Мэтт Хелм (№20) - Инквизиторы

Франческа лихорадочно выдернула из-за моего пояса револьвер, запустила руку в карман, выхватила коробку зарядов. Тяжело дыша, подняла взгляд.

- Прости... Но я предупредила. Сказала, что ради Арчи готова на все!

- Оно и видно, - ядовито подхватил я. - Далила, форменная Далила. Только прядку волос отхватить не додумалась... Но, голубушка, лучше вынь револьвер из кобуры. Он самовзводный, не беспокойся, не выпалит ненароком. Отлично... А сейчас, пожалуйста, наберись отваги и окончи начатое. Что, кишка тонка, ваша ученость? Господи помилуй, а я-то, болван, уже начинал уважать эту дрянь за решительность... Жми на курок, стерва! Гадина, я заставлю тебя выстрелить!

Произнося эту невыносимо дурацкую, чисто голливудскую тираду, я продвигался вперед, упираясь животом в дуло смит-и-вессона, тесня Франческу. Яростно зарычал, попытался ухватить за горло доктора Диллман.

И удостоился желанной, почти немыслимой награды. Болезненного тычка в поясницу пистолетным стволом.

- А ну, хватит паясничать! - рявкнул Санчес. Конечно, я уповал на это. Но одно дело уповать, и совсем иное - видеть, что упование сбылось. В иное время, в иных моих записках уже говорилось: люди, склонные использовать винтовку, автомат или пистолет на манер биллиардного кия, чрезвычайно редко пополняют число долгожителей. Не верилось, что высокопоставленный командир геррильясов может явить подобную глупость. Я не ждал бы эдакого даже от мало-мальски обученного полицейского из глухой калифорнийской провинции; но здесь орудовали дилетанты.

На последнем соображении расчет мой и зиждился.

Пехотные офицеры весьма лихо управляются с неприятелем, отстоящим на тысячу ярдов. Достаточно сносно дерутся, отделяемые от супостатов сотней тех же ярдов. А вот вступать в непосредственную схватку, грудь с грудью, почти не умеют, полагая рукопашный бой пережитком прошлого, привилегией всяких "зеленых беретов", рэйнджеров, коммандос и прочей десантно-диверсионной шушеры, которая исключительно для мордобоя и существует.

Полковник Рамиро Санчес очень верно и расчетливо расположил бы стрелковые ячейки; безукоризненно сумел определить наиболее выгодное место для дзотов, безупречно и четко наладил противотанковую оборону. А вот управляться с задержанными полковника не обучали.

Дулом тыкать! О, божества греческие, римские и египетские! О, древние идолы индейские!..

Я крутнулся влево, одновременно отбивая согнутой в локте рукой упершееся в спину оружие. Долей мгновения позже ребро правой ладони треснуло Санчеса пониже уха - я хорошо помнил, какого полковник роста, и бил, почти не целясь.

Рамиро пошатнулся.

Оброненный им браунинг успел все же выпалить, и мне обожгло бок. Выяснять, получена смертельная рана или просто пороховые газы обуглили джемпер и кожу, было недосуг. Тело повиновалось безукоризненно, а ничего иного мне покуда и не требовалось.

Туповатый Эухенио не собирался невозмутимо наблюдать, как лупят командира. Он вмешался решительно и достойно смелого красного бойца. Я знал, что именно последует, и уже опрокидывался в сторону.

Рявкнула М-16.

Смуглый парнишка тоже вмешался в битву, но был и вовсе неопытен, а быть может, не успел разобраться в ходе свалки. Он палил на уровне груди, вместо того, чтобы опустить ствол и полить землю свинцом, точно водой из шланга.

По меньшей мере, три пули угодили в Санчеса: чавкающий звук попаданий не спутаешь ни с чем. Эухенио шлепнулся наземь, спасаясь от неприцельных, диких очередей, выпускаемых напарником.

Внезапно М-16 умолкла.

Катясь по траве, я мельком увидел меловое от ужаса лицо солдатика, опускавшего дуло и отвешивавшего челюсть. Бедолага внезапно понял, что изрешетил собственного командира.

