— Подошел Телорс.

— Не перегружай себя, оставь силы на завтра, — посоветовал он.

— Считаешь меня идиотом?

— Не мне об этом судить, каждый делает то, что считает нужным. Лично я попросил бы у императора кучу золота и личный бордель, — пожал плечами Телорс.

— Ты ведь видел, как он сражается, — сказал Бэйн. — Свирепый не верит, что я смогу победить.

— Ванни уже жалеет, что так сказал. Он не хотел, чтобы из-за этого ты начал в себе сомневаться. Ему просто казалось, что он сможет отговорить тебя от поединка.

— А ты как считаешь? Скажи мне правду.

— Я не могу сказать тебе правду, только собственное мнение. Однажды я видел, как огромного, хорошо вооруженного солдата убил парень с самодельным деревянным копьем. Во время поединка может случиться что угодно, — Телорс грустно улыбнулся, — и я не собираюсь стоять здесь и рассуждать, как здорово сражается Волтан. Только не перед поединком! Я лучше расскажу, как здорово сражаешься ты сам. Ты достойный соперник любому гладиатору! Ты сильный, быстрый, и, что важнее всего, у тебя есть сердце! Завтра я буду с тобой, я как следует наточу твой меч и намажу нагрудник маслом.

— Нагрудник? Это же смертельный поединок!

Телорсу стало неловко.

— Император изменил обычные правила. Волтан будет сражаться без доспехов.

— Тогда мне тоже не нужен нагрудник. Это поединок, а не казнь.

— Я знал, что ты так скажешь, — поговорил Телорс. — Это делает тебе честь. Свирепый поступил бы так же.

Слуга крикнул, что вода готова, и Бэйн пошел в купальню. Ванна была шестнадцать футов в длину и девять в ширину. С поверхности воды поднимался пар, пахло лавандой. Бэйн разделся, залез в воду, окунул голову и поплыл к противоположному концу ванны. Там он сел на бортик, положив голову на округлые медные перила. Напряжение медленно спадало.

Бэйн немного полежал в воде, затем насухо вытерся и прошел в массажную, где раб Оссиана натер его маслом и размял мышцы шеи и спины. Бэйн задремал, а когда проснулся, вокруг не было ни души. Раб обложил его теплыми полотенцами и оставил спать. Поднявшись, Бэйн достал из своего шкафчика чистые лосины и тунику и босиком вернулся в купальню.

Затем отдал тренировочную одежду в стирку, натянул сапоги и вышел на солнце.

День был прекрасный, и он пошел на виллу пешком. Празднования уже закончились, но атмосфера радости по-прежнему царила в Городе. На вилле работали садовники, засаживая клумбы, и Бэйн увидел Кару в бледно-зеленом платье, прогуливающуюся среди роз. Рядом с ней шел красивый темноволосый юноша. Кара увидела Бэйна, помахала ему рукой, и он подошел.

— Это Маро, — представила Кара, — сын генерала Баруса.

Бэйн и Маро обменялись рукопожатиями.

— Маро пришел познакомиться с дедушкой, — продолжала Кара, — а он на пробежке.

— Наверное, выбрал западную трассу, — сказал Бэйн, — я сегодня его не видел.

— Мы с Маро собираемся пожениться, — сообщила Кара.

— Если твой дедушка согласится, — вставил Маро.

Уверен, он согласится, — улыбнулся Бэйн, — если так хочешь ты, принцесса. Однако я огорчен! Я-то думал, ты достанешься мне!

— Ты слишком стар! — засмеялась Кара. — И недостаточно красив.

Бэйн приложил руку к сердцу:

— Женщины так жестоки! Берегись, Маро!

Он поклонился и пошел к дому, но его нагнала Кара и взяла за руку.

— Вам с дедушкой нужно помириться, — сказала она.

— Мы и не ссорились, — взволнованно ответил Бэйн. — Ты больше не смотришь мне в глаза… почему?

— Ерунда! — заявил Бэйн, заставляя себя посмотреть Каре в глаза. Бледно-голубые глаза Волтана. Бэйн отвел взгляд. — Ты забыла своего гостя, — поспешно добавил он.

