Последний герой

Ругая себя последними словами за излишнюю доверчивость, которая привела к потере оружия, Малеванный хмуро жевал мясо оленька, время от времени бросая косые взгляды на невозмутимую физиономию Люсика.

Оба играли в молчанку, что сильно бесило вора. Но он стоически выдерживал характер и делал вид, что все идет как надо.

По окончании трапезы Люсик буднично сказал:

– Я пошел. Вы остаетесь?

– Ни пуха… – буркнул вор. – Остаюсь. Не забудь принести скальпы.

– Не забуду, – ровным голосом ответил Люсик;

Прихватив с собой рогатину, он споро пошагал

по уже протоптанной ими тропинке, которая вела к водопаду. Люсик решил начать свои поиски именно оттуда.

– Чтоб тебя леопард сожрал, – мстительно прошептал ему вслед Малеванный. – Падло…

Словно в ответ на его слова издалека донесся приглушенный расстоянием рык зверя. Вор вздрогнул и выдал в ответ несколько слов, среди которых лишь несколько предлогов и слово «мать» можно было отнести к нормативной лексике.

Глава 44

Самусь шел по знакомой тропе и улыбался. Впервые за дни, проведенные на острове, улыбка почти не покидала его.лица. Ему было приятно общаться с Гараней и Фиалкой. Он чувствовал в них родственные души, а потому его собственная душа, обшорканная жизнью, как камень булыжной мостовой, оттаяла и начала наполняться новым смыслом.

У него появились друзья. Это было удивительное событие. Самусь даже готов был позволить им остаться на СВОЕМ острове по истечении намеченного боссом срока.

Как-то так вышло, что Самусь остался ночевать в пещере. И следующий день до вечера он тоже провел в обществе своих новых друзей. Правда, большей частью потому, что Гаране нужно было мачете, с помощью которого он успел за это время сделать много нужных в хозяйстве вещей.

Во-первых, Гараня нарезал много лиан разной толщины и нарубил кольев, затем надрал лыка с того дерева, на которое указал бомж, что с мачете сделать было довольно просто, а потом он изготовил из бамбука несколько больших и малых емкостей для воды, а также еще две «кастрюли» и три ковшика.

Пока Гараня занимался хозяйскими делами, Фиалка готовила обед – варила уху и пекла рисовые хлебцы – и болтала с Самусем. Обычно малоразговорчивый бомж наслаждался звуками мелодичной девичьей речи и «выходным» днем – так он про себя назвал свой поход в гости к новым друзьям.

– Эх, хорошо… – приговаривал Самусь, обжигаясь и дуя на горячую – с пылу с жару – уху. – Давно не едал супца…

– Слушай, а как ты добыл огонь? – спросила Фиалка.

– Хе-хе… – рассмеялся бомж. – Чего проще. Поначалу мне пришлось… – Он немного замялся. – Ну, в общем, того… Я подстерег, когда вор уйдет на охоту, и…

– Понятно, – улыбнулась девушка. – Ты взял угли из их костра. Стибрил.

– Ага… – Бомж смутился.

– А мы тут упирались… – Она лукаво посмотрела на Гараню. – Изобретали древнюю зажигалку.

Гараня прокашлялся, хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся и снова приналег на уху.

– Потом я высушил спички, которые выбросили, – продолжил Самусь. – Правда, не все они могли гореть, но на первых порах мне удавалось разжечь костер… – Он пошарил в рюкзаке и достал кремень странной формы. Он напоминал наконечник копья листовидной формы. – Ну а когда я отыскал этот камушек, то мне и спички стали не нужны. – Самусь взял мачете и резко ударил кремнем по его тупой части; посыпался сноп искр.

– Класс! – восхитилась Фиалка.

Самусь порозовел от удовольствия, хотя румянцу было сложно пробиться сквозь его дубленую загорелую кожу, а потому он проявился лишь двумя пятнышками на щеках.

– Дай посмотрю… – Гараня протянул руку и взял кремень. – Это не простой камень. Видите следы обработки? Похоже, на этом острове когда-то жили люди.