Я зацепил его лодыжку напрягшейся левой ступней, а правой что было силы ударил чуть пониже колена. Партизан опрокинулся. Вскакивал я уже вооруженным, и до чего же приятно было держать в руках автоматическую штурмовую винтовку!

Вскидывавшего ствол Эухенио, я сумел опередить лишь потому, что положение у мерзавца было пренеудобнейшим: он рухнул на живот, ногами ко мне, и должен был сперва извернуться. Стрелять пришлось прямо с бедра, прикладываться и целиться я уже не успел бы, но из пяти выпущенных пуль по меньшей мере две попали точно.

Коставердианец глухо застонал и сполз в канавку, тянувшуюся вдоль доисторической тропы. Но малокалиберная пуля не убивает наверняка, и приходилось предполагать худшее: что противник еще способен сопротивляться.

Рамиро, отброшенный очередью, привалился к огромной каменной глыбе, остался в полусидячем положении, опустил голову и ошеломленно созерцал пропитанную кровью рубаху. Франческа, потрясенная случившимся, остолбенела и не шевельнулась в продолжение всей схватки, занявшей, впрочем, не более пятнадцати секунд. Не без удивления я обнаружил, что радуется: шальные выстрелы пощадили эту иуду в юбке... виноват, в джинсах. Но, с какой мне, собственно, стати было радоваться?

Мальчишка, невольно уступивший М. Хелму, эсквайру, свою М-16, стоял на коленях и неудержимо блевал: верный признак того, что Рамиро Санчес был его первой жертвой. Обычнейшая реакция человека, открывшего счет убитым...

Обогнув его, дабы не упускать из виду канаву, где то ли отдыхал, то ли упокоился навеки невезучий Эухенио, я приподнял винтовку. Парень испуганно вытер мокрый рот, повернулся лицом.

- Патроны, - объявил я, пощелкивая пальцем по магазину. Там наверняка оставалось не более двух-трех зарядов, если вообще оставалось. - Municiones para la ametralladora, por favor.[11]

Выговор у меня отнюдь не совершенный, однако мальчишка понял. Трясущейся рукою выудил из бокового кармана прямой двадцатизарядный рожок, положил на указанное мною место. Поднялся, повинуясь выразительному жесту, попятился: медленно и неловко, словно бродячий покойник-зомби.

Поспешно заменив магазин - следовало обезопасить себя на случай, если Эухенио воспрянет и затеет новую перестрелку, - я прислушался. Рамиро Санчес дышал болезненно и тяжко. Менее гордая личность, пожалуй, скулила бы сейчас от предсмертной тоски, но полковник отличался похвальным самолюбием. И держался молодецки, ничего не скажешь. - Я посмотрел на мальчишку.

- И что же с тобою теперь делать, amigo? - спросил я. Парень разобрал, конечно, лишь последнее слово, и в глазах его промелькнула безмолвная мольба. Невысказанная надежда получить пощаду. Я заколебался.

- Мэтт! Немедленно брось ружье! Пожалуйста, Мэтт, не вынуждай меня стрелять!

У Франчески, разумеется, оставался мой револьвер.

Это решило судьбу юноши. Существует единственный способ выпутаться, если перед тобою стоит заранее взятый на мушку противник, а сзади командуют "руки вверх". Вы немедля спускаете курок и бросаетесь в сторону. Таким образом, доводится иметь дело только с одним супостатом, а не с двумя, что гораздо и несравненно тяжелее.

Парень рухнул как подкошенный, а сзади грохнул смит-и-вессон. Пуля пронеслась возле самой головы, я даже ощутил удар воздуха.

РАЗ.

Кувыркнувшись вправо, я избежал нового выстрела.

ДВА.

Из канавы, подобно вышеупомянутому зомби, неуверенно вставал Эухенио. Пришлось отвлечься и спешно окончить небрежно исполненную работу, послав три пули прямо в широкую грудь крепыша.

