть и врагами, и врагами-союзниками, и соперниками, равными по силе.

Желая напомнить ей о своих правах, он положил руку ей на плечо и сказал:

— Моя пленница!

И повернувшись к Фронтенаку:

— Это так, ты должен это знать. Эта женщина моя пленница, а не твоя. Она была захвачена мной в деревне Невехеваник, но она сказала мне, что она француженка и что уже крещена. Что мне было делать? Однако, ты видишь, я привел ее к тебе в Квебек, и ее супруг скоро явится сюда, чтобы заплатить мне выкуп. Я хорошо знаком с этими чужеземцами из От-Кеннебека. И могу тебя уверить, они не замышляют ничего враждебного. И вот я прошу тебя принять моих гостей с подобающими почестями и доверием.

— Ты своими собственными глазами можешь убедиться в почестях, которые я им оказываю. Прием, который они получают в стенах моего города, должен успокоить твое сердце. Наши дружеские чувства совпадают, у нас общие союзники, и те, кого ты удостоил своей дружбы, достойны сидеть на празднике рядом со мной, под знаменами французского короля, после того, как мы раскурим трубку мира. Я разделяю твое убеждение, что сегодняшний день — это великий день перемирия между народами.

Пиксаретт, довольный, повернулся к жителям и начал торжественную речь.

Анжелика поняла, что он перечисляет все ее великие достоинства, среди которых он особенно выделял то, что казалось ему наиболее важным: умение вызывать духов и оживлять умерших прикосновением руки.

К счастью, эта речь была не столь уж длинной, и она надеялась, что ее слушали не слишком внимательно.

Царственным жестом Пиксаретт указал на свою пленницу, приглашая толпу поприветствовать ее.

Народ начал от души аплодировать, и на этот раз шум и возбуждение, в которых приняли участие и индейцы, были настолько сильными, что они заглушили звуки приближающихся со стороны реки флейт и барабанов.

Внезапно в начале площади показалась шеренга музыкантов, затем вооруженных людей, чьи кирасы и каски из черной стали сверкали на солнце.

Это был Жоффрей де Пейрак со своим войском.

Анжелика с бьющимся сердцем должна была признать, что двойная шеренга барабанщиков, затем флейтистов, смело идущих вперед в ослепительно белых костюмах, в поясах с золотою бахромой, в голубых с золотом шляпах, которые, не переставая играть, выстроились четкими движениями на площади, производили удивительное впечатление красоты и мощи.

Еще более впечатляющими были испанцы де Пейрака в кирасах и черных касках, с копьями в руках. Это была гвардия графа де Пейрака. Дон Алварес, их капитан, со своим строгим и высокомерным лицом выглядел как идальго, входящий во фламандский город.

Развевались на ветру знамена и орифламмы, носящие армейские гербы каждого из капитанов пяти кораблей, стоящих на рейде, и впереди всех герб де Пейрака: серебряный четырехугольный щит на лазурном фоне.

— Вот как! — воскликнул кто-то, — когда он плавал в Средиземном море, его серебряный щит был на красном фоне…

Анжелика быстро обернулась, пытаясь высмотреть в толпе того, кто произнес эти слова насмешливым и пренебрежительным тоном. Значит, был в толпе некто, кто знал, что под именем графа де Пейрака скрывается бывший Рескатор со Средиземного моря. Она не видела в толпе ни одного знакомого лица. Была ли это опасность? Что ж, надо было ожидать встречи такого рода.

Желая проникнуть в этот тесный круг людей, правящих Новой Францией, нужно быть готовым к появлению призраков из прошлого.

Боялась ли она этого?

Она еще не успела понять, не успела ощутить страх.

Испанцы также выстроились на площади в две шеренги лицом друг к другу и, вытянув свои копья, скрестили их, образуя почетный коридор. И вслед за этим появился граф Жоффрей де Пейрак де Моран д'Иристрю.

Рокот послышался в толпе. Это был глухой шум, в котором можно было различить и страх, и некоторую враждебность, но также и удивление.

Так как он шел вперед, держа за руку Онорину.

