Это еще один ранний рассказ. Я написал его в 1983-м, а последнюю редакцию (поспешное заштукатуривание и закрашивание самых явных трещин) предпринял в 1989-м. В 1984-м я не смог его продать (журналы НФ не устраивал секс, секс – журналы не устраивало заболевание). В 1987-м меня спросили, не продам ли я его для антологии научно-фантастических секс – рассказов, но я отказался. В 1984-м я написал рассказ про венерическое заболевание. В 1987-м тот же самый рассказ как будто повествовал об ином. Сам рассказ, возможно, и не изменился, но значительно изменился климат в обществе. Я имею в виду СПИД, и о нем же – планировал я это делать или нет – говорил и рассказ. Если его переписывать, пришлось бы учитывать и СПИД, а этого я не мог. Проблема была слишком большой, слишком неизвестной, слишком трудноуловимой. Но к 1989-му климат изменился снова, изменился до такой степени, что я почувствовал, что уже не боюсь достать рассказ с полки, смахнуть пыль, стереть с лица пятна и отправить его знакомиться с симпатичными хорошими людьми. Поэтому, когда составитель Стив Найлс спросил, нет ли у меня чего-нибудь еще не опубликованного для его сборника «Слова без картинок», я отдал ему вот это.
Я мог бы сказать, что этот рассказ не про СПИД. Но это было бы ложью, во всяком случае – отчасти. А в наши дни СПИД как будто стал – к добру ли, ко злу ли – просто еще одним заболеванием в арсенале Венеры.
На самом деле, на мой взгляд, он про одиночество, про личность и, быть может, про радость обретения собственного пути в этом мире.
ВЕНЕРИЧЕСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ – это болезнь, приобретенная путем нечистой половой связи. Вредоносным следствием неосмотрительного выбора предмета нежных чувств становится годами гнетущий заболевшего страх перед тем, что болезнь подрывает саму основу здоровья и может быть передана невинному потомству, в чьей крови она поселится раз и навсегда. Ввиду сих поистине ужасных соображений мы причисляем эти заболевания к тем, которые следует без промедления вверить опеке знающего врача.
Спенсер Томас, д-р. мед., L. R. C. S
(Эдинб.). «СПРАВОЧНИКДОМАШНЕЙ МЕДИЦИНЫ И СЕМЕЙНОГО ВРАЧЕВАНИЯ», 1882.
Саймон Пауэрс не любил секс. Совсем не любил.
Ему не нравилось, когда в кровати, помимо него, есть кто-то еще. Он предполагал, что слишком рано кончает, и всегда с беспокойством ощущал, что его каким-то образом оценивают – точно это тест на вождение или зачет по практической работе.
Он несколько раз имел женщин в колледже и еще однажды, три года спустя после новогодней вечеринки в отделе. Но тем дело и ограничивалось, и, как считал Саймон, он благополучно с этим покончил.
Как-то раз – во время затишья в офисе – ему подумалось, что он предпочел бы эпоху королевы Виктории, когда хорошо воспитанные женщины были в спальне всего лишь пассивными секс-куклами: развязывали шнуровку корсета, распускали нижние юбки (открывая розовато-белую плоть), потом ложились на спину и претерпевали унижения полового акта – им бы даже в голову не пришло искать удовольствия в подобных надругательствах.
Он отложил эту мысль на будущее, – еще одна фантазия для мастурбации.
Мастурбировал Саймон много. Каждый вечер, иногда даже чаще, если сон не шел. Он мог сам выбирать, спешить ему или оттягивать тот момент, когда кончит. Мысленно он обладал всеми. Кино – и телезвездами, коллегами по работе, школьницами, обнаженными моделями, надувавшими губки со скомканных страниц «Фиесты», безликими рабынями в цепях, загорелыми мальчиками с телами греческих богов…
Ночь за ночью они обнажались перед ним.
Так было безопаснее.
В воображении.
После он засыпал, в комфорте и безопасности мирка, который мог контролировать, и никаких снов не видел. А если и видел, то наутро не помнил.
В то утро, когда все началось, он проснулся под звуки радио («Двести человек убито, и многие, предположительно, ранены, через минуту с вами будет Джек с прогнозом погоды и пробок…»), с трудом выкарабкался из кровати и, чувствуя сосущую боль в мочевом пузыре, побрел в ванную.
Подняв стульчак, он помочился. Ощущение было такое, будто из него выходят иголки.
