Глава 13

«Сей Сеич… – думал Рей, бледный от усиленной мыслительной работы. – Большой человек… мать его! Почему выбор пал именно на меня? Это случайность или?… По здравому размышлению, мои приключения трудно списать на забавы его величества Случая. Ситуация очень похожа на разработку спецслужб. Но с какой стати именно я оказался гвоздем программы!? Бред…»

А если не бред? Что если за плечами появился призрак прошлого?

От этой мысли Рей невольно вздрогнул и крепче сжал в руках руль, потому что машина вильнула и одним колесом съехала на обочину. Нет, не может такого быть! Ведь он постарался обрезать все концы, лег на дно в прямом смысле слова.

Воспоминания вдруг полезли в голову толпой. Теперь уже Рей точно знал, что его отец только числился советником посольства в Париже. На самом деле он был сотрудником внешней разведки КГБ, а возможно, и резидентом «конторы» во Франции – про то Рею знать было не положено.

Сколько Рей себя помнил, его всегда буквально натаскивали по части различных, весьма специфичных, познаний. Сначала Рея отдали в школу боевых искусств (в тот момент ему шел пятый год), где под руководством японского сэнсэя он десять лет изучал каратэ. Затем пришла очередь корейскому тэквон-до – это еще три года беспощадных тренировок.

А на завершающей стадии физического усовершенствования Рея им занялся российский специалист по боевым единоборствам с необычным именем Малх, друг отца, время от времени наезжающий в Париж по служебным делам.

Этот спец за считанные недели перевернул все представления юноши о самообороне без оружия. До встречи с ним кэмпо[6] виделось Рею в розовом ореоле романтики. Схватки на татами во время соревнований казались ему турниром благородных рыцарей.

Малх опустил его с высот юношеского романтизма жестко и бесцеремонно. Он научил Рея не просто побеждать противника, а убивать. Все те приемы, которые Рей долгими часами отрабатывал в школе боевых искусств, доводя до совершенства, неожиданно приобрели смертельное продолжение, несвойственное спортивным единоборствам.

Всего лишь одно дополнительное движение – и человек лежит на земле со свернутой шеей, перебитым горлом или со сломанным хребтом. Короткий удар раскрытой ладонью в грудь – и сердце противника останавливается. Несколько сильных и резких тычков пальцами в определенные точки на человеческом теле, и несчастного сначала разбивал мгновенный паралич, а затем он медленно угасал, таял, как свеча.

Поначалу Рей не очень верил в то, что говорил и показывал ему Малх. Рей, уже достаточно опытный турнирный боец, знал, что не так-то просто убить человека, в особенности хорошо тренированного.

Тогда Малх преподал ему наглядный урок, врезавшийся Рею в память на всю оставшуюся жизнь.

Однажды вечером Малх повел его в одно злачное место, где собиралось парижское отребье, большей частью уголовники, для которых зарезать человека было раз плюнуть. Большей частью это были цветные – негры и арабы.

Строго-настрого приказав Рею ни во что не вмешиваться, только наблюдать издали, Малх спровоцировал драку (это было совсем не трудно), а когда его попытались посадить на нож, он прошелся по своим противникам словно смерч. Что касается Рея, то юноша лишь остолбенело смотрел на развернувшееся перед ним действо, открыв рот от изумления.

На следующий день он прочитал в газете, что побоище возле бистро унесло жизни двум любителям баловаться ножами, а еще троих госпитализировали с тяжелыми травмами. (Рей знал, что Малх их просто пожалел).

Некоего иностранца, лихо расправившегося с обитателями парижского «дна», найти так и не удалось. Впрочем, полиция, похоже, в поисках сильно и не усердствовала: одним бандитом меньше, одним больше – какая разница?

После этого «урока» Рей стал относиться к занятиям с Малхом со всей серьезностью…

Кроме физического усовершенствования Рей занимался и другими, не менее экзотичными и интересными вещами, большинство которых в колледже почему-то не преподавалось.

