— А в третий раз?
— В третий раз они выбрали целью налета Кредитный банк Голдмана в Мэриленде. Вы, конечно, знаете, что насилие нарастает. На этот раз жертв было уже две. Могло быть три, но один из раненых чудом выжил.
— Вижу, вы хорошо подкованы по части фактов, — заметил Картер. — Но меня больше интересует, с чего вы взяли, что в очередной раз нападению подвергнется именно Первый национальный банк Виргинии.
Он так впился в Эвери взглядом, что она не выдержала и опустила свой на колени, пытаясь собраться с мыслями. Разумеется, это не была вспышка интуиции, она пришла к своему заключению логическим путем, но одно дело — знать и совсем другое — объяснять в отделении внутренних расследований. Здесь приходилось особенно тщательно подбирать слова.
— Все дело в подходе, сэр. Для меня факты говорят сами за себя. Достаточно внимательно вчитаться…
— Никто другой вчитаться не сумел, — перебил Картер с нажимом. — Ограблено три разных банка, и я не вижу в этом никакой системы. Однако вы сумели убедить Эндрюса, что следующим на очереди опять Первый национальный.
— Да, сэр.
— Как? С помощью красноречия?
— Нет, сэр, я так не думаю. — Хотелось верить, что Энд-рюс не пересказал Картеру их разговор слово в слово.
— Вы воспользовались моим именем?
— Да, сэр, — признала она, внутренне передернувшись.
— То есть сказали, что приказ исходит от меня? Это так, Делейни?
«Ну все, — подумала Эвери. — Прелюдия окончена, начинается собственно увольнение».
— Так, сэр.
— Давайте вернемся к фактам. Лично для меня они таковы: «политиканы» нанесли свои три удара пятнадцатого марта, тринадцатого апреля и пятнадцатого мая. Ни у кого нет ни малейшего представления, почему они выбрали именно эти числа календаря. А вот для вас это не тайна. Так вы заявили Эндрюсу, но… — Картер поднял палец, — в объяснения не вдались.
— Не было времени.
— Сейчас времени достаточно. Итак, как вы пришли к своим выводам?
— Шекспир помог.
— Шекспир?
— Да, сэр. Я была уверена, что система в ограблениях есть, просто обязана быть и нужно ее только разглядеть. Так вот, я обратилась в Первый национальный, а потом и в другие два банка с просьбой прислать распечатку операций за последнюю неделю перед ограблением. Я надеялась наткнуться на что-то общее, на то, что может дать зацепку… — Эвери улыбнулась краешками губ. — Вся кабинка была завалена распечатками так, что ступить было некуда. Я просматривала их снова и снова и наконец нашла кое-что занятное. Поскольку у меня были и дискеты, информацию удалось проанализировать на компьютере.
Картер потер подбородок. Было заметно, что ему не терпится услышать главное.
— Еще минутку, сэр! — заторопилась Эвери. — Первое ограбление случилось пятнадцатого марта. Эта дата ничего вам не говорит? Совсем ничего? — Не дожидаясь ответа, она выпалила: — Мартовские иды! Юлий Цезарь!
Картер медленно кивнул.
— Должно быть, это гнездилось где-то в уголке сознания прошлым вечером, когда я в очередной раз изучала распечатки и когда взгляд наткнулся на имя «Кассиус», я его не пропустила. Некий Нейт Кассиус снял деньги со счета в Американском банке Мэриленда. Конечно, пришлось как следует пошевелить мозгами, чтобы распознать систему, но я уже догадывалась (и отчаянно надеялась, что догадка верна!), что главарь намеренно оставляет нам ключики к разгадке. Почему? Кто знает! Может, ему нравится играть в игры. А может, просто интересно, как быстро мы разберемся.
— Продолжайте, — сказал Картер.
