— Я вижу это или мне мерещится? — вскричал Кит в тот же момент.

Тогда все повернулись к Джоанне. Охи и ахи наполнили воздух. Джоанна притворилась, будто не замечает всеобщего потрясения.

— Я вам говорила, что все будет хорошо, — шепотом похвастала она священнику.

Габриэль прислонился к двери и продолжал смотреть на свою жену.

— Мак-Бейн, вам лучше что-нибудь предпринять до того, как произошел взрыв, — сказал Колум.

Габриэль покачал головой.

— Слишком поздно, — заметил он, — но и самое время кое-кому сделать выбор.

Лицо Кита стало совершенно багровым:

— Миледи, что вы наделали?

— Я стараюсь угодить вам, Кит, — ответила она. Это было уже слишком для солдата.

— Вы думаете угодить мне, соединив макбейновский плед с моим? Как вы можете считать… как вы можете полагать, что я…

Он просто захлебывался словами. Она молила Бога, чтобы и это происходило от удивления, а не от негодования.

— Вы ведь знаете, Кит, что я постоянно путаю дни. Вы же заметили этот мой изъян, не так ли?

— Изъян?

— Да, мою плохую память, — пояснила она. — Подите сядьте возле меня, Кит, и я как следует объясню вам причины моего необычного поступка. Колум, займите место Кита за другим столом.

Джоанна бросала на мужа тревожные взгляды. Он не выказывал никакой реакции на происходящее. Пока…

— Габриэль, вы собираетесь садиться? — окликнула она мужа и одновременно вцепилась в руку отца Мак-Кечни мертвой хваткой. Он тихонько похлопал ее по ладони, чтобы она выпустила его.

— Где бы вы хотели посадить меня, дитя мое?

— Слева от Габриэля. Напротив меня. Вам так будет легче совершить надо мной последние обряды, если в них возникнет необходимость, — прошептала она.

— Так вы забыли, какой сегодня день, и по этой причине надели оба пледа? — пожелал выяснить Линдзи.

— Здесь только один плед, — пояснила Джоанна. — Я разрезала каждый из пледов посередине, а затем сшила половинки вместе. Получился один. Цвета подошли просто замечательно.

Джоанна добралась до своего места и повернулась к Габриэлю. Он все еще стоял, прислонясь к стене, и молча смотрел на жену.

Это заставило ее волноваться еще сильнее.

— Габриэль!

Он не ответил ей. Но она не могла больше ждать.

— Пожалуйста, скажите мне, Габриэль, что вы думаете об этой перемене! — попросила она.

Он внезапно оторвался от стены. Его голос был суров, когда он произнес:

— Я очень недоволен.

Она уставилась в стол, стараясь скрыть свою обиду и разочарование. Она так надеялась на его поддержку. Его неудовольствие совершенно поразило ее.

Джоанна услышала громкое одобрительное ворчание кого-то из солдат, но не подняла глаз, чтобы узнать, кто был ее противником. |

Габриэль подошел к столу. Он приподнял за подбородок ее голову, а затем сказал, обняв жену за плечи:

— Я сам должен был придумать это, Джоанна. Она не сразу поняла, что ведь он одобряет ее.

— Вы куда умнее меня, — закончил он.

Она хотела сказать ему «спасибо» за похвалу, но не смогла. Из глаз ее брызнули слезы.

Все с криком повскакивали с мест. Кит стал упрекать Колума, что его грубый вопрос по поводу пледа их госпожи расстроил ее. Колум, в свою очередь, настаивал на том, что постоянные наскоки Кита были истинной причиной слез леди Джоанны.

Казалось, лишь один Габриэль не был взволнован слезами своей жены. Он велел ей сесть, а затем встал позади нее. Он положил руки ей на плечи и устремил все свое внимание на солдат.

