День первый

Берег виднелся совсем близко, но ботик лавировал между отмелей больше часа.

Когда она, наконец, неуклюже спрыгнула на мокрый причал, то оказалось, что на твердой земле слегка покачивает, как это бывает после долгого плавания по морю.

Она воровато оглянулась, стесняясь собственной неловкости, но всем было не до того. Ботик болтало, швартовочный канат то напрягался, то провисал. Артем какое-то время нерешительно примеривался, прежде чем перемахнуть к ней на причал. Глаза его с любопытством блеснули из-под надвинутой на лоб шерстяной шапочки.

Ладно, — сказала сама себе Варвара, — не так уж все плохо. По крайней мере, отогреемся, печку растопим…

Следом спрыгнул Анджей. Темка проделал какое-то неопределенное движение, нырнув корпусом вперед, но тот уже подавал руку Лере, и та, опираясь на эту руку, легко перенесла себя через полосу темной воды.

— Где овации? — произнес он, — где цветы? Где толпы встречающих?

— Пижон ты, Андрюха; — Пудик перебросил ему рюкзаки, прыгнул, чуть присел на крепких ногах.

Меланюк и Шерстобитов выбрались последними.

— Да, — быстро проговорил Шерстобитов, оглядывая подступающий к кромке обрыва лес и извилистый берег, устланный плавником, — хорошо… Амелин был прав, подходящее место — улавливаю.

В присутствии человека пространство сворачивалось как улитка, впуская в себя лишь до ближнего косогора, до островов, заслоняющих горизонт, до низких слоистых непрозрачных облаков, до черной стены леса над обрывом…

— А вот и туземец…— за всю дорогу от самой Москвы Анджей ни разу не сбился с этого своего, порядком уже поднадоевшего тона.

С сельской жизнью Варвара знакома была лишь понаслышке, но совершенно определенно знала, что, чем дальше от Москвы, тем люди приветливей. Они, во-первых, здороваются даже с незнакомыми, во-вторых, чуть не силком волокут в гости — чаю попить и послушать городские новости. Дружелюбные люди живут в деревне. Это все потому, что у них дефицит информации, рассудила Варвара и сложила озябшие губы в приветливую улыбку.

Но встречающий, спустившись на причал, молча прошел мимо. Принял у рулевого увесистый мешок, перекинул на доски, отцепил швартовочный конец… Полоса между бортом и причалом расширилась, мотор чихнул, выпустил облачко сизого дыма. Ботик описал полукруг, вывел на серой ряби ртутную серебристую полосу, и враскачку двинулся к дальнему острову. Встречавший проводил его взглядом, вскинул мешок на спину и лишь потом обернулся к ним.

— Чего вам?

Нет, подумала Варвара, дружелюбием тут и не пахнет.

— А что? — поднял брови Анджей, — мы случайно забрели в частные владения, сэр?

Тот неприязненно оглядел их. Глаза прозрачные, северные, из-под капюшона выбивались пряди неровно остриженных светлых волос.

— Туристы? — произнес с отвращением.

Шерстобитов и сам ненавидел туристов. Путаются под ногами, во все вмешиваются. Вытаптывают следы. Сбиваются, мямлят, лгут как очевидцы. Почему именно им, профанам, случайным свидетелям выпадает на долю увидеть то, о чем профессиональный контактер может лишь мечтать? У той силы, которая когда-то позвала Шерстобитова в бесконечную дорогу, было своеобразное чувство юмора.

— Мы — исследователи аномальных явлений, — он прислушался к тому, как это звучит, и ему понравилось, — контактеры… экспедиция…

— Научники? Так ехали бы, вон, в Кандалакшу. На эту вашу биостанцию…

На их биостанцию…

Научников Шерстобитов тоже не любил. Они ни во что не верят. Воротят носы.

— У нас независимые исследования, — неопределенно пояснил он, оглаживая угловатый рюкзак, набитый оборудованием, — нам требуется исключить влияние помех. И это место по всем параметрам нам подходит. У вас тут можно жилье снять?

— Я не сдаю…

— Погодите, — вмешался Меланюк, — Угрюмов? Иван, кажется? Вы тут рыбинспектором работали…

— Я и есть рыбинспектор, — по-прежнему хмуро произнес тот. Лицо, высеченное, казалось, из местного красноватого гранита, чуть дрогнуло, но вновь неприязненно застыло. — Что с того?

— Да я просто останавливался тут когда-то. Студентов в поход водил. Их тогда без руководителя не пускали. Теперь-то всем наплевать…

— А чего ж тогда поехали? — буркнул Иван, окинув взглядом залатанную старенькую штормовку и седеющие виски Меланюка, — сидели бы дома…

Меланюк снял очки и спрятал их в карман штормовки.

— Да так, — пожал плечами он, — какой в городе отдых?

— Это да, — неопределенно протянул Угрюмов.

Он вздохнул, взгляд его еще раз пересек пустое водное пространство.

— Ладно… пошли, раз приехали.

— Остановиться где можно? — спросил Меланюк.

— Где хотите, там и останавливайтесь.

Рыбинспектор Угрюмов развернулся и пошел вверх по сходням. Серый мешок бил его по спине.

Черт знает, что — подумала Варвара. И какой дурак придумал про это хваленое деревенское гостеприимство?

— А в прошлый раз где стояли, Игорь Оскарович? — спросил Пудик.

— Палатки разбивали, — ответил Меланюк, с легкостью карабкаясь по мокрому настилу, — на вон том склоне. Тогда жара стояла… Уникальный год был — вода до двадцати пяти нагрелась, представляете? И там, за Полярным кругом, начали таять льды. Их сносило сюда — в залив. Вода теплая, жара, и льды плывут… И пар от воды… Местные говорили, никогда такого не видели.

— Давно это было?

— Да уж… Вон как все успело развалиться…

Пространство мстит людям — ржа, гниль, ползучая плесень грызет, гложет брошенное жилье, и вот уже невозможно понять, покинуто оно в прошлом сезоне или в прошлом веке… Облокачиваясь на покосившиеся изгороди, выглядывали наружу буйные сорняки, заколоченные окна таращили слепые бельма, дощатый настил на единственной улице частью провалился, так что все время приходилось смотреть под ноги…

Пудик вертел головой, осматриваясь. Наконец остановился, показав на крайний дом, казалось, сохранившийся лучше других.

— Этот, — спросил, — годится?

— Ты завхоз, — Шерстобитову было все равно, где жить. Если местность себя оправдает — будет не до того. Если не оправдает… Что ж, он подождет неделю — до прихода катера.

Пудик скинул рюкзак на землю.

— Пойду, погляжу…

Отворил калитку, висящую на единственной ржавой петле, протопал к дому. Дверь закрыта на крепкий висячий замок, тоже уже слегка приржавевший.

— Игорь Оскарович?

Тот молчал. Следовало бы, повинуясь смутной памяти, безошибочно выбрать на этом печальном параде нежилого жилья самый лучший, самый расположенный к людям, самый дружелюбный… самый безобидный…

Но он молчал.

Наконец, неуверенно проговорил:

— Хороший дом… крепкий. Тогда тут приезжие какие-то жили?

— Может, и жили, — сухо проговорил Иван, — теперь не живут…

Он тоже опустил свою ношу на землю и теперь стоял, наблюдая, — чуть поодаль, словно подчеркивая, что не желает иметь с приезжими ничего общего…

— А ключи найдутся?

— Может, и найдутся… — неопределенно отозвался Иван.

Хмуро пожал плечами и вновь наклонился за мешком…

— Мы заплатим, — вмешался Шерстобитов, — понятное дело…

Иван поглядел ничего не выражающим взглядом, развернулся и потопал по рассохшемуся настилу.

— Давай, сбегай — Пудик обернулся к Артему, которого полагал салагой и гонял по мелким поручениям. — А мы пока вещички на крыльцо перенесем.

Артем замялся. Оставаться наедине с недружелюбным Угрюмовым ему явно не хотелось.

Варьке стало его жаль.

— Я тоже схожу, ладно? — вызвалась она.

— Валяй, — хмуро разрешил Пудик. — А заодно спросите, нельзя ли картошки купить. И луку.

Иван уже шагал к возвышавшемуся над обрывом дому, где над крыльцом висела покосившаяся, когда-то крашенная голубой краской табличка с надписью Рыбинспекция, увенчанная гербом Советского Союза…

Варвара с Артемом побрели следом.

С холма открывался вид на причал, на дальний, уходящий в море мыс, на рябую воду, на туманные острова, застилающие близкий горизонт…

Не верю, чтобы тут росла картошка, — подумала она, — в этакой глуши. Они, должно быть, даже не знают, что Америку открыли.

Женщина выглянула, было, из-за двери конторы, видимо, одновременно служащей и жильем, но тут же скрылась обратно. Светлые волосы повязаны платком, глаза опущены.

На крыльце появился Иван — уже без мешка.

— Чего надо? — спросил с прежней неприязнью.

— Так ведь ключи, — напомнила Варвара.

Он молча пожал плечами и вновь нырнул в дом, оставив их топтаться у порога, рядом с железной скобой, с которой осыпались комья засохшей грязи, но вскоре вновь появился, держа в руке связку ключей, которую протянул Артему — видимо, Варвару, как женщину, он полагал непригодной для деловых переговоров.

— Деньги у старшего, — Артем счел за лучшее устраниться сразу.

Тот отмахнулся.

— Потом.

Они уже подходили к калитке, когда Варвара хлопнула себя по лбу.

— Ох, а про картошку с луком я и забыла…

Она поднялась на крыльцо и уже согнула пальцы в костяшках, чтобы постучаться.

— Господь с тобой, Ваня, — говорила женщина, — ну что ты вбил себе в голову…

— Не посмотрю, что жена. Ты меня знаешь. И себя знаешь…

— Ванечка! Христом Богом клянусь — дурь это, больше ничего…

Варвара кашлянула. Женщина за дверью испуганно смолкла. Иван выглянул наружу, хмуро взглянул.

— Картошки бы и луку еще, дядя Ваня…

— Какой я тебе дядя, — буркнул он. И вновь исчез в доме.

Чего это он ее? — недоумевала Варвара, пока они тащились обратно с корзинкой подгнившей картошки, плетенкой лука и связкой ключей, — из-за нас, что ли?

— Странные они какие-то. Тебе не кажется?

— Брось, — вздохнул Артем, — это мы странные.

Странные, подумала Варвара, верно. Вообще все это предприятие сущий идиотизм. Надо же, пришельцы! Маньяк Шерстобитов бродит со своими рамками, и прислушивается к дальним, чужим голосам, и гонится за призрачными тенями, и ничего больше его не интересует. Что там такое случилось, что разбежались, перессорились, пропали в черных дырах его бывшие соратники, и пришлось ему набирать свежий народ, с бору по сосенке? Она с ненавистью рванула корзину на себя — одна луковица выпрыгнула и покатилась по настилу.

— Ты чего? — удивился Артем.

— Ничего, — сквозь зубы ответила Варвара.

— Картошечка — это хорошо, — одобрительно проговорил Пудик, — А ключи?

— Вот, — Варвара покрутила ключ на указательном пальце, — держи…

Казалось, дом был покинут в спешке — на полу валялась разномастная обувь и, почему-то, хорошее женское пальто, чемодан вывернул наружу нутро, извергнув гору вещей, превратившихся в заплесневевшие тряпки, в кухне, примыкающей к сеням пылилась в тазу гора кастрюль…

— Да, — Варвара отлично понимала на кого ляжет уборка, — интересно, наверху тоже?

— Ничего, — успокоил Пудик, — вы, бабы, не надрывайтесь. Свалите все угол, и дело с концом…

— А кастрюли?

— И кастрюли — туда же. Что у нас, своих нет?

— За работу, девочки, — Шерстобитов уже смахнул какие-то жестянки со стоящего в углу верстака, осторожно водрузил свой рюкзак, — А мальчики займутся печкой. Поленницу у забора видели? Давай, Анджей, действуй…

Меланюк, тем временем, опустившись на колени, выгребал из печки прогоревшую золу…

— Вам вовсе не обязательно, Игорь Оскарович, — заметил Шерстобитов.

— Почему же?

Шерстобитов пожал плечами, всем своим видом говоря, — да на здоровье.

Действительно, подумала Варвара, положение несколько двусмысленное — попробуй чувствовать себя на равных с человеком, раза в два тебя старше. Тем более, когда начальник ты, а не он. Деньги на поездку раздобыл Шерстобитов, он же навербовал добровольцев. Правда, никто не знает эти места лучше, чем Меланюк.

Она расстелила на полу какую-то побуревшую ткань, видимо, когда-то бывшую простыней и начала стаскивать туда мусор. Самый разный мусор, который раньше был просто вещами, возможно, вещами любимыми — ситцевый женский халатик, крошечные детские резиновые сапожки, пластиковая кукла, у которой один глаз закрывался хорошо, а другой — плохо…

— Ау, а что я нашла! — крикнула, перевесившись через перила, Лера.

— Да? — Варвара утерла грязный лоб грязной рукой.

— Картины! Полно картин! Наверху. Холсты, картон… Пошли, поглядим!

— Сейчас. Только управлюсь…

— Здесь художник жил, представляешь? То-то я гляжу, печка вон как расписана. Интересно, что с ним потом случилось?

— Съехал, — вздохнула Варвара, — мода прошла и съехал…

Было, было уже почти легендарное время, когда, физики и лирики срывались с насиженных мест и, прихватив жену и детей, селились в таких вот медвежьих углах. Впрочем, мало кого хватало надолго. Рано или поздно, все они возвращались.

А дом без человека опускается точно так же, как и человек без дома; крыша протекла, из погреба в горницу поползла плесень, крыльцо щерилось отвалившейся доской — художник, как это водится среди людей его профессии, явно был мужиком с руками; давным-давно покинутый дом все еще оставался самым прочным во всей деревне. Не считая угрюмовского, подумала Варвара, но тот ведь жилой.

— Так ты идешь? — вновь крикнула сверху Лера.

— Сейчас, — Варвара вздохнула и устало распрямилась, — Только в сарай это добро отволоку…

— Да ты что? — удивилась Лера.

— Сашенька, — обратилась она к Пудику, тащившему охапку дров, — не поможешь нам? Отнеси, будь так добр, все это в сарайчик…

При этом она кокетливо перегнулась через перила. Вырез у майки оказался неожиданно глубоким.

— Почему ж нет, — Пудик неохотно перевел взгляд с Леры на гору хлама в углу, — Момент…

Ловким движением сгреб полотнище за четыре угла и взвалил узел на плечо.

— И со второго этажа тоже, пожалуйста, — крикнула ему вслед Лера.

— Почему ж нет, — повторил Пудик, вываливаясь в сени.

— Никогда не делай сама то, о чем можно попросить мужчину, — назидательно проговорила Лера, подмигнув Варваре, — Этим ты сохраняешь лицо и себе и ему…

— У меня другой имидж, — мрачно сказала Варвара.

— Да, — согласилась Лера, — как бы свой парень. Но это в городе еще так-сяк, а тут надорвешься. Смотри, и впрямь поверят— тебе это надо? Поднимайся, погляди, какие картины. Мы здесь себе спальню устроим.

Костер тихо потрескивал, вторя шороху мелких волн, набегающих на каменистый берег. Шел прилив. Ветер гнал дым понизу, отчего то один, то другой сидящий поблизости начинал чихать и вытирать слезящиеся глаза. Зато отгонял тучи гнуса, висевшие над прогалиной, точно столбики черного дыма.

Варвара в очередной раз чихнула, протерла глаза, и чуть передвинулась, чтобы глотнуть свежего воздуха. Не тут-то было — дым зловредно двинулся вслед за ней.

— Похоже, — заметил Пудик, — хозяин нас не полюбил.

— Правда? — Шерстобитов захлопнул дневник и теперь извлек новую игрушку — куски изогнутой проволоки — сначала Г-образной, а потом П-образной формы. — Не заметил.

— Что ты вообще замечаешь? — холодно спросила Лера.

Ее Шерстобитов тоже не замечал. Еще бы, она же не пришелец.

— Все, что нужно… Кольцевую аномалию, например. Интересная здесь кольцевая аномалия, сложная… и круги перекрываются. Никогда такого не видел.

Мир по Шерстобитову был полон загадочных явлений, взаимопроникающих полей, плазменных энергетических субстанций. Север — тем более. А это место было и вовсе многообещающее. Потому как какой-то Амелин видел каких-то байдарочников, а байдарочники, соответственно, видели нечто… и больше возвращаться сюда не захотели. А Меланюк захотел — во всяком случае, дал себя уговорить.

Впрочем, гадала Варвара, так ли уж трудно было Меланюка уговорить… другое дело, не жалел ли он сейчас об этом — если былую юность и можно воскресить, то лишь в окружении сверстников, а здесь Меланюк, вероятно, ощущал себя одиноким и старым. Возможно, он пустился в своего рода последнее паломничество, лишь для того, чтобы убедиться, что прошлое осталось в прошлом и здесь, вдали от людных городов, в сущности, нет ничего, о чем стоило бы тосковать.

Не верит Меланюк в пришельцев, подумала Варька, и правильно делает.

Она тоже не верила в пришельцев — кто же в них верит, — во всяком случае, не больше, чем, в, скажем, способность двигать предметы посредством усилия воли. Но в человеке живет надежда на Чудо. На Нечто, что снисходит просто так, даром и меняет всю твою жизнь, поскольку самим своим существованием доказывает, что есть в мире нечто большее, чем унылая лямка, в которую впрягаются и тянут от и до. И что бы там ни говорил тот же Шерстобитов, ему не пришельцы нужны. Ему Чудо требуется. И Приобщение. А вот Меланюк уже знает, что чудес нет. Причем, на собственном опыте знает.

— Как там картошка, Пудик? — спросила она.

Пудик потыкал в картошину палочкой, потом выкатил ее из углей, отсвечивающих парчовыми переливами.

— Порядок, — проворчал он, — можно жрать…

Пудик не прогадал. Он мечтал об активном отдыхе на природе, и получил чего желал. Но еще больше выгадал Шерстобитов, заполучив хозяйственного и основательного Пудика. И попытался закрепить успех.

— Погоди, — сказал он, — успеется. Возьми-ка рамку!

— Так остынет же, — забеспокоился Пудик.

— Не остынет. Не так держи — свободно. Да не зажимай же…

— Само как-то зажимается, — беспомощно объяснил Пудик, непроизвольно стискивая могучий кулак.

— Сделай несколько проходок. Да не так, меандром! Галсами ходи. Да не напрягай же так мышцы!

Пудик сокрушенно покачал головой.

— Я ж говорю, не получается… рамка, наверное, некачественная.

Шерстобитов не понял юмора.

— Тут рамка — чисто формальное вспомогательное орудие. Она реагирует на непроизвольное, подсознательное сокращение мышц.

— Нет, — Пудик вновь присел к костру. Сосредоточенно перебрасывал горячую картошку с ладони на ладонь. — У меня не бывает непроизвольных сокращений мышц. Только произвольные…

Должно быть, нервные посетители университетской читалки, глядя на бугристые Сашкины мышцы, перекатывающиеся под застиранным тельником, на его круглую стриженую голову, полагали, что библиотека наконец-то взялась за ум, остепенилась и завела себе какую-никакую, но крышу.

— Нечувствителен ты к паранормальным воздействиям, Пудище, — флегматично констатировал Анджей, — чурбан ты бесчувственный. И чего это тебя на психфак понесло?

— А чего? — переспросил Пудик, морщась от едкого дыма, — чем психфак-то плох?

— Нет, правда, — не отставал Анджей, — Пудище, колись. Такие, как ты, в спецназ идут. На контрактную.

— А я и собирался на контрактную… — Пудик, казалось, не замечал иронии, — У меня братан в десанте. Мы ж качки люберецкие, нас любой спецназ с руками оторвет. Он старший был, а я, вроде, при нем.

Он смолк, сосредоточенно дуя на картошку.

— Ну? — подсказала Лера.

Приятно, должно быть, вот так, работать в паре… понимая друг друга с полуслова, с полувзгляда. Остальной мир не то, чтобы враждебен, просто безразличен…

— Ну… — Пудик разломил картошину, откусил кусочек, глядя на бирюзовые язычки пламени, — странная петрушка получилась. Короче, решили мы себе спортзал оборудовать. Пошли по инстанциям всяким — мол, подрастающее поколение, спорт против наркотиков, все такое… Ну, выделили нам подвал. Мы, значит, губы раскатали, обои там налепили, постеры — с Арнольдом, с Чаком… железо поставили… А потом какая-то сука телегу накатала, что у нас там сплошной, извиняюсь, психфак, и моральное разложение. Короче, отобрали у нас этот подвал — дождались, падлы, пока мы его отремонтировали, чуть не языком вылизали, и отобрали. Бесплатная, блин, рабочая сила — вот кем мы для них были.

Он вздохнул…

— Не понимаю, — Артем любил во всем усматривать логическую последовательность, — при чем тут психология?

Пудик почесал пятерней круглый затылок.

— Стены-то неровные были в том подвале… Обои как проклеишь? А мы хотели, чтобы все путем. Натаскали макулатуры, газеты, книги старые потрошили. Бобер от отца-покойника кучу книг притаранил, я начал странички отрывать и зачитался. Я и мы называется. Как, типа, человек среди людей себя чувствует… Автор этот, Леви его фамилия, и фотка сзади — надо же, думаю, ушастый, из себя невидный, а сечет! Начал читать, втянулся. Юнга там, Кречмера. Как раз Юнг тогда на лотках появился. Ну, этот позаковыристей оказался… Что ж, думаю, Леви этот допер, а я, выходит, не допру? Карандаш взял, тетрадку, словарь иностранных слов… Так и пошло.

Артем тихонько ткнул Варвару острым локтем в бок.

— Он высший бал набрал, — шепотом пояснил он Варваре.

— Я уж такой, — виновато откомментировал Пудик, — как вцеплюсь во что-то, не отстану. Такая уж у меня хватка.

— Во всем мне хочется дойти до самой сути, — с преувеличенным пафосом продекламировал Анджей.

— Во всем? — задумался Пудик, и покачал головой, — Не… На все сил не хватает.

Анджей хмыкнул, разве что пальцем у виска не покрутил.

— Эх ты, Пудище, — перехватила мяч Лера, — ты хоть что-то, кроме своего Юнга читал?

— Стихи-то? Когда? Вот, классику осваиваю потихоньку…

Пудик вздохнул, вновь сокрушенно покачал головой и смолк.

Белые ночи уже сошли, оставив лишь долгие сумерки, наполненные акварельной прохладой, да мягкое свечение, в котором словно плыли дальние острова на горизонте, кромка зубчатого леса на выдающемся далеко в море мысу — который здесь зовется наволок. Над этим темным, точно вырезанным из черной бумаги лесом, поднималась прибывающая бледная луна, отчего все вместе еще больше напоминало детский рисунок.

Шерстобитов неплотно сжал в кулаке правой Г-образную рамку, крутил ее указательным пальцем левой, чтобы проверить, свободно ли она вращается.

— Кто еще хочет попробовать? — с надеждой обвел он взглядом сидящих, — Ты?

— Ну, уж нет, — замотала головой Варвара.

— Почему? Ты, хотя и не сенситив по фенотипу, — он скептически оглядел коренастую Варькину фигуру, — все же женщина… а вы чуткие по самой своей природе.

У самого Шерстобитова, похоже, никакой чуткости. Да и зачем она ему. Варька привычно ощущала собственную неуклюжесть. Ну, не Лера… что уж тут поделать. В принципе, она притерпелась, но когда вот так ни с того, ни с сего напоминают…

Ладно, хоть с рамкой отстал.

Варька представила, как она идет, глядя перед собой и держа рамку в вытянутой руке. Дурацкое зрелище. А остальные смотрят в спину и хихикают.

— Не хочу, — твердо сказала она, подтянув под подбородок колени и на всякий случай придвигаясь поближе к Артему.

— Давай я попробую, — тут же с готовностью вызвал Артем огонь на себя.

Шерстобитов, прищурившись, оглядел его оценивающе…

— Может, толк и выйдет… Потренировать бы немного. Ладно, отложим на завтра. Картируем зону, отграничим центральное пятно, и погоняем тебя и, вон, ее, — Кивнул на Леру. Поднялся.

— А сейчас для разминки, пока не стемнело… Пошли, Яблонский. Бери вон ту рамку. Ты влево, я вправо… Колышки прихвати — отметишь точки.

Анджей неохотно поднялся.

— Фанатизм заразителен, — Артем глядел в удаляющуюся спину, — ни за что не подумал бы, что Анджей паранормальщиной увлекается.

— Для понту, — пояснил Пудик, — Девкам головы морочить хорошо. Тарелки-марелки, уфология-хренология…

— А ты? — поинтересовалась Варвара.

— А что — я? Я свое дело честно делаю. Вадька дорогу оплачивает, я ему ящики таскаю. Продукты закупил, посчитал все — вес, калории. А с фигней этой — сама видела, не идет у меня. Слишком тонкая материя. А за ними наблюдать забавно — тут же все на чистом самовнушении держится…

— Тоже опыт проводишь! — сообразила Варвара.

— Полевой эксперимент. А чего? На такие камлания обычно посторонних не пускают, только избранный круг. А тут наблюдай процесс изнутри сколько влезет.

— Хитрый ты, Пудик.

— Какой же я хитрый? Я честный.

— А вы, Игорь Оскарович? — Артем обернулся к Меланюку, — согласились бы?

— На что, Артем?

