Контора (№2) - Школа суперменов

— Там, — веско сказала Настя, и Марина больше не спорила. Прежде чем выйти из машины, Настя тронула подругу за руку и произнесла так нежно, как только могла после всего, что узнала за последние минуты. — Спасибо тебе. Я позвоню, мы встретимся, посидим. И я все тебе расскажу. Честное слово.

— Настино слово съела корова, — выдает Марина древнюю школьную присказку. — Не дай бог ты не позвонишь. Я найду тебя, вырву твой лживый язык и...

Настя, уже стоя на улице, показала ей кончик этого самого языка.

— Если сможешь, — бросила она как бы в шутку. — Если сможешь.

4

Между тем «БМВ» перед гостиницей продолжал мокнуть под дождем, а полный мужчина в черном костюме продолжал ждать.

Внезапно в стекло постучали. Водитель и полный мужчина переглянулись, последний кивнул, и стекло чуть приспустилось. Пальцы полного мужчины дрожали от нетерпения, но в прямоугольнике открытого окна он увидел совсем не то, что ожидал увидеть, и раздраженно цокнул языком.

Маятник увидел незнакомого мужчину в толстом сером свитере. У него не было зонта, и дождь нещадно поливал его, капли текли по лицу.

— Что такое? — недовольно спросил Маятник.

— Послушайте, — заискивающе начал человек на улице. — Можно, я сяду в машину? Тут такой ливень...

— Нет, нельзя. Чего тебе?

— Там. — Человек махнул в сторону гостиницы. — Там ваши люди...

— Ну.

— Пожалуйста, заберите оттуда ваших людей.

— Что?

— Пожалуйста, забе...

Маятник раздраженно махнул рукой водителю, и стекло пошло вверх, вновь отрезая салон «БМВ» от дождя и прочих уличных неприятностей.

Но что-то происходит не так. Мужчина с улицы просунул руку и каким-то невероятным усилием остановил стекло, а потом вдавил его вниз. Маятник задохнулся от бешенства, а мужчина на улице вытер влагу со лба и настойчиво повторил:

— Пожалуйста, заберите ваших людей...

— Ну-ка, пошел отсюда, пока...

— Ваших мертвых людей.

Следует пауза, которая на самом деле длилась несколько секунд, но для Маятника это целые годы, которые потребовались ему на осознание потрясающего факта, что месть откладывается.

Он среагировал с непосредственностью и быстрой злобой ребенка, перед носом которого помахали желанной игрушкой, а потом подлым образом ее отобрали.

Только этот «ребенок» был вооружен и опытен в применении оружия, а потому опасен.

Маятник схватил с сиденья пистолет с глушителем и выстрелил прямо в маячившее перед ним лицо человека в свитере.

Лицо пропало, но Маятнику этого было мало. Он толкнул дверцу и выбрался наружу, уже не обращая внимания ни на дождь, ни на моментально напомнившую о себе одышку.

Человек в свитере находился метрах в трех от машины — он сидел на корточках, обхватив голову руками и слегка покачиваясь. В лужу дождевой воды возле его ног скатывались темно-красные капли, так что Маятник мог гордиться своими нерастерянными навыками. Последний раз он собственноручно убивал человека аж в девяносто девятом, но Гриб говорил, что убить человека — это как ездить на велосипеде. Один раз смог и уже не разучишься.

Маятник огляделся по сторонам и убедился, что площадь пуста: вроде бы дождь разогнал всех по домам. И хотя размахивать пистолетом в центре города среди бела дня все равно было не самым разумным решением, Маятник навел ствол в голову незнакомцу в свитере...

Крик шел со стороны гостиницы, с верхних ступеней лестницы, что поднимались с площади до тяжелой деревянной двери. Кричал Бурый — он был почему-то жив, и это порадовало Маятника.

И он нажал на спуск. Пистолет чавкнул, и незнакомец в свитере опрокинулся на спину.

