В этом [своем] завершении, в котором понятие в своей объективности имеет также форму свободы, адекватное понятие есть идея. Разум-сфера идеи-есть раскрывшаяся сама себе истина, в которой понятие имеет совершенно соответствующую себе реализацию и свободно постольку, поскольку оно этот свой объективный мир познает в своей субъективности и субъективность - в этом объективном мире.
      СУБЪЕКТИВНОСТЬ (DIE SUBJEKTIVITAT)
      Понятие есть, во-первых, формальное понятие, понятие в начале или понятие как непосредственное. - В непосредственном единстве его различие или положенность, во-первых, сама прежде всего проста и есть только видимость, так что моменты различия суть непосредственно тотальность понятия и лишь понятие, как таковое.
      Но во-вторых, так как понятие есть абсолютная отрицательность, то оно расщепляет себя и полагает себя как отрицательное или как иное самого себя; и именно потому, что оно вначале непосредственное понятие, это полагание или различение имеет то определение, что моменты становятся безразличными друг к другу и каждый из них - сам по себе; единство понятия есть в этом разделении еще только внешнее соотношение. Как таковое соотношение своих моментов, положенных как самостоятельные и безразличные, понятие есть суждение.
      В-третьих, хотя суждение и содержит единство понятия, утратившегося в своих самостоятельных моментах, это единство все же не положено. Положенным оно становится через диалектическое движение суждения, которое тем самым превратилось в умозаключение, полностью положенное понятием, поскольку в умозаключении положены и его моменты как самостоятельные крайние члены, и опосредствующее их единство.
      Но так как непосредственно само это единство как соединяющий средний член и моменты как самостоятельные крайние члены прежде всего противостоят друг другу, то это противоречивое отношение, имеющее место в формальном умозаключении, снимает себя, и полнота понятия переходит в единство тотальности, субъективность понятия - в его объективность.
      Глава первая
      ПОНЯТИЕ (DER BEGMFF)
      Под рассудком обычно разумеют способность понятий (das Vermogen der Begriffe) вообще; этим он отличается от способности суждения (Urteilskraft) и способности умозаключения (Vennogen Schlusse) как формального разума. Но главным образом он противополагается разуму, однако в этом случае он означает не способность понятия вообще, а способность определенных понятий, причем господствует представление, будто понятие есть только нечто определенное. Если отличать рассудок в этом [его] значении от формальной способности суждения и формального разума, то под рассудком следует понимать способность обладать единичными определенными понятиями. Ибо суждение и умозаключение или разум сами как формальное суть лишь нечто рассудочное, поскольку они подчинены форме абстрактной определенности понятия. Но здесь понятие считается вообще не просто абстрактно определенным; рассудок следует поэтому отличать от разума лишь в том смысле, что он есть лишь способность понятия вообще.
      Это всеобщее понятие, подлежащее здесь рассмотрению, содержит три момента: всеобщность, особенность и единичность. Различие и те определения, которые понятие сообщает себе в процессе различения, составляют ту сторону, которая раньше была названа положенностью. Так как в понятии положенность тождественна с в-себе-и-для-себя-бытием, то каждый из этих моментов есть столь же все понятие в целом, сколь и определенное понятие, а равно и некоторое определение понятия.
      Во-первых, оно чистое понятие или определение всеобщности. Но чистое или всеобщее понятие есть также лишь определенное или особенное понятие, ставящее себя рядом с другими. Так как понятие есть тотальность и, следовательно, в своей всеобщности или чисто тождественном соотношении с самим собой существенно есть определение и различение, то оно в самом себе имеет масштаб, по которому эта форма его тождества с собой, проникая и объемля собой все моменты, определяет себя столь же непосредственно как такую, которая есть только всеобщее в противоположность различенное моментов.
      Во-вторых, понятие тем самым дано как вот это (dieser) особенное или как определенное понятие, положенное как отличное от других.
      В-третьих, единичность - это понятие, рефлектирующее себя из различия в абсолютную отрицательность. В то же время это момент, в котором понятие перешло из своего тождества в свое инобытие и становится суждением.