— Ну, пройтись с этой рамкой…

— Нет, — твердо ответил Меланюк, — нет. Не знаю, что заставляет вращаться эти рамки, но пришельцы тут совершенно ни причем… Тут совсем другие силы.

— А место? — Артем и верил и не верил. Верить в такие штуки всегда хочется. Но как-то неловко. — Особенное место? Аномальная зона?

— На Севере, конечно, много чего случается, — задумчиво отозвался тот, — в том числе и странного… и загадочного… и люди тут пропадают. Но человек, знаете, может пропасть и около метро Университет. И я не знаю, что вероятней.

Пудик вздохнул.

— Это верно, — согласился он.

— Не в местности дело. Сама по себе местность нейтральна. В ней нет коварства, нет злого умысла… Чтобы наделить ее всем этим, нужен человек.

Оставшаяся без внимания Лера пошевелилась и задела коленом колено Меланюка. Тоже полевой эксперимент ставит, подумала Варвара. Верно, никто, кроме Анджея ее по-настоящему не интересовал, но с охотничьим инстинктом так просто не совладаешь. Да и зачем, собственно? Мужскому самолюбию такое внимание в любом случае льстит.

Меланюк не заметил — сидел, обхватив руками колени, задумчиво глядя на переливы бледно-розового и голубого, на легкие перистые облака, на мягкую дымку вокруг недозрелой луны.

Опыт не удался, и Лера, вздохнув, поднялась.

— Пойдем, Варька, пройдемся немного…

Варвара встала, обтерев о треники зеленые от травы руки. Девочки всегда ходят парой, такие уж, почему-то правила хорошего тона. Впрочем, сейчас-то резон имелся — места глухие, а в данном конкретном случае ребят составить тебе компанию не пригласишь.

Уже в нескольких шагах от кострища стеной поднимался сумеречный лес. Под мохнатым, клочковатым пологом было тихо — бурная северная весна откатилась в прошлое, присоединилась к тысячам и тысячам таких же весен, и птицы уже выкормили и подняли на крыло свое горластое прожорливое потомство. Древние, обросшие лишайником ели, потрескивали сами собой, нижние ветви там, куда не долетал даже в полдень солнечный свет, сухо топорщили свои шипы и крючья, почва под ними была усыпана слоем опавших иголок, при каждом шаге под подошвой проступала темная торфяная вода.

— Говорят, тут такие трясины есть, — Варвара, наконец, отыскала подходящую кочку, — не отличишь от твердой земли, а ступишь — и все… кранты…

— И зачем Анджей потащился за этим жутким Шерстобитовым! — сокрушалась Лера, расстегивая пряжку элегантного кожаного ремня, — Если ему уж так на север хотелось, поехали бы в Финляндию, там хоть цивилизация. Нет, уперся — не могу Вадьку подвести. А тут — ты погляди, ведь это ж чащоба непролазная… А если на медведя наткнемся? Или на волка?

Никогда не понять женщине, даже самой лучшей женщине, тем более самой лучшей, самой красивой, самой любимой, что такое Мужская Дружба. И почему ради нее нужно жертвовать женщиной — тем более, самой лучшей, самой красивой, самой любимой… Что за непонятное братство такое объединяет существ мужского пола? Нет, женщине не понять!

— Говорят, летом хищники неопасны, — неуверенно отозвалась Варвара.

— Лучше бы не проверять…

Травы тут почти не было — только бледные, раздутые, напитавшие воду хвощи, да папоротники, хрупкие улитки которых выползали из-под разлапистых корней, а тяжелые зеленые перья, приподнимаясь над землей, качались теперь перед самым Варвариным лицом. Она встала, натянула треники на крепкие бедра, и вдруг застыла, прижавшись к накренившемуся стволу пихты.

— Ты чего? — удивилась Лера.

Ветки папоротников продолжали качаться — чуть заметно, слабо; что-то там, за ними было такое… Черный силуэт, едва проглядывающий сквозь сумерки…

На нее нахлынула липкая волна страха, и одновременно стыд, поскольку страх этот был абсолютно неуправляем. Темное пятно на краю сознания…

— Показалось, — неуверенно предположила Лера.

— Может быть, — она покачала головой. — Нет. Не думаю. Там точно кто-то был.

— Человек? Животное?

— Не знаю.

— Может, Бардак?

Бардак, полулайка, был единственным псом этой заброшенной деревушки. Он даже не считался угрюмовским — так, ничей пес, избравший себе в качестве будки перевернутую лодку с пробитым днищем.

— Он бы…

— Что? — Лера не удержала нервный смешок, — представился бы?

— Это не собака, говорю тебе! Это что-то… большое…

Она помотала головой. Мир вновь обретал обычные очертания…

— Ладно, пошли, — вздохнула Лера, — Скажем мальчикам, пусть будут поосторожнее.

— А они поверят? — пожала плечами Варвара.

— Вы чего? — спросил Пудик, — рванули как оглашенные? Комар за задницу укусил?

— Там кто-то был, — неохотно ответила Варвара…

— Да наверное Вадька мимо прошел, а вы и забоялись, глупые, — успокоил ее Пудик, — Ты это… лучше налегай, пока картошка не остыла…

— Это не Вадим… Вообще не человек…

— Что ж тогда? Медведь на вас наехал?

— Не знаю, — затосковала Варвара, — темно было…

— Медведю, — резонно заметил Пудик, — это по барабану.

— Оно очень тихо двигалось, — пояснила Варвара, — и было поменьше, примерно, как…

Она вновь подобралась, но тут же расслабилась.

— А, это ты, Анджей? А Вадим где?

— Не волнуйся, — успокоил Артем, — Меланюк пошел его звать. В лесу, говорит, уже совсем стемнело…

— Это правда, — подтвердила Варвара.

Теперь, при свете костра, под открытым небом, она и сама не могла понять — чего испугалась? Что видела? Видела ли вообще?

— У Ивана ружье есть, — помолчав, заметил Артем.

— Понятное дело, — кивнул Пудик, — тут у всех есть… Ну что, нашел эти свои аномальные зоны?

— Нет. Дубль-пусто…

— Ты просто тупой.

— Сам ты тупой, — обиделся Анджей. Помолчав, добавил, — А Вадька нашел. Говорит, так всегда бывает, когда тарелки приземляются. Место посадки, типа отмечают. Вот так, ясновельможные пани.

— А на самом деле?

— А на деле — хрен его знает… ведьма в ступе приземлилась. Эти зоны еще ведьмиными кругами называют… Ойтец мой, когда мы с ним еще общались, рассказывал, что они в Монголии на учениях что-то такое видели. Трава выбита в форме круга. И внутри круга, что характерно, техника отказывала.

— Так ты расспроси его получше, — предложил Пудик.

— Я ж говорю — когда мы с ним контактировали. Сейчас контакт прервался. Конфликт поколений. Пошлые люди.

Лера напряженно вытянула стройную балетную шею. Между стволами что-то двигалось. Пудик тоже привстал, положил ладонь на рукоятку ножа, лежавшего на клеенке, но облегченно вздохнул. Неведома зверушка распалась на две человеческие фигуры.

Шерстобитов шел, осторожно ступая, держа в вытянутой руке рамку.

— Словно взбесилась, — пояснил он озабоченно, — мощная аномалия, похоже, даже не один центр — несколько. Никогда такого не видел. Надо определить границы пятен, зоны наложения, картировать…

Меланюк вздохнул, покачал головой, присел к костру.

— Представляете, — в голосе его слышалось даже не удивление, а глубокое непонимание, — он заблудился. Шел прямиком на Пертозеро…

Меланюк явно не представлял себе, как это можно заблудиться в лесу.

— Увлекся, — Шерстобитов любовно погладил рамку ладонью свободной руки. — Тут, братцы, такое делается… Завтра выходим в шесть — берем пробы грунта на металлы. И растения на химический анализ. И радиометром, радиометром… Слышь, Яблонский?

— А в семь нельзя? — лениво отмахнулся Анджей.

— Я сказал, — неожиданно жестко отрезал Вадим.

Анджей пожал плечами.

— Ладно…

Он помолчал, указал взглядом на Варвару, добавил:

— А вот она видела что-то…

— Что? — быстро переспросил Вадим.

— Не знаю… — сердито сказала Варвара, — Может, показалось…

Не так уж приятно, оказывается, попасть в центр всеобщего внимания. Все равно, как в аномальную зону. Варвара к такому не привыкла.

— В общем-то, — согласился Шерстобитов, — это работает на теорию. В зоне энергетических аномалий у некоторых, особо сенситивных наблюдателей повышается восприимчивость. — Он недоверчиво покачал головой, явно не веря в особую Варькину сенситивность, — Ты могла увидеть эфирное тело. Проекцию… материализацию…

— Чего? — недоверчиво проговорила Варвара.

— Ну, грубо говоря, привидение.

— Кусты шевелились, — напомнила Варвара.

— А ты про полтергейст никогда не слышала?

— А ты никогда не слышал про принцип Оккама? — вдруг ни с того ни с сего разозлился Артем. — О том, что сущности не следует умножать без необходимости. Она могла просто животное какое-то увидеть…

— Могла, — неохотно согласился Вадим.

Ему, подумала Варвара, не хотелось, чтобы это было животное. Ему хотелось, чтобы она увидела либо зеленого человечка в серебристом костюме, либо, на худой конец, эфирную проекцию потусторонней субстанции — грубо говоря, привидение.

Убрали остатки пиршества, хозяйственный Пудик частью собрал, частью закопал, частью сжег мусор, присыпал песком костер — скорее по привычке, чем по необходимости. Похоже, он не прочь был по старой походной традиции загасить костер другим способом, но постеснялся — то ли Меланюка, то ли их с Лерой.

Они обогнули мыс, причудливо окаймленный розовыми валунами, и двинулись к черневшему на косогоре поселку, — лишь в одной-единственной угрюмовской избе горел свет.

Дом вырос из тумана, точно покинутый старый корабль. Темное нутро не обещало ни тепла, ни покоя, но Варвара помнила и о наколотой щепе, и о чайнике на плите, и о разрисованной цветами печке — этом алтаре, призванном умилостивить духов огня и домашнего очага…

Анджей, который шел впереди, остановился. Так резко, что Варвара воткнулась носом ему в лопатки.

Девушка стояла по колено в траве, прислонившись к темным лоснящимся бревнам, стояла, испуская яркий, ровный и в то же время полупрозрачный, молочный внутренний свет. Белое платье, короткие белые волосы, белая кожа, спокойные, светлые, северные глаза. Неожиданное ее появление, сама нереальность ее казались подтверждением теории Шерстобитова об эфирных телах. Впрочем, когда Варвара подошла поближе, выяснилось, что незнакомка вполне вещественна — высокая крепкая грудь так распирала серебристую, отсвечивающую ткань платья, что та, казалось, вот-вот лопнет.

Ах, это платье — оно тоже обмануло, казалось сотканным из воды и тумана, а превратилось в импортную тягучую синтетику. Крепкие ноги с тонкими сильными щиколотками аккуратно упакованы в светлые туфли-лодочки, слегка потемневшие от росы и припачканные травяной зеленью.

Наверняка местная, подумала Варвара. По какому-то неписаному закону городские, стоит им лишь отказаться на воле, тут же радостно натягивают на себя если не обноски, которые в городе и примерить-то стыдно, то в лучшем случае, джинсы или рейтузы, штормовки или куртки, тогда как местные модницы, с презрением оглядывая пришлых нерях, щеголяют в изящных шерстяных пальто и сапожках на молнии.

Да, точно местная, но где она раньше скрывалась? В погребе ее, что ли, от развратных студентов прятали?

Анджей, наконец, пришел в себя.

— Что я вижу! — воскликнул он, склоняясь в изящном полупоклоне, — откуда ты, прелестное дитя?

Бледно-розовые, припухшие губы шевельнулись:

— Из Питера.

— Правда? — восхитился Анджей, — а я из Варшавы. То есть, родился я там. При военной академии.

— Да-а? — подняла брови валькирия, — прямо в академии и родился? Я-то, если честно, здешняя. А в Питере учусь. В училище для официантов с английским уклоном.

— Чего? — ошеломленно пробормотал за спиной у Варвари Пудик.

— Ну, иностранцев будем обслуживать. — Она вздохнула, отчего эластичная ткань платья натянулась еще больше, и даже слегка затрещала

Пудик отчетливо хихикнул.

— Ага, — согласился Анджей, — спецобслуживание. Как тебя зовут, фея озера?

— Авелина, — отозвалась фея озера.

И почему это, гадала Варвара, пристрастие к звучным именам пустило корни именно среди сельских жителей?

— Ну и как же ты тут очутилась, Авелина? Прилетела на белых крыльях?

— Мишка Кологреев на моротке подвез, — прозаически пояснила Авелина, — меня подвез, а сам дальше подался, на рыбзавод. Гниль там жаберная завелась.

— Понятно, — глубокомысленно проговорил Анджей, — жаберная гниль.

Авелина отделилась от стены. В молочных сумерках казалось, что она совсем не отбрасывает тени. Она встала, чуть наклонив голову на бок, разглядывая их — только мужчин, спокойно, неторопливо, внимательно… Ни Варвару, ни Леру она словно и не заметила. Светлый прозрачный взгляд миновал Артема, рассеянно проскользнул мимо Меланюка, чуть задержался на Пудике, остановился на Анджее… Девушка сделала чуть заметный, плавный, ленивый шаг и как-то сразу оказалась рядом с Анджеем — тот непроизвольно тоже придвинулся к ней, точно она потянула за невидимую нить…

Лера пожала плечами и, высоко подняв голову, проследовала в дом.

— Я чего тут стою, — пояснила Авелина, простодушно хлопнув золотистыми ресницами, вслед узкой и подчеркнуто прямой удаляющейся Лериной спине, — сигаретки не найдется? Только пошли, спрячемся куда-нибудь, а то отец поймает с сигаретой — убьет.

Анджей великолепным жестом вытащил из кармана пачку Мальборо и массивную зажигалку.

— Прошу, — поднес огонек, — а кто у нас папенька?

— Так Угрюмов же Иван Иваныч… — проговорила фея, изящно округлив розовые губы и выпуская колечко дыма, которое тут же смешалось с наползающим с моря туманом, — Жаль, не с ментолом… Я с ментолом люблю…

— Ага, жаль, — Анджей, скользнул взглядом по плавным округлостям, — пошли, посидим в укромном местечке, а то он такой… убьет… А я, знаете ли, ясновельможная пани, почти иностранец…

Он аккуратно взял Авелину под локоть и повел по тропинке. Варвара глядела, как удаляется, растворяется в холодном морском сиянье белое платье Авелины.

— Вот понтярщик, — брезгливо проговорил Пудик, — Пошли, братцы, что ли? Вон как на пижона нашего накатило.

— Это не он, — вздохнула Варвара, оборачиваясь. Удаляющая фигура Авелины все еще отзывалась молочным светом в самом сердце тумана, — это она… Она позвала, и он пошел… Ты разве не видел?

Ну и дела, думала она, нашлась, значит, и на старуху проруха. И где? В глуши голимой, можно сказать… Леру, впрочем, даже жалко стало. А жалеть, — с горечью констатировала она, — гораздо приятней, чем завидовать.

— Пустой он человек, — бормотал Артем, поднимаясь на крыльцо, — пустой… И как она не видит?

— Ничего себе! — удивилась Варвара, — так ты и вправду втрескался…

— Я не знаю такого слова — втрескался — холодно отозвался Артем.

Тихие книжные мальчики всегда выбирают самых ярких, самых популярных девушек. Как правило, уже кем-то занятых. Интересно, почему — чтобы больше помучиться?

Меланюк распахнул дверь — из сеней дохнуло сыростью.

— Ну, — сказал он, — вот мы и дома.

Лера независимо прошла через комнату и села за стол.

Ага, подумала Варвара.

Сама она решительно двинулась к плите — есть никто не хотел, но все хором захотели чаю. И всем было как-то неловко, как бывает, когда вместе собираются несколько малознакомых людей. И сразу разойтись по комнатам неудобно, и говорить не о чем.

В дверь постучали.

Лера быстро обернулась, глаза ее сощурились, затем снова приняли демонстративно равнодушное выражение.

Это не Анджей, подумала Варвара, — он не стал бы стучать. Не в его характере.

— Да? — громко сказал Меланюк.

Он автоматически чувствует себя старшим — и ведет себя как старший. Забавно — руководитель-то формально Шерстобитов.

В сенях появился Угрюмов. В дождевике и сапогах он топтался на пороге. Наверно, пришел посмотреть, как мы устроились, подумала Варвара, но что-то было явно не так. Она вгляделась -

В тусклом свете трепещущей одинокой лампочки Угрюмов выглядел как-то странно — словно и не он вовсе.

Стремительно постаревший, вылинявший, точно за день нечто вытянуло из него все жизненные силы, изжевало лицо, сгорбило спину.

Варвара несколько ошарашено хлопала глазами.

Да это не Угрюмов! — сообразила она наконец. Во всяком случае, не тот Угрюмов.

Взгляд незнакомца рассеянно блуждал по комнате.

— Приехали, значит! — мрачно проговорил он.

— Добрый вечер, — отозвался Меланюк.

— Какое там добро, — непреклонно возразил двойник Угрюмова, — не будет вам добра.

Не спрашивая, он пересек комнату и уселся на хлипкий стул, вытянув ноги в грязных кирзачах.

— Ну, зачем же вы так, — по-прежнему вежливо проговорил Меланюк, — мы никому мешать не собираемся.

— Кто вас спросит, чего вы там собираетесь, — неопределенно ответил вошедший, — а только, нечего вам тут делать.

Он вновь оглядел комнату мутным взглядом.

И этому мы не понравились, — подумала Варвара.

— За знакомство не хочешь выпить, хозяин? — обратился он уже непосредственно к Меланюку.

Вот это, с варвариной точки зрения было уже в пределах разумного — понятно, почему человек пришел. Выпить хочет, вот и пришел. А нальют ему, так сразу подобреет.

Но Меланюк, к ее удивлению, покачал головой.

— У нас сухой закон, — пояснил он.

— Это как? — удивился вошедший.

— Никто не пьет во время полевых исследований.

— А-а, — протянул тот, — ну, тогда…

— Погодите, — вмешался Шерстобитов, — спирт будете?

Ага, подумала Варька, имеем конфликт двух лидеров. Формального и неформального.

— Нешто ж нет? — удивился тот.

Принял кружку, сказал:

— Ну, будем здоровы, хозяин!

И лихо опрокинул.

На сей раз, подумала Варвара, он пожелал здоровья лично Шерстобитову. Определился, значит.

— Федором меня звать.

— Вадим Анатольевич, — степенно отозвался Шерстобитов, — руководитель экспедиции.

Ага, подумала Варвара.

Она покосилась на Меланюка. Тот безразлично уткнулся в старый, траченый мышами, номер Юности.

— Ну, так будем здоровы, начальник! — вновь пожелал Федор, покосившись на передвижную лабораторию Шерстобитова, — чего изучаете?

— Фольклор собираем, — к варькиному удивлению пояснил Шерстобитов, — легенды всякие. Вот вы скажите — Варька заметила, как он украдкой пошевелил рукой в кармане. Диктофон у него там! — подумала она, — у вас тут никто не рассказывает истории о… всяких существах, спустившихся с неба, там…

— Пришельцев, что ли? — посмотрел на него прозрачными глазами Федор.

— Ну да, — подтвердил Шерстобитов, — пришельцев.

— Отчего ж не рассказывают, — тот перевел взгляд на флягу со спиртом, — рассказывают. Их тут полным-полно, пришельцев!

— И вы их видели?

— Их все видели, — подтвердил Федор, подставляя кружку, — так и я видел. Как-то раз, на межонной луне. Плывут себе, светятся…

— И?

— А чего — и? Известно, на контакт они не идут. Не хочут. Так я посмотрел — они пошли себе, и я пошел.

Издевается он, что ли? — подумала Варька. Шерстобитов, кажется, пришел к тому же выводу, поскольку несколько увял.

— И когда это было? — переспросил он.

— Я ж говорю — на межонной луне. — Он помолчал, потом вытянул корявый палец и помахал им перед самым носом Шерстобитова, — ты Анатольич, вот что… Ты манатки свои собирай, и валите отсюда. А то до беды недалеко!

— До какой беды? — быстро спросил Шерстобитов, играя кнопками в кармане.

— А такой… — Федор тяжело поднялся, вновь протопал через комнату и, уже в сенях обернулся, — ты это, слышь… двери на ночь запри. И ежли кто стучаться будет, не открывай.

— Почему? — спросил Меланюк, подняв голову от журнала.

Федор молча смотрел на него, потом развернулся, бухая сапогами, спустился с крыльца и исчез во тьме.

— Чего это он? — недоуменно спросил Артем.

— Ты же слышал, — вздохнула Варвара, — пришельцы тут так и шастают.

— Не надо было поить его, Вадим, — негромко заметил Меланюк.

— Это еще почему, — удивился Шерстобитов, — мне важно установить с местными хорошие отношения. Это очень облегчает работу.

— Ничего это не облегчит. Только хуже будет.

— Здесь я решаю, — Шерстобитов исподлобья поглядел на Меланюка. — Я планирую экспедицию.

Варвара с интересом следила за назревавшей схваткой гигантов. Но Меланюк не принял вызова.

— Да Бога ради, — пожал плечами он, — делайте, что хотите. Я просто немного знаю эти места, вот и все. И людей этих… — Он поднялся. — Ладно, я пошел баиньки. И, кстати, заприте дверь, как он сказал.

— А это, — в голосе Пудика звучал живейший интерес, — если, типа пан Анджей вернется?

— Постучит, откроете, — отрезал Меланюк.

День второй

Варвара тихонько, чтобы не разбудить Леру, натянула свитер и побрела вниз. Там Пудик, присев на корточки, разжигал плиту.

— Ты это, — сказал он, увидев Варвару, — за молоком бы сходила. Вон, банку возьми…

— Так они, наверно, спят еще.

— В деревне? — удивился Пудик, — Они еще по темноте встают. А вот Лерка наверняка дрыхнет.

— Ага…

— Завтрак ты будешь готовить?

— Ты воду только поставь. А ребята где?

— Вадька ушел. Взял камеру какую-то хитрую и отправился — с утра пораньше. Снимать невидимые сущности. Он Анджея будил — тот только ногой отпихивался. Ох, и злился же начальничек! Меланюк, правда, за ним увязался — рассвет над заливом встречать.

— А Анджей когда вернулся?

— Да как Федор ушел, так и вернулся. Злющий!!! Ты не слышала, что ли?

— Да я сразу заснула.

— Передышала с непривычки. Кислородная интоксикация.

— А Темка где?

— Бардака кормит твой Темка. Нашей общей тушенкой, между прочим. Пес-то всю ночь провыл, может, жрать хочет.

— Я тоже хочу, — опечалилась Варвара.

— Вот принесешь молочка, кашку и сваришь… А, пан проснулись!

Анджей в великолепной белой рубашке с отложным воротничком и тончайшем пуловере нарисовался в горнице.

— Я тоже, — сказал он.

— Что — тоже?

— За молоком.

— Она и без тебя донесет. А ты лучше за водой сходи.

— Ладно, — пожал плечами Анджей и вышел вслед за Варькой.

Вместо того, чтобы взять в сенях ведро, он сунул руки в карманы и, посвистывая, двинулся следом. Варьке казалось, что при этом он с затаенной ухмылкой смотрит ей в спину.

— Ты чего? — на всякий случай спросила она.

— Ничего. Ты за молоком идешь? Вот и иди себе!

Я для него не существую, подумала она. В смысле, как женщина. Вроде бы и неприятный тип этот Анджей, а все равно обидно. Вдобавок, она слишком отчетливо ощущала, как ее сапоги тяжело бухают по деревянному настилу.

— А что за невидимые сущности Шерстобитов фотографирует? — спросила она быстро.

Анджей не ответил.

— Анджей!

— Ну чего?

— Я спрашиваю, что он фотографирует?

— Да так, — сказал Анджей ей в затылок, — при съемке фотовспышкой на пленке выявляется рефлекс. Непонятного происхождения. Ясно?

— Нет, — ответила Варвара из принципа.

На деле ей хотелось со всем согласиться, чтобы он заткнулся, и перестал разговаривать с ней в таком снисходительном тоне. Зря я вообще с ним заговорила.

— Ну, очертания гигантской фигуры гуманоида или конструктов типа гантели, парящей в воздухе.

— А-а! — протянула Варвара, — А как?

— Что — как? — равнодушно переспросил Анджей.

— Как это получается, если их простым глазом не видно?

— А я откуда знаю?

Нести литровую банку было неудобно и она ругала себя за то, что не захватила пакетик с ручками. По обе стороны улицы из-за зарослей бурьяна на нее таращились черные окна молчаливых домов.

Угрюмовский двор тоже был пуст. Впрочем, ей показалось, что в одном из окон шевельнулась занавеска.

Анджей небрежно отодвинул ее плечом и прошел в калитку. Она смотрела, как он прошел по дорожке, небрежно пнув носком кроссовки выросший за ночь моховик, как легко взбежал на крыльцо.

— Эй, — он постучал по двери, — Хозяева!

Молчание.

— Анджей, — нерешительно проговорила она, — может, пойдем?

Ну его в самом деле, это молоко.

Кто— то дотронулся до ее плеча.

Она подпрыгнула на месте и резко обернулась — сзади стоял вчерашний Федор. Вид у него был помятый. И как это он умудрился подобраться так бесшумно?

— Ты кто, девка? — мрачно спросил он.

— Здрасьте, — удивилась Варвара, — вы же вчера к нам приходили!