— Бэйн, я чем-то тебя обидела?

— Вовсе нет.

Он был готов провалиться сквозь землю.

— Ты все-таки хочешь участвовать в поединке?

— Да.

— Знаешь, я встречалась с этим Болтаном. Я увидела его на рынке, и он мне понравился. Да, я знаю, все говорят, что он злой, но я встретила его на одном из наших собраний. Госпожа-в-Маске дотронулась до его лба и благословила, так что он не может быть таким уж злым.

Бэйн вздохнул:

— Я не знаю, хороший он или плохой, но он убил дорогого мне человека и умрет именно за это, а не ради какой-то.. политической интриги.

— Он ведь все равно умрет. Мы все умрем, Бэйн. Тебе должно быть стыдно, что ты не можешь его простить.

— Некоторые вещи нельзя простить.

— Я тебе не верю.

— Это потому, что ты никогда не страдала! — Голос Бэйна стал злым. — Таким, как ты, живущим в роскоши, имеющим слуг, легко прощать. Да и что вам прощать? Повар положил в кашу мало масла? «Да, я его прощаю». А гатские женщины, у которых солдаты Города отнимали детей и швыряли их о каменные стены, разбивая головы, знают, что такое страдание. Думаешь, они смогут простить? На моих глазах Волтан вонзил нож в сердце девушки, которую я любил. Убивая ее, он смеялся. И ты просишь меня простить его?! Оглянись вокруг! Все, что ты видишь, все, что есть в этом Городе, построено на крови. Может, однажды убитые простят тебя, но я сомневаюсь.

Не в силах сдержать гнев, Бэйн пошел прочь. Подойдя к дому, он увидел, как по гравийной дорожке идут двое.

— Персис! — крикнул он и побежал навстречу. Персис и Норвин были в грязном тряпье и отвратительно пахли.

— Хорошо, что я встретил тебя, парень, — устало проговорил Персис, — можно где-нибудь смыть с себя ароматы тюрьмы?

— Конечно! Идите за мной.

Одежда, которую нашли в доме, не подходила ни Персису, ни Норвину, и поэтому, пока они мылись, Бэйн послал на рынок слугу за новыми вещами. Кара и Маро видели, как пришли неожиданные гости, и подошли к Бэйну, который ждал в восточном зале.

— Это Персис? — спросила Кара.

— Да, их освободили вчера, но у них нет ни денег, ни друзей, и они разыскали нас.

— Рада, что они нашли нас, пойду скажу, чтобы повар приготовил им поесть.

— Она ушла, а Маро остался с Бэйном, и тот жестом предложил ему сесть,

— Я знаком с твоим другом, — объявил Маро, — с Бануином.

— Он мне не друг, просто знакомый, — отрезал Бэйн.

— Я не знал об этом. Он говорил о тебе с теплотой.

— Добрые дела всегда нравились мне больше теплых слов, — проговорил Бэйн. — Как он?

— Сегодня утром он уехал домой. Мне будет его не хватать.

Бэйну не хотелось говорить о Бануине, и он решил сменить тему:

— Как вы с Карой познакомились? Маро улыбнулся:

— Думаю, сейчас уже можно об этом рассказывать, я встретил ее на собрании у Госпожи-в-Маске. Мы разговорились и… — он развел руками, — и я полюбил ее, через три недели мне будет девятнадцать, и как только разрешит ее дедушка, мы поженимся.

— Она чудесная девушка.

— Мне очень повезло.

— Чем ты будешь заниматься?

— Хочу стать солдатом, как мой отец.

— Солдатом? — переспросил Бэйн. — Я думал, сектанты против войны.

— Я не сектант. Я ходил на их собрания, в их философии мне очень многое нравится. Однако наш мир далеко не идеален и полон опасностей. Я с радостью буду относиться ко всем с теплотой и любовью, но мой меч будет при мне на случай, если на эти высокие чувства не ответят взаимностью.

Бэйн согласно кивнул:

— А что об этом думает Кара?

— А как тебе кажется? — усмехнулся Маро.

— Могу я рассчитывать на вашу поддержку? — спросил Джасарей Бендегита Брана.