— Моя жена, надев оба пледа, открыла мне глаза. Только сейчас я понял, какой длинный путь прошла Джоанна, чтобы угодить всем вам. Ей постоянно указывали, какой плед следует носить, на каком стуле сидеть, с кем гулять и прочее… А она всегда только и делала, что любезно старалась угодить вам. С того дня, как она приехала сюда, она приняла в свое сердце вас всех — и маклоринцев, и макбейнцев. Она дарила и Колума, и Кита одинаковой учтивостью и вниманием. Она подарила всем вам свои любовь и доверие. А в благодарность видела только ваше недовольство и ваше пренебрежение. Некоторые называли ее Трусишкой… И все же она не пришла ко мне ни с единой жалобой. Она переносила это унижение молча, а это доказывает, что она куда больше умеет понимать и прощать, чем умел когда-нибудь я.

Молчание царило в зале. Габриэль сжал плечи жены и продолжил:

— Да, она была чертовски добра к вам, — повторил он. — Да и я тоже. — Теперь его голос стал суровым. — Я старался быть терпеливым с вами. Но я понял, что это чертовски тягостно, ибо на самом деле я вовсе не терпеливый человек. С меня достаточно ваших ссор и разногласий! Достаточно их и для моей жены. С этого момента мы все объединены в один клан! Вы признали меня своим лаэрдом. Теперь вы должны признать и друг друга. Тем из вас, кто не может сделать этого, я даю разрешение оставить нас с рассветом.

Снова молчание воцарилось в заде. Наконец Линдзи шагнул вперед:

— Но, милорд, какой же плед мы будем носить?

— Вы поклялись в преданности мне, а я — Мак-Бейн. Вы будете носить мои цвета.

— Но ваш отец был маклоринец, — напомнил лаэрду Кит.

Габриэль, нахмурившись, посмотрел на командира своих воинов.

— Он не признал меня и не дал мне своего имени, — ответил он. — Я тоже не признаю его. Я Мак-Бейн. Если вы последуете за мной, вы будете носить мои цвета.

Кит кивнул:

— Я повсюду последую за вами, милорд.

— И я тоже, милорд, — вырвалось у Линдзи. — Но мне хотелось бы знать, что нам делать с маклоринскими пледами.

Габриэль хотел было предложить сжечь это тряпье, но затем передумал.

— Эти пледы принадлежат вашему прошлому, — произнес он. — Вы передадите их своим детям вместе с рассказами о своей истории. Макбейновские пледы, которые вы наденете завтра, символизируют начало вашей будущей жизни. Объединившись, мы станем непобедимыми!

Тревожное напряжение, царившее в зале, было сметено последним замечанием лаэрда и сменилось громкими одобрительными криками.

— Вот причина для праздника, — заметил отец Мак-Кечни.

— Нужен тост, — согласился Габриэль.

— Только не лейте вино на пол! — торопливо воскликнула Джоанна.

По какой-то причине все мужчины нашли ее напоминание чрезвычайна забавным. Она не могла сообразить, почему они так это восприняли, и решила, что они смеются просто от облегчения. Ведь пока Габриэль не сказал всего, что хотел, возникало несколько напряженных моментов. По крайней мере, она их чувствовала. Джоанна приложила платок к уголкам глаз, смущаясь от того, что никак не может перестать плакать.

Она была благодарна Всевышнему за то, что вышла замуж за Габриэля. Ее прежняя жизнь была такой одинокой и бесцветной. Она никогда не знала, что такое радость, пока в ее жизнь не вошел он.

Эти мысли только заставили ее расплакаться еще больше. Но мужчины теперь, казалось, не замечали ее слез. Она услышала шепот Кита, объяснявшего, что это ее деликатное состояние — причина такого неприличного выставления напоказ своих эмоций. Колум согласился с ним.

Джоанна подняла глаза и заметила Лилу, стоящую у входа. Она встала и махнула Лиле рукой, чтобы та подошла. Но маклоринка никак не могла на это решиться. Мужчины в зале стояли группами, с кубками в руках. Кувшин шел по кругу и каждый наливал себе.

Джоанна обогнула одну из групп и встретила Лилу в центре зала.

— Вы слышали?..

— О да, миледи, я слышала, — не дала ей договорить Лила. — Ваш супруг произнес великолепную речь.

— Идемте, вы сядете возле меня за столом, Лила.

— Но я маклоринка, — прошептала она. — По крайней мере, я была ею всего несколько минут назад.

