Дым и зеркала

      – Но… – Я подыскивал слова, чтобы выразить мою растерянность. Мужчина меня прервал.
      – Не забивайте себе этим голову. Если вам так проще, считайте это моделью. Или картой. Или… как же это называется? Прототипом. М-да… – Он усмехнулся. – Но вы должны понять, многое из того, что я вам рассказываю, мне и так приходится переводить, облекать в доступную вам форму. Иначе я вообще не смог бы рассказать вам эту историю. Хотите ее дослушать?
      – Да. – Мне было все равно, правдивая она или нет; это была история, которую я обязательно должен был выслушать до конца.
      – Хорошо. Тогда примолкните и слушайте. Итак, Сараквеля я нашел на самой верхней галерее. Никого больше там не было: только он, какие-то бумаги и несколько небольших светящихся моделей.
      «Я пришел из-за Каразеля», – сказал я ему. Он поднял на меня взгляд.
      «Каразеля сейчас нет, – сказал он. – Думаю, он скоро вернется».
      Я покачал головой.
      «Каразель не вернется. Он перестал существовать как духовная сущность».
      Его внутренний свет потускнел, и глаза широко раскрылись.
      «Он мертв?»
      «Именно это я и сказал. У тебя есть какие-нибудь соображения, как это могло случиться?»
      «Я… это так внезапно. Я хочу сказать, он говорил про… но я понятия не имел, что он попытается…»
      «Не спеши».
      Сараквель кивнул. Встав, он отошел к окну. Из его окна не открывался вид на Серебряный Град, в нем только отражался свет Града и небо над нами, а еще видна была Тьма. Ветер из Тьмы ласково ерошил волосы Сараквеля. Я смотрел в его спину.
      «Каразель всегда… был, да? Ведь так следует говорить? Был. Он в любую малость уходил с головой. Жаждал творчества, но и этого ему было мало. Он хотел все понять, испытать то, над чем работал. Никогда не удовлетворялся тем, что только создает, что понимает умом. Он хотел это пережить. Раньше, когда мы работали со свойствами материи, проблем не возникало. Но потом мы начали конструировать некоторые Эмоции… и он слишком погрузился в работу. В последнее время мы работали над Смертью. Это – сложный проект, и, полагаю, один из самых крупных. Возможно, он мог бы стать той характеристикой, которая для Сотворенных будет определять Творение: если бы не Смерть, они просто довольствовались бы тем, что существуют, но при наличии Смерти их жизнь обретет смысл, предел, который не дано преступить живым…»
      «Поэтому ты полагаешь, что он убил себя?»
      «Я знаю, что это так», – сказал Сараквель.
      Подойдя к окну, я выглянул через плечо Сараквеля. Далеко-далеко внизу я мог видеть крошечное белое пятно. Тело Каразеля. Надо будет устроить так, чтобы кто-нибудь им занялся. Я спросил себя, что мы станем делать с трупом; но найдется кто-то, кто знает, чье Назначение удалять нежелательные предметы. Это назначено не мне. Это я знал. «Откуда?»
      Сараквель снова пожал плечами.
      «Просто знаю. В последнее время он задавал много вопросов… вопросов о Смерти. Как мы узнаем, справедливо или нет что-то создавать, устанавливать правила, если не испытаем этого сами. Он ни о чем другом не говорил». «Тебе это не показалось странным?» Сараквель повернулся и впервые на меня посмотрел. «Нет. Ведь в этом и есть наше предназначение: обсуждать, импровизировать, способствовать Творению и Сотворенным. Мы входим во все мелочи сейчас, чтобы, Начавшись, Творение работало как часы. В настоящий момент мы разрабатываем Смерть. Только логично, что она занимает наши мысли. Ее физический аспект, эмоциональный, философский… И повторяемость. Каразель носился с идеей, мол, наш труд в Чертоге Бытия задает будущие модели. Мол, есть положенные для существ и событий модели и формы, которые, раз возникнув, должны повторяться снова и снова, пока не достигнут своего конца. Возможно, как для них, так и для нас. Надо думать, он считал, что это одна из его моделей».
      «Ты хорошо знал Каразеля?»