Странное очарование было в этом высоком силуэте завоевателя, с лицом, покрытым шрамами, носящим следы жестоких сражений и как бы смягченным присутствием ребенка.

Безусловно, у него были темные глаза сарацина, черные непокорные волосы, не знавшие парика. Всем своим обликом, в сапогах с высокими ботфортами, в перчатках с крагами, с двумя кожаными перевязями, на которых висели пистолеты с серебряными рукоятями, он являл собой образ пирата.

Но у него была обезоруживающая улыбка, и он спокойно и просто вел к губернатору маленькую девочку.

Казалось, именно ее он хочет представить губернатору.

Онорина, державшаяся за руку Жоффрея де Пейрака, была очаровательна. Ее голубое с зеленоватыми оттенками платье подчеркивало блеск ее прекрасных волос, отливающих медью. Она, так любившая свободные движения, безропотно терпела высокий кружевной воротник, заставляющий ее держать шею прямо. Она терпеливо сносила и корсаж из зеленой узорчатой ткани «да массе», и банты розового цвета, которыми были собраны у запястий ее широкие рукава из тончайшей ткани, выпущенные из-под более коротких рукавов казакина. В левой руке она держала свою шляпу с зелеными я розовыми перьями.

Было бы уж слишком требовать, чтобы она ее надела, но могло сойти и так; многие дамы, сооружавшие все более и более замысловатые прически, ввели постепенно моду носить шляпу в руке.

У Онорины был вид царственного ребенка. Со всей серьезностью она выступала рядом со своим отцом.

В то время, как все взгляды были обращены на нее, матросы с «Голдсборо» быстро расположились вокруг площади Этого никто не заметил. Все смотрели, как вслед за Жоффреем и Онориною выступили вперед оба сына графа, Флоримон и Кантор, красивые юноши шестнадцати и восемнадцати лет, и группа весьма важных лиц, среди которых Квебек мог узнать, по крайней мере, двоих своих почетных граждан: интенданта Новой Франции мессира де Карлона, возвращающегося из своей поездки в Акадию и мессира д'Арребуста, которого считали уехавшим в Европу. Третий человек, красивый и представительный мужчина, был им незнаком, но прошел слух, что это особый посланник короля, прибывший на корабле, потерпевшем крушение, и который был затем спасен флотом г-на де Пейрака.

Их присутствие, а также присутствие тех, кого подобрали с тонувшего «Сан-Жан-Баптиста», окончательно превратило этого сомнительного корсара в могущественного союзника, желающего установить дружественные отношения.

Выпустив руку отца, Онорина сделала глубокий реверанс мессиру де Фронтенаку, затем, подумав мгновение, сделала второй реверанс Пиксаретту, а затем, выполнив свою задачу, убежала.

Анжелика думала, что она побежит к ней, но Онорина высмотрела мессира де Ломени-Шамбора. Мальтийский рыцарь, растроганный, высоко поднял Онорину на руки и прижал к своему серебряному кресту.

— Вы приготовили мне мой нож для скальпов? — спросила у него Онорина, после того как он расцеловал ее в обе щеки. — Вы и господин д'Арребуст обещали мне его, когда приезжали в Вапассу.

Рыцарь был удивлен, так как это обещание совершенно вылетело у него из головы.

К счастью, множество знатных дам и мессиров окружили Онорину и завладели ею. Они находили ее прелестной и хотели ее поздравить и обнять В Квебеке, несмотря на усилия губернатора, официальный протокол никогда долго не соблюдался. Присутствие ребенка «разбило лед» официальной встречи, и все принялись знакомиться, узнавать друг друга, представлять своих друзей. Г-н д'Арребуст был окружен друзьями, которые были счастливы его вновь увидеть, так как многие полагали, что его отправят в Бастилию, и эта немилость всколыхнула миролюбивые силы в колонии. Тем временем Фронтенак все же пытался осуществить некоторые официальные церемонии. По крайней мере, те, что касались его гражданской и военной администрации.

После военного губернатора и его офицеров были представлены члены Высшего Совета, мессиры Гобер де ла Меллуаз, Мэгри де Сен-Шамон, Обур де Лонгшон, Базиль, Голэн, прокурор Ноэль Тардье де ла Водьер, Никола Карбонель.