Они стояли, прощаясь, на ступеньках императорского дворца, а Фиаллах уже вывел лошадей и ждал вместе с десятью солдатами почетного караула, который должен был отвести их к воротам Города.

— Я очень доволен визитом, ваше величество, — ответил Бран. — Встретиться с вами — большая честь. К счастью, покушение не удалось, и я горжусь тем, что именно воин-ригант помог вам в ту роковую ночь. Все ваши слова будут переданы королю. Я искренне надеюсь, что эпоха вражды между нашими народами прошла.

Джасарей пожал Брану руку и спустился вместе с ним по лестнице.

— Войны иногда необходимы, а часто и неизбежны, — сказал император, — но у Города есть более опасные враги, чем король ригантов. Пожалуйста, передайте ему мои слова вместе с наилучшими пожеланиями.

Бран поклонился и вскочил на коня. Фиаллах тоже отвесил поклон, и император заглянул в его глаза.

— Наверное, вы очень рады, что едете домой, — проговорил он, — боюсь, жизнь в Городе не для вас.

— Я очень соскучился по горам, — признался Фиаллах.

— Говорят, Кэр-Друах очень красивы.

— Если вы приедете к нам как друг, я покажу вам наши горы, леса и долины, — пообещал Фиаллах.

— Было бы очень приятно, — сказал Джасарей.

Бран пришпорил коня, и они медленно отъехали от дворца, сопровождаемые почетным караулом в серебряных доспехах. Через час они выехали за ворота Города и погнали лошадей к западным холмам. Остановившись на вершине, Бендегит Бран оглянулся на Камень.

— Ты чем-то обеспокоен, дружище, — спросил Фиаллах.

— Да, Фиаллах, близится война.

— Но Джасарей сказал…

— Не важно, что он сказал. Он хочет казаться просвещенным правителем, который мечтает о мире, но на самом деле живет лишь ради побед и завоеваний. Я понял это, когда увидел в его саду тигра. Представь, сколько заплатили за то, чтобы поймать этого тигра и привезти за тысячу миль? И ради чего? Чтобы Джасарей отдал его на растерзание на арене и люди Города еще раз увидели кровь. Разве это поступок мудрого? Нет, он победил на востоке и уничтожил всех врагов дома. Теперь, чтобы завоевать расположение толпы, он пойдет войной против единственной армии, которая когда-то нанесла поражение армии Города.

К чему тогда все эти разговоры о короле Шарде и его растущей армии? Ведь для Города Шард более опасный противник. Чтобы напасть на Джасарея, им не нужно переправляться через море, они могут достичь ворот Города всего за несколько дней.

— Конечно, могут, — согласился Бран, — но мне кажется, что Джасарей заключил союз с Шардом. Весной Шард нападет на нас с севера, а Джасарей — с юга, и нам придется воевать на два фронта.

Бран поскакал на запад, Фиаллах за ним. Он уважал Брана больше всех, не считая Коннавара. Бран был больше чем просто генерал, в вопросах стратегии и военной тактики с его мнением считался даже король. Его ум был острее клинка, а стратегические умения — просто фантастические. Коннавар часто говорил, что Бран читает ход битвы лучше, чем некоторые люди читают с листа.

— Зачем только этот ублюдок спас его! — в сердцах проговорил Фиаллах, когда они спускались по склону холма на широкую западную дорогу.

Бран посмотрел на могучего воина:

— Бэйн поступил как настоящий герой, мне его не в чем упрекнуть!

— А мне есть в чем, — с чувством сказал Фиаллах, — он паршивая овца, Бран, рожденная в измене и предательстве, он несет это в крови.

— Я много раз слышал эти разговоры о Бэйне и нисколько этому не верю, — ответил Бран. — У Бэйна кровь Коннавара. Клянусь Таранисом, он похож на него! Он сильный и смелый и точно заслужил лучшего отношения со стороны отца. Жаль, что ты его так ненавидишь!

— Не желаю выслушивать критику в адрес Коннавара!

В голосе Фиаллаха послышалась злость.

