Мэтт Хелм (№20) - Инквизиторы

Миранда уже успела пропустить пару стаканчиков. Никогда не пренебрегала возможностью. Крупная особа с растрепанными светлым волосами, в джемпере. Какие именно были на Миранде брюки, сказать не могу: ноги, разумеется, обретались под столом, покрытым скатертью, но еще никто никогда не видал мою приятельницу в юбке.

Мысленно подивившись тому, что обладательница подобного наряда получила пропуск в ресторан, я уселся напротив.

- Знаешь, почем тут продают шотландское? - осведомилась Миранда. - Сорок долларов пинта! Сорок!

- Тебе-то что за печаль? Ежели не ошибаюсь, ты пьешь исключительно "Бурбон".

- Если не понимаешь, поясняю, - сказала Миранда. - Я задолжала твоим... собратьям. Вызволили меня из одной африканской дыры. В Центральной Африке постоянно режут и стреляют своих и чужих, не разбирая. Вырвавшись оттуда, я пообещала: понадобится помощь - обращайтесь в любой день. Так и получилось. Большая вашингтонская шишка не сыскала в Коста-Верде ни единого сколько-нибудь надежного существа, кроме старой доброй Миранды Мэтсон. Поступили распоряжения устные, а заодно и приложения вещественные. Достань из сумочки. Я к эдакой пакости прикасаться избегаю.

Протянув руку под стол, я запустил пятерню в необъятную кожаную торбу, неизменно сопутствовавшую Миранде чуть ли не двадцать лет подряд и выглядевшую соответственно. В торбе обнаружился револьвер: курносый двухдюймовый ствол. Еще наличествовала хитрая кобура и коробочка патронов. Пять в револьвере, штук десять в коробке - три полных барабана. Войны, располагая таким арсеналом, не затеять, но маленькую битву можно выиграть вполне.

Я проворно запихнул оружие в пустой чехол от фотоаппарата.

- Фу-у-у, и приятно же избавиться от огнестрельной дряни, - сказала Миранда. - Сообщаю: Бультман скрылся из виду. Не понимаю, о чем речь, но сообщаю точно: Бультман скрылся из виду.

- Понимаю. Проверим.

- Теперь, - ехидно изрекла Миранда, - изволь небрежно оглядеться. Может, опознаешь кого-либо, кого раньше видал на фото...

Зал был просторным и высоким, обильно освещавшимся. Половина столов пустовала, за другими обосновались посетители, уписывавшие обед с немалым воодушевлением. Но взгляд мой внезапно привлекла фигура, спокойно восседавшая подле окна.

Рыжеволосые и рыжебородые латиноамериканцы, хотя и существуют, но довольно редки. Сомнений допускать не приходилось. Я рассматривал Рыжего Генри, Enrique Rojo.

Тот обедал в компании трех офицеров, по всей вероятности, личных телохранителей. И казался в темном штатском костюме неизмеримо внушительнее трех облаченных мундирами верзил. Было Рыжему Генри около сорока. Худая кастильская физиономия. Мефистофельская бородка.

Шестое чувство подсказывало: с этим субъектом шутить не рекомендуется ни при каких условиях.

- Правда, хорош? - полюбопытствовала Миранда. - Их превосходительство Энрике Эчеверриа, обер-палач Коста-Верде... Хочу выпить.

Почти весь последующий день мы добирались на автобусе до Копальке, древних мельмекских развалин, где Франческа и ее высокоученый муж исследовали, рыли, вымеряли, записывали, строили несуразные и заманчивые гипотезы. По счастью, в автобусе имелся кондиционер, ибо мы спускались к низменностям, и воздух с каждым часом делался все жарче.

Дорога неумолимо ухудшалась. Но продвижение наше замедляли не столько ухабы и выбоины, сколько неисчислимые заставы и патрули. Кажется, это числилось наилучшим здешним развлечением: заставить паршивых богатеев-americanos покинуть прохладную, просторную колымагу и топтаться под палящим солнцем, покуда самодовольный капитан (лейтенант, сержант - ненужное зачеркните) пристально проверяет каждую буквицу незнакомых слов и советуется с гидом, который разумеет чужеземное наречие.