      А. ВСЕОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ (DER ALLGEMEINE BEGRIFF)
      Чистое понятие есть абсолютно бесконечное, необусловленное и свободное. Здесь, в начале изложения, имеющего своим содержанием понятие, надлежит еще раз бросить взгляд на его генезис. Сущность есть результат становления бытия, а понятие - сущности, стало, быть, также бытия. Но это становление имеет значение самоотталкивания (Gegenstopes seiner selbst), так что ставшее есть скорее необусловленное и первоначальное. Бытие в своем переходе в сущность стало видимостью или положенностью, а становление или переход в другое - полаганием; и наоборот, полагание или рефлексия сущности сняло себя и восстановило себя в виде чего-то неположенного, в виде первоначального бытия. Понятие есть взаимопроникновение этих моментов, так что качественное и первоначально сущее дано лишь как полагание и лишь как возвращение-внутрь-себя, а эта чистая рефлексия-в-себя есть всецело иностановление или определенность, которая именно поэтому есть точно так же бесконечная, соотносящаяся с собой определенность.
      Поэтому понятие есть прежде всего такое абсолютное тождество с собой, что это тождество таково лишь как отрицание отрицания или как бесконечное единство отрицательности с самим собой. Это чистое соотношение понятия с собой - чистое благодаря тому, что оно полагает себя через отрицательность, - есть всеобщность понятия.
      Так как всеобщность есть в высшей степени простое определение, то кажется, что она не допускает никакого объяснения, ведь объяснение должно вдаваться в определения и различения и в качестве предиката высказываться о своем предмете, а то, что просто, этим скорее изменяется, чем объясняется. Но природа всеобщего состоит как раз в том, что оно такое простое, которое благодаря абсолютной отрицательности содержит внутри себя наивысшую степень различия и определенности. Бытие есть простое бытие как непосредственное; поэтому оно лишь нечто имеющееся в виду (Gemeintes), и про него нельзя сказать, что оно такое; поэтому оно непосредственно составляет одно со своим иным, с небытием. Его понятие именно в том и состоит, чтобы быть таким простым, непосредственно исчезающим в своей противоположности; его понятие становление. Всеобщее же - это такое простое, которое точно так же есть самое богатое внутри самого себя, ибо оно понятие.
      Поэтому всеобщее есть, во-первых, простое соотношение с самим собой; оно только внутри себя. Но это тождество есть, во-вторых, внутри себя абсолютное опосредствованно, однако не нечто опосредствованное. О таком всеобщем, которое опосредствованно, а именно об абстрактном всеобщем, противоположном особенному и единичному, может идти речь лишь при рассмотрении определенного понятия. - Но и абстрактное уже подразумевает, что для того, чтобы получить его, необходимо отбросить прочие определения конкретного. Эти определения как детерминации суть вообще отрицания; равным образом и отбрасывать их означает, далее, подвергать отрицанию. Таким образом, и при абстрагировании имеет место отрицание отрицания. Но это двойное отрицание представляют так, будто оно внешне абстрактному и будто отбрасываемые прочие свойства конкретного отличны от удержанного, составляющего содержание абстрактного и это отбрасывание остальных и удерживание одного совершается вне его. Всеобщее еще не определило себя как такое внешнее по отношению к этому движению; оно само еще внутри себя то абсолютное опосредствование, которое именно и есть отрицание отрицания или абсолютная отрицательность.
      Со стороны этого первоначального единства первое отрицательное или определение не есть - прежде всего - какой-либо предел для всеобщего; нет, всеобщее сохраняется в нем и положительно тождественно с собой. В качестве понятий категории бытия были по существу своему этими тождествами определении с самим собой в их пределе или в их инобытии; но это тождество было понятием лишь в себе и еще не обнаружило себя. Поэтому качественное определение исчезало, так таковое, в своем ином и имело своей истиной отличное от себя определение. Напротив, всеобщее, даже когда оно придает себе какое-то определение, остается в нем тем же, что оно есть. Оно душа того конкретного, которому оно присуще, не стесненное и равное самому себе в его многообразии и разности. Оно не вовлекается в процесс становления, а продолжается незапятнанное им и обладает способностью сохранять себя неизменным и бессмертным.