— Мало ли куда я приходил, — неопределенно ответил Федор, — а тебе я вот что, девка, скажу, — он с неожиданной силой вцепился ей в плечо, обдавая кислым запахом перегара, — убирались бы вы отсюда, а? Пока целы?

Варька вежливо высвободилась, стараясь дышать в сторону.

— Да что с нами может случиться?

— Да то, что и с остальными.

— Так ведь съехали все отсюда, Федор Иваныч. Просто съехали и все.

— Это кто тебе сказал? Иван?

— Так ведь отовсюду уехали. Вон их сколько, по дороге, деревень брошенных!

— А я тебе, девка, вот что скажу, — дохнул ей Федор совсем уж в ухо, — ты вот…

— Брось, дядя Федор! Опять за свое…

Федор разжал руку, пробормотал что-то себе под нос и боком, как краб, взбежал на крыльцо и нырнул в дом. Анджея он при этом задел плечом, но, кажется, совершенно не заметил.

Варвара обернулась. У калитки стояла Авелина — на сей раз в ладном брючном костюмчике и облегающих тугие икры коротких сапогах. Глаза чуть припухшие, лицо свежее, но ничего запредельного — обычная девушка, складненькая. Быть может, она волшебным образом способна меняться лишь под мужскими взглядами.

— Чего это он? — осторожно осведомилась Варвара.

— Не обращай внимания, — отмахнулась та, — он всегда так — когда выпьет. Это еще по мелочи… А вот когда чертей зеленых пошел топором рубить… вот шуму-то было. Вы батю ищете? Так он на рыбзавод поехал.

Анджей сбежал с крыльца.

Точно — сквозь нежную кожу Авелины стало проступать неуловимое сияние.

— Розой тебя увенчать бы хотел я, прекрасная панна! Белою розой, сияющей, точно твои голубые пресветлые очи! Но за неимением в здешней глуши приличного розария, удовольстуйся вот этим!

Он сорвал растущий поблизости стебель чертополоха с растрепанным бутоном и, упав на одно колено, протянул Авелине. Выглядело это вполне несерьезно — дурачится парень, но Варвара увидела, что руки Анджея, ободранные о колючки, кровоточили.

Авелина молча пожала плечами и отступила на шаг. Анджей остался стоять на коленях, — вид у него при этом был самый дурацкий, как с удовольствием отметила про себя Варвара.

— Так я говорю — нет бати дома, — пояснила та вновь.

— Мы за молоком.

— А-а! Погоди, я сейчас.

Анджей поднялся с колен. Стебель он отбросил в сторону и теперь раздраженно отряхивал джинсы, припачканные зеленью.

— Куда ты ходила? — спросил он сквозь зубы, обращаясь к Авелине.

Та приподняла светлые брови.

— Что?

Потом отвернулась и поднялась по ступенькам. Варвара видела, как ей навстречу тихо, точно сама собой, приоткрылась дверь, Авелина скользнула внутрь.

Она искоса взглянула на Анджея — тот неотрывно смотрел на дверь, чуть приоткрыв рот.

Авелина вновь появилась — теперь уже с полным бидончиком в руке.

Варька молча протянула ей банку.

— Да оставь ты эту стекляшку, — великодушно предложила та, — неудобно же таскать. А посуду потом занесешь. Ладно, меня мама зовет.

И вновь исчезла в доме, из которого за все это время не донеслось ни единого звука.

— Анджей, — окликнула она, — пойдем!

— Чего?

— Ну, домой пошли. Завтракать.

Анджей пожал плечами и, равнодушно посвистывая, двинулся к дому. Хоть бы предложил бидон донести!

Она чуть не уронила бидон — из кустов вылетело что-то серое, взъерошенное, накинулось на Анджея, сбило с ног и, скатившись со своей жертвой в высокую траву, пропало из виду. Лишь шатались, точно пьяные, высокие стебли чертополоха и мелькали, выныривая из травы, непонятно чьи руки-ноги. Варвара топталась сбоку, тщетно пытаясь пнуть нападавшего — клубок катался по земле, потом, наконец, распался, но не на человека и зверя, — на двух человек. Анджей зажимал разбитый нос, из которого на белейшую рубашку капала кровь, другой, совершенно Варваре незнакомый и чуть постарше, держался за разбитую скулу и мычал.

Анджей, пошатываясь, встал. Второй тоже поднялся, глядел исподлобья. Оба оставались в состоянии войны, но от прямых боевых действий пока воздерживались.

— Ты чего, мужик? — в нос проговорил Анджей, — крыша, что ли поехала — ни с того ни с сего на людей кидаться!

Странная перенаселенность этой, на первый взгляд совершенно безлюдной местности, начала тревожить душу Варвары.

— Слышь ты, паскуда, — с натугой двигая разбитой челюстью, — если ты Авку хоть пальцем своим поганым тронешь…

— Какую такую Авку? — совершенно натурально удивился Анджей, — Собаку айболитову, что ль?

— Я те дам собаку… — второй снова угрожающе надвинулся. — Ты мне девку не трожь! Я тебе все ребра пересчитаю, я тебе…

— Понял! — Анджей задрал голову, чтобы остановить капающую из носа кровь, холодно и несколько гнусаво осведомился, — А кто вы, собственно такой?

— Понятно, кто, — вздохнула Варвара, — Мишка Кологреев. Ветеринар. Только почему вы не на рыбзаводе? Вам же полагалось лечить жаберную гниль у несчастных рыб, а вы…

— Да ложил я на эту гниль, — мрачно сказал ветеринар. — Я отошел голомень, дал кругаля и вернулся. В сарае лодочном заночевал, у причала.

— Ясно, — согласилась Варвара, — ну ее, в самом деле, гниль жаберную. Пошли лучше завтракать.

Анджей пожал плечами и, посвистывая, двинулся вперед.

— Так я и знал — сокрушался Кологреев, — как городских увидит, тут же начнет хвостом вертеть.

— Что ж ты ее в Питер отпустил, такой ревнивый? — Варвара незаметно для себя перешла на ты.

— Отпустил, — ветеринар осторожно дотронулся до разбитой скулы, — слушай, железки холодной не найдется?

— Откуда? Бидон только вот.

— Разве ж я отпускал? Иван тоже против был. Нельзя ей, говорит, в город, никак нельзя! Я что — давай, говорю, поженимся, будем жить как люди. В Чупе дом купим. Рыбзавод наш финны, вроде, под себя берут, все путем… Так нет же, Катерина уперлась — мол, нечего ей здесь делать… Дескать, пускай хоть образование какое получит, а там поглядим. Образование… Известно, чему их там учат.

Он исподлобья поглядел на Варвару.

— Оно, конечно, глухомань у нас, задвенно живем… какие тут радости… А разве человек для радости рождается? Он для жизни рождается, а уж какая в ней, в этой жизни радость?

Интересная точка зрения для ветеринара, подумала Варвара.

— Да, — согласилась она, — мрачновато у вас.

— Нормально тут, — сразу же дал разворот Кологреев, — Вас-то вот принесло не пойми с чего. Сидели бы в своем Питере.

— Мы не питерские, — пояснила Варвара, отмежевываясь от развратного города, столь дурно повлиявшего на Авелину, — мы московские.

— Еще хуже, — отрезал Кологреев.

Варвара молча пожала плечами.

— Приезжали тут одни — ах, блин, север, ах, романтика! Получили свою романтику по полной программе! И то — не знаете ни хрена, уважения к северу никакого… тонете, ноги ломаете. Знаешь, скольких тут зверь задрал?

— Какой зверь? — удивилась Варвара.

— А я почем знаю? Может, волк, может, медведь.

Он вздохнул.

— С них-то что взять, с тварей бессловесных? Им так бог положил… а вот бандитов всяких развелось — мафия и сюда добралась!

— Какая еще мафия? Откуда?

— Ну, не мафия — просто головщина. Может, беглые, кто их знает.

Опасно пренебрегая бидоном, он наклонился к Варвариному уху:

— Я ночью, когда по нужде ходил, человека видел…

— Ну, — миролюбиво возразила Варвара, — может, кто из ребят…

— Он не из вашей избы вышел, — возразил Кологреев, — ваших я всех знаю. И девку, и старика, и качка, и того, который с рамочкой всюду бегает… и твоего этого… недотепу. А тот — он через забор перелез. Высматривал что-то, вынюхивал.

— Ага! — Варвара даже обрадовалась, — то-то собака всю ночь выла! А как он выглядел, хоть?

— Да не разглядел я, — с досадой поморщился Кологреев, — темно было.

— Один?

— Да вроде, один. Но ты все равно поаккуратней тут, слышь! И своим скажи…

— Ладно, — согласилась Варвара, — скажу.

Они уже подошли к крыльцу, где на ступеньках сидел и курил Приму мрачный Пудик.

— Ты чего, мать, — изумленно воскликнул он, — сама ее доила? А это кто?

— Ветеринар Кологреев, — пояснила Варвара.

— А! Так вот кто Андрюхе морду раскрасил!

Анджей у колодца пытался замыть кровавые разводы на рубашке. Получалось так себе.

Пудик поднялся.

— Пошли завтракать. Я гречу сварил.

— Это можно.

Кологреев степенно прошел вслед за Пудиком в горницу.

Там уже сидели за столом вернувшиеся контактеры. Меланюк листал старый журнал, время от времени поднимая от страниц близорукий растерянный взгляд, Шерстобитов пил чай — даже чай он умудрялся пить с оч-чень сосредоточенным видом.

Мимо прошел Анджей, нырнул в боковую комнату и захлопнул за собой дверь. На Шерстобитова он не смотрел. На Кологреева тоже.

— Ишь ты, — ухмыльнулся вслед Кологреев.

Он стоял посреди горницы, расставив ноги в сапогах, заляпанных присохшей рыбьей чешуей и оглядывался по сторонам.

— Ты бы это, мать, Леру позвала, — озаботился Пудик. — Она наверху так и сидит.

Лера лежала на спальнике, закинув руки за голову, и глядела в потолок. Глаза у нее были припухшие.

Варвара присела на корточки, отчего половицы под ней скрипнули.

— Пошли, — сказала она, — чаю попьем. У нас гости — ветеринар Кологреев, представляешь? У которого жаберная гниль.

Лера не ответила.

— Слушай, — неуверенно сказала Варвара, — если ты из-за Анджея…

Лера распахнула глаза и равнодушно уставилась на нее.

— Что?

— Ну… так он, может, нарочно… тебя позлить хотел… или…

— Не понимаю о чем ты, — холодно сказала Лера, — у нас с Анджеем прекрасные отношения. Прекрасные. А ты уже и обрадовалась! Что ты суешься во все, ну что суешься… обидно, да, что никто и за женщину тебя не считает? Еще бы — да ты на себя погляди!

— Да ты чего? — остолбенела Варвара.

Она закусила губу. Руку аж свело — ударить бы с размаху в это белое, тонкое лицо…

— Значит, верно, — удовлетворенно проговорила Лера. — В самую точку!

Варвара развернулась и слепо протопала обратно по лестнице. Глаза щипало.

— Так она чего? — спросил снизу Пудик.

— Ничего, — шмыгнула носом Варвара. — Сейчас спустится.

— А ты чего?

— Ничего.

Она плюхнулась на стул и придвинула кружку с чаем. Рядом Кологреев шумно прихлебывал из блюдечка.

Высоко держа голову, спустилась по лестнице Лера, сказала в пространство доброе утро!, уселась за стол. Кологреев поглядел на нее одобрительно.

— Аккуратно у вас тут. Молодцы, девки! А то тут уж почитай лет десять никто не живет. Прибрались на славу — картину, вон, повесили.

— Это я, — расцвела Лера, — чудное полотно — не хуже, чем Рокуэлл Кент!

Варвара сидела, опустив голову, разглядывая черную трещину на столешнице. Да что на всех нашло, гадала она, пытаясь проглотить комок в горле. Разреветься и выскочить из-за стола было бы уж совсем обидно. Краем глаза она заметила недоуменный взгляд Артема, обращенный в ее сторону, но упорно продолжала сопеть и таращиться в стол.

— У вас все в порядке, Варя? — спросил Меланюк.

— А то, — мрачно сказала Варвара.

Меланюк, нахмурясь, перевел взгляд на картину.

— Знакомое, вроде, место. Это здесь такое озеро?

— Как же, — солидно отозвался Кологреев, — Ветхое озеро называется. Дурное место…

— Почему — дурное?

— Да так, — Кологреев неопределенно пожал плечами. — Картинку, значить, хозяйскую повесили. Красивая картинка. А только я бы ее в доме вешать не стал.

— Так ведь спросить и некого, — заметил Пудик, — хозяина-то нет.

— А съехал он, — нахмурился Кологреев, — Нешто стал бы он тут жить после всего? Сразу и съехал.

— После чего? — удивился Пудик.

— Так ведь волк семью его зарезал, — пояснил ветеринар.

Варька, наконец, проморгалась и недоуменно уставилась на Кологреева.

Тот, явно довольный произведенным впечатлением, размешивал в кружке пятый кусок сахара.

Пудик скептически хмыкнул.

— Прямо тут? Во дворе что ли?

— Отчего тут? В лесу, у большой вараки. Жену и двух дочек.

— Давно? — быстро спросил Меланюк

— Я ж говорю — лет десять тому… или восемь — кажись, то лето тоже на високосье пришлось.

— Ничего об этом не слышали, Игорь Оскарович?

У Шерстобитова загорелись глаза. Он, наверное, думает, что это не волк никакой — сообразила Варвара. Думает, это пришельцы — они, вроде какие-то пробы тканей берут, что-то такое в газетах было. Ну и сволочи же они после этого!

Меланюк покачал головой.

— Нет. Должно быть, это уже после нас.

— А Иван-то ничего не сказал! — заметил Пудик.

Он, должно быть, полагал, что Кологреев просто любит приврать — для пущего эффекта.

— А он об этом не любит. Хоронить-то кто помогал? Домовище сколачивал — хозяин-то не в себе был… и молчал все, молчал… так и уехал — молча.

— А волк — убили? — деловито вмешался Шерстобитов.

— Не… так и ушел. Из Чупы приезжали, весь лес прочесали. Егеря, охотники…

— Ага, — кивнул самому себе Шерстобитов и достал из кармана штормовки новенький блокнотик.

— Чего пишешь? — дружелюбно поинтересовался Кологреев.

— Фиксирую. Любое аномальное явление подлежит регистрации. Иначе — как работать?

— А! — сообразил Кологреев, — так вы из этих… тарелочников! То-то я смотрю, с рамками шастаете! Я думал — золото ищете, они тоже с рамками, искатели эти. Только слышь, друг, пустой это номер — волк их порвал, говорю тебе. Я сам тела осматривал.

— Вот она, — кивнул Шерстобитов на Варьку, — тоже вчера что-то видела.

— Ну, так мало ли, — застеснялась Варвара.

— Лера подтвердит.

Варвара вновь уперлась взглядом в стол.

— Значит, это не волк, — уверенно сказал Шерстобитов, — ни один волк не проживет так долго. Это нереально.

— А пришельцы — реально? — спросила Варвара изо всех сил нормальным голосом.

— Почему нет? — заступился за Шерстобитова Кологреев, — вот пару лет назад какие-то байдарочники стояли, так они в инспекцию прибежали, глаза выпучены, сами аж трясутся — ужас, говорят, чего деется!

Шерстобитов деловито строчил в блокноте.

— И что это было?

— А как, значит, стемнело, — жутким голосом сказал Кологреев, — сидят они, значит, у костра, и тут видят — по тому берегу идет кто-то. И не идет даже, а как бы плывет.

— В человеческий рост? Выше? Ниже?

— Выше, а как же. И голова такая — трубой. Темная голова, глаза горят только. Как две плошки горят!

— Ведроподобная голова, так. Обычное явление — в Пермской зоне таких неоднократно наблюдали. Действия объект производил?

— Какие действия? Шел себе и шел. Они как увидели, свернули палатку, и ходу. Заночевали в деревне, а утром и съехали. Байдарки, и то бросили. Ботик как раз завернул… Так они погрузились и съехали.

— Эмоциональная реакция имела место, так?

— Чего?

— Они ощутили что-нибудь? Почувствовали?

— А! Испытали необъяснимый страх…

— Сколько было наблюдателей?

— Двое его видели, — охотно пояснил Кологреев, — так заорали так, что остальные из палатки выскочили.

— Значит, все видели?

— Все. Шестеро их было всего.

— Это та группа, с которой Амелин беседовал, — пояснил Шерстобитов.

Глаза его горели. Как плошки, — подумала Варвара.

— Я так и думал, что информация достоверна! Людей сюда надо. Не наскоком — на сезон! И побольше — несколько групп!

Мишка внезапно отставил чашку и поднялся.

— Ну, я пошел. К Ивану мне надоть…

— Погоди, — забеспокоился Шерстобитов, — точную дату хоть назови…

Но Мишка махнул рукой и, нахлобучив кепку, протопал в сени.

— Так я зайду после, — крикнул вслед Шерстобитов, — расспрошу. Подробнее.

— Отчего ж нет, — гулко отозвался Кологреев.

— Дату, — бормотал Шерстобитов, — погодные условия, если помнит, по возможности — данные на свидетелей, потом — место пускай покажет. Прощупать надо бы место. А заодно выяснить, чья там могила, на поляне. Розовый валун, а на нем куст чертополоха вырезан. И три стебля сломаны. И год — восемьдесят четыре. И как раз в центре пятна… ну, аномалии кольцевой…

— Это тот художник вырезал, — вздохнула Варвара, — Мишка же сказал -тут их похоронили. Точно, восемь лет назад… в високосном году. А ты почему в блокнот писал? У тебя же диктофон.

— Для подстраховки. Вчера записал показания местного…

— Федора?

— Федора, да. Угрюмов, Федор Иванович, пятьдесят два года. Так потом еле расшифровал. Шумы, помехи. В местах аномалий пленка размагничивается. Типичный эффект. Но на диктофон я и сейчас зафиксировал. Незаметно. Люди, к технике непривычные, теряются при виде диктофона и не могут четко сформулировать мысли.

— А-а, — протянула Варвара.

Последние пару часов она тоже никак не могла четко сформулировать мысли.

Бедный хозяин их временного жилья! Так вот что с ним случилось! Вернее, не с ним, но все равно.

— А ты уже видел что-нибудь, Вадим? — очень оживленно спросила Лера.

— А как же. Мы оба видели.

Варька, исподтишка наблюдавшая за Меланюком, видела лишь, что тот тихонько покачал головой.

— Боковым зрением. Крупный объект, парящий в воздухе. Его условно гантелей именуют, — охотно пояснил Шерстобитов, — объект состоит из двух сфер, соединенных перемычкой, внутри каждой сферы — красный огонек. Типичный объект, наблюдаемый в аномальных зонах.

— И что? — блестя глазами, спрашивала Лера.

— При непосредственной попытке разглядеть подобный объект, он исчезает. Но съемка с применением фотовспышки способна зафиксировать его контуры. Я сделал серию последовательных кадров со вспышкой, вот проявлю, напечатаю, посмотрим.

— Ты и реактивы взял? — восхитилась Лера.

— Разумеется. Проявку нужно осуществлять как можно скорее, поскольку пленка в аномальных зонах имеет тенденцию засвечиваться. Анджей мне поможет. Где он, кстати?

Лера как-то сразу погасла и молча кивнула на дверь.

— Ладно. — Шерстобитов выложил на стол планшет, сделал какую-то пометку, — Эту я, вроде, обозначил. Но там еще одна была — только край промерить успел. Похоже, перекрываются они. Нужно будет еще раз все прощупать.

— Только не в одиночку, — вмешался Меланюк.

— Да! — спохватилась Варвара, — Мишка говорил, он человека ночью видел.

— Точно — человека? — переспросил Шерстобитов.

— Да уж не пришельца. Ходил по деревне и на наш двор заглядывал.

— Турист какой-нибудь, — разочарованно отмахнулся Шерстобитов, — или местный. Промысловик, скажем. Грибник. Охотник… Ладно, мне пора.

Он выбрался из-за стола и деловито направился в соседнюю комнату.

Варька, уперев ладонь в подбородок, наблюдала за ним. На сердце у нее было тяжко.

— Вы тоже видели, Игорь Оскарович? — тихонько поинтересовалась она, — объект, напоминающий гантелю?

Тот пожал плечами.

— Это просто раздражение окончаний зрительного нерва, вот и все. Если долго таращиться во тьму и не такое увидишь.

— Хоть гирю, хоть гантелю, — подсказал Пудик.

— Точно. Он же очень напряженно смотрел, Вадим. Рано или поздно в такой ситуации начинаешь видеть нечто. Причем, именно боковым зрением. Мерцание на краю сетчатки.

— А вы?

— А я вижу только то, что есть. Я смотрел, чтобы он в яму не упал. Ухабов там много.

— А если он проявит свои пленки и там…

— Рефлекс? На рассвете воздух может образовать линзу. Из-за перепада температуры. Вот вам и рефлекс.

Он тоже поднялся из-за стола.

— Пойду, почитаю. Забавно — журналы и не такие уж старые. От силы лет десять, а уже совсем другая эпоха.

— Ага, — согласился Пудик, — речь Брежнева на каком-то съезде ЦК КПСС.

— Скорее, Андропова. Ладно, вы тут без меня…

И зачем было ехать сюда — гадала Варвара, — чтобы читать старые журналы?

Она украдкой шмыгнула носом и вздохнула. Не надо было вообще сюда ехать. Тайная надежда на чудо, живущая в душе у каждого, самого здравомыслящего человека, похоже вновь завела в какие-то непролазные гнилые дебри. Ведроподобный пришелец, тоже мне!

— А я видел, — неожиданно сказал Артем.

— Да? — Лера опять оживилась, — Пришельцев?

Варвара поднялась и начала убирать со стола. Остатки Пудиковой гречневой каши застыли бурой коркой на дне кастрюли.

— Просто костер. Вчера вечером, на мысу. Я хворост собирал, а там еще валун, большой такой, ну, ты видела — я на него и залез. Я еще подумал — красиво как! Море спокойное, темное, а от костра в воде плывет такое отражение, ну, дорожкой… вот…

— И никому не сказал? — удивлялась Лера.

— Полюбовался и забыл. Подумаешь, костер.

— Наверняка, тоже туристы, — Лера оправила прядку. — Может, сходим, проведаем? Вечерком, а?

— Поглядим, — неопределенно отозвался Пудик, — это как начальник. Вот выйдет, спросим. Похоже, кто-то его очень достал.

Из— за двери доносились голоса. Шерстобитов говорил тихо, размеренно, Анджей что-то раздраженно отвечал. Смолкли, потом раздались быстрые шаги -Анджей, весь красный, выскочил из комнаты, хлопнул дверью, не глядя на остальных, обогнул стол и вылетел во двор. Из-за распахнутого окна было слышно, как он яростно щелкает колесиком зажигалки.

Похоже, он скоро вообще там и поселится, во дворе. Да, — размышляла Варвара, — это вам не Меланюк. У этого, понимаешь, гонор.

Шерстобитов неторопливо вышел из комнаты, неторопливо подвинул табурет, сел за стол, сосредоточенно принялся доедать свою кашу. Она давно остыла, но Шерстобитов не отреагировал. Он вообще не реагировал на такие мелочи.

— Эк ты его! — сочувственно проговорил Пудик. В его прищуренных глазах, впрочем, Варька никакого сочувствия не уловила. Один голый интерес.

— Немного прояснил субординацию, — объяснил тот.

Пудик почесал пятерней круглый затылок.

— Ну и как вы будете взаимодействовать в рабочем порядке? Вы ж, я смотрю, собачитесь все время?

— Уж как-нибудь разберусь.

— Да оставь ты его, — пожал плечами Пудик, — пусть себе бесится… Мы вот с Артемом пойдем. Верно, Темка?

Артем молча кивнул. Наконец-то он оказался полезным.

— Чего мы такого не сумеем, что он умеет? Землю в пробирочки сыпать?

Шерстобитов помолчал, видимо, взвешивая, потом сказал:

— Ладно… поглядим…

— А заодно поглядим, что за костер такой, — согласился Пудик, — Все равно в ту сторону пойдем, нет? И чтоб к нашему приходу обед был готов, слышите, бабы?

— Я тоже хочу, — встряла Варвара.

Лера промолчала. Наверное, надеется, что, пока все остальные будут грязь месить в поисках стоянки пришельцев, она как-нибудь утрясет все с Анджеем? Ну-ну…

— Тогда хоть посуду после завтрака вымой, — смилостивился Пудик.

Варвара с тоской глядела на пригоревшую кастрюлю.

— А ты ее на бережку, мать. Ты ее песочком. Раз — и все.

— Я помогу, — неожиданно вызвался Артем, который все это время искоса и обеспокоено на нее поглядывал.

Варвара молча пожала плечами.

— А давайте, я с Артемом схожу, — вдруг оживилась Лера.

Ей надо, чтобы все вокруг нее вертелись, подумала Варвара, иначе она заболеет и умрет. Впрочем, мне-то что. Пусть себе Артем порадуется.

Но Артем, уперев взгляд в дощатый пол, пробормотал:

— Нет, мы вместе… Я быстренько.

Лера выразительно пожала плечами и отвернулась.

— Вместе, так вместе, — благожелательно кивнул Пудик, — Да ты не торопись. Все равно пока соберемся…

Наверняка изучает, — подумала Варвара, — эти… конфликты в микрогруппе в замкнутых условиях. Ох, сколько матерьялу!

