Ожидание выдалось длинным и утомительным - более двадцати четырех часов - так что я с трудом подавил желание бегом броситься к аппарату при первом же звонке. Вместо этого я выключил телевизор, неспешно подошел и уселся на одной из больших кроватей. После чего позволил телефону прозвенеть еще пару раз и лишь затем снял трубку.

- Да?

- Мистер Хелм?

Я облегченно вздохнул, но в то же время ощутил и некоторое разочарование - нечто вроде прощания с последними иллюзиями. Видимо, часть моего сознания упрямо не желала расставаться с первым впечатлением, произведенным суховатой молодой женщиной, совершенно невозможной в общении и в то же время не лишенной определенного невинного обаяния. Однако голос в трубке принадлежал этой самой женщине, а, стало быть, она приступила к осуществлению преступного умысла в точности так, как меня предупреждали. Правда, сейчас этот голос был не совсем таким, каким я его запомнил. Исчезли характерные для нее выразительность, неспешность и аристократизм. Виной тому было, видимо, пережитое недавно потрясение или умышленная его имитация.

- Хелм слушает.

- Ох, слава Богу! Я боялась, что вы уже уехали.

Я сухо произнес:

- Простите, не узнаю...

- Это Эми, мистер Хелм, Эми Барнетт. У меня ужасные неприятности и... Ох, Господи, я вела себя так глупо, и мне неудобно... У меня выхватили сумочку, я осталась без денег, и, если бы не любезное разрешение этой милой женщины... Вы говорили, если... Говорили, я могу обратиться к вам...

- С вами все в порядке, мисс Барнетт? Голос, признаться, звучит немного странно. Поэтому я сразу и не узнал...

Она издала смешок - звук довольно неожиданный из уст девицы, которая показалась мне принципиальной противницей смеха.

- Возможно, потому, что и сама я немного... странная. Вот именно, странная. Сама себя не узнаю... Пожалуйста, забудьте о моем поведении, приезжайте и заберите меня отсюда, потому что некуда мне идти, а без денег я даже такси не могу взять... Я в баре "Колибри" на улице Абейта. Улица Абейта, двадцать семь. "Колибри", надо же придумать такое название для бара. - Она опять нервно хихикнула. - Птичье заведение!

Я не стал ввязываться в дальнейшее обсуждение столь занимательной темы, вместо чего просто сказал:

- Оставайтесь на месте. Абейта, двадцать семь. "Колибри". Выезжаю немедленно.

Положив трубку, я прихватил лежащий неподалеку маленький пятизарядный револьвер, закрепил на поясе кобуру я убедился, что свободно свисающая рубашка с запасом закрывает ее. Дуг исходил из предположения, что Проповедник позволит мне погулять некоторое время, прежде чем попытается вывести из игры, поскольку, если девушка успешно справится со своим заданием, я окажусь у него "под колпаком". Удобнее иметь дело с известным преследователем, нежели с человеком, которого не знаешь. Однако, занимаясь своим ремеслом, я вряд ли прожил бы столько, сколько прожил, если бы безоговорочно полагался на чьи-либо предположения, в том числе и на собственные. Не исключено, что меня ожидает примитивнейшая ловушка с Эми Барнетт в качестве приманки. По той же причине, а еще потому, что ехать предстояло в незнакомую часть города, я воспользовался такси, оставив свой крошечный шевроле в гараже.

- Улица Абейта? - переспросил таксист, темнокожий мужчина с густыми черными усами. После чего передернул плечами, давая понять, что деньги-то мои, и если мне вздумалось истратить их на поездку к улице Абейта, с его стороны возражений не последует. - Si, senor. Абейта, двадцать семь.

- Улица Абейта вам не по душе? - поинтересовался я, когда мы тронулись с места.

- Calle Абейта не очень хорошая, - ответил он. - И бар "Колибри" не слишком хорош, сеньор.