      «Настолько, насколько все мы тут знаем друг друга. Мы встречались здесь, мы работали бок о бок. Иногда я удалялся в мою келью на другом конце Града. Иногда то же делал и он».
      «Расскажи мне про Фануэля». Его губы скривились в улыбке.
 
      «Он у нас чинуша. Мало что делает: раздает задания, а похвалы присваивает себе. – Хотя на галерее не было больше ни души, он понизил голос. – Послушать его, так Любовь от начала и до конца его рук дело. Но надо отдать ему должное, работа при нем спорится. Из двух старших конструкторов все идеи принадлежат Зефкиэлю, но он сюда не приходит. Сидит в своей келье в Граде и размышляет, решает проблемы на расстоянии. Если тебе нужно поговорить с Зефкиэлем, идешь к Фануэлю, а тот передает твой вопрос Зефкиэлю…»
      «А как насчет Люцифера? – оборвал я его. – Расскажи мне о нем».
      «Люцифер? Глава Воинства? Он тут не работает. Но пару раз посещал Чертог, осматривал Мироздание. Говорят, он докладывает непосредственно Имени. Я с ним ни разу не разговаривал».
      «Он знал Каразеля?»
      «Сомневаюсь. Как я и сказал, он приходил сюда только дважды. Но я видел, как он пролетал вон там». – Кончиком крыла он махнул в сторону, указывая на мир за окном.
      «Куда?»
      Сараквель как будто собирался что-то сказать, но передумал.
      «Не знаю».
      Я поглядел в окно на Тьму за Серебряным Градом.
      «Возможно, позже мне потребуется поговорить с тобой еще», – сказал я и повернулся уходить.
      «Господин? Ты не знаешь, мне пришлют нового партнера? Для работы над Смертью?»
      «Нет, – сказал я, – боюсь, не знаю».
      В центре Серебряного Града был сад, место для увеселений и отдыха. Там у реки я нашел ангела Люцифера. Он просто стоял и глядел, как бежит вода.
      «Люцифер?»
      Он наклонил голову.
      «Рагуэль. Ты уже что-то выяснил?»
      «Не знаю. Может быть. Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Ты не против?»
      «Отнюдь».
      «Как ты обнаружил тело?»
      «Это был не я. Я увидел, что на улице стоит Фануэль. Вид у него был расстроенный. Я спросил, в чем дело, и он показал мне мертвого ангела. Тогда я полетел за тобой».
      «Понятно».
      Наклонившись, он опустил руку в холодную реку. Вода плескалась и перекатывалась у его пальцев.
      «Это все?»
      «Не совсем. Что ты делал в этой части Града?»
      «Не понимаю, какое тебе до этого дело».
      «Мне до всего есть дело, Люцифер. Что ты там делал?»
      «Я… я гулял. Иногда я так поступаю. Просто гуляю и думаю. И пытаюсь понять». – Он пожал плечами.
      «Ты гуляешь по краю Града?»
      Мгновенная заминка, потом:
      «Да».
      «Это все, что я хотел узнать. Пока».
      «С кем еще ты говорил?»
      «С начальником Каразеля и с его партнером. Они оба полагают, что он сам убил себя. Положил конец собственной жизни».
      «С кем еще ты собираешься говорить?»
      Я поднял взгляд. Над нами высились башни Города Ангелов.
      «Возможно, со всеми».
      «Со всеми ангелами?»
      «Если придется. Это мое Назначение. Я не успокоюсь, пока не пойму, что произошло, и пока Возмездие Имени не падет на того, кто за это в ответе. Но могу сказать тебе одно, что знаю наверняка».
      «И что же это?»
      Капли воды бриллиантами падали с прекрасных пальцев ангела Люцифера.
      «Каразель себя не убивал».
      «Откуда тебе это известно?»
      «Я Возмездие. Если бы Каразель умер от своей руки, – объяснил я главе Небесного Воинства, – меня бы не призвали. Ведь так?»
      Он не ответил. Я взмыл в свет вечного утра… У вас есть еще сигарета?
      Я протянул ему красную с белым пачку.