— Вот так, — удовлетворенно произнес Маятник. — Вот так будет с каждым, кто...

Но тут уже подскочили его парни из второй машины, забрали у него пистолет, прикрыли со всех сторон, и под этим живым щитом Маятник взбежал по ступеням, навстречу привалившемуся к колонне Бурому.

На верхней ступеньке Маятник едва не умер от этой пробежки, но надо было показать всем — он будет бегать и стрелять и делать все, что надо. Он не какая-нибудь тряпка пенсионного возраста типа Левана Батумского. Он по-прежнему в силе — смотрите и убеждайтесь.

Если Маятник — пусть лишь по собственному убеждению — был в силе, то Бурый этой силы лишался с каждой секундой. Но тем не менее он держался.

— Что у вас тут за?.. — властно спросил Маятник.

И Бурый рассказал.

5

Дверь номера 606 находилась от Бурого на расстоянии вытянутой руки. Но он не торопился вытянуть руку, потому что в коридоре был этот странный мужчина, от которого хотелось отмахнуться, сшибить с ног одним щелчком... И все же надо было все сделать правильно. Потому что внизу ждал Маятник, и Бурый не хотел лишних скандалов, если что-то вдруг здесь пойдет не так.

К мужчине вплотную подошли двое. Бурый наблюдал за происходящим из-за их спин.

— Вот тебе первый совет — это не твое дело. А вот тебе последний совет — вали отсюда по-быстрому...

Мужчина хотел было что-то возразить, но потом оценивающе взглянул на парней, на миг встретился со взглядом Бурого и вздохнул:

— Наверное, вы правы... Хотите жвачку?

Бурый закатил глаза — господи, ну почему именно мне попадаются на жизненном пути такие иди...

Он вздрогнул от внезапного и резкого звука — его издала человеческая глотка, но... Обычно люди не способны такое из себя исторгнуть. Нечто похожее иногда вырывается у штангистов, на пределе возможностей выталкивающих рекордный вес вверх.

Но здесь никаких штангистов не было. Бурый моргнул, а потом увидел, что коридор перед ним пуст — оба его парня сползают по стенам, оставляя темные трассы крови на обоях. Никакого странного парня с усталым лицом здесь не было. Он был где-то в другом месте.

Это было невероятно, но если Бурый хотел выжить, то он должен был не следовать логике, а верить своим глазам, ушам... И своему страху.

Бурый скользнул рукой под куртку, одновременно разворачиваясь на близкий и потому пугающий звук.

Он развернулся как раз тогда, когда странный парень сделал длинное и плавное движение правой рукой. Его левая рука в этот же мгновение разжалась, демонстрируя отлаженную синхронность. Третий человек Бурого с перерезанным горлом рухнул наземь, и теперь Бурый снова встретился глазами со своим противником, но это уже была совсем другая история.

Пальцы Бурого лежали на рукояти пистолета, а против него висело в воздухе запачканное густой кровью лезвие. В любой другой ситуации Бурый бы снисходительно усмехнулся, но только не сейчас.

Сейчас он боялся, что не успеет использовать свое преимущество. Или даже так — сейчас он знал, что не успеет использовать свое преимущество в убойной силе оружия.

Противник смотрел спокойно и уверенно, и непреходящая его усталость теперь читалась иначе — как же устал вас, дураков, резать. Почему же вы не убежали, когда я вам это предложил? Почему же вы мне не поверили? Мне ведь совершенно не доставляет удовольствия, но я должен...

Бурый выхватил пистолет, но прежде чем он успел развернуть ствол в сторону противника, глаза его ослепли от блеска безупречно острой стали. Бурого сделали даже не правой — окрашенное кровью лезвие так и висит в руке врага на уровне его горла, — а левой. Откуда-то снизу вылетело это второе лезвие, и для Бурого оно было как молния. Все перевернулось перед глазами Бурого, и дверь номера 606 оказалась уже где-то вверху слева.