— Критиковать стоит даже королей, приятель. На самом деле тут есть и моя вина. Нужно было давно пойти к Конну и поговорить с ним о Бэйне. Я этого не сделал, и мне стыдно. Мой отец говорил, что любовь к семье — первая обязанность риганта. Я всегда выполнял свой долг по отношению к детям, а Бэйн — мой племянник, и мне следовало принять его как родного.

Он бы оттолкнул тебя, — с грустью сказал Фиаллах, — так же, как оттолкнул меня. Когда он был подростком, кажется, лет тринадцати, я пригласил его к нам в Семь Ив на лето. В ответ он написал мне оскорбительное письмо. Это оскорбление — вся его суть, больше я не стану ему навязываться.

— Странно, — проговорил Бран, — брат Солтайс рассказывал, что Бэйн так и не научился ни читать, ни писать. Странно, что он написал тебе письмо.

— Ну, на самом деле писал не он, а Браэфар, который передал то, что сказал Бэйн. Но это ничего не меняет. Он писал, что не желает меня видеть и не считает родственником. Если бы он был мужчиной, а не зеленым мальчишкой, я бы убил его за наглость.

Бран покачал головой:

— Не перестаю удивляться тому, как часто имя Браэфара связано с разногласиями, ссорами и размолвками.

— Думаешь, Браэфар мне лгал? Это нелепо! С какой целью?

— Не знаю, — признался Бран, — никак не пойму. В Браэфаре много горечи, и ему доставляет удовольствие видеть, как испытывают горечь другие. Это для него вроде игры. Скажу честно, Фиаллах, я не знаю, что мог сказать Бэйн. Может быть, Браэфар правильно передал его слова. Правда и то, что я начал относиться к брату и его поступкам с большим подозрением.

— Думаю, ты к нему несправедлив, — заметил Фиаллах, — он всегда был очень любезен ко мне. Единственное, на что он жалуется, что Коннавар не дает ему работы, соответствующей его способностям. Браэфар умен, но ему не доверили даже командование полком. Он всего лишь лорд Трех Ручьев и Норвии.

— Рад, что он тебе нравится, — отозвался Бран, — и довольно об этом.

Бэйн сидел в оружейной цирка Палантес, и настроение у него было отвратительное. Рядом Телорс тщательно полировал его меч. Внезапно дверной проем загородила мощная фигура. На секунду Бэйн подумал, что это Свирепый, поскольку вошедший совершенно заслонил собой свет яркого фонаря. Здоровяк подошел ближе, и Бэйн узнал Бракуса, гладиатора номер один. Бэйн оглядел золотоволосого гладиатора. Бракус прошел к шкафчику у стены и, достав из кармана кожаной куртки ключ, вынул две кожаные фляги и маленький, перевязанный лентой сверток. Он был очень высокий, еще выше Свирепого, но двигался с той же кошачьей грацией. Бракус уже собирался уходить, когда его окликнул Телорс:

— Не замечаешь старых друзей, Брак? Бракус остановился, а затем широко улыбнулся:

— Боже мой, Телорс, откуда эта ужасная борода, я помню тебя молодым и красивым!

Телорс усмехнулся, и они обменялись рукопожатиями.

— Я слышал, что вы с Ванни тренируете бойцов Оссиана. У вас отлично получается.

— Приятно снова оказаться в Городе, — сказал Телорс, — я думал, ты уже не выступаешь. У тебя, должно быть, горы золота.

Бракус пожал плечами:

— Я постоянно обещаю себе, что бой будет последним, но потом появляется наглый новичок, который говорит мне, что я стар и что он со мной расправится. Моя гордость не выдерживает.

Бракус покосился на Бэйна:

— Тоже хочешь сказать, что я стар и у меня усталый вид?

— Вы мне кажетесь молодым и сильным. Бракус кивнул:

— Так оно и есть. Скажи, зачем тебе этот поединок? Ты и так знаменит, а Волтан не сдастся без боя.

— Это личное дело, — вмешался Телорс. — Волтан убил дорогого Бэйну человека, девушку.

— Ну, все ясно, удачи тебе, Бэйн! Может быть, еще встретимся.

— Вряд ли, — сказал Бэйн. — Это мой последний бой, завтра я еду домой.

