– Эх, мужики… – Зойка сбросила одеяло и без стеснения предстала перед Реем во всей своей обнаженной красе. – Чтобы вы без нас, женщин, делали. Будь добр, подай халат. Он лежит вон там, на кресле.

Рей поторопился выполнить просьбу, старательно отводя взгляд от двух упругих белоснежных холмов, которые выглядели как на прекрасно выполненной эротической фотографии. С одной лишь существенной разницей – для Зойкиной груди силикон был не нужен.

– Вот, держи… – порывшись в комоде, протянула Зойка небольшой сверток. – Не волнуйся, веревка капроновая, слона выдержит.

Это была изящная и прочная веревочная лестница. Наверное, по таким (только пеньковым) взбирались к окнам своих возлюбленных средневековые трубадуры. Похоже, Зойкины кавалеры приходили к ней не только через парадное, подумал Рей. Конспираторша…

Пеха был злой, как черт. Наверное, он здорово перетрусил, дожидаясь своей очереди на подъем. Едва ступив на балкон, Пеха гневно зашипел на Рея, на что тот молча, с виноватым видом, лишь развел руками – он и впрямь несколько заболтался с Зойкой.

– И кто здесь у нас? – Зойка вышла из-за спины Рея. – М-да… Ну что же, как говорится, мал золотник, да дорог. Милости прошу в мою хату, мушшинка. Кушать будете?

– Конечно, – ответил Рей, закрыв собой Пеху, которого сильно уязвили слова Зойки, непринужденно проехавшейся на предмет его весьма скромных физических данных, и который уже намеревался выдать гневный ответ.

– Впрочем, о чем я спрашиваю? – Зойка открыла холодильник. – Мужики всегда голодны. Для вас родина – это диван с телевизором и кухня.

– Ты еще не все перечислила, – весело заметил Рей.

– И что же я упустила?

– Жену.

– Ой-ой! Не надо нам ля-ля.

– Сначала дослушай. Жену, пусть и не очень миловидную, но работящую, безотказную и главное – немую.

Зойка коротко хохотнула.

– Вот поэтому ты до сих пор и не женат, – сказала она, расставляю на столе тарелки и судки. – В одной женщине не может быть намешано столько достоинств.

– Да, природа чересчур жестока к мужчинам…

– Будете выступать на женщин, ужин не получите.

Зойка сделала вид, что хочет убрать снедь со стола. Пеха, который до этого сидел, надувшись, как сыч, вдруг встрепенулся и сделал правой рукой хватательное движение. Этот жест получился у сильно оголодавшего Пехи непроизвольно, помимо его воли, но Зойка подумала, что он шутит, и сказала, прижавшись к нему своей пышной грудью:

– А ты очень даже ничего. Извини, спросонку не разглядела.

– Зоя, ты сначала накорми человека, – поторопился вставить и свое слово Рей.

Пеха от Зойкиного прикосновения мгновенно вспотел и стал пунцовым, и Рей испугался, что его товарища по несчастью может хватить кондрашка.

Рею было хорошо известно, что от Зойки исходят какие-то флюиды, сражающие мужиков сразу и наповал. Недаром Чучарелла, еще тот кадр, звала ее за глаза ведьмой и втихомолку показывала Зойке вслед кукиши.

Поздний ужин (или ранний завтрак) происходил в полном молчании: мужики увлеченно работали челюстями, перемалывая холодную жилистую говядину, а Зойка наводила за ширмой марафет. Неужели она хочет воспользоваться случаем? Нам только групповухи сейчас и не хватает, подумал немного встревоженный Рей.

Поужинав, начали укладываться спать. Пеху Зойка положила в кресло-раскладушку, а Рею сказала:

– Извини, но для тебя другого места, как рядом со мной, нет. А пол у нас, сам знаешь, холодный. Да и постелить мне нечего.

– Ну, не знаю… Неудобно.

– Неудобно штаны через голову надевать. Диван просторный, дам тебе одеяло, подушку, и спи спокойно.

Больше упираться Рей не стал. Его неудержимо тянуло к подушке. Пеха уже спал, изредка похрапывая и посвистывая носом. Получив свой «комплект», Рей завернулся в простыню и мгновенно уснул.