— Поначалу даты ограблений казались случайными, и это сводило с ума, но стоило вспомнить древнеримский календарь, как мозаика сложилась. Из шекспировской драмы «Юлий Цезарь» мы знаем о мартовских идах и о том, что они начинают убывать именно пятнадцатого. Это характерно не для каждого месяца, для некоторых это число тринадцать. Я просмотрела распечатки с учетом этих данных и в самом деле обнаружила, что каждый раз на неделе перед ограблением кто-то побывал в соответствующем банке и снял деньги со счета.
— Всегда Нейт Кассиус?
— Отнюдь, сэр. Однажды это был Уильям Брут, потом — Марио Каска, но операция проводилась каждый раз за два дня до ограбления. Думаю, при этом они изучали планировку здания и прочее.
— Понятно. Дальше! — Картер сидел теперь, весь подавшись вперед.
— Я обнаружила это только в самую последнюю минуту. Пришлось затребовать отчет об операциях за последние два дня. Я ввела данные в компьютер только около одиннадцати вечера, и вот оно! Мистер Джон Лигарий снял Деньги со счета в отделении Первого национального банка без пятнадцати четыре того же дня! Кассиус, Брут, Каска, Лигарий — это ведь все имена заговорщиков, убивших Цезаря! У меня не было времени проверить, есть ли у нас что-нибудь на этих людей, но все четыре кредитные карты были выданы в банках Арлингтона. Поскольку Лигарий побывал в Первом национальном, то Первый национальный и будет ограблен.
Эвери перевела дух. Картер молча ждал продолжения.
— Теперь важно было не упустить время. К сожалению, мой непосредственный начальник, мистер Дуглас, был в отъезде (улетел в тот же день самолетом в половине пятого), то есть получить его одобрение не представлялось возможным. Пришлось действовать на свой страх и риск. Сэр, я решила, что лучше рискнуть и, если что, лишиться работы, чем промолчать и позже убедиться в правоте своих выводов. Все это: мои рассуждения и последующие действия — будет в отчете, который я уже составляю. Прочтя его, вы убедитесь, что я готова лично нести ответственность за случившееся. Коллеги не только не поддержали решения обратиться к Эндрюсу, но и пытались меня отговорить. Разумеется, это не означает, что я не ценю их… или себя. Мы — сплоченная команда специалистов с небольшим, но весомым опытом. Мы не просто вводим данные, мы их анализируем!
— Для этого есть компьютеры.
— Машины без сердца и интуиции! А у нас есть и то, и другое. И, раз уж разговор так повернулся, хочется отметить, что зарплата возросла по всему Бюро, кроме нашего отдела.
— Вы требуете прибавки?
Эвери съежилась, потом не без вызова выпрямилась снова. Если уж ей предстоит потерять работу, пусть остальные на этом выиграют. Вспомнив «закут», она вдруг некстати возмутилась. Да их просто в грош не ставят! Скрестив руки, она поймала взгляд Картера.
— Излагая вам ход своих рассуждений, сэр, я еще больше убедилась, что поступила правильно. У меня не было другого выбора, кроме как убедить Эндрюса действовать, а это было возможно только с помощью вашего имени. Я признаю, что зашла слишком далеко, но поскольку время поджимало…
— Они схвачены, Делейни.
— Что, простите? — осеклась она.
— Люди Эндрюса захватили грабителей.
Странное дело, новость потрясла, хотя именно на это Эвери и надеялась с самого начала.
— Неужели всех?
— Всех троих. Эндрюс со своими людьми засел в банке с раннего утра, а через три минуты после открытия туда ворвались грабители.
— Жертвы?
— На этот раз обошлось.
— Слава Богу!
— Троица снова была в белом. Что вы об этом думаете? Простая случайность или намеренный выбор?
— Римские сенаторы носили белые одежды.
— Сейчас их допрашивают. Полагаю, вы уже знаете, что они хотели доказать.
— Я думаю, они мнили себя заговорщиками против существующего общественного строя. В случае провала — мученический венец и все такое. Скорее всего как раз это вы от них и услышите, но лично мне кажется, что подо всеми красивыми понятиями лежит та же избитая суть: жадность. Просто не все любят называть вещи своими именами.