Слова его заставили меня задуматься, в какую же историю впуталась эта девушка. Или в какую историю заставляет меня поверить. Когда мы удалились от гостиницы, я лишний раз порадовался, что не стал садиться за руль сам. Внезапно мы оказались в чужой стране - вернее, в чужом городе, скрывающемся под вывеской Майами - чужом настолько, что я даже испытал легкое раздражение по этому поводу. В конце концов, мои собственные родители ощущали себя достаточно признательными приютившей их новой родине, чтобы выучить здешний язык, ознакомиться с обычаями и воспитать родившегося спустя несколько лет сына как американца, вместо того, чтобы собирать вокруг себя упрямцев-соотечественников и пытаться создать маленькую скандинавскую колонию.

- "Эль-Колибри", - наконец объявил водитель.

- Остановитесь как можно ближе и подождите меня, пожалуйста. Я пробуду там недолго. Возьмите.

Я протянул ему положенную по счетчику пятерку и выбрался из машины. Это была одна из тех неприятных ситуаций, когда совершенно не знаешь, чего ожидать. В любом городе моего родного штата Новая Мексика, даже в испаноязычных кварталах, я всегда представлял, что делаю и к каким это может привести последствиям. Даже в самой Мексике обычно удается сориентироваться настолько, чтобы не вызывать ненужных скандалов. Однако, насколько мне было известно, обосновавшиеся в этих местах беженцы с Кубы, несмотря на тот же самый язык, коренным образом отличались от остальных латиноамериканцев. Правда, и язык тем же самым можно было назвать только с определенной натяжкой. Мои amigos из Новой Мексики окрестили кубинский диалект изувеченным языком конквистадоров.

Стершаяся надпись и обшарпанный фасад заведения как нельзя лучше соответствовали узкой темной улочке, на которой обосновался бар. Несколько расположившихся на улице зевак молча буравили меня любопытствующими взглядами. Внутри бара появление мое было встречено полнейшей тишиной. Как я уже говорил, в подобной ситуации совершенно не знаешь, чего ждать. Нельзя сказать, чтобы я очень уж трусил, - скорее, боялся допустить некую ошибку в поведении, которая может привести к бессмысленной стычке. У меня не было ни малейшего желания драться.

Мрачного вида узкая стойка бара располагалась слева от двери. За ней следовало нечто вроде небольшого обеденного зала с несколько лучшим освещением, напоминающим слабое пятно света в конце пещеры. Место на ближайшей части стойки занимала касса, а рядом с ней коробка с сигаретами и леденцами. Позади кассы на стуле сидела смуглая женщина с продолговатым худощавым лицом и черными, тронутыми сединой, волосами. Она делала пометки в гроссбухе.

Окинула меня вопросительным взглядом, что я счел добрым знаком, потому как бармен, скорее всего, удостоил бы своим вниманием проклятого гринго, вроде меня не раньше, чем покорный слуга прострелил бы ему левый глаз.

Я сделал глубокий вдох и дабы установить межрасовое взаимопонимание, прибегнул к своему убийственному испанскому.

- Senora, рог favor, - начал я. - Donde esta la Senorita Barnett?[4]

Женщина улыбнулась.

- А, наконец-то вы приехали! Pobriecita,[5] ужасно расстроена. Но она esta muy borracha.[6] He ругайте ее, сеньор. Это ни к чему. Она и так раскаивается. Вы найдете ее в кафе, вон там.

Я повернулся в указанном направлении, потом остановился и оглянулся.

- Если нужно заплатить по счету... - И неуверенно добавил: - La cuenta?[7]

Смуглая женщина укоризненно посмотрела на меня.

- Неужели я похожа на человека, который станет брать деньги за телефонный звонок и чашку кофе для попавшей в беду nina?[8] - возмутилась она. - Забирайте ее домой. Но будьте с ней помягче.