Родители приучали его к быстрому чтению, при этом он научился запоминать прочитанное до запятой. Кроме французского языка (он стал почти родным), Рей выучил английский и немецкий, а химические опыты, которые юноша проводил в подвале съемного дома, в основном сводились к изготовлению из подручных материалов взрывчатки разных типов.

Увы, родители так и не успели рассказать Рею, зачем ему нужны фундаментальные познания в шифровальном и диверсионном деле, способность в два счета менять внешность с помощью париков, макияжа и разных интересных штучек, а также умение метко стрелять, ориентироваться на неизвестной местности и выживать в любых условиях.

События, которые начались в Союзе после прихода к власти Горбачева, отразились и на семье Рея. Отец стал нервным и раздражительным, а мать, обычно сильная и стойкая женщина, нередко плакала по ночам.

Осенью девяносто второго года отца неожиданно вызвали в Москву, как он сказал, для отчета. Отец уезжал вместе с матерью, которая не захотела оставаться в Париже ни под каким видом – словно боялась оставлять мужа одного. Рея они с собой не взяли – у него как раз были выпускные экзамены.

Перед отъездом отец вручил Рею запечатанный пакет и приказал открыть его лишь в случае острой необходимости. Что такое «острая необходимость», он так и не объяснил сыну – наверное, надеялся на его не по годам здравый ум и способность к аналитическому мышлению.

Мать и отец погибли в автокатастрофе почти сразу же по прилету в Москву, по дороге из аэропорта Шереметьево. Искренне посочувствовав безутешному юноше в его горе, бледный и очень расстроенный посол сказал, отводя взгляд в сторону, что Рею нужно срочно выехать на родину и что за ним вот-вот должны прибыть два товарища, которые помогут ему разобраться с вещами.

Понуро кивнув, Рей, едва сдерживая слезы, поторопился домой. Юноша сразу понял, что посол сказал не все. Он и не мог это сделать – положение обязывало. Но Рей чересчур хорошо знал посла, чтобы не расслышать в его словах предупреждения об опасности.

Закрыв за собой входную дверь, Рей первым дело достал из тайника пакет, оставленный отцом, и вскрыл его.

«Сынок, когда будешь читать это письмо, меня, скорее всего, не будет в живых. Я не стану распространяться на этот счет. Это длинная и для тебя очень опасная история. Так что лучше тебе ничего не знать. Возможно, я ошибаюсь. Но если я внезапно умру или погибну, немедленно уезжай из Парижа. Только не в Россию! Может быть, когда-нибудь позже. Все необходимое ты найдешь в этом пакете. Надеюсь на твой здравый ум и на те знания, которые ты получил в процессе обучения. Прости и прощай. Мы с мамой очень тебя любим».

В пакете находились четыре паспорта разных стран на разные фамилии с его фотографиями. И крупная сумма денег в английских фунтах и долларах, а также ключи от конспиративной квартиры и машины с указанием места стоянки.

Рей не стал мешкать ни минуты. На такой случай у отца был запасной вариант с жильем, о котором он не поставил в известность свое начальство, и юноша это знал. Что касается адреса конспиративной квартиры, то Рей выучил его наизусть, повинуясь воле весьма осторожного и предусмотрительного отца.

Машина – неприметный «рено» с форсированным двигателем – находилась там, где указал отец, бак был залит под завязку. Бросив на заднее сидение саквояж со своими вещами, Рей включил мотор и вскоре Париж, город его детства и беззаботной юности, остался позади.

Конспиративная квартира находилась в Марселе, неподалеку от центра города. Судя по слою пыли на мебели, ее не посещали как минимум год. Немного прибравшись, Рей съездил в супермаркет, расположенный в двух кварталах от его нового жилища, и закупил продуктов недели на две.

