Глава 14

Грунтовая дорога пересекала реку под прямым углом. Поваленные деревья, унесенные течением, застряли у моста и лежали грудой, похожие на те плотины, что строят бобры. Через некоторое время после того как по мосту проехали люди Луиса, чтобы забрать президента из его хижины, под напором воды мост полетел со свай. Поток обрушился на пролет, лишенный опоры, бетон разрушился, и дорога, покрытая щебенкой, как бы переломилась на две части. Прямое попадание бомбы принесло бы меньше разрушений.

Они покинули место засады, за руль сел Трент. Хотя на грунтовой дороге и встречались рытвины, но по сравнению с тем, что они преодолели, спускаясь с гор, дорога казалась ровной, словно крышка рояля "Бехштейн" в доме дона Роберто. Марианна свернулась калачиком и уснула, положив голову ему на колени. Трент направил свет фар вверх по реке, туда, где она поворачивала в сторону дороги. Река все еще с ревом терзала остатки перекрытий, но дождь уже прекратился, и уровень воды немного спал.

Трент не стал будить Марианну, а взяв лебедку, двинулся вверх по течению, за поворот. До зарослей кустарника на дальнем берегу, по его подсчетам, было метров двадцать. Бросив толстую палку на середину реки, он стал смотреть, как ее сносит течением. Сорок секунд до середины изгиба. Опасно, но возможно.

Вернувшись к "лендроверу", Трент достал монтировку, ножной насос, домкрат и крестообразный гаечный ключ, разобрал запаску, выпустил воздух, снял покрышку, чтобы вынуть камеру, накачал ее и оставил в "лендровере". Сняв колпак заднего правого колеса, привязал к нему веревку и снова пошел вверх.

Набрав с полдюжины камней, Трент стал бросать их в заросли на дальнем берегу. Определив расстояние, сложил веревку в бухту и мысленно прикинул вес колпака. Первый бросок был неудачным – колпак зацепился за верхушки деревьев и повис на них. Второй раз Трент не докинул, но в третий раз угодил прямо в развилку дерева. Всем своим весом он натянул веревку – вроде бы держит. Он подергал веревку вверх-вниз – полный порядок. Тогда Трент обошел вокруг дерева, туго натянул веревку, чтобы за нее не зацепилось ничего из того, что несло течением, и закрепил двойным морским узлом. Смотав остаток веревки в бухту, он некоторое время смотрел на поверхность реки: несло в основном сломанные ветки и небольшие кусты.

Он вернулся к машине, думая о Марианне. В "лендровере" ей, конечно, безопаснее, но сама она будет чувствовать себя спокойнее, если тоже пойдет к Пункту Английского Полковника. Ожидание слишком тяжело.

Трент тихонько разбудил ее и обнял, пока она просыпалась. Девушка молча слушала объяснения Трента, потом, высвободившись из объятий, взглянула на быстрое течение.

– Я с тобой. – Она перевела взгляд на Трента. – Так будет всегда. Я имею в виду – нас…

Он подумал, хорошо было бы снова обнять ее. Но это не его путь и несправедливо по отношению к девушке.

– Думаю, министры еще живы, – сказал он, – и мне удастся их освободить.

– Я пойду с тобой.

– Через реку – да, но не к дому. Я сделаю это сам.

– Я знаю. Это твоя работа. – Она была слишком измотана, чтобы вложить в слова злость или горечь.

– Прости меня.

Трент завел мотор. Свернув с дороги и съехав в кювет, он направил машину вдоль берега реки, к повороту. Пока он приподнимал машину домкратом, Марианна сидела на корточках на берегу и смотрела в воду. Сняв почти спустившее колесо, он выпустил воздух, вынул камеру и снова накачал ее, потом разрезал веревку, закрепленную морским узлом, привязал один конец к камере, затем конец запасной веревки – к дереву, чтобы ее не унесло течением, а другой конец – ко второй камере.

– Готова? – спросил он у Марианны. Она кивнула.

– Прыгай так далеко, как только сможешь. Веревка будет действовать как маятник, и течением тебя отнесет на дальний берег. – Понятно.

Он не стал больше ничего ей объяснять – ведь она смотрела на ветки, которые несло потоком, уже минут пять и все понимала. Трент принес из "лендровера" два пончо, свернул их.

Мимо проносило сломанную ветку. Толстую, тяжелую, с острыми концами.

Трент протянул Марианне камеру, и она ступила внутрь, не поднимая глаз.

