Сипстрасси: Камни власти - Эхо Великой Песни

Теперь он был полон едва ли наполовину. Оставшиеся аватары со своими семьями собрались послушать подвижника-маршала. Раэль стоял в середине зала, оглядывая присутствующих.

Аватары редко собирались все вместе, и при каждой такой оказии Раэль сознавал, как их все-таки мало. Только шесть женщин держали на руках грудных младенцев. Дети постарше играли на галерее под присмотром двух матерей.

Когда наконец пришли все — кроме двадцати человек, отплывших на «Змее», — Раэль призвал к тишине и рассказал собранию о предложении Кас-Коатля. Союз с алмеками. Новая жизнь в единстве с братским народом. Он дал понять, что верит в искренность слов алмека, и на этом пока закончил.

— Я выскажусь еще раз по завершении дебатов, — сказал он, — а сейчас готов ответить на ваши вопросы.

— Что заставило их передумать, Раэль? — спросил Никлин.

— Думаю, что главное здесь — работа Ану. Королева Кристаллов узнала о его талантах и поняла, что, впитав его мудрость и знания, обеспечит себе вечную жизнь, — Почему же ты сразу не согласился? — спросил Капришан.

— Об этом я скажу позже.

Высоко в задних рядах подняла руку Мирани.

— Да, госпожа моя? — сказал Раэль.

— Как намерены алмеки поступить с населением двух городов? Насколько я знаю, они оставляют за собой только руины и груды трупов.

— Вагаров они намерены перебить, — ровным голосом ответил Раэль. — Как сказал Кас-Коатль, его королеве нужно чем-то питаться, пока пирамида Ану не начнет подавать энергию.

— Значит, они предлагают нам жизнь ценой измены?

— Да, — ответил Раэль, и Мирани, встретив его взгляд, умолкла.

— Знает ли Ану о ситуации, в которой мы оказались? — спросил кто-то из мужчин.

— У нас нет возможности связаться с ним.

Руку поднял синебородый Горей.

— Как вам известно, — начал он, — я здесь один из старейших. Я видел много войн и несчетное количество битв.

Мой вопрос таков: верит ли подвижник-маршал, что мы сможем выиграть эту войну?

— Да. Я верю.

— Тогда я задам второй вопрос; что будет с нами в случае победы?

— На это я не могу ответить, Горей. Я не знаю. Есть еще вопросы?

— Сможем ли мы вернуть себе власть, когда работа Ану будет завершена? — встав, спросил Никлин.

— Вряд ли, — признал Раэль. — Наше время как властителей истекло. Хуже того, я не думаю, что вагары позволят нам и дальше сохранять бессмертие. Найдутся многие, которые захотят отомстить нам за прошлые обиды, а другие воспротивятся нашему долгожительству из зависти. Если мы все-таки победим, нам придется искать себе дом в другом месте.

— Если мы не заключим союз с алмеками, — вставил Капришан.

— Да, верно.

Все молчали, и Раэль, выждав несколько мгновений, заговорил снова:

— Перейдем к обсуждению. По нашему обычаю, я попрошу выступить двух человек. Один из них выскажется за союз с алмеками, другой против. Привести свои доводы в пользу принятия предложения Кас-Коатля я прошу подвижника Капришана.

Капришан вышел на середину зала и стал лицом к собранию.

— Мне кажется, здесь нечего обсуждать. Мы не защищаем больше наши дома и нашу землю, ибо земли у нас нет, а дома и все имущество будут отняты у нас в случае победы над алмеками.

Однако забудем на время о войне и о наших близких, которых мы успели на ней потерять. Вспомним, как мы впервые услышали об алмеках. Тогда мы узнали, что они такие же аватары, как и мы.

Мы надеялись, что они примут нас, как братьев, и мы вместе будем править этим дикарским миром. Отчего же мы отказались от той своей надежды? И что сулит нам продолжение войны? Мы станем изгнанниками — если, конечно, вагарам не придет в голову перебить нас, когда война будет выиграна. Мы будем странствовать по морям и рыть землянки на каком-нибудь чужом берегу, и гнуть спину на полях, как крестьяне. Многие ли из нас хоть что-то смыслят в земледелии? Многие ли умеют выращивать и забивать скот? Кто здесь способен построить дом, соткать кусок полотна, сколотить стул?