Именно туда и зашагали ноги человека, который только что за пять секунд перерезал четверых людей Маятника. По паспорту этого человека звали Григорий Иванов, настоящая фамилия его была Крестинский, и в молодости он носил вполне завидную кличку Крест. Но все это было уже неважно, особенно для прилипшего к полу Бурого.

Крест подошел к двери с номером 606 и открыл ее своим ключом. На мгновение или около того Бурый увидел в дверном проеме девушку — она сидела на кровати, и свет из окна падал на нее. Потом дверь закрылась, и Бурый оказался предоставлен сам себе. Боль была острой, но все же не настолько, чтобы Бурый не смог доползти до лифта. Точнее, он попытался это сделать.

Бурый продвинулся метра на четыре, прежде чем Крест вышел из номера 606. Самым трудным был первый метр — Бурый боялся, что с первым же движением он либо потеряет сознание, либо из него вывалятся кишки, либо случится еще какая неприятность. Но ничего этого не произошло, и Бурый с нарастающей энергией двигался вдоль стены. Он уже готов был попытаться привстать на колени, но тут как раз хлопнула дверь, и Бурый замер, прикинулся трупом, благо крови, своей и чужой, на нем было предостаточно.

Крови было много, но если у этого мужика с ножами было хоть немного внимания, то он обязан был заметить, что Бурый лежит совсем не там, где он рухнул в первый раз.

А если бы он это заметил, то должен был проверить Бурого.

На этот случай Бурый сжимал перепачканными кровью пальцами пистолет, а сам лежал на пистолете животом. Чтобы добить Бурого ножом, мужику придется подойти вплотную и еще наклониться. «Тогда мы поедем в ад в одном купе», — подумал Бурый, закрыв глаза и задержав дыхание.

Но человек с ножами прошел мимо — то ли он был невнимателен, то ли у него сейчас были дела поважнее, чем недорезанный Бурый.

В любом случае это было сделано напрасно — Бурый открыл глаза, увидел сутулую спину в свитере на расстоянии пяти шагов, вытащил из-под живота пистолет, вскинул руку, придержал ее второй за запястье — будто составил вместе два куска дерева — и выстрелил.

Крест на миг замедлил шаги, но потом продолжил движение к лифту. Там он остановился, нажал кнопку и стал ждать, спокойный и будто бы не заметивший выстрела.

Изумленный таким исходом Бурый выстрелил снова. Потом чуть приподнялся, уперся спиной в стену и опять выстрелил.

В этот момент раскрылись двери лифта, и Крест — нет, не упал туда — вошел внутрь.

Бурый вновь нажал на курок, но это уже была стрельба по закрывшимся дверям лифта. Бурый яростно выматерился, засунул пистолет в куртку и потащил свое слабеющее тело к лифту.

Напоследок он оглянулся в сторону номера 606: оттуда никто не выглянул, хотя стрельбой можно было перебудить три казармы пьяных саперов. Двери других номеров тоже остались закрытыми.

Цепляясь за стену ногтями, Бурый все же поднялся на ноги, вызвал лифт, ввалился в кабину, запахнув поплотнее куртку, чтобы не пугать людей намокшей от крови рубашкой.

Люди в вестибюле все же шарахались в стороны — возможно, даже не видя крови, а просто определяя на глаз, что с этим пошатывающимся парнем, обхватившим себя руками, явно что-то не в порядке.

А на улице опять шел дождь, и под этим дождем Бурый увидел нечеткую, но все равно замечательную картину: Маятник целится прямо в башку этому гаду с ножами. Бурый аж завопил от мстительного восторга, Маятник нажал на курок, и мужик в свитере откинул копыта. Бурый хотел еще крикнуть, что его надо обязательно проверить, влепить еще пару контрольных пуль для пущей уверенности, но Маятник с парнями уже поднимался по лестнице, и Бурый подумал, что и без его советов тут все сделают правильно.

— Что у вас тут за?.. — брезгливо поведя носом, спросил Маятник, словно Бурый вляпался в дерьмо, а не был пропитан своей и чужой кровью.