– Жили, – охотно откликнулся на предположение Гарани бомж. – Я тут в одном месте нашел целую кучу черепов.

– Да ну! – в один голос воскликнули Гараня и Фиалка.

– Точно. Только одно мне непонятно – черепа есть, а других костей я не заметил.

– Странно… – задумчиво сказал Гараня. – Может, древние люди тела умерших сжигали или закапывали в землю, а головы сохраняли?

– Дак, это, черепа не древние.

– А ты откуда знаешь? – с удивлением спросил Гараня.

– Когда-то я нанимался рабочим к археологам на раскопки. Ну и видел там скелеты… и черепа. Они совсем не такие. Те, что на острове, белые, а в старых могилах – пожелтевшие.

– И то верно… Загадка. – Тараня покачал головой. – Этот остров напичкан опасными тайнами. Мне хотелось бы побыстрее отсюда убраться.

Самусь промолчал, оставив свои мысли при себе…

Он засобирался в свое жилище, когда солнце начало быстро опускаться к горизонту. На предложение Гарани объединиться бомж дал весьма уклончивый ответ. Он и хотел этого, и не хотел. В таком состоянии раздвоенности чувств Самусь шагал по звериной тропе, мысленно взвешивая все плюсы и минусы будущего союза.

Выстрел грянул настолько неожиданно, что бомж поначалу не понял, какая сила бросила его на землю. И лишь взглянув на левое плечо, он наконец сообразил, что ранен, хотя в первые мгновения боли Самусь не ощущал.

Бомж попытался встать, но тут появилась резкая боль, которая буквально пригвоздила его к земле. Он застонал, а из глаз неожиданно полились слезы.

Самусь понял, что сейчас умрет. Тот, кто стрелял (скорее всего, это был вор; так предположил бомж), не преминет воспользоваться беспомощным состоянием жертвы и добьет его. Уж от кого-кого, а от вора пощады ждать не приходилось.

Но плакал он не от боли. Самусь к ней давно привык и всегда стоически терпел все, что выпадало на его долю. Не боялся он и смерти. Просто ему стало обидно, что он так и не смог до конца насладиться полной свободой, которая свалилась на него как дар небес, что так и не сбылись его мечты…

Люсик едва сдержал радостный вопль, когда бомж грохнулся на землю. Это был сладостный миг ЕГО победы, и в первую очередь над собой и Малеванным, а затем уже – над бомжем. Он доказал, что тоже кое-чего стоит.

Люсик бродил по джунглям целый день. Это были удивительные блуждания. Он шел и ничего не боялся. Его душа пела от какой-то дикой, безумной радости.

Наверное, звери и даже гады чувствовали настроение Люсика, потому что на всем пути он увидел лишь одну змею, да и та поспешила уползти в заросли, освобождая ему дорогу. Он рассмеялся ей вслед безумным смехом, в исступленном порыве подняв вверх мачете – как римский гладиатор на арене, стоя над поверженным противником.

Люсик и воображал себя воином-берсерком, которому сам черт не брат. В его бедной голове смешались вымысел и действительность, явив миру дьявольский коктейль бытовой шизофрении и фантастических литературных представлений…

Он немного подождал, прислушиваясь и всматриваясь в то место, где упал бомж. Самусь был скрыт от Люсика невысоким кустарником, но там как будто не шевелилась ни одна ветка. Значит, бомж или убит, или потерял сознание, решил Люсик.

Он знал, что сделает дальше. И это знание наполняло темную сторону его души мрачной радостью вампира, готового вонзить свои клыки в тело жертвы…

Побродив без толку часов шесть, Люсик решил устроить засаду на звериной тропе. Он уже знал, что эта тропа была у обитателей острова главной, магистралью, к которой примыкали другие тропинки и дорожки, протоптанные мелкой и крупной жив – ностью.

А потому Люсик вполне обоснованно предполагал, что кто-нибудь из ненавистной ему троицы может появиться на тропе. И пока он сидел в засаде, это предположение постепенно переросло в уверенность.