      В отличие от рефлективного определения всеобщее не имеет видимости (scheint es nicht) только в своем ином. Рефлективное определение как нечто релятивное не только соотносится с собой, но есть некоторое отношение [к чему-то]. Оно дает себя знать в своем ином, но имеет в нем лишь видимость, и видимость каждого в ином или процесс их взаимного определения имеет при их самостоятельности форму внешнего действования. Напротив, всеобщее положено как сущность своего определения, как его собственная положительная природа. Ибо определение, составляющее его отрицательное, дано в понятии всецело лишь как положенность или по существу своему вместе с тем как отрицательное отрицательного, и оно дано только как это тождество отрицательного с собой, каковое тождество и есть всеобщее. Тем самым всеобщее есть также субстанция своих определений, но так, что то для субстанции, как таковой, было чем-то случайным, есть собственное опосредствование понятия с самим собой, его собственная имманентная рефлексия. Но это опосредствование, которое прежде всего возводит случайное в необходимость, есть обнаружившее себя отношение; понятие - это не бездна бесформенной субстанции или необходимость как внутреннее тождество отличных друг от друга и ограничивающих друг друга вещей или состояний, а как абсолютная отрицательность оно есть то, что формирует и созидает; и так как определение дано здесь не как предел, а всецело как снятое, как положенность, то видимость есть [здесь] явление как явление тождественного.
      Всеобщее есть поэтому свободная мощь; оно есть оно же само и охватывает собой свое иное, но не как нечто насильственное, а как то, что в этом ином скорее покоится и находится при самом себе. Так же как всеобщее было названо свободной мощью, так можно было бы назвать его и свободной любовью и безграничным блаженством, ибо оно отношение к различенному лишь как отношение *: самому себе', в различенном оно возвратилось к самому себе.
      Только что было упомянуто об определенности, хотя понятие как только еще всеобщее и лишь тождественное с собой до нее еще не дошло. Но нельзя говорить о всеобщем, не упомянув об определенности, которая при ближайшем рассмотрении есть особенность и единичность; ведь всеобщее заключает ее в своей абсолютной отрицательности в себе и для себя; таким образом, определенность не берется откуда-то извне, когда о ней говорят по поводу всеобщего. Как отрицательность вообще, иначе говоря, со стороны первого, непосредственного отрицания всеобщее имеет в самом себе определенность вообще в качестве особенности;
      как второе отрицание, как отрицание отрицания, оно абсолютная определенность, или единичность и конкретность (Konkretion). - Всеобщее, стало быть, - это тотальность понятия;
      оно есть конкретное, не нечто пустое, а скорее имеющее содержание благодаря своему понятию, - такое содержание, в котором оно не только сохраняет себя, но которое свойственно и имманентно ему. Можно, конечно, абстрагироваться от содержания, но тогда получается не всеобщность понятия, а [лишь] абстрактность, которая есть изолированный, неполный момент понятия и в которой нет истины.
      При ближайшем рассмотрении всеобщее оказывается этой тотальностью следующим образом. Поскольку оно имеет внутри себя определенность, эта определенность есть не только первое отрицание, но и рефлексия этого отрицания в себя. Взятое с этим первым отрицанием отдельно, оно есть особенное, как это будет сейчас рассмотрено; но в этой определенности оно по существу своему еще есть всеобщее; эту сторону еще следует здесь уразуметь. - А именно, эта определенность как находящаяся в понятии есть тотальная рефлексия, двоякое свечение (Doppelschein): во-первых, вовне, рефлексия в другое, и, во-вторых, внутрь, рефлексия в себя. Первое, внешнее, преломление составляет некоторое различие по отношению к другому, тем самым всеобщее имеет особенность, находящую свое разрешение в некотором высшем всеобщем. Хотя оно теперь есть лишь нечто относительно всеобщее, оно не утрачивает своего характера всеобщего; оно сохраняет себя в своей определенности [и притом] не только так, чтобы оно в соединении с ней оставалось лишь безразличным к ней, - в таком случае оно было бы лишь сложено с ней, - но так, что оно есть то, что только что было названо свечением внутрь (das Scheinen nach innen). Определенность как определенное понятие повернута из внешности обратно внутрь себя; она тот собственный, имманентный характер, который есть нечто существенное благодаря тому, что, будучи принят во всеобщность и проникнут ею, имея те же границы (von gleichem Umfange), что она, и будучи тождественным с ней, он точно так же проникает ее; именно этот характер и принадлежит роду как нераздельная со всеобщностью определенность. В этом отношении он не обращенный вовне предел, а положителен, так как он в силу всеобщности находится в свободном соотношении с самим собой. Таким образом, и определенное понятие остается внутри себя бесконечно свободным понятием.