– Раскачайся, насколько сможешь. Закрой лицо пончо.

Она выхватила пончо и прыгнула так быстро, что Трент не успел ее остановить. Он видел, как ее подхватило течение. Веревка зацепилась за что-то посередине реки. Трент взглянул вверх по течению. В свете фар "лендровера" просматривался торчавший из воды тупой конец дерева. Острый обломок ствола выглядел как связка ножей мясника.

Дерево зацепится за веревку, и Марианна попадет под зазубренный тяжелый таран. Трент представил, как острый обломок ствола вонзится ей в лицо, выдавит глаза. Кричать бессмысленно – рев реки заглушит даже звук трубы.

Трент схватил вторую камеру и бросился в реку. Оказавшись в воде, он тут же поплыл. Он не думал, что успеет, но течение понесло дерево к нему. Он схватился за ветку, немного подтянулся и надел камеру на зазубренный обломок ствола. Камера вот-вот лопнет или порвется веревка. Ухватившись за ветки, он подтянул к себе дерево так близко, насколько позволяла веревка, и накинул петлю на обломанный конец ветки. Другой веткой его хлестнуло по лицу. Еще мгновение – и дерево закрутится в бешеном водовороте, ветви затянут Марианну под воду, и у нее не останется шанса на спасение.

Трент, подтянувшись, закрепился между ветвями дерева. Надо попытаться превратить свое тело в руль и направить дерево к дальнему берегу. Течение же развернуло верхний конец ствола в сторону "лендровера". Валы перекатывались через голову Трента. Веревка удерживала дерево, действуя как маятник. Толстый конец ствола отошел от дальнего берега, и теперь река свободна для Марианны. Неожиданно давление ослабло – порвалась веревка! Но дерево уже развернулось. Течение опять несло его к середине реки. Одна ветка ушла под воду, подминая под себя Трента. Он стал пробираться по ней ближе к стволу, сам не зная зачем. Дерево снова перевернулось, и голова Трента показалась из воды.

На секунду он увидел дальний берег. Марианна, открыв рот, уцепилась за какой-то корень. Трент понял, что она зовет его. Но дерево быстро неслось к обломкам моста, и мужчина чуть не закричал от ужаса – он представил себе, как стальная арматура вонзается в его тело. Ствол зацепился за что-то, на минуту его вытолкнуло из воды, но река тут же освободила ствол и понесла дальше. Еще двадцать метров – и показалось другое дерево. Его тоже тащило течением, но оно не было полностью погружено в воду. В голове мелькнуло, что река наверняка несет обломки стволов, которые могут проткнуть его; он отцепился от "своего" дерева и отдался на волю волн. Что-то ударило его в живот, отозвавшись болью в ребрах, легких. Он отчаянно пытался зацепиться за плывущий мимо ствол, чувствуя, что срывает ногти. На секунду он встал на ствол и нырнул в сторону берега, который был уже совсем близко. Удалось ухватиться за какую-то ветку, но, ничего не видя от боли, он готов был уже сдаться. Течение развернуло его параллельно берегу, и ноги ткнулись в грязь. Из последних сил Трент выбрался под деревце, за ветку которого держался, и упал, не чувствуя ничего, кроме боли.

Из бессознательного состояния Трента вывели отчаянные крики Марианны. Осматривая берег реки, она пересекла главную дорогу, громко повторяя: "Где ты?" – словно стараясь убедить себя в том, что он жив, только надо поискать.

Позади ревела река. Он лежал в кустах, ощущая на лице грязные брызги. Встав на колени, он пополз от берега, не отвечая ей, но острая боль в правой руке заставила его подняться на ноги.

– Сюда! – крикнул Трент и, прихрамывая, пошел ей навстречу по заболоченному лугу. До поворота к Пункту Английского Полковника было около полутора километров, но теперь он сомневался, что ему удастся их пройти.

Марианна остановилась в метре от него, если она взволнованна, он просто ее обнимет. И тогда уже будет не в силах двигаться. Трент вдруг почувствовал, что готов расплакаться. Но нет – он слишком стар для этого. Он попытался вспомнить, когда плакал в последний раз. Слез не было, когда он спрятался за денником, зайдя перед этим в кабинет отца, не было и после того, как услышал выстрел. И он не плакал, когда полковник Смит сообщил о смерти матери; он не чувствовал боли, а только пустоту и безысходное отчаяние. "Усталость, – подумал он, – весело подшучивает над людьми".