Мы боги, друзья мои, а боги не опускаются до подобных низменных занятий. На то есть слуги и крестьяне, возделывающие нашу землю.

Итак, алмеки намерены убить сколько-то вагаров. Почему это должно нас волновать? Их жизни по сравнению с нашими длятся лишь несколько мгновений.

Правда в том, что поражение алмеков станет и нашим поражением. Следовательно, мы должны объединиться.

Капришан вернулся на свое место, провожаемый рукоплесканиями, и Раэль снова вышел на середину.

— Оппонентом я попрошу выступить Вирука.

Вирук, сидевший двумя рядами выше, сошел вниз с озадаченным видом.

— Но я согласен с Капришаном. Почему я?

— Потому что ты садовник, — сказал Раэль и отошел в сторону.

Вирук стоял посреди зала под взорами безмолвных аватаров.

Только что, слушая речь Капришана, он соглашался с каждым его словом. Любые возражения казались ему бессмысленными, однако Раэль попросил его выступить оппонентом. Подвижник-маршал выбрал его, и Вирук чувствовал себя польщенным, ибо Раэль был единственным человеком, к которому он питал уважение. Вирук по-своему любил его так, как никогда не любил собственного отца, и не хотел бы его подвести.

Все ждали, когда Вирук заговорит, он же не имел понятия, о чем говорить. Слова Раэля казались ему загадочными. Какое отношение имеет садоводство к союзу между алмеками и аватарами?

— Кажется, у нашего кузена возникли некоторые затруднения, — заметил Капришан. По залу прошел нервный смешок.

Вирук улыбнулся и вдруг понял, чего ждет он него Раэль.

— Я вспоминал свой сад, — начал он, — со всеми его цветами, кустарниками, козявками и червячками. Знаете ли вы, какую важность имеет самый маленький червячок? Ведь он проделывает ходы, по которым воздух проникает в землю и питает ее. А летучие насекомые, которые так досаждают нам в городе в летнюю жару, опыляют растения, позволяя им плоде носить и радовать взоры грядущих поколений. В моем саду все гармонично, все связано с ростом и продолжением жизни. Это большое целое, где каждая частица имеет свою цель. Но я безжалостный садовник. Растения, не желающие цвести, я удаляю вместе с сорняками, и мой сад благоденствует.

У каждого растения своя роль. Аромат привлекает бабочек и помогает опылению, широкие листья сберегают влагу и затеняют почву. А увядшие листья и лепестки уходят в землю, утучняя ее для будущей поросли.

Голос Вирука зазвенел.

— Вся земля, вся наша планета — это сад, а мы в нем растения. Вот только какого рода? Две тысячи лет назад один из аватаров изобрел письменность и дал людям возможность общаться, не прибегая к устной речи. Полторы тысячи лет назад другой аватар открыл связь, существующую между кристаллами и солнечным светом. Еще через триста лет три математика, изучающие тайны звезд, открыли Великую Песнь. С помощью ее Музыки мы творили чудеса на погибшем ныне континенте. В то время, друзья мои, мы были ценными растениями. Мы научили мир письму и земледелию. Мы победили болезни, а затем и саму смерть. Мы были подобны плодовым деревьям, выросшим на голом камне.

Мы питали мир своим знанием.

Вирук помолчал и обвел глазами публику.

— Но это было давно. Чем мы стали теперь — мы, новаторы, изобретатели, подвижники? Во имя чего мы подвизаемся? Что мы даем саду? Мы находимся на грани вымирания, и единственный довод, который наш кузен Капришан находит в пользу союза с врагом, — это наша никчемность, не позволяющая нам выжить в одиночку. Мы, давшие миру цивилизацию, не можем смастерить стул. Мы, одевавшие невежд знанием, не способны ткать. Какую же роль в таком случае мы исполняем в общем саду? Мы больше не плодоносим и даже не цветем.