Его одолевали эротические сны. Даже в сонном состоянии он понимал, что это невозможно после всех его приключений, и тем не менее, это было так.

Ему приснилась самая настоящая валькирия, которая домогалась Рея с настойчивостью, свойственной не скандинавской богине-деве, а какой-нибудь крепкоскулой грудастой Машке из Косорыловки, которая лет двадцать не видела ни одного мужика, так как все мало-мальски пригодные к любовным играм индивидуумы уехали из деревни.

Но, в отличие от холодной северной девы, нарисовавшаяся в его сонном воображении Машка была горячая как хорошо протопленная русская печка. Она настолько возбудила Рея, что он даже во сне начал опасаться казуса, свойственного пацанам-подросткам.

Через какое-то время опасения превратились в самый настоящий испуг – Рей сильно испугался, что изгваздает простыню – и он неимоверным усилием воли вырвал себя из сонного омута, напоенного любовной негой.

– Ты… ты что делаешь!? – хрипло каркнул Рей, дико вытаращив глаза.

На нем сверху сидела обнаженная Зойка и совершала движения, смысл которых не сразу дошел до сознания Рея, заторможенного сном.

Его насиловали! Ситуация была из разряда невероятных, и тем не менее Рей вдруг осознал, что все идет, как надо, и что ему чертовски приятно.

– Не дергайся… дурачок. Все хорошо, – ласково сказала Зойка и, склонившись к его лицу, впилась в губы Рея неистовым страстным поцелуем.

«Мать твою!… – думал совсем обалдевший Рей. – Никогда бы не поверил… Вот зараза! Это же надо… так».

Это была его последняя более-менее связная мысль. Все дальнейшее превратилось в сплошное безумие. У него давно не было женщины, и теперь Рей торопился наверстывать упущенное – как припавший к роднику с холодной водой путник, истомленный сильной жаждой…

Когда все закончилось, и обессиленный Рей откинулся на подушки, первой его мыслью была следующая: «Как хорошо, что диван не скрипит…» Иначе они разбудили бы не только обитателей «Вороньей слободки», но и всех жильцов дома.

– Если бы я знала, что ты такой… – Зойка коротко вздохнула, почти простонала. – Если бы знала. Господи, как было хорошо!

– Какая же ты, все-таки, стерва, – вяло откликнулся Рей.

– Ага, я такая, – радостно подтвердила Зойка. – Неужели тебе не понравилось?

– Тебе сказать правду или соврать?

– Можешь соврать, но все равно скажи, что тебе со мной было очень хорошо… выше крыши.

– Тогда я лучше промолчу на этот счет. Ты и без моих излияний все знаешь.

– Угу… – Зойка довольно потянулась, как сытая кошка на завалинке.

– Так-то он так, но мне как-то непривычно…

– Что непривычно?

– Чувствовать себя изнасилованным.

– Дурашка. Прекрати этот детский лепет. Ты не был в женской шкуре, и ничего не понимаешь. Я вот, например, мечтаю, чтобы меня насиловали раза четыре днем и плюс ночью два-три раза.

– Ты что, нимфоманка?

– Нет. Я простая здоровая молодая баба с нормальными женскими инстинктами.

– Да уж, инстинкты у тебя…

– Будешь бухтеть не по делу, выгоню прямо среди ночи вместе с твоим другом-недомерком.

С этими словами Зойка тесно прижалась к нему, и он вновь почувствовал сильное желание. Рей с садистским упоением ответил на ее поцелуй и грубо перевернул Зойку на спину…

Уснули они лишь перед самым рассветом, когда уже начало сереть. Но сон Рея был чуток и недолог. Близкая опасность вдруг прогнала сон напрочь. Еще не успев открыть глаза, Рей уже знал, что от Зойки нужно немедленно уходить.

И словно в подтверждение его мыслей, в дверь постучали.

– Кто бы это мог быть? – спросила сама себя встревоженная Зойка, облачаясь в халат.

Она тоже проснулась мгновенно. Наверное, сказывалась привычка сторожить своих залетных хахалей – чтобы они не смайнали среди ночи.