– Привет, – сказал Трент. Марианна не ответила, и он продолжил:

– Хорошо, что с тобой все в порядке. – Он посмотрел на часы. – Пора снова в путь. Солнце сядет через пару часов, а я хочу добраться до них засветло.

– Нет, – возразила она. Он чуть было не спросил: "Что – нет?" – но вовремя спохватился.

– По-моему.., ты в игрушки играешь, – сказала она, словно отвечая на его слова.

Марианна подошла к нему и, подняв руки, ухватилась за его куртку, и Трент понял, что сейчас она признается ему в любви.

– В последние восемь месяцев, – тихо проговорил он, – я был яхтсменом по имени Трент. А через месяц я, может, стану Ибрагимом Мухаммедом, у которого три жены и две дюжины детей.., или Пеле, барменом баре для голубых, полночным красавцем в шелковой рубашке.

– Я чувствую себя в безопасности… – начала Марианна, затем усмехнулась и закусила губу, словно испугавшись, что у нее начнется истерика.

– В безопасности? – переспросил Трент. Это слово было самым неподходящим для определения тех двух дней, что они провели вместе.

– С тобой, – продолжала Марианна. – Ты понимаешь, что я имею в виду. – Она прижалась щекой к его груди. – Ты такой трус.

Он развернул девушку в сторону дороги, слегка опершись на ее плечо.

– Ты только помоги мне пройти поле, – сказал он. – А на гудроне я справлюсь сам.

Потребовался почти час, чтобы преодолеть полтора километра до поворота к Пункту Английского Полковника. Дважды приходилось останавливаться и ждать, пока Трент преодолеет боль. Он даже порой подумывал оставить эту затею. Тучи разошлись, на небе появились звезды. Ветер стих. Теперь он был не сильнее легкого бриза, и только это заставляло Трента продолжать путь.

Они остановились, не доходя сотни метров до поворота.

– Не знаю, как ты доберешься до города, – сказал Трент. – Но тебе ничто не грозит. Ты – крестьянская девушка. Твоему мужу на ногу упало дерево, и ты замазала ему ногу глиной. Так делают все в деревне – глина, обмотанная полосками марли. Ты идешь в больницу за антибиотиками.

Трент взял кроссовки Марианны, вырвал из них языки, обтрепал края. Неровным камнем отпилил металлические концы одного из шнурков, порвал шнурок на две части и связал их так, чтобы узел был заметен. Создавалось впечатление, что шнурок совсем старый. Другой шнурок он заменил коричневым из своих военных ботинок.

– Профессионалы всегда смотрят на обувь. И не вздумай красться по обочине, – предупредил Трент. – Иди посередине дороги, чтобы у них было время как следует разглядеть тебя. Говори только по-креольски, больше никак. – Он улыбнулся. – Очень большая наука для девушки из Лондонской школы экономики. Когда доберешься до Британской верховной комиссии, расскажи им все, что произошло. Если не получится, не беспокойся. Главное, чтобы с тобой ничего не случилось. – Он понимал, что должен сказать:

"Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось". В тусклом свете звезд лица ее не было видно. Ему хотелось дотронуться до нее, но он боялся того, что может за этим последовать.

– Если тебе не удастся… – начала она.

– Удастся. Я собираюсь с ними поговорить – вот и все. Стрельба закончена…

Он смотрел, как она уходила. Одна на дороге, девушка казалась такой маленькой и беззащитной.

Дорога к Пункту Английского Полковника поднималась вверх, в долину. Здесь должна была быть такая же засада, как в горах. Не стоит пытаться ее избежать – у Трента не хватит для этого сил. А если он и обойдет бандитов, то у него не останется сил, чтобы добраться до усадьбы. Его единственная ставка была на блеф. Надежды почти никакой, но попробовать надо.

Подняв руки, Трент медленно ковылял по дороге, перегороженной двумя поваленными или упавшими деревьями.

Луч фонарика ослепил его, и он остановился, зажмурив глаза и не опуская рук. Послышались шаги.

– Ой-ой-ой, да это же гринго, – сказал мужской голос по-испански с мелодичным колумбийским акцентом.

– Да, так вы называли меня в прошлый раз, – ответил Трент. Пожалуй, что с этим-то можно было бы и смириться. – Я – полицейский.

Трент слышал чье-то дыхание. На него, конечно, направлены автоматы. Нервный человек может выстрелить сразу, не думая.