Все это время он действовал словно автомат – хладнокровно, без эмоций, почти полностью отключив голову. Но когда Рей приготовил ужин – поджарил мясо по маминому рецепту – и открыл бутылку вина, его словно прорвало. Он упал на диван и рыдал не менее получаса, не в силах справиться со своими чувствами…

Слежку за собой Рей заметил спустя два месяца после приезда в Марсель. Это чувство оказалось сродни тому, что возникает, когда за шиворот бросят кусочек льда. Он как раз находился на заправке и проверял давление в шинах «рено».

Все еще не доверяя своим ощущениям, Рей неторопливо вытер руки ветошью, а затем с деланным безразличием осмотрелся. И натолкнулся на острый, пронзительный взгляд водителя «пежо», который стоял чуть поодаль.

Заметив, что Рей на него смотрит, водитель тут же отвернулся и с беззаботным видом закурил.

Рей почувствовал, как внутри у него все сжалось. Его не обманула уловка водителя «пежо». Он уже однажды замечал эту машину позади, когда ездил по городу, но тогда не придал этому факту должного значения.

Значит, за ним следят… Кто и почему? На этот вопрос мог бы ответить только отец, но он был далеко… чересчур далеко. А в спиритические сеансы воспитанный в духе прагматизма Рей не верил.

Что делать, что делать!? Рей поторопился забраться в салон «рено», потому что ноги вдруг стали ватными.

Он здорово испугался, так как знал со слов отца о принципах работы службы наружного наблюдения. Если уж внешняя разведка сажала кого-нибудь на крючок, то сорваться с него можно было только чудом.

Конечно, рассказы отца на эту тему были беспредметными, как бы между прочим, и чаще всего они происходили под впечатлением американских шпионских фильмов. Но Рей был не по годам умен и проницателен, чтобы не понять, что отец заводит такие разговоры неспроста.

Вырулив на проезжую часть улицы, Рей, едва сдерживаясь, чтобы не утопить педаль газа до предела, неспешно покатил, куда глаза глядят. «Пежо» ехал за ним как привязанный, соблюдая нужную дистанцию.

Решение проблемы пришло лишь спустя полчаса. Приободрившийся Рей свернул на одну из центральных улиц, добавил скорости и вскоре оказался возле многоэтажной автостоянки – паркинга. Он купил здесь себе временное место.

Расположение паркинга ему сразу понравилось, как только Рей на него наткнулся. Стоянка была расположена недалеко от квартиры, и буквально в полусотне метров от нее находился недорогой и уютный ресторанчик, где можно было плотно поесть.

«Лишь бы машина оказалась на месте, лишь бы мне улыбнулась удача…», – шептал Рей в лихорадочном возбуждении, въезжая по пандусу на второй этаж автостоянки.

Машина – старенький «фиат» – оказалась там, где ее и рассчитывал увидеть Рей. Хозяин «раритета», мужик в годах, не считал нужным запирать дверки салона; мало того, он даже ключ зажигания оставлял в замке.

«Все верно, – думал, посмеиваясь, Рей, наблюдая за тем, как дед, усевшись на капот, с видимым удовольствием отхлебывал вино из оплетенной лозой бутыли. – Кому такая старая рухлядь нужно, кто на нее позарится?

Рей был не прав. Теперь эта видавшая виды пенсионерка должна помочь ему уйти от слежки.

Припарковав свой автомобиль рядом с «фиатом», Рей забрался внутрь чужой машины и облегченно вздохнул – ключи оказались на месте. И тут же озабоченно нахмурился: все равно его могут опознать, ведь стекла у машины не тонированные. Да и одежда на нем приметная – модная светлая куртка с «молниями» и голубая рубашка.

Бросив взгляд на заднее сидение, Рей радостно улыбнулся – там лежал серый комбинезон механика, весь в масляных пятнах. Быстро переодевшись (прикид, конечно, был маловат, но выбирать не приходилось), Рей мельком посмотрел на себя в зеркало заднего вида и огорчился в очередной раз – увы, лицо под одежду не спрячешь.