Бракус улыбнулся:

— Значит, все мои заметки о тебе ни к чему. — Он пошел к двери, а затем остановился. — Перед атакой ты сжимаешь кулаки, Волтан это быстро заметит.

— Спасибо. Свирепый столько раз предупреждал меня, а я никак не могу от этого избавиться.

— У Волтана молниеносная ответная реакция, так что тебе нужно избавиться от этой привычки как можно скорее, иначе ты не поедешь домой. — Бракус повернулся к Телорсу. — Рад был снова тебя увидеть, дружище. Через три дня у меня будет небольшая вечеринка в честь дня рождения. Приходи и приводи Ванни.

— Обязательно придем, — пообещал Телорс. Бракус ушел, а Телорс снова начал полировать меч.

— Я думал, Свирепый придет, — проговорил Бэйн.

— Ты же знаешь, что он думает.

— Знаю. Он думает, что я иду на верную гибель, но он ошибается.

Он ошибался и раньше, мы все ошибаемся. — Телорс взглянул на песочные часы. — До поединка меньше часа. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно.

Бэйн стал осматривать комнату. Стены украшали яркие фрески, а в нишах стояли бюсты величайших героев цирка Палантес. Бэйн внимательно рассмотрел каждый из них.

— А где Свирепый? — спросил он.

Его бюст убрали после дисквалификации.

Бэйн откинулся в кресле. Обычно перед поединком он с легкостью выбрасывал из головы посторонние мысли, но сегодня все было иначе. Мысли и воспоминания не давали ему покоя.

Разве кто-нибудь расстроится, если сегодня он умрет? Единственный друг Бануин предал его, отец так и не признал, даже Свирепый отвернулся в час горьких испытаний. Бэйн посмотрел на Телорса — он ему нравился, но по-настоящему близки они не были. Если сегодня с арены вынесут его бездыханное тело, Телорс пожмет плечами, вернется на виллу, пропустит несколько рюмок, скажет о нем несколько хороших слов и станет жить дальше.

Внезапно Бэйну стало очень одиноко, и в тот же момент он почувствовал страх. «Что я успел сделать? — думал он. — Чего смог достичь?» Не самые подходящие мысли перед поединком. Бэйн встал, подошел к столу, достал кожаную флягу и, содрав восковую печать, вытащил пробку. Все гладиаторы сами готовили напитки и запечатывали фляги воском, чтобы никто не мог отравить их перед поединком. Бэйн поднес флягу к губам и сделал большой глоток. Густой фруктовый сок казался бархатистым.

— Не пей много, а то лопнешь.

Бэйн снова уселся в кресло. Прошлой ночью ему снилась Морригу. Его разбудил шелест листьев на ветру и перешептывание веток. Бэйн сел и увидел, что кровать стоит в самом центре поляны, окруженной дубами. Неподалеку на пне сидела Морригу.

— Шелковые простыни! — проговорила она. — Ты разбогател!

Низко над кроватью пролетел черный ворон и уселся на ветку неподалеку от Морригу.

— Чего ты хочешь от меня?

— Учитывая, что ты собираешься ввязаться в идиотскую историю, правильнее будет спросить, чем я могу тебе помочь?

Бэйн слез с кровати, сделал глубокий вдох и почувствовал запах свежего горного воздуха.

— У меня было всего одно желание — спасти жизнь Лии. А теперь мне вообще ничего не нужно. Завтра я либо выиграю, либо меня убьют.

— Да, тебе не удалось спасти любимую. В жизни такое случается, Бэйн. А чего бы ты хотел для себя? Если пожелаешь, я дам тебе сил и ловкости, чтобы одолеть Волтана.

— Я и так смогу его одолеть.

— Нет, не сможешь, и Ванни тебе об этом говорил. Волтан сильнее, мощнее и быстрее, а еще он неумолимый и беспощадный. Попроси меня!

— Нет.

— Это гордость тебя останавливает?

Бэйн задумался:

— Может, гордость, а может, я просто не хочу использовать волшебство. Мне не нужна помощь. Хочу встретиться с ним на равных условиях.

— Как благородно! — проговорила Морригу. — А ты хоть на мгновение веришь, что Волтан мог бы поступить так же?