      – Благодарствую. Келья Зефкиэля была больше моей. Это было место не для ожидания, а для жизни, для работы, для бытия. Стены были уставлены полками с книгами, свитками и бумагами, а еще на них были разные изображения – картины. Я никогда раньше не видел картин. В середине комнаты стояло большое кресло, и в нем, откинув голову на спинку, сидел с закрытыми глазами Зефкиэль. Когда я приблизился, он открыл глаза. Они горели не ярче, чем у любого из ангелов, которых я встречал, но почему-то казалось, будто он видел больше, чем кто-либо до или после него. Было что-то особенное в том, как он смотрел. Не уверен, что смогу объяснить. А еще у него не было крыльев.
      «Добро пожаловать, Рагуэль», – сказал он, его голос звучал устало.
      «Ты Зефкиэль?» – Не знаю, почему я спросил. Ведь я и так знал, кто есть кто. Надо думать, это часть моего Предназначения. Узнавание. Я ведь знаю, кто вы.
      «Он самый. Но ты как будто удивлен, Рагуэль? Верно, у меня нет крыльев, но, с другой стороны, мое Назначение не требует, чтобы я покидал эту келью. Я пребываю здесь и размышляю. Фануэль прилетает ко мне с докладами, приносит мне новые идеи, о которых спрашивает моего мнения. Он прилетает ко мне с проблемами, а я над ними думаю и временами приношу пользу, предлагая незначительные поправки. В этом мое Назначение. А твое – возмездие».
      «Да».
      «Ты пришел ко мне из-за смерти ангела Каразеля?»
      «Да».
      «Я его не убивал».
      Когда он мне ответил, я понял, что он говорит истину.
      «Тебе известно, кто это сделал?»
      «Это ведь твое Назначение, правда? Обнаружить, кто убил беднягу, и обрушить на него Возмездие Имени».
      «Да».
      Он кивнул.
      «Что ты хочешь знать?»
      Я помедлил, размышляя над тем, что услышал до сих пор.
      «Тебе известно, что Люцифер делал у края Града перед тем, как было обнаружено тело?»
      Старый ангел поглядел на меня в упор.
      «Могу выдвинуть догадку».
      «Да?»
      «Он ходил во Тьме».
      Я кивнул. У меня в голове складывалась гипотеза. Нечто, что я почти мог ухватить. Я задал последний вопрос:
      «Что ты можешь рассказать мне про Любовь?»
      И он мне рассказал. Тогда я решил, будто понял все.
      Я вернулся к тому месту, где лежало тело Каразеля. Останки унесли, кровь стерли, рассыпавшиеся перья собрали и уничтожили. На серебряном тротуаре не осталось ничего, указывавшего, что оно хоть когда-то тут было. Но я знал, где оно лежало. Я взмыл на крыльях, полетел вверх, пока не поднялся к самому верху башни Чертога Бытия. Там было окно, через которое я вошел.
      Сараквель убирал в ящичек бескрылого человечка. На одной стороне ящичка стояло изображение небольшого бурого существа с восьмью ногами, на другой – белого цветка.
      «Сараквель?» – окликнул я его.
      «А? Ах, это ты. Привет. Погляди. Если бы ты умер, и тебя, скажем, закопали в ящике в землю, что ты бы предпочел, чтобы лежало поверх тебя? Вот этот паук или вот эта лилия?
      «Лилия, наверное».
      «Да, и я так думаю. Но почему? Жаль… – Взяв себя рукой за подбородок, он уставился на две модели, для пробы сперва положил ящик одной стороной, потом – другой. – Так многое нужно сделать, Рагуэль. Так многое нужно сотворить правильно сейчас. Ведь потом уже ничего не изменишь. Вселенная будет только одна, нельзя будет исправлять и переиначивать, пока не получится, что нужно. Жаль, что я не понимаю, почему все это так для Него важно…»
      «Ты знаешь, где келья Зефкиэля?» – спросил я.
      «Да. То есть, я никогда там не бывал, но знаю, где она».
      «Хорошо. Отправляйся туда. Он будет тебя ждать. Встретимся у него».
      Он покачал головой:
      «У меня работа. Я не могу просто…»
      Я позволил снизойти на меня Назначению и, поглядев на ангела сверху вниз, произнес:
      «Ты будешь там. Отправляйся немедля».
      Он промолчал, только, не спуская с меня глаз, попятился к окну, потом повернулся, взмахнул крыльями, и я остался один.