Пыль и сухие листья взметнулись в пяти ярдах от моей головы. Иногда начинаешь ценить остолопье воспитание, при котором ребенку сызмальства внушают: пистолет - бяка, винтовка - бука; охотятся и воюют лишь кровожадные чудовища... Умей Франческа хоть немного обращаться с оружием, впору было бы читать быструю отходную молитву. Но стрелять моя ученая приятельница не умела начисто, а самовзводный револьвер бьет лишь после сильного и длинного нажима на гашетку, в дамских нежных руках способного окончательно испортить заведомо неверный прицел.

ТРИ.

Чуть ли не на четвереньках я поспешил в кусты. Не слишком достойное зрелище, признаю; но тайные агенты, склонные любоваться собственной ловкостью и выправкой, очень редко доживают до седых волос. Ухватив камень поувесистее, я метнул его в сторону: детская уловка, но и противница моя была отнюдь не из числа профессионалов.

ЧЕТЫРЕ!.. ПЯТЬ!..

Ну, вот и отлично. Слава Тебе, Господи.

Еще дважды лязгнул вхолостую револьверный курок. Я поднялся и спокойно уставился на Франческу.

Поднял М-16, сощурился в еле различимый при тусклом лунном свете прицел, и понял, что никогда не смогу этого сделать. Во всяком случае, сейчас: быстротечный бой окончился, у единственного уцелевшего противника - противницы - не оставалось про запас ни единого заряда, и стрелять значило бы попросту расписаться в том, что я не на шутку рассержен и уязвлен до глубины души. И жажду мщения.

Впрочем, дать выход чувствам все-таки надлежало. Я опустил винтовку и неспешно, со смаком плюнул в сторону доктора Диллман. Грубый поступок, хамский. Но я изрядно возгордился, ибо во рту не пересохло от страха и напряжения настолько, чтобы плевок сделался вовсе уж немыслимым...

Отвернулся, приблизился к Санчесу.

Лицо коставердианца казалось бледно-зеленым, а еще скорее, таким и было.

- Занимались бы вы, полковник, делами привычными, войнами да революциями, - сказал я. - И не лезли не в свое дело. Не играли в чуждые игры.

- Сделайте огромное одолжение, - прохрипел Ра-миро. - Хоть я и не вправе просить у вас одолжений...

С полминуты я изучал поверженного. И ощущал, что мы оба просто-напросто профессиональные бойцы, а различие в роде занятий не имеет ни малейшего значения. Пожалуй, в оборудованном на славу полевом госпитале полковнику и сумели бы помочь. Накачали антибиотиками, прооперировали, дали хорошенько отлежаться под заботливым врачебным присмотром...

Но госпиталя в наличии не имелось. Да и не мог я делать широких человеколюбивых жестов, покуда одиннадцать остальных партизан пребывали живехоньки.

Рамиро предстояла неизбежная, медленная, мучительная смерть. При наихудшем повороте судьбы он продержался бы несколько часов, глядя, как начинают кружиться в сером предрассветном небе zopilotes[12], как снижаются и близятся черные распахнутые крылья, и уже не мог бы ничего поделать против самого первого, самого дерзкого и нетерпеливого грифа.

- Сделаю, - ответил я. - Последнюю просьбу следует уважать.

И, переведя селектор на одиночные выстрелы, пустил пулю Санчесу в голову.

Глава 18

Я задержался по пути назад, пытаясь установить размер ущерба, причиненного моему злополучному боку девятимиллиметровой пулей. Пальцы сообщили уже известное: наличествует рана, и рана эта изрядно кровоточит.

Слабость и легкое головокружение вполне могли быть естественной реакцией на пережитое. В конце концов, позади остались трое мертвецов и одна связанная по рукам и ногам двуличная стерва. Но человек, наделенный хоть крупицей фантазии, вряд ли избежит и слабости, и головокружения, коль скоро по заднице течет кровь, которая неведомо когда остановится и свернется, запечатав непроницаемой коркой полученное телесное повреждение, о серьезности коего можно лишь гадать...

