Ничто не нарушало ночную тишину. Юноша замерз и надел теплую шерстяную рубашку и лосины. Его снова одолевали грустные мысли. Он мучился оттого, что не смог спасти Лию, и горевал о смерти матери. Казалось, два печальных события как-то связаны, и чувство вины угнетало его словно тяжкое бремя. Если бы он был умнее и научился читать и писать, возможно, он смог бы найти путь к сердцу Коннавара. А если бы ему это удалось, король, возможно, вернулся бы к Ариан? Ее убило отчаяние, а если бы Коннавар был рядом, она, возможно, была бы жива и счастлива. Он снова думал о Лии. «Если бы я увез ее в Кэр-Друах! — думал он. — Или сражался бы лучше и атаковал Волтана быстрее!»

Ему захотелось пройтись и все обдумать, он натянул сапоги и накинул на плечи новый, подбитый шерстью плащ. Тихо спустился по лестнице и, выйдя из дома, с удивлением увидел на снегу свежие следы, ведущие на холмы. Со второго этажа по-прежнему доносился храп Телорса, и Бэйн понял, что это мог быть только Свирепый.

Следы вели мимо тренировочной площадки в маленькую пещеру на холмах, где у костерка и сидел старый гладиатор.

— Ты хочешь побыть один? — спросил Бэйн.

— Я всегда один, твое присутствие ничего не меняет. Свирепый жестом предложил Бэйну сесть рядом на поваленное бревно.

— Тебе было бы удобнее дома, перед камином, — заметил Бэйн, присаживаясь и грея руки у огня.

— Это каменный дом, отгороженный от внешнего мира, а мне хотелось почувствовать себя частью этих холмов и посмотреть на звезды. С тобой когда-нибудь было такое?

— Нет.

Свирепый вздохнул, и Бэйн уловил в его дыхании запах браги.

— Говорят, что вы, кельтоны, живете в мире с природой и хорошо ее понимаете. Как же ты не понимаешь, о чем я говорю?

— А это важно?

— Нет, наверное. Тебе понравился сегодняшний день?

— Да, я просто ликовал, когда умер мой враг, а крики толпы пьянили как вино. Но ты сегодня не испытывал ничего подобного, я видел. А раньше?

— Пошарив за бревном, Свирепый достал двухпинтовый бочонок браги. Вытащил пробку, сделал глубокий глоток и передал бочонок Бэйну.

— Мне не следовало сегодня сражаться, — сказал он, — это было неправильно и очень самонадеянно. Я убеждал себя, что делаю это для цирка, для друзей. Но, по правде, я был просто… раздражен. Я ведь когда-то выступал за Палантес, и они заработали на мне кучу золота, а теперь решили сделать еще пару монет на смерти старого крестьянина. Нужно было сказать, чтобы они убирались прочь. Моя ложная гордость ничто по сравнению с болью, которую я причинил Каре.

— Но ты им отомстил, — сказал Бэйн, — разрушил их планы.

Ха, для них ничего не изменилось, найдут другого гладиатора. Ради гордости не стоило убивать человека, и уж точно она не стоила смерти пяти товарищей.

— Он снова выпил, взглянул на небо и чуть не упал с бревна, но Бэйн поддержал его.

— Вот откуда мы пришли, — невнятно проговорил Свирепый.

— Откуда? С неба?

— Откуда-то оттуда, — пробормотал Свирепый, высоко поднимая руки. — Мне рассказала об этом одна мудрая женщина, ясновидящая. Мы созданы из звездной пыли. Та женщина была очень мудрой.

— Что за глупость! Меня создал похотливый мужчина, силой взявший мою мать, — проговорил Бэйн.

— Звездная пыль, — повторил Свирепый, окидывая Бэйна затуманенным взором. — Много лет назад, очень, очень давно, взорвалась звезда, и ее пыль рассеялась по небу. Волшебная пыль достигла Земли и на ней зародилась жизнь. Рыбы и… э-э-э… все остальное. Деревья. Когда все живое на земле погибнет, волшебная пыль снова освободится, и появятся новые деревья… и…

— Рыбы, — подсказал Бэйн.