      Подойдя к центральному колодцу Чертога, я прыгнул и стал падать, кувыркаясь сквозь модель вселенной: она сверкала вокруг меня, незнакомые краски и формы сочились и извивались, не имея ни значения, ни смысла.
      Приближаясь ко дну, я забил крылами, замедляя спуск, и легко ступил на серебряный пол. Фануэль стоял между двух ангелов, каждый из которых пытался завладеть его вниманием.
      «Мне все равно, насколько это будет эстетично, – объяснял он одному. – Нельзя поместить это в центр. Фоновая радиация не позволит ни одной форме жизни даже зародиться, и вообще вся система будет нестабильна».
      Он повернулся к другому:
      «Ладно, давай посмотрим. Гм. Выходит, это «зеленый»? Я не совсем так себе его представлял, но… М-м… Пусть побудет у меня. Я с тобой свяжусь».
      Забрав у ангела лист, он решительно его сложил, потом повернулся ко мне.
      «Да?» – Тон у него был резким и бесцеремонным, точно он отмахивался от праздного зеваки.
      «Мне нужно с тобой поговорить».
      «Да? Тогда поскорее. У меня много дел. Если это о смерти Каразеля, я рассказал тебе все, что знаю».
      «Это связано со смертью Каразеля. Но сейчас я говорить с тобой не буду. Отправляйся в келью Зефкиэля, он тебя ждет. Мы встретимся там».
      Он как будто хотел что-то сказать, но только кивнул и направился к двери.
      Я уже повернулся, но тут мне кое-что пришло в голову. Я остановил ангела, принесшего «зеленый».
      «Скажи мне кое-что».
      «Если смогу, господин».
      «Вон та штука, – я указал на вселенную. – Зачем?»
      «Зачем? Но это же вселенная!»
      «Я знаю, как она называется. Но какой цели она будет служить?»
      Он нахмурился.
      «Это часть плана. Так пожелало Имя. Оно требует того-то и того-то, таких-то параметров и таких-то свойств и ингредиентов. Наше Назначение сотворить это, согласно Его воле. Я уверен, ее Назначение Ему известно, но мне Он его не открыл». – В его голосе прозвучал мягкий упрек.
      Кивнув, я покинул Чертог. Высоко над Градом фаланга ангелов поворачивалась, кружила и устремлялась вниз. Каждый воин держал в руке огненный меч, за которым, ослепляя взор, тянулся хвост ярчайшего сияния. По оранжево-розовому небу они двигались в унисон. Они были очень красивы. Это было как… Видели, как летним вечером в небе совершает свой танец птичья стая? Как птицы складываются в фигуры, круги, разлетаются и соединяются вновь, пока вам не покажется, будто вы понимаете скрытый смысл их движений, а потом вдруг сознаете, что не понимаете ничего и никогда не поймете? Вот так оно было, только много прекрасней.
      Надо мной было небо. Подо мной – сияющий Град. Мой дом. А за Градом – Тьма.
      Чуть ниже Воинства парил, наблюдая за его маневрами, Люцифер.
      «Люцифер?» – позвал я его.
      «Да, Рагуэль? Ты обнаружил злодея?»
      «Думаю, да. Не согласишься ли полететь со мной в келью Зефкиэля? Там нас будут ждать другие, и там я все объясню».
      Он помедлил.
      «Конечно, – сказал он наконец. Он поднял прекрасное лицо к ангелам: фаланга медленно поворачивала в небе, каждый строго держался своего места в строю, ни один не касался соседа. – Азазель!»
      Из круга вылетел один ангел, остальные почти незаметно сдвинулись, заполняя пробел, так что уже невозможно было сказать, откуда он вылетел.
      «Мне нужно улететь. Командование оставляю тебе, Азазель. Пусть обучаются строю. До совершенства им еще далеко».
      «Да, господин».
      И Азазель застыл в воздухе на месте Люцифера, всматриваясь в стаю ангелов, а мы с главой Небесного Воинства спустились к Граду.
      «Он мой заместитель, – сказал Люцифер. – Талантливый. Полный энтузиазма. Азазель последует за мной куда угодно».
      «Ради чего ты их тренируешь?»
      «Ради войны».
      «С кем?»