Часовой близ мельмекской дороги, предусмотрительно изображавший спящего, стоял во весь рост, прислонившись все к тому же корявому дереву, и отнюдь не казался встревоженным, хотя стреляли неподалеку. Ждал, разумеется, перепалки, а допустить, что беглый империалистический пленник совладает с троими бойцами, парню не дозволила бы простейшая революционная гордость.

Но еще вернее, он вознамерился блеснуть перед возвращающимся с победой Санчесом своей выдержкой.

Ветер крепчал, превращался в настоящий ураган, гнул деревья, ныл в кронах; ветви уже не шуршали, а буквально гремели, ударяясь друг о друга. Возможно, бедолага даже не расслышал толком, что творилось у него за спиной.

Это объяснение выглядело наиболее убедительным.

Ибо я споткнулся, уронил неудобную поклажу - две штурмовые винтовки, запасные магазины и гранаты - наземь; застыл, готовясь проститься с жизнью, но часовой и ухом не повел.

Подобрав оружие и чуток постояв недвижно, дабы унять отчаянное сердцебиение, я обогнул стража десятой дорогой и в недолгом времени уже карабкался по склону, ведшему к Богадельне. У самого гребня со всеми предосторожностями уложил добычу на щебень. Всю, за вычетом трофейного ножа.

Такими любят пользоваться коммандос. Длинный, узкий клинок, предназначенный преимущественно для уколов, не для режущих ударов, но я никого и не собирался полосовать или обезглавливать. Нельзя было, однако, забывать: множество подобных лезвий, хоть и внушительно выглядят, но либо недостаточно закалены и гнутся при случайном попадании в кость, либо сработаны из твердейшей стали - в этом случае они попросту ломаются.

Памятуя о коварстве холодного оружия, я снял часового на платформе тщательно и неторопливо. Сначала бросил пригоршню гальки, дабы приманить парня к закраине скалы. Уже вторично использовал я сей глупый любительский трюк, но трюк и теперь не подвел. Я угрюмо подумал, что служу каким-то самоходным камнеметом.

Караульный ринулся проверить, в чем дело. Я ждал, и набросился сзади, и захлопнул рот молодца ладонью, заглушая вероятный вопль, и пырнул кинжалом снизу вверх, и держал коставердианца на весу, покуда тот не умер. Лязг упавшей винтовки опять потонул в свисте и вое благословенного ночного ветра.

Вокруг было темно и спокойно. Лишь на верху Цитадели мерно разгуливал обреченный противостоять шквальным порывам человек. Сызнова навьючившись винтовками - теперь тремя, - я дождался, покуда маленький силуэт не скроется из виду, и опрометью побежал к четвертой келье, где, как вы помните, обитали Глория и Джеймс.

- Принимайте арсенал, - прохрипел я во мраке, ни зги не различая в глубине пещеры.

Глория вскрикнула от неожиданности. Джеймс хмыкнул и зашевелился.

Я заметил, что звуки долетели от противоположных стен. Сдавалось, нежные супруги упорно спали врозь, то ли подражая Франческе и мне, то ли по иным соображениям.

Занавесили вход поспешно сдернутым с тюфяка одеялом, зажгли спичку, затеплили фитилек.

- Ого! - разом оживился Джеймс. - Молодчина, Сэм! Откуда такая роскошь?

- Три М-16 с достаточным боевым комплектом, шесть или семь гранат - считайте сами, - пистолет, револьвер и три ножа.

- Глория, попробуй выскользнуть и сообщи Полю с генералом: все готово, пора действовать.

- Лучше выскользни ты, - посоветовал я. - О часовом на платформе забудь, мир праху его, но того, который шатается по Цитадели, остерегайся.

Увидав, что Патнэм недовольно сводит брови у переносицы, я поспешил прибавить:

- Прости, но получил небольшую царапину. Обработать лучше прямо сейчас, а хорошенькая и заботливая сестра милосердия предпочтительнее грубого солдафона.

- Крепко ранили?

Я не обольщался. Озабоченный голос Патнэма выдавал отнюдь не тревогу о моем благополучии, но опасение лишиться бойца.