Эвери улыбалась, но лишь до тех-пор, пока не припомнила предупреждение Картера.
— Однако, сэр, вы предложили не расслабляться. Что вы этим хотели сказать?
— Через… — он бросил взгляд на часы, — десять минут начнется пресс-конференция, и вам, Делейни, предстоит стать в ней гвоздем программы. Насколько мне известно, вы не из тех, кому по душе свет юпитеров. Я и сам от этого не в восторге, но что поделаешь!
Эвери снова бросило в жар.
— Почему я, сэр?! Гвоздем программы должен быть Майк Эндрюс! Ведь это его люди провели задержание! А я… я не сделала ничего особенного! Это же моя работа, сэр!
— Вы или не в меру скромны, или…
— Просто я предпочитаю не выпячивать свои заслуги, — перебила Эвери (непомерная скромность редко вознаграждается, нельзя было об этом забывать).
Ей показалось, что Картер готов улыбнуться, но улыбка блеснула только в глазах.
— Боюсь, сегодня так не выйдет.
— Понимаю, сэр. — Паника нарастала и грозиаа стать всеобъемлющей. — Можно вопрос, сэр?
— Задавайте.
— Почему у вас мое досье? Разве это был серьезный проступок? Ведь я не вышла за рамки предписаний… ну, почти, и если речь не об увольнении…
— Я хотел ближе познакомиться с вашим небольшим, но, как выяснилось, дружным коллективом. — Картер снова взялся за папку.
— А можно узнать, зачем вам это?
— У вас будет новый начальник.
Новость Эвери не понравилась. Не с каждым начальником легко сработаться. Дуглас нравился им всем.
— Значит, мистер Дуглас все-таки выходит на пенсию? Он давно об этом поговаривал — сколько я его знаю.
— Да, он уже уведомил вышестоящих. Приехали, уныло подумала Эвери.
— И кому же мы теперь будем подчиняться?
— Мне, — ответил Картер, не поднимая взгляда от досье. Он помолчал, давая Эвери переварить услышанное, потом добавил: — Вы, все четверо, переходите в мой отдел.
— И в новый офис? — оживилась она.
— Нет, офис у вас останется прежний. Просто со следующей недели отчитываться будете передо мной.
— Бегая туда-сюда по этажам? Между прочим, до вас восемь пролетов и длинный коридор! — Это должно было прозвучать как шутка, но вышло жалобно.
Эвери тотчас пожалела о своих словах, но сказанного не воротишь.
— Существует еще лифт. Большинство наших сотрудников годами пользуются лифтом, и никому из них еще не прищемило голову.
— Вы правы, сэр, — вздохнула Эвери, сраженная сарказмом. — Но хоть жалованье-то нам прибавят? Переаттестация прошла, но нас на нее не пригласили.
— Пригласят, в самое ближайшее время.
— Вот как? — Жаль, что он не сказал этого сразу! — А каковы наши шансы?
— Лично ваши шансы я взвешиваю прямо сейчас. Задаю вопросы, вы на них отвечаете, и тем самым складывается мнение о вас как о сотруднике нашего департамента и как о личности. Давайте перейдем к биографии.
Картер опустил взгляд в досье и несколько минут изучал его. Начиналось оно, конечно, личными деталями, которые Эвери сама туда вписала.
— До одиннадцати лет вы жили у бабушки, Лолы Делейни?
— Это так.
Новая долгая пауза. Картер снова прошелся по страницам. Хотелось спросить, зачем ему вдаваться во все это, зачем знать историю ее жизни, но он мог счесть, что она смущена или даже возмущена этим неожиданным экскурсом в свое прошлое, поэтому Эвери смолчала, стараясь сохранить спокойствие. В конце концов, это ее новый начальник, совершенно ни к чему с ходу восстанавливать его против себя.
— Лола Делейни была убита в ночь на…
— Четырнадцатое февраля, — бесстрастно подсказала Эвери. — На Валентинов день.
Картер поднял взгляд.
— Я была тому свидетелем.