      «Что ты имеешь в виду?»
      «С кем они будут воевать? Кто есть в этом Граде, кроме нас?»
      Он поглядел на меня, взгляд прекрасных глаз был открыт и честен.
      «Не знаю. Но Он назвал нас Своим воинством. Поэтому мы будем совершенны. Ради Него. Имя непогрешимо, всесправедливо и всемудро, Рагуэль. Иначе быть не может, что бы ни…» – Он замолк и отвел глаза.
      «Что ты собирался сказать?»
      «Это не имеет значения».
      «А-а». Остаток спуска до кельи Зефкиэля мы пролетели молча.
      Я поглядел на часы, было почти три. По лос-анджелесской улице пронесся порыв ледяного ветра, и я поежился. Заметив это, незнакомец прервал свой рассказ.
      – Вы в порядке? – спросил он.
      – Да. Пожалуйста, дальше. Очень увлекательно.
      Он кивнул.
      – Они ждали нас в келье Зефкиэля: Фануэль, Сараквель и Зефкиэль. Зефкиэль сидел в своем кресле. Люцифер занял Место у окна.
      «Спасибо всем, что пришли, – выйдя на середину, начал я. – Вы все знаете, кто я, вы все знаете, каково мое Назначение. Я Возмездие Имени, рука Господа. Я Рагуэль. Ангел Каразель мертв. Мне было поручено узнать, почему он умер, кто его убил. Это я сделал. Но сперва вернемся к началу. Ангел Каразель был конструктором в Чертоге Бытия. Он был талантлив, так, во всяко. м случае, мне говорили… Люцифер, скажи нам, что ты делал перед тем, как наткнулся на Фануэля и тело».
      «Я уже сказал тебе. Я гулял».
      «Где ты гулял?»
      «Не вижу, какое это имеет отношение к смерти».
      «Скажи мне!!!»
      Он помешкал. Он был выше всех нас, такой прекрасный и гордый.
      «Что ж, ладно. Я гулял во Тьме. Я уже некоторое время гуляю во Тьме. Это помогает мне увидеть Град со стороны, ведь для этого нужно из него выйти. Я вижу, как он красив, как он совершенен. Нет ничего пленительней нашего дома. Нет ничего законченней. Нет места, где кто-то хотел бы находиться».
      «И что ты делаешь во Тьме, Люцифер?»
      Он сердито глянул на меня.
      «Хожу. И… Во Тьме живут голоса. Я их слушаю. Они обещают, спрашивают, нашептывают и молят. А я закрываю мой слух. Я закаляю себя и гляжу на Град. Это единственный для меня способ проверить себя – подвергнуть себя хоть какому-то испытанию. Я Глава Воинства, я первый среди ангелов, и потому должен доказать себя».
      Я кивнул.
      «Почему ты не сказал мне этого раньше?» Он опустил взгляд.
      «Потому что я единственный ангел, который ходит во Тьме. Потому что я не хочу, чтобы другие пошли по моим стопам: сам я достаточно силен, чтобы бросить вызов голосам, проверить себя. Остальные не столь крепки. Кто-нибудь может оступиться и пасть».
      «Благодарю тебя, Люцифер. Пока это все. – Я повернулся к следующему ангелу. – Фануэль. Сколько времени ты присваивал себе труды Каразеля?»
      Его рот открылся, но он не издал ни звука. «Ну?!!!»
      «Я… я никогда бы не присвоил себе чужих достижений». «Но ты же присвоил себе Любовь?» Он моргнул. «Да…»
      «Не объяснишь ли нам, что такое Любовь?» – попросил я.
      Он тревожно огляделся по сторонам. «Это чувство глубокой приязни и тяги к другому существу, часто сочетающееся со страстью или плотским желанием – потребностью быть с другим. – Он говорил сухим менторским тоном, точно цитировал математическую формулу. – Чувство, которое мы испытываем к Имени, к нашему Творцу, – это Любовь. Любовь станет побуждением, которое будет в равной степени вдохновлять и уничтожать. Мы… – Он помедлил, потом начал снова: – Мы очень ею гордимся».
      Он просто произносил слова и как будто уже не надеялся, что мы в них поверим.