Она вспыхнула, сказав это. Джоанна улыбнулась:

— Вы все еще маклоринка, но теперь вы также и макбейнка. Теперь у Колума нет никаких извинений, если он не станет ухаживать за вами, — прибавила она тихо.

Румянец на щеках Лилы стал еще ярче. Джоанна взяла ее за руку и потянула следом за собой.

Солдаты как раз осушили кубки за своего лаэрда и свое будущее. Они уже готовы были занять места за столами, когда Джоанна привлекла их внимание к себе.

— Я бы хотела произвести некоторые изменения за столом и пересадить вас, — начала она.

— Нам нравится сидеть там, где мы сидим, миледи, — сказал ей Майкл.

Она пропустила мимо ушей его протест.

— Будет только справедливо, чтобы Кит и Колум сидели рядом со своим лаэрдом. Кит сядет слева от него, а Колум — справа.

Габриэль покачал головой.

— С чем вы не согласны? — требовательно спросила она.

— Возле меня сядете вы.

Судя по его тону, он не собирался принимать ее предложения.

— Отлично, — согласилась она. — Тогда, Колум, вы сядете возле меня. Подойдите, Лила. Вы должны сесть рядом с Колумом.

Когда Джоанна рассадила всех по-новому, маклоринцы и макбейнцы оказались за столами вперемежку.

Отец Мак-Кечни сидел во главе второго стола, где раньше было место Кита. Он весь трепетал от гордости за оказанную ему честь. Кит, судя по всему, был не менее доволен, что теперь сидел возле своего лаэрда.

— А почему так важно, где сидят остальные? — спросил Линдзи у своей хозяйки.

Она не хотела прямо говорить о том, что хочет совершенно уничтожить разделенность между кланами. Что ей надоело видеть, как маклоринцы скучиваются за одним столом, а макбейнцы — за другим.

Поскольку Джоанна не ответила сразу же, солдат повторил свой вопрос. Однако ей не удалось придумать для пытливого молодого солдата никакого логичного объяснения. И она дала нелогичное:

— Потому что приезжает моя мама, вот почему.

Линдзи кивнул, а потом повернулся, чтобы повторить ее объяснение тому макбейнцу, которого посадили рядом с ним:

— Приезжает ее матушка, и миледи хочется, чтобы все било в порядке.

Макбейнец тоже кивнул:

— Да, конечно.

Джоанна отвернулась от стола, чтобы мужчины, не дай Бог, не заметили, что она с трудом удерживается от смеха. Ее смешила наивность Линдзи.

Колум и Лила сначала сидели застывшие, как два чурбана, но по мере того, как обед шел к концу, они начали тихо переговариваться.

Джоанна старалась уловить, о чем идет разговор. Габриэль, догадавшись, что ее интересует, подвинул Джоанну ближе к себе.

— Скоро у нас будет свадьба, — заметил он, кивая в сторону Колума.

Джоанна улыбнулась.

— Да, — прошептала она.

Упоминание о браке вернуло ее мысли к Клэр. Клэр Мак-Кей нужен муж, и, по мнению Джоанны, за столом сидело несколько превосходных партий для нее.

— Кит! Разве вы… — начала было Джоанна, предполагая спросить его, не задумывался ли он еще о своем будущем.

Кит не дал ей закончить вопроса.

— Я ждал, что вы заговорите об этом, — сказал он. Ее глаза расширились от удивления:

— Ждали?

— Мой долг был рассказать все вашему мужу, миледи. Я старался выполнить обещание, данное вам, и даже чувствовал некоторое облегчение, потому что я был ответствен за маклоринских женщин и их грубость была и моей грубостью, но я не мог прожить ни единого Дня, не осознавая, что моя преданность прежде всего принадлежит Мак-Бейну.

— О чем вы говорите?

Джоанна до сего дня никогда не видела, чтобы взрослый мужчина так краснел, — Кит от смущения стал пунцовым.

— Ни о чем, миледи.

Но она не собиралась оставаться в неведении.

— Что именно вы сказали моему мужу? Ей ответил Габриэль:

— Он говорит об именах, Джоанна, именах тех женщин, которые дразнили вас. И как Глинис придумала…

Она не дала ему закончить:

— Она совершенно раскаялась в этом, супруг мой. Вы не должны винить ее. Обещайте мне, что вы не станете говорить с ней по этому поводу.