Этим и закончилась кровавая потасовка в опаснейшем баре "Колибри". Я миновал стойку и оказался в крошечном кафе. Настроился должным образом отреагировать на подготовленное для меня представление - если Дуг не ошибся в оценке собственной дочери - но сперва не обнаружил ее. В столь поздний час единственными посетителями заведения оказались сидящие за одним из столиков парень и девушка, довольно симпатичные латиноамериканцы, оба в потрепанных майках и мятых джинсах. Мне припомнилось, что в свое время у нас было принято принарядиться, отправляясь на свидание. По-моему, не так уж это было глупо.

Тут в кабине справа от меня что-то зашевелилось, и я быстро повернулся, инстинктивно протягивая руку к поясу. Но там оказалась, лишь та, кого я искал. Забившись в угол, она сидела, опираясь локтями о стол, сжимая обеими руками чашку с кофе и не сводя с нее застывшего взгляда. Я обратил внимание, что Эми по-прежнему одета слишком тепло для Флориды, в тот же костюм и блузку, в которых я отправил ее в аэропорт, хотя, разумеется, по прошествии двух суток это был уже далеко не тот костюм, как не та была и сама девушка. Несмотря ни на что, вид ее явился для меня полной неожиданностью. Эми почувствовала, что я с изумлением разглядываю произошедшую с ней перемену и вызывающе приподняла голову.

- Вот и вы, - выдохнула она и в очередной раз хихикнула. - Я же предупреждала, что меня не узнать. Горькая пьяница. Ох, если бы вы знали, мистер Хелм, как я пьяна.

- Хорошо, что разъяснили, - отозвался я. - Сам бы ни за что не догадался.

- Опять вы со своим сарказмом! - Еще один смешок. - Вытащите меня отсюда, мистер Саркастический Хелм. Не желаете ли взглянуть на всю... всю зону бедствия?

Она опрокинула себе в рот остатки кофе, одарила меня еще одним вызывающим взглядом, грубо вытерла рот рукавом - видимо, чтобы усилить произведенное впечатление - после чего не без моей помощи выбралась из кабины. Тяжело покачиваясь из стороны в сторону, с трудом распрямилась, представляя себя на обозрение с вызвавшей У меня некоторое удивление извращенной гордостью. Казалось, она признает, что все происходящее - не более, чем спектакль, и приглашает меня в должной мере оценить сыгранную ею роль и костюм, подобранный для такого случая. Я ожидал деланного стыда - ведь удалось же ей убедить женщину за кассой, что она раскаивается в своем поведении. Полагал, что Эми, по меньшей мере, попытается изобразить сильнейшее смущение, вызванное состоянием, в котором я ее застал, но девица, по-видимому, выбрала гораздо более хитрую тактику.

Как бы там ни было, она приложила немало усилий, чтобы памятная мне аккуратная и привлекательная молодая женщина перестала существовать. Большая часть волос еще сохраняла форму элегантной прически, но несколько выбившихся кудрей свисали на шею и перепачканное лицо. Глаза покраснели. Измятая и наполовину расстегнутая шелковая блузка выбилась из-за пояса. На ней запечатлелись пятна спиртного и кофе. Галстук свисал подобно измятой грязной тряпке. На лацкане ныне бесформенного фланелевого пиджака остался кетчуп, предположительно попавший туда из гамбургера, а на фланелевой юбке, которая приобрела не менее удручающий вид, спереди красовалось большое жирное пятно. Не рассчитанные на подобное обращение тонкие чулки за два дня успели прийти в полную негодность. Аккуратные черные туфельки покрылись толстым слоем пыли и изрядно поизносились.

Разумеется, мне не впервые доводилось лицезреть потрепанную женщину, в нашем ремесле они не редкость - как, впрочем, и потрепанные мужчины - однако, то, что Эми намеренно довела себя до эдакого состояния, дабы произвести нужное впечатление, коренным образом изменило мои представления о ней. До сих пор я пытался тешить себя иллюзиями, что если девица и сотрудничает с Мини-стером и нанявшей его компанией, то идет на это неохотно, уступая нажиму, однако для столь впечатляющего спектакля следовало приложить немало стараний. Разумеется, по-прежнему исходя из предположения, что все это делалось исключительно для меня.