Мы солома, мертвая и давно высохшая.

Поймите меня правильно, аватары: с алмеками дело обстоит точно так же. Они ничего не дают миру — они берут. Они никого не кормят — они поедают. Да, они такие же, как и мы, и Садовник выполет их с корнем, как и нас.

Теперь я отвечу на вопросы Капришана. Да, я разбираюсь в земледелии, я умею выращивать скот и забивать его. И мне случалось делать стулья, столы, а однажды и кровать. Ткать я, правда, не умею, но если будет нужда, научусь.

Я призываю собрание отвергнуть предложение алмеков.

Вирук в полной тишине вернулся на свое место, а Раэль опять вышел на середину.

— Приношу благодарность моим уважаемым кузенам. Теперь слово принадлежит мне, как подвижнику-маршалу. За последние десятилетия мы сумели убедить себя в том, что вагары — недочеловеки, а следовательно, природные наши рабы. На себя мы смотрели как на благожелательных родителей, руководящих неразумными детьми. Первая концепция, как я понял в последние дни, — это заблуждение, вторая — самообман, но именно на ней я хотел бы остановиться. Если мы в самом деле добрые родители, можем ли мы отдать своих детей на заклание? Думаю, что нет.

Алмеки, несмотря на свои знания и свою развитую цивилизацию, пали, уступив злу. Уверен, что сами себя они не видят в этом свете, тем не менее это так. Объединиться с ними значило бы уступить тому же злу, приняв его в свою жизнь. Я по совести не могу пойти на это. Я намерен сражаться с ними и победить их.

Если собрание проголосует за союз, я откажусь от своего аватарства, отдам свои кристаллы и буду сражаться рядом с вагарами. — Раэль сделал паузу, перевел дух и закончил:

— Объявляю перерыв на три часа, чтобы вы могли обсудить это между собой. В полночь мы соберемся снова и проголосуем. Тех, кто остается солдатами империи, прошу пройти со мной в оружейную палату Музея.

Сто двенадцать аватаров поднялись с мест, и Мирани, присоединившись к ним, взяла мужа за руку.

— Я горжусь тобой, Раэль, и никогда не любила тебя больше, чем в эту минуту.

Он, нагнув голову, поцеловал ее.

— Пока ты со мной, я ничего не боюсь.

— Тогда я всегда буду рядом.

Оружейная размещалась в холодном, сыром, лишенном окон подвале. Паутина затянула дверные проемы и расставленные вдоль стен доспехи, в воздухе висела пыль. На лестнице и в самой оружейной горели лампы, и доспехи тускло отсвечивали серебром.

— Эту броню носила некогда гвардия Верховного Аватара, — сказал подвижник-маршал. — Доспехи были выкованы две тысячи лет назад и в последний раз использовались во время Кристальной Войны.

Вирук снял с ближнего деревянного каркаса шлем с серебряными крыльями и стер с него паутину. Шлем был сделан из неизвестного Вируку металла и оказался легче, чем он ожидал.

Воина защищали выпуклое забрало и шейный щиток. Панцирь, скованный из серебряных полос, имел кожаную подкладку; набедренники и поножи надевались поверх кожаных штанов.

— Слишком громоздкие, чтобы носить их, — заявил Вирук.

— Я предназначаю их не для защиты, — ответил Раэль.

Взобравшись на стол, он обратился к присутствующим:

— Преимущество алмеков заключается в их огневых дубинках и в орудиях, стреляющих огненными шарами. Нам известно, что для работы того и другого требуется большое количество черного порошка.

Если мы сумеем уничтожить этот источник энергии, вагарам будут противостоять восемь тысяч воинов с мечами, только и всего.

— Только и всего? — повторил Вирук. — И почему вагарам? Что ты предлагаешь, кузен?

— Я хочу повторить то, что сделал Банель в последней битве Кристальной Войны. — Между аватарами прошел ропот. — Вслух ничего не говорите, — предостерег их Раэль. — Быть может, Королева Кристаллов следит за нами.