Бурый стал объяснять, но Маятник не был настроен на длинный рассказ, отстранил Бурого и ринулся в гостиницу.

Бурый остался стоять возле двери, привалившись к колонне. Уличный холод немного взбодрил его; по крайней мере Бурый понял, что не умирает. Нужно было просто дождаться Маятника. И нужно было завязывать с этой дурацкой работой и соглашаться на то выгодное предложение, которое ему недавно сделали. Получать за Маятника ножом в ребра от какого-то психа — это уж совсем неинтересная и неперспективная работа...

Короткий металлический звук раздался снизу, от того места, где стояли машины Маятника и его людей.

Но Бурый был слишком занят своими моральными и физическими муками, чтобы обратить на это внимание.

6

Дождь лил не переставая, словно хотел смыть Настю с лица земли вообще и с площади перед гостиницей «Заря» в частности. Площадь была пустой, лишь несколько машин застыли вблизи самой гостиницы, словно владельцы решили сэкономить на автомойке и поручить это силам природы.

Настя когда-то слышала, что прогулки на свежем воздухе способствуют прояснению мыслей, и теперь она на основании личного опыта могла смело послать автора этого совета на три или более букв. В мыслях по-прежнему царил кавардак, и самой свежей и яркой загадкой в этом и без того путаном клубке было: «Откуда Марина знает про мои сны?!! И почему Марина знает про эти мои сны больше, чем знаю я сама?! Откуда она знает, что эта старушка — моя бабушка? Откуда она знает, что эта девочка рядом — я?! Она что, ясновидящая? Или я как-то разговаривала во сне... Бред какой-то».

Но это был не просто бред, это был бред, от которого ей все больше становилось не по себе.

Она поднялась по ступенькам, погруженная в свои сумбурные и ей самой непонятные мысли, не заметив человека, вошедшего в гостиницу перед ней. Она лишь услышала стук захлопнувшейся тяжелой двери, но не обратила на это внимания.

Настя уже взялась за массивную рукоять двери, как вдруг сзади послышалось что-то вроде издевательского смеха.

Настя отдернула руку от двери и отскочила в сторону. Она и так была на взводе, а тут...

Рослый парень лет двадцати пяти стоял, прислонившись к колонне, и негромко смеялся — и смех его был очень недобрым. А еще этот парень обнимал сам себя в районе подреберья, словно был в романтических отношениях сам с собой. Или же боялся распасться на куски.

Он был бледен, зрачки его были мутны, и он сказал Насте (а может быть, не ей, а тому, кто ему привиделся на месте Насти):

— А он не умирает, хр-хр... Вот так вот... Просто берет и не умирает...

Настя на всякий случай согласно кивнула ему, рванула на себя тяжелую дверь и проскочила внутрь гостиницы.

Тут, в огромном мраморном вестибюле, было тихо, спокойно и безопасно.

Так было еще две минуты. А потом Настя на собственном опыте узнала, что такое — быть меж двух огней.

Глава 38

Накладка

1

Знающие люди говорят, что перед смертью у человека перед глазами пролетает вся его жизнь. Бондареву приходилось несколько раз умирать, и в принципе он был согласен с вышеупомянутым наблюдением: жизнь пролетает. Но если ты сидишь двадцать часов в засаде и к тому же один, то жизнь перед глазами не летит, а тянется. Причем по пятому разу. Причем в самых скучных и малоинтересных подробностях.

В пустой и холодной квартире все это приобретало совсем уж невеселый оттенок. А Крестинский не шел.

Бондарев медленно разжевал таблетку — бодрость духа и внимательность глаз уже требовали химической подпитки. Он снова прогнал в голове составляющие расставленной ловушки и снова пришел к выводу, что слабым звеном механизма был Аристарх Дворников. Всегда беда с посредниками. Но раскрываться самому было бы совсем неправильно.

Бондарев вспомнил Москву и седовласого Орехова в домашних тапочках.