- Едва ли. Это случилось минут сорок назад, а я до сих пор жив. Но кровь идет.

- Погодите, - вмешалась Глория-Джин, - пластырь есть, и перекись найдется... Аптечек, благодарение Богу, не отобрали. Повернитесь немного, Сэм...

Набухший кровью джемпер выдернули из-под моего пояса, подняли к лопаткам.

- Узнай, нет ли у Гендерсонов стерильной марли, - попросила Глория.

Патнэм кивнул и удалился.

- Если будет больно, говорите сразу. Я почувствовал прикосновение холодной, влажной материи. Наверное, Глория пустила в ход носовой платок.

- Отверстия нет, - сообщила она, смыв кровяные сгустки и обнажив рану. - Глубокая царапина, дюйма три длиною. И заметный ожог по краям...

- Полковник палил в упор, - отозвался я. - Пороховые газы хлестнули... Надеюсь, огонь хорошо продезинфицировал это местечко... Ох!

- Простите... Не спрашиваю, при каких обстоятельствах приключился выстрел в упор.

- И не надо. Неаппетитная повесть.

- Сэм, - неуверенным голосом произнесла женщина.

- Да?

- Приглядите за Джеймсом. Пожалуйста. Муж в совершенно безумном настроении, сдерживайте его... Может быть... может быть, в один прекрасный день все будет хорошо опять. Но день этот не настанет, если Джеймса нынче убьют, пока он станет пытаться... Он хочет отличиться, доказать мне что-то, на что начхать с высочайшей каланчи! Я ведь отлично знаю, какой это храбрый человек! Но Джеймс ничего не желает понять...

- Сумею - пригляжу, - ответствовал я. - Но, получается... загвоздка не в вас? Уж извините великодушно за бестактный вопрос.

- О, - сказала Глория. - По правде... конечно, чуток замаранной себя ощущаю, но вполне могу жить-поживать, не вспоминая дурного. Если сможет муж. Но дурень считает, что не сумел защитить меня. Убежден в этом. Господи, помилуй! Да я молилась, чтобы он геройствовать не вздумал, когда Барбера велел мне выходить; чтобы на пулю не нарвался! Хотела, чтобы стоял совершенно спокойно! Я ведь не стеклянная, Сэм, и не так легко меня вдребезги разбить, поломать. Но Джеймс буквально с ума сходит... Фу, я, кажется, обременяю вас нашими семейными треволнениями... Только, пожалуйста, пожалуйста, очень прошу: присмотрите за ним! Иначе примется геройствовать без нужды и погибнет ни за грош... Кому нужны его дурацкие подвиги? Все, что мне требуется - он сам! Живой и невредимый!.. Кажется, идут.

Олкотт ввалился в келью, поспешно задернув за собой одеяло, а две-три минуты спустя объявились Патнэм и чета Гендерсонов. Не думаю, будто Эмили получила формальное приглашение присутствовать при военном совете, но пришла исправно и решительно. Вручила Глории стерильные тампоны и немного йода. Посветила карманным фонариком. Дальнейшая обработка моей "царапины" отняла у них совсем немного времени.

- Где Франческа? - полюбопытствовал Патнэм.

- Дожидается... подле Императорской арки. Там, где я повздорил с полковником и его людьми. Не было ей смысла возвращаться.

По-прежнему не имея понятия, как именно солгать насчет незавидной роли, которую сыграла доктор Диллман в нынешней передряге, я импровизировал. По крайности, будут знать, где искать руководительницу, если меня пристрелят ненароком.

- По словам Франчески, - продолжил я поспешно, - главный штаб, разместившийся в Часовне, делится пополам очень толстой каменной стеной. Ни двери, ни окошка. Два независимых отсека. В меньшем и более удобном обитают офицеры; во втором - солдатня.

- Так, - проронил Джеймс.

- Кроме них, остаются часовой на вершине Цитадели и страж, обосновавшийся поближе к Арке. Цитадель - наша главная забота. У парня круговой обзор и прекрасная возможность перебить нас, точно сидящих уток. Хорошо еще, что задача ему выпала нелегкая: и за пленными следить, и наблюдать, не движутся ли с юга правительственные отряды на выручку заложникам... Вопросы, Джим? Предложения?