— Вы хотите повторить этот подвиг, Раэль, — вышел вперед Горей, — но что, если большинство проголосует за союз с алмеками?

— Думаете, они так проголосуют? — спросил Раэль.

Горей промолчал, а Вирук ответил:

— Еще бы! По-твоему, жирный телец станет голосовать за нож мясника?

— Я надеюсь, что мой народ сделает достойный выбор, — сказал Раэль.

— Я люблю тебя, кузен, — засмеялся Вирук, — но с годами ты стал романтиком. Не бойся: в той банельской затее я с тобой.

— Я тоже, — кивнул Горей.

Остальные молчали. Раэль, обведя взглядом их лица, понял, что Вирук верно оценил настроение аватаров. Никто из них не хочет продолжать войну.

— Мне доспехи не понадобятся, — подал голос стоявший позади Капришан.

— Да они на тебя и не налезут, жирный ты ублюдок, — парировал Вирук.

В этот миг над ними прокатился гром, и по потолку оружейной побежали трещины.

— Праведное небо, они опять атакуют! — вскричал Горей.

— Стоять на месте! — проревел Раэль. — Мы в подвале, и нам ничего не грозит.

Последовали новые разрывы, как будто мир над ними погибал в дыму и пламени.

Спустя целую вечность — как им показалось — все затихло.

Раэль повел своих солдат вверх по лестнице, заваленной обломками камня. Разобрав завал, аватары увидели над собой лунный свет. Раэль вылез первым и оказался на развалинах Библиотеки.

Статуя Верховного Аватара рухнула, голова ее раскололась на дюжину кусков. Всюду горело, между камнями лежали тела.

Прибыло вагарское ополчение под командованием Межаны и Пендара. Раэль вышел навстречу им.

— Все случилось так внезапно, — сообщила Межана. — Алмеки начали перетаскивать свои огневые жерла часа два назад. Они собрали их в кучу и стали пускать огненные шары.

Мы думали, что они обстреливают стены, а они целили в Библиотеку. Мы ничего не смогли сделать.

— Выбрался кто-нибудь наверх? — спросил Раэль.

— Мы вынесли трех детей. Один умер, другие просто оглушены. — Раэль ничего больше не стал спрашивать, а принялся разбирать руины вместе с другими аватарами.

Ночь шла, и из-под камней извлекали все больше и больше трупов. К рассвету стали ясны истинные размеры бедствия.

Двести семнадцать аватаров погибли или пропали без вести. В живых остались только четыре женщины и двое детей.

Раэль нашел Мирани перед самым рассветом. Она пыталась прикрыть собой двух детей и лежала сверху, обнимая их. Аватары и вагары вместе вытащили их из-под камней. Раэль взял жену на руки и сел на кучу щебня, прижимая ее к себе. Он молчал. На душе было слишком тяжело, чтобы плакать. Он просто сидел, раскачиваясь, и прижимал к себе Мирани.

Обессиленная Межана, сидя поблизости, смотрела на его молчаливое горе.

Двое человек с носилками топтались рядом, не решаясь подойти к Раэлю.

— Пора с ней проститься, — сказала Межана, подойдя к нему сама. Он взглянул на нее, поцеловал Мирани в последний раз и уложил ее на носилки.

Когда взошло солнце, Раэль собрал своих солдат, и они все, кроме Капришана, вернулись в оружейную и облачились в доспехи Кристальной Войны.

Ро испытывал страдания иного рода. Его мучили не голод, не стремление отнять жизнь у других, а отчаяние, скорбь, чувство утраты. Этому сопутствовала физическая боль, как будто его мускулы медленно разрывали на части.

Он сидел, скрестив ноги, на ковре и держал за руки Софариту. Пальцы у него онемели, в мыслях царил мрак, из глаз катились слезы — сейчас он встретил бы смерть, как старого друга. Софарита, чувствуя, как растет его отчаяние, приняла боль обратно в себя, и Ро вздохнул с облегчением.

Так, с помощью ритуалов Верховного Аватара, они вытерпели оставшуюся часть пути. Каждый выносил боль, сколько мог, а потом позволял другому взять ее на себя.