— Я не отвечаю за то, что делает или не делает Волтан, но хочу, чтобы он ответил за смерть Лии и знал, за что умирает.

— И чего ты этим добьешься, Бэйн? Надеешься, что Волтан одумается, что испытает хоть каплю раскаяния?

Бэйн покачал головой:

— Дело не в нем, дело во мне. Я обрету покой только после того, как убью его.

— Ах вот как! Все дело в Бэйне! Ни в Лии, ни в злодее Волтане, а только в Бэйне.

— Да, все дело в Бэйне! — яростно отозвался он. — А почему бы и нет? Разве кто-нибудь за меня заступался? Я всегда был один! Я любил маму, и, думаю, когда я был маленьким, она тоже меня любила. Но вот я подрос, и каждый раз глядя на меня, она видела Коннавара и отстранялась. — Он засмеялся так жутко, что даже ворон захлопал крыльями, — Где друзья и любимые? Единственный друг предал меня, когда подумал, что я умираю. Да, все дело в Бэйне. Если я завтра умру, кто заплачет обо мне?

— В самом деле, кто? — переспросила Морригу. — Ну, раз я тут не нужна, пора в путь. Ложись спать, ригант. Спи!

Странный был сон, его наверняка навеяли страхи, но Бэйн очень отчетливо его помнил.

— Пора разминаться, — сказал Телорс.

В оружейную вошли два солдата в серебряных доспехах.

— Вас вызывает к себе император, — сказал один из них Бэйну.

— Ему нужно размяться, — вмешался Телорс.

— Пойдем, — проговорил второй, не обращая на Телорса никакого внимания.

Бэйн надел черную шелковую рубашку и пошел за охраной по подземным коридорам, а потом — вверх по лестнице на второй ярус. Одолев подъем, Бэйн оглянулся по сторонам и увидел, что стадион полон. Зрители ждали вечернего представления. Стадион цирка Палантес вмещал тридцать тысяч зрителей, но еще сотни стояли в проходах.

— Сколько народу! — охнул первый солдат.

— Успокойся, — проговорил второй, — большинство пришло посмотреть, как сожгут Госпожу-в-Маске. Они ждут, что она сотворит чудо и упорхнет на небо.

Он грубо засмеялся.

— Я думал, что освободили всех сектантов, — удивился Бэйн.

— Только не Госпожу-в-Маске. Ее сожгут вместе с Наладемусом. Вот так шутка! Представляю, что они наговорят друг другу, когда их привяжут к столбам и подожгут!

Солдаты пошли дальше, на третий ярус, где располагался охраняемый вход в королевскую ложу. Бэйна провели внутрь, и он увидел только Джасарея. На императоре была белая туника и длинная пурпурная накидка, а на голове — широкая шляпа из соломы, защищавшая лицо от солнца.

— Проходи и садись, парень.

— Благодарю вас, ваше величество, но мне нужно готовиться к поединку.

— Всему свое время.

Где-то недалеко трубач протрубил короткий сигнал. Зрители расселись и затихли. С западной стороны арены из ворот появился гладиатор, направляясь к центру. Толпа презрительно зашипела и засвистела. Бэйн посмотрел вниз и едва поверил своим глазам. Это был Волтан.

— Мне пора идти, ваше величество.

— Сиди! — приказал Джасарей.

— Но я буду с ним сражаться, вы обещали!

— Да, обещал, молодой человек, и я сдержу слово. Однако я не обещал, что ты сразишься с ним первый.

Открылись западные ворота, и на песок вышел второй гладиатор. Он был без нагрудника, в кожаном килте, а на бритой голове был повязан красный шелковый шарф.

Это был Свирепый.

Бэйн не мог поверить своим глазам.

— Почему? — прошептал он.

— Я и сам не мог понять, когда Свирепый впервые попросил меня об этом, — рассказывал Джасарей, — это было той ночью, после покушения. Я пообещал, что вы оба можете просить что угодно. Свирепый задержался и сказал, что хотел бы сразиться с Болтаном первым. На следующий день ко мне пришел ты, и я все понял. Полагаю, ты тоже знаешь ответ на все вопросы.

