Семь повестей, образующих основное содержание данного тома: “Невский проспект”, “Нос”, “Портрет”, “Шинель”, “Коляска”, “Записки сумасшедшего”, “Рим”, объединил и расположил в указанной последовательности сам Гоголь — в третьем томе своего первого собрания сочинений (1842 г.), придав им, таким образом, тот же характер цикла, что “Вечерам” и “Миргороду”. И в самом деле, семь перечисленных повестей цикличны как с точки зрения жанрово-тематической, так и в хронологическом отношении, по времени и обстоятельствам своего возникновения.
 
      Из семи повестей, включенных в третий том, три (“Невский проспект”, “Портрет” и “Записки сумасшедшего”) были ранее напечатаны в “Арабесках” 1835 г.; две — в пушкинском “Современнике” 1836 г. (“Нос” и “Коляска”). По сравнению с “Арабесками” “Портрет” заменен был новой редакцией, незадолго до выхода в свет собрания сочинений напечатанной в “Современнике” 1842, кн. 3; “Рим” был впервые напечатан в “Москвитянине” 1842, № 3; “Шинель” в третьем томе появилась впервые.
 
      “Невский проспект”, “Портрет” (первая редакция) и “Записки сумасшедшего” попали в “Арабески” со страниц одной и той же рукописной тетради, именно — второй аксаковской тетради (РА2, согласно номенклатуре Тихонравова), ныне принадлежащей Публичной библиотеке СССР им. В. И. Ленина; здесь эта тетрадь обозначается РМ4. С нее-то и начинается литературная история интересующего нас цикла. Из содержания этой тетради [Описание ее, сделанное В. И. Шенроком (см. Соч. Гоголя, 10 изд., VII, стр. 900–905), мало удовлетворительно: гоголевские записи часто не отличаются от не-гоголевских, в цитатах ряд ошибочных чтений и т. п. ] видно, что “Портрет”, непосредственно предваряя началом своим весь текст “Невского проспекта”, начат, во всяком случае, раньше, чем последний: мало вероятно, чтобы такая болыпая повесть, как “Портрет”, была начата за две страницы перед вписанной в тетрадь другой повестью. Очевидно, начав одну повесть (“Портрет”), Гоголь на второй же странице ее оставил и приступил к другой (“Невскому проспекту”). Начало “Портрета” близко к началу “Невского проспекта” не только по месту в тетради, но и по времени: это доказывается полной тожественностью чернил и почерка (основного) там и тут.
 
      Прерванная на стр. 50-ой работа над первой повестью (“Портретом”) возобновлена была и закончена на стр. 165–172 и 182–199; отсутствие сколько-нибудь длительных перерывов в этом периоде работы доказывается, кроме тожественности чернил и почерка, еще тем, что переход со стр. 172-ой на стр. 182-ую несомненно обусловлен был, при непрерывности текста, чисто внешней причиной: десять промежуточных страниц уже были заполнены более ранними записями, частью гоголевскими (“Гетьманом”), частью не-гоголевскими.
 
      К прерванной работе над “Портретом” Гоголь вернулся еще до того как “Невский проспект” был закончен. Вглядываясь в текст “Невского проспекта”, нетрудно заметить, что весь заключительный эпизод с Пироговым (начиная со слов на стр. 64-ой: “Мы, кажется, оставили поручика Пирогова”, ср. выше факсимиле), как и эпилог, по сравнению с предшествующей историей Пискарева-Палитрина, вписаны другим (или вновь очиненным) пером; тут и мог, следовательно, быть какой-то перерыв в работе; что он, действительно, был, доказывает одна многознаменательная описка: на стр. 66-й Пирогов назван Чертковым (“Черткову очень неприятно было”), один лишь раз, с переходом в смежной же фразе снова к нигде больше не вариирующейся настоящей фамилии; этим доказывается неумышленный характер замены. А в таком случае та часть второй повести (“Невского проспекта”), где эта ошибка допущена, была вписана в тетрадь позже той части первой повести (“Портрета”), где герой ее впервые и получил имя Черткова. Но герой “Портрета”, — Корчев, Коблин, Коблев, Копьев в начале рукописного текста, — впервые назван Чертковым лишь на стр. 182-ой, оставаясь затем с этим именем до конца. Ясно, что возобновление и завершение работы над “Портретом” предшествовало окончанию “Невского проспекта”. Доведя вторую свою повесть до развязки эпизода с Палитриным-Пискаревым (стр. 64) и прежде чем перейти к комическому его антиподу (Пирогову), Гоголь вернулся к трагической судьбе другого своего героя-художника и, назвав его теперь Чертковым, всю первую повесть довел до конца (стр. 165–172, 182–199). Лишь после этого он снова обратился ко второй повести, с окончанием которой (стр. 64–70) и кончена была вся вообще перемежающаяся эта работа над двумя повестями сразу.
 