- Четверо, о которых ты... позаботился... вполне безвредны?

- Ежели не способны воскресать из мертвых, вполне. И, кстати, вы напомнили мне, капитан Патнэм; напомнили как нельзя кстати. Не просто победа требуется. Не только верх одержать нужно: следует уничтожить неприятеля поголовно. Истребить. Ни раненых, ни пленных быть не должно. Понимаете?

Джеймс понимающе кивнул, но Поль Олкотт поежился:

- Получается, вы предлагаете учинить бойню? Холодным, резким тоном генерал Гендерсон заметил:

- Коли вы, молодой человек, не желаете учинять бойню, то угодили в неподходящее общество. Я вынужденно пояснил очевидное:

- Поль, победить мало. Надобно еще и ноги унести, пока не примчался Монтано с батальоном геррильясов. И нельзя рисковать. Ускользнет хоть единый из людей, охраняющих нас, - песенка спета, смею заверить. И не поручусь, что, не добив, а связав раненого, вы не раскаетесь в этом. Пат Толсон, к примеру, выдала наш замысел ныне покойному полковнику Санчесу из наилучших, с ее точки зрения, побуждений. Из того же сопливого, ложного милосердия она вполне способна ослабить путы и дозволить несчастному скрыться. Тогда пишите пропало. Повторяю: госпожа Толсон едва не обрекла нас на очень мучительную, примерную казнь.

- О, Боже, - хрипло сказал Олкотт. - А Эльспет не могла уразуметь, с какой стати Пат прилипла к ней...

- Доверчивая у вас жена, Поль, но дело не в этом. А в том, чтобы не убежал никто. Не сможете добить противника сами - зовите любого из нас, бессердечных чудовищ, и не берите греха на душу. Но зовите! Заклинаю! Патронов достаточно, жалеть незачем...

Я глубоко вздохнул.

- Пожалуй, все. Твоя очередь, капитан Патнэм.

- Поль, ты слышал Фельтона, - промолвил Джеймс. - Решай: будешь сражаться или нет? Олкотт сглотнул:

- Простите, я и впрямь наивен. Просто не доводилось участвовать в подобном. Но, если принимаете, я с вами.

- Принимаем! Радостно. И даем, кстати, самое серьезное поручение. Сэм пояснил: главная загвоздка - субъект на вершине теокалли. Он способен пустить насмарку всю нашу затею. Для М-16 чуток далековато, но если он опытный стрелок - а предполагать нужно самое худшее, - то расстояние помехой не будет. В идеале, часового следовало бы снять еще до начала операции. Но главный специалист по снятию часовых потерял немало крови, на пирамиду взлезать нелегко будет... Да и здесь ему забот полон рот достанется. А вы - испытанный охотник на горных коз, вам и карты в руки, винтовка сиречь. Скрадывать умеете, высоты не боитесь. Попробуете подобраться вплотную и подстрелить парня перед самой нашей атакой?

Олкотт помедлил и кивнул:

- Полагаю, да.

- Помни, М-16 - не крупнокалиберное охотничье ружье. Пуля весит не сто восемьдесят или сколько там, а всего пятьдесят пять гран, и убойная сила ее меньше. Поэтому ставь переключатель на автоматический огонь и бей очередями по два-три заряда. Не сумеешь уложить, не беда: заставь забиться в какую-нибудь щель и не дозволяй носа наружу высунуть. Понимаешь?

- Да. Но быстро познакомьте с винтовкой. В руках не держал "эм-шестнадцатой".

- И меня тоже обучите, - вмешался генерал Гендерсон. - Здесь мы с Полем одинаково невежественны.

- Сейчас, - кивнул Патнэм. - Посветите, пожалуйста. Вот затвор. Оттягиваете, отпускаете, ставите селектор в нужное положение... Предохранитель, одиночные выстрелы, автоматический огонь... Вот магазинная защелка... Вставляете свежий рожок таким образом... Теперь ясно?