Откуда в нем возникло это чувство, он не понимал. Впрочем, ему и не хотелось копаться ни в своих душевных коллизиях, ни в своих поступках. Что-то мрачное, словно вход в преисподнюю, и кровожадное, как вампир, несло Люсика непонятно куда и неизвестно зачем.

Совсем рядом раздалось тихое шуршание. Люсик скосил глаза и увидел змею. Но он даже не шелохнулся. Змея ползла по своим делам и не обращала на него никакого внимания. Это Люсик сообразил сразу. Он уже немного научился понимать животный мир острова.

И все же то, что он совсем не испугался, удивило Люсика. Однако он не стал заострять внимание на этом необычном для него факте. Его глаза и все остальные чувства были прикованы к звериной тропе.

Когда появился бомж, Люсик даже укусил себя за кисть руки, чтобы сдержать радостный вскрик. Он оказался прав, он дождался!!!

Сдерживая дыхание, Люсик начал целиться. Самусь приближался и вскоре должен был пройти мимо в трех-четырех шагах.

Но Люсика снедало нетерпение. Он боялся, что бомж может заподозрить неладное и броситься в заросли высокого кустарника, растущего вдоль тропы. Вот Самусь приостановился, начал осматриваться; вот он снова пошел… но почему так медленно? Неужели бомж все-таки чует опасность?

Нет, дальше мешкать нельзя! Пора… И Люсик нажал на спуск.

Выстрел словно порвал его натянутые до предела нервы. Люсик даже выронил пистолет. Он убил человека! Это новое чувство заполнило его доверху, но на удивление радости в нем было намешано гораздо меньше, нежели он мог предположить.

Да, поначалу Люсик сильно обрадовался, но затем что-то мутное, нехорошее вползло в мозги и начало нашептывать: «Добей… Добей его, если он еще жив».

Но ведь там полно крови, с отчаянием подумал Люсик. Человеческой крови. Она такая же алая, как и кровь животных, но все же, все же… Ах, как не хочется ее видеть! «Мне станет плохо, – подумал вдруг восставший из пепла прежний Люсик. – Я этого не вынесу…»

«Размазня! Куда тебе в герои? – прошипело в голове. – Твое место возле параши, деточка… – Это звучал уже грубый голос актера из старого фильма. – Иди! – снова зловещее шипение. – И докажи, что ты крутой. Иначе всегда будешь у вора на побегушках». Люсик порывисто встал и направился к тому месту, где должен был лежать сраженный пулей бомж. Глаза Люсика снова затянуло льдом, а в голове воцарилась чернильная темень.

– Я должен закончить работу. Должен! – шептал сухими, потрескавшимися губами Люсик. Ему почему-то вспомнилось, что в фильмах так говорили наемные убийцы. Работа! Да, убить первую свою жертву – это нелегкий труд для начинающего душегуба…

Люсик миновал изгиб тропы и сразу увидел небольшую лужу крови. Кровью был обагрен и кустарник. Неужели бомж опять сбежал?! От этой мысли его сначала бросило в жар, а затем обдало ледяным холодом ненависти.

«Не уйдешь! – злобно подумал Люсик, раздвигая высокий кустарник. – А что там шевелится? Вон, значит, куда ты заполз, бомжара вонючий…»

Он сделал еще шаг – и замер как вкопанный. Прямо на кровяной дорожке, оставленной раненым бомжем, стоял леопард! Хищник оскалил внушительные клыки и зарычал. Откуда-то сбоку, как эхо, раздался еще один звериный рык, и Люсик, посмотрев в ту сторону, увидел другого леопарда, уже готового к прыжку.

Закричав как безумный, Люсик, не целясь, выпалил из пистолета и бросился бежать сломя голову…

Глава 45

Гараня и Фиалка выстрел услышали. Как раз в это время они плели сеть для ловли пернатой живности – Гараня решил не откладывать на потом обкатку идеи Самуся. Девушка отыскивала в общей куче нужные по толщине лианы, срезанные еще утром, а Гараня вязал узлы, формируя ячейки.

– А голова у Петра варит будь здоров, – с одобрением сказал Гараня. – Никогда не был в тропиках, а такое впечатление, что родился здесь. Все знает.