После завтрака пришлось помочиться снова – не так болезненно, потому что струя была не такая сильная – и еще трижды до ленча.
Но всякий раз было больно.
Он сказал себе, что это никак не может быть венерическое заболевание. Их подхватывают другие, их (ему вспомнился последний сексуальный опыт три года назад) получают от других людей. Ведь нельзя же подхватить его от стульчака в туалете? Это же просто глупая шутка, правда?
Саймону Пауэрсу было двадцать шесть, и он работал в крупном лондонском банке, в отделе ценных бумаг. На работе у него друзей было мало. Его единственного настоящего друга Ника Лоуренса, одинокого канадца, недавно перевели в другое отделение, и Саймон совсем один сидел в столовой для персонала, рассматривая кубистскую гавань на стене и ковыряя увядший зеленый салат.
Кто-то тронул его за плечо.
– Отличный анекдот мне сегодня рассказали, Саймон. Хочешь послушать? – Это был Джим Джонс, местный комик, темноволосый напряженный молодой человек, утверждавший, что в кармане его трусов имеется специальный кармашек для презервативов.
– М-м-м. Не особенно.
Но Джима было не остановить: он все равно рассказал свою скабрезный анекдот про дрочков. Не уловив соли, Саймон только скривился.
– Ну ты и тормоз! – снисходительно бросил Джим и, заметив стайку молодых женщин за дальним столом, поправил галстук и поспешил со своим подносом к ним.
Саймон слышал, как Джим рассказывает тот анекдот женщинам, на сей раз приправляя его выразительными жестами. Они сразу ухватили суть.
Оставив свой салат на столе, Саймон вернулся к работе.
В тот вечер он не включал телевизор, просто сидел в кресле у себя в крохотной квартирке-студии и пытался вспомнить, что знает про венерические заболевания.
Во-первых, сифилис, от которого остаются рытвины на лице и который сводил с ума королей Англии. Во-вторых, гонорея, она же гусарский насморк: зеленые выделения и опять же безумие. В-третьих, мандавошки, живущие в лобковых волосах, от них еще страшный зуд (он изучил свои лобковые волосы через лупу, но среди них ничто не шевелилось). СПИД – чума восьмидесятых годов, призыв к чистым иглам и безопасному сексу (но что может быть безопаснее, чем подрочить в пригоршню выстиранных носовых платков?). Герпес, который как-то связан с лихорадкой на губах (он осмотрел губы в зеркале, – выглядели они нормально). На том его познания исчерпывались.
Он лег в кровать и, не посмев мастурбировать, заснул в конце концов от безвыходного беспокойства.
В ту ночь ему снились крохотные женщины с черными лицами, бесконечными рядами шагавшие между великанских офисных зданий, точь-в-точь армия муравьев.
Еще два дня Саймон ничего в связи с болью не предпринимал. Он надеялся, что она пройдет сама или хотя бы утихнет. Не утихла. Стала только хуже. Боль растянулась на целый час после мочеиспускания, его пенис казался натертым и помятым изнутри.
На третий день он позвонил своему врачу, чтобы записаться на прием. Он смертельно боялся сказать взявшей трубку женщине, что с ним, и потому испытал облегчение, быть может, с толикой разочарования, когда она ни о чем не спросила, а просто записала его на завтра.
Своей начальнице в банке он солгал, что у него болит горло и что ему нужно к врачу. Произнося эти слова, он чувствовал, как у него горят щеки, но она никак это не прокомментировала, только сказала, что, разумеется, он может идти.
Выходя из офиса, он поймал себя на том, что его бьет дрожь.
Был сырой серый день, когда он поднялся на второй этаж, где помещалась клиника. Очереди не было, и он прошел прямо в кабинет. И с облегчением обнаружил, что за дверью ждет не его лечащий врач. За столом сидел молодой пакистанец, приблизительно одних с Саймоном лет. Прервав с запинкой перечислявшего свои симптомы Саймона, он спросил:
– Мочимся больше обычного, так ведь? Саймон кивнул.
– Какие-нибудь выделения? Саймон покачал головой.
– Понятненько. Я бы попросил вас снять штаны, если вы не против.
Саймон снял. Доктор вгляделся в его пенис.
– А у вас ведь есть выделения, знаете ли, – сказал он. Саймон снова застегнулся.
– Так, мистер Пауэре, скажите, как по-вашему, возможно, что вы подхватили от кого-то… э… венерическое заболевание?
Саймон решительно покачал головой.