      «Кто проделал основную часть работы по Любви? Нет, не отвечай. Позволь мне сперва спросить остальных. Следующий мой вопрос тебе, Зефкиэль. Когда Фануэль принес тебе на одобрение детальные разработки Любви, кого он назвал автором?»
      Бескрылый ангел мягко улыбнулся.
      «Он сказал, что это его проект».
      «Благодарю тебя, господин. Теперь Сараквель. Кому принадлежала Любовь?»
      «Мне. Мне и Каразелю. Больше ему, чем мне, но мы работали над ней вместе».
      «Ты знал, что Фануэль присвоил все лавры себе?»
      «… Да».
      «И ты это допустил?»
      «Он… он пообещал, что даст нам особый проект. Он пообещал, что если мы промолчим, то получим новые крупные проекты. И сдержал свое слово. Он дал нам Смерть».
      Я повернулся к Фануэлю.
      «Ну?»
      «Верно, я утверждал, что Любовь принадлежит мне».
      «Но ведь она была Каразеля. И Сараквеля».
      «Да».
      «Это был их последний перед Смертью проект?»
      «Да».
      «Это все».
      Подойдя к окну, я выглянул на серебряные башни, посмотрел на Тьму. А потом заговорил:
      «Каразель был замечательным конструктором. У него был только один недостаток, и заключался он в том, что он слишком глубоко погружался в свою работу. – Я повернулся к остальным. Ангел Сараквель дрожал, под его кожей просверкивали огоньки. – Скажи, Сараквель, кого любил Каразель? Кто был его возлюбленным?»
      Он уперся взглядом в пол. Потом вдруг гордо, агрессивно поднял глаза. И улыбнулся.
      «Я».
      «Не хочешь нам рассказать?»
      «Нет. – Пожатие плечами. – Но, наверное, придется. Что ж, слушайте. Мы работали вместе. И когда взялись за Любовь… то стали любовниками. Это была его идея. Всякий раз, когда нам удавалось выкроить немного времени, мы улетали в его келью. Там мы касались друг друга, обнимали друг друга, шептали друг другу нежные слова и клялись в вечной преданности. Его благополучие значило для меня больше моего собственного. Я существовал ради него. Оставаясь один, я повторял его имя и думал о нем одном. Когда я был с ним… – Он помедлил и опустил взгляд. – Ничего не имело значения».
      Подойдя к Сараквелю, я поднял его подбородок, чтобы заглянуть в эти серые глаза.
      «Тогда почему ты его убил?»
      «Потому что он разлюбил меня. Когда мы начали работать над Смертью, он… он потерял ко мне интерес. А если я не мог получить его, так пусть достанется своей новой возлюбленной. Я не мог выносить его присутствия – не мог терпеть того, что он от меня так близко, и знать, что он ничего ко мне не испытывает. От этого было больнее всего. Я думал… Я надеялся… что, когда его не станет, я сам перестану любить его… и боль уймется. Поэтому я его убил. Я нанес ему колотую рану и выбросил его тело из нашего окна в Чертоге Бытия. Но боль так и не унялась». – Последние слова прозвучали почти как стон.
      Подняв руку, Сараквель смахнул мои пальцы со своего подбородка.
      «И что теперь?»
      Я почувствовал, как на меня нисходит моя Ипостась, как меня захватывает мое Назначение. Я перестал быть отдельным существом, я превратился в Возмездие Господне.
      Придвинувшись к Сараквелю ближе, я обнял его. Прижался к его губам своими и, раскрыв их, проник ему в рот языком. Мы поцеловались. Он закрыл глаза.
      В тот миг я почувствовал его в себе: горение, свечение. Уголком глаза я увидел, как Люцифер и Фануэль отводят глаза, прикрывают лица рукой от моего света; я чувствовал на себе взгляд Зефкиэля. И мой свет становился все ярче и ярче, пока не вырвался – из моих глаз, из моей груди, из моих пальцев, из моего рта – белым опаляющим огнем.
      Белое пламя медленно поглотило Сараквеля, и, сжигаемый, он льнул ко мне.
      Вскоре от него ничего не осталось. Совсем ничего.
      Я почувствовал, как пламя покидает меня. Я снова вернулся к прежнему себе.