— Пока соберемся… — механически повторил Шерстобитов. Он думал о другом.

На серый песок наползали мелкие волны. С моря тянуло холодом.

— Ты вот мне Темка, скажи… Я что, совсем некрасивая?

— Ну откуда я знаю? — сказал Артем, отводя глаза, — мы ж с тобой вон сколько лет знакомы. Я тебя с этой стороны как-то и не рассматривал.

— Значит, некрасивая.

— Ну, — Артем в затруднении постучал пальцем по переносице, — честно?

— Честно, — уныло подтвердила Варвара, в глубине души надеясь, что Темка все же не настолько честный.

— Подать ты себя не умеешь. Вот погляди на Леру…

Варвара поджала губы.

— Вы, вроде, в одинаковых условиях сейчас, но у тебя свитер мешком висит, а у нее по фигуре.

— Это я видела, — кисло сказала Варька.

— Все видели, — печально подтвердил Артем, — в этом все и дело.

— Так ты, Темка, думаешь, что если я одену свитер по фигуре и майку с вырезом, и буду сидеть нога на ногу, и всем говорить ах, как интересно!, так сразу и стану привлекательной?

Артем вздохнул и снова поглядел вбок.

— Ну, может, и не сразу… попрактиковаться надо.

— Меня же никто не слышит никогда. По два раза повторять приходится. А она, только рот открывает, все к ней тут же поворачиваются — что, наша радость? что ты хочешь сказать?

— Даже ты, — проницательно заметил Артем.

— Даже я, — подтвердила Варька.

— Чего ж ты тогда поехал за ней? Если все так безнадежно?

Артем вздохнул.

— Я подумал — а вдруг… Там она на меня и не смотрела. А тут мы как-то теснее…

Бедный Темка! Неужто он надеется, что лучше выглядит при близком рассмотрении?

— Трудности сближают. Совместно пережитые приключения. Тебе спасти ее надо. От ужасной опасности. Вон, какой-то беглый укголовник поблизости бродит. И вообще…

Они сидели на мостках, свесив ноги. На вычищенной кастрюле кое-где остались бурые горелые пятна.

— Беглые уголовники, я думаю, в большие города подаются… там затеряться легче.

— Многовато тут народу, — Варвара задумчиво накручивала на палец прядь волос, — не находишь? Девица эта появилась, ветеринар, еще кто-то… вот тебе и глухое место!

— Во всем должна быть логика, — терпеливо сказал Артем, — Авелина к родителям на каникулы приехала, Отелло этот за ней потащился…

Он вздохнул, видимо, ситуация что-то ему напомнила.

— А третий?

— Да, — задумался Артем, — третий… это вопрос, конечно. Но в пределах разрешимого.

— Брат этот угрюмовский еще… Странный такой.

— А, — сказал Артем, — Федор! Чего тут странного — он сторожем на рыбзаводе работает. Самый обыкновенный алкаш… ему Иван даже зарплату не выплачивает. Только к зиме и рассчитывается, когда тот в Чупу уезжает.

— Ты, Темка, типичный кабинетный ученый — все обо всех знаешь, а со двора ни ногой.

— Меланюк рассказал. Он же знает местных.

— И чего его сюда тянет? — вздохнула Варвара. — Дыра дырой.

— Может, — задумчиво сказал Артем, — ему тут когда-то было хорошо.

— А по-моему, поганое место. Ты только погляди; стоило нам сюда попасть, как все пошло кувырком — вон, даже Анджей с Лерой рассорились.

— Не понимаю, при чем тут место. Это Анджею вожжа под хвост попала, словно нарочно всех дразнит. Они и с Вадимом, вон, поцапались.

— Нет, — уперлась Варвара, — этот дом… он несчастье приносит. Я с самого начала что-то такое почувствовала.

— Брось. Это ты сейчас так говоришь.

— Весь поселок этот… люди его оставили. А эти… Угрюмовы… и нас хотят отсюда выжить. А почему?

— Да понятия я не имею, почему, — пожал плечами Артем. — А вообще-то, знаешь, может ты и права… Речка здешняя знаешь как называется? Кереть. Как полагают, от керевода произошло, рыболовной снасти — вепсы у финнов заимствовали. Но ведь у тех же финнов керст — это гроб. И древнерусское керста, кирста означает гроб, могила. В Олонецкой и Архангельской губернии до сих пор так говорят.

Уж такой он, Темка, умный! И все зря, — сокрушалась про себя Варвара, а вслух сказала:

— Вот видишь.

— Что — видишь? Шерстобитов сказал бы, что тут издревле имела место мощная аномальная зона, и это как-то в названии местности закрепилось. Вокруг таких мест всегда какие-то поверья складываются.

— Я и говорю.

— Лишнее подтверждение его теории. Теперь он не успокоится, пока пришельцев не отыщет. Хотя, если честно, я думаю, если бы они хотели, давно бы дали себя найти. Они, может, вообще давно уже тут окопались — притворяются людьми.

— Так просто не окопаешься, — резонно возразила Варвара, — документы нужны, справки, прописка…

— Кино, что ли, не смотришь? Документы у них в порядке. Обычных наших граждан документы — которых они убили… или к себе забрали. А сами приняли их облик. А если мы разгадаем их страшную тайну, нас уберут. И тоже своих вместо нас подставят.

— Хватит меня пугать, Темка, и так тошно!

— Но ведь логично, согласись. Видишь Катерину? Вот тебе и пришелец. А что? Живут они уединенно, на отшибе. Никто их близко не знает, никто подмены не заметит. Сама видишь, приезжих они сторонятся… Ты думаешь, она стирать идет? Это не таз с бельем у нее в руке, это радар. А белье так, для прикрытия.

— Ладно, — сердито сказала Варвара, — хватит дурака валять. Добрый день.

— День добрый, — тихонько отозвалась Катерина.

Она опустилась на колени, вывалив на мостки груду белья, выбрала оттуда простыню и, склонившись, стала полоскать ее в воде. Юбка облепила круглые ягодицы — Артем виновато отвел взгляд. Фигура ладная, крепкая, ничем не хуже, чем у эмансипированной дочери.

Выполоскав полотнище, женщина с неожиданной силой отжала его, бросила на мостки, взялась за следующее. Постепенно груда белья в тазу уменьшилась, а на мостках — увеличилась. Катерина распрямилась, держась ладонью за спину, отбросила со лба выбившуюся из-под платка светлую прядку.

— Намаялась… — пожаловалась она негромко скорее самой себе, чем им, — вот, в той же Чупе у баб машины эти стиральные — заложишь белье и гоняй чаи сколько хочешь. А тут — крутись без конца…

— Так вы бы в Чупу перебрались, — посочувствовала Варвара.

Та вздрогнула и, вновь упершись взглядом в мокрые доски, поспешно ответила:

— Нам и тут хорошо…

— Не скучно?

— Не, — отозвалась она, — летом скучать времени нет… огород, потом черника пойдет, брусника, клюква… Зимой вот, тоскливо немножко.

— Да уж.

— А что делать-то? Не хочет Иван в город. Чего, говорит, там не видел… вот, Альку удалось пристроить… так опять же, куда девке без глазу? Иван говорит, больше не пущу! А вы бы ехали отсюда… Тоска тут одна, ничего больше. И этот, который все с какими-то железками бегает, вы ему скажите — не Божеское это дело! К добру не приведет.

Она с силой выкрутила последнюю простыню, сгребла белье в охапку, кинула в таз, уперев его в крутое бедро и, придерживая рукой, направилась к сходням.

— Ты куда это смотришь? — поинтересовалась Варвара.

— Туда и смотрю, — честно ответил Артем. — Красивая, — вздохнул он тихонько. — А вон и отец Федор пожаловал. Ты гляди, это он ее караулит!

Федор сидел на берегу, на выброшенной на берег коряге — при виде Катерины он поднялся, отбросил окурок в траву и заступил ей дорогу.

— Слышь, баба, — сказал он хрипло, — кобель-то опять выл всю ночь кряду…

Катерина отчетливо вздрогнула, прижала к себе таз обеими руками, попыталась, было, обойти мужнина брата стороной, но тот вновь шагнул ей навстречу.

— Ну, чего молчишь? Сказать неча?

— А ты с Иваном поговори, — вздохнула Катерина, — он тебе и скажет.

— Че он скажет? Вон, Мишка прибег, глаза на лбу, пошептал Ваньке на ухо — и где твой Иван? Сидит, ружжо чистит… Оприкосила ты Ваньку, ведьма, нашла себе заступника… Жизнь ему поломала… И мне — через него.

— Что такое оприкосила? — шепотом спросила Варвара.

— Кажется, сглазила — так же тихо отозвался Артем.

— Водка тебе жизнь сломала, а не я, — вполне резонно возразила Катерина. — Дай пройти.

— Не будет тебе ходу. — Он схватил ее за плечо, и Варвара вздрогнула, словно сама ощутила хватку его корявых пальцев.

— Сказано, пусти, — в голосе Катерины появились странные звенящие нотки. — Пусти, не то пожалеешь.

— А ты мне не грози! — он, казалось, лишь сейчас заметил Варвару с Артемом. — Чего уставились?

— Оставьте ее в покое, — негромко сказал Артем.

— Ишь ты, — недобро усмехнулся Федор, — еще один заступник! Умеет их порода мару навести… Что старая, что молодая — вот суки знатливые! А ты ему расскажи, что тогда на меженник приключилось…

Женщина выронила таз, отчего белье рассыпалось по мокрой траве, прижала руку к губам.

— Все это павесть, Федя, — шепотом проговорила она, — наговоры одни…

— Слухи? Сколько домов в деревне было! Сколько семей? А ноне че? Устьяне кто жив, со страху разбежались, повсюду навь одна, живете одинако, света белого не видите, Ванька сам озверел, на брата родного бросаться стал, а она все — наговоры… Да я тебя, суку…

— Темка! — предупредила Варвара, но Артем уже поднялся и нелепо загребая ногами в больших, не по росту сапогах, оттеснил перепуганную Катерину и встал перед Федором.

— Пожалуйста, — сказал он неубедительно, — уймитесь. Вы ее пугаете.

Голос пролетел над темной водой и поник.

— А ты не лезь, щенок!

— Артем!

Он увидел занесенный над собой кулак, а больше ничего увидеть не успел. Варвара, вроде бы вскрикнула — или это кровь визжала у него в ушах, Федор вдруг оказался на земле, грудой нечистого тряпья, а он колотил, колотил в чужое лицо, потом в спину, слепо, механически, никак не мог остановиться…

— Уйми, — Катерина прижимала кулаки к губам, — да уйми же ты его!

— Артем, пожалуйста!

Он остановился с занесенной в воздухе рукой, на пол-ударе.

— Пойдем… пожалуйста, пойдем…

Варвара схватила его за локоть, потащила. Он дал себя увести, но шел, оборачиваясь. Федор никак не мог подняться, ворочался, что-то хрипел. Катерина собрала белье и, не оглядываясь, побежала к дому, оскальзываясь на мокрых сходнях.

— Он же пьяный, Артем… Зачем же ты так? Нельзя так.

Мало нам, тоскливо думала она — между собой передрались, так еще и с местными цапаемся. Анджей с ветеринаром петушиные бои устроили, а теперь и этот дурачок с катушек съехал. Как сказал бы Пудик, типичная переадресованная реакция — наверняка мечтал красиво дать в морду Анджею, вот и врезал!

Артем, наконец, разжал кулаки.

— Опять я сделал что-то не то? — спросил он тоскливо.

Варвара поджала губы.

— Да черт его знает. Может, они тебя теперь уважать будут — кто этих местных поймет?

Он вздохнул, виновато увел взгляд.

— Между прочим, — добавил ни с того ни с сего, — Кемереть у мари и чувашей — злой дух, или место где он обитает.

— Так кто прав? — отозвалась Варвара. — Ты чего, Бардакушка?

Бардак вылез из-под сходней. Вид у него был жалкий, хвост поджат.

— Что ж ты выл ночью? — Варвара потрепала серый загривок.

Бардак тяжело вздохнул, выскользнул из-под руки и затрусил прочь вдоль берега. Несколько раз он оглянулся, как бы приглашая следовать за ним, но потом, убедившись в непонятливости двуногих, пустился энергичной рысью и исчез из виду…

— Кемереть, значит? Послушай, а что он такое про Катерину говорил?

— Говорил, что она ведьма, — печально ответил Артем.

Прилив зализывал пустоши, оставленные малой водой, скрывая под собой блестящий ил, в котором шевелились ядовито-желто-фиолетовые морские звезды. Створки раковин открывались и закрывались, словно сотни маленьких ртов.

Бледно-розовые лбы валунов поросли коростой лишайников, в морщинах застрял мох. Пудик потянул носом.

— Горелым пахнет.

Прогоревшие уголья были присыпаны землей. Пудик присел на корточки, потыкал в них щепкой. Потянуло сырым прогорклым дымом.

— Со вчерашнего дня киснет, — заметил он.

— Так, — Шерстобитов постучал пальцами по планшетке, — Я тут вам разметил. Вот от той сосны, через каждые пятьдесят метров. С поверхности и с глубины пятьдесят сэмэ. Если получится. Место отбора колышками отмечайте. По четыре кубика грунта, в пробирку засыпать, пробкой заткнуть и лэйбл наклеить. Дату на каждом, квадрат, точку и глубину, где пробы взяли. А я пока с рамкой похожу.

— Давай-давай, — согласился Пудик, — камлай…

— Со мной пойдешь, — Шерстобитов зажал в свободно согнутом кулаке рамку, покачал ее мизинцем свободной руки, — они тут и сами разберутся. Провешивать будешь.

Шерстобитов сделал несколько шагов, вытянув руки перед собой и переступая на негнущихся ногах. Рамка свободно болталась при каждом шаге.

— Ну что? — с любопытством спросил Пудик.

— Никогда не мешай оператору, — раздраженно отозвался Шерстобитов, — откуда я знаю — что? Активная зона. Но мы на периферии стоим. А центр где-то там…

Он начал поворачиваться на месте, держа рамку на отлете.

Пудик с преувеличенной серьезностью наблюдал за ним, прикусив губу, чтобы не хихикнуть.

Шерстобитов, наконец, остановился — верхняя перекладина Г застыла, обращенная к лесу.

— Мы, значит, туда, а вы тут кончайте с грунтом…

— Не боишься? — а то ка-ак выйдут на контакт!

— Они еще никому вреда не причинили. Это мы сами себя пугаем.

Вытянув перед собой руку с болтающейся рамкой и высоко поднимая выпрямленные в коленях ноги, он двинулся к кромке поляны, исчез между стволами.

— Вот это да! — восхитился Пудик, — В цирк ходить не надо! Ладно, я пошел. А то его надолго оставлять нельзя — заблудится, или в болоте утонет…Карту держи! Генштабовская, не кот начхал!

— Ладно, — Артем со вздохом проводил взглядом крепкую спину Пудика, — давай от той сосны.

— Веришь во все эти глупости? — поинтересовалась Варвара, потянув за язычок рулетки. Язычок щелкнул и втянулся обратно.

— Нет. Но все надо делать, как положено.

— Тогда я лучше шагами промерю, — предложила Варька, — человеческий шаг в среднем равен метру. Ну ее, эту рулетку.

Артем поразмыслил, потом устало махнул рукой.

У четвертого колышка Варвара остановилась.

— Устала? — Артем затолкал грунт в очередную пробирку. — Давай, ерунда осталась.

— Там!

Артем, по-прежнему сжимая в руках штатив, бросился к ней.

— Опять, — прошептала Варвара, выставив перед собой колышек.

Кусты с натугой разорвались, и в проеме появилась залатанная штормовка Меланюка.

— Игорь Оскарович! — Варька разжала ладонь и колышек укатился в траву, — Вы нас искали?

— Не то, чтобы очень. Но там Лера, кажется, очень хотела с Анджеем наедине поговорить. Да и сердце, вроде, отпустило. Вот я и решил — догоню вас. По верху срежу.

Он сердито потер исцарапанную руку.

— А где Вадим? Саша где?

— Ушли они. Рамка куда-то повела. Сказали, недалеко.

— А это, значит, и есть тот костер?

Какое-то время молча оглядывал вытоптанную землю, пошевелил ногой угли. Потом решительно двинулся к ближайшей насыпи валунов.

— Погодите-ка минутку…

Постоял, словно прислушиваясь к чему-то.

— Не поможете?

Артем, пыхтя от натуги, отвалил камень, и Меланюк, мягко отстранив его, опустился на колени, заглядывая в образовавшуюся пещерку.

— Тайник он тут себе устроил. Снаряжение прячет.

— Бензином пахнет, — заметил Артем.

— Паяльная лампа тут у него. Значит, не беглый.

— Почему?

— Да просто по логике вещей. Откуда у беглого паяльная лампа. Что это у вас, Артем?

— Пуговица? — Варвара заглянула ему через плечо.

— Непонятно.

Меланюк осторожно потер большим пальцем — под слоем сажи что-то блеснуло.

— Серебро? Старатель? Здесь драгметаллы водятся?

Меланюк пожал плечами.

— Когда-то пытались вести разработки — впустую, по-моему. Я даже, признаться, думал, что это так, для отвода глаз… что тут где-то выход урановых руд неподалеку…

— Ну а этот — нашел, — удивлялась Варвара, — надо же!

— Не знаю, — Меланюк уронил руки на колени и уставился в пространство, — не думаю… тут что-то другое…

Он запнулся и расстегнул воротник штормовки.

— Что, Игорь Оскарович, опять?

— Ничего, Артем, бывает… сейчас пройдет… слишком быстро шел, наверное…

— Эй! — раздался голос откуда-то из леса, — все сюда!

— Серебро? — Шерстобитов задумчиво поскреб пальцем черную горошину, — занятно… А вы поглядите, что я нашел!

Он широким жестом обвел поляну. На фоне темной ели белел покосившийся крест с парой поперечных перекладин.

Пудик оставался спокоен.

— Могила как могила. Старовера какого-то. Непонятно, почему на отшибе.

— Не в том дело, — с досадой сказал Шерстобитов, — Видел? Рамка повернулась, чуть из рук не выскочила! Центр аномалии — могила эта! Я на поляну вышел, она как рванет… Крутнулась несколько раз -и прямо сюда!

— Да ты как могилу увидел, мышцы сами отреагировали…

Шерстобитов покачал головой.

— Только не у меня. А погребение нужно бы вскрыть. Я, разумеется, далек от мысли, что тут нечеловек захоронен, но, возможно, какие-то артефакты…

Пудик сжал кулак.

— А это видел? Вот этот артефакт? Ты знаешь, что с нами местные сделают, если мы могилу разроем? Фокс Малдер недоделанный!

Шерстобитов сдался.

— Ладно. По возвращении на базу опросим Угрюмовых. Ветеринара опросим. А пробы возьмем. Давай пробирку, Кобринский. И шпатель.

— Я все там оставил, — смутился Артем, — Ты так кричал…

— Вот они, ваши пробирки, — Меланюк присоединился к остальным, осторожно поставил на землю коробку со штативами…

— Зачем, я бы сам сбегал… Как вы, Игорь Оскарович?

— Уже лучше, Артем, спасибо… Я же говорил, пройдет.

Шерстобитову не было никакого дела ни до появления Меланюка, ни до его самочувствия. Опустившись на колени, он осторожно отколупнул шпателем щепотку грунта у подножия креста.

— Могила в устье Керети, — задумчиво проговорил Меланюк, — Надо же… Тут по преданию поп Варламий убитую жену похоронил. Она ему изменила с каким-то скандинавом, фарлафом по-ихнему, он ее и убил. А потом положил в лодью, поставил парус и уплыл в море. Долго плыл, любовался на ее прекрасное лицо, колыбельные песни ей пел… пока где-то тут к берегу не причалил. Отпел, похоронил… а сам неподалеку скит построил.

Он усмехнулся.

— Впрочем, по другой версии он так к берегу и не причалил. Вечно плавает по Северному морю, вечно любуется на прекрасный лик своей жены. Как туман с моря идет, значит, Варламова лодья где-то поблизости.

Он осторожно провел ладонью по сухому, неожиданно теплому дереву.

— Впрочем, это давно было. В шестнадцатом веке. Так что это наверняка не та могила. Погодите-ка…

1899— 1934 -надпись была сглажена не столько временем, сколько дождем и ветром.

— Ты гляди, — заметил Пудик, — совсем молодым умер!

— Почему ты думаешь, что это он, — обиделась Варвара, — а может, она?

— Не знаю… почему-то так подумалось… а фамилия?

Меланюк вновь мягко провел пальцами по поверхности доски.

— Ба…Баже… нет, не прочтешь. Но я думаю, Баженов либо Баженин. На Севере это распространенные фамилии.

— Порядок, — Шерстобитов аккуратно упаковал пробирки, — можно двигаться.

— Домой, — уточнил Пудик, — а то так и будем до ночи по кустам шарить.

— Не веришь, значит, в уфологию? — спросил Артем.

— Всю эту уфологию спецслужбы запустили — для отвода глаз. Тут испытания проводили… а потом людям зеленые человечки мерещатся.

— В принципе я согласен. Но вот скажи — как он на могилу вышел?

— Откуда я знаю? Тропа вывела… и вообще — при чем тут тарелки? Могила — она и есть могила. Он бы кого — пришельца откопал? Мертвяка бы и откопал. Почва торфяная, он, может, и не разложился даже. Может, в таких вот местах и остается, типа, остаточный след от сильных эмоций. Люди-то хоронили… плакали, убивались. Он это и засек, Чингачгук наш…

— Интересно, — задумался Артем, — а на той, другой могиле?

— Так он же говорил, — степенно пояснил все помнивший и все замечавший Пудик, — там тоже центр. Аномалии. Кольцевой. И вообще — это братцы мои, не триллер. Это хоррор. Вон, лунища какая!

Огромная, багровая луна с чуть бугристыми краями повисла над морем. Один край был чуть-чуть срезан. Если буквой Р, вспомнила Варвара, то растет. Если буквой С, то стареет. Луна была буквой Р.

— Знаешь, что бывает с теми, кто по кладбищам ночью шастает?

— Они находят зарытые сокровища, — успокоил Меланюк, — а потом живут долго и счастливо…

С угрюмовского подворья доносились голоса. Одинаковые. Казалось, кто-то говорит сам с собой, меняя лишь интонацию. Иван ронял слова веско и негромко, брат отвечал ему возбужденно и невнятно.

— Похоже, — констатировал Пудик, — дядя Федор опять разбушевался.

С подворья, раздраженно хлопнув калиткой, вылетел Иван. Федор брел за ним — пошатываясь, но на вполне приличной скорости.

— Не дам, сказано! — отрезал на ходу Иван — не дам. И не проси.

— Заработанное прошу, — привычно завел Федор. — Мне чужого не нать.

— В октябре выплачу. К Михайлову дню. Как договаривались.

— В Чупу хочу. К вдове поеду. Мне ваше семейство проклятое вот где…

— Какой вдове? — горько сказал Иван, — кому ты нужон? Нешто она, вдова, такую пьянь ждать будет? Укатила она, давно уже на Украину свою укатила.

— И я на Украину поеду. Домик куплю.

— Какой домик? На какие шиши? Ты ж все пропил…

— Вдова даст.

— Держи карман шире…

Угрюмов-первый развернулся и, двинулся к причалу. Со злостью запустив мотор, он дал полукруг и умчался в направлении далеких островов.

Федор растерянно потоптался на месте, потом обернулся.

— А вы чего вылупились? — мрачно спросил он.

Пудик пожал плечами.

— Орешь ты уж очень, дядя Федор…

— Так и ты б заорал… Я в город хочу, ясно? Вдова там у меня.

— Ну и поехал бы.

— Как я поеду? Ванька-то не пущат! Насельно держит! Не хочет бабу свою без пригляду оставлять, вот и не пущат.

Шерстобитов нетерпеливо похлопывал ладонью по планшетке. Сложные отношения Угрюмовых его не интересовали. Его интересовали информаторы, но момент был явно не подходящий.

Артем топтался за плечом Пудика. То ли извиниться за сегодняшнее, то ли сделать вид, что ничего не было. Он выбрал последнее.

Федор, похоже, тоже был из отходчивых. Он, лишь оглядел их, брезгливо прищурившись.

— А вы, значить, на угор ходили. Никого там случаем не встретили?

— Нет, — покачал головой Пудик.

— Значит, такая ваша удача…

Он развернулся и, путаясь в траве, стал подниматься к дому.

— Эх, я стояла у поленницы, у дров,

По угору едет Ваня Королев…

— Пошли, братцы, домой, что ли, — проворчал Пудик, — жрать хочется. Лерка обещала суп сварить.

Варваре тоже хотелось домой. Поесть горяченького и лечь. Сегодняшний рейд ее порядком умотал.

— Ой, — сказал Артем у нее из-за спины, — а это что?

Над лесом, там, куда не доходило молочное сиянье луны, переливались белые столбы света.

— Пульсирует, — заметил Шерстобитов.

Лучи то загорались ярче, то меркли, это походило на подвешенную в небесах светящуюся колоннаду.

— Северное сияние? — предположил Артем.

— Нет, — авторитетно возразил Шерстобитов, — не то время года. И выглядит нетипично. А вот в Пермской зоне такое наблюдали.

— Брось, — отмахнулся Пудик, — это ж север! Тут в любое время года такие штуки бывают.

— Меланюка надо спросить, — примирительно заметила Варвара, — он у нас знаток.

— А где он, кстати?

— Домой ушел ваш Меланюк, — фыркнул Пудик, — как Федора услышал, так развернулся и домой!