      Конец этой работы в целом, поскольку на него приходится эпилог “Невского проспекта”, датируется упоминаниями в нем “лютеранской кирки” [Заложенной (по проекту Брюллова) в мае 1833 года и доступной поэтому суждениям “об ее архитектуре” не ранее 1834 г. См. Соч. Гоголя, 10 изд., V, стр. 586, 591.] и вождя французской республиканской партии Лафайета: упоминание о “главной ошибке” Лафайета (умершего в мае 1834 г., тотчас после подавления в Лионе восстания рабочих против признанной им июльской монархии) могло быть сделано не ранее мая 1834 г. В августе того же года был составлен перечень содержания “Арабесок”, куда включен и “Невский проспект”. [См. Соч. Гоголя, 10 изд., V, стр. 558.] Следовательно, эпилог “Невского проспекта”, а вместе с ним и обе повести в целом, были завершены между маем и августом 1834 г.
 
      Труднее установить дату начала работы. Данные творческой истории “Портрета” не позволяют отодвигать его далее 1833 года назад (см. комментарий к “Портрету”). Последовательность текстов в тетради указывает, что “Портрет” был начат в ней (стр. 49–50) после окончания “Скульптуры, живописи и музыки” на предыдущей стр. 48-ой, а это, в свою очередь, произошло по окончании статьи о Пушкине (стр. 47–48). Оказывается, что статья, датированная в “Арабесках” 1831-м годом (“Скульптура, живопись и музыка”), написана позже, чем статья, датированная там же 1832-м годом (“Несколько слов о Пушкине”). Это дает право отказаться от обеих дат, признав их, подобно гоголевским датам под статьями “Жизнь” и “Об архитектуре”, вымышленными, самые же статьи, судя по почерку, отнести, по крайней мере, к 1833-му г. Тогда к этому же году (к концу) надо будет, в самом деле, отнести и первые страницы “Портрета”, поправки к которым (на стр. 48-ой) вписаны между строками “Скульптуры”. Не раньше как к концу 1833 г. относим начало “Портрета” еще и потому, что весь текст обеих повестей, судя по почерку, писался без больших перерывов и, следовательно, не так уж долго: вероятно, не больше полугода.
 
      Наконец, третья повесть (“Записки сумасшедшего”) вписана в ту же тетрадь РМ4 в сентябре-октябре 1834 г. (см. комментарий).
 
