Глава 11

– Порядок, хозяин? Все хорошо, хозяин?

– Эй, прекрати! А ну-ка убери свои… Ой!

– Просить прощения, хозяин! Теперь порядок? Выпить? Девочку? За счет заведения! Ну как, хозяин, уже лучше?

Рубен с рычанием обхватил обеими руками голову и принял сидячее положение на ходящем ходуном бархатном диване, от которого разило потом и дешевыми духами. Двое мужчин, обеспокоенно переговариваясь по-китайски, склонились над ним, а женщина средних лет в необъятном черном наряде пыталась тем временем прижать смоченную в уксусе тряпку к его виску. Он оттолкнул ее руку и обвел взбешенным взглядом всех троих. Выражение тревоги на их круглых лицах ничуть его не смягчило.

– Что случилось? Кто вы… о, черт! Пришлось стиснуть зубы: голову пронзила жуткая боль.

– Кто из вас меня оглушил?

Никто не сознался, никто не поднял руку, но тот из перепуганных китайцев, что был выше ростом, сказал, повесив голову:

– Просить прощения. Ошибочка, хозяин. Женщина встала с дивана и отвесила ему униженный поясной поклон.

– Просить прощения, ужасный ошибка. Плохой люди залезать в дом с черный ход, подсматривать, брать девушка, платить – нет. Мы следить. Сегодня темно, большой ошибка. Белый джентльмен – благородный господин. Все хорошо – не надо полиция. Господин желать стаканчик сливовый вино? Любой девушка? Есть особенный, очень молодой, невинный, отец – большой князь в Китай. Привести?

Голова у него была набита ватой, но понемногу в мозгах просветлело настолько, что он поднялся на ноги и спросил, еле ворочая языком:

– Который час?

– Рано, совсем рано, время сколько угодно, можно повеселиться…

– Который час?

Опять он схватился за голову и закачался, чувствуя, что вата обволакивает мозг.

– Десять тридцать.

– Десять..

Рубен отнял руки от лица и в ужасе уставился на китайцев. Они схватили его, когда он попытался прорваться к двери, и окружили взволнованным полукругом.

– Прочь! Прочь с дороги! Они расступились, и Рубен выбрался наружу. Ему пришлось остановиться и оглядеться в густом тумане, чтобы понять, где он находится. Вышел он через парадную дверь Дома Божественного Покоя и Удовлетворения, стало быть, мутный желтый свет в нескольких десятках шагов справа от него – это вход в резиденцию Уинга. Бросившись к нему бегом, Рубен" споткнулся, упал и расшиб колено. Он грязно выругался, но новый приступ боли пошел ему на пользу: в голове наконец-то прояснилось.

Дверной молоток в виде висящего вниз головой дракона выбил оглушительную барабанную дробь, Рубен колотил, не переставая; ему хотелось, чтобы молоточек превратился в настоящий средневековый таран. И вот тяжелая дверь приоткрылась, в щели показалась голова Ин Ре.

– Да?

– Здесь была Грейс… мисс Смит, она приходила к Уингу. Она уже ушла?

– Никого нет под таким именем.

– Вы хотите сказать, она ушла?

– Никто не приходил, никакой Смит, никакой леди.

Он начал закрывать дверь.

– Стоп! Она была здесь – та женщина, что приходила со мной вчера. Я сам видел, как вы ее впустили. Она… Эй!

Ин Ре прикрыл дверь, так что осталась щелка не больше дюйма, но Рубен все же успел вставить в нее носок сапога.

– Слушай ты, сукин сын! Открой дверь! Открой или я…

– Да?

С быстротой и ловкостью крестьянина, привыкшего косить траву, Ин Ре выхватил девятидюймовый ятаган и обвел горло Рубена сверкающим полумесяцем.

Как побитая собака, Рубен вскинул в воздух обе руки ладонями наружу, в знак того, что сдается. Ин Ре плавно закрыл дверь у него перед носом.

Он успел добежать до тротуара, но тут колени у него подогнулись, и он опустился на землю. Ему по опыту было известно, что, если вспомнить о ноже, представить себе сверкающее серебристое лезвие, острое, словно бритва, рассекающее плоть, это закончится либо обмороком, либо рвотой, либо истерическим криком.

Медленно, постепенно, дюйм за дюймом Рубен выпрямился, полной грудью вдыхая прохладный ночной воздух. Немного успокоившись, он в полный голос выкрикнул:

– Грейс!

Никакого ответа.

Он сложил руки рупором вокруг рта.

– Грейс!

Молчание.