Поскольку Габриэль уже переговорил с Глинис, он почувствовал, что вполне может дать жене это обещание. Джоанна кивнула, довольная.

— Меня удивило, откуда вы могли услышать, что меня называют Трусишкой, — сказала она вслед за тем. Нахмурившись, она повернулась к Киту: — Однако мне никогда бы и в голову не пришло, что вы расскажете про это моему мужу. Я полагала, что кто-нибудь еще услышал Глинис и бросился к своему лаэрду ябедничать.

— Его долг был рассказать мне обо всем, — терпеливо разъяснял ей Габриэль.

— Вы должны поблагодарить его, жена, а не упрекать.

— Все это уже кануло в Лету, — произнесла Джоанна.

— Что это значит, черт побери? — удивился Габриэль.

— Она привела нам еще одну пословицу, милорд, — с усмешкой пояснил Кит.

— Я уже понял, — отозвался лаэрд.

— Нет, милорд, вы не поняли. Ни одна из пословиц миледи не понятна.

Джоанна бы объяснила, что она такое сказала, но тут ее внимание привлек Алекс, который опрометью вбежал в зал.

Она заметила испуг на его лице и сразу же встала.

Алекс обежал стол и бросился в ее объятия, зарывшись лицом в плед.

— Что случилось, Алекс? — спросила она тревожно. — Тебе привиделся дурной сон?

— Там под кроватью что-то есть! Я слышал шум… Габриэль раздраженно поднял глаза к потолку, словно призывая небо в свидетели. Он протянул руку и потащил сына от Джоанны. Но Алекс не поддавался, пока отец не приказал ему подойти к себе.

— Ты спишь на коврике, который лежит прямо на полу, Алекс, — напомнил сыну Габриэль. — Совершенно невозможно, чтобы под ним что-нибудь было.

— Нет, папа, — возразил Алекс. — Я лег на твою постель. Под ней что-то сидит. Оно бы схватило меня, как только я бы закрыл глаза.

— Алекс… — начал было отец.

— Вам лучше подняться вместе с ним наверх и заглянуть под кровать, супруг мой. Это единственный способ его убедить. Кроме того, может быть, под кроватью действительно что-то есть.

— Есть! Есть! — настаивал Алекс.

Габриэль испустил тяжелый вздох, но подчинился желанию своего семейства. Он поднялся, взял сына на руки и вышел с ним из залы.

Джоанна снова села на свое место. Она улыбалась Киту. Ей было немного неловко заводить с ним столь деликатный разговор в отсутствии Габриэля. Но с другой стороны, муж, не зная ее планов, мог невольно помешать делу.

— Дети, — протяжно изрекла Джоанна, — они такая радость. Когда вы женитесь и у вас будет своя собственная семья, вы поймете, о чем я говорю. Вы ведь собираетесь когда-нибудь жениться, не так ли, Кит?

— Да, миледи, — ответил он. — Следующим летом, чтобы быть точным. Бриджит Мак-Кой уже согласилась стать моей женой.

— Ох…

Ей не удалось вполне скрыть свое разочарование. Она перевела свой взгляд дальше и остановилась на Майкле как на приемлемой партии.

Он заметил, что она смотрит на него. И улыбнулся. Она кивнула в ответ.

— Дети, — начала она снова. — Они замечательны, не так ли, Майкл?

— Если вы так считаете, миледи.

— О, я так считаю! — ответила она. — Когда вы женитесь, вы меня поймете. Ведь вы планируете когда-нибудь жениться, не так ли, Майкл?

— Вероятно, — ответил он, пожимая плечами.

— И у вас есть кто-нибудь на примете?

— А разве вы сваха, миледи? — поинтересовался Кит.

— Почему вы так решили?

— Когда я улажу свои дела, я женюсь на Хелен, — ответил Майкл. — Я уже говорил с ней, и она согласилась подождать.

Джоанна нахмурилась. Вероятность подыскать хорошую партию понемногу уменьшалась. Она повернулась к Ниллу.

— Дети… — начала она сызнова.

— Миледи — сваха! — объявил Кит.