— Здесь так и сказано. — Еще пару минут Картер просматривал бумаги молча, затем заговорил: — Дейл Скаррет, застреливший вашу бабушку, в то время уже находился в розыске. Ордер на его арест был выдан в связи с ограблением ювелирного магазина. При этом был убит владелец и исчезли бриллианты на сумму четыре миллиона долларов. Поскольку драгоценности так и не всплыли, до официального обвинения не дошло.
— Обвинение было целиком построено на косвенных уликах, — вставила Эвери, — и шанс, что он будет признан виновным, был невелик.
— Джилл Делейни разыскивалась по тому же поводу.
— Правда.
— Она не присутствовала при убийстве вашей бабушки, не так ли?
— Ни при убийстве, ни при попытке похищения. Но я знаю, что именно она послала Скаррета выкрасть меня.
— Вы сопротивлялись.
— Да, — подтвердила Эвери со знакомым тошнотворным ощущением.
— Это выяснилось только на следующее утро. Когда появилась полиция, Скаррета уже не было, а вы сами находились между жизнью и смертью.
— Он только потому и ушел, что счел меня мертвой.
— Вас отвезли в детскую травматологию, в Джексонвилл. Месяц спустя, когда вы оправились (надо сказать, на редкость быстро для того, в каком состоянии туда поступили), за вами приехала Кэролайн Делейни и увезла к себе в Бель-Эйр, штат Калифорния. — Картер положил досье и откинулся в кресле. — Туда Скаррет и явился за вами вторично, так?
— Так. — Напряжение неумолимо нарастало. — Явился убрать свидетеля, который мог обеспечить ему пожизненное заключение. К счастью, у меня был ангел-хранитель: незаметно для меня за мной присматривало ФБР. Скаррет явился за мной в школу к концу учебного дня.
— Он был безоружен и позже утверждал, что хотел только поговорить. Ему было предъявлено обвинение в убийстве второй степени тяжести. На этот раз отвертеться не удалось, и в данный момент Скаррет отбывает срок в колонии строгого режима во Флориде. Два года назад он подал прошение о досрочном освобождении и получил отказ. Новый пересмотр прошения ожидается в этом году.
— Знаю, сэр. Я регулярно навожу справки в прокуратуре. Меня обещали уведомить сразу, как только дата пересмотра будет назначена.
— Вам придется там быть.
— Иного я и не желаю.
— Что вы думаете о возможном пересмотре дела? Чем это грозит? — спросил Картер, постукивая пальцами по бумагам. — Есть ли для этого основания?
— Есть, сэр, и, боюсь, очень серьезные. Недавно выяснилось, что на суде не фигурировал факт первостепенной важности. Прокурора обвиняют в намеренном его сокрытии. У бабушки было слабое сердце, и когда кардиолог, поставивший диагноз, узнал о ее смерти, он передал карту прокурору. До адвоката защиты, однако, она так и не дошла… — Эвери почувствовала, что не выдержит больше ни минуты. — Сэр, я должна знать, зачем вам все это!
— Затем, что происходит ваша переаттестация, — невозмутимо напомнил Картер и продолжал: — Через две недели после осуждения Скаррета Джилл Делейни погибла в автомобильной катастрофе.
— Верно.
Эвери забыла многое из своего детства, но этот телефонный звонок остался в ее памяти. Они праздновали день рождения Кэрри — с опозданием, потому что в нужный день она все еще находилась в травматологии. Эвери помогала экономке сервировать праздничный стол и как раз ставила в центр блюдо с фруктами, когда телефон зазвонил и Кэрри пошла снять трубку.
Это был директор похоронного бюро. Джилли была практически кремирована в своей машине после взрыва бензобака, но от нее осталось достаточно, чтобы наполнить погребальную урну. Директор спрашивал, как Кэрри желает поступить с прахом и личными вещами (в числе прочего полуобугленными водительскими правами). Эвери стояла в окне-фонаре и смотрела на резвящихся птиц. Она ясно слышала ответ: «Бросьте все это в ближайший мусорный бак!» Этот момент отпечатался в ее памяти навеки…
Картер вернул ее к действительности, внезапно сменив тему:
— Вы получили высшее образование в университете Санта-Клары. Диплом с отличием по психологии и еще два внеклассных: по истории и политике как науке. Далее был университет в Стэнфорде и степень магистра по уголовному праву. — С этим он наконец закрыл досье. — В вашем заявлении стоит, что вы мечтали о работе в ФБР с детства, с двенадцати лет. Почему?