Без особой надежды открыв бардачок, Рей убедился, что он полностью оправдывает свое название. Похоже, хозяин «Фиата» страдал комплексом хрестоматийного литературного персонажа Плюшкина, так как отделение для перчаток и разных нужных автомобилисту мелочей было забито по самое некуда разным хламом.

Но этому обстоятельству Рей только порадовался – в бардачке нашелся черный сапожный крем и обувная щетка.

Наверное, старый француз в молодости был еще тем жуиром, а потому накрепко усвоил одно из главных правил истинных джентльменов – пусть твой костюм будет изрядно поношен, а рубаха взята напрокат, но обувь всегда должна быть начищена до зеркального блеска. Даже когда ты идешь не на бал, а всего лишь в близлежащий магазин.

Превращение в «негра» не заняло много времени. Вымазав ваксой лицо и руки, Рей включил движок, и «фиат» неспешно покатил к будке служителя, расположенной на выезде.

Бросив несколько франков (плату за стоянку) в щель автомата, и подождав, пока поднимется шлагбаум, Рей, тая дыхание, дал газ и выехал на свет ясный.

Конечно же, «пежо» никуда не делся; он стоял неподалеку от въезда на стоянку, словно вышедший на охоту кот, дежуривший над мышиной норой. Стараясь не смотреть в его сторону, Рей протарахтел мимо и свернул в первый попавшийся на пути переулок – лишь бы долой с глаз своих преследователей.

За ним никто не последовал. В этом Рей убедился, немного поплутав по городу.

В принципе служба наружного наблюдения могла задействовать несколько машин, но он небезосновательно предполагал, что его, желторотого пацана, не обученного шпионским премудростям рубить «хвост», вряд ли принимают всерьез.

А значит, у пассажиров «пежо» дублеров нет.

Успокоенный этой мыслью, Рей решительно повернул в сторону конспиративной квартиры. Поставив машину у подъезда, он взял из багажника «фиата» сумку с инструментами и решительно вошел в дом, изображая из себя негра-сантехника.

При этом Рей старательно прятал ладони, так как вакса на них уже стерлась и начала просматриваться белая кожа.

На сборы он потратил не более десяти минут. Закрывая квартиру на ключ, Рей невольно вздохнул – куда теперь? Это вопрос стал для него большой проблемой.

Идея пришла в голову, когда он выехал за город и ему попался на глаза указатель с названием города – Обань. Рей вдруг вспомнил, что там находится главный вербовочный пункт французского Иностранного легиона.

Что если?… А почему нет? Там его вряд ли будут искать. Пробраться на хорошо охраняемую военную базу не так просто.

Тем более, что у него будет паспорт на другую фамилию, а в военной одежде он сольется с безликой солдатской массой. Где легче всего спрятать упавший с дерева лист? В осеннем лесу.

Рискну! – решил Рей; в тот момент ему казалось, что он нашел лучший выход из создавшегося положения. И юноша повернул машину на дорогу, которая вела в Обань…

У ворот вербовочного пункта его встретил хмурый, не выспавшийся капрал.

– Ты откуда, птенчик? – спросил он, окинув Рея с головы до ног цепким взглядом.

Естественно, вопрос был задан на французском, но Рей, будучи по легенде (и новому паспорту) русским немцем, который из всех языков хорошо знал только матерный, сделал вид, что не понял.

– Их бин руссиш, – ответил он на исковерканном немецком, угодливо улыбаясь. – Рюс, – поспешил вставить и французское слово, чтобы капралу было понятней.

– Ох, эти русские… – проворчал капрал. – Вас тут и так пруд пруди. Что вам дома не сидится? Убил медведя, поджарил мясо, выпил стакан водки, побаловался со своей мадам – и радуйся жизни. Ан, нет, вам хочется приключений. Ну ничего, если поступишь в Легион, будут тебе приключения… – Капрал коротко хохотнул – наверное, своим мыслям. – Паспорт есть? Давай сюда.

