1

— Не думай, что мне это доставляет удовольствие, — услышал Аристарх Дворников, и его передернуло от этого голоса и от этих слов. Панический ужас первых секунд после встречи с этим помятым красноглазым убийцей уже прошел, и Дворников догадался, что вот так сразу его не прикончат, что из него будут вытягивать какую-то информацию. И пока эта информация не вытянется вся, он, Дворников, будет жить.

Но эти глаза, этот голос и эти разложенные на квадрате черной ткани сверкающие ножи... Нехорошие предчувствия холодят позвоночник и ввинчиваются ледяным штопором в основание черепа. Дворников очень сожалел, что ввязался в эту историю. Но его сожаления никого не волнуют.

— Это не потому, что я какой-то там садист, — негромко, словно сам с собой, говорил человек с ножами. — Это потому, что так надо. Потому, что мне ничего другого не остается...

— Стоп-стоп, — возразил Дворников, возмущенный таким неконструктивным подходом. — Ну зачем же так сразу? Я же не отказываюсь говорить, я же не молчу... Я уже сказал, как зовут этого человека, что он хотел от меня...

— Мне сейчас нужно не это. Мне нужно знать, где он сейчас.

— Последний раз я видел его у себя на даче. Это было вчера. Или позавчера? — Дворников понял, что он потерял счет времени, и это его пугает. Он торопливо добавил: — Мы можем съездить туда.

— Это за городом?

— Да, это...

— Я не могу ехать за город, — с какой-то обидой в голосе произнес убийца. — Мне нужно быть... Ты знаешь еще какие-нибудь места, куда он может прийти?

Дворников решил соврать, потому что сидеть в сыром подвале, смотреть на сверкающие ножи и слушать поток сознания этого психа — это выше его сил. Он раскрыл рот, но тут зазвонил телефон.

Убийца недовольно поморщился и начал неуклюже рыться в вещах вокруг себя, пока не вытащил из-под груды какого-то тряпья мобильник. Он обращался с телефоном не очень уверенно, словно боялся сломать его. Дворников понимал, что убийце мобильник в новинку. Или же он крайне редко пользуется подобной техникой.

— Але, — сказал убийца. — Это я. Плохо слышно. Не могу я отойти, потому что у меня тут человек сидит. Не могу я все бросить и отойти. Ну и что?

Некоторое время он молча слушал. Слова в трубке ему, видимо, не нравились. Потому что он помрачнел лицом, машинально взял один из ножей и начал меланхолично тыкать им в стол.

— Слушайте, — возразил он пару минут спустя. — Я же не могу разорваться. У меня и так...

Он опять молча слушал.

— Я не могу одновременно сидеть в гостинице и заниматься этим делом! — раздраженно выпалил он. — Раньше надо было думать. Вы меня сюда зачем отправили? Вот именно. Вот именно. Этим я и занимаюсь. Но я не могу одновременно караулить ее... Месяц уже прошел. Сейчас я как раз обрабатываю... Но это может быть... Никуда она не денется! Она за целый месяц никуда не делась и сейчас никуда не денется! А у меня тут реальный шанс... Да? Ладно. Ладно. Когда? Ладно. Постараюсь.

Он осторожно положил мобильник на прежнее место. Потом взглянул на Дворникова. По выражению его лица Дворников догадался, что сейчас в этой лысеющей голове происходят сложные мыслительные процессы, напрямую касающиеся его, Дворникова, здоровья и жизни.

Дворников поспешно начал:

— Я знаю еще такие места, где...

Убийца достал моток скотча и быстрыми ловкими движениями заклеил Дворникову рот.

— Думать мешаешь, — объяснил он свои действия.

Через некоторое время мыслительный процесс завершается. Итогом размышлений стал весомый удар по дворниковскому черепу — удар, от которого сознание вылетает пушинкой. Дворников уронил голову на грудь — он выбывает из игры, которая поначалу так замечательно щекотала ему нервы, но потом как-то незаметно перемахнула через грань между опасной игрой и чистой опасностью.