- Постойте, - сказал я. - Вы не можете выйти отсюда в таком виде.

Я поймал себя на том, что стыжусь Эми, пытаюсь загородить ее собой от остальных посетителей. Учитывая, что она намеренно превратилась в пугало, это выглядело довольно нелепо. К тому же все остальные, вне всякого сомнения, успели вдоволь налюбоваться на нее. Однако, приходилось действовать в соответствии с отведенной мне ролью героя-спасителя. Я застегнул распахнувшуюся блузку, по возможности привел в приличное состояние перепачканный галстук, слегка отряхнул и аккуратно застегнул пиджак. Окунул бумажную салфетку в стакан с водой и попытался очистить лацкан. Пятно на юбке столь примитивным способом устранить было явно невозможно, не говоря уже о прочих изъянах ее наряда. Ей не помешало бы избавиться от изорванных чулок, но место представлялось для этого не слишком подходящим.

Эми вновь хохотнула. Я вспомнил, что некогда мне хотелось увидеть ее улыбку и услышать смех, но было это с другой девушкой и в другой жизни. Теперь ее пьяные усмешки действовали на нервы.

- Эта детвора обсуждает меня, - самодовольно заявила она. - Посмотри, как напилась эта gringo. Я выгляжу ужасно, да?

- В женском роде правильно будет gringa, - сказал я. - Вам нужно в уборную?

- Я там уже побывала. И меня вывернуло наизнанку. - Эми попыталась в очередной раз засмеяться, но поперхнулась. Глаза ее внезапно расширились от стыда и смущения, которые я ожидал увидеть раньше.

- Ох, я чувствую себя просто отвратительно! И мой вид... Пожалуйста, заберите меня отсюда, мистер Хелм.

Мне показалось, Эми обращается ко мне совершенно искренне, запоздало осознав, до чего себя довела. Возможно, она не намеревалась заходить в своем представлении так далеко. Возможно, и не лгала, когда говорила, что не привыкла пить. Возможно, по неопытности перебрала, пытаясь добиться полной убедительности, а теперь почувствовала, что больше не властвует над собой и превращается в размякшее, беспомощное существо, которое предполагала только изобразить... Я придержал покачнувшееся тело, вывел на улицу и направился к ожидающему такси, внутри которого Эми навалилась на меня и мгновенно уснула. После того, как я расплатился с водителем пришлось, встряхнув, разбудить ее и заново привести в порядок ее наряд. После чего я помог девице выбраться из машины и повел через вестибюль гостиницы.

- Вы не прихватили с собой плащ, - укоризненно пробормотала она. - Я обижена на вас. Оставили меня без плаща. Никакой предусмотрительности!

Мгновенный стыд миновал и происходящее вновь превратилось в превосходно разыгранную шутку.

- Не вижу дождика, - отозвался я.

- В кино герой всегда заворачивает несчастную измученную героиню в большой плащ, пальто или покрывало, на худой конец.

- Вы не измучились, вы надрызгались, - заметил я. Ответом был новый смешок.

- Повторите еще раз, мистер! Ох, да, я перебрала и еще как! Всегда такая элегантная, воспитанная дама. - Входя в лифт, Эми подвернула ногу и чуть было не упала, но я вовремя подхватил ее и заставил прислониться к стене.

- Знаете, это вы во всем виноваты, - заявила она.

- Как обычно, - согласился покорный слуга.

- Нет, в самом деле! Это вы сказали, что я убила его.

- Кого именно?

- Моего отца, конечно.