Она не ушла бы домой одна, не дождавшись его. Значит, она до сих пор находится в доме. В лапах Уинга.

Троица, надзиравшая за Домом Божественного Покоя и Удовлетворения, немало удивилась его скорому возвращению.

– Уважаемый сэр! – воскликнула мадам в черном наряде, улыбаясь фальшивой улыбкой и заламывая руки, но одновременно заглядывая ему за спину, чтобы убедиться, что он не привел с собой полицию. – Вам лучше? Просить прощения, очень, очень…

– Мне нужна девушка, – запыхавшись, перебил ее Рубен, – любая девушка. Вот эта, я хочу ее.

Он указал на скромную, не блещущую красотой малютку, робко прятавшуюся за спинкой красного бархатного дивана, того самого, на котором он лежал без сознания всего десять минут назад.

– Господин желать Той-Гун? – залебезила мадам. – Господин ее иметь. За счет заведения. Желать виски, мы посылать наверх…

– Да, но позже.

Рубен подошел к Той-Гун, прилагавшей все усилия, чтобы не отшатнуться в страхе от высокого белого дьявола, пожиравшего ее обезумевшим взглядом. По ее лицу было ясно видно, что мысль о свидании с ним наедине ей совсем не улыбается. Однако она была слишком хорошо вышколена и даже не пикнула, когда он схватил ее за руку и вытащил из гостиной на освещенную газовыми горелками лестницу, ведущую на второй этаж. Мадам и двое вышибал, оглушивших, а потом подобравших его в переулке, напутствовали его добрыми пожеланиями здоровья и счастья.

Той-Гун попыталась остановиться у закрытой двери в середине коридора, тянувшегося через все здание борделя.

– Мой комната, – пропищала она, указывая на дверь.

Но Рубен потащил ее дальше, даже не обернувшись. Как он и рассчитывал, в задней части дома обнаружилась еще одна, явно служебная лестница – узкая и скудно освещенная. Девушка начала протестовать по-китайски, но он толкнул ее вперед и заставил первой подняться по ступенькам.

– Третий этаж, – бормотал он, понукая ее, – мне нужен третий этаж. Скорей, скорей!

Еще один полутемный коридор с бесконечными дверями. За одной из них послышался пьяный мужской хохот. В самом конце коридор замыкался черной дверью со смотровым окошком в верхней части, закрытым бисерной занавеской. Той-Гун уперлась, не желая подходить близко к этой двери.

– Нет! Нет! – умоляюще запричитала она, пытаясь объяснить ему жестами, что он идет не туда, куда нужно.

Не обращая на нее внимания, Рубен повернул ручку. Заперто. Той-Гун побелела и умолкла, когда он сунул руку в карман и вытащил маленький двузарядный пистолетик Грейс. Действуя рукоятью, Рубен про бил дыру в окошке. Звон разлетающегося стекла заставил его поморщиться'. В дыре остались торчать острые осколки, но он все-таки сумел просунуть в нее руку, нащупал ключ в замке с другой стороны и повернул его.

– Пошли, – скомандовал он своей робкой пленнице и потащил ее сквозь дверь, как на буксире.

Ему удалось продвинуться шага на три по новому коридору, когда девушка снова уперлась, наотрез отказываясь следовать за ним.

– Нет, нет, нет! – вновь заголосила она, как капризный ребенок.

Рубену пришлось согнуться чуть ли не до пояса, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Кай-Ши, – произнес он грозным шепотом. Девушка тотчас же умолкла, онемев от ужаса.

– Где он? Проводи меня к нему. Отведи меня к Кай-Ши.

Той-Гун закатила глаза и затрясла головой. Это продолжалось до бесконечности; ему пришлось прибегнуть к отчаянному средству: снова вытащить «дерринджер» и помахать у нее перед носом. Зубы у бедной девочки выбивали дробь, рука тряслась, как у старухи, но она все же сумела указать куда-то вдоль по устланному ковром коридору и направо.

– Где? Покажи мне, – потребовал Рубен. Полумертвая от испуга Той-Гун словно прикипела к тому месту, где стояла. Тогда он ободряюще похлопал ее по плечу и пошел дальше один, моля Бога, чтобы страх лишил ее не только ног, но и языка. Хоть на несколько минут.

В отличие от коридора борделя, оставшегося за спиной, здесь все двери были открыты, но ни одна из комнат не была освещена. Означает ли это, что они пусты? Рубен понадеялся, что да. Той-Гун указала ему направо. В тридцати шагах впереди себя он увидел лестницу, а за ней открытую дверь, из-за которой на толстый персидский ковер падал свет. Рубен двинулся на этот маяк.