Да, рыбы. — Свирепый вздохнул. — Жаль Воркаса. Сегодня он не должен был проиграть, верил в победу до самой смерти. Ему казалось, что я буду обороняться, попытаюсь разгадать его тактику. А когда мой меч коснулся его горла, он весь переменился. В тот момент он выглядел как ребенок, испуганный и потерянный.

Свирепый снова сделал несколько быстрых и больших глотков.

— Я думал, ты не пьешь, дружище.

— А я и не пью, терпеть не могу брагу. Ты когда-нибудь видел призрак?

— Кажется, да. Когда я был ранен, мне снился сон, что ко мне приходил дедушка.

— Я постоянно вижу ее призрак, — объявил Свирепый, — платье в крови, а в руке нож. Сегодня она стояла в ногах моей кровати, губы двигались, но я не услышал ни слова. А потом она исчезла. — Свирепый вздрогнул. — Холодает. Бэйн неподалеку нашел сухую ветку и сунул в огонь.

— Ты знаешь, чей это призрак? — спросил он.

— Да, я ее знал.

— Это была твоя жена?

— Жена? У меня никогда не было жены, парень. Десять лет я был солдатом, а потом гладиатором. На жену не было времени. Зато были шлюхи — полно. Большинство из них неплохие девчонки.

— Тогда как же у тебя появилась внучка? Свирепый поднял бочонок и встряхнул его.

— Бражка кончилась, — проворчал он, — бочонок был полон, а теперь пуст. — Свирепый захихикал. — Так всегда в жизни.

— Ты выпил целый бочонок? — взволнованно спросил Бэйн.

Он знал людей, умерших от такого количества браги.

— Пожалуй, пойду спать, — пробормотал Свирепый, наклонился и свалился с бревна. Бэйн попытался помочь ему встать на ноги, но Свирепый ни на что не реагировал. Бэйн взял его под руки и попытался приподнять — хотел взвалить на плечо и понести домой. Но Свирепый был слишком крупным и тяжелым, чтобы нести его как мертвый груз.

Мороз крепчал, и костерок почти не грел. Если он не дотащит Свирепого домой, тот погибнет. Бэйн выругался, подтащил его поближе к огню и накрыл своим плащом. Придется возвращаться в дом и будить Телорса, но он боялся, что Свирепый умрет от холода прежде, чем они вернутся. Бэйн задрожал и сел поближе к огню.

Внезапно холод отпустил, и Бэйн почувствовал, как его спину ласкает теплый весенний ветерок. Неподалеку опустился ворон и подкрался к спящему Свирепому. Бэйн медленно обернулся. Из-за деревьев, опираясь на посох, вышла старуха.

— Приветствую тебя, ригант, — произнесла она, тяжелая вуаль немного заглушала ее голос.

Старуха села на бревно и протянула руки к огню. Вокруг ее пальцев заплясало пламя, а кисть вспыхнула, словно факел, Бэйн посмотрел на деревья, из-за которых она появилась, и не увидел на снегу следов. Его охватил страх. Все риганты знали лесных богов сидхов, но Морригу боялись больше всех, и некоторые даже опасались произносить ее имя вслух. Говорили, что само ее имя приносит беду.

— Ты — Старуха из леса, — проговорил Бэйн, — ты приходила к Бануину на Когденовом поле и вызывала духи солдат.

— Я их не вызывала, — сказала Морригу, наклонила голову и взглянула на Свирепого.

— Он хороший человек и мой друг, — быстро проговорил Бэйн, — не причиняй ему зла.

— Я и не собираюсь причинять ему зло, парень.

Ворон поскакал вдоль тела Свирепого и остановился у его головы. Бэйн вытащил нож:

— Пусть только эта мерзкая птица его клюнет, и я отрежу ее чертову голову.

— Ты весь в отца, — сказала Морригу, — пытаешься отогнать страх с помощью агрессии. У самого бешено колотится сердце и дрожат колени, а все равно ведет себя вызывающе. Твой нож здесь бессилен.

— Чего же ты хочешь? Мне не нужно никаких подачек, за которые ты потом замучишь меня до смерти.