Следовало ждать чего-то в подобном роде, но это отнюдь не смягчило удара. Я испытал болезненное чувство вины при мысли о том, что знаю о Дуге Барнетте значительно больше, чем она. Возможно, девушка вела со мной грязную игру, но и я обманывал ее напропалую. Я сухо произнес:

- Не припомню, чтобы говорил подобное.

- Говорили! - упрямо возразила Эми. - Помните, вы заявили: если бы я повела себя, как подобает, и подружилась с ним, если бы я в самом деле попыталась понять его, а не устроила ссору, он не стал бы... что за ужасное определение вы подыскали? Плыть на поиски смерти. Как слон, который отправляется на слоновье кладбище.

Я счел момент не самым подходящим для обсуждения сказанного или не сказанного мной. И чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

- Именно поэтому вы и решили вернуться из аэропорта и напиться?

Эми несколько раз кивнула с пьяной выразительностью.

- Прежде всего, хотелось убраться подальше от всех этих людей. Отыскать какое-нибудь уединенное место Я вдоволь нареветься. Вспомнить отца, которого мне так не хватало все эти годы, и которого я теперь убила... Нам здесь выходить?

- Надеюсь, да. В противном случае придется вернуться и предпринять новую попытку.

Ответ показался Эми чрезвычайно смешным, и она вновь захихикала, позабыв, как только что обвиняла себя в убийстве. После чего мы, наконец, ввалились ко мне в номер и закрыли за собою дверь. Эми немедленно направилась к зеркалу полюбоваться своей истерзанной внешностью, но я заставил ее прислониться к стене, в надежде, что девушка удержится вертикально без посторонней помощи. Пока Эми осваивалась с новым положением, я расстегнул ее пиджак и манжеты, развязал галстук и вытащил блузку из-за пояса. Во время этих манипуляций спутница не сводила с меня серьезного взгляда.

- Изнасиловать собираетесь? - поинтересовалась она. - Поэтому и решили раздеть?

- Хотите, чтобы изнасиловал?

- Разумеется, - чрезвычайно серьезно ответствовала Эми. - И не забудьте как следует поиздеваться.

Увы, она не шутила. Мне припомнились сексуальные извращения, приписываемые Альфреду Министеру. Я внутренне содрогнулся при мысли, что эта маленькая, пьяная девочка, которой даже в таком состоянии удавалось сохранять удивительно невинный вид, возможно знала о некоторых специфических постельных трюках значительно больше, чем я. Хотя не исключаю, что во мне просто заговорила зависть к Министеру.

- Станьте прямо, чтобы я мог стянуть с вас блузку и пиджак, - сказал я.

- Почему бы вам не разорвать их? Будьте настоящим мужчиной.

- Соблазнительное предложение, но на будущее вам потребуется какая-то одежда, а я небольшой любитель покупать женские наряды. Постараюсь, чтобы к утру ваш костюм вычистили. - Я снял с Эми упомянутые части гардероба, расправил их и повесил на ближайший стул. - Откуда столь пылкое желание быть изнасилованной, мисс Барнетт?

Девушка облизала губы и ответила, тщательно подбирая слова:

- Такой уж я человек. Мне нравится, когда причиняют боль. Кажется, что страданием я хоть как-то расплачиваюсь за все свои ужасные поступки.

- За какие ужасные поступки?

- За то, как я поступила с отцом. За то, что все эти годы ненавидела мать, заставившую меня отказаться от него, и желала ей смерти, после которой смогу вернуться к отцу и рассказать, как люблю его! И вот она умерла, а я? Что сделала я? Я и его убила! Вы понимаете, что значит искупление грехов, мистер Хелм?

Итак, мы углубились в область любительской психологии: несчастная, потрясенная девушка, не в силах снести собственной вины, в порыве самоуничтожения превращает себя в разбитое уродливое существо. Никому и в голову не придет заподозрить, что за столь глубоким раскаянием могут скрываться иные мотивы. Если не считать Дуга, который весьма проницательно предсказал, что для оправдания своих поступков дочь его постарается изобразить глубочайший внутренний кризис. Неплохо для папаши, которого не подпускали к дочери столько лет.