Забрав документы, он подозвал своего подчиненного, молоденького белобрысого легионера, и тот провел Рея в комнату с умывальником и туалетом на территории вербовочного пункта.

– Жди, – сказал легионер коротко и вышел.

Умывшись и справив малую нужду, Рей подошел к двери, где убедился, что оказался взаперти – дверь была без ручки, и открыть ее можно было только снаружи, а на окнах стояли решетки.

За ним пришел часа через два незнакомый капрал с расплющенным «боксерским» носом. Когда он появился в дверном проеме, Рей быстро вскочил на ноги и стал по стойке «смирно», получив в ответ скупую поощрительную улыбку.

Рей был хорошо знаком с порядками, царившими в Иностранном легионе. Во время учебы в колледже ему пришлось написать обстоятельный реферат на эту тему (как и многим другим учащимся).

Поэтому, когда капрал отвел его в здание напротив, где Рея обшмонали по всем правилам, юноша лишь мысленно рассмеялся – деньги, паспорта и немногочисленные семейные фотографии он оставил в абонированной им ячейке местного банка.

После шмона всю одежду Рея забрали и выдали две пары трусов, шорты, футболку, спортивный костюм, теннисные туфли, пачку одноразовых бритв, пенку для бритья, зубную щетку и пасту, два бруска мыла – для душа и хозяйственное, а также туалетную бумагу и две простыни. Затем Рея отвели в дортуар и показали его койку.

Предварительную комиссию Рей прошел легко. Он был силен, хорошо сложен и абсолютно здоров.

На вопросы офицера (зачем приехал? откуда узнал о Легионе? образование? в какой школе учился? какие специальности имеешь? вероисповедание? кто родители? – и тому подобное) он отвечал четко, на ломаном французском языке. Офицер лишь одобрительно кивал.

Рей тоже был доволен – легенду, которая прилагалась к каждому фальшивому паспорту, он выучил назубок и мог рассказать свою «биографию» даже если его внезапно разбудят среди ночи.

– Хорошо, – подытожил офицер. – Значит, ты русский немец… – сказал он задумчиво и полистал какие-то бумаги. – Что ж, будешь тогда Карлом Грабовски… – Офицер записал новое имя Рея на небольшом листике. – Твоих родителей зовут Отто и Хелен. Запомни эти имена, вбей себе их в башку. Свободен…

В большой комнате, куда поселили Рея, «земляков»-немцев, к его радости, не оказалось. С ним жили три поляка, словак, болгарин, украинец и четверо русских.

Чтобы сразу расставить все точки над «i», Рей во время знакомства с волонтерами опять выдал легенду о своих немецких корнях, которые произрастали на русской земле.

К счастью, народ оказался не шибко любопытный, поэтому его короткая побасенка сошла за чистую монету. Впрочем, и остальные не спешили открывать душу нараспашку. И на то были свои причины.

Как вскоре выяснил Рей, двое русских и поляк пытались записаться в Легион, чтобы уйти у себя на родине от уголовной ответственности.

На следующий день волонтеров заставили проходить тесты для поступающих в Легион. Тестирование проводил капрал, злой, словно цепной пес, тип, очень смахивающий на Берию – такой же лысый и в маленьких очках.

Задания, по мнению Рея, были совершенно дурацкими: сначала он рисовал дерево, затем определял, куда будут вращаться изображенные на плакате шестеренки, выбирал из десятка похожих рисунков два идентичных и так далее. Создавалось впечатление, что у новобранцев предполагалось умственное развитие на уровне детского садика

Более сложными были лишь тесты на запоминание карты жилого квартала с обозначениями домов и сооружений и на внимательность, когда требовалось за строго определенное время из большого количества символов зачеркнуть два заданных.