Дворников погрузился в темноту. Когда он придет в себя и когда добрые люди извлекут его из подвала на свет божий, все уже будет кончено. Удар по голове дал Дворникову детское счастье закрыть глаза в страшный момент фильма и открыть, когда уже идут титры. Но так везет далеко не всем.

Бондарев даже и надеяться не мог на такое везение. Когда Аристарх Дворников погружался в бессознательную темноту, Бондарев сидел на подоконнике в пустой квартире и смотрел в окно. То, что он видел, его не радовало. Бондарев видел перекресток, видел серые облака, затянувшие небо до самого горизонта, видел расползающиеся лужи, видел крыши ползущих машин, видел дергающиеся от ветра зонты... Бондарев не видел главного — он не видел, чтобы кто-то вошел в телефонную будку с табличкой «Аппарат неисправен» и вытащил двумя пальцами из-за телефона небольшой листок бумаги, где было кое-что нарисовано и кое-что написано. Автором и рисунка, и текста был Бондарев. Бумажка предназначалась человеку, который, несмотря на свой маловменяемый вид, мог оказаться старшим братом Антона Крестинского. На листке было написано, где можно найти Бондарева. Там было почти правильно написано, где найти Бондарева. С той разницей, что если следовать инструкциям в этом листке, то Бондарев бы оказался за спиной у красноглазого любителя кошек и острых ножей.

Однако время шло, а в будку никто не заходил. Что-то пошло не так. Бондарев посмотрел на свою исцарапанную ладонь и подумал, что с приманкой он ошибиться не мог. У Бондарева была такая вещь, ради которой Гриша Крестинский просто обязан был явиться. Если...

Если бы он знал, куда ему являться.

2

Удивительное дело, но Настя проболтала со своей новой знакомой чуть ли не до двух часов ночи. Никогда — а особенно в последние два года — Настя не сходилась так быстро с незнакомыми людьми, да и Лена — так звали девушку в очках — поначалу выглядела чуть напряженной и отстраненной; было похоже, что ей хочется выхватить сигарету и поскорее убежать куда-то по своим очень важным делам.

Однако она осталась, не убежала. А Настя не завалилась спать, как предполагала еще полчаса назад. Разговор у них вышел гладким и многословным, каждую словно прорвало после долгого словесного воздержания. Говорили обо всем и ни о чем, и если бы Настю утром под страхом смерти заставили писать отчет об этой беседе, она бы вряд ли что-то вспомнила, кроме того, что новую знакомую зовут Лена и что она ждет своего парня, который оставил ее в этой гостинице, а сам куда-то умотал по делам... Про себя Настя тоже рассказала немного — что уезжала из Волчанска на какое-то время, а сейчас вернулась... Вернулась... Просто чтобы посмотреть, что изменилось за время ее отсутствия.

Лена не стала требовать подробностей от нее, а Настя не полезла в ее историю. Куда приятнее было болтать о пустяках — о шмотках, о музыке, о телевидении, о парнях (лучше не о своих, а о тех, что были у подруг). Короче говоря, куда приятнее было болтать о тех несерьезных вещах, из которых обычно и складывается нормальная счастливая жизнь...

Утром, а точнее около двенадцати дня, Настя окончательно проснулась, сосредоточенно посмотрела в потолок и приготовилась сделать то неизбежное, ради чего она, собственно, и вернулась в город, ею не любимый и не любящий ее.

— Здравствуйте, — сказала она в телефонную трубку. — Скажите, а майор Афанасьев на работе?

— А кто спрашивает?

— Дочь, — произнесла она странное, давно не слышанное и не произносившееся слово.

— Дочь? — На другом конце провода, видимо, тоже слегка обалдели.

— Ну так он на работе? — повторила Настя.

— Нет, его нет... Он на больничном.