– Момент… – сказал Рей, одеваясь с быстротой бывалого солдата. – Пеха вставай! – пнул он ногой безмятежно похрапывающего товарища по несчастью, который за ночь так ни разу и не проснулся.

Пеха, в отличие от Рея, которого раздела Зойка, спал в одежде, а потому был готов к действиям за считанные секунды. На улице уже рассвело, но он все равно выскочил на балкон с намерением покинуть квартиру Зойки знакомым путем.

– Не пори горячку! – прикрикнул на него Рей. – Если нас засекли, то дом уже окружен.

– Кто там? – наигранно сонным голосом спросила Зойка и громко зевнула.

– Мы, – ответил голос из-за двери.

– Кто это – мы?

– Ты шо, зовсем того? Своих не узнаешь.

– Дед Микита? – Зойка и Рей с удивлением переглянулись – Что ему нужно в такую рань? – тихо спросила Зойка.

Рей пожал плечами, а сам мысленно выругал себя крепким словом. Похоже, за спиной деда стоят молодцы в камуфляже… Это же каким нужно быть идиотом, чтобы полезть в пасть тигру!? Вот и отдохнули…

– Открывай! – снова бухнул кулаком в дверь дед Микита. – Бо сорвется. Ишь какие кренделя мочит. Стой спокойно, хвойда, кому говорю!

Зойка удивленно округлила глаза, а Рей в недоумении развел руками. Что творится по ту сторону двери?

– Давай, – сделал над собой усилие, сказал Рей. – Куда денешься…

Зойка послушно повернула ключ в замочной скважине, а Рей тем временем схватил Пеху за рукав и затащил его за ширму, где был Зойкин «дамский» уголок.

Дверь отворилась, и дед Микита втащил в комнату упирающуюся… Чучареллу! Он так крепко прихватил ее за шкирку, что старуха уже начала синеть от недостатка воздуха.

– Дед, ты что делаешь!? – воскликнула ошеломленная и в то же время успокоенная Зойка, которая не без внутренней дрожи ждала несколько иного поворота событий. – Отпусти ее, иначе она копыта откинет прямо здесь.

– Хлопец, выходи! – позвал дед Микита, не обращая внимания на слова Зойки. – Та не ховайся, усе знают, что ты тута.

Не отодвигая ширмы, чтобы не засветить Пеху, Рей покинул свое убежище и присоединился к участникам очередного спектакля среди жильцов «Вороньей слободки».

– Ты и вправду оставь бабулю в покое, – сказал Рей, лихорадочно соображая, чтобы значило столь раннее вторжение деда Микиты в комнату Зойки. – Иначе ей кранты.

Рей, как и остальные соседи, хорошо знал, что если у Зойки квартирует очередной сожитель, то лучше ее по утрам не трогать. И уж тем более никто даже не пытался потревожить Зойкин сон спозаранку.

Однажды Зойку по какой-то пустяковой причине (кажется, это была очередная кухонная разборка) разбудил ни свет, ни заря Хайлов. После этого он ходил с синяком на скуле две недели.

Хорошо еще, что старый электрический утюг, который летел ему в голову, просвистел в миллиметре над макушкой, задев по физиономии лишь шнуром с вилкой…

– Во! – воскликнул дед и подтолкнул Чучареллу к дивану. – Предательница!

– Ты это о чем, дед? – поинтересовался Рей.

– Дак она хотела тебя в ментуру сдать. Полночи под Зойкиной дверью проторчала, усё подслушивала. А тады начала звонить. Добрэ, шо у меня седни бессонница…

Телефон в коммуналке был один на всех. Конечно, времена теперь были другие, и «Воронью слободку» могли телефонизировать в два счета и без всякой очереди, но народ в ней собрался и бедный и чересчур прижимистый. Так что на прокладку телефонного кабеля и установку личных телефонов раскошелиться никто не пожелал.

Впрочем, Рей подозревал, что его соседи сделали это с другим, более коварным, умыслом. Единственный телефон в «Вороньей слободке» служил катализатором ссор, без которых ее обитатели уже не мыслили свое существование. Каждодневные склоки являлись для всех чем-то вроде наркотика, моральной подзарядки.

