Вельдан бросила взгляд на Элиона, и неожиданно оба расхохотались. И пусть этот смех был немного искусственным, он помог снять неимоверное напряжение.
Они обогнули поселение, не желая общаться с кем бы то ни было. Тем более что это было им запрещено. Но в Гендивале слухи расходятся быстро, и вскорости стало ясно, что чародеи обходят их по широкой дуге.
— Не желают разделить нашу участь, — с горечью пробормотал Каз, позабыв, что только несколько минут назад сам не хотел с ними общаться.
Чародеи подошли к реке, вытекавшей из Нижнего Озера, и зашагали по долине, тянувшейся у подножия заросшего лесом холма. Они прошли по деревянному мосту и направились к своим домам, стоящим на холме среди деревьев. Маленький домик Элиона в самом начале поселения далеко отстоял от специально оборудованного жилища, которое делили Казарл и Вельдан. Их дом располагался в глубине долины, неподалеку от озера.
— Ладно, — нехотя проговорил Элион. — Я, наверное, лучше пойду.
Неприязненные нотки, возникавшие в его голосе всегда, когда он говорил с Казом и Вельдан, исчезли без следа. Дракен к удивлению своему осознал, что их непримиримая вражда вдруг стала казаться глупой ребячьей ссорой в сравнении с необходимостью держаться вместе перед лицом яростного гнева Кергорна.
Элион повернул налево, направившись к своему домику. Ссутуленный, с опущенной головой, несчастный и одинокий он медленно брел по сумрачной лесной тропе. Вельдан покосилась на Каза.
— Что скажешь?
Дракен вздохнул.
— Проклятие! Я надеялся отдохнуть в тишине и спокойствии, — пробормотал он. — Только ты да я. Но ты права. Скажи Этому Куску дерьма, пусть идет с нами.
Каз изо всех сил старался вести себя как обычно, но получалось плоховато.
— Элион? — окликнула Вельдан, и чародей обернулся. — Может, зайдешь к нам?
Он вздрогнул.
— Но я думал, вы с Казом хотите побыть вдвоем. Я помешаю…
Каз поднял голову, узкий язык блеснул между клыками в дракеновской версии усмешки.
— О, полагаю, нам есть, о чем переговорить. В конце концов мы все втроем по шею в дерьме.
Элион улыбнулся. В последнее время такое случалось нечасто.
— Я бы сказал, что мы в нем с головой. Спасибо вам. Я бы с удовольствием пошел с вами. По правде говоря, я даже думать боюсь о том, как буду сидеть один в пустом и холодном доме. Так что не откажусь от компании.
— Даже от нашей? — Вельдан подняла бровь.
— А что же? Вы-то не отказываетесь от моей… Я только переоденусь, и присоединюсь к вам.
Тулак была бы очень удивлена, узнав, что мнение Заваля об этой тюрьме не слишком-то отличалось от ее собственного. Ну да, возле его двери стоял охранник. Второй дежурил во дворе под окном, видимо, на случай, если он решится выпрыгнуть. Пусть он был пленником, но это не мешало ему наслаждаться жизнью. Он чувствовал себя несравненно лучше, приняв ванну и переодевшись в чистую одежду, которую разыскала для него милая, улыбчивая молодая женщина. Чуть позже она же принесла ему обед. Заваль накинулся на еду, уничтожив все до крошки. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз ел как следует. И ни одно из изысканных блюд, которые готовили иерарху, не казалось ему таким вкусным.
Теперь он сидел, глядя в окно своей комнаты, потягивая эль из глиняной кружки и греясь в лучах яркого осеннего солнца.
Солнце! Может, его сон оказался правдой? Возможно, Мириаль гневается на своего слугу, раз уж он привел его в это ужасное место.
Окно выходило на задний двор «Грифона» — чистый ухоженный двор, окруженный конюшнями и хозяйственными постройками из того же бледного камня, что и сам трактир. Тропинка, пролегавшая между строениями, вела к огороду. Он заметил угол капустной грядки и бельевую веревку, на которой трепетали под ветром белоснежные простыни. Все это было так непохоже на привычный каменный город. Воздух свежий и прозрачный — совсем не такой, как в промозглой, пробирающей до костей сырости Каллисиоры. Он чувствовал запах свежей соломы, лошадей и жирной ухоженной земли.