Вместе с нами увязалась Миранда Мэтсон, сопроводившая меня из ресторана до гостиницы, поговорившая с доктором Диллман и посулившая той статью, снабженную фотографиями. Означенная статья, заверила Миранда, сделает фамилию Диллман притчей во языцех, составит супружеской чете немеркнущую славу не только в кругах академических, но повсеместно.

Убеждать Миранда умела.

Немного поколебавшись, Франческа дозволила ей занять одно из остававшихся свободными сидений.

Гостиница "Копальке", расположенная в удобной близости от развалин, оказалась просто мотелем северного образца: главный корпус, бассейн, фонтаны, лужайки, маленькие, разбросанные коттеджи, которые служили отдельными номерами. Истинный оазис в сухих, чуть ли не дотла испепеленных тропическим зноем джунглях.

Наличествовали, разумеется, ресторан, закусочная, лавка, торговавшая сувенирами. Все, как полагается у людей цивилизованных. Все удобно и даже недурно.

- Когда Коста-Верде целиком уподобится этому заведению, - пробормотал я на ухо Рикардо, - почувствуешь себя настоящим избавителем. С неба спустившимся.

Хименес даже не улыбнулся. Молодое лицо мнимого скандинава сделалось угрюмым. Он прикоснулся к неосновательно изглаженному шраму на левой щеке:

- Скорее, вырвавшимся из ада...

Глава 11

В моем деле быстро привыкаешь засыпать где угодно, выбрав любую более-менее горизонтальную поверхность; в любое время суток и в любом состоянии. Только на сей раз я отчего-то не сумел очутиться в объятиях Морфея. Использовать снотворное было бы опрометчиво, инстинкт нашептывал: в гостинице не стоит накачивать себя средствами, притупляющими чуткость.

Лежа на спине, я размышлял о немеряных джунглях, простиравшихся на север, запад и восток, о зловещих пирамидах-теокалли, храмах и пещерах, до которых было, в сущности, совсем недалеко. О забытом, внезапно сгинувшем народе, чья судьба столь заботила Франческу.

Я размышлял и, невзирая на возраст, опыт и нажитое долгими стараниями хладнокровие, чувствовал себя не вполне уютно.

Все-таки, велел рассудок, если бессонница мучит, используй ночные часы не без пользы. Взвесь и сопоставь. Ибо главный личный вопрос, очень меня занимавший, решился в беседе с Хименесом-младшим. Он был великим бойцом, а вот президентом оказался препаршивым... Стало быть, сезон охоты на Гектора Хименеса и его исчадий окончательно объявляется открытым. Я не отниму у страждущих обитателей Коста-Верде желанного благодетеля. И маленький призрак умной, доброй и невезучей Элеоноры Брэнд не оскорбится подобным отмщением...

Звук приближавшихся шагов немедля разогнал все роившиеся в мозгу мысли. Шаги были странными: неуверенными, шаркающими, спотыкающимися. Я торопливо нащупал револьвер, угнездившийся у правого колена - прятать оружие под подушкой давным-давно сделалось традицией, а следовательно, дурным тоном.

Поправил покрывало, хоть и готовился продырявить его при внезапной пальбе. Раздался частый, негромкий стук в дверь, потом шепот:

- Сэм! Ради Бога, Сэм! Открой скорее...

Когда я вскочил, откинул щеколду и распахнул створку, Франческа стояла, бессильно прильнув к стене лбом, задыхаясь, точно бежала без остановки целую милю. Пожалуй, так оно и было.

Миссис Диллман вздрогнула, когда я обнял ее за плечи, но дозволила препроводить себя внутрь домика. Я закрыл и замкнул дверь, обернулся. Нажал выключатель.

- Не надо, Сэм! Не надо света! Я выгляжу...

- Не валяй дурака, хорошо?