      —
 
      Три повести из “Арабесок” одинаково выдержаны в новом для Гоголя городском колорите, все они — петербургские в самом точном смысле этого слова. Петербургская улица служит местом действия не только в “Невском проспекте”: подобно Пискареву, и Чарткова подстерегает судьба на улице, — “Портрет” тоже начат уличной сценой; с случайной встречи на Невском (с генеральской дочкой) начинается и неудачный роман Поприщина. Затем в каждой из трех повестей видна та же склонность к изображению не только типических лиц, а и целых социальных слоев или групп: это — и немцы-мастеровые с Мещанской в “Невском проспекте”, и “дробь и мелочь” обитателей Коломны в “Портрете”, и “наш брат чиновник” в “Записках сумасшедшего”. Да и фабула каждой из трех повестей одинаково коренится в социальном расслоении николаевского Петербурга. Ежедневной сменой — по часам дня — сословий охарактеризован Невский проспект в одноименной повести, эта “главная коммуникация Петербурга”, главный виновник гибели Пискарева; нужда городских подонков и соблазны коломенского ростовщика создают тот же фон для Чарткова; в атмосфере социального неравенства рождается, наконец, и безумная мечта “испанского короля”. Характерно, что судьбы всех трех героев оканчиваются безумием, а все три безумца — и Пискарев, и Чартков, и Поприщин — изображены “вне гражданства столицы”, которое или заведомо исключает их из своей среды как служителей ненужного ему искусства (Пискарев и Чартков до приобретения портрета), или губит, втягивая в свой омут (Чартков после приобретения портрета), или доводит, наконец, своим гнетом до бунта (Поприщин). Одинаково трагичен исход всех этих трех приключений. Одинаково присущ всем им трем еще один, в высшей степени характерный, признак — тема “столкновения мечты с существенностью”.
 
      При таком единстве во всех трех повестях исходной художественной точки зрения не удивительна их родственность между собой и в смысле историко-литературной их биографии.
 
      Повести размещены были в “Арабесках” так: в первой части — “Портрет”, во второй — “Невский проспект” (на третьем месте) и “Записки сумасшедшего” (на последнем). Цензурное разрешение обеих частей датировано 10 ноября 1834 г. При прохождении через предварительную цензуру урезкам подвергся “Невский проспект”, что предвидел ознакомившийся с ним еще по рукописи Пушкин (ср. его письмо к Гоголю осенью 1834 г.). Перед выпуском книги цензура потребовала новых изменений, — на этот раз в “Записках сумасшедшего”, о чем сам Гоголь писал Пушкину в недатированном письме (“Вышла вчера довольно неприятная зацепа по цензуре” и т. д.). Вышли в свет “Арабески” не позднее 22 января 1835 г., когда Гоголь извещал Максимовича о посылке ему их в Киев. Во всех критических отзывах, как бы враждебны Гоголю они ни были в целом, три петербургские повести служат критикам (Булгарину, Сенковскому) предлогом для сочувственных оговорок. Известная же статья Белинского (“О русской повести и повестях Гоголя”) уделяет им всем трем большое внимание, наряду, правда, и вперемежку с повестями “Миргорода”, т. е. не выделяя особо как новый цикл.
 
      Почти одновременно с тремя повестями для “Арабесок” писался и “Нос”, близкий трем повестям “Арабесок” своим петербургским колоритом; а борьба с Гофманом, начатая в “Невском проспекте”, тут доведена уже до пределов пародии (см. ниже комментарий). Отличает “Нос” от трех основных повестей анекдотичность его сюжета. Зато как раз этот признак сближает с ним, а через него и с циклом вообще, несколько особняком стоящую “Коляску”.
 
      Две последние повести из семи — “Шинель” и “Рим” — писались значительно позже предыдущих. Но замечательна и тут одновременность работы над ними (ср. ниже комментарий к этим повестям) с переработкой “Портрета” и “Носа”. Вторые редакции этих двух ранних повестей создавались несомненно тогда же, когда писалась “Шинель”: этим, вероятно, и объясняются совпадения “Шинели” с двумя эпизодами “Носа” (о посещении героем частного пристава и о разглядывании в окне магазина картинки) и с одной мелкой, правда, но характерной деталью в “Портрете” как раз второй редакции (в описании “черной лестницы” Петровича и Чарткова). В “Шинели” поэтому и приходится видеть синтез бытоописательных и обличительных тенденций предыдущих повестей. Что касается “Рима”, то и его нельзя совершенно обособить от петербургского цикла: историко-литературный анализ и в нем вскрывает, в виде первоосновы, романтическую новеллу о художнике, т. е. жанр, к которому принадлежат “Портрет” и “Невский проспект”, не говоря уж о теме большого города, перекликающейся в “Риме” с тем же “Невским проспектом”.
 