— До чего люди надменны! — ответила Морригу. — Когда впервые появились сидхи, земля кипела, над ней проносились ураганы, силу которых ты просто не в состоянии представить. Рушились горы, извергалась лава, все кругом дрожало, земные пласты сталкивались, а сидхи уже были здесь, сынок. Мы видели, как умирают звезды и появляются люди. Мы наблюдали, как твои питающиеся слизнями предки выползают из пещер и медленно, ох как медленно, начинают учиться. Мы помогали вам и направляли. Мы вытащили вас из грязи и показали небо и звезды. Мы кормили ваш дух, и вы стали расти. Но помыслы ваши мелки и суетливы. Ваши мелкие цели соответствуют вашей глупости. Я собираюсь измучить тебя до смерти? Дитя, на моих глазах умерли твой прапрадедушка и прадедушка. Зачем мне насылать на тебя муки, если ты не справляешься с теми, которые есть?

— Про тебя говорят всякое, — отозвался Бэйн, — твои дары очень опасны.

Морригу приблизила к Бэйну лицо, и он отвернулся, заметив следы гниения под вуалью.

— Когда ты бегаешь по холмам с другом, ты иногда давишь насекомых. Что думают о тебе насекомые? «Он рожден, чтобы убивать нас». Будут ли они считать тебя беспощадным демоном, рожденным, чтобы уничтожить их род? Я не собираюсь тебя мучить, меня вообще мало волнуют люди. Нам бы хотелось, чтобы вы лучше понимали красоту природы, но нам не удалось изменить ваш характер. Вы убийцы, в каждом из вас похоть, жадность и грубость противостоят духу, и дух редко побеждает в противоборстве. — Морригу на минуту замолчала. — Я не враг тебе, Бэйн, я не враг никому из люден.

Свирепый застонал во сне.

— Он не знает покоя даже во сне, — сказала Морригу. Кулаки Свирепого сжались, и он снова застонал. Морригу легонько коснулась его посохом — Свирепый вздохнул и задышал ровнее.

— Спи спокойно, Ванни, пусть сны тебя не тревожат.

В голосе Морригу послышалась нежность, и Бэйн удивился:

— Ты его знаешь?

— Я знаю его дольше, чем тебя, Бэйн. Впервые я увидела его молодым солдатом. Четверо друзей затащили в лес кельтонскую девушку, чтобы изнасиловать и убить, а Ванни их остановил. Он совершил много добрых поступков, а потом появилась Палия.

— Палия?

Девочка, которую он вырастил как дочь. Ее мать была проституткой, из тех, кого солдаты Города называют полковой шлюхой. Она следовала за армией во время походов и прибилась к части, где служил Ванни. Забеременев, она решила оставить ребенка, и часть заплатила за ее возвращение в Город. Солдаты шутили о том, кто же отец ребенка. Это мог быть любой из двадцати солдат, которые пользовались ее услугами, в том числе и Ванни.

А потом начались настоящие сражения, страшные и жестокие. Часть Ванни попала в ловушку в горах и была почти полностью уничтожена — из окружения выбрались только Ванни и еще один раненый солдат, который впоследствии погиб во время операции. Ванни вернулся в Город, чтобы разыскать шлюху, и узнал, что она погибла от рук злодея в глухом переулке. Новорожденная девочка осталась у жены хозяина борделя, где промышляла мать. Ванни выкупил девочку и отдал на воспитание в хорошую семью, заплатив за проживание, еду, одежду и обучение.

— Зачем он это делал, если не знал, кто отец ребенка? — спросил Бэйн.

— А зачем ты вытаскивал лошадей из реки? — вопросом на вопрос ответила Морригу.

— Ты это видела?

— Я вижу все, Бэйн, но мы говорили о Ванни. Он назвал девочку Палией. Она выросла красивой и доброй, но слишком чувствительной. Палия полюбила мужчину, который воспользовался ею и бросил, когда она забеременела. Она поняла, что любимый ее предал, не смогла с этим справиться и вскоре после родов вскрыла себе вены и умерла.

— Это ее призрак приходит к Свирепому?

— Да, это она.

— Значит, он старался напрасно.

— Глупый мальчишка! — прошипела Морригу. — Добрые поступки никогда не бывают напрасными. Они кормят землю, и как от брошенного в воду камня, от них расходятся. волны, они вдохновляют на добрые поступки других и усиливают дух.

— Свирепый убил мужчину, который предал Палию?