Выглядела дама и впрямь неплохо. Я чуть ли не силой вынужден был отнять ее ладони от лица и увидел кровоподтек: внушительный, впечатляющий, тянувшийся от глаза до уголка губ. Измятая шелковая блуза выдернулась из-под юбки, измялась, перепачкалась. Нейлоновые чулки порвались на коленях, а сами колени вряд ли были в лучшем состоянии.

Досталось и правой ладони: обширные ссадины. Однако всего неприятнее показался дикий, затравленный взгляд.

- Номер грузовика запомнила? - заботливо полюбопытствовал я.

- Ха-ха! - ответила Франческа нежданно твердым голосом. - И четырежды ха-ха. Доволен? А если прекратил корчить клоуна, принеси пластырь. И что-нибудь вроде перекиси водорода.

- Кажется, есть... Но что же все-таки стряслось? Франческа облизнула губы:

- Это... это и впрямь смехотворно. Я решила перед сном заглянуть на прежние раскопки. И заблудилась. Пошла коротким путем, но после нас уже работал кто-то иной, все приметы переменились... А потом... Потом начались ужасы. Понимаешь, столько лет заниматься археологией, ко всему привыкнуть, и вдруг ни с того, ни с сего по-настоящему перетрусить! Перепугаться древних гробниц! Но я чувствовала, чуяла незримое присутствие Ночных Владык.

- Что-о?

- Иксчатля, бога смерти... Других... Можешь надрывать живот, хохоча, но над раскопками витало нечто холодное и темное. Странно, индейцы представляли ад ледяным, а не огненным... Я закричала, словно маленькая, бросилась напролом, наутек, упала со всего маху, стукнулась лицом, чуть сознания не лишилась...

Глубоко вздохнув, доктор наук Франческа Диллман обозрела собственную потрепанную персону.

Я придержал ей затылок, охватил пальцами нижнюю челюсть и осторожно пошевелил.

- Хруста, смещений, острой боли не ощущаешь?

- Побаливает, но тупо...

- Зубы в полном наличии? Самовольно отлучившихся нет? Ну-ка, дай загляну.

- Господи, - простонала Франческа, - Господи, какая глупость! В моем возрасте спасаться от привидений!

Мы проследовали в душевую. Я пустил в дело упомянутую перекись водорода, пожалел об отсутствии шприца и пенициллина, обработал повреждения лучшим возможным образом.

Франческа посмотрела в зеркало.

- Он теперь, наверное, почернеет? Кровоподтек?

- До утра потемнеет чуточку, но и только. Тебе повезло, парень чудом не зацепил глаза. Что касается синяка, на свете существует косметический грим.

- О каком парне речь? - обернулась Франческа. - Ведь ясно рассказала все!

- Рассказала бойко, не спорю.

- Сэм! Я прищурился.

- Черт возьми, Диллман, ты и впрямь считаешь своего любовника сосунком? С тобою были предельно честны и откровенны. Даже прямо намекнули на основной род занятий. Повторяю: твой я - профессионал. По какой части, понимаешь без пояснений. Исполняя зловещий служебный долг, я навидался людей, получивших по морде. И мужчин, и женщин. Самого били неоднократно, случалось лупить и мне. Правый хук оставляет следы, которые не спутаешь ни с чем иным.

Франческа безмолвствовала.

- Рука поранена, и оба колена тоже. Но вот на лице, коим ты якобы треснулась оземь, царапин отчего-то нет. Заговоренная у вас физиономия, доктор... Парень размахнулся, стукнул, ты потеряла равновесие, крутнулась и шлепнулась. На колени и вытянутую руку: типично для неученого неумехи.

Прилежно попробовав засмеяться, Франческа произнесла:

- Возвращение Шерлока Холмса! Прости, дорогой, но я... стеснялась выложить правду. Так унизительно! Так невыносимо унизительно!

- И все же поведайте, о ваша оскорбленность.

- Не могу! - тихо молвила Франческа. Я смотрел пристально, в упор, не мигая.

- Осмелюсь предположить, сударыня, вас обработал правительственный доносчик, именующийся гидом... Тот, перед которым ты юлишь, ибо прилизанная скотина способна сочинить невыгодный рапорт и прикрыть ваши изыскания на долгое время, если не навсегда.