      Фануэль рыдал. Люцифер был бледен. Сидя в своем кресле, Зефкиэль молча наблюдал за мной.
      Я повернулся к Фануэлю и Люциферу.
      «Вы узрели Возмездие Господне, – сказал я им. – Пусть оно послужит предостережением вам обоим».
      Фануэль кивнул.
      «Я понял. Воистину понял. Я… с твоего разрешения, я пойду, господин. Я вернусь на назначенный мне пост. Ты не возражаешь?»
      «Отправляйся».
      Спотыкаясь, он подошел к окну и, неистово взмахивая крылами, ринулся в свет.
      Люцифер подошел к тому месту, где стоял Сараквель. Потом опустился на колени, отчаянно всматриваясь в плиты, словно пытался отыскать там хотя бы малую частицу уничтоженного мною ангела, снежинку пепла, кость или обгоревшее перо, но там не было ничего. Затем он поднял на меня взгляд.
      «Это было неправильно, – сказал он. – Это было несправедливо».
      Он плакал. По его лицу бежали слезы. Сараквель, возможно, был первым, кто полюбил, но Люцифер первым пролил слезы. Этого я никогда не забуду. Я смотрел на него бесстрастно.
      «Это было возмездие. Он убил. И в свой черед был убит. Ты призвал меня к моему Назначению, и я исполнил его».
      «Но он… он же любил! Его следовало простить. Ему следовало помочь. Нельзя было уничтожать его вот так. Это было неправильно!»
      «Такова Его воля».
      Люцифер встал.
      «Тогда, наверное, Его воля несправедлива. Возможно, голоса во Тьме все-таки говорят правду. Как такое может быть правильно?»
      «Это правильно. Это Его воля. Я всего лишь исполнил мое Назначение».
      Тыльной стороной ладони он отер слезы.
      «Нет, – безжизненно сказал он, потом медленно покачал головой. – Я должен над этим подумать. Сейчас я ухожу».
      Подойдя к окну, он ступил в небо и, мгновение спустя, исчез.
      Мы с Зефкиэлем остались в келье одни. Когда я подошел к его креслу, он мне кивнул.
      «Ты хорошо исполнил свое Назначение, Рагуэль. Разве тебе не следует вернуться в твою келью ждать, когда ты потребуешься снова?»
      Мужчина на скамейке повернулся ко мне, ища встретиться со мной взглядом. До сего момента мне казалось, он едва замечал мое присутствие: он пристально смотрел перед собой, и его шепот звучал монотонно. А теперь он как будто меня обнаружил и обращался ко мне одному, а не к воздуху и не к Граду Лос-Анджелесу. Он произнес:
      – Я знал, что он прав. Но я просто не в силах был уйти, даже если бы захотел. Моя Ипостась не окончательно покинула меня, мое Назначение не осуществилось до конца. И как Люцифер, я опустился на колени. Я коснулся лбом серебряного пола.
      «Нет, Господи, – сказал я. – Еще рано».
      Зефкиэль поднялся со своего кресла.
      «Встань, – велел он. – Не пристало одному ангелу преклонять колена перед другим. Это неправильно. Вставай!»
      Я тряхнул головой.
      «Ты не ангел, Отец», – прошептал я.
      Зефкиэль промолчал. Сердце екало у меня в груди. Мне было страшно.
      «Мне поручили разузнать, кто в ответе за смерть Каразеля, Отец. И я знаю, кто это».
      «Ты свершил свое Возмездие, Рагуэль».
      «Это было Твое Возмездие, Господи».
      Тогда он, вздохнув, снова сел.
      «Эх, маленький Рагуэль. Проблема с сотворением заключается в том, что сотворенное функционирует намного лучше, чем ты даже планировал. Следует ли мне спросить, как ты меня узнал?»
      «Я… не могу сказать с точностью, Господи. У тебя нет крыльев. Ты живешь в центре Града и напрямую руководишь Творением. Когда я уничтожал Сараквеля, Ты не отвел глаз. Ты слишком многое знаешь. Ты… – Я помедлил и задумался. – Нет, не знаю, откуда мне это известно. Как Ты сказал сам, Ты хорошо меня сотворил. Но кто Ты и в чем смысл драмы, которую мы тут для Тебя разыграли, я понял лишь, когда увидел, как уходил Люцифер».