      Что же касается другой стороны, с которой род ограничен своим определенным характером, то было уже отмечено, что как низший род он находит свое разрешение в некотором высшем всеобщем. Это всеобщее в свою очередь также может быть понято как род, но как более абстрактный род; он принадлежит, однако, опять-таки лишь той стороне определенного понятия, которая обращена вовне. Истинно же высшее всеобщее есть то, в котором эта обращенная вовне сторона принимается обратно внутрь, то второе отрицание, в котором определенность дана всецело лишь как положенность или как видимость. Жизнь, Я, дух, абсолютное понятие - это не только всеобщности в смысле высших родов, а конкретности, определенности которых опять-таки суть не только виды или низшие роды, но которые в своей реальности находятся всецело только внутри себя и полны ими. Поскольку жизнь, Я, конечный дух - это также лишь определенные понятия, они находят свое абсолютное разрешение в том всеобщем, которое следует понимать как истинно абсолютное понятие, как идею бесконечного духа, положенность коего есть бесконечная, прозрачная реальность, в которой он созерцает свое творение и в нем - самого себя.
      Истинное, бесконечное всеобщее, которое непосредственно внутри себя есть столь же особенность, сколь и единичность, следует теперь рассматривать подробнее прежде всего как особенность. Оно определяет себя свободно; превращение его в конечное не есть переход, имеющий место лишь в сфере бытия; истинное, бесконечное всеобщее есть творческая мощь как абсолютная отрицательность, соотносящаяся с самой собой. Как такая мощь оно есть различение внутри себя, а это различение есть акт определения (Bestiinmen) ввиду того, что различение составляет одно со всеобщностью. Тем самым оно полагание самих различий как всеобщих, соотносящихся с собой. Этим они становятся фиксированными, изолированными различиями. Изолированное устойчивое наличие (Bestehen) конечного, которое прежде определялось, как его для-себя-бытие, а также как вещность, как субстанция, есть в своей истине всеобщность, и в эту форму бесконечное понятие облекает свои различия, - в форму, которая сама и есть как раз одно из его различий. В этом состоит творчество (Schaffen) понятия, постигаемое лишь в самой этой сердцевине его.
      В. ОСОБЕННОЕ ПОНЯТИЕ (DER BESONDERE BEGRIFF)
      Определенность, как таковая, принадлежит к бытию и качественному; как определенность понятия она есть особенность. Она не граница, так что не относится к чему-то иному как к своему потустороннему, а скорее, как только что обнаружилось, она собственный имманентный момент всеобщего; поэтому всеобщее находится в особенности не при чем-то ином, а всецело остается при самом себе.
      Особенное содержит ту всеобщность, которая составляет его субстанцию; род неизменен в своих видах; виды разнятся не от всеобщего, а только друг от друга. Особенное имеет с другими особенными, к которым оно относится, одну и ту же всеобщность. В то же время ввиду их тождества со всеобщим их разность как таковая всеобща; она есть тотальность. Следовательно, особенность не только содержит всеобщее, но и показывает его также через свою определенность; тем самым всеобщее образует собой ту сферу, которую должно исчерпать особенное. Эта тотальность, поскольку определенность особенного берется просто как разность, выступает как полнота. В этом отношении виды даны полностью, если именно их не имеется больше, [чем перечислено]. Для них нет никакого внутреннего мерила или принципа, так как разность и есть именно лишенное единства различие, в котором всеобщность - сама по себе абсолютное единство - есть чисто внешний рефлекс и неограниченная, случайная полнота. Но разность переходит в противоположение, в имманентное соотношение разных. Особенность же как всеобщность есть такое имманентное отношение в себе и для себя, а не благодаря переходу; она тотальность в самой себе и простая определенность, по существу своему принцип. Она не имеет никакой иной определенности, кроме той, которая положена самим всеобщим и вытекает из него следующим образом.