После новобранцами занялись медики. Рей и его новые товарищи сдали анализы мочи, им проверили зубы, зрение, описали все шрамы, а также объяснения, где, когда и при каких обстоятельствах они получены. Рея спрашивали, болел ли он желтухой (корью, свинкой), занимался ли спортом и каким, а затем записали его биографию…

В общем, после всех этих процедур у бедных волонтеров заболели языки. Которые на следующее утро, когда они проходили физический тест – кросс, едва совсем не отвалились. Только Рей и словак, бывший бегун на длинные дистанции, чувствовали себя на финише вполне сносно.

Но самым сложным для Рея оказалось посещение «гестапо». Так назывался процесс собеседования с офицером службы безопасности. Рею нужно было безукоризненно сыграть свою роль, чтобы опытный «гестаповец» принял его легенду за чистую монету.

Обошлось. Наверное, немолодой офицер просто не допускал мысли, что желторотый юнец может с совершенно невинным видом так искусно врать, глядя на него растерянно-наивными глазами.

В пятницу, на утреннем построении, Рея отобрали в «руж» – команду, которая должна была отправиться в учебный лагерь Иностранного легиона, находившийся в Пиренейских горах, в городе Кастельнодари, расположенном неподалеку от Тулузы.

Только там Рей, наконец, понял, что служба в Иностранном легионе далеко не мед. Он даже хотел сбежать, но мужское самолюбие не позволило. И все-таки Рей (как он потом признался самому себе) четырнадцать недель жесточайшей муштры выдержал лишь потому, что хорошо знал французский язык.

Дело в том, что в тренировочном лагере разговаривали только по-французски, и если кто-нибудь из новобранцев не понимал команды или не так отвечал, его били по лицу. От постоянных зуботычин многие волонтеры ходили с опухшими физиономиями. Некоторые недосчитались и зубов.

Новобранцев заставляли преодолевать разные препятствия, бегать кроссы на расстояние до тридцати километров, устраивали жестокие спарринги, им приходилось учить песни легиона, заниматься разборкой, сборкой и чисткой оружия, слушать многочисленные лекции…

И все же самым плохим было то, что на сон им отводили не более трех часов в сутки. Многие не выдерживали и засыпали буквально на ходу, за что тут же получали очередную порцию пинков.

Рей стоически прошел через все испытания, несмотря на то, что был самым молодым из новобранцев. Сражаясь в спаррингах на татами, он с благодарностью вспоминал отца, который уделял очень много внимания его физическому воспитанию.

Отец будто предвидел, что знания боевых единоборств Рею здорово пригодятся, притом в ближайшем будущем…

Рея распределили в 3-й пехотный полк, расквартированный в городе Куру, который находился во Французской Гвиане. Уже через неделю он знал, что все мытарства в тренировочном лагере – это семечки по сравнению со службой в джунглях, наполненных ядовитыми гадами, москитами и другой нечистью.

Невыносимая жара, зловонные испарения, высокая влажность просто сводили с ума. Не помогал ни кондиционер, ни лошадиные дозы спиртного. Легионеры всегда были раздражены и нередко выяснение отношений заканчивались потасовкой.

3-й пехотный в основном занимался охраной космодрома, расположенного вблизи Куру. И время от времени выполнял спецзадания, что являлось для новобранцев большой тайной.

Только через год, когда Рей полностью втянулся в армейскую рутину и завоевал кое-какой авторитет, его, наконец, перевели в боевую роту и послали «проветриться».

Смысл задания был малопонятен. Группа коммандос 3-го пехотного полка, куда зачислили и Рея, десантировалась с вертолетов в джунгли, где легионерами пришлось в течение двух недель гоняться то ли за повстанцами, то ли за бойцами наркокартеля.

После этого эпизода Рея начали привлекать к выполнению спецзаданий постоянно. А все из-за того, что в роте его стали считать счастливчиком, потому как очень опасная «прогулка» по джунглям впервые обошлась без потерь личного состава. Никто не был даже ранен, если не считать легионера, укушенного змеей.