— Спасибо. — Она уронила трубку на рычаги. Первый шаг был сделан, но этого было мало. Требовался второй, третий, и сколько там их еще понадобится.

Настя медленно оделась, вышла из номера и спустилась в вестибюль, который высоким потолком и мраморным полом напомнил ей железнодорожный вокзал. Один из многих, где ей приходилось бывать за последние два года.

Она остановилась у лотка с газетами и журналами, стала разглядывать обложки — не потому, что собиралась что-то купить, а потому, что оттягивала момент выхода из гостиницы, момент следующего шага. Продавщица уже стала раздраженно покашливать, и тогда Настя оторвалась от лотка, как от буйка перед заплывом на глубину.

Боковым зрением Настя заметила на другом конце вестибюля Лену — та стояла спиной и разговаривала с каким-то мужчиной. Поначалу Настя решила, что это наконец приехал тот самый ее парень, но, приглядевшись, увидела, что мужчина значительно старше Лены, лет на двадцать, если не больше. Он был невысокого роста, весь какой-то помятый и невзрачный, то ли коротко стриженный, то ли облысевший... Иначе говоря, никакой.

Но при этом он держал Лену за руку чуть пониже локтя и что-то говорил, а Лена слушала и послушно кивала головой. Это было странно, но потом Настя подумала: что же здесь странного? Кто тебе сказал, что ее парень — ровесник? Умная девушка — а такой ей Лена и показалась — выберет лысого и старого, но зато с деньгами. Чтобы за ним как за каменной стеной...

И только такая дура, как Настя, выберет себе молодого, как Димка.

И мертвого, как Димка.

Выберет и не сможет от этого выбора избавиться даже два года спустя. Ну не дура ли?

Настя зло двинула плечом тяжелую дверь и вышла на улицу. Тусклое осеннее солнце как-то нехотя выглядывало из-за облаков, ветер гонял листву и трепал плащи прохожим.

Подходящая погода.

3

Прошло почти четыре недели после стрельбы в подмосковном пансионате — и это случилось. Маятник выматерился — но это был мат долгожданной радости.

— Они никуда не денутся? — уточнил он сразу же после трехэтажной тирады в адрес генеральской дочки и ее хахаля. — Они не сбегут, пока мы тут...

— Не сбегут, — сказал Бурый, которому Маятник поручил сыск ненавистной парочки. — Там наши люди наблюдают. Только...

— Что? — У Маятника мгновенно испортилось настроение. — Что — только? Что вы там опять напортачили?!

— Парня этого там нет.

— Как нет?

— А вот так. Только девка. Она уже почти месяц в этой гостинице живет, а парня нет.

— И не было?

— Черт его знает.

— Да не черт должен знать, а ты! Я деньги тебе плачу, а не черту! — заорал Маятник, но Бурый лишь пожал плечами. К внезапным приступам ярости у шефа все привыкли. После гибели Гриба этих приступов стало больше, и выглядели они еще неприятнее: вопли, брызги слюны, размахивание руками и обещание всех передушить, как котят... Маятник неотвратимо старел и еще более неотвратимо утрачивал контроль над событиями. В том числе над событиями своей собственной жизни. Бурый понимал, что с такими переменами тяжело мириться, но это все же были проблемы Маятника, а не его, Бурого, проблемы.

Он демонстративно достал носовой платок и вытер со щеки злую слюну Маятника.

— Я думаю, что она его там дожидается, — сказал Бурый. — Иначе какого хера она там уже месяц сидит? Чего дожидается?

— Тебя она там дожидается, — раздраженно буркнул Маятник. — Ляжет на кровать, снимет трусы и тебя дожидается. А ты все не идешь.

Бурый терпеливо ждал, когда Маятник успокоится и скажет что-нибудь по делу.

А Маятник зло смотрел на Бурого и ждал, пока сердце перестанет бешено прыгать в груди и перейдет на спокойный и безопасный ритм.

— Если она его ждет, — сказал он наконец, — то получается, что и нам надо ждать.