— Это же вы тогда остановили «Мерседес» Антона Крестинского и хотели ему устроить личный досмотр? Еще когда он был советником президента. И когда он ехал в компании кого-то из больших чеченских людей... Так?

Орехов тогда усмехнулся, как будто говоря: «Каких только глупостей не натворишь по молодости...» Наверное, это было глупо, учитывая, что Бондарев был всего лишь капитаном ФСБ, а Антон Крестинский — вторым или третьим человеком в государстве... Наверное, это было глупо, учитывая, что тот несостоявшийся досмотр стоил Бондареву карьеры в ФСБ и едва не стоил жизни...

Однако Бондарев ни о чем не жалел. Особенно после того, что сказал в аэропорту Орехов.

— Вы тогда на него случайно наткнулись, — сказал Орехов. — Сейчас вы снова с ним пересеклись — и это неспроста. Это судьба, это значит, что вы с Крестинским будете бегать друг за другом, пока один другому окончательно не испортит жизнь.

Бондарев был не против такого развития событий. Тем более что Антон Крестинский ему жизнь уже разок испортил, и мяч был на стороне Бондарева. Если путь к Антону лежал через старшего брата Гришу — что ж, легкие пути Бондареву сроду не выпадали.

И он продолжал ждать, когда явится Гриша Крестинский. Через двадцать с лишним часов ожидания Бондарев позвонил домой Дворникову и услышал раздраженный голос жены: Аристарха дома нет. Нет уже давно.

— Знаете что, — сказал Бондарев. — Я бы вам посоветовал... По-дружески. Начинайте его искать.

— В каком смысле? — оторопела жена Дворникова.

— Может быть, он еще жив.

Жена Дворникова стала еще что-то говорить, но Бондарев уже отключился.

2

Тело человека, которого когда-то давно мама звала Гришей, а друзья — Крестом, лежало в паре шагов от переднего правого колеса маятниковского «БМВ». Сверху лил дождь, постепенно растворяя пролившуюся кровь в лужах, смывая ее с застывшего тела.

Три машины, в которых приехали к гостинице Маятник и его люди, опустели — остался лишь водитель «БМВ», которому пришлось заняться подчисткой территории, а если конкретно — то уборкой тела. Место было неподходящее, время было неподходящее, но другого выхода не было. Сидеть в машине рядом с трупом было еще глупее, оставалось надеяться, что при этом нескончаемом дожде никто ничего не заметит, а если и заметит, то не рискнет вмешаться.

Он вышел из машины, поморщился от неприятного ощущения, которое оставляли пикирующие на кожу мелкие холодные капли, и занялся делом. Настороженно оглядываясь по сторонам, он открыл багажник «БМВ», вытащил оттуда широкую полиэтиленовую пленку, мысленно приложил ее к телу и остался удовлетворен.

Водитель бросил пленку на мокрый асфальт, развернул ее, потом взялся за ноги Креста и потащил тело к пленке. Та смялась, отчего не все тело оказалось уложенным на пленку. Водитель чертыхнулся и снова принялся за дело. Наскоро завернув труп в пленку и подтащив его к заду «БМВ», водитель остановился, чтобы перевести дух, вытереть с лица смешанный поток дождевой воды и пота, в десятый раз оглядеться...

И увидеть нож на асфальте. Там, откуда водитель поволок тело к машине.

Он чертыхнулся, быстро подобрал нож, обернулся и замер.

Труп, завернутый в полиэтиленовую пленку, изменил положение. Он повернулся на бок.

Потом страшноватый сверток дернулся снова. Водитель оцепенело наблюдал за этими конвульсиями, не зная, что ему делать, — в конце концов, он был лишь водителем.

Однако надо было что-то делать, и водитель решил как следует пнуть ворочающийся сверток по голове. Это должно было сработать.