Нет, тот мужчина был солдатом. Единственная его вина в том, что соблазнил Палию. Он ничего ей не обещал, а к моменту ее смерти покинул Город вместе со всей армией. Именно тогда Ванни и стал Свирепым, гладиатором номер один, но смерть Палии почти подорвала его дух. Он продолжал сражаться некоторое время, но его сердце было разбито. Настал день, когда он оказался не в силах сражаться. Тогда он покинул арену и вместе с внучкой уехал в Гориазу.

— Вижу, он тебе нравится, но ведь он — убийца, — сказал Бэйн. — Разве ты не противоречишь сама себе?

— Вы все убийцы, — ответила Морригу, — но именно дух управляет Ванни, а еще в нем много доброты, великодушия и сострадания. У него, как говорят сидхи, живая душа.

Бэйн взглянул на спящего Свирепого. Подул пронизывающий зимний ветер, и Бэйн затрясся от холода.

— Ах, вот вы где! — Из-за деревьев появился Телорс. Бэйн быстро посмотрел на то место, где сидела Морригу, — старуха исчезла. Чернобородый гладиатор подошел к костру и склонился над Свирепым:

— Я знал, что так случится, поэтому и остался на ночь. Они вместе подняли Свирепого, Телорс присел, перекинул спящего через плечо и понес к дому. На полпути они поменялись, но у них едва хватило сил донести гладиатора до фермы. Бэйн положил Свирепого на коврик у огня в большой комнате, а Телорс подложил ему под голову диванную подушку, накрыл одеялом и пошел на кухню выпить воды.

— Он много выпил, — сказал Бэйн, — я слышал, от такого количества можно умереть.

— Я посижу с ним.

Бэйн отрезал себе кусок хлеба, намазал маслом и сел рядом с Телорсом.

— Не думал, что он пьет крепкие напитки, — проговорил он.

— Обычно нет, это началось очень давно, в Городе, после… личной трагедии. Смертельные поединки стали странно на него действовать, он напивался и отправлялся бродить. Мне приходилось его разыскивать и приводить домой.

Телорс подошел к буфету, достал фляжку с брагой и протянул Бэйну, который сделал несколько больших глотков.

— Он много болтал? — спросил Телорс.

— Смотря о чем.

— Ну, о жизни… своем прошлом что-нибудь рассказывал? Бэйн увидел, что Телорс взволнован.

— Нет, говорил только, что люди спустились со звезд, больше ничего.

Телорс успокоился.

— Завтра он будет в порядке. Кара приготовит ему завтрак. Она чудесная девочка, я не хочу, чтобы ей было больно.

Внезапно Бэйн понял, что именно беспокоит Телорса. Кара ничего не знала ни о смерти матери, ни о своем происхождении. Бэйн отхлебнул из фляги. Брага была крепкой, и ему тут же ударило в голову.

— Свирепый вчера был просто великолепен, — сказал Бэйн, меняя тему разговора, — быстрый, уверенный, беспощадный.

— Ну, так это же Свирепый, — сказал Телорс и расслабленно улыбнулся.

— А он мог бы победить Волтана?

— Я вижу, ты быстро все схватываешь. Ответа я не знаю. В лучшие годы оба были превосходны. Думаю, если бы мне нужно было поставить на одного из них все деньги, я бы выбрал Волтана, но если бы моя жизнь была в опасности, я бы хотел, чтоб меня защищал Свирепый. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?

Бэйн покачнулся на стуле, очертания комнаты расплывались перед глазами.

— Лучше иди спать, парень, я слишком устал, чтобы тащить еще и тебя, — засмеялся Телорс.

Бэйн плыл по морю снов, мимо него проносились лица и образы, сливаясь и изменяясь. Он видел Ариан, потом Ворну, потом старого ловчего Паракса, а потом гладиатора Фалько. Перед глазами проплывал бесконечный поток людей. Бэйн потянулся к ним, но его пальцы прошли насквозь, и образы покрылись рябью, как на воде. Бэйн проснулся в холодном поту и откинул одеяла. В комнате было холодно, а ставни покрылись льдом.

Он сел и почувствовал, как в голове стучат раскаленные молоточки. Бэйн встал, быстро оделся и вышел из комнаты. На кухне Кара помогала толстой гатке Гирте мыть посуду после завтрака.