В заявлении было указано и это — ей нечего было скрывать при поступлении на работу. Однако Картер, видимо, хотел слышать это лично от нее, поэтому Эвери ответила:
— Агент по имени Джон Кросс спас мне жизнь тем, что так внимательно следил за всем, что вокруг меня происходит. Если бы Скаррет забрал меня из школы, со мной было бы покончено.
— И вам хотелось воздать за это, работая в бюро?
— Да, сэр.
— Тогда почему же вы занимаетесь бумажной работой?
— Всему виной бюрократия! Я не предполагала, что этим кончится, но собиралась через полгода просить о переводе.
— Мистер Картер, вас ждут, — напомнила секретарша.
— Сэр, как все-таки насчет Майка Эндрюса? — воскликнула Эвери в новом приступе паники. — Это все его заслуга!
— Послушайте, никому из нас это не по душе! — отрезал Картер. — Но поскольку дело нашумело, придется внести свою лепту. Вообще говоря, другая на вашем месте прыгала бы от радости!
— Меня — и, кстати, моих коллег тоже — больше порадовала бы прибавка к зарплате и окно, хоть самое маленькое. Нас загнали в дальний угол, за машинный зал! Но вы это, конечно, знаете.
— Просторный офис — это большой приз, Делейни. С чего вы взяли, что можете торговаться?
— Да, но при переаттестации…
— И потом, вы утверждаете, что, обратившись к Эндрюсу, действовали в одиночку.
— Верно, но без остальных мне бы не справиться! В одиночку я утонула бы в распечатках!
— На переаттестации ложь так же недопустима, как и на свидетельской скамье. Надеюсь, вы это понимаете.
— Мы четверо — одна команда, сэр. Марго, Мел и Лу помогали мне во всем. У них просто… не было моей уверенности.
На интеркоме замигал сигнал вызова. Картер с досадой стукнул по кнопке.
— Уже иду!
Он начал застегивать пиджак, при этом сверля Эвери мрачным взглядом.
— Ладно, Делейни, будь по-вашему, — наконец проворчал он. — Не возьму я вас на эту пресс-конференцию.
— Спасибо, сэр! — пролепетала она, еле шевеля языком от облегчения.
Когда он поднялся из-за стола, встала и она. При этом с колен на пол комком скатились колготки, о которых она совсем забыла. Картер обернулся от двери. Брови его так и оставались мрачно сдвинутыми.
— Советую впредь пользоваться моим именем только с моего разрешения.
— Хорошо, сэр.
— И вот еще что…
— Да, сэр?
— Успехов в работе!
Глава 2
«Брак не для щепетильных. Если двое хотят, чтобы союз продолжался и процветал, каждый из них должен дать волю сорванцу, что живет глубоко в душе, — пусть себе резвится, сколько хочет. На то он и ребенок, чтобы ваяться в грязи. Великодушие умоет его, а любовь переоденет в чистое, ошибки будут прощены, а раны исцелятся».
Что за никчемный жирный болван, думала Кэролайн Пелейни-Сальветти, пока консультант по семейным проблемам зачитывал избранные места из пособия, составленного им самим и с претензией озаглавленного «Помоги своему „я“ раскрепоститься в браке». Какой идиот сравнивает брак с борьбой в грязи? Впрочем, вот он, этот идиот. Больше всего на свете Кэрри хотелось послать консультанта ко всем чертям.
Она сделала вид, что потирает локоть, при этом поддернув рукав блузки так, чтобы видеть часы. Симпатичные «Картье» сказали, что осталось вытерпеть десять минут. Она не была уверена, что продержится.