Вечером третьего дня, когда «Змей» подошел к берегу западного материка, Софарита ощутила, что сила возвращается к ней.

Слабые отголоски кристаллической энергии дошли до нее, как дуновение свежего ветра. Она впитала их — они имели вкус жизни.

Глубоко вздохнув, она отпустила руки Ро. Он открыл глаза, улыбнулся ей и в изнеможении повалился на пол. Нежно погладив его по щеке, она встала и потянулась. Потом вышла на палубу и в последнем свете заката увидела, как кружат над кораблем чайки.

Талабан подошел к ней и спросил:

— Ну как?

— Ро спас меня.

— Я знаю. Я много раз заходил к тебе и видел, как вы сидите там вместе. Он хороший человек.

— Лучше всех.

С этими словами она отошла и села на бухту каната у левого борта. Ее дух взмыл над заливом и полетел над степями и лесами, ища Одноглазого Лиса. Селения, где он жил прежде, больше не существовало. Там торчали обгорелые шесты и лежало на земле несколько трупов. Видно было, однако, что большинству анаджо удалось уйти. Обследовав окрестности, Софарита нашла у опушки леса братскую могилу и проникла под землю.

Там лежало пятьдесят алмекских воинов.

Анаджо не только спаслись, но и нанесли значительный урон врагу.

Софарита, как орлица в поисках добычи, сделала широкий круг в воздухе. Алмекская колонна, насчитывающая около пятисот солдат, двигалась на восток. Мили за две впереди, в лесу, перемещался другой отряд, поменьше. Софарита полетела туда.

Это были анаджо, семнадцать мужчин и три женщины, с раскрашенными в синее и красное лицами, с короткими охотничьими луками в руках и кремневыми топорами за поясом.

Софарита снизилась, и один из двадцати бегунов посмотрел вверх — средних лет, смуглый, с глубоко посаженными карими глазами. Он протянул к Софарите руку и улыбнулся. Потом опустился на колени, скрестил руки на груди, и его дух вылетел из тела.

— Рад видеть тебя, сестра.

— Враг близко, — предупредила она.

— Им нас не поймать. Лунный Камень с тобой?

— Да. И Талабан тоже.

— Айя! — торжествующе воскликнул он. — Это хорошо.

Со мной мои волки. Причаливайте в заливе и идите на юго-запад к самой высокой горе. Там мы вас встретим и там дадим последний бой, так?

— В этом нет нужды. Королева Кристаллов знает об Ану и его пирамиде. Мое путешествие утратило свой смысл.

— Ты ошибаешься, сестра. Я был на Серой Дороге и видел.

Она пытается разрушить чары, которыми он окружил свой лагерь.

Хочет остановить его до того, как он завершит работу. Ты можешь выпить ее силу и дать Ану время. Ты плыла сюда не зря. Идите к горе. Мы отвлечем алмеков. — Он помолчал, и лицо его стало скорбным. — Но сначала слетай в свой каменный город. Там многое произошло. Дух Смерти витает над ним, и Вороны ждут выступления героев. Увидимся на горе. — Он вернулся в тело, помахал ей на прощание и повел своих воинов на север.

Софарита слетела на корабль, велела Талабану причаливать к берегу и полетела обратно в Эгару.

Полчаса спустя она вернулась. «Змей» стоял на якоре, с палубы виднелись высокие горы на юго-западе.

— Отправимся туда, — сказала Софарита. — Там нас ждет Одноглазый Лис.

— Сколько у него воинов? — спросил Талабан, — Двадцать.

— Алмеки поблизости есть?

— Да. Несколько сотен.

Талабан вполголоса выругался.

— Я обещал Раэлю отправить корабль с командой обратно в Эгару, но двадцать аватарских лучников нам очень бы пригодились. Успеешь ли ты связаться с Раэлем и спросить, можно ли взять их с собой?

— Нет. Но в Эгару они не нужны. Располагай ими, как тебе угодно.

— Что это значит? — спросил он.