И он уже решительно шагнул вперед, как вдруг пленка разошлась вдоль длинной ровной линии, вдоль линии сделанного изнутри разреза. Находившийся в свертке человек раздвинул пленку руками и сел. Огляделся, увидел рядом водителя и улыбнулся ему бледными губами. Выглядело это так, словно мертвый фараон восстает из саркофага, причем делает это с явно не добрыми намерениями.

Водитель нервно оглянулся по сторонам — теперь ему уже очень хотелось, чтобы какой-нибудь случайный прохожий обратил на него внимание или чтобы какая-нибудь машина подъехала к гостинице, но...

Крест вылез из полиэтилена, и дождь окончательно смыл с него остатки крови, отчего он выглядел теперь свежим и готовым на что угодно. Он посмотрел на водителя, увидел свой нож у того в руке и сказал:

— Даже так?

Водитель понял, что ему либо надо бежать, либо применить этот нож против Креста. Применять нож было страшно, но еще страшнее было повернуться к Кресту спиной.

Поэтому он сделал выпад ножом, а в следующую секунду уже лежал на крышке багажника, с ужасом глядя на закрывающее все небо лицо Креста...

И потом он услышал странный металлический звук — это нож прошел сквозь его тело и соприкоснулся с крышкой багажника.

Крест затолкал тело в багажник, захлопнул крышку и быстро зашагал к входу в гостиницу. Его пошатывало, но в целом шел он быстро и уверенно.

У дверей он наткнулся на Бурого: тот посмотрел на Креста безумными глазами и расхохотался. Крест просто кивнул ему, как старому знакомому. Сейчас ему было не до Бурого.

Крест вошел в гостиницу, а снаружи Бурый, обхватив свое исходящее кровью тело, изумленно и завистливо повторял:

— А вот он не умирает, хр-хр... Эта скотина просто берет и не умирает...

Следом за Крестом в гостиницу вошла какая-то девушка. Бурый хотел ей сказать, что не стоит туда ходить, что там водятся ужасные неумирающие люди, которые режут людей на куски...

Но потом он подумал — а какое мне дело? Никакого мне до нее дела нет.

И вообще — пора менять профессию.

3

На шестом этаже Маятник сделал шаг из лифта, замер и непроизвольно закрыл рот рукой, чтобы никто не успел заметить гримасу страха, возникшую на его лице. Три человека лежали на полу гостиничного коридора, как будто ориентиры, указывающие путь к номеру 606.

Маятнику стало жутко. Но потом он вспомнил, что рядом с ним его люди и что он самолично возле гостиницы разнес башку убийце этих троих. Эти мысли вдохновили Маятника, и он осторожно зашагал дальше.

Возле двери номера 606 он пропустил самого широкоплечего из своих людей вперед, чтобы тот в случае чего принял на себя все пули. На счет «три» стодвадцатикилограммовая гора мускулов ударилась в дверь, едва не снеся ее с петель, — и Маятник вошел в номер, хищно шаря взглядом по сторонам и водя стволом пистолета параллельно взгляду.

— Ага, — сказал он торжествующе. — Попалась, сука!

Он не удержался от маленького удовольствия и свободной рукой отвесил Лене Стригалевой весомую оплеуху. Девушка от удара слетела с кровати на пол...

И тут Маятник понял, что с девушкой что-то не то. Когда она падала на пол, раздался странный звук, и охранники Маятника инстинктивно дернулись, однако ничего не произошло. Они быстро осмотрели номер, но номер был пуст.

Лена молча поднялась на ноги, вытирая кровь с разбитых губ, и тут Маятник понял, откуда шел этот звук.

— Что это еще за фигня? — спросил он, с удовольствием тыча стволом пистолета Лене в подбородок и видя, как на коже остается красный след от соприкосновения с металлом. — Что, извращениями тут занимаешься со своим придурком? Садомазохизма захотелось? Это я тебе могу обеспечить! Столько извращений, что папа до смерти бы обрадовался, узнай он... До смерти, понятно?!