— Ну, так и мы пойдем, — обрадовалась Варвара, — а дома спросим.

Из темноты донесся пронзительный, отчаянный крик — кричала женщина. В голосе ее слышался такой страх, что Варвара непроизвольно поднесла руку к губам.

— Господи! — выдохнула она, — это ж Федор! Он ее убивает!

— Кого? — недоуменно спросил Пудик, машинально кладя ладонь на рукоятку ножа.

— Катерину! Он ее ненавидит, вот и убил. Дождался, пока Иван уехал…

— Брось… — попытался возразить Пудик, но сам, оттолкнув Варвару, уже бежал по направлению к изгороди. Крик прекратился, так внезапно, словно кричавшей с размаху вбили его обратно в горло, зато отчетливо слышались тихие испуганные всхлипывания.

— Лерка! Это ты кричала?

Та, задыхаясь, только кивнула головой, так, что заколка свалилась в траву, и темные волосы рассыпались по плечам.

— Ну что ты, — растерянно бормотал Артем, — ну что ты… успокойся… Что стряслось?

— Т-там… — с трудом выговорила Лера.

— Ну что — там? — Пудик, поворачивая круглую голову на крепкой шее, настороженно вглядывался во тьму, — говори по-человечески…

— З-зверь, — выдохнула Лера.

— Какой зверь? — переспросил Артем, — погоди… тебя кто-то обидел? Этот…— Он явно собирался сказать что-то малоприятное относительно Анджея, но удержался.

Благородным хочет быть, подумала Варвара.

— В-выскочил на меня из-за изгороди, — Лера поднесла белую руку к горлу, умоляюще глядя на Артема, — и смотрит на меня… Глаза желтые… нет, зеленые… нет, желтые! И горят так страшно!

И все она врет, тоскливо думала Варвара. Ей завидно, что мне вчера что-то померещилось, она и это решила отобрать.

— Лера, — спросила она ядовито-ласковым голосом, — а что ты вообще на улице делала?

Лера перевела дыхание и не менее ласково отозвалась:

— Так… прогуляться вышла.

— Не иначе Андрюху искала, — сквозь зубы проговорил Пудик. — Ладно, пошли, поглядим, что там за волк такой. Давай-ка, Варвара, проводи ее к дому, и ты, Темка, с ними. А мы с шефом к Угрюмовым заглянем. Предупредить их надо. Кстати, Анджей дома?

— Нет, — шепотом ответила Лера.

— Ну, так и его поищем. Давайте, бабы, шевелитесь, пока туман все не накрыл. Вон, аж стеной идет!

Варька скептически наблюдала, как Артем с преувеличенной решительностью взял Леру за локоть и повлек к дому. Та, разумеется, не сопротивлялась — держалась, как слабая и испуганная женщина при сильном мужчине. Защитнике. Артем, показалось Варьке, даже стал выше ростом.

С моря шел туман.

Он наползал сплошной непроницаемой войлочной стеной, заглушая все звуки.

Варвара обернулась — там, в доме на холме, куда еще не достиг туман, приоткрылась дверь, на черную землю легла медовая полоска света…

Она сделала еще шаг, и сырое полотнище тумана облепило ей лицо.

Впереди глухо шлепали шаги.

Внезапно она резко остановилась.

— Вот он! Опять! — выкрикнула Лера высоким, звенящим от напряжения голосом.

— Да ты что? — успокоил Артем, — это ж свои!

Лера нервно рассмеялась.

Меланюк слегка задыхался — видно, ему пришлось бежать от самого крыльца, а закалка была уже не та…

— Что у вас случилось?

— Я видела что-то такое… — жалобным голосом маленькой девочки пролепетала Лера, — страшное…

— Что?

Голос у Меланюка был встревоженный. Он все еще чувствует себя ответственным за остальных, подумала Варвара. Старая школа!

— Оно выбралось из кустов. Посмотрело на меня.

— Не человек? — удивился Меланюк.

— Нет!

— Собака? Какое-нибудь животное? — Меланюк постепенно успокаивался.

Людей он боится, думала Варвара. Животных не боится. Правильно, в общем.

— Оно было большим! — пустилась Лера в смутные описания, — просто огромным!

— Туман часто искажает пропорции, — трезво заметил Меланюк.

— Тогда еще было видно.

Меланюк остановился у калитки, вглядываясь в ночь

— Заходите в дом, и поскорее. А остальные где?

— Анджея ищут, — пояснила Варвара, при полном молчании спутников.

— Угрюмовым сказали?

— Да.

— Тогда вы устраивайтесь, а мы с Артемом тоже пойдем. Фонарик только надо взять.

Он вновь замер, настороженно прислушиваясь.

— Кто-то идет.

— Привидение! — охнула Варвара.

По улице меж темными домами, раздвигая клубы тумана плыла белая фигура.

— Это же Катерина, — облегченно вздохнул Артем.

В белом платке и полотняной блузе, Катерина, казалось, испускала свой собственный бледный свет (наверное, это у них фамильное, подумала Варвара), приближаясь к ним своей бесшумной, скользящей походкой.

Она чуть задыхалась, и оттого голос ее звучал немного прерывисто, точно от испуга.

— Вы Альку не встречали? — спросила она, обводя их тревожным взглядом, — Пропала куда-то… а Федор, как ваши прибежали, взял ружье и ушел. Ярится он — а ну, как пальнет в кого спьяну.

— Вообще-то, — виновато сказал Меланюк, — я думаю, она с Анджеем. Ну, так… дело молодое. Идите домой, мы ее приведем.

— Я… не хочу домой, — она дернула за уголок платка, стянутого узлом под подбородком, — с вами пойду. Боюсь я в доме одна сидеть… Вот если б Иван… Так он на рыбзавод поехал, дежурство у него.

— Ладно, — Меланюк пожал плечами.

Он предпочел бы обойтись без Катерины — и вовсе не потому, что Лера кого-то там увидела.

Дом стоял огромный и пустой — из сеней дохнуло сыростью. Меланюк пошарил рукой по стене, отыскивая выключатель. На мокрое крыльцо лег квадрат тусклого света.

— Ну, вот, — бодро сказал Меланюк, сбегая со ступеней и зажигая фонарик, — мы пошли. А вы, девочки, закройтесь, и сидите дома. Договорились?

— Договорились, — кивнула Варвара. С Лерой наедине ей оставаться не хотелось. Впрочем, та, кажется, забыла о том, что произошло утром. Или сделала вид, что забыла.

— Я боюсь, — жалобно сказала Лера.

— Нечего бояться. Никто вас тут не тронет.

— Еще что случилось? — настороженно спросила Катерина.

— Нет, — покачал головой Меланюк, — нет. Просто Лере что-то померещилось. Это все туман…

— Я видела его вот как вас сейчас, — обиделась Лера, — огромный зверь.

Катерина глядела в никуда огромными глазами — в темноте они казались черными.

Она порывисто, как-то судорожно вздохнула.

— Выходит, Он воротился, — тихонько сказала она, — пришло Его время…

— Он? — Меланюк говорил мягко, точно с ребенком… — Кто — он?

— Нешто не слыхали? — удивилась Катерина (и почему у нее всегда такой виноватый голос, гадала Варвара). — Он уж приходил однажды… как раз, на меженник… Он всегда приходит на меженник.

— Если это действительно волк, — успокоил Меланюк, — он не нападет. Волки сторонятся людей.

— Они тоже втроем были, — прошептала Катерина, — жена его и доньки. Он подале пошел, к озеру, все рисовал его, рисовал. А та не захотела, темно там, говорит. Душно. Гнетет, мол, меня что-то. Они и остались на поляне. Ну, видно, и позабыл о времени, а когда прохватился — их, мол, давно не слышно… Может, думал, притулились где… побежал… Вскорости и нашел. Она, видать, донечек затулить пыталась — руками… жилы наружу так и торчат, как веревки рваные… в один час поседател.

— Это мог быть и не волк, — неуверенно сказал Меланюк, — во всяком случае… что показала экспертиза? Их же кто-то осматривал?

— Какая там экспертиза… Ванька справку выписал… Печать поставил. Рыбсовхозную. И Мишка расписался, потому как специальность у него. Жара стояла, уж такая в тот год была жара… нельзя было их держать…

Она помолчала.

— Схоронил их, и уехал. Все бросил… ящик этот свой, паволоки, вапы — голубец, ярь… все осталось… Красиво он малевал — все верес да озеро, то на всхожем солнце, то на закатном… так они в доме и стоят, картины.

И добавила, явно смирившись с неизбежным:

— А вы Альку вон в том зароде поищите, может, они там притулились…

— Ладно, — сказал Меланюк, — пошли, посмотрим. Надеюсь, они нас извинят за назойливость. Что вы стоите, девочки, идите домой — слышали, что она рассказывает?

— Так это ж когда было! — возразила Варвара.

— Неважно. Никому не открывайте, кроме нас. Федору тоже, если будет стучаться — он, мне кажется, немного невменяем сейчас…

— Он всегда такой, — шепотом сказала Катерина — как луна межонная приходит. Допреж все жмет в себе, все терпит, а тут места себе не находит, все бродит по деревне, глазами сверкает…

— Всегда? Слабое утешение, — заметил Меланюк. — Ладно, пойдемте. Надеюсь с ними все в порядке, с молодыми. Пошли, Артем.

Катерина сделала несколько шагов, мелко перебирая ногами, потом обернулась. Глаза ее блеснули алым в свете фонарика.

— Написал Ванька в той справке, что, мол, волк шалит, — сказала она горячим шепотом. — Так соврал он…

— Что? — недоуменно переспросил Меланюк.

— Не волк это был. Это Хозяин приходил…

— Ясно, — Меланюк увлек ее под руку, — пойдемте. Не надо им сейчас ничего такого рассказывать. Они и так напуганы…

Они двинулись по косогору, постепенно растаяли во тьме. Лишь платок Катерины да белая рубаха какое-то время светились, точно ловя свет затерянной в тумане луны.

Найдут они Анджея, — уныло думала Варвара. И Авку найдут. То-то Катерина обрадуется.

В горнице было пусто. На печке остывала обернутая ватником кастрюля. Лера, похоже, честно отдежурила свое.

Так мы и не пообедали, — подумала Варвара. Ей вдруг страшно захотелось есть, но как-то неловко было — все бегают, беспокоятся, а она сидит, суп наворачивает.

— Есть хочешь? — спросила она на всякий случай.

Лера укоризненно взглянула на нее.

— Как ты можешь? Они там в темноте, мало ли что…

Точно, сказала себе Варвара, так я и думала.

Она уселась за стол, подперев щеку рукой и стала смотреть в окно. За окном была совершеннейшая темень. Лера тоже уселась на расшатанный стул, опасно охватив руками колени.

— Неужели ты вот на столько не волнуешься? — спросила она с явной укоризной в голосе.

— Так ведь что, собственно, стряслось? — вздохнула Варвара, — ну, померещилось что-то. Вчера — мне. Сегодня — тебе.

Если и вправду померещилось, — подумала она.

— Мне не померещилось, — вскинулась Лера.

— Нет так нет, — у Варвары не было сил спорить.

Лера нервно оглянулась. На картине над ее головой медленно плыло светящееся озеро.

— Как ты думаешь, а если он пробрался в дом?

Убрать бы ее, что ли, эту картину, думала Варвара. Ужасы какие!

— Федор? — удивилась она, — зачем?

— Я не о Федоре, — Леру непроизвольно передернуло. — Этот… зверь… ты бы видела, какие у него глаза! У него внимательные глаза!

Господи, подумала Варвара, час от часу не легче. Все как с ума посходили. Свет тут какой-то такой особенный, что ли…

— Глаза ты разглядела, — кисло сказала она, — а кто это был, не разглядела. Так, выходит?

Лера молча пожала плечами.

Варвара продолжала сидеть, с тоской глядя на кастрюлю, и одновременно прислушиваясь к тишине за окном. Интересно, думала она, что там стряслось такое?

Вот решили Анджей с Авелиной посидеть в укромном месте, думала она — ну, скажем, в стогу! И тут — волк! Огромный-преогромный. Анджей выхватывает огромный заостренный сук, и кричит: Беги!. И, с размаху, волку в пасть! А тот в это время терзает ему грудь когтистыми лапами. И когтем по сонной артерии — раз! Кровь хлещет, до больницы не довезли, Авелина плачет, все плачут. Хороший, говорят, был парень, жаль мы его не ценили! А Лера, приехав в Москву, до конца жизни всем рассказывает, как красиво погиб Анджей, защищая ее, Леру, от лютого зверя.

Или нет — Беги! кричит Анджей, и сам бросается бежать. Авелина падает… она, наверное, туфли-лодочки надела… А он проносится мимо нее, пока она пытается подняться, совершенно беззащитная, руки-ноги скользят по траве, и вот уже смрадное дыхание… Тьфу ты, что такое в голову лезет! Это потому, что жрать хочется.

— А ты что на обед приготовила? — шепотом спросила она.

Лера не удостоила ее ответом.

На крыльце раздались шаги. Варвара подняла голову.

Что— то тяжело ударило о доски крыльца.

— Откройте, свои!

— Меланюк! — Варвара протопала в сени, отодвинув щеколду.

— Ну что, Игорь Оскарович?

Штормовка Меланюка потемнела от росы, колени были испачканы зеленью.

— Все в порядке.

— А… Анджей? — она оглянулась на Леру, которая так и не повернула головы.

— Нашелся Анджей. Оба нашлись.

Из темноты раздались оживленные голоса — возвращались остальные.

— Все целы? — крикнула Варвара.

— Да что с нами сделается? — фыркнул Пудик, проходя в сени и стаскивая сапоги, — мы сами страшные! Пожрать ничего не найдется?

— Найдется! — обрадовалась Варвара, водружая на стол кастрюлю.

Дом наполнился голосами, отчего даже казалось, что в горнице прибавилось света. Или это оттого, что за окном была уж совсем сплошная чернота?

— Лера как? — шепотом спросил Артем.

Варвара дернула плечом.

— Как всегда.

Анджей сосредоточенно наполнял свою тарелку. Варвара заметила, что остальные его заметно, хотя и ненавязчиво, сторонятся. Бойкот, что ли устроили? Детский сад, ей-богу!

Впрочем, и друг с другом они почти не разговаривали. Молча поели, молча принялись за остывший чай. Шерстобитов, наконец, отодвинул кружку, оживленно потер руки.

— Так. Пока все не разошлись. Нам надо обсудить диспозицию на завтра. Если мы выйдем с рассветом…

— Никуда мы с рассветом не выйдем, — Меланюк, который сидел, уперев взгляд в стол, поднял голову, — завтра мы собираемся и уезжаем, Вадим. Как можно раньше. Я поговорю с Кологреевым.

— То есть, как — уезжаем? — Шерстобитов ошеломленно смотрел на него.

— Так и уезжаем, — твердо сказал Меланюк.

— Ну, нет! — Шерстобитов покачал головой, — у меня план. Расписание работ.

— Нет у вас никакого расписания, Вадим. Все это — имитация. Сотрясение воздухов

— Что за ерунда, — обозлился Шерстобитов, — изыскания…

— Да какие это изыскания? Любительская беготня. Впрочем, если и так, то для своих изысканий вы выбрали, похоже, неудачное место.

— Да это лучший участок из всех, что мне попадались, — Шерстобитов явно не понимал, в чем дело, — аномальная зона…

— Вадим, вы же не хуже меня понимаете, что это недоказуемо.

— Предварительная оценка показала, что место перспективное, — упорствовал Шерстобитов, — мало того… тут наблюдаются вполне показательные феномены. Я не говорю уж о показаниях Кологреева, но взять, например, это свечение, которое сегодня все наблюдали…

— Какое еще свечение? — устало сказал Меланюк.

— Сегодня, в восемь двадцать пять по московскому. В северной стороне неба.

— А, — отмахнулся Меланюк, — это вы про то северное сияние? Я его тоже видел. Ну и что?

— Видишь, Вадька, — с явным удовольствием вступил Пудик, — специалист говорит!

— Значит, он никакой не специалист!

— Вадим, — терпеливо продолжал Меланюк, — это было самое обычное северное сияние. Оно летом бывает таким… неярким… Я ж не первый раз его наблюдаю.

Шерстобитов заметно погас. Потом вновь воспрянул.

— А свидетельство Москвиной? И Кабыш? Поочередно наблюдавших некий феномен.

— Я ничего не знаю про феномен, — поморщился Меланюк, — но отсюда надо уезжать. И немедленно.

Он умоляюще обвел глазами сидящих за столом.

— Поверьте моему опыту.

— А что? — кивнул головой Пудик, — у бывалых походников наверняка есть что-то вроде шестого чувства. А, Шерстобитов?

И зачем он его подначивает, грустила Варька. Опять ради изучения конфликтов в изолированной микрогруппе?

Шерстобитов поджал губы.

— Я уважаю ваше мнение, Игорь Оскарович, — он с грохотом отодвинул кружку и встал, — но хочу напомнить, что руководитель экспедиции — я. И я принимаю окончательное решение. Так вот. С учетом всего сказанного, завтра с утра продолжаем исследования. А сейчас я хочу опросить Москвину. Она, возможно, видела что-то такое, чего и сама не осознала до конца. И ты, Кабыш, останься. Поскольку ты тоже наблюдала. Остальные, если хотят, могут быть свободны. Все.

— Ты делаешь большую ошибку, Вадим, — печально сказал Меланюк.

И, не глядя ни на кого, вышел из комнаты.

— Посмотрим… — сказал Шерстобитов ему вслед.

Он достал из кармана диктофон, включил, выключил, постучал пальцем.

— Не работает, — пробормотал он.

— Батарейки смени, — посоветовал Пудик.

— Вчера менял.

Он покрутил диктофон в руках. При этом, отметила Варвара, явно не слишком огорчился.

— Что лишь подтверждает мою правоту, — сказал он наконец, — обычное явление для таких вот аномальных участков.

— Фонарик работал, — напомнил Артем.

— Ну, — уверенно отозвался Шерстобитов, — это не надолго. Ладно, — он извлек блокнот, — обойдемся и так. Слушаю тебя, Москвина. Или нет, давай так — я буду задавать вопросы…

— Теперь ты, — Шерстобитов обернулся к Варваре.

— А что — я? — Варвара растерянно пожала плечами, — я ж говорила. А вы мне: показалось, показалось…

— Неужто вы не поняли? — благодушно согласился Шерстобитов, — вам действительно показалось. И тебе, и ей. Что совершенно закономерно. Тут на редкость мощная аномалия. Поэтому люди с особо чуткой нервной системой могут здесь страдать наведенными галлюцинациями.

Лера прерывисто вздохнула. Наверное, ей приятно, что у нее особенно чуткая нервная система.

— Черную Собаку вы видели. Обычное дело.

— Обычное? — возмутилась Варвара.

— Разумеется. Суррейскую Пуму, Пакова Лешего, Старого Шока — называй как хочешь, — методично пояснял Шерстобитов, — Нечто, что бродит по ночам заброшенными дорогами… Вызывающее необъяснимый ужас. Свидетели отмечали, что при виде этого фантома у них кровь стыла в жилах. Недаром вы так перепугались.

— Это в Англии водятся паковые лешие, — непреклонно возразила Варвара. — И у меня совершенно нормальная нервная система.

— Они водятся везде. В частности, у кладбищ, перекрестков, заброшенных дорог — иными словами, в аномальных зонах, — буднично продолжал Шерстобитов, — какой-то странный энергетический сгусток, по свойствам близкий к шаровой молнии, но почему-то принимающий форму гигантского животного — большой черной собаки с горящими глазами.

— Глаза я видела! — обрадовалась Лера.

— И что она делает? — Варваре было неуютно, — набрасывается на первого встречного?

— Вовсе нет. Правда, этот феномен не такой уж безвредный — если к ней прикоснуться,

— может парализовать на всю жизнь, а то и убить. Энергетическим импульсом неизвестной природы.

— Значит, горло тем детям не она перегрызла?

— Нет, — согласился Шерстобитов. Он на миг задумался, потом сказал:

— Иногда аномальные зоны странным образом воздействуют на человеческую психику. Он мог сам их убить. Сойти с ума и убить.

— Зубами загрызть? — мрачно спросила Варвара.

— Почему нет? Что такое ликантропия тебе известно?

— Люди-леопарды? — Варька нахмурилась, вспоминая что-то там такое, читанное в детстве про Черную Африку.

— Не обязательно. Про берсеркеров слышала?

— Слышала, — устало сказала она, — знаю, Мухоморы они жрали.

— Не только мухоморы… Сходный эффект может быть вызван действием алкалоидов спорыньи. ЛСД, проще говоря.

— Белены объелись, — пробормотала Варвара.

— Вот именно. Измененное сознание провоцирует ликантропию. Возможно, будит в человеке атавистические начала. Или мощные гипнотические способности. Или и то, и другое.

— Так значит, мы сами во всем виноваты? Нет никаких сверхъестественных сил, никаких волков-людоедов, все мы…

— Смотря что понимать под сверхъестественными силами. Но я полагаю, конкретно в данном случае — да. Есть нечто, что вызывает галлюцинации. И, возможно, умопомешательство.

— И, по-твоему, — взорвалась Варвара, — это лучше? Ты ж погляди, тут все как обезумели.

Она замялась, потом решительно сказала:

— Послушай, Вадим, тогда, может и правда надо уезжать отсюда? И чем скорей.

— Напротив. Мы по счастливой случайности вышли на зону исключительной силы. И я не ошибусь, если…

— Мы встретим тех, чужих?

— Да, — сурово кивнул Шерстобитов. Озабоченно взглянул на часы. Покачал головой.

— Как бы и они не отказали. Батарейка…

— Послушай, — вдруг спохватилась Варвара, — по поверьям — только мужчина способен оборачиваться зверем? Или женщина — тоже?

— Разумеется — тоже. Что за странный шовинизм? Например, существует ирландское предание о священнике. К нему в лесу подошел волк и попросил человечьим голосом исповедывать умирающую, — тоже волчицу. Стоило лишь святому отцу перекрестить ее, она обернулась женщиной… а почему ты спросила?

— Сама не знаю, — покачала головой Варвара.

— Ладно, мне еще пленку проявлять. Поглядим, что оно там такое…

Он нырнул в кладовку, примыкающую к горнице, и захлопнул за собой дверь.

Лера искоса поглядела на Варвару, потом громко сказала:

— Ну, я пошла спать!

Она оглядывалась с какой-то странной надеждой, но никто не стал ни окликать ее, ни задерживать. С мужской половины высунулся Пудик, доброжелательно кивнул:

— Ну, дык, спокойной ночи!

И плеснул себе чаю из термоса.

Лучше это был бы и вправду зверь, — подумала Варвара. От него, по крайней мере, знаешь, чего ожидать.

Она слышала, как наверху захлопнулась дверь.

— Пудик, — спросила она тихонько, — ты зачем Шерстобитова подзуживал?

— Это когда? — удивился Пудик, дуя в кружку.

— Когда намекал, что Меланюк больше разбирается во всяких таких вещах.

— И ничего я не подзуживал, — буркнул Пудик.

— Ты ж их пытался стравить. Хотел посмотреть, что получится?

— Ну, так такую возможность грех упускать, — честно признался Пудик, — конфликт формального и неформального лидера. Вадька, дурак, тут же уперся, как пень!

— А если мы останемся из-за этого его упрямства и с нами что-то случится? Что-то страшное?

— Да что с нами, мать, может случиться? — удивился Пудик, — пять здоровых мужиков! А потом, — он покрутил головой, — я того мнения придерживаюсь, что любое дело нужно доводить до конца. Может, он по-своему и прав, Оскарович, не задалось у нас с этими Угрюмовыми, да и сами хороши. Но по-моему, перегибает он, ты уж прости. Вот так наложить в штаны и смыться? А потом всю жизнь жалеть! Из-за чего? Из-за того, что вам, дурехам, что-то примерещилось?

— Да это меньше всего… — начала, было, Варвара, но тут дверь в каморку распахнулась и в горницу вошел Шерстобитов. В руке он держал мокрую развившуюся ленту пленки.

— Ты что, Вадька? — удивился Пудик, — засветил?

— Она смыта, — мрачно пояснил Шерстобитов. Губы у него тряслись, — Полностью. Кто-то поменял местами растворы.

День третий

Кто— то тряс ее за плечо.

Спросонья ей показалось, что она проспала первую лекцию, и мама будит ее, чтобы быстро впихнуть завтрак и выпроводить на занятия.

— Что? Что еще стряслось?

После вчерашнего стрястись могло все, что угодно — Шерстобитов обвинял Анджея, Анджей отпирался; делать ему, мол, больше нечего, кроме как подливать в бачок фиксаж вместо проявителя. Лера, благородно встав на сторону Анджея, горько подтвердила, что он весь вечер и не заглядывал в дом — сама она, естественно, уверяла, что и не прикасалась к растворам. Заинтересованный Пудик предложил составить график перемещений остальных, сообразуясь с показаниями свидетелей, поскольку все большей частью были друг у друга на виду, Меланюк, выглянувший на шум, пожал плечами и вновь ушел спать. Пожалуй, подумала Варвара, ближе всех к истине, как ни странно, был Анджей, уверявший, что Шерстобитов в запале сам перепутал растворы. Зона контакта влияет на психику, сам же говорил. Шерстобитов с ожесточением отпирался — такое подозрение в непрофессионализме было унизительным. Иногда, впрочем, у Варвары начинали закрадываться сомнения — а такой ли уж Шерстобитов крутой профессионал, каким хотел казаться? В последнее время все выглядело странно нереальным — вплоть до самой цели этой нелепой экспедиции.