— Ты долго спал, — сказала Кара, — могу приготовить тосты из вчерашнего хлеба.

— Было бы здорово, — ответил Бэйн.

В голове перестало стучать, зато появилась тупая боль за глазными яблоками. Бэйн сел за стол и стал растирать виски. Вены под кожей натянулись как медная проволока. Гирта бросила кисейный мешочек с травами в чашку и залила кипятком. По кухне поплыл сладкий аромат, Гирта поставила чашку перед Бэйном.

— Пусть немного настоится, — сказала она, — а потом можно пить.

— Неужели я так плохо выгляжу? — через силу улыбнулся Бэйн.

— Ты очень бледен, а под глазами темные круги. Следы браги.

Гирта усмехнулась.

Бэйн потер глаза. Казалось, выпил лишь несколько глотков, но напиток оказался крепким. Можно было подумать, что глотаешь огонь.

Через несколько минут вернулась Кара с тарелкой горячих тостов с маслом. Бэйн поблагодарил ее и попробовал отвар. Гирта была права: в голове тут же прояснилось.

— Где Свирепый и Телорс? — спросил он.

Они позавтракали час назад и ушли на пробежку, — сообщила Кара. — Телорс не велел тебя будить, он сказал, что ты пил брагу. — Кара укоризненно посмотрела на Бэйна. — Дедушка говорит, что гладиаторы не должны пить спиртное. Он говорит, что спиртное — яд.

— Твой дедушка — очень мудрый человек, — сказал Бэйн.

Он никогда больше не будет сражаться, — заявила девочка, — никогда.

— Очень рад это слышать. Кара посмотрела на Гирту:

— Вчера был ужасный день, правда, Гирта? Сидеть здесь и ничего не знать о дедушке… Ужасный день!

— Но сегодня все уже не так страшно, — проговорил Бэйн.

— Сегодня мой день рождения, — сказал Кара, — мне исполнилось четырнадцать. Мы с дедушкой едем в город, и он купит мне лошадь. Не пони, а настоящую лошадь! Мы собираемся купить еще другой скот. Дедушка теперь богат — поэтому он больше не будет сражаться!

Бэйн заканчивал завтракать, когда во двор вбежали Телорс и Свирепый. Бэйн выглянул в окно. Телорс помахал ему.

— Молодые совсем не умеют пить! — крикнул он.

— Дело не в выпивке, — отшутился Бэйн, — а в твоем храпе, я просто глаз не сомкнул.

Телорс бросил в Бэйна снежок. Тот, уворачиваясь, взглянул во двор и увидел всадника. На госте был дорогой, отороченный горностаем плащ и подбитые мехом сапоги. Конь здоровый и холеный. Свирепый вышел навстречу.

Бэйн подошел к открытому окну.

— Кто это? — спросил он Телорса.

— Судя по вышитому на тунике орлу, он из цирка Палантес, — ответил Телорс.

Бэйн прошел в большую комнату и сел у камина. Голова почти прошла, но он чувствовал себя обессиленным. Кресло такое удобное и глубокое, Бэйн вытянул ноги и закрыл глаза.

— К тебе гость, — объявил Свирепый.

Бэйн выпрямился. Гость, высокий полнеющий мужчина, коротко кивнул в знак приветствия, и Бэйн уловил запах его духов.

— Я Джаин, первый раб цирка Палантес, — произнес гость звонким мелодичным голосом, — рад с вами познакомиться.

Бэйн встал и пожал его руку, кожа была мягкой, а пальцы липкими.

— Вчера я видел ваш бой, и вы произвели на меня огромное впечатление.

Бэйн ничего не ответил.

— Я поговорил о вас с Персисом Альбитаном и попросил разрешения заключить с вами контракт. Короче говоря, цирк Палантес хотел бы вас финансировать.

— Финансировать меня?

— Они хотят, чтобы ты за них сражался, — пояснил Свирепый.

— Пять тысяч золотом сразу после подписания контракта и еще пять тысяч за каждый бой. Личные расходы и проживание тоже будут оплачены цирком, мы также обеспечим вас оружием и доспехами.

Бэйн посмотрел на Свирепого:

— Это достойные условия?