– Ну, скажем так, – почти все, – поправила его Фиалка. – Он очень наблюдательный.

– Возможно. Мужик что надо…

И тут прозвучал выстрел. Он был негромкий, приглушенный расстоянием и стеной деревьев, но изгнанники уже научились отличать посторонние звуки от голоса джунглей.

– Стреляют? – испуганно спросила Фиалка.

– Стреляют, – хмуро подтвердил Гараня.

– Опять вор?

– Наверное. Но не факт.

– Почему ты так думаешь? Ведь пистолет только у этих… – На миловидном загорелом лице девушки появилась целая гамма выражений – от презрения и брезгливости до ненависти.

– С пистолетом пока не все ясно, – буркнул Гараня. – Где они его взяли? Не думаю, что это подарок осса.

– Этот богатый гад на все способен, – со злостью сказала Фиалка. – Может, он уже дал задание вору и смазливому гомику перестрелять нас, как цыплят. Кто знает, что у него в голове.

– И то правда… Слушай, а почему ты решила, что молодой – гомик?

– Какие вы, мужики, наивные… – Фиалка криво улыбнулась. – Да у него на физиономии написано крупными буквами, кто он такой. А еще присмотрись, как он ходит. Виляет своим толстым задом, словно сука, у которой началась течка.

– Это у вас, женщин, хорошо развит нюх на мужиков, – парировал Гараня. – Лично мне все равно, чем он занимается в постели. Я знаю лишь то, что он мерзавец. И для меня этого определения вполне достаточно.

– Кто спорит…

– Сейчас меня волнует лишь один вопрос: не случилось ли чего с Петром?

– Не думаю, – не очень уверенно ответила Фиалка. – Ты уже убедился, что он хорошо знает остров. И поймать его в лесу вряд ли кто сможет.

– Поймать – да, а вот подстрелить… Пуля догонит кого хочешь.

– Догонит…

Они умолкли, прислушиваясь к упавшим на джунгли сумеркам. Настроение, которое весь день у них было приподнято, сразу же испортилось. В их душах поселилась тревога…

Утром Гараня решительно сказал:

– Пойдем к Петру. Нужно проверить…

Что именно проверить, он не уточнил, но Фиалка и так поняла. И она, и Гараня спали беспокойно, часто просыпались, и ночь показалась им очень длинной. В голову лезли разные мысли, большей частью нехорошие, и не было никакой возможности от них избавиться.

Они собрались быстро. Перекусив на скорую руку, Гараня и Фиалка углубились в джунгли. Изгнанники уже знали, что ранним утром всегда прохладней, нежели днем или даже ночью, а потому идти им было легко и приятно.

К дереву, в дупле которого жил Самусь, они шли не менее часа. То, что они там увидели, сразило их наповал.

Бомж лежал под деревом в беспамятстве. Он был ранен. Самусь как-то ухитрился перевязать рану, но заскорузлая от засохшей крови повязка мало чем помогла.

– Господи! – воскликнула ошеломленная Фиалка. – Что они с ним сделали?! Я так и знала… – Она заплакала.

– Прекращай разводить слякоть, – хмуро сказал Гараня, щупая на шее Самуся пульс. – Жив… Первым делом нужно промыть рану и наложить свежую повязку. Да где ее сыскать?

Он беспомощно оглянулся и даже посмотрел вверх, словно оттуда могли свалиться флакон йода и бинты.

– Вот! – Фиалка мигом сняла блузку и оторвала снизу несколько полос. – Я вчера стирала, она чистая.

– Верю, – буркнул Гараня, с сомнением глядя на перевязочный материал. – А чем рану обработать?

Вопрос повис в воздухе. Гараня тяжело вздохнул и начал с помощью Фиалки снимать старую повязку и промывать рану водой.

У изгнанников благодаря мачете Самуся, кроме других емкостей для жидкости, появился еще и термос – полуметровый кусок бамбукового ствола диаметром около двенадцати сантиметров с привязанным к нему куском тонкой лианы. Его несла Фиалка, повесив на плечо.