- Стало быть, решили напиться, дабы искупить свои грехи? - подытожил я. Она еще раз кивнула.

- Кто-то же должен наказать меня за то, что я такая дрянь? Вот и пришлось сделать это самой. Да еще после того, как отец погиб у меня на глазах... Говорят, это помогает забыться, правда? Разве не для этого пьют спиртное?..

- Бывает, что и для этого, - согласился я.

- Да, какое-то время я ощущала... ощущала прилив энергии. Я сняла дешевый номер и прихватила туда бутылку, знаете, не круглую, а такую плоскую бутылку. Большую плоскую бутылку...

- Пинту.

- Точно. Виски. Не помню уж какого. Но помню, какой испорченной почувствовала себя, когда покупала его. Я никогда раньше не покупала спиртного. Папа, когда жил дома в перерывах между заданиями, обычно выпивал бокал по вечерам. Впоследствии для мамы спиртное всегда ассоциировалось с ним, так что дома мы его не держали Я заставила себя выпить всю бутылку. Сидела, смотрела телевизор и пила. Вернее, пыталась смотреть телевизор, пыталась не думать ни о чем, кроме разливающегося внутри приятного тепла. Я упивалась своим падением, а потом происходящее стало невероятно забавным. Я не могла удержаться от смеха даже тогда, когда переворачивала вещи, пытаясь пройти по комнате. Утром очнулась в собственной кровати, полностью одетая, даже в туфлях. Вернее, в одной из туфель. Я обшарила всю комнату, прежде чем нашла вторую под кроватью. Не было денег даже на то, чтобы заплатить еще за сутки, и я отправилась на улицу.

Тошнило, ужасно болела голова, а все вокруг, казалось, глаз не сводят с моей измятой одежды. Но удалось отыскать открытый бар, и после пары бокалов я вновь ощутила себя почти человеком. А потом происходящее опять сделалось ужасно забавным, так что я и думать забыла о своем небрежном наряде. Бродила по городу в восхитительном тумане, что-то ела и пила, еще и еще... Что происходило потом, не знаю. Помню, когда стемнело, я увидела, что плетусь по мрачной улочке в изорванных чулках, перепачканном костюме и без сумочки. Смутно припоминаю: кто-то схватил ее и швырнул меня на землю, когда не захотела отпускать ремешок...

Она замолчала, прислушиваясь к доносящимся из коридора голосам. Мужчина и женщина громко, ожесточенно спорили. Эми хихикнула.

- Тоже напились, - счастливым голосом заявила она. Потом вздохнула и продолжила рассказ: - И вдруг это перестало казаться забавным. Я погрузилась в ужасный, безумный кошмар. Шла, как в тумане, чувствуя, что меня выворачивает наизнанку. Я, наверное, представляла собой омерзительное зрелище, растрепанная и всклокоченная, посреди улицы. Как во сне, когда оказываешься на великосветском приеме совершенно голой. К тому же, меня страшно качало, я дрожала при мысли, что упаду, и придется ползти. Больше всего пугало то, что при этом я изорву о тротуар новые чулки, хотя они и без того были разодраны. А проходившие мимо люди оборачивались и потешались... Я даже не представляла, куда попала. Наконец, добралась до этого заведения, и меня ужасно вырвало в туалете, а потом женщина позволила мне позвонить - слава Богу, я не забыла название гостиницы - и еще дала кофе, чтобы я немного протрезвела, хоть я и сказала, что потеряла сумочку и не смогу расплатиться.

История у Эми получилась просто душещипательная. "Первые шаги по стезе порока" или "Пьяные похождения Эми Барнетт". Я постарался изобразить на лице ожидаемые от меня понимание и сочувствие, одновременно пытаясь управиться с застежкой юбки. Наконец, "молния" на боку расстегнулась, я стянул юбку, позволил ей упасть на пол. Не сводя с меня серьезного взгляда, Эми приняла классическую позу женщины, оставшейся без юбки.