И Олкотт, и Гендерсон были достаточно знакомы с огнестрельным оружием; лишних разъяснений не потребовалось.

- Генерал, - обратился Джеймс к Остину Гендерсону, - часовой при дороге на Копальке поручается вашей заботе. Подыщите местечко поудобнее, чтобы смогли положить любезного, куда бы тот ни кинулся. Курок спускайте, заслышав стрельбу на Цитадели. Поль открывает огонь, и вы тот же час обезвреживаете свою мишень. Мы с Фельтоном в это время несемся к Часовне...

Патнэм покосился на меня.

- Да, несемся. Меж Часовней и Богадельней - голое пространство, укрываться и ползти нельзя и незачем. Придется мчать во весь опор и с разбегу забрасывать оба отсека гранатами. Не знаю, спит Барбера или дежурит; поэтому весьма вероятно, что ваши усилия пропадут впустую. Ибо солдатню беру на себя...

Гендерсон, по его мнению, был и слишком стар, и недостаточно здоров, чтобы сломя голову пересечь сотню ярдов. Оставалось лишь уповать, что я был недостаточно стар и сравнительно здоров для подобного атлетического упражнения...

- Прошу, - заметил я, - не побрезговать, войти в дымящийся хаос и добить всех, кого потребуется добивать. Работу нужно делать на совесть.

- Конечно, - ухмыльнулся Джеймс.

- Я возьму браунинг, а миссис Гендерсон может... Выдержав короткую паузу, я поглядел на Эмили, подмигнул и окончил:

- ...завладеть моим смит-и-вессоном. На всякий непредвиденный случай.

- С удовольствием, - ответила воинственная седая особа.

Правду говоря, всю жизнь предпочитал револьверы: надежные, безотказные устройства, где патрон перекосить не может, а любая осечка исправляется просто повторным нажатием на курок и новым поворотом барабана. Однако в браунинге оставалось еще тринадцать зарядов (куда угодил четырнадцатый, вы, должно быть, не успели запамятовать), а курносый смит-и-вессон явно был оружием ближнего боя. Иди, предугадай, с какого расстояния и при каких обстоятельствах приведется палить...

Посмотрев на светящийся циферблат, Патнэм осведомился:

- Тебе сколько понадобится времени, Поль?

- Зайду с южной стороны, чтобы джунгли за спиною темнели... Час. Ровно час. Это возможно?

- Да, но это предел. Нужно поспеть прежде, чем начнут менять караулы. Значит, в двадцать три ноль пять Сэм и я пригибаемся, напрягаемся и кидаемся на геройский штурм Часовни. Сейчас двадцать один пятьдесят девять...

- Тогда ухожу немедля, - заявил Гендерсон. - У меня уж ноги не те, что у вас, молодежи. Лучше посижу около дерева, передохну, воздуха глотну свежего, подожду... Капитан, я чрезвычайно рад служить под вашим началом! Управлюсь и останусь у дорожной развилки. Буду стрелять во все, что панически удирает.

Он ушел.

И Глория-Джин тоже. Добровольно вызвалась переодеться в одежду убитого мною стража и расхаживать по платформе, дабы часовой на верхотуре не встревожился, приметив подозрительно долгое отсутствие товарища.

- Не побоитесь мертвеца раздевать? - серьезно спросил я. - Убит ножом, форма окровавлена, и весьма. Не побрезгуете?

- Нет, - хладнокровно сказала Глория. - Иначе всему конец еще до начала.

- Волосы тщательно спрятать под кепи, - напомнил я. - И подобрать какую-нибудь тросточку, чтоб над плечом торчала, вроде ствола винтовочного.

- Не маленькая, соображу, - ответила миссис Патнэм.

Вскоре послышались ее равномерные, ленивые шаги: девчонка отнеслась к заданию со всей добросовестностью, натянула даже башмаки убитого. А те оказались коваными.

- Не так сама драка вымотает, - произнес Патнэм, - как ожидание.