— Достойные, но не более того.

— Что ты посоветуешь?

Обдумай все хорошенько, — сказал Свирепый. Бэйн посмотрел на Джайна:

— Я дам ответ завтра.

— Это прекрасное предложение, — уверил Джаин, не переставая улыбаться.

— Я дам ответ завтра, — повторил Бэйн.

— Конечно, конечно! Позвольте еще раз поздравить вас с победой в поединке. — Гость взглянул на Свирепого. — Мои поздравления и вам. Мы все считали Воркаса будущим гладиатором номер один, а вы показали, как мы ошибались.

— До свидания, — проговорил Свирепый, открывая дверь. Джаин вышел из дома, вскочил на коня и ускакал.

— Так я и думал, — проговорил Свирепый. — Палантеси не думает горевать — всегда найдется другой гладиатор, который позволит высосать из себя все соки.

— Этот Джаин мне не понравился, но его предложение поможет мне продвинуться в моих… поисках.

— Поможет, — подтвердил Свирепый, — это приличный цирк, у них хорошие тренеры, прекрасные условия, собственные купальни, массажисты, врачи. Есть даже собственный бордель, только для гладиаторов и хозяев. Они снимут для тебя дом и будут оплачивать четырех слуг и личного тренера.

— Очень соблазнительно, — сказал Бэйн, — а теперь объясни мне, почему я должен им отказать.

— Не могу назвать ни одной причины, парень. Ты мечтаешь отомстить, и это предложение очень кстати. Ты станешь профессионалом или умрешь на песке арены.

— Цирк Палантес желал тебе смерти, — напомнил Бэйн.

— Да, верно, но в этом не было злого умысла, лишь холодное желание заработать. Такие люди не вызывают даже ненависти — только презрение. Если бы я снова был молод, то не пошел бы к ним. Но речь не обо мне, а о тебе. У тебя нет причин презирать Палантес. Они такие, какие есть. — Свирепый подошел к двери. — Теперь мне нужно вымыться и приготовиться к поездке в город с Карой. Подумай о том, что я сказал, обсуди это с Персисом. Не сомневаюсь, он будет здесь с минуты на минуту.

Через два часа, когда Бэйн вернулся с пробежки по холмам, он увидел двух лошадей, пасущихся у дома. Он побежал медленнее, а затем сделал несколько упражнений и выждал, пока холодный зимний ветер охладит вспотевшую кожу. Соль от пота жгла швы на плече, но головная боль прошла. Он вновь припомнил события предыдущей ночи. Почему Морригу приходила именно к нему? Что ей нужно? Но больше всего ему жаль Свирепого. Несмотря на короткое знакомство, Бэйн проникся к нему огромным уважением: за редким исключением старый гладиатор всегда выглядел спокойным и довольным жизнью. А теперь вдруг открылось, что у него такое ужасное горе.

Остывающее тело обожгло морозом, Бэйн вбежал на кухню, где Гирта готовила ужин.

Она улыбнулась и кивнула в сторону большой комнаты.

— К тебе двое посетителей, — объявила она. — Ты стал таким популярным!

Бэйн поднялся в свою комнату, снял одежду и растер тело полотенцем. Натянув чистые лосины, тунику и сапоги, он спустился в гостиную.

Навстречу поднялся сияющий Персис Альбитан, шагнул к Бэйну и пожал ему руку,

— Прекрасно выглядишь, друг мой, — сказал Персис, — познакомься с Хоратом, который представляет цирк Оссиан. Вчера он был на стадионе.

Представителю цирка Оссиан было чуть больше двадцати, высок, строен, с темными волосами и глубоко посаженными карими глазами. Одет он был дорого: рубашка из тяжелого серого шелка, отливающего серебром, черные лосины из хорошей шерсти с отворотами из блестящей кожи, на поясе инкрустированный камнями кинжал с золотой рукояткой. Хорат коротко, но сильно пожал Бэйну руку. Бэйн опустился в кресло у камина.

Сегодня утром Хорат пришел ко мне и спросил об условиях твоего контракта с цирком Оризис, — объяснил Персис.

Что-то я вдруг стал очень популярным, — пошутил Бэйн.