Помедлив, моя любовница выпалила:

- Угадал! Правильно, это Рамиро. Возомнил, будто в своем качестве надсмотрщика имеет право на известные вольности. А я, точно дура, его оттолкнула. Еще и прибавила несколько словечек... Вот он и... взбесился.

Я медленно кивнул, хотя от горькой злости хотелось выблевать. Франческа лгала неумело, нахально и неумно. Воцарившееся молчание продлилось чуть ли не минуту с лишним. Потом я осклабился в наилучшей волчьей манере, отрабатывавшейся перед зеркалом на протяжении многих лет, и уведомил:

- Увы, так и погибают неповинные люди. Глаза Франчески распахнулись:

- О чем ты?

Просунув руку под покрывало, я извлек оставшийся лежать на месте тридцативосьмикалиберный смит-и-вессон. В иное время, при иных обстоятельствах я даже собственному брату (коего, впрочем, не имеется в природе) не открыл бы дверей, не ощетинясь предварительно стволом. Однако ждать неприятностей от Франчески не следовало. По крайней мере, не этой ночью.

Зато следовало немедля удостовериться кое в чем.

- Будучи джентльменом, - сообщил я, - считаю себя вынужденным выйти и обучить мерзавца обращению с дамами. Ты упомянула Санчеса, верно?

Франческа уставилась на револьвер, как на гремучую змею.

- Но ты же клялся... Господи, ведь у него пистолет!

- Во-первых, - уведомил я, - сие огнестрельное устройство зовется не пистолетом, а револьвером. Во-вторых, я клялся в Мексике, а там никакого оружия не носил. Незачем было. Здесь же, в Коста-Верде, я ни в чем тебе не клялся.

Освободив барабан, я откинул его и напоказ, демонстративно проверил патроны. Закрыв смит-и-вессон, я положил его на постель, сбросил пижаму и явился Франческе в первозданной наготе, при полном освещении.

- Сэм, - негромко и ласково позвала доктор Диллман. Вероятно, подумала, что я намерен сперва обладать ею, а уж после мстить обидчику. Подумала - и поспешила использовать нежданный подарок судьбы.

Только здесь она ошибалась полностью. При ночных экспедициях по неприятельской территории черный джемпер-"водолазка" и темные брюки составляют обязательное и непременное облачение разумного диверсанта. Я стараюсь возить сей костюм везде, где только можно, и теперь, откинув крышку чемодана, извлек его, расправил, натянул.

- Пошлите последнее "прости" господину Санчесу, о прекрасная дама. Конечно, мысленное "прости".

- Остановись! - крикнула Франческа. - Никого ты не убьешь! Ведь сам понимаешь и знаешь: это никакой не Рамиро! Да Рамиро в жизни не пристал бы к женщине выше него на целый фут! Самолюбив, стервец!

- А кто же? - вкрадчиво полюбопытствовал я.

- Не скажу.

- Для ученой дамы, докторессы, поистине странное отношение к фактам, - вздохнул я. - Хорошо. Предоставляю свободный выбор. Либо ты выскакиваешь мне вослед, подымаешь тревогу, начинается пальба, гибну я и еще немало неповинных и очень сонных людей, либо сидишь в этой комнате подобно мыши, тихохонько. В последнем случае не пострадает никто. Выбирайте, ваша умудренность.

Франческа промолчала.

Выключив лампу, я приблизился к окну, беззвучно освободил защелку, столь же бесшумно поднял раму.

- Сэм! - раздался еле слышный оклик. Я повернул голову.

- Будь осторожен, милый.

Пятью минутами позже я очутился довольно далеко от освещенных окон и дорожек, сделал большой, весьма предусмотрительный крюк и выбрал место, с которого мог без опаски следить за входом в собственный коттедж. Перед входом красовался незнакомец. Так и есть: bandido чистейшей воды и девяносто шестой пробы. Просто пародия - широкополое сомбреро, плащ-серапэ, широкий кожаный ремень. Голливудские режиссеры спятили бы от восторга.