      Особенное - это само всеобщее, но оно его различие или его соотношение с чем-то иным, его свечение (Scheinen) вовне; но нет ничего иного, от чего отличалось бы особенное, кроме самого всеобщего. - Всеобщее определяет себя; в этом смысле оно само есть особенное; определенность есть его различие; всеобщее отличается лишь от самого себя. Поэтому его виды суть лишь а) само всеобщее и Ь) особенное. Всеобщее как понятие есть оно же само и его противоположность, которая опять-таки есть оно же само как его положенная определенность; оно охватывает собой эту противоположность и остается при себе. Таким образом, оно тотальность и принцип своей разности, которая всецело определена лишь их самим.
      Нет поэтому никакого другого истинного членения, кроме того при котором понятие отодвигает само себя в сторону как непосредственную, неопределенную всеобщность; именно это неопределенное создает его определенность, иначе говоря, то, что понятие есть особенное. И то и другое есть особенное, и потому они соподчинены (koordiniert). И то и другое как особенное есть также определенное в противоположность всеобщему; в этом смысле они называются подчиненными (subordiniert) всеобщему. Но именно потому это всеобщее, в противоположность которому особенное определенно, скорее само также есть лишь одно из противостоящих [сторон ]. Если мы говорим здесь о двух противостоящих [сторонах], то мы должны поэтому еще раз сказать, что оба они составляют особенное не только вместе - будто бы они лишь для внешней рефлексии одинаковы в том отношении, что оба они особенные, - их определенность относительно друг друга есть при этом по существу своему лишь одна определенность-отрицательность, которая во всеобщем проста.
      В своем понятии и тем самым в своей истине различие таково, каковым оно обнаруживает себя здесь. Все предыдущие различия этим единством обладают в понятии. Каково непосредственное различие в бытии, так оно дано в качестве границы чего-то иного; как данное в рефлексии оно относительное различие, положенное как соотносящееся по существу своему со своим иным; здесь, стало быть, единство понятия начинает становиться положенным; но вначале оно лишь видимость в чем-то ином. - Переход и разложение этих определений имеют лишь тот истинный смысл, что они достигают своего понятия, своей истины; бытие, наличное бытие, нечто, или целое и части и т. д., субстанция и акциденции, причина и действие, взятые сами по себе, суть определения мысли; как определенные понятия они постигаются постольку, поскольку каждое из них познано в единстве со своим иным или противоположным. - Например, целое и части, причина и действие и т. д. еще не такие разные, которые были бы определены по отношению друг к другу как особенные, и хотя они в себе и составляют одно понятие, однако их единство еще не достигло формы всеобщности; и точно так же различие которое имеется в этих отношениях, еще не обладает такой формой, чтобы оно было одной определенностью. Например, причина и действие - это не два разных понятия, а лишь одно определенное понятие, и причинность, как всякое понятие, есть простое понятие.