Закоперщицей в таких делах была Чучарелла. Она зорко наблюдала за соседями, и едва кому-нибудь из них требовалось срочно позвонить, как старуха мгновенно срывалась с места с завидной для ее лет прытью, и, очутившись возле телефона первой, начинала трезвонить всем своим приятельницам, которых насчитывалось, как минимум, полгорода.

Естественно, свара становилась неминуемой.

– … Я, значится, ухи насторожил, – продолжал Микита, – бо ейную подлюжью натуру давно знаю, и слышу, шо она бубнит в трубку «Милиция, милиция!» и твое, хлопец, имя называет. Ну, думаю, бисова душа! Своих закладывает. Тут я уже не выдержал. Убил бы, будь моя воля!

– Спасибо, дед, – растроганно сказал Рей. – За мной не заржавеет. Что же ты так, Филипповна? – повернулся он к дивану, где, массируя горло, пыталась отдышаться испуганная Чучарелла. – Нехорошо…

– Я это… Ну, не подумала… – проскрипела в ответ старуха.

– Ой, брешет… – Дед Микита хотел сплюнуть со злости, но, покосившись на Зойку, воздержался. – Не верь ей, сынку. У нее язык как помело.

– А я и не верю, – сказал Рей, недобро глядя на Чучареллу сузившимися глазами.

– Прости меня, Бога ради, старую дуру! – вдруг бухнулась на колени испуганная старуха. – Бес попутал. В телевизоре о тебе говорили… что ты убивец. Вот я и решила… позвонить. Прости…

– Подумаешь, москаля убил… – Дед фыркнул. – Их ще багато. Молодец, хлопец. Нэхай не лезут, куды их не просят. Совсем обнаглели – газ не дают, за бензин денег не сложат, флот из Крыма не уходит… – Микита по устоявшейся привычке к каждодневным полемическим баталиям полез в политику.

Он принимал Рея за своего, так как считал его чистопородным латышом. Микита совершенно не сомневался, что дед Рея тоже бегал по лесам и сражался с комуняками.

«Надо уходить», – подумал Рей, завидев в дверном проеме и головы Змеулов. На лице Валента можно было прочесть целую гамму чувств, но превалировала боязнь.

Что касается Феклы-Фелиции, то она смотрела на Рея как сестра милосердия из какого-нибудь монашеского ордена на горячо обожаемого рыцаря, собирающегося в крестовый поход.

– Ладно, замнем для ясности, – с досадой сказал Рей. – Ты не права, Филипповна. В твои преклонные годы не следует брать грех доносительства на душу. Бог может и не простить. Все, концерт окончен, занавес опускается. До свидания, дорогие соседушки.

С этими словами он выпроводил деда Микиту и Чучареллу в коридор и обернулся к Зойке.

– Ежели что, говори, будто не знала о моих «преступлениях», – сказал он, затягивая брючный ремень потуже. – Благодарю за помощь. Я твой должник. Все, мы ушли. Пеха, вылезай! Нам пора.

– Ловлю на слове, – лукаво сказала Зойка. – Когда у тебя все устаканится (в чем я совершенно не сомневаюсь), мне не составит труда напомнить о твоем обещании.

«Кто бы сомневался…» – мысленно улыбнулся Рей. И решительно шагнул за порог. Пан или пропал, другого уже не дано.

В коридорчике, возле двери на лестничную площадку, их ожидала Фекла. Все остальные, как сговорившись, сидели в своих комнатах тихо, словно мыши в подполе. Она торопливо сунула в руки Рея узелок с едой и шепнула:

– С Богом…

Вот те раз! Кто бы мог подумать, что у этой худой склочной женщины такая добрая отзывчивая душа.

Рей не успел даже поблагодарить ее; Фекла-Фелиция зыбкой тенью мелькнула в сером коридорном проеме (лампочка, освещающая коридор, перегорела и ее, как обычно, некому было заменить), нарисованном кухонным окном, и растаяла. Казалось, что она просто просочилась сквозь дверь своего жилища.

Набрав в легкие побольше воздуха, Рей резко отворил входную дверь и покинул «Воронью слободку».