– У меня ни с кем, – он едва не сказал «ни с кем больше», – почти три года не было секса.
– Не было? – По всей видимости, врач ему не поверил. От него пахло экзотическими пряностями, и у него были самые белые зубы, какие Саймон когда-либо видел. – Что ж, вы заразились или гонореей, или НСУ. Вероятнее всего, это НСУ, иными словами, неспецифический уретрит. Он не столь известен и не столь болезненный, как гонорея, но лечить его – та еще радость. От гонореи можно избавиться одной ударной дозой антибиотиков. Они ее вот так, – он дважды громко хлопнул в ладоши, – приканчивают.
– Выходит, вы не знаете, что со мной?
– Какое у вас заболевание? Господи помилуй, конечно, нет. Я даже не буду пытаться выяснить. Я пошлю вас в специальную клинику, которая занимается всевозможными подобными случаями. Я вам дам назначение. – Он достал из ящика стола стопку бланков со штампом клиники. – Кто вы по профессии, мистер Пауэрс?
– Я работаю в банке.
– Кассир?
Он покачал головой:
– Нет. В отделе ценных бумаг. Я клерк у двух заместителей заведующего. – Тут ему пришло в голову: – Им ведь не обязательно про это знать, правда?
Врач был шокирован.
– Господи всемогущий, разумеется, нет! Аккуратным круглым почерком он выписал назначение, в котором говорилось, что Саймон Пауэрс, возраст двадцать шесть лет, страдает, вероятно, НСУ. У него выделения. По его словам, не занимался сексом уже три года. Боли. Не могли бы они сообщить результаты обследования. И расписался закорючкой. Потом протянул Саймону карточку с адресом специализированной клиники.
– Ну вот. Волноваться нечего, такое со многими случается. Видите, сколько у меня тут карт лежит? Волноваться нечего – скоро будете как новенький. Когда придете домой, позвоните туда и запишитесь.
Взяв карточку, Саймон собрался уходить.
– Волноваться нечего, – в третий раз повторил пакистанец, – скорее всего вылечить это будет несложно.
Саймон кивнул и попытался улыбнуться. Потом открыл дверь.
– Как бы то ни было, это же не серьезное заболевание, вроде сифилиса, – сказал врач.
Две сидевшие в приемной престарелые женщины радостно навострили уши и жадно вперились в Саймона, когда он проходил мимо.
Ему хотелось провалиться сквозь землю.
Стоя на тротуаре в ожидании автобуса, Саймон думал: «У меня венерическое заболевание. Я где-то подхватил венерическое заболевание. Венерическое заболевание я где-то подхватил». И так раз за разом – как мантру.
Ему следует на ходу звонить в колокольчик, как прокаженному.
В автобусе он старался держаться подальше от попутчиков. Он был уверен, что они знают (разве они не способны разглядеть чумных отметин у него на лице?), и одновременно стыдился того, что вынужден хранить это в тайне. Вернувшись домой, он прошел прямо в ванную, ожидая увидеть в зеркале разлагающееся лицо из фильмов ужасов, ожидая, что на него уставится гниющий череп, покрытый пушистой синей плесенью. Вместо этого он увидел розовощекого банковского служащего двадцати с небольшим лет, светловолосого, с чистой кожей.
Неловко достав пенис, он тщательно его проинспектировал. Пенис не был ни гангренозно-зеленым, ни проказно-белым и выглядел совершенно нормальным, если не считать слегка распухшей головки и прозрачных выделений, выступивших из отверстия. Еще он заметил, что его белые трусы испачканы в паху.
Саймон рассердился на себя и еще больше на Бога, ниспославшего ему (скажи же это!) дозу гусарского насморка, предназначенную, по всей видимости, кому-то другому.
В тот вечер он впервые за четыре дня мастурбировал.
Он воображал себе школьницу в голубых хлопчатобумажных трусах, которая превратилась в полицейскую, потом в двух полицейских, потом в трех.
До того момента, когда пришло время кончить, боли не было никакой, а тогда ощущение было такое, будто кто-то заталкивает ему в член перочинный ножик. Будто со спермой выходит подушечка для булавок.
Тогда он в темноте расплакался, но от боли или по какой-то иной причине, определить которую не так просто, не мог бы сказать даже сам Саймон.
Это был последний раз, когда он мастурбировал.
* * *
Клиника находилась в крыле мрачной викторианской больницы в центре Лондона. Молодой человек в белом халате взял карточку Саймона и назначение врача и велел ему подождать. Саймон сел на оранжевый пластиковый стул, испещренный коричневыми ожогами от сигарет.