Со второго этажа через лестничный пролет до него вместе с запахом курений донеслись голоса. Рубен не остановился, даже не заглянул вниз, проходя мимо. Прижавшись спиной к стене, он стал напряженно вслушиваться, но так и не услыхал ни звука из освещенной комнаты. Игрушечный пистолетик Грейс целиком умещался у него на ладони: оставалось лишь надеяться, что он не отстрелит себе палец, если придется им воспользоваться. Глубокий вздох. Оттолкнувшись правой ногой, как поворотным рычагом, Рубен одним прыжком очутился на пороге комнаты.

Раздался женский визг. Это кричала не Грейс – Грейс без единой нитки на теле лежала на громадном ложе под балдахином, опираясь на локти и бессмысленно улыбаясь ему. Кричала другая – та самая маленькая служанка, что вчера подавала чай. Увидев пистолет, она закрыла рот, а когда Рубен двинулся к ней, попятилась от него прочь.

– Привет, – сказала Грейс.

– Гусси, черт бы тебя побрал, поднимайся и живо одевайся!

– Ладно.

Она перекинула ноги через край постели, но при первой же попытке встать ее колени подогнулись, и она медленно, грациозно опустилась на пол.

– Ну и ну, – пробормотала она, бессмысленно оглядываясь вокруг, словно не понимая, как она тут оказалась.

Господи Иисусе, всемогущий и милосердный! Она была пьяна!

Когда он направился к ней, ругаясь на чем свет стоит, маленькая горничная проскочила мимо него и Юркнула в дверь. Рубен не стал за ней гнаться, все его внимание было сосредоточено на Грейс.

– Куда ты подевала свою одежду? – спросил он грубо, пряча пистолет в карман и опускаясь на колени рядом с ней.

Ее голова бессильно откинулась назад, подобно пышному цветку на слишком тонком стебле, и стукнулась затылком о край кровати. Сама Грейс этого даже не заметила. Рубен взял ее за плечи и встряхнул.

– Ну давай. Гусси, проснись! Где твое платье? Куда ты дела свои туфли?

В роскошной, сплошь затянутой оранжевым шелком спальне, насколько он мог видеть, не было ни единого лоскута одежды, за исключением желтого кимоно, которое служанка, убегая, обронила на пол.

Подхватив Грейс под мышки, Рубен усадил ее на самый край постели. Как только он ее отпустил, она бросилась к нему и обвила руками его шею.

– О, Рубен, – вздохнула она, пытаясь поцеловать его в губы, – я так рада, что ты пришел!

Он уклонился, и ей пришлось довольствоваться щекой. Она наградила его смачным поцелуем и прижалась к нему голой грудью.

– Вот и хорошо, милая.

Он разжал ее руки и заглянул ей в глаза.

– Оставайся здесь и никуда не ходи, Грейс. Слышишь? Не двигайся ни на дюйм. Поняла?

– Поняла.

Она послала ему кривоватую улыбку и попыталась отдать честь, но промахнулась и хлопнула себя по лбу.

– Невероятно, – пробормотал Рубен, вновь подсаживая ее на подушки, чтобы она не съехала, а сам потянулся за желтым кимоно.

Уже подхватив с полу шелковый халат, он услыхал первый крик – пронзительный, леденящий душу военный клич, от которого у него волосы встали дыбом. На мгновение Рубен замер, глядя на открытую дверь. Топот шагов, бегущих по лестнице, заставил его очнуться. Он бросился к двери, захлопнул ее, нащупал ключ и повернул его в замке. Две секунды спустя чье-то плечо обрушилось на дверь с другой стороны. Удар был такой силы, что затряслась не только дверь, но и стены комнаты.

Грейс, качаясь, поднялась на ноги, ее чудесные золотистые локоны спутались и падали на лицо.

– Пожарная лестница, – произнесла она вполне отчетливо и ткнула пальцем в задернутую штору у себя за спиной.

Он потратил десять драгоценных секунд, всовывая ее непослушные руки в рукава шелкового халата. Оглушительный грохот заставил их обоих подпрыгнуть, а затем и ахнуть, когда они увидели лезвие топора, вырубившее из двери целый кусок древесины. Рубен отдернул штору и рывком поднял раму окна.