Бурый кивнул — соображения Маятника приятно удивляли своей разумностью.

— Пусть твои люди смотрят за ней. И как только этот гад засветится... — Маятник сделал резкое движение ладонью, будто прихлопнул какое-то надоедливое насекомое. — Вот так. И потом с чистой совестью поедем греться на песочке, купаться в океане...

Бурый кивнул. Он не хотел доводить Маятника до сердечного приступа и сообщать ему, что лично он, Бурый, ни на какой песочек с Маятником не поедет. Потому что ему сделали выгодное предложение здесь, в России. На песочек пусть пенсионеры отправляются. У кого ни сил, ни нервов не осталось. А Бурому есть еще где развернуться, есть еще где применить свои способности...

Вечером того же дня он применил свои способности на большой кровати в компании двух сестер-близняшек. Девчонки на самом деле откуда-то из Калмыкии, но косят под японок — кимоно, массаж и прочая фигня. Сегодня Бурый намерен был оторваться за все проведенные в пыли и грязи недели поиска. Близняшки уже размяли ему все до последней косточки, кимоно постепенно сползают с бедер. Бурый сгребает в руку по сестренке, мнет податливые тела и предвкушает, как сейчас эти умелые губы высосут его досуха...

Но тут в дверь позвонили, и Бурый скатился с кровати на пол, попутно выдергивая ствол из-под матраса. Близняшки поспешно укрылись в углу.

За дверью — Маятник с охраной, и Бурый, тихо матерясь, натянул штаны, еле втискивая в них обеспеченную близняшками эрекцию.

Вошел Маятник и, не обращая внимания ни на взбудораженную постель, ни на близняшек, ни на Бурого с его эрекцией, командным тоном объявил в пространство:

— Нет, ждать не будем. А вдруг он так и не явится? А вдруг эта сучка сбежит? Нет, рисковать не будем. Поедем прямо сейчас, возьмем ее, обработаем как следует и узнаем, где затаился ее приятель. Вот так.

— Когда поедем? — спросил Бурый, которому сейчас больше всего на свете хотелось шарахнуть Маятника по тупой башке.

— Завтра. С утра, — объявил Маятник прежним тоном полководца, отдающего последние распоряжения перед битвой. — Соберемся и...

Мысль о предстоящей операции его явно вдохновляет. Бурого — наоборот.

И когда Маятник торжественно удалился, сестричкам пришлось основательно потрудиться, чтобы вернуть Бурому утраченное настроение.

4

Настя вылезла из троллейбуса и шла мимо детской площадки — мокрый серый песок и капли дождя, стекающие с грибка песочницы. Брошенное пластмассовое ведерко с треснутым дном. Какой-то ребенок бросил его и убежал домой. Потому что убежать от дождя было важнее. Знакомое чувство.

И как ребенок потом вернется за ведерком, так вернулась и она. Потому что невозможно все время бегать — от себя и от брошенных в Волчанске призраков.

Она шла и улыбалась помимо своей воли, потому что видела знакомые дома, знакомые асфальтовые дорожки, знакомые заборы... Умом она понимала, что улыбаться здесь нечему, что все это лишь декорации, в которых дважды были разыграны потрясшие ее трагедии — сначала мама, потом Димка... Но Настя все равно улыбалась, хотя и сдержанно.

И что ужасает ее еще больше, что пронзает ее мозг словно отравленной стрелой — она выбежала из лифта, нажала на кнопку звонка и потом прыгнула на шею майору Афанасьеву, на шею своему отчиму...

Она не собиралась этого делать, она собиралась делать совсем другое. Однако Настя делает совсем другое, и одно полушарие ее мозга ошарашенно и презрительно наблюдает за дебильно-радостной реакцией второго.

— Господи, — бормочет Афанасьев. — Настя?!

— Папа, — шепчет она так тихо, чтобы самой этого не слышать.