В былые времена винчестеров и ремингтонов эти парни пользовались очень живописными патронташами, носили их перекинутыми через плечи, перекрещивавшимися на груди. Весьма изысканно. Теперь же подобная публика предпочитает американские винтовки М-16, а подсумки армейского образца выглядят отнюдь не впечатляюще.

В Латинской Америке штурмовая скорострельная М-16 распространена примерно так же, как пресловутые автоматы Калашникова на африканском и азиатском континентах. Революционеры, мятежники и заговорщики всех мастей просто запускают лапу в арсеналы правительства и хватают хранящиеся там стволы. Сволочь африканскую и азиатскую снабжает оружием заботливая Москва, латиноамериканскую мразь пестует Вашингтон. Вот и вся разница.

Уподобляясь пресмыкающемуся и всей душой уповая, что не повстречаю никакой местной разновидности оных, я пополз меж кустами. Некоторые местные растения дали бы сто очков форы любой колючей проволоке. Я обогнул угол домика, угнездился напротив гостиничной автомобильной стоянки.

Полдесятка видавших виды джипов и большой шестиколесный бронеавтомобиль, сражавшийся, должно быть, еще против нацистов. Или за них, понятия не имею.

Перед броневиком недвижно стоял субъект, ударивший Франческу. В этом я не сомневался ни секунды, ибо ни от кого иного миссис Диллман подобного не снесла бы. По крайности, не снесла безропотно.

Картина оказалась уже не пародийной, как подле коттеджа, но чисто карикатурной. За рулями джипов гордо восседали вооруженные винтовками бандюги. Собратья их, державшие М-16 наперевес, торжественно чем никому не нужный, смехотворно излишний в этих местах караул. А трое телохранителей как зеницу ока сторожили драгоценную особу своего начальника. Разбойничья шайка времен Боливара, чудом перенесшаяся в двадцатый век...

Припомнился анекдот о неуловимом вожде апачей, который был неуловим, ибо никто и не собирался ловить его... Да, мне выпала редкая зоологическая удача: наблюдать колоритный экземпляр латиноамериканского generalissimo прямо в среде обитания...

На двух старомодных портупеях болтались два кольта - с перламутровыми рукоятями, разумеется. Люпэ де Монтано понимал толк в огнестрельной роскоши, ничего не скажу.

Крупный мужчина для представителя смешанной расы. Приметное брюхо, черные, точно смоль, усы... Но вынужден сделать поправку к вышеизложенному. Люпэ, единственный, пожалуй, изо всей дурацкой шайки, не казался смехотворным. Хотя и нацепил псевдовоенную полевую форму цвета хаки, со знаками различия.

Смуглое, плохо выбритое лицо под козырьком кепи казалось неглупым и жестоким. А глаза, наверное, видели собеседника насквозь, точно стеклянного. Такое у меня было подсознательное ощущение.

Монтано шагнул вперед, потому как на крыльце дальнего коттеджа возникло движение. Сначала спустился маленький человечек, тащивший инвалидное кресло. Сделанное почти целиком из алюминия, оно весило сравнительно мало. Затем объявился Рикардо Хименес, опиравшийся на костыли и ступавший с предельной осторожностью. Ему услужливо, хотя неловко, пособили сойти.

В кресло Рикардо не сел, а, ухватившись за перила, перевел дух и подождал, пока el senor generalissimo приблизится. Приблизился Люпэ быстро, с похвальной вежливостью, сопровождаемый тройкой головорезов. Широко распахнул объятия, осторожно и крепко прижал Рикардо к широкой своей груди.

Отступил, подтянулся, произнес по-испански:

- Выглядишь неизмеримо лучше, чем при последнем свидании, возле Ла-Форталесы. Как я рад увидеться вновь, дружище! Рикардо засмеялся:

- Не могу ответить подобной же учтивостью, генерал, ибо не помню, как выглядели в то время вы. Сами помните: валялся в обмороке... Но я тоже очень радуюсь встрече!