– Быстро, быстро, быстро, – торопил он, поддерживая Грейс за талию и пытаясь подсадить ее на подоконник ногами вперед Сзади раздавались частые и ритмичные удары по двери, но он так и не оглянулся, чтобы проверить, как продвигается дело у дровосека. Грейс воскликнула:

«Уф!», когда он нагнулся и въехал ей плечом в живот, оторвав ее от пола. Каким-то чудом ему удалось выбраться самому и вытащить ее из окна на площадку сырой, скользкой, шаткой, раскачивающейся под их тяжестью пожарной лестницы.

Ступени отвесно уходили вниз. Перил тоже не было.

– Держись за мой пояс, – велел ей Рубен. Грейс начала нащупывать что-то в районе ширинки.

– Выше, Гусси! Пояс!

Она наконец нашла искомое место у него под сюртуком и крепко обхватила его руками. Ему пришлось поддерживать ее левой рукой за бедра, чтобы она не соскользнула, а за перекладины лестницы хвататься одной только правой.

– Ну, держись крепче, – скомандовал он, – не отпускай. Готова?

Она что-то промычала через нос, давая понять, что пора спускаться, и Рубен шагнул в никуда.

Главная трудность состояла в том, чтобы спуститься по пожарной лестнице, оберегая свободно висящую в воздухе задницу Грейс от ударов о каждую следующую перекладину. Большей частью ему это удавалось, но если нет, она тихим повизгиванием сообщала ему о неудаче. К тому времени, как они достигли площадки второго этажа, правая рука Рубена, на которую приходилась двойная нагрузка, онемела от напряжения. Он поставил бы Грейс на ноги, будь у него хоть малейшая надежда, что она сумеет преодолеть последние полмарша собственными силами, но увы, она висела у него на плече, как куль с мукой. Стараясь не прислушиваться к тревожным звуками погони, доносившимся сверху, Рубен вскинул свою ношу повыше и возобновил спуск.

Достигнув последней перекладины, он понял, что от земли его по-прежнему отделяют десять футов воздуха, ничем не заполненного, кроме тумана. Рубен лихорадочно перебрал в уме несколько способов добраться до тротуара, не разбившись насмерть. Все они свелись к одному, самому простому, когда у него над головой раздались возмущенные крики, а железные перекладины лестницы заходили ходуном. Раздался выстрел. Присев на корточки, Рубен ухватился за третью перекладину от края.

– Держись, – предупредил он и позволил ногам соскользнуть с перекладины.

На две секунды они повисли над переулком. Ровно столько времени понадобилось Рубену, чтобы осознать, насколько это немыслимо – спрыгнуть на булыжную мостовую, где никто не подстелил ему соломки. Над головой прогремел еще один выстрел. Правая рука у него горела и выворачивалась из плеча. Он разжал пальцы.

Когда его ноги коснулись земли, Рубен упал вперед, стараясь повернуться так, чтобы Грейс не ударилась лицом. В результате лицом ударился он сам. Его руки немного смягчили ее падение, но все-таки она здорово стукнулась, правда, самой мягкой частью тела. Он скатился с нее, поднялся на колени, на ходу вытаскивая «дерринджер» из кармана, прицелился прямо вверх и выстрелил. Звук, произведенный изящной игрушкой, напоминал безобидный хлопок, однако вслед за ним сверху послышался порадовавший его сердце хриплый вскрик, а затем какая-то паническая возня. Смятение в рядах противника.

Воспользовавшись короткой передышкой, Рубен заставил Грейс подняться на ноги и перекинул ее руку себе через плечо.

– Я могу идти, – заверила она его, тяжело дыша.

Он решил это проверить, двинувшись на восток к Керни-стрит, и убедился, что она еле волочит ноги. В кирпичную стену рядом с ними ударила пуля, полетели осколки. Рубен выстрелил в ответ, потом отбросил ставший бесполезным «дерринджер», подхватил Грейс на руки и бросился бежать.

Туман оказал им большую услугу: не успели они проделать половину расстояния до угла, как пожарная лестница скрылась из виду. На углу Рубен свернул налево и продолжил путь, прижимаясь спиной к стенам безликих магазинчиков и жилых домов, замирая каждые несколько секунд, прислушиваясь к звукам погони. Невозможно было сказать, что представляют собой темные провалы между домами: улицы, переулки или глухие тупики в бесконечном запутанном лабиринте Китайского квартала. Пройдя несколько шагов, он уже не смог бы с уверенностью сказать, что все еще находится на Керни-стрит. Возможно, они сбились с пути и двигались по-прежнему на восток, а не на север, а может быть, и на запад или на юг. В зловонной нише какого-то дома. Рубен остановился немного передохнуть и поставил Грейс на ноги.