— Откуда... Где ты была? — спрашивает Афанасьев. — Как ты вообще?.. Что с тобой случилось?

— Со мной? Что со мной случилось?

Она начинает говорить и говорит много, но когда четыре часа спустя отчим вышел вместе с ней из квартиры, чтобы поехать в гостиницу и забрать вещи, то Настя поняла, что так и не сказала главного. Того, ради чего она, собственно, и вернулась в Волчанск.

Отчим широкими шагами спешит к остановке, поминутно косясь ошалело-счастливыми глазами на невесть откуда возникшую дочь, Настя отвечала ему улыбкой и держала Афанасьева под руку...

И тут она поняла, что почти вот так же два года назад они шли на выпускной вечер в школу. Гордый отец и красивая дочь... Которым так хорошо вдвоем...

Когда Настя это поняла, то остановилась, отдернула руку, виновато посмотрела на отца, стерла улыбку с лица.

— Я не могу, — сказала она.

— Что?

— Я не могу!

— Что?! Почему?!

Хороший вопрос. Она не знала на него ответа и просто бросилась бежать прочь, оставляя майора Афанасьева стоять посреди двора с окаменевшим лицом и повисшими вдоль тела руками, из которых только что выпорхнуло его недолгое счастье.

5

Машины остановились в паре кварталов от гостиницы. Бурый пересел из джипа в «БМВ», мельком взглянул в лицо Маятнику и поразился, насколько напряженным и злобным оно было. Маятник сейчас выглядел старше своих лет, он ссутулился на заднем сиденье, теребя рукава пиджака и предвкушая... Что именно он предвкушал — для Бурого оставалось непонятным. Что за удовольствие в том, чтобы переломать кости девятнадцатилетней девчонке? Что это еще за месть? Несолидно как-то, несолидно. Но приказы в этой машине отдавал Маятник, поэтому Бурый оставил в стороне свои крамольные мысли и приступил к делу.

— Вы останетесь здесь, — сказал Бурый и добавил, чтобы его слова не звучали слишком нагло: — Наверное. А мы с ребятами съездим к гостинице, возьмем девку, вернемся сюда...

— Нет, — разжал губы Маятник. — Я хочу сам видеть...

— Нет резона вам светиться...

— Я лучше знаю.

— Риск все-таки...

— Никакого риска, — отрезал Маятник. — Сам говорил, она там одна. Говорил?

— Ага.

— Так откуда риск?

— Вроде ниоткуда...

— Значит, я поеду вместе со всеми туда... Проконтролирую, — с явным удовольствием выговорил Маятник.

«Ради бога, — подумал Бурый. — Контролируй все, что влезет. Недолго мне осталось терпеть твой контроль...»

Он вернулся в джип, успев по пути вдохновенно выругаться.

Машины снова тронулись с места и через пять минут остановились возле шестиэтажного здания с колоннами, чья песочно-желтая штукатурка под дождем приобрела темно-серый цвет. Вывеска над входом гласила "Гостиница «Заря».

— Двое со мной, — сказал Бурый, выбираясь из джипа и недовольно косясь на серое небо, моросящее холодными мелкими каплями. Он, двое его людей и водитель с раскрытым зонтом стояли на тротуаре и ждали, пока из «БМВ» вылезет Маятник. Однако Маятник медлил.

Сначала он медленно поставил туфлю на мокрый асфальт. Потом вытянул ладонь и ощутил, как сверху падают холодные капли. Оценил интенсивность дождя.

Маятник медлил, а на тротуаре стояли трое. Они мокли и ждали, чем закончится знакомство Маятника с местной погодой.

Маятник посмотрел на мокнущую троицу, на лужи в кругах от ударов капель, на собственную мокрую туфлю, на натянутую черную ткань зонта...

И он передумал.

Так же медленно он убрал туфлю в машину и сделал повелевающее движение холеной рукой, что значило: «Давайте-ка сами, без меня».