- Генерал? Какие глупости! Меня зовут Люпэ, а тебя Рикардо. Пойдем, еще многое нужно обсудить...

Монтано щелкнул пальцами, бойцы подкатили кресло, помогли Хименесу устроиться поудобней.

Новый щелчок пальцев.

Шайка неожиданно быстро кинулась к машинам и заняла места не хуже вымуштрованного мотострелкового взвода. "Ого, - подумал я, - нехудо. Учесть придется..."

Заурчали двигатели, вереница автомобилей, возглавляемая броневиком, тронулась и растаяла в ночи.

Когда я возвратился к домику и проскользнул внутрь, лампа оставалась отключенной и ни звука не слышалось. Я почувствовал известную досаду, но потом глаза чуток обвыклись и в слабых лучах луны, струившихся сквозь распахнутое окно наискосок, обозначилось белокожее стройное тело, разметавшееся на постели.

Франческа исправно дожидалась меня.

Глава 12

Пробудился я при лучах солнца, отнюдь не слабых. События минувшей ночи казались не вполне реальными и совсем незначащими, кроме одного.

Я испытывал странное, щемящее чувство утраты. Правда, терять предстояло чужую жену, которая сразу и честно предупредила, что связь окажется мимолетной. И все же мне сделалось грустно. Отчего, пояснить не могу. Я даже не подозревал, до этой минуты, что успел немного - или изрядно - привязаться к Франческе Диллман.

Припомнилась маленькая безжизненная фигурка, лежавшая на чикагском асфальте, славная девочка, чью память я, по сути, предал... Тьфу, чепуха! Элли лишь посмеялась бы, узнав, как я лежу в провинциальной коста-вердианской гостинице и рассуждаю касаемо посмертной верности.

Поднявшись, почистив зубы и наскоро приняв душ, я натянул джинсы, походные ботинки, револьвер затолкал за пояс, а рубаху надел навыпуск, дабы спрятать маленькую торчащую рукоять.

Франческа уже уплетала завтрак в обществе четы Патнэмов. Я легонько поклонился, услыхал невразумительное "с добрым утром" (все трое жевали), присмотрел отдаленный столик и уселся, мрачно глядя на плавательный бассейн. Прилетевшая будто на крыльях официантка записала заказ, обещалась возвратиться во мгновение ока и упорхнула.

- Предпочитаете скорбеть в одиночестве? Если нет, могу составить компанию!

Миранда Мэтсон с грохотом подвинула к себе стул и пристроилась рядом. Она казалась начисто бесформенной в зеленом спортивном костюме с короткими рукавами. То есть, это лишь поначалу можно было принять за спортивный костюм. Внимательный взгляд убедил меня: приятельница перешила списанный десантный комбинезон, обзаведясь удобной и весьма практичной одежкой для пикников и походов. Вытертое, застиранное имя прежнего владельца и номер части еще проступали на левом нагрудном кармане.

- Последняя вещь, которой мне хотелось бы заниматься нынче, - угрюмо процедил я, - это карабкаться на идиотскую усеченную пирамиду высотою в полтысячи футов!

- А сегодня такими подвигами заниматься не будем, - уведомила Миранда жизнерадостно. - Маленькая перемена в порядке действий. Осмотр начнется не в Копальке, а за пятнадцать миль отсюда.

Я насторожился.

- Другой доисторический город, Лабаль. Доктор Диллман считает, что начатки необходимых сведений лучше получить именно там, а уж после заниматься здешними раскопками. Брр-р-р! Пятнадцать миль на джипе, в эдакую жарищу!

- Да, верхом удобней. У лошади амортизаторы мягче и проходимость побольше.

- Каждому свое, - хмыкнула Миранда. - По-моему, ничего страшнее лошади свет не видывал. Всякий раз, когда нужно забираться к черту на кулички, чтобы добыть любопытные материалы, доводится взлезать в седло. Всякий раз внушаю себе: животное попалось доброе, отзывчивое, ласковое, словно теленок. И вообще, лошадь - старинный друг человека. Не помогает. Пугаюсь до полусмерти, скотина это чует и немедленно брыкается. Со всеми сопутствующими удовольствиями...