– Рубен, я… – начала она. Услыхав какой-то шум, он зажал ей рот рукой. Она попыталась высвободиться, и ему пришлось еще крепче надавить ладонью. «Ш-ш-ш…» – прошептал он ей на ухо, втискивая ее в нишу и загораживая своим телом, чтобы никто не заметил с улицы ее канареечно-желтый халат. Рубен не обернулся, но явственно расслышал, как кто-то крадется у него за спиной, ступая почти бесшумно в туфлях на мягких подошвах.

Дрожь начала пробирать тело Грейс, и у Рубена возникло большое желание составить ей компанию: кошачья походка их молчаливого преследователя действовала ему на нервы. На долгую томительную минуту оба застыли, сохраняя полную неподвижность, однако Рубен заметил, что ее тело в его руках обрело несколько большую упругость и уже не казалось бескостным, как студень. Должно быть, она начала трезветь. Он шепнул ей на ухо:

– Как ты думаешь. Гусси, идти сможешь?

Она кивнула.

Они отделились друг от друга, но взялись за руки. На клубящейся туманом улице не было слышно ни звука, однако Рубен был не так прост, чтобы доверять этой обманчивой тишине.

– Идем, – сказал он и вновь повел ее сквозь непроглядную ночь.

Их дом находился к северо-востоку от Китайского квартала, не толку от этих сведений не было никакого: вполне возможно, что они блуждали кругами. Единственным проводником могли бы служить воющие в заливе туманные сирены, но и им нельзя было доверять: эхом отражаясь от стен и мостовых, пронзительные звуки раздавались как будто со всех сторон разом. Прочесть название улицы в тумане можно было разве что прямо под уличным фонарем, а стоять под фонарем было небезопасно. Порой их пугал какой-нибудь редкий прохожий, они замирали, готовясь к худшему, но всякий раз окутанная туманом фигура проходила мимо. И все же Уинг, наверное, уже успел разослать своих людей повсюду: их везению рано или поздно должен был настать конец.

Конец настал в коротком переулке, наполненном вонью и густой, как тушь, темнотой. Они и свернули-то в него только по ошибке! Рубену опять пришлось взять Грейс на руки, так как грязный тротуар был засыпан битым стеклом. Внезапно впереди раздались торопливые шаги, направлявшиеся прямо к ним. Все произошло так быстро, что Рубен успел лишь поставить ее на ноги и принять полусогнутую боксерскую стойку. Из тумана возникла мужская фигура и замерла прямо перед ним. Молодое, горящее азартом лицо показалось Рубену знакомым. Новобранец! Тот самый, что пролезал под троном Уинга, чтобы родиться заново!

Неизвестно, какое именно мерзкое, остро заточенное холодное оружие имел при себе юный Носитель Секиры: что бы это ни было, оно все еще оставалось у него в кармане или за поясом. Теперь или никогда. Будучи человеком миролюбивым, Рубен знал только один обманный прием. Он выкрикнул какой-то воинственный клич и стремительно бросился на своего обидчика, широко раскинув руки в стороны. Вид у него был такой беззащитный, что новоиспеченному члену «Общества Безупречной Небесной Гармонии» ничего иного не пришло в голову, как обхватить его обеими руками за туловище и сжать изо всех сил. Однако он был не таким дураком, каким казался на вид: принял стойку «ноги вместе», оттопырив зад, поэтому пнуть его коленом в пах не представлялось возможным. Рубен уже с шумом выпустил из груди воздух, чтобы выглядеть задыхавшимся, и теперь пожалел об этом. Надо было сберечь немного для второго и на этот раз действительно последнего трюка. Его руки все еще были свободны. Он размахнулся и изо всех сил хлопнул новобранца по ушам – раскрытыми ладонями, чтобы не лопнули барабанные перепонки.

Сработало! Носитель Секиры издал душераздирающий вопль, рухнул на колени и согнулся пополам, хватаясь за гудящие от боли уши. Рубену не хватило решимости изувечить его до полной потери сознания, хотя ему не раз приходилось быть свидетелем драк в барах, когда вид поверженного противника только подогревал всеобщее веселье и азарт.

– Грейс? – тихонько окликнул он.

Она, хромая, заковыляла к нему из темноты. Вид у нее был слегка осоловелый, как будто он оглоушил ее, а не плохого парня.

– Давай выбираться отсюда, – предложил Рубен. Она потянулась к нему. Он подхватил ее на руки и побежал. Туман больше не был им другом: он скрывал выход на свободу, в нем таился враг. Наконец Рубену попалась табличка с названием улицы, написанным по-английски.