Когда отдирали присохшую к ране повязку, Самусь застонал и поднял веки. Но его взгляд был бессмысленным, а глаза – мутными и воспаленными. Он пробыл в сознании не более минуты, а затем снова провалился в трясину беспамятства.

Бомжу повезло – пуля прошла навылет, не зацепив жизненно важных органов и костей. В цивилизованных условиях Самусь через три недели уже мог бы танцевать на свадьбе. Так заявил Гараня.

– А в тропиках с заживлением раны могут быть проблемы, – сказал он с беспокойством. – Микробы всякие, повышенная влажность… Хорошо, что пока не наступил сезон дождей.

– Что теперь с ним станет? – У Фиалки снова увлажнились глаза.

– Поднимем его в дупло, будем ухаживать. Может, ему повезет…

– Но у нас нет никаких лекарств.

– Да, в этом ты права. Это плохо. Наверное, в джунглях полно разных целебных трав, но я в них не разбираюсь. Единственное, что можно предложить, – это промывать рану соленой водой. А затем виски – Для дезинфекции. К сожалению, у нас его осталось мало…

Примитивный подъемник был исправен, и они доставили Самуся наверх без особых затруднений.

– Почему он им не воспользовался? – спросила Фиалка, когда Самуся бережно уложили на мягкую подстилку и подложили под голову валик из высушенных водорослей; это бомж придумал себе такую подушку.

– Не хватило сил, – коротко ответил Гараня.

– Ужасно… – Девушка вздрогнула. – Он целую ночь пролежал в лесу без памяти… один. Ведь его могли съесть дикие звери.

– Не преувеличивай… – невесело улыбнулся Гараня. – В этом лесу любой зверь всегда сыт. Зачем ему человек, пусть и раненый? Зверь осторожен, зря никогда не рискует. Труп – это другое дело. Всякие жучки-червячки, муравьи, термиты и прочая живность за неделю очистят скелет от мяса. – Неожиданно ему в голову пришла какая-то мысль, и Гараня выглянул наружу. – Ах, черт побери! – воскликнул он, разглядывая что-то внизу. – А я не верил…

– Что там такое? – спросила Фиалка.

– Поди сюда. Глянь…

Фиалка высунулась из дупла и посмотрела туда, куда указывал Гараня. И невольно вскрикнула: сквозь просветы в листве она увидела притаившегося неподалеку от дерева леопарда!

Наверное, хищник понял, что его заметили. Он поднял голову, посмотрел на девушку, зашипел, обнажив клыки, и бесшумно исчез в зарослях.

– А ведь Петро не врал, – задумчиво сказал Гараня. – Леопард охранял его всю ночь. Я в этом уверен.

– Но ведь это всего лишь зверь, – возразила Фиалка. – Он не может мыслить.

– Что мы знаем о животных? Лишь то, что у них вкусное мясо или красивая шкура. Африканцы, у которых я был в плену, рассказывали, что леопарда можно приручить и что он может быть верным, как пес. Конечно, я не все понял из того, что говорилось, но смысл уловил.

– С ума сойти… Я теперь боюсь спуститься вниз. Вдруг леопард устроил на нас засаду?

– Думаю, что вряд ли. Пока мы возились с Петром возле дерева, он мог напасть на нас десять раз. Но не сделал этого. Почему? А потому как понял, что мы – друзья его подопечного. Звери улавливают настроение и даже мысли человека, это уже не секрет. Вспомни домашних кошек и собак. Я почему-то уверен, что этот леопард никогда нас не тронет.

– И все равно мне страшно.

– Будем держаться вместе, чтобы ты успокоилась, и по возможности ходить по лесу только вдвоем. Устраивает тебя такой вариант?

– Конечно.

– Вот и ладушки. А пока нужно напоить и покормить Петра. Он приходит в сознание. Сейчас я спущусь в его кладовку…

Самусь лежал с открытыми глазами и с недоумением рассматривал «потолок» своего жилища. Он еще не понял, что находится не в джунглях, а в дупле.

– Петрусь, ты как? – нежно спросила Фиалка.