Бурый тяжко вздохнул, посмотрел на своих парней, и те поняли его чувства без слов.

Трое развернулись и быстро зашагали к гостинице.

1

Настя запрыгнула в первый попавшийся троллейбус, забилась в угол задней площадки и там неожиданно для себя разревелась. Все это было так нелепо, так неправильно, так недостойно... Стоило убегать два года назад, чтобы вернуться и не суметь ничего сделать, не суметь даже заикнуться... Она опять все сделала неправильно. Получается, что эти два года ничему ее не научили?

От обиды на саму себя она закусила палец, но продолжала реветь, потом поняла, что прокусила палец до крови, и тут уже совсем на себя разозлилась.

Очень кстати троллейбус подъехал к остановке, и Настя поспешно выпрыгнула на асфальт, выдавливая из себя последние всхлипы и посасывая прокушенный палец. Вкус крови навевал какие-то старые воспоминания, только Настя не помнила, какие именно. Помнила, что это было давно. Наверное, подралась с каким-нибудь мальчиком в детском саду. Афанасьев говорил, что в детском саду она все время дралась с мальчишками. Говорил и улыбался, гордясь своей боевитой дочерью.

Странно, но сама Настя почти ничего не помнила из своих детских лет. Более-менее отчетливые воспоминания начинались лет с тринадцати. До поры до времени Настя не задумывалась, почему все это обстоит именно так. А если и задумывалась, то тут же находила простое объяснение — значит, ничего интересного, ничего важного, ничего запоминающегося в те годы не происходило. И вправду, что интересного может происходить с десятилетней девочкой? Поэтому и пусты предназначенные для этих лет клетки памяти. Зарезервированы для более важных дел, которые случатся позже. Случатся, если это будущее у Насти состоится.

Стоя под козырьком троллейбусной остановки и посасывая прокушенный палец, Настя последними словами ругала себя за бесполезно-плаксивую встречу с отчимом...

Пока все было очень бестолково. Стоять на остановке тоже было занятием бестолковым, и Настя высунулась под дождь, махнула рукой проезжавшему такси...

По закону подлости такси проехало мимо, Настя проводила его выставленным средним пальцем и юркнула было снова под навес, но у тротуара тормознула «десятка», и в открытое окно кто-то проорал:

— Мироненко!

Настя медленно обернулась, готовая, если понадобится, и бежать, и отбиваться, и прикинуться абсолютно другим человеком, к которому фамилия Мироненко не имеют никакого отношения.

— Мироненко, садись в машину!

— Это не я, — тихо проговорила Настя. — Это не меня, вы обознались...

Она втиснула кулаки в карманы джинсов, сощурила глаза, фокусируя свое внимание на...

— О, черт, — сказала Настя. — О, черт!

2

В вестибюле гостиницы троица Бурого разделилась — двое отправились наверх на лифте, а один пошел по лестнице. На последнем, шестом этаже они снова встретились, причем к ним присоединился четвертый, до этого скучавший в холле шестого этажа. Они переглянулись и подтвердили друг другу парой коротких фраз, что все в порядке. Птичка в клетке. Рыбка в банке.

Разговаривая шепотом, они распределяли свои роли на ближайшие секунды, когда кто-то сказал вполне громко и отчетливо:

— Я могу вам чем-то помочь?

Бурый обернулся и увидел в конце коридора среднего роста мужчину в мятых брюках и толстом сером свитере. В нескольких метрах позади мужчины стояла тележка, уставленная мешками с грязным постельным бельем.

— Сгинь отсюда, — коротко ответил Бурый.

— Вы не поняли... — тускло улыбнулся мужчина.

— Это ты не понял.

Мокрая от дождя кожаная куртка Бурого распахнулась, и мужчина увидел наплечную кобуру. Кобура была не пустой.

Мужчина понимающе кивнул, но испуга на его лице даже не мелькнуло, словно тут с утра до вечера ходили люди с огнестрельным оружием и трясли им перед носом этого странного человека. Он все еще улыбался.