Но он, благодаря сыворотке, быстро оклемался, что тоже записали на счет большого везения новичка, так как змея была очень ядовита. С той поры Рей стал почти талисманом коммандос.

Так прошли еще два года – в постоянных «командировках» (которые практически никогда не проходили мирно) не только по самой Гвиане, но и по некоторым другим странам Южной Америке. За это время Рей превратился в закаленного бойца, способного вынести любые невзгоды.

И главное – он настолько свыкся с мыслью о неизбежной скоротечности земного бытия, что смерть перестала казаться ему чем-то страшным, непоправимым. Временами Рей даже начинал думать, что его убить невозможно, но если все-таки это произойдет, то он обязательно возродится вновь в другом облике.

Такое мировоззрение Рей позаимствовал у легионера-индуса по прозвищу Джава. Как этот сын далекой загадочной Индии попал во Францию, и какие мотивы побудили его поступить на службу в Иностранный легион, можно было только гадать.

Но Джава оказался хорошим приятелем, добрым и светлым человеком. Его не смогла ожесточить ни ежедневная муштра, ни грубые нравы, царившие в 3-м пехотном полку, ни кровь, к виду которой они привыкли быстро…

– Не понтуй, Карла… – Светло-серые глаза сержант-шефа[7] по прозвищу Бомбер на его потемневшем от загара лице со шрамом на левой скуле казались льдинками в бокале с виски. – Разделим добычу пополам и рванем отсюда когти. Домой, братэла, нах хауз! Меня эти жабоеды к легиону веревками не привязали. Манал я их гнилые бабки. Тут рыжевья лимонов на пять. Притом не франками, а «зеленью». Я уже не говорю о камушках.

Они стояли друг против друга, хищно оскалившись и держа пальцы на спусковых крючках штурмовых винтовок FA MAS «Коммандо». Огромное внутреннее напряжение превратило каждого из них в один обнаженный нерв.

Между ними стоял окованный металлическими полосами старинный сундук с открытой крышкой, изготовленный из «железного» дерева. Он был почти доверху наполнен золотыми слитками и необработанными драгоценными камнями – изумрудами и алмазами.

На этот раз вместе с отделением коммандос пошел в поиск и капитан Дюбуа, что было весьма необычно. Этот офицер был сибаритом и большую часть служебного и личного времени проводил в разных сомнительных забегаловках, как в самом Куру, так и в столице Гвианы городе Кайенне.

Однако еще более странным было то, что капитан, дождавшись, пока улетит транспортный вертолет, доставивший их к реке Маровейна, на противоположном берегу которой находился уже Суринам, приказал форсировать водную преграду, изобилующую кайманами, на надувных лодках. Это было бы гораздо легче и безопасней сделать, используя винтокрылую машину.

Но, похоже, Дюбуа не хотел, чтобы пилоты знали, в какую сторону проложен маршрут коммандос.

До места назначения они добирались почти трое суток. Плоскогорье, по которому шли легионеры, поросло джунглями, но капитан, сверяясь с направлением по карте, выбирал дорогу полегче – по проплешинам саванны между лесными массивами.

Карта была весьма таинственной. Для того, чтобы разобраться в ней, Дюбуа пропускал подчиненных вперед и отворачивался. Похоже, он не хотел, чтобы легионеры увидели ее даже краем глаза.

По наблюдениям Рея, о том, куда они держат курс, и что собой представляет эта карта, знал (или догадывался) только сержант-шеф Бомбер. Он под разными предлогами пытался приблизиться к Дюбуа, когда тот работал с картой, но капитан был бдительным и каждый раз резко осаживал своего подчиненного.

Тогда Рей, сгорая от любопытства (все-таки он был еще очень молод и не всегда мог совладать со своими эмоциями), сошел с тропы и забрался на дерево. Пользуясь биноклем, Рей наконец рассмотрел, что карта и впрямь необычная и никакого отношения к военной топографии не имеет.