Жоффрей де Пейрак приветствовал каждого из них. Анжелика старалась и в этот раз удержать в памяти хоть какие-нибудь имена.

В свою очередь, граф представил своих сыновей, лейтенантов, офицеров и особенно мессира де Барданя, посланника короля, который терпеливо ждал своей очереди.

Анжелика, стоявшая справа от губернатора, находилась совсем рядом от мессира де Барданя, когда он представлял свои звания и доверительные грамоты, в то время как граф де Пейрак в нескольких словах объяснял, при каких обстоятельствах он имел удовольствие познакомиться с представителем Его Величества.

Наконец-то Анжелике удалось приблизиться к Жоффрею. Она смотрела на него, ее глаза сияли. Он взял ее за руку и украдкой поцеловал кончики пальцев.

— Что я вам говорил! — прошептал он. — Они победили!

— Кто это?

— Ваши зеленые глаза…

— О, Жоффрей! Я думала, что все пропало. Что это был за пушечный выстрел?

— Я еще не знаю. Может быть, отчаянная атака вашего друга, отца д'Оржеваля?

— Его нет в Квебеке. Он исчез. Мессир де Ломени мне только что сообщил…

— А! В самом деле!

Он подумал и улыбнулся. Анжелика могла поклясться, что он не слишком удивлен этой новостью.

— Ну вот и прекрасно! Одним противником меньше…

Он был очень спокоен, даже весел.

«Что еще он замыслил? — спрашивала она себя. — Кто устроил это… бегство отца д'Оржеваля? Не намекал ли Жоффрей на некоего секретного шпиона, с которым он поддерживает связь в самом Квебеке?»

Она посмотрела вокруг, вглядываясь в незнакомые лица, такие разные, но все радостные и оживленные. Повсюду царило веселье.

— Я так тревожился за вас, — продолжал Пейрак. — Этот пушечный выстрел мог иметь самые ужасные последствия. К счастью, я получил послание господина де Фронтенака, в котором он меня уведомил, что произошла всего лишь печальная ошибка, что теперь все идет хорошо, несмотря на то, что ответ «Голдсборо» был суров.

— Да, да, ваш ответ был суров, — подхватил Фронтенак, услышав эти последние слова. — Слава Богу, убитых нет… разрушен один-единственный дом, это дом… А впрочем, все правильно… Я вам потом объясню.

Город был охвачен сказочным весельем. Дети бегали повсюду, пили, ели, пытались вовлечь индейцев в соревнования по бегу или в стрельбу. Люди Пейрака знакомились с жителями города, девушки угощали их кружкой пива или бокалом вина. Анжелика была удивлена, увидев, как Онорина подошла обнять маленького мальчика среди воспитанников семинарии. Они стояли, взявшись за руки, и важно смотрели друг на друга.

Анжелика подошла к ним.

— Почему ты поцеловала этого мальчика? Откуда ты его знаешь?

Онорина покачала головой.

— Ты сама хорошо помнишь, что я дала ему кусочек сахара в прошлом году, когда он приехал к нам, перед тем как все сгорело.

У Онорины была удивительная память на лица и на основные события. Анжелика не впервые в этом убеждалась.

Теперь и она узнала маленького Марселэна, племянника г-на де Лобиньера, которого ирокезы держали три года в плену, а потом отдали канадцам, разгромившим их под Кеннебеком, в обмен на свободу.

Мальчик не произносил ни слова.

— Ты сохранял шарики, которые тебе дал Томас? Отвечай мне. Ты же говоришь по-французски теперь?

Но мальчик стоял молча. Анжелика, однако, поняла, что он ее узнал, по тому мимолетному выражению хитрости и недоверия, которое промелькнуло в его голубых глазах. Видя ее на коленях перед одним из воспитанников семинарии, удивленные и растроганные тем зрелищем, которое она представляла в своем роскошном плаще из белого меха и в ореоле ее сверкающего голубого наряда, люди столпились вокруг нее.