— ...Если вы в номер 606, то я должен вам сказать, что девушка просила ее не беспокоить.

— Мы сами разберемся с девушкой.

— Вряд ли.

— Что?

Бурый нетерпеливо махнул рукой, и в сторону мужчины шагнули двое.

— Девушка не пойдет с вами, — сказал мужчина, но это звучало не как угроза, а как не очень удачная шутка, от которой автор при необходимости готов отказаться.

— Да что ты говоришь! — ответили помятому мужчине безо всяких шуток.

— Девушка останется здесь.

— Слушай. — Двое подошли к мужчине вплотную. — Вот тебе первый совет — это не твое дело. А вот тебе последний совет — вали отсюда по-быстрому...

Мужчина хотел было что-то возразить, но потом оценивающе взглянул на парней и вздохнул:

— Наверное, вы правы... Хотите жвачку?

Бурый закатил глаза — господи, ну почему именно мне попадаются на жизненном пути такие иди...

Вот тут-то все и случилось.

3

Настя посмотрела в зеркальце и увидела свое совершенно обалдевшее лицо. И еще помаду на щеке. Она стерла помаду со щеки, а с обалдевшим лицом пока ничего сделать было нельзя.

— Великанова, тебя не узнать, — сказала Настя, глядя, как школьная подруга уверенно крутит баранку и давит на педали. — Просто Шумахер какой-то...

— Тебя тоже не узнать, — радостно отозвалась Марина. — Сначала гляжу — вроде ты. Остановилась, стала орать, и вдруг — вроде и не ты...

— Ага, — кивнула Настя. Так оно и должно было быть.

— Ну рассказывай, как ты, где ты...

— Как тебе сказать...

— Давай все рассказывай, мы же года полтора не виделись...

— Два, — уточнила Настя.

— Тем более! Рассказывай, только не ври, как в школе. А то я помню — наболтает такого, что стоишь с открытым ртом, и только на следующий день до тебя дойдет, что это Настя прикалывалась...

Настя улыбнулась, что означало: «Было такое, было...» Надо же, когда-то она это делала просто забавы ради, а не из-за денег и не потому, что хотела остаться неузнанной. Вот оно, блаженное детство. Какого хрена я выросла?!

— Ты-то замужем, — сказала Настя, поглядывая на обручальное кольцо.

— Да, может, ты даже его помнишь — Ильдар Рахматуллин, приятель моего брата. В спортивную секцию они вместе ходили. Так что я теперь Рахматуллина, прикинь?

— Не самый плохой вариант.

— Да уж! — засмеялась Марина, тут же сделала зверское выражение лица и обогнала тяжко пыхтящий грузовик.

— Плохой вариант мне тут недавно попался... — Настя целенаправленно уводила разговор в сторону от себя, и Марина пока уводилась. — Бобик.

Великанова немедленно начала хихикать, вспоминая какие-то школьные анекдоты, связанные с Бобиком, а Настя вдруг вспомнила другое.

— Марин, он какие-то странные вещи болтал. Я ничего не поняла, может быть, ты разъяснишь...

— Бобик всегда болтал странные веши... — сквозь смех проговорила Марина. — На то он и Бобик... Я представляю себе, как...

— Что он имел в виду, когда сказал: я — местная знаменитость...

— Он? Местная знаменитость?! — Марина от смеха едва не легла грудью на руль. — У Бобика совсем крыша поехала...

— Это он про меня так сказал. Вот придурок, — с чувством сказала Настя в адрес неизвестно где находящегося Бобика, имея в виду не то, что он ей тогда сказал, а то, что именно после нечаянной встречи с Бобиком ей снова приснился этот кошмар.

— Про тебя? — Великанова изумленно подняла брови. — Знаменитость? А знаешь что... Я, конечно, не уверена...

— Говори.

— Во-первых, ко мне недавно заходили менты и расспрашивали насчет тебя.