— Шерстобитов пропал, — шепотом пояснил Артем.

— Как — пропал? Когда? Ночью?

— Ну, не совсем ночью, так, под утро. Спускайся, только пока Леру не буди. Решим, что делать, тогда и скажем.

Заботится, — подумала Варвара. Уж такая она у нас нежная…

Варвара выбралась из спальника, поспешно натянула свитер, пригладила пятерней взъерошенные волосы.

— Ладно, — она пошарила в наружном кармане рюкзака в поисках расчески, — Ты иди, я сейчас…

Анджей и Меланюк уже сидели за столом. От плиты тянуло жаром, но комната все равно почему-то казалась нежилой. И даже больше, чем раньше.

Артем возился в сенях, все время что-то роняя — рюкзак собирает, подумала Варвара.

— Доброе утро, — автоматически произнесла она, спускаясь по лестнице.

— Не сказал бы, — Меланюк явно провел плохую ночь; глаза красные, воспаленные, он тер их рукой, словно пытаясь проснуться…

— А Пудик где? — спросила Варвара.

— Пошел к Угрюмовым. Ружье одалживать. На всякий случай.

— А который час?

Анджей бросил рассеянный взгляд на запястье и отвернулся.

Всегда мне приходится по нескольку раз переспрашивать…

— Восемь двадцать, — сказал Меланюк.

— Рано же еще. Может, он, как вчера — просто затемно вышел?

Наверняка из-за той пленки, подумала Варвара, хотел опять отснимать свои невидимые сущности…

— Это все из-за той пленки, — тут же пояснил Меланюк.

— Я и говорю, — согласилась Варвара, хотя ничего такого не говорила.

Но Меланюк имел в виду совсем другое.

— Он решил, что кто-то из наших вчера ее уничтожил. Нарочно.

Варвара пожала плечами.

— Это глупо, по-моему.

— Тем не менее. Поэтому он и пошел один. Сказал, что никому больше не доверяет.

— Ну, так он просто вернется попозже… Почему вы думаете, что он пропал?

— Анджей его видел, — пояснил Артем, высовываясь из сеней.

— То-то и оно, что не видел, — с досадой отмахнулся Анджей, — я проснулся, он собирается, ну, думаю, надо с ним. Уж очень обижается. Да еще эта пленка…

Ага, подумала Варвара, бунт подавлен в зародыше.

— Догнал его во дворе. А он говорит — возвращайся. Запретил сопровождать.

— А почему? — спросил Меланюк.

— Да из-за собаки Баскервилей этой дурацкой! Информационный сгусток, мол, не терпит, когда его боятся — ну, вы же знаете, какие у него идеи…

— И вы так вот бросили его и пошли домой? — брезгливо спросил Меланюк.

— Нет, я ж не настолько… подождал немного, и тихонько пошел за ним. Чтобы он не заметил.

— Ну?

— Какое-то время он держался впереди. Я слышал, как кусты трещат. Потом все стихло… Я боялся себя выдать, затаился, но он так и не показался. Тогда уж я начал звать его. Он не ответил. Побежал. Никого — он словно испарился. Я еще полчаса рыскал кругами, прибежал домой…

— Где это было?

Вот и стал он формальным лидером из неформального, наконец-то, — подумала Варвара.

— У того озера.

— В трясине он утонуть не мог? — предположила Варвара.

Провалился сразу, и все! — с замиранием подумала она, — даже крикнуть не успел.

— Там, вроде, не видно было трясин никаких.

— Если не видно, это не значит, что их нет, — сказал Меланюк, — бывают такие ямы, наполненные водой… В общем, собираемся и выходим. Все вместе. Никто дома не остается, ясно?

Анджей явно мялся, медлил, но потом выпалил, словно пересилив себя:

— А что, если это действительно пришельцы? А мы помешаем?

— Если из-за этого человечество упустит свой шанс, значит, так тому и быть… не в первый раз. Собаку привел, Саша?

— Да, — Пудик вошел в горницу, держа на веревке смущенного Бардака. Тот поджимал хвост и пытался ускользнуть обратно, — еле высвистел. Он у причала в лодочном сарае прятался, выходить не хотел.

— И правильно делал. В инспекции есть кто-то? Из мужчин?

— Иван с островов вернулся, — Пудик откинул капюшон штормовки, — и ветеринар с ним.

— Одностволку ты взял?

— Нет.

— Жаль. Я думал, Иван все-таки отдаст.

— А нету одностволки, — охотно пояснил Пудик, размачивая в чае сухарь, — ее еще вчера Федор забрал.

— А Федор где?

— А хрен его знает!

— Что ж… так или иначе — нужно прочесать лес. Доброе утро, Лера. Собирайте, девочки, поесть чего-нибудь, только быстренько, и выходим. Анджей, там какие-то вещи Вадима остались?

Наверняка, вонючие носки, подумала Варвара, виновато одергивая себя.

— Его что, обучали по следу ходить? — Анджей недоверчиво покосился на дрожащего Бардака, который совсем уж увел хвост под брюхо, — какой смысл?

— Это лайка. Умение идти по следу у нее врожденное.

— Да он не хуже тебя все понимает, — вступился Пудик за жавшегося к его колену Бардака.

Лера молча оглядывала собравшихся. За ночь, к ужасу Варвары она стремительно поблекла, словно иная, глубинная женственность, торжествовавшая здесь, высосала соперницу досуха, превратила в тень, призрак, говорящую куклу.

На нее избегали смотреть.

Один Артем ничего не замечал.

— Шерстобитов пропал, — милосердно объяснил он, — выходим на поиски. Ты это… оденься потеплее.

— Я не пойду, — вдруг быстро сказала Лера, — останусь здесь!

— Все идут, — твердо сказал Меланюк, — больше дома никто один не остается.

— Это вы из-за пленок не хотите? — торопливо произнесла Лера, — думаете, я их смыла? Чтобы отомстить хоть как-то? Потому что все из-за него, все это из-за него, да? Что он привез нас сюда и все пошло не так, да?

— Ничего мы такого не думаем. Собирайся.

— Да шевелитесь же, бабы, — сказал, теряя терпение Пудик, — время тикает!

— Вот, — Анджей держал двумя пальцами мятую футболку, — специально для вашего Мухтара!

— В пакет ее надо положить, — сказал Меланюк, поднимаясь, — в пластиковый. А как выйдем на улицу, дадим понюхать. Может и получится, как знать. Все? Тогда пошли.

Темные фигуры бродили между стволов, то и дело пригибаясь и пропадая в подлеске…

…Бардак доверия не оправдал — понюхав подсунутую под нос майку, неуверенно вильнул хвостом, ткнулся в колени идущим и вновь пристроился рядом с Пудиком, которого явно на всякий случай решил выбрать хозяином.

— Чертова собака, — ворчал Пудик.

— Не отпускай, — сказал Меланюк, — мало ли…

— Да я не отпускаю.

Варвара тащилась следом за Артемом, который, выломав жердину, деловито шарил в густой высокой траве. Тут же шла Лера, все время оборачиваясь на дом, пока он скрылся за деревьями. Шла она, охватив плечи руками, вздрагивая, словно за шиворот капала холодная вода. Варвара поднесла руки к губам и крикнула:

— Эгэ-эй!

Никто не ответил. Даже эхо.

Лера вновь вздрогнула.

— Не кричи так, — шепотом сказала она.

— Ну, так он же заблудился наверно…

— Нет, — все так же шепотом сказала Лера. — Это он. Он его нашел. Нашел и убил.

— Кто — он?

— Зверь…

Плохо дело, подумала Варвара.

— Надо вернуться, — Лера говорила очень убедительно, — запереться.

— А дальше что? Так и просидеть всю жизнь? Может, он ногу сломал, Шерстобитов? И ему помощь нужна.

Никакой на свете зверь

не откроет эту дверь…

— Ничем ему уже не поможешь…

Бардак, который так и болтался на провисшем поводке, вдруг резко дернул куда-то вбок. Пудик шарахнулся за ним. Кусты сомкнулись.

— Сюда! Все сюда!

Меланюк на ходу обернулся.

— Тут подождите, девочки!

Истошный женский визг помешал ему договорить. С побережья сорвалась стая крачек.

Сбитая с толку Варвара заторопилась, было, за Меланюком, но Лера вцепилась в рукав куртки.

Женщина продолжала визжать. Потом так же внезапно замолчала.

Стало совершенно тихо.

Тоненько заскулила собака.

— Шерстобитова нашли? — неуверенно предположила Варвара.

— Не хочу на это смотреть!

Кусты раздвинулись — Варвара машинально стиснула кулаки, но это была Катерина. Она не заметила их — брела, как слепая, платок сбился с головы, открыв светлые волосы…

Остальные сгрудились вокруг чего-то темного, полускрытого пожухлым подлеском. Варвара попыталась подойти поближе, но Артем взял ее за локоть, развернул по направлению к дому.

— Домой. — Сказал на удивление твердо, — не нужно на это смотреть. Давай, уведи ее…

— И пускай на замок закроются, — крикнул Меланюк.

— Нашли? — Варвара почувствовала, как затылок ей покалывают невидимые холодные иголки.

— Нашли…

— Мертвый?

— Мертвый. Только это не Шерстобитов. Это Федор, — Почему-то голос Артема звучал немного виновато. — Он, похоже, с ночи лежит. Уже холодный… ему перегрызли горло…

За спиной у Варвары Лера резко втянула в себя воздух.

— Так я и знала, — пробормотала она и медленно осела на траву.

— Сказал же, уведи ее, — сквозь зубы проговорил Артем. — Хотя нет, я сам вас провожу. Сейчас, только Меланюку скажу…

— А… где Шерстобитов? — тупо спросила Варвара.

— Понятия не имею.

Иван неслышно подошел к ним. Его лицо, скрытое капюшоном дождевика, оставалось в тени. За ним переминался с ноги на ногу Мишка Кологреев. Иван, медленно, как-то механически скинул капюшон, зачем-то провел рукой по волосам, склонился над телом…

— Отвернись, — сказал Варваре Артем. Но она, как загипнотизированная, никак не могла отвести взгляда от беспомощно вытянутой, запутавшейся в траве корявой руки. Пальцы вцепились в мокрую землю.

Иван наклонился еще ниже, вытащил из-под обмякшего тела ружье.

— Федор, Федор… — пробормотал он.

Выпрямился, переломил одностволку, заглянул в казенник. Провел рукой по лицу, словно смахивая водяную пыль. Светлые глаза его стали совсем ледяными.

— Чего уставились? — с ненавистью проговорил он, — уезжайте отсюда. Сряжайтесь и уезжайте.

— Да, — кивнул Меланюк, — но…

— Возьмете мой карбас. До Чупы. Мишка отвезет.

— Не в том дело, — начал, было, Меланюк, — у нас…

Он обернулся.

— Идите, собирайтесь. Уезжаем, как только… все выясним.

И вновь обратился к Ивану.

— У нас тоже человек пропал. Мы его ищем. Если бы вы…

— Пропал — ваша забота, — отрезал Иван. — А со своим я сам разберусь.

И что это тут творится? — Варвару тоже неожиданно начала бить дрожь.

— Может, и Авелину отправите? — крикнула она вслед, — мы ее до Чупы довезем. Или до Петрозаводска.

Иван обернулся. Глаза у него были совсем белые, безумные.

— Она, — сказал он глухо, — никуда больше не уедет.

Он перекинул ружье через плечо и твердым шагом двинулся вверх по косогору. Шел он не к дому, а от дома — лицо у него было застывшим, ничего не выражающим.

Мишка Кологреев, который сидел, опустившись на корточки рядом с телом, поднялся, отряхивая колени.

— Точно, загрызли, — веско заключил он, — вона какие зубищи. Как тогда, на меженник.

— Может, медведь? — с какой-то странной надеждой спросил Меланюк.

— Не-а… Как медведь ломает я тоже видел. Ладно, — он вздохнул, — давай-ка, в избу его затащим…

— На, подержи, а то опять удерет, — Пудик сунул в руку Варваре поводок и начал стаскивать штормовку.

— Хоть голову пристроить, — пробормотал он, — а то еще отвалится ненароком…

Варвара издала непроизвольный звук, и застыла, прижав руку к губам — ей показалось, что на шее Федора открылся второй, черно-алый рот…

Пудик спохватился.

— Вы еще здесь, девки? Ты, вроде их проводить собирался, Темка? Вот и провожай.

— А смысл? — печально сказала Варвара.

— Да, — подтвердил Меланюк, — пожалуй, уже никакого. Давайте. — Раз, два, взяли!

Раздался хлюпающий звук, на брезент выплеснулся сгусток черной крови…

— Я ж говорил, — пробормотал Пудик.

Варвара непроизвольно сглотнула.

Артем оглянулся на Анджея, но тот неотрывно, с каким-то странным выражением лица, глядел на то, что лежало на штормовке.

Лера по-прежнему сидела на мокрой траве.

Артем вздохнул, подошел к ней, потянул за руку.

— Ну, пошли, ну, пожалуйста…

Та покорно поднялась. Слишком покорно.

Варвара сделала неуверенный шаг, обернулась.

— Миш, а куда Иван пошел?

— Да нешто я знаю, — огрызнулся Мишка, — он же свихнулся, Иван. Давно свихнулся. А вы разве не знали?

Как быстро она все устроила! — подумала Варвара.

В чистенькой, устланной пестрыми половиками угрюмовской горнице белела расстеленная на столе простыня, рядом, на лавке стоял таз с водой.

Сама Катерина сидела рядом, чинно сложив руки на коленях. Когда они, неловко потоптавшись в сенях и задевая за углы, внесли тело в распахнутую дверь, она неторопливо поднялась навстречу.

— Сюда ложите.

Все так же неторопливо она подошла к телу, расправила смявшуюся простынь, лицо ее было странно спокойным.

— Ох, Федя, Федя! Уж до чего ты меня не любил, аж сам извелся… все одно… прощаю…

Странная тихая улыбка застыла на ее губах. Варваре стало не по себе.

Откуда-то выскользнула Авелина, стала рядом, точно так же сцепив руки на животе. Смотреть на это почему-то было жутко.

Анджей издал какой-то неопределенный звук, но закашлялся и умолк.

Кологреев мял в руках неразлучную кепку.

— Чего уж там, — пробормотал он, — пошли, что ли.

— Может, вы, это, — пробормотал Пудик неожиданно застенчиво, — может, к нам пойдете? Все спокойней…

Обе одновременно повернули к нему белые лица.

— Нет! — взвизгнула Лера откуда-то из-за спин, — нет! Я с этими не останусь!

— Ну что ты? — Артем обернулся к ней, потом неловко сказал, — вы ее извините, она испугалась очень.

— Не останусь с этими, — продолжала твердить Лера.

— Так мы пойдем? — Артем стал пятиться, увлекая Леру за собой, пока не оказался в сенях.

Две русые головы согласно кивнули.

— Куда Иван пошел, не знаете? — неожиданно спросил Меланюк.

— Так Хозяин позвал, — пояснила Катерина.

— Что? — удивился Меланюк, — ах, да. Хозяин. Ладно, нам нужно идти.

Он с неожиданным достоинством наклонил голову.

— Примите наши соболезнования.

С точки зрения Варвары это прозвучало более чем нелепо.

Уже выходя в сени она оглянулась — в полутемной горнице у стола неподвижно стояли две белые фигуры.

— Вы правда думаете, Вадим жив? — прищурился Пудик.

— Не знаю, что и думать, — честно сказал Меланюк, — но найти его надо. Так или иначе. Берите собаку. Михаил, как вас по отчеству? Если бы вы согласились помочь…

Кологреев шмыгнул носом.

— Здесь я, вроде, пока не нужон.

И с явным облегчением расправил плечи. Да ему, похоже, тоже не очень-то хочется оставаться с этими!

— Хорошо. Тогда…

— Лера не может идти, — заступился Артем. — Сами видите.

Меланюк поглядел, сощурившись.

— Да. Вижу. Придется их в доме оставить. Хотя я бы предпочел, чтобы все держались вместе. Побудете с ней, Варя?

Варвара кивнула. Дома ей оставаться совсем не хотелось. С Лерой — тем более.

— Закройтесь и не выходите. Пока мы не вернемся. И никому не открывайте. Кто бы вас ни звал. Понятно? Даже… — он запнулся, — даже если это — один из нас. Если он будет один.

Боится, что волк скует себе тоненький голосок?

Пудик отвязал Бардака.

— Ладно. Пошли.

— Прекрати, — сказала Варвара, — ну, пожалуйста, прекрати… Мне самой страшно…

В комнате было душно и почти темно — они задвинули засов на двери, наглухо закрыли окна. Озеро на картине светилось фосфорическим светом.

Лера подняла голову. Глаза у нее блестели.

— Они вот-вот придут за нами, — шепотом сказала она.

— Кто?

— Угрюмовы.

— Да им не до нас!

Впрочем, подумала она, что-то в этом есть. Как они стояли, эти двое… Непонятная семья, страшная…

— Брось! — сказала она скорее самой себе, — просто живут на отшибе, вот и отвыкли от людей. Так бывает.

— Тут нет людей.

— Ну, ты это уж слишком…

— Эти? Да они ж не люди вовсе! А ты что думала? Думала, Шерстобитова найдут? Не найдут. Его забрали. Эти… чужие… к себе забрали.

— Заблудиться он мог, — неуверенно сказала Варвара, — лес, он тут такой, знаешь…

— А я говорю — никогда мы его больше не увидим. Потому что…

— Не хочу слушать!

Варвара зажала уши ладонями, но все равно услышала свистящий шепот Леры:

— Они не вернутся… Никто больше не вернется…

— Ты сошла с ума! — крикнула Варвара, — Замолчи! Ну, пожалуйста, замолчи!

В комнате неожиданно стало еще темней. Она резко обернулась — темное нечто отпрянуло от окна. Кто-то снаружи заглядывал в дом, прижавшись к стеклу…

— Кто там? — взвизгнула Лера.

— Не знаю…

Тень пропала так же внезапно, как и появилась.

— Кто это был?

— Они. Оно!

— Чужие?!

Варвара затрясла головой, отгоняя наваждение.

— Послушай, может, если мы попробуем выскочить отсюда… только быстро… успеем добежать до Катерины.

— Нет! — Лера вцепилась в край столешницы, словно Варвара собиралась тащить ее силой, — Не пойду! Не открывай!

— Ладно…

Они сидели, вглядываясь в равнодушный белесый мир за окном…

— Э-гей! — Артем приложил руки ко рту рупором и вновь воскликнул, — Эй!

— Ветви ближайших деревьев шелохнулись, точно по ним пробежала волна дрожи.

Пудик присел на корточки, охватив Бардака за шею.

— Нюхай, дурень, — бормотал он, — ищи! Ну ищи, кому сказано!

Бардак смущенно отворачивался и жался к коленям.

— Я ж говорил, — Анджей безнадежно махнул рукой, — толку от него…

Кологреев осмотрелся, покачал ветку можжевельника.

— Истоптано тут все, — сказал он, — кругами он, что ль ходил, по этой поляне?

— Ну да, — уныло сказал Артем. — Это у него метод такой.

— Ишь ты! Метод! Сидел бы дома со своим методом, цел бы остался… вон, сапожищами бухал, аж в земле вмятины.

— Погодите, Миша, — Меланюк вдруг застыл, вглядываясь, потом нагнулся. Когда он выпрямился, в ладони у него что-то блеснуло.

— Анджей, это твои часы? — спросил он.

— Ну, мои, — Анджей вздохнул, — точно. Только они у Вадьки были. Потому как электроника сбоит в аномальной зоне. Ремешок тут хлипкий. Расстегнулся, похоже.

— А если собаке дать? — предположил Пудик.

— Так я ж их носил вон сколько…

— Трясина тут где-то поблизости, кажется? — Меланюк обернулся к Мишке.

— Подале она… там, за озером…

— Побежал и провалился, так? Прямо в болото? И крикнуть не успел? — теперь уже Пудик приложил руку ко рту и крикнул, — Э-эй!

— Тш-ш… — неожиданно накинулся на него Мишка, — не ори. Услышит.

— Я для того и кричу.

— Да не ваш, а этот… зверь! Ваш-то, сдается, — он безнадежно махнул рукой, — уже ничего не услышит.

— Зверь? Ну, услышит. Не набросится же сейчас, среди бела дня! Нельзя ж так бояться.

— А как же иначе? — удивился ветеринар, — Его все боятся.

— Все?

Артем внимательно поглядел на него и Кологреев не выдержал первым, отвел взгляд.

— Миша, это был действительно волк? — спросил Артем.

— Волк… — ветеринар искоса взглянул на Артема, — а вы что подумали?

— Не знаю, — Артем нерешительно покачал головой, — просто… все это странно. В такой близости к жилью — я думал, зверь должен избегать человека.

Мишка какое-то время мрачно смотрел на него, потом потянул за рукав.

— Притормози немного, — сказал он.

Артем замедлил шаг, чуть отдалившись от остальных.

— Вы, городские, в такие байки не верите… Смеяться не будешь?

— Вот те крест!

Мишка вздохнул.

— Это не волк. Нет здесь никаких волков. Перебили всех. Дед Катеринин шалит — Маркел Баженин. Думаешь, чего Иван так ярится?

Артем уставился на него.

— Ты хочешь сказать, что это — человек?

— Какой там человек? Мертвяк. Навь… Могилу видел с хрестом? Домовище на угоре… Так это его могила.

— Он что — из могилы вылезает?

— Он… — Мишка вновь глубоко, порывисто вздохнул, и, словно его прорвало, торопливо продолжал, — у них в роду все такие — на всякие кудесы горазды: отец Маркела дождь умел вызывать. А как скотина у кого потеряется, сразу к нему шли — он и говорил — там-то мол, там-то и там-то… Заговоры знал, травами лечил — доктора-то откуда взять? Не в город же ехать. И Маркел такой был. Знатливый с ранних лет… пойдет на косьбу — и все, и нет его… Зверем обернувшись, по лесам рыщет. Через нож перекидывался — все они так. Устьяне и нашли как-то нож этот, у большой вараки он был, в землю воткнутый… Ну и вынули — пущай, мол, бегает себе, в волчьй-то шкуре… он, значит, прибежал к вараке, ищет нож, чтобы через него перекинуться, а ножа-то и нет! Он повыл-повыл, и опять в суземы побег. Две луны по лесу бродил. Батька его тогда пошел к старосте, говорит — верни нож, а то как бы худа не было! Я, говорит, такую порчу на тебя напущу, хуже казней Египетских… Тот нож и вернул. А как колдун воткнул его в землю, на угоре-то, и сам Маркел воротился. Весь шерстью оброслый… Батя его и повел поутру за деревню, выкупал в утренней росе на ущербной луне, слова какие-то пошептал, вся шерсть и сошла. Потом, значить, батя маркелов помер, Маркел сам остался… и за знахаря, и за кладознатца. Жену себе, значит, взял — она, понятно дело, боялась, кто ж пойдет за такого, так он ее приворожил, да так, что она ему всю жисть десятую дорогу забегала, в глаза смотрела — что, мол, желаешь, кормилец? У него кудесного талану было поболе, чем, даже у бати его, у Маркела, слава о нем пошла от Летних гор аж до Гирла… ну, и пришли за ним… От жены оторвали, от детишек… Увезли на Соловки… Вредитель мол, кулак, суеверья распространяет. А как такого знатливого удержишь? Он зверем обернулся, конвойному горло перегрыз — и домой… к хозяйке, к детишкам… Уж палили ему вдогон, палили — а как колдуна убьешь? Тут особые пули нужны, заговоренные пули, серебряные… в ту же луну отлитые… Начальник этот, комендант лагеря, как узнал, сам озверел, хуже волка лютого. Велел — вернуть. Послали ему вдогон солдатиков, человек пять. А тот уж далеко ушел, за Пертозеро, в самые суземы… А как волком в родной дом придешь? Он, значит, до вараки добежал, нож этот ржавый лапой когтистой раскопал, голову перекинулся, и оборотился человеком… И — берегом озера, значит, домой… Тут-то они его и настигли. Убить не убили, а повязали, к дереву прикрутили, стали пытать — тебе, мол, тут все клады известны, скажи, тогда и семейство твое не тронем, и тебя лютой смертью не изведем, отведем обратно, по уставу все, по правильнику… Он молчит… Какая у связанного волшебная сила?

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Артем.

— Дед мой, совсем тогда еще мальчишкой был, видел все своими глазами… корова заблудилась, так он ее искал, забрел на угор, вот все и видел. Только к нему, к Маркелу, значит, подступились, как он охнул, глаза закатил и на веревках и обвис…

— Сознание потерял? — сочувственно спросил Артем.

— Какое там! Помер. Как есть помер! Они ему пульсы щупают, веки открывают, а он лежит синий и не дышит. Что с мертвяка возьмешь? Они его бросили. Веревки сняли и бросили. И тут видят — встает! Сам встает, на четвереньки, уши на затылок ползут, и шерстью обрастает. Они — бежать, а ноги не несут… к месту приросли… Порвал он их. Тут же, на месте и порвал. Ну, дед мой прохватился — бежать… Прибежал в деревню, кричит — воротился, мол, Маркел, но не живым, а мертвым, не человеком, а зверем! Устьяне ему — врешь, дурень! А он — нет, правду говорю, вот те хрест! Сами поглядите! Ну, поверили они, не поверили, а побежали туда… а он лежит, холодный совсем. В человечьем обличье лежит… и те рядом, растерзанные… Ну, устьяне что, перехрестились, уполномочного из Чупы вызвали, тот постановил — зверем загрызены лютым. И уехал восвояси. А Маркела погребли на буеве, не на кладбище же такого хоронить. Но хрест поставили. На меженье как раз это было.