      Что касается полноты, то оказалось, что определенность особенного полностью исчерпывается различием всеобщего и особенного и что лишь то и другое составляют особенные виды. В природе, правда, бывает более двух видов, принадлежащих к одному и тому же роду, равно как и эти многие виды не могут иметь показанного выше отношения друг к другу. Но в том-то и состоит бессилие природы, что она не в состоянии сохранить и выразить строгость понятия и растекается в такое чуждое понятие расплывчатое (blinde) многообразие. Многообразие ее родов и видов и бесконечная разность ее образований может вызвать у нас восхищение, ибо восхищение не заключает в себе понятия, и его предмет - то, что лишено разумности. Так как природа есть вовне-себя-бытие понятие, то ей дано растекаться в этой разности, подобно тому как дух, хотя он и имеет понятие в образе понятия, но увлекается и представлениями и вращается в их бесконечном многообразии. Многообразные роды и виды, встречающиеся в природе, не следует считать чем-то высшим, нежели произвольные выдумки духа в его представлениях. И те и другие, правда, показывают повсюду следы и предвосхищения понятия, но не дают его верного отображения, так как они его свободное вовне-себе-бытие; понятие есть абсолютная сила именно потому, что оно позволяет своему различию свободно принимать образ самостоятельной разности, внешней необходимости, случайности, произвола, мнения, которые, однако, должны считаться не более как абстрактной стороной ничтожности.
      Определенность особенного, как мы видели, проста как принцип, но она проста также как момент тотальности, как определенность в противоположность другой определенности. Понятие, поскольку оно определяет или различает себя, обращено отрицательно на свое единство и сообщает себе форму одного из своих идеальных моментов бытия; как определенное понятие оно обладает наличным бытием вообще. Но это бытие имеет смысл уже не просто непосредственности, а всеобщности, [т. е. ] такой непосредственности, которая равна самой себе через абсолютное опо-средствование и которая точно так же содержит внутри себя и другой момент - сущность или рефлексию. Эта всеобщность, в которую облечено определенное, есть абстрактная всеобщность. Особенное имеет всеобщность внутри самого себя как свою сущность; но поскольку определенность различия положена и тем самым обладает бытием, всеобщность есть его форма, а определенность, как таковая, есть содержание. Всеобщность становится формой, поскольку различие дано как существенное, так же как, наоборот, в чисто всеобщем оно дано лишь как абсолютная отрицательность, а не как различие; положенное как таковое.
      Определенность есть, правда, абстрактное в противоположность другой определенности; однако эта другая определенность есть лишь сама всеобщность; эта всеобщность тем самым также абстрактна; и определенность понятия или особенность есть опять-таки не что иное, как определенная всеобщность. Понятие в ней находится вовне себя; поскольку именно понятие находится в ней вовне себя, абстрактно-всеобщее содержит все моменты понятия;
      оно есть а) всеобщность, Ь) определенность, с) простое единство обеих; но это единство - непосредственное, и поэтому особенность не дана как тотальность. В себе она есть также эта тотальность и опосредствование; по существу своему она исключающее соотношение с другим или снятие отрицания, а именно другой определенности - другой, которая, однако, только предстает в виде мнения, ибо непосредственно она исчезает и показывает себя как то, чем должна была быть ее другая. Следовательно, эта всеобщность абстрактна потому, что опосредствование есть лишь условие, иначе говоря, потому, что оно не положено в ней самой. Так как оно не положено, то единство абстрактного имеет форму непосредственности, а содержание - форму безразличия к своей всеобщности, ибо оно не дано как та тотальность, которая есть всеобщность абсолютной отрицательности. Стало быть, хотя абстрактно-всеобщее и есть понятие, но как непонятийное, как понятие, не положенное как таковое.
      Когда речь идет об определенном понятии, обычно имеют в виду исключительно лишь такое абстрактно-всеобщее. Равным образом и под понятием вообще разумеют большей частью лишь такого рода непонятийное понятие, и рассудок означает способность обладать такими понятиями. Доказательство есть достояние этого рассудка, поскольку оно оперирует [такими] понятиями, т. е. лишь определениями. Такое оперирование понятиями не выходит поэтому за пределы конечного и необходимого; высшее в доказательстве - отрицательное бесконечное, абстракция высшей сущности, которая сама есть определенность неопределенности. Абсолютная субстанция, правда, также не есть такая пустая абстракция, по своему содержанию она скорее тотальность, но она абстрактна потому, что лишена абсолютной формы; понятие не составляет ее глубочайшей истины; хотя она и есть тождество всеобщности и особенности или мышления и внеположности, однако это тождество не есть определенность понятия; скорее вне ее имеется рассудок, и притом именно потому, что он вне ее, - случайный рассудок, в котором и для которого она имеется в различных атрибутах и модусах.