- Сразу отправитесь спать или сумеете для начала принять душ? - спросил я. - Возможно, после душа полегчает.

Она оглядела себя и хихикнула.

- Господи, даже белье ухитрилась перепачкать! Наверное, выгляжу просто отвратительно.

- Но ведь именно этого вы и добивались, не так ли? Считайте, что достигли поставленной цели... Боже милостивый, что у вас с руками?

Я избегал смотреть на Эми с тех пор, как начал раздевать, дабы лишний раз не напоминать, что она осталась в гостиничном номере наедине с мужчиной, который снимает с нее одежду. Поэтому только теперь заметил, что от локтя и выше руки у нее покрывают многочисленные мелкие царапины, большей частью со стороны спины. Царапины не были свежими, еще несколько дней - и они вообще скроются из виду.

Некоторое время Эми Барнетт не сводила с меня взгляда, значение которого мне так и не удалось разгадать. Потом нагнулась, отыскала подол комбинации, стянула ее через голову и бросила на пол. Лифчика не было.

Мне пришлось в очередной раз поддержать ее и не отпускать до тех пор, пока Эми не стащила с себя остатки колготок. После чего она освободилась от моей руки и выпрямилась, совершенно нагая. Взгляд Эми на мгновение протрезвел. Она молча отвернулась, демонстрируя ягодицы и бедра, исчерченные такими же тонкими, исчезающими линиями. Мне припомнилось собственное саркастическое отношение к ее здорово-безупречному виду - все это время она носила под одеждой такие отметины.

Я прочистил горло.

- Похоже, у вас имеются милые знакомые, Барнетт. Но я, к сожалению, ничем не могу помочь. Плетки с собой не прихватил, а С-М не по моей части.

- С-М? А, садомазохизм! Вы специализируетесь исключительно на саркастических замечаниях, не так ли, мистер Хелм? - Эми облизала бледные губы. - Думаете, нужно быть ненормальной, чтобы позволять так обращаться с собой?

Не могу сказать, чтобы я с полным безразличием отнесся к произошедшей с ней перемене: в нынешнем виде Эми перестала быть почти бесполым объектом жалости или презрения - в зависимости от того, как вы относитесь к алкоголикам - который являла собой в перепачканном мятом костюме и рваных чулках. Я невольно отметил, что у нее красивая грудь. Желторотым сопляком меня не назовешь, и обычно я гораздо больше внимания уделяю стройным лодыжкам и привлекательному лицу. Сейчас я остановился на мысли, что объемным ее бюст никак не назовешь. Но тут же неохотно признал, что это отнюдь не умаляет его достоинств, а я просто не желаю сознаться, что он меня интересует. А если быть более точным - привлекает.

Я сызнова прочистил горло.

- Что вы понимаете под определением "ненормальной"? И вообще предлагаю перенести обсуждение вашего психического состояния на завтра. Тогда же поговорим о сексе и изнасиловании. А теперь извольте бай-бай, если, конечно, вначале не хотите принять душ.

Эми подобрала упавшую комбинацию и отложенную мной в сторону блузку. После чего достаточно трезвым голосом произнесла:

- Я слишком грязна, чтобы лечь в чистую постель. Похоже, немного протрезвела. Наверное, кофе подействовал. Если не возражаете, я и правда немного сполоснусь. Думается, на ногах удержаться смогу. - В ее голосе появился оттенок злорадства:

- Как я вам в таком виде, Хелм?

- Убирайтесь и принимайте душ, - отозвался покорный слуга.

Девушка тихо рассмеялась.

- Пожалуй, это тоже ответ. У вас не найдется чего-нибудь чистого, пижамы, запасной рубахи?

- Ночной сорочкой не запасся. Пижамой тоже. Помиритесь на рубашке. На том и порешили.