Он вздохнул.

— А только сказывают, он на меженье из домовища-то и выходит, Маркел! Пошаливает… не каждый год, правда, только по високосным. Когда луна полная.

— А Иван знает?

— А то! С чего бы он с ружьем-то бегал? А только, Маркела простой пулей не возьмешь. Ни живого, ни мертвого.

— А пытался кто?

— Только Иван один! Боялись устьяне Маркела, ох, боялись — вот деревня-то и опустела. Разбежались все.

— Угрюмовы-то остались.

— А куда ж им деваться, Угрюмовым? Я ж говорю, Катерина-то Бажениной в девках была… Маркелова внучка… Ведовство у них в крови. Куда ж ей Иван уехать позволит? Сам не уедет, и ее не отпустит — уж больно припал он к ней, Катерине. Вот и старается, чтоб ни ей от людей обиды не было, ни людям от нее. Федора, вон, при ней держал, брата свово, чтобы, значит, было кому присматривать, когда его, Ивана, дома нет. А все почему? Приворожила она Ивана. Ох, приворожила! Единый свет она для него. У них, у Маркеловых в роду все такие — вон, Алевтина, чуть хвостом крутнула, как этот твой все забыл, себя забыл, за ней побег…

— Авелина? — переспросил Артем.

— Да какая там Авелина, — с досадой сказал Мишка, — это она так, для форсу назвалась. Очень ей себя показать хотелось, дуре этакой! Скука мол тут, тоска смертная… Ну, уговорила Катерина Ивана, уломала, улестила — мол, не в нее девка пошла, что ж ей за грехи предков-то, до четвертого колена? Он Авку и пожалел, на Большую Землю отправил… а только не место ей там. Вона, что творит! Так что никуда он ее более не отпустит.

Артем хмыкнул. Такая слепая верность вызывала невольное уважение.

— А ты, выходит, знаешь, что она ведьма? И готов ее взять за себя?

— Готов… Иван же Катерину взял! Нешто я хуже? Тут жить будем, или на Картеж уедем, куда подале…

— А Маркел, значит, так и будет из могилы выходить? — спросил Артем, с ужасом ощущая, что постепенно входит в предполагаемые обстоятельства.

— Ну, так куда деваться, — вздохнул Мишка, — разве пришибить его еще раз, как положено. Да только Катерина не позволит — изведет…

— Колом его надо, — сказал бесшумно подошедший Анджей, — колом осиновым.

— Тебя не спросили, — с ненавистью буркнул Мишка.

Соперники застыли, мрачно меряя друг друга взглядом.

— Стоп! — Меланюк и сам остановился, опустился на поваленное дерево, и поглядел на часы. — Хватит вам. Только время теряем…

— Так что делать-то? — устало спросил Пудик.

— Вот и надо решать, что делать. С собакой никак?

— Облом…

— Тогда…

— А если рамкой? — выпалил Артем, замирая от собственной нелепости.

— Рамкой? — удивился Меланюк.

— Ну да. Он же показывал, как это делается.

— По-моему, Тема, это все фикция. Он сам обманывался. И вас обманывал. Невольно.

Не удалось бедняге Шерстобитову обратить Меланюка.

— Захоронения он, типа, находил, Шерстобитов, — вступился Пудик, — мы ж сами видели.

— Не знаю, что вы там видели. Какие-то чисто психологические эффекты…

— Ну, так почему не попробовать? — в глазах у Пудика вспыхнул азарт, — Вреда не будет.

— Суеверия, — сказал Меланюк, — заразительны.

— Ну, здесь их и без рамок хватает — суеверий…

Меланюк пожал плечами.

— И кто же возьмет на себя эту миссию? Вы, Тема?

— Ну, — Артем замялся, — можно, конечно. Только… он Анджея тренировал.

— Точно, — подтвердил Пудик.

— Да вы что, с ума посходили? — Анджей переводил взгляд с одного на другого, но на лицах был только напряженный интерес.

— Ты только попробуй, — миролюбиво заметил Пудик, — мало ли.

— Это ж бред! Глупость!

— А если глупость, что ж ты поехал с ним? — спросил Пудик.

— Ну, так…

— Давай. Пробуй.

— Где я рамку возьму? — упирался Анджей, — специальная нужна!

— Это условность, Подойдет любая. — Меланюк ловко выломил раздвоенную ветку из ближайших зарослей. — Ореховая, — пояснил он очень серьезно, — то, что надо!

И вы туда же! — говорил укоризненный взгляд Анджея.

— Держи-держи…

— Ну вот, — Анджей встал посреди просеки, расставив ноги, сжимая рамку в вытянутых руках, — хватит с вас?

— Свободней, — руководил Пудик.

— Я свободно.

— Я ж вижу. Руки расслабь. Так, а теперь…

Рамка повернулась.

— Вот это номер! — удивился Пудик.

Значит, он все-таки поднабрался кое-чего у бедняги Шерстобитова…

— Да фигня все это! — Анджей криво усмехнулся, — послушайте, панове…

Он даже сделал попытку отбросить прутик, но Пудик, стоявший рядом, подобрал его и вложил Анджею в ладонь.

— Она сама крутится, — раздраженно пояснил Анджей, — сама по себе!

— Вот именно, — согласился Пудик.

— Ты ж в это сам не верил!

— Я и сейчас не верю, — подтвердил Пудик, — а она, извиняюсь, все-таки вертится.

— Там что, Миша? — Меланюк обернулся к Кологрееву, — болото?

— Варака там, — неохотно ответил Кологреев, — ветхая варака.

— А! — Меланюк расстегнул воротник штормовки, — то самое озеро?

— Ну…

— Эй! Собаку держите!

Бардак вдруг вырвал поводок из рук Пудика, и помчался напролом сквозь кусты.

— Взбесился, пся крев…

— Не, — Мишка покачал головой, — учуял чего-то… Бардак, он такой…

— Ладно, — сказал Меланюк, — нам все равно туда. Поглядим, что там…

— А что там может быть? Поганое место, — мрачно сказал Кологреев.

Белые стволы с бледно-зелеными пучками лишайников расступились, открыв небольшое черное озеро. Там, в воде чернело небо, оплывали, как свечи, березы, ели набухали, точно грозовые тучи.

Берег был пуст.

— Ветхое озеро, — голос Кологреева дрогнул. — тут, на берегу Маркела и порешили! На этом самом месте.

— Где-то я это уже видел, — пробормотал Меланюк.

— Точно, — сказал Артем, — картина!

Мишка вздохнул.

— Он как раз тут и рисовал, когда его семью-то… Я сам потом картину эту подобрал да в избу и снес.

— Вспомнил! Бердников его фамилия. Виктор Бердников. Несколько выставок за рубежом, в Манеже, а потом как-то сразу пропал, ни слуху, ни духу. Значит, вот оно как вышло…

— Ну, а Вадька-то где? — Анджей оглянулся по сторонам.

— Может, она вовсе не на то указывала, — предположил Артем, — может…

— Рычит кто-то, — тихонько сказал Пудик. Он сложил губы трубочкой и свистнул.

Бардак чуть ли не ползком выбрался на поляну. Шерсть у него на загривке торчала дыбом, хвост поджат, уши прижаты к голове.

— Что там, Бардакушка? — ласково спросил Пудик.

Бардак, словно отвечая ему, вновь взвыл, жалобно и горько. Потом, по-прежнему поджав хвост и оглядываясь, нырнул в заросли.

У расщелины в розовых камнях пес поскреб лапой землю, сначала осторожно, потом все с большей яростью. Сырой, неплотный дерн поддался, расползся, подобно ветхой ткани, из лесной подстилки высунулось что-то, похожее на толстого дождевого червя. За первым выполз еще один. Пудик тихо охнул.

— Давайте, мужики! Помогай…

Бардак, вертевшийся под ногами, поднял голову к небу и горько завыл. Шерстобитов лежал на спине, голова беспомощно повернута набок, глаза, в уголках которых набилась грязь, слепо таращатся на опрокинутый мир озера.

— Вот тебе и инопланетяне, — горько проговорил Артем. — Вот и вышел на контакт!

— Они его убили, точно, — Анджей по-прежнему сжимал прутик в трясущейся руке, — Чужие. Он увидел что-то такое… чего не должен был…

— Какие такие чужие? Что вы такое городите? Нет тут никаких чужих!

— Как — нет? А те… которых байдарочники видели, — Анджей обернулся к Кологрееву, который застыл, шевеля белыми губами, — скажи!

— Чего? — переспросил тот.

— Ты ж сам говорил — прошлым летом…

— Это… не…

— Что — не? — Анджей схватил его за плечо.

— Пусти! — Мишка вырвался, покрутил головой, — Ты че, совсем больной? Какие чужие? Нет тут никаких чужих…

— Так что же все-таки это было, Миша? — спросил Меланюк.

— Я это был! Ведро на голову надел и в него фонариком светил! Вокруг Авки они вертелись, вот я и решил попугать… А вы и поверили, дурни!

— Ясненько. Кто же тогда, — мрачно спросил Пудик, засунув руки в карманы и покачиваясь на носках, — твой оборотень?

— Не знаю.

— Так погляди. Ты, вроде, специалист? Вот и давай.

Кологреев неохотно присел на корточки.

— Его по затылку ударили. Камнем, должно… а потом — головой в воду опустили и держали, — чтоб уж наверняка… И сверху камнями завалили.

— Почему ж не в озеро? — спросил Пудик.

— Так вода ж, — пояснил Мишка, — она как стекло — ты не гляди, что черна, это дно черное, а вода прозрачная. Лежал бы он там, белый на черном дне-то… А вещички-то, может, и притопили…

Анджей усмехнулся

— Что, покойничек шалит?

— Покойничек? — Кологреев повернулся и кинулся прочь, слепо проламываясь сквозь кусты.

— Да остановите же его!

… Уже когда они оказались на поляне у красной скалы, поняли, что опоздали; ветеринар в припадке яростного, безнадежного отчаянья навалился на крест, стал его раскачивать. Сухие, вытравленные солью доски трещали, шатались, наконец, подались, и крест рухнул, оставив разверстую яму. Мишка опустился на четвереньки, по-собачьи работая руками, выбрасывал в сторону комья бурой земли. Руки у него были до крови разодраны об острые грани камней — казалось, что на них натянуты красные перчатки, но он не замечал этого. Его попытались было удержать, но ветеринар вырвался, схватил валявшийся неподалеку сук, размахнулся и с хаканьем вогнал его в то, что лежало под прогнившей крышкой. Раздался тихий хруст, и все стихло.

Пудик, которого Кологреев отшвырнул с такой силой, что тот не удержался на ногах, кряхтя, поднялся, приблизился, осторожно заглянул в яму и тихо спросил:

— Ну и на хрена ты это сделал?

Мишка не ответил. Он трясся, закрыв лицо руками.

Пудик положил пятерню ему на плечо.

— Ну, будет, будет, — сказал он ласково, точно испуганному ребенку.

Потом обернулся к остальным.

— Засыпать нужно могилу. Нехорошо это. Давайте, братва, поскорее! И это… забираем Вадима и уходим… Нельзя тут оставаться. Опасно.

— Там же просто труп истлевший, — тихонько сказал Артем, заглядывая ему через плечо, — Ты что? Поверил в эту мистику?

Пудик пожал плечами.

— При чем тут это? Человек Вадьку убил, и ежу ясно. Может, правда из тюрьмы бежал, кто его знает… Помнишь, Мишка говорил, что он видел, как тот на подворье крутился? Ну, тот, который плавил что-то? Золото искал?

— Плавил! — Артем пошевелил губами, потом тихо сказал, — Так ведь он, Сашка, не золото искал! Верно тогда Вадим, бедняга, говорил, какое тут золото? Он же серебряные пули плавил… при межонной луне… А мы-то думали… Да что ж тут творится в самом деле? Что за охота идет такая?

— Ребята, — Анджей судорожно облизал губы, — Пудик прав. Тут нельзя оставаться. Иначе нас всех поубивают. Если не волк, то псих этот… Угрюмов свою лодку дает — доберемся до Чупы, там заявление подадим. Пусть приедут, разберутся…

— Вадима все равно нужно забрать, — настаивал Артем.

— Угрюмову бутылку дадим, он и заберет, и похоронит. А Мишка справку выпишет. Ему не впервой…

— Анджей, — терпеливо сказал Артем, — ведь это убийство…

— Я и говорю. А ты что, и вправду хочешь труп с собой до Чупы тащить?

— Ладно, пусть Меланюк решает. Он теперь старший…

— Верно, — кивнул Пудик. Он оглянулся. — Послушай, а где он?

— Да только что был здесь. Разве нет?

— Вроде, так, — неуверенно отозвался Пудик, — Был. Я как-то не обращал внимания… Не до него было.

Анджей откинул голову назад и дико расхохотался. Рядом с развороченной могилой смех звучал настолько нелепо, что Пудик какое-то время молча смотрел на него, потом размахнулся и хлестко ударил ладонью по лицу. Анджей запнулся и стих.

Пудик сложил ладони рупором.

— Игорь Оскарович!

Молчание.

— Назад надо вернуться, — предположил Артем.

— Куда — назад? К озеру?

— У озера он еще был с нами, — заметил Анджей. Он, уставившись в землю, прижимал ладонь к горящей щеке.

— Точно? Все время?

— Да не заметил я!

— Игорь Оскарович!

— Оставь, — безнадежно сказал Мишка, — пустое дело! Сами видите, не даст Хозяин нам уйти живыми. Он тут… рядом… он везде…

И этот тоже — подумал Артем. Господи, да они тут все свихнулись!

Холодной сыростью тянуло из разрытой могилы, нижние ветки черных елей скрипели и покачивались — сами по себе.

Бардак, прижался к коленям, поглядел в глаза Пудику отчаянным, почти человечьим взглядом и вновь тоненько заскулил. Пошли отсюда, а? казалось, можно было прочесть в его желто-карих глазах.

— Ну-ну… — Пудик, машинально потрепал его по затылку. — Ладно, братва. Уходим. Пока в деревню, а там… Придется пока Вадьку тут оставить… Ему теперь — что?

— А Игорь Оскарович?

— Мы ж все равно назад через озеро будем возвращаться. Может, наткнемся.

— А если нет? Нельзя его бросать…

— Я и не собираюсь. Я так думаю, Угрюмова найти надо.

— А он где? Куда он вообще пошел?

— Не знаю я, куда он пошел! Но за что-то он отвечает, в конце концов! Пусть хотя бы на рыбзавод съездит — с рыбзавода людей на поиски бросим. Должен же там кто-то быть постоянно, при рыбах этих чертовых…

— На поиски? — удивился Мишка, — зачем? Пропал ваш старшой тут, пропал на веки вечные… все они пропадают. Мы сколько раз Берднику этому говорили — уезжай ты, опасно — а он только смеялся. Вот и досмеялся…

Он махнул рукой и, сгорбившись и волоча ноги, отошел от могилы.

— Теперь что? — шепотом спросил Артем.

— Ну, так решили же.

— Сашка, они ж тут все обезумели! Угрюмов? Ты хочешь, чтобы он за помощью поехал? Ему ж нельзя доверять! Никому нельзя! Все они, вся семья сошла с ума. И этот — тоже. Не знаю, что тут такое, но что-то страшное. Может, секта?

— Какая еще секта? Брось! Это кто-то пришлый, — Пудик пожал плечами, — может, из зоны сбежал, вот и шалит.

— А где тут зона?

— Везде…

— Сашка, — шепотом сказал Артем, — там же одни женщины остались, в деревне!

Пудик машинально сдвинул вязаную шапочку на затылок.

— Типа… да.

Обратно они почти бежали, сопровождаемые перепуганным Бардаком, по-прежнему жавшимся к ноге Пудика.

— Ты лицо разглядела? — прошептала Варвара.

— Нет… — Лера стояла у стены, прижавшись к ней лопатками, раскинув руки, — А ты?

— Ну, белое… расплющенное… стекло, знаешь, как…

— Но это человек?

— Ну… А ты что подумала?

— Они пришли! — по-прежнему шепотом сказала Лера. Ее била крупная дрожь, точно стена дома, к которой она прижалась в поисках опоры, яростно вибрировала, — Это сон… нас заперли в доме, из которого нет выхода, сейчас за нами придут… а я никак не могу проснуться… шаги на крыльце…

— Разве? — Варвара прислушалась, — Да…

— Скребется…

— Да…

— Ох, не открывай!

— Да я и не открываю. Что ты?

Лера поглядела на нее исподлобья. Взгляд был нехорош. Потом попыталась сделать еще шаг назад, окончательно распластавшись по стене.

— Не подходи!

— Лерка, да ты что?

— Это не ты… ты тоже…

— Ну, здрасьте. — устало проговорила Варвара, — Приехали!

Она, было, приподняла руку, намереваясь успокаивающе похлопать подругу по плечу, но та сжалась, выставив вперед острые локти.

— Да это ж я, — терпеливо проговорила Варвара, — я ж тут, на твоих глазах все время. Да не подхожу я, не подхожу… тут стою. Не дергайся!

Вот — реальность себя отменила. Видишь знакомого человека — а это лишь оболочка. Там, под ней, прячется нечто иное, чуждое… стоит, улыбается… Материя больше не властна над разумом. А нелепый этот Шерстобитов все мечтал освободиться от телесной оболочки. Ну и много ли в том радости? Ведь беда в том, что и разум над собой не властен. Нет-нет, ничего такого, что это я, это всего лишь сон… Я сейчас проснусь… Но если это сон — тогда и дверь может отвориться… сама по себе…

— Все притворяются. — мертвым голосом произнесла Лера. — Этот притворился, что он Анджей… Думает, так я и поверила! Нашел дуру! Я же вижу — они все, все просто взяли и притворились людьми… Меланюк, Шерстобитов… Угрюмовы…

— Артем никем не притворился, — очень твердо сказала Варвара. — И Сашка…

— Откуда ты знаешь?

— Да уж знаю. Чш-шш… Опять скребется. Уже у той стены… — Варвара замерла, настороженно поворачивая голову, — Не понимаю… Почему он просто не выбьет окно?

— А зачем? Оно и так может… просочиться.

— Наверх нужно, — Варвара ощущала, как ее подхватывает, несет темный водоворот ужаса, — запремся в комнате! Дверь припрем чем-нибудь, а окно там высоко.

Лера уже ринулась к лестнице, но вдруг остановилась и, нехорошо улыбаясь, поглядела на приятельницу.

— Думала, я не догадаюсь? Хочешь меня заманить? Так, чтобы не было выхода?

Варвара глубоко вздохнула.

— Послушай, это же я… Это там, за окном — чужой. А это…

Она замерла, насторожившись.

— Чем это пахнет?

Из щели в рассохшейся раме тянулась сизая струйка дыма. Запах гари, проникая в комнату, смешивался с еще одним запахом — тягучим, сладковатым…

— Оно подожгло дом! — взвизгнула Лера.

Сени заполнялись дымом, он тянулся мягкими прядями из-под закрытой двери. Солнечный луч, падающий сквозь немытое окно, повис в воздухе отчетливой светлой полосой. Варвара закашлялась.

— Окно надо выбить…

— Но тогда Оно влезет сюда!

— Пусть лезет!

— Она схватила табурет, размахнулась… Лучше так, чем задохнуться!

Посыпались осколки. Вместо свежего воздуха в комнату ворвался черный дым, подрумяненный языками пламени.

— Скорее!

Она подтащила Леру к окну, вытолкнула наружу… та вывалилась плашмя, болтая руками и ногами, точно у нее из тела вынули все кости. Выпрыгнула следом, покатилась по усохшей траве, сбивая пламя.

Дом горел, подожженный с четырех сторон.

Отсыревшее дерево трещало, выбрасывая облачка пара, казалось, поблизости раздается приглушенная пальба…

— Зачем это? — Лера всхлипывала, уткнув голову в колени, — зачем?

Варвара терла глаза, пытаясь избавиться от разъедавшего их дыма.

— Чтобы нас выкурить, зачем же еще?

Она вскочила, дернула Леру за руку.

— Бежим…

Пламя ворвалось внутрь и гудело, мечась по комнатам, горел первый этаж, горели карты и дневники Шерстобитова, все их вещи трещали и деформировались от жара, спальники обугливались и тлели, плавились нейлоновые куртки, на втором этаже записанные красками холсты медленно сворачивались от жара в трубку, точно осенние листья, края их бурели, шли тусклой багровой каймой, краски вначале тускнели, потом вспыхивали неземным сиянием…

Горели сараи, пристройки — отдельно, сами по себе, весь двор был полон черным дымом. Что-то серое метнулось в дыму, перемахнуло через изгородь…

У них за спиной крыша охнула, провалилась внутрь, подняв столб горящих искр. Из двери вырвались клубы пламени.

Лера стояла, прикусив костяшки пальцев…

— Бежим! -тянула ее Варвара, — пока его нет. Оно боится огня!

— Гляди!

На земле, рядом с калиткой, отпечаталась комковатая зверья лапа — величиной с человеческую ладонь. Глубокие отпечатки когтей окаймили ее…

— Это — следы пришельцев? — Варвара истерически хихикнула, — это у них такие лапы?

— Они могут как угодно…

— Да нет же! Ты видела?

— Что?

— Он выпрыгнул! Убежал. И нам надо — скорее!

Они, задыхаясь, взбежали на холм. Перед слезящимися глазами плыли цветные пятна. Варвара, просунув руку меж досок, откинула щеколду запертой калитки. Изба с равнодушной табличкой Рыбинспекция казалась нежилой.

— Он догонит нас! Догонит!

Варвара взбежала на крыльцо, заколотила кулаками в двери.

— Откройте!

Молчание.

Показалось ей, или там, за дверью, кто-то на цыпочках пересек комнату, подошел крадучись, стал у двери…

— Да откройте же!

— Безнадежно, — устало сказала Лера.

Кто— то пошевелился у них за спиной.

Варвара взвизгнула, обернулась.

— Отойди, — велел Иван.

Ружье по-прежнему висело у него за спиной, рукав штормовки пропитался чем-то бурым. Он морщился, ударяя в дверь одной рукой.

— Это я! — удар получился глухой, но сильный, — отвори…

За дверью раздался шорох, Варвара услышала, как скрипнула щеколда.

Но дверь не отворилась. Слышно было с той стороны чье-то неровное дыхание.

— Неча вам тут стоять. — Иван, казалось, лишь сейчас осознал, что происходит, — Идите вниз, к причалу… К моторкам идите…

— Дом горит, — бессмысленно пояснила Варвара, поскольку это было и так видно.

— И ладно, что горит… Проклят тот дом… Вся деревня эта проклята.

Дверь чуть приоткрылась, в полумраке светилось бледное лицо Катерины.

Иван, морщась, скинул с плеча ружье, шагнул навстречу…

— Где это ты так зарудился, Ваня? — тихонько спросила она.

— Да так, — он неловко обнял ее одной рукой, одновременно отталкивая от порога, — не бойся… все кончено…

Она то ли вскрикнула, то ли всхлипнула. Дверь захлопнулась.

— Погодите! — Варвара бросилась за ними, заколотила кулаками… — Погодите, впустите нас… Он опять тут, этот зверь! Мы только что видели! Волк!

Дверь вновь чуть приоткрылась. Иван выглянул наружу.

— Нет никакого волка, — отрезал он, — и не будет… Никто вас не тронет, слышь… Сказано, к причалу идите…

— Почему он так говорит? — недоумевала Лера. — Откуда он знает?

— Ты еще не поняла? Он прав… больше не будет никакого волка… Пойдем… Все в порядке.

Поддерживая друг друга, они побрели к причалу. Вода казалась обещанием спасения, серебряные спинки волн, трущихся о сваи, отливали зеленью и чернью, обещали унести далеко-далеко…

Обратно, к реальности, из этого смутного мира, где все возможно…

— Господи! — охнула Лера.

Обе моторки исчезли.

— Это Иван? — бормотала Лера, растерянно оглядывая пустое море, — он их отогнал?

— Нет. — Варвара прищурившись, вглядывалась в воду, — Гляди…

Вода у причала чуть морщилась, словно складка под утюгом. Там, на дне, лежало нечто, почти невидимое сейчас, но обещавшее обнаружиться при отливе.

— Не отогнали. Утопили.

— Иван? Утопил? Но зачем? Он же сам предлагал нам уехать…

— Это не он. Он и не знал. Кто-то другой…

— Кто?

— Тот, кто поджег дом…

— Но мы же никому не сделали ничего плохого! За что же так?

Здесь, на открытом пространстве, Лера, казалось, постепенно приходила в себя.

— Ты понимаешь, — Варвара устало опустилась на сходни. Идти было больше некуда, торопиться незачем… — Я сначала думала, что это и вправду из-за нас… Что мы приехали сюда и разбудили что-то такое… страшное.

— Мы? Но ведь мы же…

— Ничего плохого не делали, да? Ну, не мы — Шерстобитов. Потревожил что-то такое… Но на самом деле, мы тут ни при чем. Просто случайно оказались не в том месте не в то время. Моторки утопили, чтобы никто не мог отсюда уйти. Ты понимаешь — никто! В первую очередь — сами Угрюмовы…

— Да кто ж это сделал?

— Тот, кого Иван пошел убивать. И тот, кто стрелял в Ивана. Ты же видела — его ранил не зверь. Человек.

— Но зачем? Какая-то кровная вражда?