– А… Это ты… – Взгляд бомжа прояснился, и он сделал попытку улыбнуться.

Улыбка вышла кривой и вымученной. Видно было, что Самусь сильно ослаб.

– Здравствуй, Петро. – К ним присоединился и Гараня. – Живой?

– Что со мной станется? – тихо прошелестел в ответ бомж.

– Кто это тебя так?..

– Знамо кто… Подметала, что у вора на побегушках.

– Вот гад! – с чувством воскликнула Фиалка. – Что этим уродам от нас нужно?!

– Как-нибудь спросим, – с угрозой ответил Гараня. – Они объявили нам войну. Это точно. Но мы тоже не будем сидеть сложа руки и дожидаться, пока нас перестреляют, как глупых куропаток. А ты уверен, что это был молодой?

– Ну… Я видел его, когда прятался в кустах. Он хотел добить меня… но не нашел.

– Сволочь! – с чувством произнес Гараня. – Какая подлая сволочь! Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого…

Самусь, утомленный разговором, закрыл глаза. Фиалка начала готовить ему еду. Гараня сидел возле отверстия дупла и думал. Его тяжелый жесткий взгляд не предвещал ничего хорошего.

Глава 46

Когда Люсик возвратился, Малеванный занимался рыбной ловлей. Завидев своего компаньона, вор прокричал (он стоял по пояс в воде – чтобы подальше забросить крючок с наживкой):

– Ну как успехи?

Люсик молча показал один палец, а затем чиркнул ребром ладони по горлу.

– Не может быть!

Малеванный быстро смотал удочки и побрел к берегу. Он и верил и не верил Люсику.

– Расскажи, – потребовал вор.

– А что рассказывать? – пожал плечами Люсик. – Устроил засаду, он вышел прямо на меня…

– Кто – он?

– Бомж.

– Мать твою!.. – выругался Малеванный. – Зачем?!

– Что значит – зачем? Их всех нужно… – Гримаса ненависти исказила смазливое лицо Люсика, изрядно перепачканное и оцарапанное ветками кустарника.

– Я ведь говорил тебе, что бомж нам еще пригодится. Нужно было брать его живым. Живым!

– Что-то я не пойму вас, Григорий Иванович. По-моему, как раз вы открыли «сезон охоты» и начали стрелять именно по бомжу. Или мне это почудилось? – В голосе Люсика прозвучала ирония.

– Погорячился… – буркнул вор.

– Вот и я… погорячился. И хватит об этом, хватит! – неожиданно вспылил Люсик.

Он был взвинчен до предела. Напуганный встречей с леопардами, Люсик бежал по лесу как олень. Он был уверен, что хищники преследуют его. Люсик не видел леопардов, но ощущал их кожей, в которую словно вонзались мириады крохотных стальных иголок.

Немного успокоился Люсик лишь возле водопада. Здесь было открытое место, и он не боялся, что хищники нападут на него из засады. Только там Люсик обнаружил, что с испугу потерял рогатину. А может, просто бросил, чтобы она не мешала ему бежать через заросли.

Что удивительно, это неприятное открытие помогло вернуть ему некоторое равновесие духа. Люсик даже разозлился на самого себя за такую непозволительную халатность.

Но ничего поделать уже было нельзя (не возвращаться же прямо в лапы хищников), и, немного передохнув, Люсик направился дальше, к бухте, но уже не бегом, а быстрым шагом. Он просто жаждал увидеть Малеванного, чтобы подзарядиться от вора уверенностью в своих силах, – компаньон был для него как зарядное устройство для аккумулятора.

Люсик был благодатным материалом для Малеванного с его преступными наклонностями. За считаные недели вор превратил аморфную массу в жестокое чудовище, уже почуявшее запах свежей крови.

Конечно, Люсик от этих изменений не стал храбрее. Просто его трусливое начало до поры до времени растворила черная муть не поддающегося контролю бешенства, поднявшаяся с неизведанных глубин души. И похоже, у него произошел какой-то сдвиг в мозгах, который проявился особенно ярко в тот момент, когда Люсик завладел пистолетом.