– Я пришел сюда по собственному желанию, – продолжал Трент таким небрежным тоном, словно они встретились в воскресенье по пути в церковь на берегу реки Хэмбл. – Хотя я и полицейский, но не дурак. Хотелось бы поговорить с вашим боссом. – Он с презрением добавил:

– Конечно, не с гринго. И не с Луисом, командиром контрас, или как они там теперь себя называют. Я хочу поговорить с вашим боссом – с Марио, шефом колумбийцев. По ту сторону деревьев послышался шепот. Говорили двое, значит, их здесь по крайней мере трое, включая того, что с фонариком.

– Послушайте меня, – предупредил их Трент, сознательно стараясь не повышать голоса. – Послушайте меня, если не хотите, чтоб ваши трупы стали пищей для стервятников. Вас подставили… – Он мог бы добавить: "Так же как президента с кокаином в отеле "Савой", так же как пилотов двух самолетов". Так же как его самого – сначала с убийством дона Роберто, а потом с явной контрабандой оружия для переворота. Но еще перед этим подставили в Ирландии в надежде на то, что его как террориста убьют британские солдаты, сидевшие в засаде. Тот же самый механизм. Все спланировано одним и тем же человеком. Теперь Трент не сомневался в этом, припоминая то, как получал инструкции. Высокая, прямая фигура полковника Смита на фоне окна в отеле "Королева Виктория". Теперь он уверен, что и сам военный переворот – блеф.

С самого начала Трент понимал, что переворот будет успешным только в том случае, если его одобрит международное сообщество. То, что организатор этой операции с помощью шантажа взял президента под свой контроль, доказывало, что президенту отвели роль главы будущего правительства. И значит, переворот обречен на провал. А если переворот должен быть подавлен, то кому, как не президенту, лучше всего подходит эта роль? Президент станет героем в глазах всего мира и хозяином своей страны…

Глава 15

Двое остались охранять завал. Третий же повез Трента из долины в гору на синей "тойоте". Ему связали руки за спиной, причем сопровождавший присвистнул, увидев сорванные ногти. Трент сидел, прислонившись к дверце и немного развернувшись, чтобы не облокачиваться спиной на руки. Дорога, петляя, поднималась вверх, пока наконец, преодолев последний подъем, не уткнулась в дорожку, усыпанную гравием. По обеим сторонам виднелись открытые сараи, впереди – стена, сложенная без раствора. Трент заметил трактор, плуги, бороны.

Из темноты вышел часовой и направил на "тойоту" автомат. Трент узнал одного из тех, кого он доставил вверх по реке. В амбаре наверняка сидит второй, готовый прикрыть часового огнем. Водитель поприветствовал часового:

– Я привез гринго, который был на яхте. Он пришел сам. Хочет поговорить с Марио.

– Веди. – Часовой дернул автоматом. Ветра почти не было. Небо безоблачное, усыпанное звездами. "Три часа до рассвета", – подумал Трент.

Водитель вытащил его из "тойоты" и, схватив за руку, повел вверх по ступенькам. Дом, который называли Пунктом Английского Полковника, стоял в конце поросшей травой поляны. Он представлял собой длинное глинобитное бунгало с побеленными стенами и крышей из красного рифленого железа. Вдоль фронтона тянулась крытая веранда, опиравшаяся, как на сваи, на обтесанные, покрытые олифой и отполированные стволы пальм.

Видимо, веранду раньше обвивал виноградник, но ураган поработал на славу. Теперь лозу шевелил слабый ветер, и побеги извивались на кафельном полу, как выводок молодых змей. На веранду выходило шесть двойных французских окон и двойная, закругленная сверху дверь красного дерева. Окна, освещенные желтым светом керосиновых ламп, закрывали занавески из побеленного джута.

На веранде стояли двое с автоматами Калашникова. Они тоже были с моторной яхты. Колумбийцы. Значит, он прав. – Гринго с яхты, – сказал его конвоир.

– Подожди! – Один из часовых приоткрыл дверь, и на пороге появилась худощавая фигура Марио.

– Итак, ты вернулся. – Марио немного шепелявил, что придавало голосу угрожающие интонации и странным образом делало его похожим на женский. – Как простак.

– Как полицейский, – спокойно поправил Трент. Вымокшему до нитки, испачканному в грязи, изможденному, с руками, завязанными за спиной, трудно было выглядеть убедительным. Но от этого зависела его жизнь. – Вас, колумбийцев, надули, – спокойно проговорил он. – Вы – жертвы в тайной игре гринго.