Бэйну стало дурно. Потянувшись вперед, он вцепился в перила балкона. Да, он знал все ответы. Свирепый делал это ради него. Слова старшего друга всплыли в памяти Бэйна, словно высеченные из огня.

«У тебя нет отца, а у меня — сына. Мне кажется, мы стали почти родственниками, и, как любому отцу, мне не хочется, чтобы мой сын губил себя по собственной глупости».

Бэйну стало стыдно и страшно. Ради его эгоистичной мечты о мести жизнью рисковал его единственный настоящий друг. Его мозг не выдерживал напряжения, и вся горечь и ненависть его детства и юности начала таять вместе с тоской и одиночеством, обидами и разочарованиями. Все стало казаться мелким и ничтожным по сравнению с жертвой, которую ради него собирался принести этот человек. Свирепый знал, что Бэйну не одолеть Волтана, и понимал, что, несмотря на собственный возраст, он все еще может ослабить Волтана, растратить его силы на себя, может, даже ранить, чтобы у Бэйна появилось больше шансов выжить. — Я не хотел… — шептал Бэйн.

— Надеюсь, что нет, — отозвался Джасарей, — но это благороднейший из поступков.

В голосе императора чувствовалась гордость, гордость с примесью удивления, будто, признавая благородство и величие поступка, он до конца не понимал мотивов.

Император встал и, сняв соломенную шляпу, помахал ею в воздухе. Послышался звук трубы, и гладиаторы скрестили мечи в знак приветствия, затем разошлись. С бешеной скоростью Волтан атаковал первым, но Свирепый блокировал удар и контратаковал с такой силой, что Волтану пришлось отпрыгнуть назад. Зрители изумленно молчали. Конечно, немногие из тридцати тысяч собравшихся могли полностью оценить высочайшее мастерство боя, но о том, что сражаются два великих гладиатора, знали все. Они чувствовали, что этот необыкновенный поединок войдет в историю и через много лет они будут рассказывать детям и внукам о смертельном поединке между Болтаном и Свирепым на арене цирка Палантес.

Бэйн наблюдал за поединком с ужасом и изумлением. Свирепый был прав. Он не смог бы одолеть Волтана. Для такого роста и сложения скорость Волтана была совершенно необыкновенной. Он прекрасно двигался, и в атаке, и в защите сохраняя равновесие.

Скорость поединка была просто невероятной, и само сражение немного напоминало танец. Бэйн смотрел не отрываясь, во рту у него пересохло, дыхание сбилось, вцепившиеся в перила пальцы побелели. Как бы ни закончился поединок, он знал, что поступок Свирепого навсегда изменил его жизнь. Никогда больше он не станет жаловаться на несправедливость. Подарок, который он получил сегодня, с лихвой покрыл все обиды и неприятности, которые с ним случались.

Меч Волтана порезал грудь Свирепого, и песок окропили первые капли крови. Бэйн застонал, но его голос утонул в оглушительном реве толпы. Волтан сделал резкий выпад, чтобы прикончить Свирепого, но тот отскочил вправо и контратаковал, Волтан отстранился, но недостаточно быстро, и меч Свирепого вспорол его правое бедро. Гладиаторы стали действовать осторожнее. Грудь Свирепого была оцарапана прямо под ключицей, и по животу обильно текла кровь. Волтан тоже истекал кровью, и его килт был весь в пятнах и лип к бедрам. Противники сцепились, заклацали мечи. Неожиданно Волтан ударил Свирепого кулаком в висок и повалил наземь. Свирепый покатился по песку и смог увернуться от удара, которым Волтан собирался вспороть ему живот. Гладиатор быстро поднялся.

Бой стал менее яростным, а удары — более точными, противники пытались нащупать слабые места в обороне друг друга. Однако поединок не стал менее напряженным, и зрители подавленно молчали. Бэйну казалось, что время остановилось. Он напряженно смотрел на Волтана, пытаясь найти в его действиях изъян, который помог бы Свирепому, но ничего не видел, Волтан был самым искусным бойцом из всех, кого он встречал.