Выпустив рукав, Кэрри глубже ушла в кресло и позволила мыслям странствовать, изредка глубокомысленно кивая — для мужа и для идиота-консультанта.
— Брак не для щепетильных! — повторил тот противным гнусавым баритоном.
Это был один из тех голосов, что раздражают невыносимо, как скрип мела по классной доске. От него сводило челюсти.
Консультант был напыщенным толстым пустомелей. Он настаивал, чтобы к нему обращались просто «доктор Пирс», полагая, что полное имя — Пирс Эбрихт — звучало бы чересчур формально на сеансах, где пациент делает харакири своей душе и вываливает ее содержимое на стол для анализа. На первом же сеансе Кэрри окрестила его про себя «доктор Прик». Он был выбран исключительно за свою популярность: все, кто с ним сталкивался, утверждали, что это современным гуру в вопросах супружеского воссоединения. По мнению Кэрри, это был мыльный пузырь, не более того. Фигляр. Шут гороховый.
Впрочем, ее Тони ничего иного и не заслуживал. Он и сам был фигляр. В данный момент он сидел рядом, сложив потные ладони словно в молитвенном экстазе, с видом абсолютной готовноста немедленно воплотить все советы в жизнь — ни дать ни взять Буратино, деревянно кивающий каждый раз, как консультант незаметно дергает за веревочки.
Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться или не закричать во весь голос. Завизжать на самой высокой ноте. К сожалению, Кэрри не могла позволить себе такой роскоши. Она дала слово этому слизняку, своему мужу, что будет вести себя прилично, будет притворяться, что в самом деле желает спасти брак, идущий ко дну стремительно, как «Титаник». Развод означал алименты, из ее кармана и на всю его оставшуюся жизнь. Сама мысль об этом пронизывала холодом до костей, потому что Тони предстоял долгий остаток жизни — все его предки без труда доживали до сотни, а ныне живущие родственники не выказывали признаков увядания.
Дядя Энцо, например, до сих пор еще самолично давил виноград на вино на красивом, как картинка, куске земли поблизости от Неаполя. А между тем ему уже стукнуло восемьдесят шесть! О здоровом образе жизни тут и речи не шло. Единственное, в чем дядя Энцо пошел на уступки возрасту, — в восемьдесят пять снизил ежедневную дозу сигарет без фильтра с трех пачек до двух и в виде компенсации стал класть вдвое больше чесноку во все, что ел, не исключая утренней каши. Если Тони были суждены столь же крепкое здоровье и выносливость, он мог все еще порхать как мотылек, в то время как Кэрри, уже дряхлая старуха, по его милости осталась бы при пустых сундуках, и ей нечего было бы оставить той единственной, которая что-то значила, — племяннице Эве-ри. Оставалось подыгрывать, посещая сеансы доктора При-ка. На случай, если брак все же рухнет (по мнению Кэрри, это был единственно возможный случай), Тони клятвенно обещал уступить свою долю в бизнесе добровольно и без всякой компенсации.
Кэрри была далеко не глупа. Циничная до мозга костей, она ни за что не поверила бы на слово человеку, которого считала прожженным притворщиком и неисправимым лжецом. Однажды с одного из счетов фирмы исчезло сто двадцать три тысячи долларов, и, хотя доказательств не было, она ни минуты не сомневалась, что именно Тони их присвоил (деньги, конечно, пошли на безделушки для очередной содержанки). Зная, что мужу ничего не стоит нарушить слово и потребовать финансового обеспечения, Кэрри взяла с него письменное обязательство, написанное при свидетелях и по всем правилам заверенное. Этот бесценный документ хранился в ее депозитном ящике в Первом коммерческом банке.
Как же они до этого докатились? Ведь когда-то Тони был любящим и заботливым супругом.