      Весь цикл из семи повестей, частью в первоначальном издании, частью — в рукописях, передан был Прокоповичу (редактору первого издания Сочинений), видимо, самим Гоголем при заезде на несколько дней в Петербург, летом 1842 г., перед отправлением за границу. Через два дня после отъезда Гоголя (6 июня) Прокопович уже сообщал Шевыреву: “С будущей недели приступаю к печатанию сочинений Гоголя”; и указывал затем тут же: “в 3-м (томе) — повести”; а в следующем письме к Шевыреву же (от 6 августа) жаловался: “Беда мне… с рукописными сочинениями: в них, чего не разобрал и пропустил переписчик, так приятель наш (т. е. Гоголь) и оставил, а я должен пополнять по догадкам” (см. Вас. Гиппиус. “Н. В. Гоголь в письмах и воспоминаниях”. М., 1931, стр. 249). — В числе этих “рукописных сочинений”, пополнявшихся Прокоповичем “по догадкам”, была, конечно, “Шинель” (печатавшаяся впервые) и, вероятно, “Нос” (в исправленной редакции печатавшийся тоже впервые). “Портрет” в новой редакции перепечатывался из “Современника” 1842 г., “Коляска” — из “Современника” 1836 г., “Рим” — из “Москвитянина” 1842 г., “Невский проспект” и “Записки сумасшедшего” — из “Арабесок”. Исправления, на которые Прокоповича уполномочил сам Гоголь (см. Письма Гоголя), в третьем томе в общем немногочисленны, по качеству же не отличаются от его поправок в других томах (например, во втором, где печатался “Миргород”).
 
      Прохождение через цензуру и на этот раз не обошлось без затруднений: как раз третий том чуть не навлек запрещение на всё издание в целом. После предварительной цензуры в сентябре—декабре 1842 г., “новое издание сочинений Гоголя”, по словам цензуровавшего его Никитенко, “решено было напечатать” [Цензурное разрешение 3-го тома датировано 15-м сентября 1842 г. и подписано цензором А. Никитенко. ] (см. его “Записки и дневник”, I, СПб., 1905, стр. 332–333). Это свое решение цензурный комитет признал, однакоже, нужным пересмотреть перед самым выпуском отпечатанного издания в продажу, — так как был напуган арестом цензоров Никитенко и Куторги (см. об этом в статье М. И. Сухомлинова: “Появление в печати сочинений Гоголя”, в “Исследованиях и статьях”, т. II, стр. 319–320).
 
      Критические отзывы о Сочинениях (вышли в свет в конце января 1843 г.) были немногочисленны: внимание критики было сосредоточено на незадолго перед тем вышедшем первом томе “Мертвых душ”. Да и дальнейшие отзывы Белинского о повестях петербургского цикла затрагивали их лишь вскользь (напр., в статье “Петербургская литература”).
 
      Вторичному авторскому пересмотру текст петербургских повестей подвергся в 1851 г., когда подготовлялось второе издание Сочинений. Гоголевские корректурные поправки к третьему тому (того же состава, что в издании 1842 г.) использованы были лишь после смерти Гоголя, в первом посмертном издании его Сочинений под редакцией Трушковского (1855 г.). Правка Гоголя в 1851 г. оборвалась, по свидетельству Трушковского, в третьем томе “на тринадцатом листе”, т. е. на 316-ой его странице, оканчивающейся следующими словами “Записок сумасшедшего”: “Фарфоровой вызолоченной чаш<ки>”. Ни продолжение “Записок сумасшедшего”, ни “Рим” Гоголем в 1851 г. прочитаны не были. В предшествующих же пяти повестях исправления 1851 г. не однородны: в “Невском проспекте” и “Коляске” они часто совпадают с рукописными вариантами повести и поэтому принадлежность их Гоголю — вне сомнения; в “Портрете” же, например, мелочный — грамматический и даже орфографический — характер исправлений заставляет приписывать их скорее Шевыреву или М. Н. Лихонину, читавшим первые корректуры, до Гоголя. — См. Соч., 10 изд., т. I, стр. XIII.
 