– Врешь, – прошепелявил Марио. Трент пожал плечами:

– Для чего?

– Чтобы спасти их. – Марио указал на дверь, за которой находились члены кабинета министров Бельпана.

– Мне спасти их?! Без оружия? С переломанными ребрами? – усмехнулся Трент. – С разорванными руками? Ты, наверное, считаешь меня Бэтманом, если думаешь, что я способен на такие подвиги. – Трент засмеялся. Его смех прозвучал благодушно, но в нем послышалась и издевка. – Поразмысли, Марио. Как следует поразмысли…

– О чем? – В голосе колумбийца почувствовалась некоторая неуверенность, что заметили его люди.

Трент ощутил, что конвоир крепко сжал его руку. Повисла напряженная тишина. Те, кто стоял внизу, тоже прислушались, и он повысил голос.

– Почему вас, колумбийцев, держат отдельно от тех, кого готовили американцы? – спросил он. – От этих фашистов из Никарагуа? Контрас, так они раньше назывались, но сейчас война у них закончилась. И для какой цели нужно было везти сюда президента с гор, где мы его оставили?

– Оставили?

– Да, оставили, – повторил Трент. – И за компанию еще девять трупов. Все они были контрас. Но их еще очень много. Тогда как вас… – Кивком головы он указал на долину внизу:

– Утром сюда прибудут кон-трас, переодетые в форму полицейских Бельпана. Вы их примете, а они убьют вас. А потом и ваших пленников. Вызовут журналистов иностранных газет, чтобы те сделали фотографии, покажут тела политиков, на которых еще не засохнет кровь, выставят вас в качестве убийц и скромно расскажут о том, как они с Божьей помощью спасли Бельпан от колумбийской наркомафии. Тут же будет и президент с улыбкой политика на лице. И они опишут, как он руководил их атакой. Весь мир будет считать его героем и спасителем демократии.

Трент знал, что это правда, и колумбийцы должны ему поверить. Они поспорят между собой, но в конце концов поверят.

– Президент получит абсолютную власть, – продолжал Трент. – Он объявит в стране чрезвычайное положение и будет править по закону, обещая новые выборы и откладывая их, в то время как мировая общественность будет заниматься очередной голодовкой, военным переворотом или футбольным турниром. А те, кто раньше назывался контрас, станут контролировать положение в стране в интересах американца, гринго, который их обучал. – спокойно говорил Трент. – Ваши хозяева, те, что финансировали гринго, будут недовольны. Но не тем, что вы и ваши люди мертвы, сеньор Марио, – вы их беспокоите меньше, чем комары, – а тем, что гринго их надул. Но тем не менее им придется платить за использование аэродромов. И через год-два гринго исчезнет, чтобы спокойно тратить миллионы, которые он благодаря вам положит на тайные банковские счета.

Трент скорее почувствовал, чем увидел, как приблизились, чтобы лучше слышать, один с баррикады и те двое, что были внизу, под верандой. Трое плюс те двое, что стояли на веранде, – пять, да еще Марио – шесть из двадцати. Меньшинство, но и этого достаточно. Трент понял, что убедил их.

Он насмешливо улыбнулся:

– Или вы, сеньор Марио, думаете, что, перед тем как исчезнуть, гринго поставит мраморные памятники на ваши могилы? Может быть, вы даже полагаете, что очень почетно находиться среди негодяев? – Трент тряхнул головой, изумленный наивностью колумбийца. – Всех вас следует посадить за решетку, потому что вы убийцы, – продолжал он. – Но, учитывая вашу наивность, пожалуй, вас можно и простить. Солдаты меня не интересуют. Мне нужно другое. Гринго….

Этого было достаточно. Один из бандитов стал ругаться, второй спорить с ним, но Марио приказал ему придержать язык.

Вслушиваясь в перепалку, Трент почувствовал, что его покидают последние силы.

– Я немного устал. – сказал он.

Было темно, хоть глаз выколи, и ужасная боль. Трент лежал ничком на койке. Его руки по-прежнему были скручены за спиной, но теперь ему связали еще и ноги. Он не помнил, как это произошло. Должно быть, колумбийцы принесли его в дом. Он не слышал, чтобы открывалась дверь, не слышал чужого дыхания, но знал, что в комнате есть еще кто-то. В этом он никогда не ошибался.

Трент услышал щелчок – кто-то открыл складной нож. Кто-то приблизился и перерезал веревки на ногах. Еще мгновение – свободны и руки. Дверь бесшумно распахнулась и закрылась. Трент остался один.