      «И что же ты понял, дитя?»
      «Кто убил Каразеля. Или по крайней мере кто дергал за нитки. Например, кто, зная склонность Каразеля слишком глубоко погружаться в свои проекты, устроил так, чтобы Каразель и Сараквель совместно работали над Любовью».
      «А зачем кому-то понадобилось «дергать за нитки», Рагуэль?» – Он произнес это мягко, почти поддразнивая, точно взрослый, делающий вид, будто ведет серьезную беседу, когда разговаривает с ребенком.
      «Потому что ничто не происходит без причины, а все причины – в Тебе. Ты подставил Сараквеля. Да, он убил Каразеля. Но он убил Каразеля для того, чтобы я мог его уничтожить».
      «И уничтожив его, ты поступил неправильно».
      Я заглянул в его старые-старые глаза.
      «Это было мое Назначение. Но я считаю это несправедливым. Думаю, нужно было, чтобы я уничтожил Сараквеля, дабы продемонстрировать Люциферу Неправоту Господа».
      Тут он улыбнулся:
      «И какова же у меня была на то причина?»
      «Я… я не знаю… Не могу понять… Как не понимаю, зачем Ты создал Тьму или голоса во Тьме. Но их создал Ты. Ты стоял за всем случившимся».
      Он кивнул:
      «Да. Пожалуй. Люцифер должен мучиться, сознавая, что Сараквеля уничтожили несправедливо. И это, среди всего прочего, подтолкнет его на некий поступок. Бедный милый Люцифер. Его путь изо всех моих детей будет самым тяжелым, ибо есть роль, которую ему надлежит сыграть еще в предстоящей драме, и она будет великой».
      Я остался коленопреклоненным перед Творцом Всего Сущего.
      «Что ты сделаешь теперь, Рагуэль?» – спросил он.
      «Я должен вернуться в мою келью. Теперь мое Назначение исполнено. Я обрушил Возмездие и разоблачил виновного. Этого достаточно. Но… Господи?»
      «Да, дитя».
      «Я чувствую себя нечистым… Оскверненным. Как если бы на меня пала тень. Возможно, верно, что все свершившееся – по воле Твоей и потому хорошо. Но иногда Ты оставляешь кровь на Своих орудиях».
      Он кивнул, словно со мной соглашался.
      «Если желаешь, Рагуэль, можешь обо всем забыть. Обо всем, что случилось в сей день. – А потом добавил: – Вне зависимости от того, решишь ли ты помнить или забыть, ты не сможешь говорить об этом ни с одним другим ангелом».
      «Я буду помнить».
      «Это твой выбор. Но иногда память оборачивается тяжким грузом, а умение забывать приносит свободу. А теперь, если ты не против… – Опустив руку, он взял из стопки на полу папку и открыл ее. – Меня ждет кое-какая работа».
      Встав, я отошел к окну. Я надеялся, что Он позовет меня, объяснит все детали Своего плана, каким-то образом все исправит. Но Он ничего не сказал, и, даже не оглянувшись, я оставил Его.
      На сем мужчина умолк. И молчал (мне казалось, я даже не слышу его дыхания) так долго, что я начал нервничать, решив, а вдруг он уснул или умер.
      Потом он встал.
      – Вот и все, малый. Вот твоя история. Как по-твоему, стоит она пары сигарет и коробка спичек? – Он задал этот вопрос так, словно ответ был ему важен, без тени иронии.
      – Да, – честно ответил я. – Да. Стоит. Но что случилось потом? Откуда вы… Я хочу сказать, если… – Я осекся.
      На улице теперь было совсем темно, заря едва занималась. Один из фонарей начал помаргивать, и мой собеседник стоял подсвеченный сзади первыми лучами рассвета. Он сунул руки в карманы.
      – Что случилось? Я оставил мой дом, я потерял мой путь, а в наши дни – дом далеко-далеко. Иногда делаешь что-то, о чем потом сожалеешь, но исправить уже ничего нельзя. Времена меняются. За тобой закрываются двери. Ты живешь дальше. Понимаешь? Наконец я оказался здесь. Говаривали, что в Лос-Анджелесе не рождаются. В моем случае адски верно.