— По своему — да. Я думаю, он выжидал. Сомневался. Может, тогда, давно, он не поверил своим глазам. Ведь кто в такое поверит? Стал ходить, выспрашивать. Может, нашел кого-то из местных, того, кто съехал отсюда… заставил разговориться… и вернулся. Ждал. Високосного года, летнего полнолуния… чтобы проверить, убедиться наверняка.

— Не понимаю… Кто? Кто вернулся?

— Хозяин, — пояснила Варвара и, увидев, как передернулась Лера, торопливо пояснила, — нет-нет… Просто — хозяин. С маленькой буквы. Человек. Хозяин дома.

— Этот? Художник? Который тогда… Не понимаю! Он, что, пришел за Иваном?

— Нет, — покачала головой Варвара, — не за Иваном. Хотя Иван тоже, знаешь… Он ведь знал все. Знал — и молчал.

— О чем?

— Кто их убил, этих детей. И женщину.

— А Кологреев говорил, волк их задрал!

Теперь, подумала Варвара, и я сошла с ума. Что я несу? Но только так все складывается… аккуратно складывается.

— В том-то и дело. Мишка знал то, что ему сказали. Может, о чем-то догадывался. Но тоже молчал. А как же иначе — он же влюблен в ее дочь… Они его повязали по рукам и ногам, эти двое…

— Так это!!!

— Катерина? Да. Это она. Все — она… Федор ее обвинил, у меня на глазах — а я не поняла тогда.

— Она — пришелец? Чужой?

Варвара вновь вздохнула, жмурясь от отвращения к себе.

— Какой там пришелец? Она оборотень.

— Катерина?

— В пришельцев ты, выходит, веришь, а в оборотней — нет? Я ведь знаю, что ты подумала — мы, мол наткнулись на тайную базу пришельцев, и теперь они нас устраняют по одному. Или подменяют двойниками. А если все наоборот? Если нет никаких пришельцев, и не было никогда, а старые суеверия оказались правдой… Может, все дело просто в этом месте — может, оно виновато. Пробуждает в людях что-то темное, древнее… Тогда и… Ох, Игорь Оскарович, как вы меня напугали!

Меланюк взглянул на них безумными глазами.

— Живы… Я думал, вы… Все горело, все. Увидел дым, побежал… Пытался прорваться внутрь, не смог. Душегубка…

— Умойтесь, у вас все лицо в саже…

— Да, — Меланюк провел рукой по волосам, — обгорел немножко.

Он упал на колени, прямо в воду, плеснул в лицо, отдышался.

— Бросился к Ивану, не открывает. Потом смотрю, вроде кто-то сидит на причале…

Варвара вдруг почувствовала, что у нее ноги стали ватными. Если бы она уже не сидела на мокрых досках, она, наверное, упала бы.

— Где все, Игорь Оскарович?

— Все? — он непонимающе смотрел на нее. Близоруко моргнул — перспектива обманула, пространство раздвинулось, лишив его зрение привычной опоры. — Сейчас подойдут…

Он помолчал, потом механически повторил:

— Я увидел дым… побежал…

— А… — Варвара запнулась, — что с ребятами? В порядке?

— Нет, — отрезал Меланюк, — не в порядке. Нужно уезжать отсюда. Сейчас. Немедленно.

— Я без Темки не уеду, — твердо сказала Варвара. — Где Артем? Игорь Оскарович?

— Там, в лесу… — Меланюк наткнулся на ее слепой взгляд, торопливо пояснил, — да живой он, живой!

— А… остальные?

— Шерстобитова мы нашли, — несколько невпопад сказал Меланюк. Потом помолчал, добавил:

— Остальные вроде живы.

— Уезжать? — переспросила Лера, которая из всего сказанного, казалось, выловила только это, — Как? Никогда, никогда мы никуда отсюда не уедем. Вадим погиб, да?

Меланюк точно умываясь, провел рукой пол лицу, кивнул.

— Да…

— Его эти убили, да? Пришельцы, да?

— Какие еще пришельцы? Что за…

С минуту он недоуменно глядел на нее, словно пытаясь сообразить, что происходит. Почти выкрикнул:

— Да не знаю я, кто его убил! Понятия не имею!

— Его… — Варвара сглотнула, — тоже…

— Что — тоже?

— Зверь?

— Человек его убил, — Меланюк вытащил из кармана штормовки очки, надел их, но все по-прежнему расплывалось у него перед глазами, потому он смахнул бесполезные стекла в воду… — Самый обычный человек…

— Но тогда… — Варвара запнулась, — я не понимаю…

— Я тоже, — признался Меланюк, — это…

Он негнущимися пальцами расстегивал ворот рубашки.

— Вам плохо, Игорь Оскарович? — забеспокоилась Варвара.

— Варенька, — виновато проговорил тот, — там, в кармане… нитроглицерин… Достань пожалуйста. Не могу рукой… болит…

Варвара, морщась, как бывает при непосредственном остром ощущении чужой боли, опустила руку в карман штормовки, пошарила.

— Нету…

— Наверное, выронил.

Он поглядел на них белыми, косящими глазами.

— Запасной… сгорел вместе с вещами… Может, Угрюмовы держат… При инспекции аптечка должна быть, по всем правилам…

— Да они не открывают…

— Стучите, кричите… Все, что угодно…

— Беги, Лерка, — Варвара попыталась поддержать Меланюка, но тот с неожиданной силой отпихнул ее, — Я останусь.

— Не пойду одна! — затвердила свое Лера.

— Да! — прохрипел тот, — Вдвоем… Нельзя… одной нельзя… Умоляю!

Они переглянулись.

— Ладно, — Варвара прикусила губу, — мы быстренько.

Меланюк не ответил. Он полулежал, привалившись к свае, закрыв глаза, скрюченные пальцы оставили в сыром песке длинные борозды…

Они вновь кинулись к высящемуся на холме угрюмовскому дому. То вниз по сходням, бормотала Варвара, задыхаясь на бегу, то вверх… к причалу, от причала… Мы так и умрем, на бегу…

Дверь по-прежнему была заперта. Варвара ударила в нее кулаком и с удивлением обнаружила, что рука у нее разбита в кровь — еще с того, предыдущего раза. Она развернулась и стала колотить ногами, каблуками — по двери, по косяку…

— Откройте! Человек умирает! Откройте пожалуйста…

Кровь шумела у нее в ушах, и она не сразу поняла, что рядом кричит Лера. Кричит на одной ровной, пронзительной ноте.

Страшный, окровавленный человек вывалился из калитки на подворье. Волосы его были залиты кровью, лицо было залито кровью, и он мотал головой, пытаясь стряхнуть набегающие на веки алые струйки. Ниже, на уровне груди были еще два глаза, черных, непроницаемых, и они уставились на Варвару.

— Ложись! — завизжала она то ли сама себе, то ли Лере, которая, как завороженная, не могла отвести взгляда от этих чужих, черных, внимательных зрачков.

Дверь распахнулась так внезапно, что Варвара провалилась внутрь. Иван перескочил через нее, наступив ей на руку каблуком кирзового сапога. На бегу упер в плечо приклад одностволки…

Мимо лица Варвары что-то прошуршало, точно стая испуганных птиц.

— Ваня! — Катерина выскочила на крыльцо, отпихнув остолбеневшую Леру, повисла у мужа на плече, — Ваня, не надо! Что ты делаешь, убивец?

— Глупая, — Иван пытался отпихнуть ее, но раненая рука не слушалась, — Это ж я заради тебя! Никому не дам тебя тронуть! Никому!

Он выстрелил, но пуля просвистела мимо и ударила в доску забора, выбросив в стороны щепу… Человек пошатнулся — острый кусок дерева вонзился ему в щеку, — упал, снова встал.

— Ох, что ты наделал, Ваня! Что ж ты наделал…

Варвара медленно начала подниматься, упираясь ладонями в стену. Точно в тумане, она увидела Алевтину в белом парадном платье, в белом, накинутом на плечи, полупрозрачном платке. Она стояла в сенях, приоткрыв розовые губы, с какой-то странной жадностью вглядываясь в происходящее…

Казалось, глаза ее светятся в полумраке.

Иван продолжал кричать, выталкивая слова из горла…

— Сам знаю! Это проклятая порода… Нельзя им с людьми… Их на цепь надоть! Но положить не дам! Ее — не дам! Она мне — одинакий свет…

— Да держите ж его! — завопила Катерина. — Держите, пока он грех на душу не взял! Алька, да помоги ж ты, Алька!

Алевтина не шелохнулась.

Варвара, опомнившись, вскочила, попыталась ухватить Угрюмова за локти. Тот, не глядя, повел плечами, она отлетела в сторону…

— Где он? — прохрипел раненный. Он закашлялся, выплюнул сгусток черной крови.

Варвара с удивлением сообразила, что обращается он к ней, именно на нее направлен слепой его безумный взгляд.

— Кто? — переспросила она почти неслышно, но тот понял.

— Пришел только что… был с вами… где он?

— О, Господи! — Варвара лишь сейчас вспомнила, зачем пришла, зачем вновь оказалась на крыльце угрюмовского дома, — Меланюк! Он там умирает, на причале!

— На причале? — тот развернулся, поскользнулся на мокрых сходнях, упал, поднялся. Иван уронил ружье, растерянно посмотрел ему вслед.

Катерина сползла на землю, всхлипывала, платок сбился, сполз на плечи, открыв растрепанные светлые волосы. Тот жесткой ладонью погладил ее по голове.

— Ох, Ваня…

За калиткой прогремел выстрел.

— Он что? Зачем? — Лера обернулась к Варваре, пытаясь зацепиться взглядом за ее взгляд…

Иван, стоя рядом, растерянно бормотал:

— Вот, значить, оно как…

— Дурак ты, Ваня… — Женщина продолжала тихонько всхлипывать, прижавшись к его колену. Губы ее тронула странная торжествующая улыбка.

… На сходнях темнели пятна с неровными краями. Варвара ступала осторожно, на негнущихся ногах, стараясь не наступать на эти пятна…

Бердников сидел, уронив двустволку на колени. Лицо его было пустым, бессмысленным, словно вместе с исполненной жаждой мести из него вытекли и жизнь, и разум.

Меланюк лежал рядом с ним, касаясь рукой его руки, точно их объединяло странное братство…

Варвара опустилась на колени, вместе с пониманием пришла жалость…

— Игорь Оскарович!

Меланюк пошевелился, поймал их лица взглядом, обретшим способность видеть близкие предметы…

— Я так устал, — пожаловался он.

— Ах, ты!

Иван отвел ногу в жестком сапоге, но Катерина проговорила:

— Оставь, Ваня!

И такая власть, такая сила была в ее негромком голосе, что тот так и застыл с поднятой ногой…

— Я не хотел… кровь… просто не мог… — Меланюк прикрыл глаза, вновь открыл, обвел их виноватым взглядом, — Вернуться… надо было вернуться… Полнолуние…

— Господи! — прошептала Варвара, вглядываясь в лицо умирающего, — Ты только погляди…

— Что?

— Нет… показалось…

Взвыла собака.

Пудик, сопровождаемый жавшимся к ноге псом, приблизился вразвалку, заложив руки в карманы…

— Ну? — мрачно спросил он, — и что тут, блин, творится?

Эпилог 1

Вагон был, как и положено общему вагону, сырой и грязный. И полупустой. В сумраке в дальнем конце его дремали сборщики брусники, положив под голову рюкзаки и поставив в угол грабли, изогнутые, точно кошачья лапа…

Пудик устроился внизу, свернувшись калачиком. В ногах у него, тоже свернувшись калачиком и положив голову на передние лапы, лежал Бардак в новеньком, скрипучем ошейнике, время от времени свет от проплывающих придорожных фонарей попадал ему в глаза и тогда он лениво моргал…

Лера спала на верхней полке, лицо ее во сне было пустым, ничего не выражающим; на боковой полке, отвернувшись от всех, дремал Анджей, подложив под голову свернутую куртку. От самой Чупы он не сказал никому ни слова. Не хочет с Лерой объясняться, наверное, думала Варвара. И та тоже — молчит. Интересно, чья возьмет?

Вещей у них не было — лишь одна-единственная потрепанная сумка, которой снабдил их на прощание Иван; все имущество сгорело там, в доме…

— Так значит, — Артем растерянно пожал плечами, — Оборотень?

— Выходит, так!

— Оборотень… надо же… все равно… мне не верится!

— Ну, ты же видел…

— Мы все видели. Массовый гипноз. Слышала про такое?

— Не знаю, Темка, — вздохнула Варвара, — по-моему, самый обычный оборотень. Я подозревала что-то такое. Но тоже думала, у меня просто крыша поехала. Ну, как в это поверить?

— Меланюка подозревала? — удивился Артем, — он же такой был… такой… и к тебе, знаешь, как относился!

Да, подумала Варвара — единственный, кто ко мне здесь относился по-человечески, это Меланюк. Забавно. А ведь Темка его любил. Старался подражать во всем, считал настоящим ученым. Вообще — настоящим. Бедный Темка, вон как оно все обернулось!

Варвара покачала головой.

— Я на Катерину грешила. Ведь и Федор бедный… да и сам Иван, похоже, так думал.

— А вот Мишка этот, Кологреев, думал, что мертвец шалит, — тихонько заметил Артем.

— Так это Иван слухи распускал, — предположил Пудик, — чтобы Катерину отмазать!

— Ага. Он-то отлично знал, что Маркел Баженин, оборотень и колдун, тихо-мирно лежит себе в могиле. Но был уверен, что вся сила его перешла к Катерине.

— Поэтому они, значит, и не съехали оттуда?

Нам и тут хорошо — вспомнила Варвара.

— Ну да. Спрятались от людей. Ну и жизнь он им устроил, скажу я тебе! Тюремный режим. Глаз с нее не спускал. Особенно после того случая, с той семьей. Даже брата родного не пожалел, держал подле себя — чтобы тот присматривал за Катериной во время его отлучек.

— То-то Федор так Катерину ненавидел!

— Иван тоже ненавидел.

— Здрасьте вам! Он же ради нее невинного человека убил!

— Все равно. И ненавидел… И любил… Наверняка она клялась и божилась, что не виновата, что это не она, но он не сумел ей поверить… Да и на кого еще он мог подумать?

— Ага, — флегматично кивнул Пудик, — теперь-то все наоборот — он сидит, а она его, значит, ждет. Только я так думаю, его скоро выпустят. Постановят, что в порядке самозащиты. Поскольку этот Бердников сумасшедший серебряными пулями мирных туристов мочил.

Варвара задумалась:

— Вот выпустят его, она его дождется, переберутся в Чупу. Хотя бы на зиму. Катерина давно мечтала о стиральной машине…

— И станут они жить-поживать, да добра наживать, — поведал Пудик, — Все потому что оборотней не бывает!

— Да ты что, Сашка? — удивилась Варвара, — да ты ж сам видел!

— Ничего я не видел, — отрезал Пудик, — маньяк был этот ваш Меланюк. Маньяк-убийца! У него в полнолуние крыша ехала, вот и все. И тогда, восемь лет назад — приехал сюда и слетел с катушек. Север на него так действовал, говорю вам. Сам-то не помнил ничего — про то, как их зубами рвал. Бывает такая механика.

Варвара помолчала.

— Не знаю. Если сначала и не помнил, то вспомнил. Ведь пытался нас спасти. Когда все о себе понял… Хотел, чтобы мы немедленно уехали оттуда, пока он не… А тогда, у причала… видимо, почувствовал, что на него накатывает. Отослал от себя. Я думаю, в какой-то степени… он был рад, что все кончилось.

Артем досадливо покрутил головой.

— Так он становился волком или нет? На самом деле?

— Как Вадим тогда говорил — ликантропия? Мы этого теперь никогда не узнаем. Да и какая разница?

— Он и Вадима убил, так выходит? — напирал Артем, — не верю!

— Да что ты, как Станиславский. Не верю, не верю… А кто его убил, по-твоему?

— Они, — рассудительно заметил Пудик, — понятное дело, все на Бердникова списали. Одно убийство, два — какая разница? Да и тому уже все равно было, бедняге. Только есть у меня сомнение. Не убивал Бердников Вадьку. Зачем? Он, типа, тоже по натуре не убийца. Мономания у него была — он Меланюка пас, а до Вадьки ему и дела не было. Да еще вот так — камнем по голове, да притопить… Не та психология.

— Такой ты у нас великий психолог!

— Да, — необидчиво подтвердил Пудик, — такой психолог.

— Это все-таки Меланюк, Темка. Может, Вадим тогда, перед рассветом, увидел что-то. Вот он и избавился от свидетеля.

— Ты бы видела его лицо, когда мы нашли Вадима! — упорствовал Артем, — Так сыграть невозможно!

— Может, он вообще не помнил, как убивал! Когда был ну, волком…

— Волки, как правило, не бьют камнем по затылку. Нет у них такой продвинутой привычки. И воды боятся.

Они молча посмотрели друг на друга. Пудик, нахмурившись, надвинул на лоб неразлучную шапчонку. Потом сказал:

— А! Понял!

— Ты тоже? — печально спросил Артем.

Они, словно по команде, повернулись к боковой полке. Поезд чуть замедлил ход — по лицам проносились полосы, отброшенные тусклыми фонарями, лес расступился, на мокром косогоре выплыла из тьмы залитая дождем бревенчатая постройка, выплыла и пропала. В ряду темных окон одно было завешено розовой занавеской и мягко светилось.

И тут люди живут, — ни с того ни сего подумала Варвара.

— Вы чего, мальчики?

— Ничего, — пожал плечами Пудик, — ты это… посиди тут, ладно?

Анджей не спал. Сидел на своей полке, молча смотрел на них.

Пудик тоже смотрел на него, прищурив и без того узкие глаза.

Потом сказал:

— Выйдем.

В тамбуре было сыро и грязно. Дверь лязгала при каждом толчке. Из туалета воняло хлоркой.

Анджей засунул руки в карманы, привалился к стенке.

— Ну что?

— Ты сказал, он часы у тебя одолжил? Механические?

— Ну да, — спокойно подтвердил Анджей.

— У него были часы на руке, Анджей. Его часы, на батарейках.

— Он сравнить хотел, — пояснил Анджей, — мол, одни должны обязательно остановиться. Вы чего?

— Чью ты майку принес тогда? Свою? То-то бедный пес не понимал, чего от него хотят…

Анджей молчал.

— Отправил тебя обратно? Еще чего! Наоборот — решил, наверное, что ты, наконец-то взялся за ум и все наладится. Вы были вдвоем, вышли вместе и пошли вместе, иначе он бы не подпустил никого сзади. Он же знал, что тут чужак бродит. На посторонний шум он бы сразу обернулся. Так, Сашка?

— Типа, да, — неохотно согласился Пудик.

— Он, должно быть, велел тебе стоять рядом, а сам стал вынимать оборудование из рюкзака. Тогда ты его и ударил. На поляне, там все хорошо просматривалось, и он расслабился. Тогда ты часы и потерял. Когда оттаскивал его.

— Слишком долго шарить в траве, — пояснил Анджей, — времени не было. Чертова рамка! Если бы вы мне не сунули эту рамку, в жизни бы не нашли. Не понимаю, как оно вышло…

— Да просто потому, что мы не знали, а ты знал. Вот и все. Но зачем, Анджей, зачем?

Анджей молчал.

Холодные путевые огни косо прошли по его лицу.

— Все равно вы ничего не докажете, — сказал, наконец, он.

— Верно, не докажем… но — зачем?

— Ты, Темочка, никогда не знал, что это такое, жить впятером в одной комнате… Папаша — алкаш, хуже того Федора… Трамвай его зарезал в восемьдесят пятом, мать бутылки по помойкам собирала… Что такое сутками не жрать, ты не знал? А брата олигофрена у тебя не было, не удружили родители?

— А Вадим-то тут причем?

— Вадька, паскуда, на своем химфаке химичил… Зарабатывал на уфологию. Дурь они гнали, а толкать кому? Сами разве будут подставляться, чистоплюи поганые? Они ж выше этого, они ради дела! А денежки-то нужны — на все эти тонкие материи. Генератор, мать его, Кенига, осциллограф, камера… все бабок стоит. Я и толкал. Свой процент имел, понятное дело, но и Вадька, сволочь вот так меня держал… Короче, толкнул я партию, а бабки растратил… красиво пожить захотел… Он и взял меня в оборот — мол, будешь на меня пахать, шестерить будешь. Вот я тюки с пробирками за ним и таскал по нашей необъятной родине. А потом поприжали их там, кого замели, кто затаился. Вадька отмазался как-то. Ну и я. Пронесло. Но деваться-то все равно некуда — если б я хоть пикнул, они бы мне такое устроили… они ж там как секта, один за всех, все за одного! А тут Лерке, дуре, волк примерещился… я и подумал — хоть бы Вадьку этот волк задрал к чертям собачьим! А потом и осенило меня — зачем волк? Я и сам могу… Вот она, свобода… И все в расчете! Никто никому не должен.

— Понятно, — брезгливо произнес Артем.

— Что тебе понятно, ты, сыночек маменькин? Пудик, вон, качок люберецкий, за братаном своим хвостом ходил, тронуть шпана боялась, а меня братан по пьяни… — он замолчал, горько махнул рукой.

Поезд вновь покачнулся и встал. Железная дверь с грохотом приоткрылась. За ней освещенный одиноким фонарем виднелся бревенчатый вокзал и мокрый, залитый дождем перрон.

— Лоухи, — сказал Артем. — Стоянка две минуты.

— Двух минут мне хватит, — сказал Анджей, — Адье, панове.

Он спрыгнул со ступеньки, поднял воротник куртки и, не оглядываясь, ушел в ночь.

Поезд вновь тяжко вздохнул, страгиваясь с места.

— Это вы, мальчики? — Варвара сидела на полке, зябко кутаясь в куртку, — а где Анджей?

— А он решил тут сойти, — пожал плечами Пудик, — говорит, понравилось ему тут. Мол, трудности, романтика…

Варвара настороженно всматривалась в его непроницаемое лицо.

— Я… не понимаю. Почему вы ничего не хотите сказать? Темка!

— Ну, это такое дело, — осторожно проговорил Артем, покосившись на Леру.

Та, по-прежнему не открывая глаз, проговорила:

— Он убил его, знаю.

— Ты знала? — уставился на нее Артем.

Та распахнула глаза. Они были темными и ничего не выражали. Как два пустых колодца.

— Знала. Но боялась сказать. Он бы и меня… Сначала его, потом — меня.

— Типа того, — осторожно согласился Пудик, — Шерстобитов, конечно, тоже урод был, но ведь жалко…

— Шерстобитов? — переспросила Лера, — причем тут Шерстобитов?

— Как это — причем? Ты ж сама только что…

— Анджея этот убил. Там, в лесу. Подстерег и убил. Этот… страшный… это же не Анджей… не он. Этот другой. Только притворился Анджеем. И когда вернулся… Я сразу поняла — руки. Вы заметили?

— Что? — недоуменно спросил Пудик, — кровь? Не, не могло так быть. Он же в воду его оттащил, да еще держал. В вараку эту.

— Какая кровь? У него же по шесть пальцев на руках было!

Пудик недоуменно обернулся к Варваре.

— Что за фигня? Мать, ты видела? Шесть пальцев?

Варвара молча помотала головой.

— Никто не видел, — с расстановкой произнес Пудик.

— А вы смотрели?

— Ну, типа… Зачем? Никто ж ни с того ни с сего разглядывать не будет…

— Лера, — нерешительно проговорил Артем, — ну, пожалуйста, успокойся. Лерочка…

Он робко прикоснулся к ее плечу. Та резко отпрянула, точно ее обожгло.

— Не прикасайся ко мне! — пронзительно выкрикнула она, — ты тоже, да? видеть тебя не могу!

Она отвернулась к стенке, плечи ее мелко тряслись.

Бедный, бедный Темка, подумала Варвара.

— Это… да… — уныло пробормотал Пудик, — концептуальный переворот. Культурный шок. И как теперь узнаешь? Ушел он…

— Да не было ничего, — твердо сказала Варвара.

Поезд вновь тряхнуло. Пронеслась вдали деревенька жалкой горстью огней, мелкий дождь поливал рельсы, черные деревья, молчаливую скрытную землю, простирающуюся в ночи до дальних ледяных полей где льдины наползают на льдины и птицы поджимают розовые лапки, кружась над прорехами темной воды.

— Точно, — вздохнул Пудик, рассеянно потрепав по затылку дремлющего пса, — ничего не было.

Эпилог 2

Гудит сменный ветер, летят птицы с дальнего острова Картежа, летят по небу серые клочья облаков… Тронет жесткие листья брусники первый иней, выбьет траву, первый хрупкий лед ляжет по берегам ветхого озера… И тихо станет вокруг. Сменится кроткая вода глубокой, уйдет рыба подальше от берега — в проливы меж островами уйдет, а потом и в далекое Северное, Норвежское море, и не будет никого на берегу, и опустеет дом с ржавеющей табличкой Рыбинспекция.

Лишь в сумерках, когда выйдет, встанет над островами холодная белая луна, зашевелится трава, засветятся на инее зверьи следы, выбежит на угор одинокая волчица, принюхается, ловя верхний ветер и нижний ветер, оглядится серыми, не волчьими глазами, поднимет остромордую голову к луне, взвоет горько… И метнется обратно во тьму, и ничего больше не будет — лишь ветер, и можжевельник, и скоро, совсем скоро — долгая северная полярная ночь, когда разворачиваются в небе пестрые полотнища и ходят лучи прожекторов дальнего полунощного света…