Прибытие множества жителей Акадии, которые также были пассажирами «Голдсборо», вызвало новый обмен приветствиями.

— Несомненно, граф, вы привезли нам самых последних, запоздалых пассажиров, — сказал губернатор Пейраку. — Без вашего флота, и я начинаю теперь это понимать, многие из наших жителей столкнулись бы? с трудностями при переправке в Квебек. Англичане все меньше и меньше принимают участие в навигации во Французской бухте. С другой стороны, я также буду очень рад узнать новости о «дочерях короля», о которых меня летом извещало общество «Святого Причастия». Их покровительница, герцогиня де Модрибур, наняла на свои деньги корабль, чтобы их сопровождать.

Он прервал свою речь, с удивлением глядя на кого-то позади Анжелики и графа Пейрака.

— Почему ты крестишься, солдат?

— Это потому, что вы произнесли имя этой презренной, — пробормотал смущенный голос Адемара, который, стоя за Анжеликой, осенял себя крестом. — Де Модрибур! О, Господь, сжалься над нами! Все знают, что она была дочерью дьявола.

Жоффрей наконец решил воспользоваться ситуацией и рассказать Фронтенаку о судьбе герцогини де Модрибур.

— Действительно, мессир губернатор, ваши предчувствия оправдались. «Единорог», корабль этой дамы-благодетельницы, затонул возле берегов Акадии. Находясь поблизости, я смог помочь некоторым из этих несчастных девушек, но увы! Герцогиня погибла при кораблекрушении.

— Черт возьми! — воскликнул Фронтенак, — общество «Святого Причастия» будет меня попрекать!

— Мы привезли с собой некоторых из этих спасенных девушек…

— Что я буду теперь с ними делать, если их благодетельница уже больше не может оказывать им поддержку? Губернатор обвел глазами стоявших вокруг него.

— Я посоветуюсь с мадам де Меркувиль. Это весьма благоразумная особа и очень деятельная! Она возглавляет братство «Святого Семейства». Она обязательно что-нибудь придумает. Во всяком случае, завтра я должен созвать Большой Совет, нет, послезавтра, так как я хочу, чтобы вы отдохнули после столь длительного путешествия. У меня было предчувствие… Зная, что в этом сезоне у меня уже не будет никаких гостей, я приготовил в ваше распоряжение замок, который предназначался для герцогини де Модрибур, это одно из самых прекрасных зданий…

Всякий раз, когда Адемар слышал имя герцогини де Модрибур, он начинал неистово креститься. Старший матрос Ванно отодвинул его, в конце концов, за спины матросов «Голдсборо».

Как бы вызванный упоминанием о герцогине, наступил момент представить гостям иезуитов. Удостоверившись, что отца д'Оржеваля нет среди них, Анжелика подошла к ним без боязни. Она даже не могла скрыть некоторого разочарования. Этот иезуит, их враг, которого они никогда не видела и который исчезал всегда именно в тот момент, когда они должны были столкнуться, оставался всегда очень опасным противником. Было бы хорошо скрестить наконец с ним шпаги и встретить этот «голубой взгляд, жесткий, как сапфир», о котором говорила Амбруазина.

Лишенная его присутствия, группа иезуитов не вызывала страха.

Их было около дюжины.

Главный среди них, достопочтенный отец Мобеж, предстал перед Анжеликой как загадочный персонаж. Говорили, что он провел долгие годы в Китае, среди ученых, основавших обсерваторию в Пекине! Было ли это результатом его репутации, но в этом священнике, родом из Пикардии, находили необъяснимое сходство с азиатами, среди которых он так долго жил.

Ему было приблизительно лет шестьдесят, может быть, больше, среднего роста, почти лысый, с лицом гладким, как слоновая кость, с медленными жестами. Выражение его лица, обычно бесстрастное, освещалось временами юмором. Он носил короткую, острую бороду, уже начинавшую седеть. Отец Мобеж обменялся несколькими словами приветствия с графом де Пейраком. Его манера вежливо кивать головой во время беседы дополняла впечатление, будто вы имеете дело с китайским мандарином, с человеком совершенно иной расы , сильно отличающейся от шумливых и подвижных французов, собравшихся вокруг.