Свирепый устал. Несмотря на великолепную форму и долгие часы тренировок, возраст давал о себе знать. Волтан тоже это заметил, и поединок все больше напоминал игру кошки с мышью. Волтан блокировал внезапный удар в выпаде и, контратакуя, ударил Свирепого по плечу. Еще одна атака, и Свирепый едва устоял на ногах. Волтан резко ударил Свирепого в висок, и его лицо залила кровь.

Волтан попытался сделать ложный выпад, а потом тут же нанести удар в сердце, но Свирепый, разгадав его замысел, легко увернулся и ответным ударом рассек Волтану левый бицепс. Неожиданно темп поединка увеличился, и противники обменивались сильными ударами, атаковали и блокировали удары друг друга. Бэйн понимал, что Волтан пытается вымотать Свирепого, и ему это вполне удавалось. Удары Свирепого уже не были такими быстрыми, и клинок Волтана без труда рассек его левое плечо. Бэйн видел, как тяжело вздымается грудь Свирепого, как он судорожно глотает воздух. Волтан, хотя и истекал кровью, казалось, совсем не чувствовал недомогания.

На трибунах справа от королевской ложи возникла какая-то суматоха. Оглядевшись, Бэйн увидел, как Телорс, расталкивая людей, поднялся на небольшой выступ и выхватил палочки из рук удивленного барабанщика. Подняв барабан на выступ, он начал бить, медленно и размеренно, и звуки, будто удары грома, оглашали арену.

Услышав барабанный бой, оба гладиатора на мгновение замерли.

Волтан устал сильнее, чем это казалось со стороны. Годы, проведенные в рыцарском ордене Города, были очень успешными, но для гладиаторских боев требовались особые тренировки, которые он не проводил уже несколько лет. Ему казалось, что вес меча увеличивается с каждым ударом. Но его противник устал еще больше, и Волтан предвкушал, с каким удовольствием он его прикончит. Его всегда интересовало, насколько хорош Свирепый, а теперь он был очень рад, что не встретился с ним раньше. Казалось, реакция Свирепого и скорость ответных ударов с годами ничуть не изменились.

Солнце стояло в зените, и с песка арены поднималась дымка. Волтан приблизился к Свирепому.

— Зачем тебе этот бой? — спросил он. Свирепый не ответил.

— Сил нет говорить? — усмехнулся Волтан.

Свирепый лишь улыбнулся. Разозлившись, Волтан атаковал в прыжке, но Свирепый без труда блокировал удар. Волтан хотел ударить его левым кулаком, но Свирепый легко увернулся и сильно ударил Волтана в челюсть сбоку. Волтан нырнул под его удар и таким образом спасся от меча Свирепого, просвистевшего в воздухе. Свирепый сделал выпад, чтобы нанести смертельный удар, но Волтан, блокировав выпад, контратаковал, и лезвие его меча скользнуло по пряжке на ремне Свирепого.

— Повезло, — процедил Волтан, пытаясь выбить Свирепого из колеи.

Но тот казался сосредоточенным и даже не потрудился ответить. Однако с каждой секундой усталость Свирепого проявлялась все больше и больше.

— Сил уже не осталось, правда, Свирепый? — проговорил Волтан. — Что чувствуешь, когда смерть близко и ты это знаешь?

Ответа опять не последовало, и Волтан разозлился еще сильнее. Ему всегда удавалось поддеть соперника, заставить его действовать небрежно и опрометчиво, отвлекая от самого поединка. Но не Свирепого. Волтану казалось, что он сражается со статуей, лишенной чувств и эмоций.

Все же Волтан выигрывал. Победа была просто делом времени. Противники отдалились, и Волтан заметил, что Свирепый держит меч ниже, чем обычно, будто оружие стало слишком тяжелым, и с трудом дышит.

— Может, тебе немного передохнуть? Отойди в сторону и отдышись, — по-дружески проговорил Волтан и тут же атаковал.

Казалось, Свирепый не ждал атаки и едва успел блокировать удар. Меч Волтана скользнул по его ребрам и поранил кожу. Свирепый повернулся вокруг своей оси и нанес удар, к которому Волтан не успел приготовиться — сильно ранил его плечо. Волтан поспешно отступил, но завершения атаки не последовало. Волтан улыбнулся, поняв, что теперь-то силы Свирепого на исходе.