Об оружии как раз и зашел разговор, когда они сели трапезничать.

– Ты пистолетик-то мне верни, – наигранно небрежным тоном сказал Малеванный, хлебая горячую уху.

– Зачем?

– Не понял… Как это – зачем? Он должен быть у меня.

– А почему?

– Ну ты, блин, даешь! – рассердился вор. – Я тебе, конечно, не начальник, но старше по годам и гораздо опытней. И стреляю лучше, чем ты.

Хитрый Малеванный наступил на горло собственной песне – не стал сразу качать права в жесткой форме. Он решил спустить размолвку на тормозах, проделав таким образом отвлекающий маневр, чтобы потом поставить зарвавшегося фраера на свое место в полном соответствии с законами зоны.

– Это как сказать…

– Хорошо, не будем спорить, кто из нас более меткий стрелок, – немного отступил вор. – И все равно у кого-то из нас должно быть решающее слово. Кто-то должен командовать. Иначе наступит хаос, а в просторечье – бардак. Ты согласен?

Речь Малеванного неожиданно приобрела плавные литературные обороты, как это часто бывало, когда ему требовалось произвести на собеседников нужное впечатление. Коллеги по ремеслу даже прозвали Малеванного за краснобайство лектором[7].

– Согласен, – ровным, бесстрастным голосом ответил Люсик. – Командуйте. Но пистолет я не отдам.

– Тэк-с… – Лицо вора налилось кровью. – Значит, хочешь меня опустить как последнего фраера…

Он резко встал. Люсик невольно вздрогнул и быстрым движением расстегнул кобуру. Малеванный краем глаза увидел это движение и злобно ухмыльнулся.

«Щенок… – подумал он с ненавистью. – На кого хлебальник открыл?! Порву тебе, сука, пасть до самой задницы…» Подумал одно, а сказал совсем другое, не дожидаясь ответа Люсика:

– Нехорошо, Лукьян. Очень нехорошо… – и пошел на другой конец бухты – туда, где совсем недавно стоял плот.

На это место Малеванный ходил часто. Оно тянуло его как магнит. В глубине души вор понимал, что именно здесь похоронены все его надежды на побег. Побег от смерти.

В его душе все больше и больше крепло убеждение, что с этого острова ему не выбраться. Откуда оно явилось, Малеванный не знал. Но оно пришло и завладело его мыслями всецело.

Последней каплей яда, упавшего в незримую чашу, которую ему предстояло выпить, было поспешное бегство от острова туристического судна. Малеванный сразу понял, почему капитан так резко воспрепятствовал намерениям иноземных туристов снять с острова «новых робинзонов». Дело было вовсе не в том, что остров – это частное владение.

Проблема заключалась совсем в ином. В бинокль вор успел разглядеть и лица других моряков. Малайцы были напуганы.

А кое-кто из них даже делал недвусмысленные жесты в сторону острова, которые истолковываются во многих религиях и в разных странах практически одинаково – так отгоняют нечистую силу.

На острове что-то было. Что-то очень опасное и злобное, готовое уничтожить любого чужака.

Малеванный долго не признавался даже самому себе, что временами его охватывает первобытная жуть. Так в темное время суток чувствовал себя древний человек, влачивший жалкое существование среди многих опасностей без огня и надежной крыши над головой. Это чувство прошло через века и тысячелетия, трансформировавшись в интуицию.

А Малеванного интуиция подводила редко…

Люсик проводил своего старшего компаньона недоверчивым взглядом и начал жадно доедать остатки ухи. В последнее время у него проснулся зверский аппетит. Он все время что-то жевал, чаще всего фрукты; чего-чего, а этого добра на острове хватало.

Спокойствие Малеванного было очень подозрительным. Люсик это понимал. Он уже достаточно хорошо изучил наглую и взрывную натуру своего компаньона, а потому не ждал от него ничего хорошего.

Конечно, конфликт можно было задушить, что называется, в зародыше. Стоило лишь отдать пистолет – и все вернулось бы на круги своя.