— Я не хочу говорить об этом сейчас. Сойдем сначала на берег.

— Ты думаешь, они могут предать нас? — спросил Пендар, когда сто двенадцать аватаров выехали из южных ворот на приморскую дорогу. Межана не ответила. Опершись на парапет, она следила за всадниками. В своих серебряных доспехах они казались прекрасными, как сказочные герои, и ее это смущало. Ведь это злодеи, угнетавшие ее народ, продлевавшие свои годы за счет жизни других. Они схватили ее дочь и сделали ее старухой. Но теперь они, сверкая на солнце, едут на верную смерть, чтобы спасти оба города. Межана не знала больше, что ей думать и чувствовать. Она так долго мечтала расправиться с ними — так много горьких, одиноких лет.

Теперь этот день настал, но она не испытывала ни торжества, ни пьянящей радости. Не так представляла она себе эту минуту.

— Они заключат сговор с алмеками, — сказал Бору. — Нельзя им доверять. Кончится тем, что мы все погибнем.

— Может быть, ты и прав, — промолвила Межана, — но я так не думаю. Их жены и дети мертвы, власть ими утрачена, время их истекло. Мы выполним последний приказ подвижника-маршала.

Местность к востоку от города оставалась затопленной, но южнее, где низина переходила в возвышенность, было сухо.

Серебряные всадники во главе с Раэлем поднялись на невысокий холм. За воротами города сгрудились в напряженном ожидании несколько сотен ополченцев — кое-кто с мечами и копьями, большинство с ножами и наскоро выструганными дубинками. Лучников среди них было только несколько, и доспехов на них не было.

— Ступай к Третьим воротам, — сказала Межана Пендару. — Как только Раэль атакует, выводи солдат. Ополченцы последуют за вами.

— Потери будут огромны, бабушка, — предупредил он.

— Постарайся остаться в числе живых.

Пендар поклонился и побежал по стене туда, где ждали вагарские солдаты. Межана посмотрела в жесткие голубые глаза Бору.

— Ты можешь остаться здесь со мной или пойти с ополченцами. Выбирай сам.

— Ты меня ненавидишь, да? — спросил он.

— Ненависть не для этого дня. Он посвящен сожалению.

Бору с холодной улыбкой достал свой меч и спустился вниз, к ополченцам.

Алмеки заметили отряд Раэля, и колонна солдат двинулась наперерез всадникам.

Межана устала. Всю ночь она помогала извлекать погибших из-под развалин Библиотеки. Только двух женщин нашли живыми. Одна умерла, когда ее вытаскивали, другая лишилась обеих ног и истекла кровью, когда подняли придавившую ее балку. Спасатели откапывали десятки трупов.

За эту долгую ночь ненависть Межаны к аватарам испарилась, Самая страшная месть, которую она замышляла, казалась мелкой по сравнению с постигшей их трагедией. Она плакала при виде детей, искореженных камнями, сожженных смертельным огнем.

Когда она увидела, как Раэль прижимает к себе тело любимой жены, ненависть покинула ее вся, без остатка.

Да, аватары творили зло, но Великий Бог покарал их, и не дело больше лелеять против них мстительные замыслы.

Раэль пришел к ней перед выездом из города. Помолчав, он протянул ей руку, и Межана ее приняла.

— Удачи, — сказал он. — Теперь два города остаются на вас, на вагаров. Отныне историю пишете вы. Возможно, у вас не найдется ни единого доброго слова о нас и нашем правлении, но я прошу вас помнить, как мы ушли.

— Вы не обязаны это делать, Раэль, — сказала она.

— Обязаны, если хотим победить. — Он пожал плечами и сел на своего огромного серого скакуна.

Межана, плотно запахнувшись в плащ, смотрела на далекие холмы. Аватары выстроились боевым клином, похожим на серебряный наконечник копья, — и пошли в атаку.

Раэль, выехав из города, ни разу не оглянулся. Он понял теперь, что всю свою долгую жизнь только и делал, что оглядывался назад, тщетно пытаясь оживить прошлое. Город либо уцелеет, либо нет. Судьба Эгару — больше не его забота.