Это произвело на окружающих такое же действие, как если бы он объявил тревогу по случаю осады. Солдаты слетели со своих стульев. Они поклонились Джоанне и в один миг покинули залу. У нее не оказалось даже секунды, чтобы успеть приказать им вернуться на свои места.

Остались только те солдаты, которые уже были с кем-то сговорены. И, конечно, отец Мак-Кечни, ибо он не был подходящей партией, поскольку священники не могут жениться.

Габриэль вернулся в опустевший зал. Он осмотрелся, пожал плечами и уселся заканчивать свой ужин.

— Ну что? — потребовала Джоанна. Вид у него был оторопелый.

— Под кроватью действительно кто-то был, — сообщил, улыбаясь, Габриэль. — Там сидел Дамфрис.

Лила и Колум поднялись одновременно. Девушка поклонилась лаэрду:

— Благодарю вас за оказанную мне честь отобедать с вами.

Габриэль кивнул. Лила вспыхнула.

— И вам спасибо, миледи.

— Уже темно, — заметил Колум.

Он не смог ничего к этому прибавить. Джоанна постаралась не улыбнуться.

— Не могли бы вы проводить Лилу до дома, — предложила она. — Ведь уже темно, Колум.

Тот послушно согласился.

— Как вам угодно, миледи.

Он жестом пригласил Лилу идти впереди себя.

Тут внимание Джоанны привлек Кит. По выражению его лица было видно, что он только сейчас догадался об отношениях Колума и Лилы.

Внезапно он усмехнулся. Встав, он поклонился лаэрду и окликнул Колума:

— Подожди меня! Я иду с тобой.

Джоанна расслышала в его голосе смех. Но Колума отнюдь не позабавило предложение Кита:

— Тебе совсем незачем…

— О, но если мне хочется, — возразил тот и поспешил догнать уходящую пару. — На дворе темно.

Лила продолжала идти. Колум попытался оттолкнуть Кита в сторону. Однако ему это не удалось. Попеременно оттирая друг друга, они вдвоем вывалились из зала.

— Хотела бы я знать, научатся ли эти двое когда-нибудь ладить друг с другом? — заметила Джоанна.

Отец Мак-Кечни почувствовал себя одиноко. Он прихватил свой кубок и занял оставленное Китом место.

— Это просто небольшая добросердечная ревность между двумя командирами, — пояснил священник. — Милорд, сегодня вечером вы произнесли прекрасную речь.

— Да, — согласилась Джоанна. — Но я бы хотела спросить вас кое о чем, — прибавила она. — Зачем вы ждали так долго? Почему вы не произнесли такой речи еще месяц-два тому назад? Тогда вы бы могли уберечь меня от некоторых неприятностей, супруг мой. Габриэль откинулся на спинку стула:

— Тогда никто не был готов к этому, Джоанна.

— А сегодня к этому готовы все, — вставил священник.

Она все еще не могла взять этого в толк:

— Что же сделало их готовыми сегодня?

— Не что, — поправил священник, — а кто, дитя мое. Она не поняла его. Габриэль утвердительно кивнул.

Его глаза потеплели.

— Вы сделали их готовыми воспринять эту перемену.

— Как же я могла это сделать? — поинтересовалась она.

— Она напрашивается на похвалы, — пояснил Габриэль священнику.

— Понятное дело, — добродушно откликнулся отец Мак-Кечни.

— Я напрашиваюсь на объяснение, — возразила она.

— Вы добились этого своим спокойным нарушением приказов, — наконец объяснил Габриэль.

Но она так и не могла сообразить, о чем он толкует. Однако священник, кажется, пенял его, поскольку закивал головой.

— Расскажите мне про эти «спокойные нарушения», супруг мой.

Габриэль засмеялся:

— Вы никогда не заставите меня поверить, будто не могли сами запомнить, в какой день какой плед надевать, — сказал он. — Вы намеренно забывали об этом, не так ли?

— Габриэль, никто ничего намеренно не забывает, — заспорила она.

— Вы просто не придавали значения этому обстоятельству, — заметил священник.

Джоанна вздохнула.

— Это правда, — призналась она. — Я считала все это вздором, но я…

— Вы спокойно нарушали приказ, — повторил Габриэль. — По той же причине вы выучились читать, — прибавил он. — Разве не так?