      В согласии с принципами настоящего издания, для каждой из семи повестей за основу взят текст первопечатный, как свободный от посторонних поправок, если только он не претерпел потом (как в “Портрете” и в “Носе”) существенных редакционных изменений, — в последнем случае берется за основной опять-таки первопечатный текст окончательной редакции данной вещи. Поправки Прокоповича (из издания 1842 г.) в наш основной текст, как правило, не включаются, кроме лишь исправлений явных опечаток или описок. Поправки же из издания Трушковского, в контексте свободном от исправлений Прокоповича, и, вместе с тем, тожественные (или сходные) с соответствующим вариантом рукописи, вводятся в основной текст в тех случаях, когда соответствующее чтение первопечатного текста есть основание признать дефектным. Но и эти случаи — единичны. Равно и из рукописей то или иное чтение берется в основной текст лишь в исключительных случаях, когда явная описка или опечатка удержана, по недосмотру, во всех печатных текстах. Цензурные же купюры, напротив, как правило, восстанавливаются по рукописям. Если купюра сделана в набранном уже тексте (как в “Записках сумасшедшего”) и легко восстанавливается по рукописи, где при этом сохранился одинаковый с печатным контекст, — купюра из рукописи переносится в текст прямо без изменений. Если же цензурный вычерк имел место до поступления рукописи в набор и заменен был в ней самим автором чем-то новым, с иным, чем в сохранившейся рукописи, контекстом (как в “Носе”), — рукописный вариант цензурного вычерка при восстановлении выверяется по принятой для него автором цензурной замене. Наконец, в тех случаях, где отличие печатного контекста от рукописного совершенно препятствует восстановлению цензурных пропусков (как в эпилоге “Шинели”), рукопись, хотя бы той же редакции, что и печатный текст, но свободная от цензурной правки, печатается особо, как “другая редакция”.
 
      Варианты к основному тексту из других авторизованных изданий и из рукописей, не печатающихся отдельно, собраны в разделе “Варианты”. При этом опущены варианты чисто орфографические (типа “красный — красной”) и две слишком часто встречающиеся (в изд. Прокоповича и Трушковского) стилистические поправки: “надо” вм. гоголевского “нужно” и “перед” вм. “пред”.
 
      Гораздо разнохарактернее, чем самые повести, печатающиеся вслед за ними “Отрывки”. Только часть отрывков примыкает к повестям в качестве их первоначальных редакций. Таковы два отрывка из повести “Страшная рука”, отрывки “Дождь был продолжительный” и “Семен Семенович Батюшек”, представляющие из себя ранние наброски будущих “Невского проспекта”, “Записок сумасшедшего” и “Коляски”. Остальные же, при всей их фрагментарности, носят самостоятельный характер, т. е. фиксируют замыслы, которые начали было воплощаться, но потом были оставлены. Но и эти отрывки сильно, в свою очередь, отличаются друг от друга степенью завершенности: тут и рукописные наброски в несколько строк (об “одном чрезвычайно замечательном человеке” или “девицах Чабловых”); тут, с другой стороны, и вполне законченные главы, оставшиеся лишь без продолжения, в виде ли беловой рукописи (“Ночи на вилле”), в виде ли появившегося в печати отрывка (“Учитель”); или, наконец, в виде цикла как рукописных (беловых и черновых), так и печатных фрагментов одного и того же большого замысла (“Гетьман”). Такие фрагменты от отрывков-набросков отличены тем, что печатаются перед ними. В отличие же от семи основных повестей, и те и другие расположены в порядке хронологическом, поскольку его можно установить; исключение сделано только для отрывков к роману “Гетьман”, которые объединены вместе. Датой для романа в целом взят 1834 год, позже которого отрывки из “Гетьмана” при жизни Гоголя в печати не появлялись.