Он бросил на Анжелику быстрый косой взгляд из-под морщинистых век, и у Анжелики сложилось впечатление, что это на нее смотрел представитель иного мира, таинственного в недоступного. Но, однако, она не ощутила страха.

— Мы не забыли, что один из наших братьев обязан вам жизнью, мадам, — сказал он спокойно.

И так как она была удивлена, он повернулся к стоявшему рядом иезуиту, коренастому, с густой черной бородой, в котором Анжелика узнала отца Массера, добродушно улыбающегося ей.

— Это вы, отец мой? Как я рада вновь повстречаться с вами! Извините, что я сразу не узнала вас…

— Это я должен просить у вас прощения. Я таращил глаза и не узнавал в этой великолепной даме нашу добрую хозяйку форта Вапассу, которой я обязан тем, что не погиб, превратившись в ледяную статую. Я слишком поздно подошел приветствовать вас.

Они принялись обмениваться воспоминаниями о той ужасной зиме, когда отец Массера помогал ей ухаживать за больными.

Прибыли «дочери короля» и целая вереница пассажиров, спасенных с «Сан-Жан-Баптиста».

Анжелика видела издалека, как любезные канадцы знакомились с девушками, угощали их и старались ободрить и развеселить.

Они были в Квебеке! И теперь настал момент решать многочисленные маленькие проблемы, часто совсем непростые. Что делать, например, с этим бедным англичанином из Коннектикута, подобранным капитаном «Сан-Жан-Баптиста»? В настоящий момент его необходимо было прятать, чтобы его не посадили в тюрьму как врага Франции и не продали в рабство индейцам.

Анжелика вдруг вспомнила о своем коте.

— Ничего не бойтесь, — уверил ее Виль д'Аврэй. — Я вас уверяю, он в хороших руках. На Жанин Гонфарель можно положиться, когда она на вашей стороне.

— Жанин Гонфарель! — повторила Анжелика. — Не хотите ли вы сказать, что эта толстая женщина… но мне говорили, что она нам враг и что она очень предана иезуитам…

— Это так… Но она любит животных. Она хотела, чтобы камни летели в вас, а не в кота. Успокойтесь! Успокойтесь! — настаивал маркиз, видя, как Анжелика побледнела. — Дня не проходит, чтобы она не посещала замок Сан-Луи или интенданта, чтобы потребовать того или иного. Но будьте спокойны за вашего кота. Он выздоровеет и получит хороший уход. К тому же, знаете ли вы, что она хозяйка таверны «Корабль Франции»? А это место, где кормят божественно! Это славная женщина, и я люблю ее как сестру.

Но, несмотря на заверения маркиза, Анжелика снова почувствовала в сердце смутную тревогу. Что бы он там ни говорил, вмешательство этой мужеподобной женщины ее озадачило, а теперь, когда она узнала, Что речь идет о Жанин де Гонфарель, ее беспокойство усилилось, а не улеглось.

Вдруг с вершины раздался перезвон колоколов и, разносимый эхом скал, смешался с шумом уличной толпы.

— Торжественная месса! — воскликнул губернатор. — И господин епископ уже давно ожидает нас у паперти собора!

— Я привез подарок для монсеньера де Лаваля, который, как я надеюсь, придется ему по душе, — объявил Пейрак.

— Что же это?

— Святые мощи.

Шесть матросов с «Голдсборо» приблизились к ним, держа на своих плечах носилки, на которых была установлена небольшая серебряная рака.

— Узнав, что в базилике собора Квебекской Богоматери содержатся мощи святого Сатурнуса и святой Фелициты, я захотел добавить к этим сокровищам мощи святой Перепетуи, которая, как вы, несомненно, знаете, разделила ту же мученическую участь возле Карфагена на заре христианской эры.

Г-н де Фронтенак, может быть, и не знал этого, но он с почтением снял шляпу и перекрестился.

— Святые мощи! Епископ будет очень доволен. Он разместил более восьмидесяти рак со святыми мощами под плитами алтарей наших церквей. Наш город — это город святых.

Все выстроились в кортеж. Впереди шли Музыканты, за ними несли знамена.