Маятника немного смущало, что девушка не кричала, не плакала и не просила о пощаде, она просто поднялась с пола, снова села на кровать, поджав под себя одну ногу. Вторую ногу она спустила вниз. На лодыжке этой ноги был металлический браслет, а от него длинная цепь тянулась к батарее.

— Где твой друг? — спросил Маятник, решив не грузить себя мыслями об этой странной цепи. — Где эта сволочь, которую ты наняла, чтобы меня убить?

— Тех, кого я наняла, ты перебил в Питере еще зимой, — ответила Лена, и снова Маятнику впору было удивиться обреченному спокойствию в ее голосе. — Больше у меня не было людей. И я больше не пыталась тебя убить, я просто пыталась договориться.

— Договориться?! — оскалился Маятник. — Грибу очень дорого встали твои договоры! Хватит дурочкой прикидываться! Где он?!

— Человек, который от моего имени ходил договариваться с тобой и Леваном?

— Да!

— Я не видела его уже месяц. Он оставил меня в этой гостинице и...

— И приковал цепью, чтоб не сбежала. Да, конечно. Кому ты пытаешься слить вот эту туфту? Кого ты пытаешься обмануть, соплячка?!

— Я говорю так, как есть, — вздохнула Лена. — Женя уехал месяц назад. Больше я его не видела. Цепь — это не его работа.

— А чья?

— Не знаю.

— Хватит, — махнул рукой Маятник. — Это ты сейчас так разговариваешь. Когда мы с тобой поговорим по-другому, ты вспомнишь все. Вспомнишь, где сейчас прячется твой любимый друг... Все вспомнишь. Парни, вытаскивайте ее отсюда.

— Да, пожалуйста, вытащите меня отсюда, — сказала Лена, и в ее голосе не было иронии. Маятник понял, что он чего-то не понимает. Как бывало обычно в таких ситуациях, он разозлился и снова ударил Лену по щеке. На этот раз она вскрикнула, и это Маятнику понравилось.

— Вот так вот, детка, — зло проворчал он. Лена неприязненно посмотрела на него снизу вверх, и Маятник еще раз повторил: — Вот так, детка...

Только он снова не понял: если он бил ее по щеке и по губам, то откуда у нее кровоподтек под глазом?

Надо было сваливать из гостиницы, иначе эти вопросы могли свести Маятника с ума.

В конце концов, он получил свое, получил компенсацию за пережитое в пансионате унижение. Пока компенсация еще не была полной, но подходящий для этого материал уже находился у Маятника в руках.

4

Настя прошла мимо стойки администратора, потом помахала гостиничной карточкой перед лицом охранника, а потом...

Потом она развернулась, снова прошла мимо охранника, снова мимо администратора и остановилась у отгороженного стеклом закутка с надписью «Трансагентство».

«Зря я приехала, — подумала она. — Я все равно ничего не смогу ему сказать. И тем более не смогу ничего изменить. Слишком поздно».

— У вас есть билеты на сегодня? — спросила она крашеную блондинку по другую сторону стекла.

— Какие билеты? — не поняла блондинка.

— Билеты, чтобы уехать отсюда.

«Все это было ошибкой. Большой глупой ошибкой, которые случаются, когда насмотришься ночных кошмаров. С чего это ты решила, что здесь тебе станет легче? Даже если ты расскажешь то, что ты знаешь, — кому от этого станет легче? Тебе? Ему? Родителям Димки? Нет, легче никому не станет. Станет только тяжелее...»

— А, понятно, — сказала блондинка. — Поезд или самолет?

— Поезд.

Денег у нее осталось немного, хотя, конечно же, самолетом было бы лучше — тогда она покинула бы Волчанск с большей скоростью.

— Понятно. И куда?

— Извините?

— Ну, понятно, что вы уезжаете отсюда. А куда вы едете?

«Мне абсолютно все равно. Мне наплевать. Мне некуда ехать, но мне нельзя оставаться здесь...»

— Так что? Куда вы едете?

— Куда-нибудь.