Сощурившись, Миранда уставилась на меня хитрыми голубыми глазами.

- Сукиным детям, - сказала она чуть погодя, - следует передвинуть свои древние заброшенные города немножко ближе к ныне обитаемым. Было бы неизмеримо легче для изыскателей... А в Санта-Розалии status, похоже, остается quo.[5]

- Сиречь, о герре Бультмане ни слуху, ни духу... Послушай, ты и впрямь веришь, будто начинать наше образование предпочтительнее с Лабаля? Еще накануне об этом и речи не велось.

- Да, - согласилась Миранда. - Но миссис Диллман ухитрилась раздобыть напрокат несколько джипов. Кажется, это возможно лишь сегодня, потом вездеходов не доищешься, а пятнадцать миль протопать - не шутка. Вот и едем в Лабаль.

- Ты тоже?

- Конечно. Пошатаюсь, полюбуюсь, воздухом подышу, покуда вы будете в пыли копаться...

В закусочной возник и приблизился к Франческе Диллман безвинно ею оклеветанный Рамиро Санчес. Моя ученая любовница извинилась перед Патнэмами, встала и направилась к выходу: прямая, подтянутая - воплощение деловой женщины. И это, невзирая на вульгарные джинсы, примятые, слегка припачканные... Впрочем, джинсы для того и существуют, чтобы не казаться новехонькими.

"Франческа могла бы надеть рубище паломницы или вретище кающейся грешницы - и все равно сохранять вид элегантный и слегка надменный, - подумал я не без горечи. - Но в природе наличествует доктор Арчибальд Диллман, а посему пускай доктор Франческа Рэнсом Диллман проваливает к лешему..."

Четвертью часа позже мы высыпали из бара, двинулись к основному корпусу гостиницы и обнаружили шесть поджидающих джипов. Миранду, которая нацепила соломенную шляпу величиною с круглый стол короля Артура, учтивый Санчес пригласил устраиваться в головной машине. Меня определили к Патнэмам, а Франческе, облюбовавшей сиденье рядом с Уайлдерами, предстояло замыкать наш высокоученый караван.

Путешествие предстояло неблизкое. "Миранда или не Миранда, - подумал я, - а все-таки лошадь была бы куда как предпочтительнее".

Машины тронулись.

Вереницей катя по узкой лесной тропе, мы в скором времени выехали на громадную поляну, точнее, вырубку, средь которой красовалась огромная ступенчатая пирамида. Вообразив, каково сладко взбираться на подобную верхотуру, я поежился. Пирамиду обстали чрезвычайно почтенные руины. То ли храмов, то ли дворцов - не имею понятия.

Безжалостная Франческа объявила остановку и пригласила группу взойти с нею вместе на плоскую вершину теокалли, дабы воочию узреть мельмекский жертвенник.

Я умудрился подняться к нечестивому языческому капищу и спуститься вниз, не отличившись ловкостью, зато и не слишком осрамившись. Восхождение принесло мне несколько невыразительных снимков, полдюжины царапин и крепко отпечатлевшуюся в памяти панораму бескрайних джунглей, тянувшихся до самого горизонта со всех сторон, кроме той, откуда мы прибыли.

Ни единого признака цивилизации не замечалось ни на севере, ни на западе, ни на востоке.

Неутешительно.

Единственным признаком человеческой деятельности была узкая ухабистая тропа, уводившая сквозь неимоверно густые, непроницаемо перевитые ползучими растениями дебри к Лабалю, неизвестному древнему поселению.

Изрядно вспотевшее и пропылившееся сборище наше возвратилось к джипам, кряхтя, устроилось на сиденьях. Рамиро окинул поникших туристов заботливым оком и уведомил:

- Возле самого Лабаля есть очень хороший cenote.