— О господи...

— Во-вторых, ты знаешь, что нашли убийцу Димки?

Тут у нее уже не нашлось никаких слов.

— Не знаешь? Так вот — его нашли.

— Этого не может быть, — сухо сказала Настя.

— Почему? Нет, конечно, они не торопились его искать, времени куча прошла... Но ведь нашли.

— Никого они не нашли.

— Ты меня слушай, Настька, а не витай в облаках. А я тебе говорю — нашли. Помнишь Макса Мартынова из параллельного класса? Ну он еще все по уличным группировкам болтался, на учете в милиции стоял...

— Ну, помню. — Настя немедленно вспомнила бритый наголо череп с оттопыренными ушами, высокомерно-ленивые глаза и вечно свисающую из угла рта изжеванную спичку.

— Это он.

— Нет.

— Говорю тебе, это он. И вышли на него через тебя...

— Что?!

— Ты же тогда давала показания в милиции?

— Ну.

— Вроде бы это ты сказала, что видела Димку с Мартыновым за несколько минут до того, как... Других свидетелей не было, но менты Мартынова обработали, припомнили ему прошлые дела... Он и сознался. Что? Глаза у тебя какие-то... Как стеклянные. Короче, вот так все и вышло. Наверное, Бобик это и имел в виду — твои показания, подруга, помогли посадить преступника. Молодец, что скажешь. За Димку стоило этого гада упечь на всю катушку...

— Так этот Мартынов уже...

— Да, уже сидит. Не волнуйся, дали ему много, так что если он и захочет тебе отомстить, то будет это очень нескоро... Ты что, из-за этого и свалила из города? Испугалась его?

— Да, — сказала Настя, внимательно глядя на подругу. — Так оно и было. Но сейчас-то он на зоне, так что чего мне бояться? Вот я и вернулась.

— Понятно... Я в принципе догадывалась, что ты из-за этой истории свалила.

— Как это ты догадывалась?

— Ты же звонила Алене Левиной? Перед тем как исчезнуть. Она же готовилась в юридический поступать, и ты спросила ее про уголовную ответственность, когда знаешь преступника, но не сообщаешь куда надо... Алена мне про это потом рассказала. Сама-то она не допетрила, а я...

— Да, что-то такое было...

— Ты знала, что это был Макс, но боялась сказать, да? Я тебя понимаю, понимаю...

— А менты к тебе приходили тоже из-за того дела?

— Нет, им что-то другое было нужно... — Она поморщилась, словно какая-то преграда мешала ей вспомнить совсем недавнее событие. — А, вот...

— Что?

— Они расспрашивали про ту историю...

— Какую?

— Когда твою бабушку убили, — негромко и словно нехотя сказала Марина. — Про ту старую историю.

— Какую бабушку?

— Твою.

— У меня нет никаких бабушек.

— Правильно, потому что ту твою бабушку убили. Ну когда она привела тебя из школы домой, а там... Настя?

— Никогда, — сказала Настя, и если бы она сейчас посмотрелась в зеркальце, то удивилась бы неестественно бледному цвету своего лица. — Никогда со мной такого не было. Откуда ты это взяла? Что за глупости?!

— Как — откуда? Мне мама рассказывала, а ей — твоя мама... Разве это неправда?

— Никогда такого не было. — Холодный липкий пот склеил кожу с одеждой, капли дождя стучали словно не по стеклу, а по нервным окончаниям, заставляя ежиться, сплетать пальцы от пыточной боли...

— Такого никогда не было, — выдавила Настя. — Это просто... Просто сон.

— Что? Что ты говоришь? Тебе плохо? Остановить машину?

— Нет. — Настя сделала глубокий вдох и пришла в себя. Ну, почти пришла. — Марин, спасибо, что подвезла. Высади меня возле гостиницы «Заря». У меня отчим там неподалеку работает. Надо с ним встретиться.

— Разве он там работает? Я думала...