Кэрри вспомнила ночь, когда проснулась от мучительной боли, которую справедливо приписала пищевому отравлению, — в тот вечер они с мужем опробовали новый тайский ресторанчик, о котором все отзывались с восторгом. Встревоженный Тони хотел отвезти ее в больницу, Кэрри отказывалась, и в конце концов он, несмотря на протесты, на руках отнес ее в машину. Пока Кэрри обследовали, он мерил шагами коридор, а когда поместили в палату, остался с ней и просидел всю ночь у постели, держа ее за руку. Стоило высказать хоть малейшее недовольство, как он бежал за сиделкой и, бессовестно пользуясь своим шармом, вымаливал нужное. В палате негде было повернуться от фиалок и гербер, любимых цветов Кэрри.
В то время он был само обаяние и, черт его побери, сохранил что-то от прежнего шарма даже теперь, потому-то юные красотки — будущие звезды экрана — так и липли к нему. Искушение непреодолимо: ведь жена не молодеет, годы понемногу берут свое. Не в этом ли кроется главная причина его измен?
Кэрри вторично глянула на часы и едва удержалась от вздоха. Неужели прошло всего пять минут? И все равно, еще через пять последний сеанс у доктора Прика будет закончен и можно будет забыть эту чушь, как кошмарный сон. Затем вопреки его советам освежить брак она отправится немного освежить самое себя. Спортивная одежда ждет в чемодане от Гуччи, бок о бок с тремя комплектами батареек к лэптопу, а также вторым мобильным телефоном и парой зарядных устройств, по одному на каждый. Это — самое необходимое, без чего не стоит даже выходить из дому. Багаж в наемном лимузине, лимузин у дверей, и все, что остается, — отрясти с ног прах этого кабинета.
Это будет первый отпуск вдали от фирмы, от ее драгоценного «Звездочета» — первый за восемь лет. Немудрено, что никак нельзя избавиться от опасений и тревожных предчувствий. Штат подобрался отличный, опыт деловых поездок показывал, что на него можно положиться, но Кэрри была из тех, кто должен непременно присматривать за всем сам. Мысль о том, что решения за нее будет принимать кто-то другой, казалась кощунством. Четырнадцать дней, подумать только! Эвери относила Кэрри к людям с непомерно высоким чувством ответственности, совершенно не способным на безделье. И верно, медовый месяц с Тони она свела к одной неделе в Баие, да и та показалась вечностью, поскольку в тот период сердце Кэрри было сполна отдано недавно основанной фирме — по сути, в нее она и была влюблена безраздельно.
Приглашение на шикарный и остро модный курорт под названием «Утопия» пришло три недели назад, то есть после второго сеанса у доктора Прика. Едва взглянув на него, Кэрри сообразила, что за этой прозрачной попыткой удалить ее из Лос-Анджелеса стоит Тони. Тот, конечно, все отрицал, словно она могла забыть, что вот уже несколько месяцев подряд он уговаривал ее сделать передышку, а заодно и поразмыслить над тем, как реанимировать гибнущий брак. Однако как ни пыталась Кэрри припереть его к стенке, Тони отпирался с раздражающим упорством. По его словам, он не имел с приглашением ничего общего, поскольку это обошлось бы ему в баснословную сумму, какой не стоит ни одна супружеская проблема.
В конце концов Кэрри это надоело, и она отступилась, хотя и осталась при своем мнении.
К приглашению прилагалась пухлая глянцевитая брошюра с фотографиями роскошных мест отдыха и развлечений и описанием всевозможных шикарных процедур. Одно слово, утопия. Еще была выписка из книги отзывов с многословными восторгами знаменитых гостей курорта, часть которых давно стала его постоянными клиентами.
Разумеется, Кэрри и раньше слышала об «Утопии» (кто в Голливуде не знал таких мест?), но даже не подозревала, что курорт настолько популярен, что он буквально кишит богатыми и славными. И даже знай она, Кэрри не помышляла бы о поездке на отдых по таким заоблачным ценам. Теперь она разрывалась между желанием поехать и страхом оставить фирму на произвол судьбы на столь невообразимо долгий срок, как две недели.