Рака, окруженная иезуитами, охраняющими ее от уличной толпы, следовала за ними на плечах людей из экипажа.

Анжелика отказалась от портшеза, который ей так настойчиво предлагал Виль д'Аврэй. Куда приятнее было подниматься пешком, медленно продвигаясь к собору этим чудесным золотистым днем поздней осени. Солнце, еще высоко стоявшее в небе, дарило свое последнее тепло.

Улица, ведущая к вершине города, где располагался собор, была в начале очень узкой, и в связи с этим возникли некоторые затруднения церемониального характера: кто будет идти справа от губернатора — де Пейрак или де Бардане? Но господин де Фронтенак разрешил эту проблему на французский манер. Он принял галантное решение поставить справа от себя Анжелику, и вдвоем они возглавили процессию. Уже потом, когда улица стала несколько шире, слева от губернатора оказался господин де Бардане. Господина де Барданя приняли вначале за офицера из эскорта Жоффрея де Пейрака, ведь он не был никому известен, и никто не обращал на него внимания. Сам Жоффрей шел сразу вслед за губернатором, и его высокая фигура и величественный вид притягивали все взгляды и вызывали такой же восторг, как и красота Анжелики.

Шум оваций и приветствий сопровождали кортеж.

Вот наконец Анжелика и Жоффрей де Пейрак пересекли подъем, который вел от набережных Квебека к аристократическим кварталам города. Этот подъем был довольно крутым и каменистым, таким же, вероятно, как дорога в Рай, и подобно ей открывающим постепенно перспективы удивительной красоты.

Наконец они достигли самой высокой точки подъема. Анжелика, слегка запыхавшись, пыталась охватить взглядом великолепную панораму города, красота которой все возрастала по мере подъема, подобно гимну, звучащему все новыми и новыми аккордами.

С выступа скалы, на котором они находились, река казалась огромным серебристым зеркалом. Небо и вода слились в оттенках розового и голубого, и вдали можно было различить корабли маленького флота де Пейрака, выстроившихся полукругом перед городом, подобно игрушкам на зеркале.

Они возобновили свой путь, и на одном из поворотов повстречались со священником, облаченным в белый стихарь поверх черной сутаны, с лиловой епитрахилью вокруг шеи. Его сопровождали два мальчика в деревянных башмаках, но также одетые в длинные черные сюртуки и белые стихари поверх них. Один из них нес колокольчик, другой — высокий серебряный крест, который он держал двумя руками. Их сопровождал дог.

Священник взирал на процессию с видом пророка, пришедшего напомнить заблудшему человечеству, что жизнь есть страдание и что служение Богу должно быть на первом месте.

Но присутствие собаки сводило на нет всю его скорбную торжественность. Как бы строго и гневно он ни смотрел, собака, сидя на своем хвосте, свесив язык и глядя на процессию весело и дружелюбно, придавала всей этой сцене нечто ребячливое и забавное. Стараясь не замечать Анжелику, священник обратился к губернатору с надменным видом:

— Разве сейчас время для торжественной мессы? Уже скоро вечерня, и вы останетесь ни с чем. Мы ждем вас уже целую вечность, в соборе израсходовали недельный запас ладана, и Монсеньер уже собирается возвращаться домой.

— Ах, аббат, неужели вы полагаете, что дипломатические проблемы можно так быстро решить? Особенно, когда вмешивается пушка… А вы-то что здесь делаете, в то время как должны бы быть среди певчих?

— Я послан, чтобы отнести миро и елей жертвам бомбардировки.

— Как! Эта нелепая канонада принесла жертвы? Что, есть и погибшие?

— Двое. Но их успели исповедать до того, как они испустили дух.

Господин де Фронтенак был в сильном замешательстве и снял шляпу, на этот раз чтобы озабоченно потереть лоб под париком.

— Черт побери! А что говорят их родственники, соседи?

— Это были два негодяя, — сухо заявил викарий. — Никому до них нет дела. Пользуясь отсутствием владельцев, они пытались ограбить дом господина де Кастель-Моржа после того, как в него угодил снаряд.