Софарита посетила его и рассказала в точности, где хранятся у алмеков боеприпасы и как их охраняют. Шансы, что аватары прорвутся к ним, были невелики, но Раэля это больше не волновало. Мирани мертва, и его мечты погребены вместе с ней. Если его смерть поможет разгрому алмеков, он согласен заплатить эту цену.

Командовать не было нужды. Каждый воин, едущий с ним, знал свою задачу и знал, что этот бой для аватаров последний.

Все молчали, погруженные в собственные мысли, все вспоминали своих близких и любимых.

Раэль вел всадников вверх по восточному склону. Слева двигалась им наперехват колонна алмеков.

— Стройся клином! — вскричал маршал и поскакал вперед, к острию. Аватары сомкнулись вокруг него.

— Вперед! — Раэль опустил забрало и пустил своего Пакаля рысью. Взяв зи-лук, он послал разряд в наступающих пехотинцев.

Их огневые дубинки были бесполезны на таком расстоянии, смертоносный залп аватаров уложил десятки солдат. Кони теперь мчались галопом, и в воздухе стоял гром копыт. Зи-луки сверкали вновь и вновь, проделывая зияющие бреши в рядах алмеков, но те продолжали наступать. Грянули огневые дубинки, повалив двенадцать лошадей и ранив еще десятерых. Раэль во главе клина остался невредим, словно по волшебству.

Конь Катиона у него за спиной споткнулся и сбросил всадника, но Катион, стоя на коленях, продолжал стрелять по алмекам. Свинцовая пуля попала ему в глаз и раздробила череп.

Голова клина врезалась в алмеков. Те рассыпались и стреляли теперь уже не так кучно. Аватары на скаку продолжали вести огонь. Раэль получил раны в плечо и в бедро и пошатнулся, но усидел на коне. Новый алмекский залп ударил по левому флангу аватаров, убив еще двадцать лошадей.

Раэль продолжал скакать, стреляя налево и направо. Конь Горея рядом с ним упал, подстреленный в голову, но Горей соскочил и успел убить четырех алмеков, пока другие не искромсали его мечами и кинжалами.

Аватары вклинились ярдов на сто в гущу врага.

Раэль быстро глянул в сторону города. Ворота открылись, и вагарские солдаты выходили на затопленное поле, а за ними толпой валили ополченцы.

Что-то ударило его в висок. Он свалился с седла, и на него набросились трое алмеков. Серый Пакаль стал на дыбы, молотя врагов копытами, и повалил двоих. Раэль, при падении не выпустивший зи-лук, поднялся на ноги. Он прошелся пальцами по световым струнам и послал в алмеков шесть разрядов, один за другим. Ухватившись за седло, он вставил ногу в стремя. Пуля сшибла шлем с его головы, вторая попала в лицо. Огромным усилием он поднялся в седло и выстрелил еще четыре раза.

Несколько всадников бились рядом с ним, но не меньше тридцати продолжали прорываться сквозь вражеские ряды. Раэль направил серого вдогонку за ними, стреляя на скаку. Целиться больше не было нужды — враг окружал его со всех сторон.

Один из алмеков наставил на него свое оружие и выстрелил почти в упор. Оглушительный выстрел продырявил доспехи Раэля и разворотил живот. Раэль отшвырнул разряженный зи-лук, выхватил саблю и полоснул алмека по голове. Тот упал с окровавленным лицом, но в Пакаля попало сразу несколько пуль. Серый конь рухнул. Раэль попытался встать — еще два выстрела кинули его навзничь.

Шум битвы смолк в его ушах. Привстав на колени, Раэль старался разглядеть хоть что-то, но видел только яркий свет в конце длинного темного туннеля. Свет манил его, и он вспомнил, как ребенком заблудился в лесу. Вокруг быстро темнело, и он, охваченный паникой, блуждал между деревьями. Потом он увидел золотой огонек — похожий на пламя далекой свечи — освещенное окошко крестьянской хижины. Его детское сердечко тогда затрепетало, ибо свет означал спасение и жизнь.