Стоит ли овчинка выделки? Одно дело появляться в модных и баснословно дорогих ресторанах (в конце концов, это своего рода реклама компании), и совсем другое — позволить себе дорогой курорт. Судя по всему, это тихое и уединенное местечко. Кто заметит ее, кроме персонала? И пригласят ли еще расписаться в книге знаменитых гостей? Однако если все-таки пригласят, это будет что-то! Когда имя значится среди самых громких, компания входит в моду. Это не помешает, отнюдь нет. В бизнесе такого рода делать следует только то, что заставляет других беситься от зависти. Это ведь Голливуд. Моргнуть не успеешь, как тебя забудут. Расслабиться можно, только если сидишь на самой вершине мира.
Но где гарантия, что ее сочтут достойной черкнуть пару строк в книге знаменитостей?
Кэрри не просто прикинула издержки, а рассчитала стоимость одного дня в «Утопии» до последнего пенса. Цифра ужаснула, и решено было остаться дома. Какая разница, на чьи нужды Тони почерпнет из бюджета, свои или ее, все равно это будет солидное кровопускание. Ну уж нет! Она позвонит на курорт, аннулирует бронь и потребует возмещения убытков.
Когда Кэрри на повышенных тонах высказала все это мужу, тот взял выписку из книги посетителей и начал вслух зачитывать имена тех, кто регулярно прохлаждался в «Утопии» и пел ей дифирамбы. Имя Барбары Роулендс заставило Кэрри прикусить язык. Об этой стареющей актрисе с тремя «Оскарами» в кармане говорили как о шедевре пластической хирургии: в прошлом году она исчезла из виду на две недели, а когда появилась (на многолюдном благотворительном базаре), ее было не узнать — она помолодела лет на десять. Неужели это чудесное превращение совершилось в «Утопии»?
Кэрри схватила брошюру. Ей не пришлось даже листать глянцевитые страницы, поскольку на первой же, венчая собой список персонала, красовались имена известнейших пластических хирургов.
Неужели ею займутся те же специалисты, к услугам которых прибегают известнейшие, влиятельнейшие люди столетия? Бог свидетель, не помешает подумать о себе! Речь не о пластической хирургии (в сорок пять начинать с этим рановато), но что-то предпринять стоит. К примеру, мешки под глазами по утрам становятся все тяжелее, и уже нельзя отмахнуться от этой маленькой, но важной проблемы. Недостаток сна, затяжные рабочие часы, двадцать чашек крепкого кофе в день, гиподинамия и никакой гимнастики — все это рано или поздно сказывается на женской внешности.
В приглашении говорилось, что добраться до «Утопии» из Лос-Анджелеса проще всего через Денвер, откуда самолет поменьше доставит до Аспена. «Утопия» расположена в горах, в пятнадцати минутах езды от другого курорта — лыжного. Если зарегистрироваться вечером, то уже утром к услугам клиента все необходимые специалисты. Кэрри отметила, что к числу предоставляемых процедур относится и липосакция — указана как нечто простое и повседневное, под общим массажем.
Ну как тут было отказаться? Особенно после того, как выяснилось, что деньги, внесенные анонимно, в случае отказа не возвращаются. Тони сделал вид, что эта маленькая приписка только сейчас попалась ему на глаза, в то время как сам нахально разбазарил деньги компании. Не из личных же сбережений он платил! Такие не способны отложить про запас и доллар. С тех пор как Кэрри пошла на слияние с его фирмой, он только и делал, что транжирил деньги. Ни бережливости, ни деловой сметки — никчемный тип!
Тем не менее разговор пошел в более спокойном русле. Тони заявил так: не важно, откуда приглашение, главное, что оно имеется, а раз так, пусть Кэрри считает его подарком ко дню рождения (этот дуралей искренне полагал, что дареному коню в зубы не смотрят). Он также выразил надежду, что между процедурами она поразмыслит над откровениями консультанта и святостью семейных уз. Он самым очевидным образом ждал, что, разнежившись в роскоши, жена пересмотрит свой взгляд на вещи и поймет как нелепость своих претензий, так и то, что в глубине души она его по-прежнему любит.