Олкотт уже ускользнул и теперь, наверное, огибал теокалли с юга, неслышно крадучись в тени, пробираясь по доисторическому городу Лабалю со сноровкой истинно охотничьей.

- Но, черт возьми, не постигаю, Сэм. Управиться с тремя вооруженными скотами... Простите, но вы все же не Геркулес и не юноша. А эти ребятки - не полные молокососы.

Признать правоту Патнэма в последнем пункте было нелегко, но я предпочел избежать пространных пояснений.

- Откопал по пути припрятанный смит-и-вессон, - ответил я, изрекая, для разнообразия, сущую и чистейшую правду. Затем немедля принялся лгать, но сочиненную историю приняли благосклонно и подвоха не заподозрили.

Глава 19

Сколь ни странно, тропа казалась длиннее, чем в первый раз. Обычно случается наоборот, но, пожалуй, впечатление мое было вызвано лишь потерей крови да немалой усталостью. В ушах еще звенело после взрывов, очередей, одиночных выстрелов.

На плече я волок штурмовую винтовку, на поясе болтался возвращенный Эмили Гендерсон, оставшийся без употребления смит-и-вессон. Кроме этого, я тащил большую флягу, вещевой мешок с кой-каким продовольствием и увесистый мачете.

Окровавленную одежду с меня решительно стянула все та же великолепная Эмили Гендерсон. Заново обработала рану, перевязала. Заставила облачиться в запасные рубаху и брюки самого генерала, не слишком уступавшего мне ростом.

Отмытый и переодетый, я почувствовал себя немного посвежевшим, но успел взопреть сызнова, прежде чем впереди замаячила громада Монастыря. И прежде чем увидел перед собою арку мельмекских императоров, под которой тянулась мощеная желтоватым булыжником тропа.

Внезапный резкий шорох заставил меня мгновенно взять М-16 наизготовку, но раздавшийся немедля глухой рык успокоил. Четвероногая тварь, явившаяся полакомиться мертвечиной, вероятно, оскалилась, поджала хвост при виде хищника, шагавшего на двух лапах. Безусловно, до полковника Санчеса и его людей уже добрались Пожиратели Трупов, как их называли древние индейцы...

На всякий случай я сделал небольшой крюк, ибо тварь могла оказаться кем угодно - от безвредной носухи до пумы, сталкиваться с которой в густых зарослях мне вовсе не улыбалось.

Впрочем, дикая собака тоже вполне способна уписать связанную по рукам и ногам добычу, и я вздохнул с облегчением, увидев доктора Диллман лежащей на боку и нимало не обглоданной.

Франческа безмолвствовала.

Я сбросил вещевой мешок, опустился на оба колена.

- Повернись-ка немного, дай добраться до веревок... Теперь лодыжки... Вот, милейшая. Прошу восстановить кровообращение и подыматься.

С трудом усевшись, Франческа принялась неловко растирать кисти рук. Потом безо всякого выражения осведомилась:

- Господин учитель, можно выйти?

- Да, Диллман. Топайте.

Пошатываясь после нескольких проведенных в относительной неподвижности часов, моя бывшая приятельница обогнула арку и пропала в кустах. Минут пять спустя возвратилась, на ходу застегивая пояс джинсов. Одернула рубашку, откинула со лба перепутавшиеся волосы.

- Забавно, - молвила Франческа странным, задумчивым тоном: - Чертовски забавно. Я, быть может, уже лишилась горячо любимого мужа. Когда обстоятельства пленения выплывут наружу, лишусь кафедры, карьеры, всяких надежд на академическое будущее. Весьма вероятно, угожу под следствие и суд. Останусь без гроша в кармане, а всего скорее, попаду за решетку... Я пожал плечами.

- Всю ночь вокруг шатались рычавшие и скулившие стервятники. Над головой летали они же, только крылатые. Готовились позавтракать Рамиро Санчесом, а потом закусить свежатинкой. И при всем этом я думала об одном: напустить в штаны или повременить еще капельку? Дура, правда?

Извиняться перед негодяйкой я не собирался, но и слушать сию печальную повесть вполне безразлично тоже не мог.