— Да, но это было совсем другое…

— Нет, не другое.

Джоанна вздохнула. Она знала, что не должна позволять своему мужу думать, будто она нарочно надевала не тот плед, чтобы его люди поняли, как глупо их настойчивое желание жить изолированно друг от друга. Нечестно было бы получать похвалу за то, чего она не делала.

— Я не так умна, — заметила она.

— Нет, вы умны, — сказал ей муж. — Вы убедили лаэрда Мак-Кея подождать еще пару недель, прежде чем забирать дочь домой.

— Клэр не выдержала бы трудной дороги.

— И вы помешали мне сказать Мак-Кею, что ни один из моих солдат не трогал его дочери. Я знаю, что вы намеренно схитрили, чтобы Клэр осталась здесь, и я промолчал, — прибавил он. — Но когда Мак-Кей вернется, я должен буду сказать ему правду.

— И Клэр скажет тоже, — сообщила Джоанна. — Тогда она уже достаточно окрепнет.

«И будет счастливо выдана замуж, — мысленно продолжала она, — если только удастся найти для нее подходящую партию». Габриэль мог оказаться здесь полезным.

— Супруг мой! Я нахожу, что и впрямь большая ваша заслуга — не сомневаться в своих солдатах. Быть уверенным, что никто из них не прикоснулся бы к Клэр…

— С чего вы это взяли?

— Вы сказали, — ответила она, удивленная его вопросом.

— Но, Джоанна, вы сами не верите, что никто из моих людей не прикоснулся бы к Клэр, если бы им это было предложено.

— Но ведь вы защищали их и заставили и меня поверить, что никло из них не мог тронуть Клэр! — заспорила она.

Он выглядел раздраженным.

— Мы говорим о разных вещах. Я не верю, чтобы кто-нибудь из моих людей отказался бы переспать с женщиной, которая сама предлагает себя. Однако я верю, что, если бы кто-нибудь тронул ее, он не бросил бы ее там. Он бы привез ее с собой сюда.

— И этот солдат наверняка бы признал, что он был близок с этой девушкой. Он бы не стал лгать своему лаэрду, — прибавил отец Мак-Кечни.

Габриэль кивнул.

— И вот что выходит на самом деле.

Она не очень поняла, но не хотела спорить с мужем. По ее мнению, он запутывал дело больше чем нужно.

Отец Мак-Кечни поднялся. Он еще раз похвалил Габриэля за его умную и сильную речь и поклонился Джоанне.

— Понимаете ли вы, дитя мое, что вы уберегли маклоринцев от неизбежного изгнания? Вы применили свои хитрости, чтобы заслужить их доверие, — пояснил он. — Но вы еще добились их любви.

Джоанна была пристыжена словами священника. Она прошептала «спасибо» за его доброту и тут же подумала, что завтра же должна будет переубедить его. Это Габриэль был причиной, что маклоринцы оставили свою недоверчивость и изолированность. Священник наверняка и сам придет к этому выводу.

Отец Мак-Кечни вышел из зала.

Габриэль и Джоанна продолжали сидеть за столом. Наконец они остались одни. Она чувствовала себя смущенной: обрушившиеся на нее похвалы стесняли ее.

— Я должна заставить отца Мак-Кечни понять правду завтра же, — прошептала она.

— Какую правду?

— Это вы причиной тому, что маклоринцы наконец отбросили свою недоверчивость и присоединились к макбейнцам.

Габриэль встал и поднял Джоанну на ноги:

— Вам следует научиться принимать похвалы, когда их вам делают.

— Но правда…

Он не дал ей закончить. Приподняв ее голову за подбородок так, чтобы она посмотрела прямо ему в глаза, он сказал:

— Правда очень проста для понимания, дитя. Вы стали для маклоринцев добрым ангелом.

Ей подумалось, что это самые замечательные слова, которые Габриэль когда-нибудь говорил ей. Глаза ее наполнились слезами. Однако она и не думала плакать. Она умела владеть собой.

Но тут Габриэль заставил ее позабыть все правила достойного поведения.

— И моим, Джоанна. Вы еще и мой добрый ангел.