— Девушка, ну так же нельзя. Вот посмотрите расписание поездов, там, на стеночке, выберите, определитесь. Тогда я что-нибудь смогу для вас сделать. А так...

Настя неохотно поворачивается к стенду с расписанием поездов («Ну что я там буду смотреть? Дала бы билет на первый попавшийся поезд — и дело с концом...») и видит:

Мимо администратора проходит несколько молодых парней...

Один мужчина в годах, он как будто главный...

Лотом идет девушка...

Настя узнает ее — это она подходила к ней в кафе и спрашивала сигаретку. А потом они болтали.

Девушка сейчас одета странно — желтые пижамные штаны, тапочки, свитер. Не слишком подходит для прогулок под дождем, а направляется вся эта группа людей именно к выходу.

Настя внимательнее смотрит на девушку — почему-то на ней нет очков — и видит у нее под глазом синяк, которого вчера не было. И еще она видит:

Здоровый мужик, который замыкает процессию, одной рукой держит девушку повыше локтя, а другую положил ей сзади на шею. Эта большая сильная мужская рука смыкается вокруг шеи, словно ошейник, словно удавка, словно...

Эта картина внезапно накладывается на другую картину — ненавистную, пугающую, невероятно реалистичную, хотя и вышедшую из ночного кошмара. Но сейчас перед глазами Насти она всплывает среди бела дня, и она реалистичнее, чем когда-либо...

Он приближается к девочке вплотную — большой темный человек с чужим запахом и сильными руками. Потом заходит ей за спину и кладет ладони на плечи. Его ладони — широкие и тяжелые.

Сцепленные вместе, они составляют надежный ошейник, сомкнувшийся вокруг детской шеи.

— Молчишь. Ничего не говоришь. И ничего не делаешь. Хорошо. Я подожду. Раз такое дело, я подожду.

И очередная темная капля бьет в пол...

Пальцы на плечах маленькой девочки сливаются с пальцами, обхватившими шею блондинки Лены...

И эти же пальцы Настя чувствует на своих плечах. Они жгут! Они впиваются в ее кожу, продавливают ее до костей...

И Настя вспоминает: девочка — это она. Мужчина за ее спиной — это Посланник. Мертвая старая женщина рядом — ее бабушка. Это никогда не было сном. Это всегда было частью ее, Насти, настоящей жизни.

Когда она это понимает, то ей на плечи словно падает гигантский груз, придавливающий ее к земле, вбивающий ее в землю по горло и не дающий подняться. Это уже слишком. Это уже слишком, с ней не имеют право делать такое, и тогда Настя начинает кричать...

— Вы не имеете права с ней это делать! Отпустите ее! Немедленно отпустите ее, сволочи! Гады!

И еще она кричит:

— Убийцы!!

5

Они уже миновали администратора, они уже шли к выходу — и они уже почти ушли, когда вдруг эта дура начала орать.

Маятник не разобрал большую часть того, что кричала эта безумная девка, но последнее слово было слышно очень ясно.

— Убийцы! — кричала она.

Маятник вздрогнул, но продолжал идти вперед. Его парни слегка замешкались, покрутили головами: кто это орет? — но тоже продолжали шагать, и, возможно, они бы даже ушли, несмотря на окрик спохватившегося охранника, несмотря на привставшую из-за стойки администраторшу...

Даже несмотря на то, что до поры покорно шедшая Лена вдруг дернулась изо всех сил и едва не вырвалась из рук Большого Левы, — он ухватил ее за свитер и дернул назад...

Даже со всей этой нервотрепкой можно было уйти. Но было еще одно. И когда Маятник это увидел, то понял, что сегодняшний день станет одним из самых тяжких дней в его жизни.

То ли из-за газетного киоска, то ли из-за двери с надписью «Служебный вход», то ли еще откуда-то — а может быть, непосредственно из адского пламени — вышел ссутулившийся мужчина в сером свитере и быстро пошел на Маятника.