Но Люсик при всем том был человеком отнюдь не глупым. Слабохарактерным – да, но только не тупицей. Он понимал, что прежних доверительных отношений между ним и вором уже не будет. А понимая это, мучился раздвоением личности.

Одна его часть пыталась спрятаться в кусты и отдаться воле рока, а другая, ощетинившись, готова была драться до последнего. И даже не за жизнь вообще, а за право чувствовать себя личностью, которой никто не смеет помыкать, как ему заблагорассудится.

А если учесть еще и маленькую толику злобного сумасшествия, разбавившую сатанинскую смесь, которая плескалась в душе Люсика, то можно было понять, какие мысли стали обуревать его голову, когда, наконец, наступило ночное время.

И вор, и Люсик, каждый в своем углу (чтобы держаться подальше друг от друга), спали урывками. Это было мучительно. Стоило кому-нибудь из них пошевелиться, как другой тут же открывал глаза, готовый драться не на жизнь, а на смерть. К утру напряжение достигло предела…

Глава 47

Утром Фиалка с горестным унынием молвила:

– У него жар. Если бы у нас был аспирин…

– А еще лучше положить его в больницу, где есть врачи и куча всяких лекарств, – со злостью сказал Гараня. – Жар при ранении – дело само собой разумеющееся. Будем надеяться, что у Петра организм крепкий и закаленный невзгодами.

– Будем… – хмуро согласилась девушка.

Но было видно, что она не очень надеется на жизненные силы, питающие тощее и костистое, как пересохшая тарань, тело Самуся.

Бомжу и впрямь было очень плохо. Временами он погружался в беспамятство и тогда нес разную чепуху. А когда к нему возвращалось сознание, Самусь жалобно шептал Фиалке:

– Вишь, как оно получается… Думал так, а вышло эдак. Помру я… А так хотелось пожить еще не много. Ну самую малость. Здесь, на острове…И что бы кругом никого. Один… Да, видать, не судьба…

– Петрусь, ты не помрешь! – горячо убеждала Фиалка бомжа. – Федя говорит, что скоро пойдешь на поправку.

– Добрая ты душа…

Воспаленные глаза бомжа увлажнились, и девушка, чтобы не разрыдаться прямо возле его постели, поторопилась покинуть дупло – жилище Самуся. Усевшись на толстой ветке, она наконец дала волю слезам.

Вверху раздался шорох, и на ветку спрыгнула крохотная обезьянка. Это был детеныш. Он доверчиво забрался Фиалке на колени и торопливо начал что-то рассказывать ей на своем обезьяньем языке.

От удивления и умиления слезы у Фиалки высохли вмиг. Но не успела она приласкать малютку, как волосатая лапа обезьяны-мамаши, высунувшись из густой листвы, схватила шалуна за шкирку и утащила обратно.

Фиалка осталась с бомжем в качестве сиделки. Гараня был непреклонен.

– Вдвоем нельзя. Петра нельзя оставлять одного. Сама видишь, в каком он состоянии. Так что придется мне одному ходить на охоту и рыбачить.

– Я боюсь… – скулила девушка.

– А я не боюсь? У этих гадов ствол, могут в любой момент подстеречь, как Петра, и пустить пулю в спину. Только я не смерти боюсь, а того, что мне не удастся с ними расквитаться. Поэтому сиди тихо и зря не высовывайся. Дупло они вряд ли отыщут.

– А если все-таки найдут?

– У тебя есть копье. Сунет кто-нибудь голову, в дупло – коли не раздумывая. Только я уверен, что у них кишка тонка, во-первых, залезть на такую верхотуру, а во-вторых, попытаться отсюда вас выкурить.

Гараня ушел. Грустная Фиалка занялась хозяйскими делами, обмирая от страха каждый раз, как только внизу под деревом раздавались какие-то шумы и шорохи.

Она пыталась разглядеть, что творится на земле, но так и не смогла ничего увидеть. Правда, однажды ей показалось, будто в зарослях мелькнул леопард, но потом, присмотревшись, она сообразила, что это не шкура зверя, а жухлая трава и какие-то неяркие темно-желтые цветы.