Несколько минут он глядел в пол. Потом, исчерпав этот способ развлечения, стал смотреть в стены, и наконец, не имея другого выбора, на других людей. Слава Богу, тут были одни мужчины (женское отделение находилось этажом выше), и их было больше полудюжины.
Наиболее спокойно вели себя мачо со строек, пришедшие сюда в седьмой или семнадцатый раз и более или менее довольные собой, точно подхваченное ими заболевание свидетельствовало о высокой потенции. Было несколько деловых людей в костюмах и галстуках. Один с сотовым телефоном держался так, будто ничего особенного не происходит. Другой, прячущийся за «Дейли телеграф», краснел, смущаясь, что тут оказался. Еще тут были мужчинки с жиденькими усиками и в потертых плащах: возможно, продавцы газет или учителя на пенсии; округлый малазийский джентльмен, прикуривавший одну от другой папироски, так что пламя никогда не гасло, а переходило с окурка на целую. В углу прикорнула пара перепуганных геев. На вид обоим было не больше восемнадцати. Судя по тому, как они украдкой оглядывались по сторонам, они тоже пришли сюда впервые. Они держались за руки так крепко, что побелели костяшки пальцев, но по возможности незаметно. Им было смертельно страшно.
Саймона это несколько утешило. Он почувствовал себя не таким одиноким.
– Мистер Пауэрс, пожалуйста, – сказал мужчина за стойкой.
Саймон встал, болезненно чувствуя, что на него обратились все взгляды, что его опознали и назвали перед всем светом. Веселый рыжий врач в белом халате терпеливо ждал.
– Прошу за мной, – сказал он.
Они прошли по нескольким коридорам в дверь (на которой висел прикрепленный скотчем кусок плексигласа, на белом листке под ним было нацарапано перьевой ручкой «Д-р. Дж. Бенхэм») в кабинет врача.
– Я доктор Бенхэм, – сказал врач. Руки для пожатия он не протянул. – У вас есть назначение?
– Я отдал его в регистратуре.
– Угу. – Доктор Бенхэм открыл лежащую перед ним на столе папку. На корешке была распечатанная с компьютера наклейка, в которой говорилось:
Зарег. 2. 07. 90. МУЖ. 90/0666L
ПАУЭРС, САЙМОН
Д. р. 12 ОКТ. 63. НЕЖЕНАТ.
Прочтя назначение, Бенхэм поглядел на пенис Саймона и протянул ему лист голубой бумаги из папки. На нем была наверху та же наклейка.
– Посидите в коридоре, – велел он. – За вами придет сестра.
Саймон стал ждать в коридоре.
– Они очень хрупкие, – сказал дочерна обожженный солнцем мужчина, сидевший с ним рядом. Судя по акценту, южноафриканец или зимбабвиец. Во всяком случае, акцент был колониальный.
– Прошу прощения?
– Очень хрупкие, уязвимые. Венерические заболевания. Только подумайте. Простуду или грипп можно подхватить, просто оказавшись в одной комнате с кем-то, кто ими болеет. Венерическим же заболеваниям нужны тепло, влага и интимный контакт.
«Только не моему», – подумал Саймон, но вслух ничего не сказал.
– Знаете, что нагоняет на меня ужас? – спросил южноафриканец.
Саймон покачал головой.
– Что придется рассказать жене, – сказал он и умолк. Пришла сестра и забрала Саймона с собой. Она была молодой и хорошенькой, и он последовал за ней в кабинку. Там она взяла у него листок голубой бумаги.
– Снимите пиджак и закатайте правый рукав.
– Снять пиджак? Она вздохнула.
– Нужно взять кровь на анализ. – А.
Анализ крови был почти приятным в сравнении с тем, что за ним последовало.
– Снимите брюки, – велела сестра.
У нее был явный австралийский акцент. Его пенис съежился, втянулся, казался теперь морщинистым и серым. Он поймал себя на желании сказать ей, что обычно он много больше, но тут она взяла металлический инструмент с проволочной петлей на конце, и он пожалел, что пенис у него не стал еще меньше.
– Сожмите его у основания и несколько раз продвиньте вперед.
Он повиновался. Она завела головку пениса в петлю и вывернула плоть. Саймон поморщился от боли, а медсестра размазала выделение по стеклянной пластинке. Потом указала на стеклянную банку на полке.
– Не могли бы вы туда помочиться?