      Впрочем, абстракция вовсе не пуста, как о ней обычно говорят; она определенное (der bestimmte) понятие; она имеет содержанием какую-то определенность; и высшая сущность, эта чистая абстракция, также обладает, как мы указали, определенностью неопределенности; но некоторая определенность есть неопределенность, потому что она, как предполагают, противостоит определенному. Однако, когда высказывают, что она такое, снимается то, чем она должна быть: о ней высказываются как о том, что тождественно с определенностью, и таким образом из абстракции восстановляется понятие и ее истина. - Но каждое определенное понятие, разумеется, пусто постольку, поскольку оно содержит не тотальность, а лишь одностороннюю определенность. Если оно вообще-то и имеет конкретное содержание, например "человек", "государство", "животное" и т. п., оно все же остается пустым понятием, поскольку его определенность не есть принцип его различий; принцип содержит начало и сущность его развития и реализации; всякая же иная определенность понятия бесплодна. Поэтому если вообще порицают понятие как пустое, то упускают из виду абсолютную его определенность, которая есть понятийное различие и единственно истинное содержание в его стихии.
      С этим связано обстоятельство, из-за которого в новейшее время неуважительно относятся к рассудку и ставят его столь низко по сравнению с разумом 21; речь идет о той неподвижности, которую рассудок сообщает определенностям и тем самым - конечным предметам. Эта косность (dies Fixe) состоит в рассмотренной форме абстрактной всеобщности; через нее они становятся неизменными. Ведь качественная определенность, равно как и рефлективное определение по существу своему даны как ограниченные и через свой предел находятся в соотношении со своим иным, а тем самым в них заключена необходимость перехода и прохождения. Всеобщность же, какая им присуща в рассудке, сообщает им форму рефлексии в себя, вследствие чего они лишились соотношения с другим и стали непреходящими. Но если в чистом понятии эта вечность свойственна его природе, то его абстрактные определения были бы вечными сущностями (Wesenheiten) лишь по своей форме; но их содержание не соответствует этой форме; поэтому они не истина и преходящи. Их содержание не соответствует форме потому, что оно не сама определенность как всеобщая определенность, т. е. не есть тотальность понятийных различий, иначе говоря, само оно не вся форма в целом; форма же ограниченного рассудка сама несовершенна, а именно, она абстрактная всеобщность. - Далее, однако, следует признать бесконечной способностью рассудка то, что он разделяет конкретное на абстрактные определенности и постигает ту глубину различия, которая при этом одна только и есть сила, вызывающая их переход. Конкретное, данное в созерцании, есть тотальность, но чувственная тотальность, реальный материал, безразлично существующий внеположно в пространстве и времени; эта разрозненность (Einheitslosigkeit) многообразного, в виде которой конкретное выступает содержанием созерцания, отнюдь не должна быть вменена ему в заслугу и считаться его преимуществом перед всем рассудочным. В изменчивости, которую оно являет в созерцании, уже заключается намек на всеобщее; то, что отсюда доходит до созерцания, есть лишь нечто иное, столь же изменчивое, следовательно лишь то же самое;
      занимает его место и являет себя не всеобщее. Но менее всего следовало бы науке, например геометрии и арифметике, вменять в заслугу ту наглядность, которая достигается благодаря их материалу, и представлять себе их положения как обосновываемые этой наглядностью. Скорее из-за нее материал таких наук более низкого свойства; созерцание фигур или чисел не помогает научному их познанию; лишь мышление о них может привести к такому познанию. - Но поскольку под созерцанием понимают не только чувственное, но и объективную тотальность, оно есть интеллектуальное созерцание, т. е. оно имеет своим предметом наличное бытие не в его внешнем существовании, а то, что составляет в нем непреходящую реальность и истину, - реальность, лишь поскольку она по существу своему определена в понятии и через понятие, идею, природа которой более подробно выяснится позднее. То, что считается преимуществом созерцания, как такового, перед понятием, есть внешняя реальность, есть то, что лишено понятия и приобретает ценность лишь благодаря понятию.