Затрепетало оно и теперь — и перестало биться.

Кас-Коатль из задних рядов наблюдал последний бой аватаров с недобрым предчувствием и глубоким сожалением. Он был честен с Раэлем: он искренне желал союза с аватарами.

Он признавал свое родство с ними и сейчас, как ни странно, хотел бы биться насмерть там, рядом с ними.

Но прошлой ночью ему явилась Алмея. Она рассказала ему правду о пирамиде Ану и уведомила, что Раэль решился драться до последнего. Она велела сровнять с землей Библиотеку вместе с аватарскими семьями, и Кас-Коатль, как всегда, подчинился.

Теперь он смотрел, как прорываются вперед аватары. Половина их отряда полегла, командир погиб, оставшихся направляли на скрытые силки и траншеи с пиками, сооруженные алмеками под покровом ночи. Неприглядный конец для столь героических воинов, но не мог же Кас-Коатль позволить им взорвать его запасы пороха.

Без пороха все их мортиры и ружья станут бесполезными.

Огромный изумруд у него на поясе начал вибрировать. Кас-Коатль приложил к нему ладонь и услышал голос Алмеи:

— Твои люди вот-вот преодолеют туман. Ступай туда.

Возьми Ану живым. То, что он сделал, можно и переделать.

Он владеет Музыкой.

Кас-Коатль взглянул на поле битвы. Вагарские солдаты и горожане понемногу теснили его пехоту, аватары по-прежнему рвались вперед, нанося алмекам ужасающие потери.

— Мы можем проиграть здешний бой, моя королева, — сказал он.

— Если Ану достроит пирамиду, нам все равно конец.

Эта женщина, Софарита, отнимает у меня силу. Наша оборона слаба. Ану нужно взять во что бы то ни стало.

Ступай!

— Держи позицию, — приказал Кас-Коатль своему адъютанту, — а когда всех аватаров перебьют, возглавь контратаку с левого фланга. К ночи город должен быть наш.

Офицер отсалютовал. Кас-Коатль бросил последний взгляд на бьющихся аватаров и спустился вниз по склону, где стояли на якоре три золотых корабля.

Уходя, он невольно порадовался, что не увидит, как кони начнут путаться в силках, сбрасывая всадников на вбитые в землю пики.

Глава 26

Сто дней и сто ночей шел бой в небесах, и жестокой была сеча. Лишь один из героев остался жив, и это был Виркокка. Демоны обступили его, наставив на него копья, Виркокка убивал их тысячами, но они набегали снова и снова. Наконец бой наскучил ему, и он, вонзив меч в землю, призвал себе на помощь Земное Пламя.

Из Вечерней Песни анаджо

Когда Раэль упал, клин возглавил Вирук. Хмель битвы кружил ему голову. Никлин занял место слева от него, оставшиеся тридцать аватаров сомкнулись позади. Не переставая стрелять из зи-лука, Вирук заметил налево большое скопление бронзовых орудий. Забыв о своей миссии, он направил коня туда, и аватары последовали за ним.

— Порошок! — кричал Никлин. — Нам нужен порошок!, Вирук не послушал его и потому-то, сам того не ведая, оставил в стороне потайные силки и траншеи. Алмеки теперь бежали от них, и Вирук прицелился в бочонок, стоящий около ближнего орудия, ярдов за шестьдесят. От разряда бочонок полыхнул, воспламенив два других, и взрыв швырнул бронзовый ствол в воздух.

Рухнув на другое орудие, он сбил его наземь. Бомбардиры обратились в бегство. Орудий было больше пятидесяти, и аватары открыли огонь по бочонкам с боеприпасами.

Загремели взрывы, столбы огня и дыма взвились в небо, и поле битвы заволокло плотным серым туманом.

— Боеприпасы, болван ты этакий! — крикнул Никлин, поравнявшись с Вируком. — Мы должны уничтожить черный порошок! — Вирук, пришпорив коня, снова повернул к холмам.

Алмеки, занявшие там позицию, дали залп, и около дюжины аватаров упало с коней.