Он сжимал и разжимал руки, с тревогой ожидая боли в пальцах с сорванными ногтями, по которым опять стала циркулировать кровь. Началось! Он сел, подняв руки над головой и раскачиваясь из стороны в сторону. Прикусил губу, чтобы не закричать, из глаз хлынули слезы. Наконец боль стала терпимой. Он пошарил у изголовья, нащупал стену. Продвигаясь влево, дошел до окна, ставни которого были закрыты плоским стальным засовом. Вынув засов, распахнул ставни. На небе еще сияли звезды, но первые слабые лучи рассвета уже коснулись ночных теней. Снаружи ждала свобода или смерть. Так же как когда-то ждала пилота на острове Кей-Канака, того видавшего виды парня. Трент взобрался на оконный карниз и, мгновение поколебавшись, спрыгнул на землю. Удар свинцовой трубкой не раскроил ему череп. Он попробовал было бежать, но правая нога плохо слушалась. Казалось, что сломанные ребра превратили его легкие в кровавую кашу.

Он попытался сосредоточиться. Кто бы его ни освободил, он сделал это потому, что поверил в его версию заговора. И кто бы это ни был, он действовал по собственной инициативе. В противном случае ему не было никакого резона скрываться. Когда отсутствие Трента обнаружат, бросятся его искать и наверняка подумают, что он решил бежать вниз, в долину. Или решат, что он предположил, будто они так подумают.

А как бы поступил на его месте Каспар?

Трент вышел в небольшой цитрусовый сад и, держась за стволы, добрался до подножия холма. Дождь размягчил землю, и ботинки не скользили. Он подошел к забору и воротам. Горы, небольшой кустарник и немного выше – лесок. Трент замер, услышав слева какое-то движение. Цикада на мгновение запнулась и застрекотала что было сил, ей ответила вторая, третья и четвертая. Концерт становился все громче – знак того, что буря кончилась.

Над склоном навис туман. Спрятанный предрассветным сумраком, Трент с трудом ковылял по редколесью, нащупывая ногами сломанные ветки и шаткие камни. Истошно кричали чачалаки, словно ослы, а не птицы. Ацтекский попугай старался перекричать мухоловок и воробьев, где-то справа деловито стучал по стволу сухого дерева дятел.

Туман разорвало легким бризом. Его лоскутки ненадолго прилипли к склонам холма и вскоре исчезли в теплых, нежных лучах нового дня. Внизу вдруг послышались какие-то крики. Посмотрев в сторону веранды Пункта Английского Полковника, он понял, что побег обнаружен. На веранде, размахивая руками, стоял Марио – он отправлял людей на поиски. Люди слушались неохотно, шли, волоча ноги и опустив плечи. Трент не сомневался, что они проспорили остаток ночи. Его рассказ, конечно, внес сумятицу в их мысли.

Туман рассеялся. Сейчас ему была видна вся долина. Он старался запомнить каждую деталь: дом и небольшой цитрусовый сад, далее – широкий двор с амбаром и гаражом для трактора. Оттуда дорога спускалась вниз, петляя среди небольших огороженных плантаций гвинейского проса.

Ниже того места, где находился Трент, располагался луг, закрытый от морского ветра крутым мысом, выступавшим со склона. Дорога слегка огибала край мыса, а потом, повернув налево, шла вокруг банановой плантации, которую ураган местами превратил в огромный комок листьев и сломанных стволов. На террасе под плантацией – еще один луг. За мысом справа от дороги лежало длинное поле поваленной кукурузы, по форме напоминавшее крыло птицы. Затем – полоса деревьев, еще кукуруза по сторонам дороги и поля до самого шоссе.

Грузовик, ползущий по склону, оказавшись на расстоянии прицельного огня из стрелкового оружия, от дома будет отгорожен сначала плантацией, а потом мысом. На месте Марио, чтобы накрыть мертвое пространство, Трент поставил бы снайперов на высоком склоне мыса.

Те двое, которым Марио приказал идти вверх по склону, приблизились не намного. Они Трента не волновали. Пробираясь между деревьями и кустами, он искал такое место, с которого просматривались бы склон холма, выходящий в долину, и мертвое пространство. На вершине мыса Трент обнаружил, что он изгибается. Единственная позиция, с которой проглядывался весь склон, располагалась на самой вершине и была не закрыта деревьями. Трент лег на живот и пополз на открытый гребень горы, с которого видны были и дом, и склон холма.