Это правда, Бэйн, — сказал Хорат, возвращаясь на свое место, — толпы зрителей соберутся в Городе, чтобы увидеть гладиатора—риганта.

— Сколько вы предлагаете?

Хорат улыбнулся, и его улыбка была естественной.

— На один золотой больше, чем предложил Джаин.

— Полагаю, в Оссиане меня оценят и примут как родного? На этот раз Хорат громко рассмеялся:

— Кто-то другой стал бы уверять, что все будет именно так. Но мы оба знаем, как бывает в действительности — к тебе будут относиться как к дорогому приобретению. Когда ты будешь побеждать, тебя будут прославлять и восхвалять, а цирк Оссиан будет богатеть. Когда ты проиграешь, твое тело бросят в яму для нищих и через несколько дней позабудут, а меня пошлют на поиски новых талантов.

— Ваше предложение очень интересно, — отозвался Бэйн, — яма для нищих особенно пришлась мне по вкусу.

— Ненавижу уловки, — усмехнулся Хорат, — не люблю приукрашенную ложь, лесть и неискренность. Естественно, иногда я прибегаю к ним — в высшем свете Города без них и вовсе не обойтись. Думаю, ты станешь для нас ценным приобретением и поможешь собрать полный стадион зрителей.

— Они придут смотреть на дикаря? — удивился Бэйн.

— Именно.

— А ты что думаешь? — спросил Бэйн Персиса. Толстяк развел руками:

— Три лучших цирка — это Палантес, Оссиан и Порос. Два из них в тебе заинтересованы, оба весьма уважаемы и дают отличный шанс стать настоящим гладиатором — опытным и богатым. Решать тебе, Бэйн.

— А как же цирк Оризис? Разве ты не хочешь, чтобы я остался?

Персис улыбнулся:

— У нас больше не будет смертельных поединков. Было здорово собрать полный стадион, но мне вовсе не по душе смотреть, как люди гибнут на радость толпе. У меня другие планы. Ты имеешь полное право остаться, но должен тебе признаться, что с помощью денег, полученных за тебя, я смогу многое изменить в Оризисе. В общем, не стоит спрашивать моего совета, ведь я очень выигрываю от твоего ухода. — Персис усмехнулся и посмотрел на Хората. — Черт возьми, оказывается, честность заразительна.

Бэйн откинулся в кресле. Чтобы убить Волтана, нужно уметь сражаться не хуже, чем он. И для этого нет надежнее способа, чем работать на один из лучших цирков. Наконец он взглянул на Хората:

— Я приму предложение, если вы возьмете мне в тренеры Свирепого и Телорса. Если они будут против, я тоже откажусь.

— С тобой непросто договориться, — признался Хорат, — но все хорошее всегда достается с трудом. Хорошо, я поговорю со Свирепым. Должен признаться, цирк Оссиан с удовольствием примет Свирепого.

Он поднялся, накинул плащ и пожал Бэйну руку. Все трое вышли на освещенный неярким солнцем двор. Бэйн повернулся к Персису:

— На что собираешься потратить деньги?

— Хочу купить слона! — радостно ответил Персис.

Бэйн томился и беспокойно ерзал на стуле. Телорс расположился на диване, вытянув ноги.

— Ну, что вы думаете, — спросил Бэйн, — вы согласны?

— Я-то согласен, — сказал Телорс и посмотрел на Свирепого, — а ты, Ванни?

— Не знаю, было бы здорово снова увидеть Город, отдать Кару в хорошую школу и подготовить ее к жизни в большом городе.

— Но? — продолжил Телорс. Свирепый скупо улыбнулся:

— Но хотелось бы иметь вескую причину, а мне видится в этом способ отомстить Палантесу.

— В этом нет ничего плохого, — возразил Телорс.

Это неправильно, — заявил Свирепый и взглянул Бэйну прямо в глаза. — Что ты будешь делать, если я откажусь?

— Тогда я останусь и, надеюсь, смогу продолжать тренироваться у тебя. Я считаю тебя лучшим, уверен, что ты можешь дать мне больше, чем кто-то другой.