      Ниже указаны работы, специально посвященные петербургским повестям как циклу или уделяющие этому циклу значительное место; библиография работ об отдельных повестях или замыслах (напр. “Гетьмана”) указана в конце соответствующих комментариев, как равно и современные Гоголю рецензии или критические статьи.
 
      1. В. И. Шенрок. “Материалы для биографии Гоголя”, т. II, М., 1893 г. главы: “Гоголь в период Арабесок и Миргорода” и “Петербургские повести Гоголя”.
 
      2. Н. Котляревский. “Гоголь”, I изд., 1903; 4 изд., 1915; О повестях “Арабесок” — глава VI.
 
      3. Ad. Stеndеr-Реtеrsеn. Gogol und die deutsche Romantik, “Euphorion”, B. 24, H. 3. Leipzig und Wien, 1922; о петербургских повестях — главы III, IV, V.
 
      4. Василий Гиппиус. “Гоголь”, изд. “Мысль”, Л., 1924; о петербургских повестях — главы III, VI, VII и VIII.
 
      5. И. Кубиков. “Гоголь и Петербург”, “Русский язык в советской школе”, М. 1929, кн. 2, стр. 5—23.
 
      6. Л. П. Гроссман. “Гоголь-урбанист”, “Н. В. Гоголь. Повести”, Гослитиздат 1935. Вступительная статья.
 
      7. М. Xрапченко. “Н. В. Гоголь”, ГИХЛ, М., 1936; о петербургских повестях — гл. III, IX.

I.

      Рукопись “Невского проспекта” (описание см. Соч. 10 изд., VII, стр. 903; “Отчет московского Публичного и Румянцевского музеев за 1896 год”, стр. 16), сохранившаяся в РМ4, занимает там стр. 51–70 включительно, между началом повести “Портрет” (стр. 49–50) и реестром тетрадей и пр. на стр. 71.
 
      Текст рукописи в значительной степени испещрен поправками обычного для Гоголя характера. Все они не имеют характера позднейших исправлений по законченному тексту, делались в процессе работы и тесно связаны с последующими фазами текста. Таким образом выделить позднейшие наслоения на первоначальный текст невозможно. Впрочем, среди исправлений черновой редакции одно должно быть отмечено особо. Первоначально повесть начиналась словами: “Невский проспект единственная улица в Петербурге, где сколько-нибудь показывается наше таинственное общество”. Позднее эта фраза была почти целиком вычеркнута и над нею, начиная с самого верха страницы, были тесно вписаны фразы: “Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге ~ и тот в восторге тоже от Невского проспекта”. Так как зачеркнутая фраза не была заменена никакой другой (что не редко в черновых рукописях Гоголя), то нам пришлось при воспроизведении первой редакции оставить ее в тексте во избежание смыслового разрыва. Общий характер этой поправки, как уже было указано, заставляет предположить, что она была сделана не непосредственно в процессе работы, а несколько позже, быть может, уже по окончании всей повести.
 
      Текст тетради РМ4 значительно отличается от текста “Арабесок”. Помимо целого ряда творческих изменений, имеющих тематико-сюжетное значение (о них будет сказано ниже), текст “Арабесок”, сравнительно с текстом черновой редакции, имеет целый ряд и менее существенных отличий. Все эти исправления можно разбить на следующие группы: 1) поправки цензурного характера; 2) композиционные исправления, выражающиеся в перестановке целых абзацев и отрывков, в целях прояснения или ускорения развития действия. Таких исправлений особенно много в рассказе о снах Пискарева; 3) исправления синтаксического характера, направленные к прояснению и облегчению синтаксического строения фразы; 4) поправки, относящиеся к работе над эпитетом в широком смысле этого слова, типа: “щегольской” вм. “щегольской, яркой”, “светлый” вм. “зеркальный” и пр.