Словцом этим в Центральной Америке называют большие природные колодцы, верней, маленькие озера: бездонные провалы почвы, заполненные кристально чистой и прозрачной водой. Встарь индейцы ввергали в cenote (именовавшиеся тогда по-другому, ибо испанского языка в здешних краях еще не слыхивали) многоразличные жертвы своим идолам: золото, драгоценные предметы, а заодно и прекрасных девственниц.

Я угрюмо подумал, что удалая компания, скорее всего, примется плавать и плескаться над сущими залежами человеческих костяков.

Cenote, впрочем, оказался милейшим озерцом, чья вода отливала настоящей небесной голубизной. Поистине странное геологическое строение целого края! Ни единой реки, хоть чего-то стоящей, но там и сям разбросаны источники подземной воды, пережившие Бог весть сколько тысячелетий и оставшиеся незамутненными.

Кроме водителей, принявшихся уплетать завтраки прямо за баранками джипов, группа насчитывала еще четверых, отказавшихся искупаться и немедля прослывших неряхами.

Во-первых, меня. Я отнюдь не собирался разоблачаться, выставляя смит-и-вессон всеобщему обозрению. К тому же, не слишком люблю подражать рыбам, ибо подражаю им очень плохо.

Во-вторых, Рамиро Санчеса, который попросту исчез в зарослях, увлекаемый, по-видимому, настойчивыми призывами выпитого и съеденного поутру.

В-третьих, Миранду, не захватившую купального костюма, и заявившую, что в клубе нудистов не состоит, а желающие любоваться моржами вполне могут пойти в нью-йоркский зоосад.

И, в-четвертых, Франческу, хлопотавшую и старавшуюся сделать пикник возможно приятнее для всех и каждого.

Как бы невзначай приблизившись, покуда водоплавающие члены группы оглашали окрестности веселыми воплями и плескались подобно стаду китов-полосатиков, я осведомился:

- Пособить? Франческа вздрогнула и обернулась.

- О, Господи, можно ли так подкрадываться! Нет, мистер Фельтон, спасибо... Кажется... кажется, ситуация под контролем.

Услыхав сей чудовищный речевой оборот, служащий для меня (и Мака, между прочим) совершенным и несомненным доказательством умственной неполноценности, я изрядно поостыл к доктору Диллман и тотчас прекратил грустить. Впрочем, весьма возможно, что доктор попросту сболтнула фразу, распространенную среди ученых межеумков, коим желается выглядеть еще ученее. Равно как и среди безграмотных, жаждущих предстать образованными...

Я смотрел на Франческу и примечал неимоверное напряжение, сквозившее во всяком жесте. С немалым беспокойством удостоверился: женщина ждет чего-то страшного. И очень скорого.

Глубоко вздохнув, я промолвил:

- Сэр Сэмюэль Фельтон, странствующий рыцарь, к услугам вашим, о прекрасная и несравненная! Поведайте печаль свою, о благоуханная роза росистых долин! Обещаю и гарантирую немедленное содействие, дурища! Когда ты научишься доверять близким людям, а, Диллман? Раскинь мозгами, еще не поздно. Франческа облизнула пересохшие губы.

- Поздно, Сэм... Уже поздно... Кстати, можете приняться за еду, мистер Фельтон, - продолжила она громко: - Сэндвичи с ветчиной и сыром, на выбор. А на сладкое - фрукты. Пиво охлаждается в cenote, а тоник и лимонад не успели согреться за полтора часа.

- Пиво? - раздался голос Миранды. - Что я слышу! О, дивное и волшебное слово!

- Пойду, принесу пару бутылок, - предложил я. Когда я возвратился, Франчески поблизости не было, а Миранда стояла насупившись.

- Этот дипломированный кладезь премудрости все принимает чересчур серьезно, - пожаловалась журналистка. - Можно подумать, грядет не вшивый пикник, а торжественный королевский банкет на пятьсот персон.

- Думаю, - заметил я, - беда надвигается. Держи ухо востро, Мэтсон.

- Пьяная ли, трезвая ли, я всегда начеку, - хмыкнула Миранда. - Пьяная - начеку вдвойне. Ты что, влюбился в чужую жену?