— Это не так, Бэйн, одних тренировок недостаточно, настоящий поединок гораздо полезнее. Давай проясним все до конца: ты — талантливый боец, быстрый и уверенный. Ты мог бы даже стать великим, но абсолютно я в этом не уверен. Одно я знаю точно — ты еще совсем не готов, чтобы… завершить свои поиски. Если я соглашусь тренировать тебя, то хочу, чтобы ты пообещал, что не станешь ничего предпринимать, пока я не разрешу.

— Не уверен, что могу это пообещать, — заявил Бэйн.

— Раз не можешь, то нам следует расстаться.

— Может, мне лучше уйти? — предложил Телорс. — А то кажется, что вы оба ходите вокруг да около.

Свирепый взглянул на Бэйна и ничего не ответил, а Бэйн повернулся к Телорсу:

— Человек из Города на моих глазах убил девушку, которую я полюбил. Я видел, как его нож пронзил ей грудь.

— Ясно, — сказал Телорс, — так в чем же проблема?

— Этот человек — Волтан.

— Ах вот что.

Телорс разгладил бороду и откинулся на спинку кресла.

— Знаю, что он хороший воин.

Телорс засмеялся:

— Чтобы стать просто хорошим, ему нужно было бы потерять половину своего таланта. А ты не думал, что можно подстеречь его в темном углу и вонзить в спину нож?

— Нет, хочу встретиться с этим убийцей лицом к лицу.

За свою жизнь я видел семьсот бойцов, — сказал Телорс, — плохих, хороших, средних, даже несколько отличных. Но с божественным талантом встречал лишь двоих: Волтана и Ванни. Такие, как они, — редкость, почти легенда. Несколько лет назад Волтан должен был сразиться с молодым, подающим надежды гладиатором. Кому-то удалось подсыпать в его вино яд, и он чуть не умер, но через десять дней, сильно похудевший и слабый, вышел на арену и убил соперника.

— Меня не волнует его умение, — сказал Бэйн, — я убью его, когда мы встретимся.

Телорс развел руками и посмотрел на Свирепого:

— Ну что тут скажешь?

— Я принимаю предложение, если ты дашь мне обещание, — снова сказал Свирепый Бэйну.

— Когда, по-твоему, я смогу с ним сразиться?

— Через год, может, через два. Бэйн помолчал.

— Хорошо, обещаю подождать самое большее два года, после этого сам решу, как поступить. Этого достаточно?

— Пожалуй, да, — согласился Свирепый.

— Я соскучился по Городу, — сказал Телорс, — на проспекте Габилан есть отличный бордель. Проведешь там ночь, и рай покажется серым и убогим.

— Значит, решено, мы едем с тобой в Город, — проговорил Свирепый.

Бануин вышел из библиотеки и направился к искусственному озеру по аллее, усаженной деревьями и посыпанной белым гравием. Там он устроился на любимой скамейке из резного камня под высокой плакучей ивой. Ее длинные гибкие ветви свешивались над скамейкой, словно зеленая вуаль, а листья касались травы.

Парк дышал красотой и спокойствием, и всякий раз, приходя сюда, Бануин чувствовал себя как во сне, свободным от забот и тревог внешнего мира. Долгие годы, проведенные среди ригантов, Бануин представлял себе этот парк воплощением покоя и тишины и всегда думал о нем в минуты отчаяния. Когда его мучили Форвар и его дружки, Бануин мечтал, чтобы какая-нибудь сила перенесла его в этот парк. Сейчас, почти два года спустя после отъезда из дома, парк Физуса все так же привлекал Бануина, Здесь ему никогда не было скучно, даже зимой, когда озеро замерзало, а дорожки покрывал снег. Одевшись потеплее, Бануин приходил в парк и мечтал.

И все же чего-то не хватало. Бануин казался вполне довольным жизнью, но не был счастлив. Так же, как среди ригантов, он и здесь не завел друзей. Нравились ему многие: его старый учитель истории Сенкра, хранитель книг Меникас, но из молодых — никто. Многие из его однокашников здоровались и улыбались ему при встрече, но никто не приглашал на вечеринки и сборища и не пытался с ним сблизиться. Бануин понял, что Бэйн скорее всего прав в том, что касалось его отношения к людям. Бануин одиночка, люди это сразу чувствовали и избегали его. Но он понимал, что само по себе такое не может быть причиной несчастий, он это чувствовал, но анализировать причину ему совсем не хотелось.