Отвернувшись от окна, Заваль снова оглядел свою комнату. Стены обиты деревянными панелями. Цветастая скатерть. Яркое покрывало на кровати. Красно-синий плед на стуле возле камина и пестрый ковер на полу… На столе — букет осенних цветов в бронзовом кувшине; его стенки тускло отражают пляшущие языки пламени камина. На стене висит круглое бронзовое же блюдо с изображением павлина. Цветная эмаль ярко сияет под солнцем на фоне темного дерева панелей…
Допив эль, Заваль вытянулся на кровати. На сердце было необычайно легко. Удивительное дело! Сколько ужасов ему пришлось пережить в последние дни? И как же хорошо после всего просто побыть в тишине и покое… До сих пор его разрывали на части противоречивые чувства: злость и ужас, горечь, страдание и страх. Кто смог бы жить со всем этим на душе? Но может быть, это дивное место — чем бы оно ни было — дано ему, чтобы хоть на время отринуть сомнения и страх и дать ему передохнуть? Даже демон, кажется, оставил его в покое; по крайней мере он на это надеялся. Заваль не слышал и не ощущал захватчика в своей голове с тех пор, как вчера переговорил с Элионом. Там ли он вообще, в конце-то концов. Или воображение сыграло с ним злую шутку? Нет Вельдан упоминала о нем, когда они общались в последний раз. Если верить ее словам, он просто не может уйти.
Может мне попробовать поговорить с ним?
Ему не хотелось этого делать. Сама мысль о том, что кто то находится в его мозгу, наполняла Заваля страхом и отвращением. Пока это существо сидит тихо, он мог полагать, что его там и вовсе нет…
Лучше подождать, пока не придет Элион: Я просто не решусь иметь с ним дело один на один.
Сейчас Завалю хотелось только одного: укрыться в маленькой раковине покоя, который окружал его. Разумеется, он по-прежнему оставался здесь пленником, и одному Мириалю известно, какие ужасы его ожидают. Иначе зачем Элион стал бы завязывать ему глаза? Но хотя Заваль полагал, что ему следует бояться будущего, сейчас оно казалось далеким и нереальным, и он не хотел об этом беспокоиться. Странное дело, но он чувствовал себя так, словно и в самом деле умер на жертвенном костре, а теперь возродился к новой и совершенно другой жизни.
Внезапно послышался осторожный стук. Дверь приоткрылась, впуская ту самую улыбчивую женщину, что приносила ему еду и одежду. В руках у нее был поднос.
— Я пришла забрать тарелки, — сказала она беззаботно. — Нет-нет, не вставай, милый. Я сама справлюсь.
Милый? Никто и никогда в Каллисиоре не обращался к иерарху с такой чудной, непосредственной фамильярностью, но в ее устах это прозвучало на удивление естественно. Впрочем, она и не притронулась к тарелкам, а вместо этого присела к нему на кровать.
— Ты выглядишь лучше, чем раньше, — сказала женщина. — Когда вы только приехали сюда, у тебя был совсем больной вид. А все дело в горячей еде и эле… Смотри-ка, ты уже не такой бледный. — Она нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Было удивительно приятно, и Заваль удивленно поглядел на женщину. Она наклонилась поближе, так что ему стали видны мягкие округлости груди в вырезе платья, и поцеловала его. Губы женщины были мягкими и влажными. Ее волосы упали ему на лицо; они тонко пахли цветами и солнцем.
В первый миг Заваль хотел оттолкнуть ее, сказать, что он посвящен Мириалю, но как-то так вышло, что этого не случилось. С возрастающей страстностью он отвечал на поцелуи. Пальцы женщины скользили по застежкам его одежды. Он расстегнул пуговицы ее платья, обнажив кожу цвета золотистого персика. Не дожидаясь, когда они оба разденутся, женщина перекинула ногу через его бедра, усевшись сверху. Сладостная волна невероятного удовольствия захлестнула его. Женщина застонала, изгибаясь от наслаждения. Сейчас она была подобна одной из языческих богинь горцев. На миг Заваль ощутил укол вины — один-единственный и последний…
Так нельзя. Я посвятил свою жизнь Мириалю…
Женщина улыбнулась. Он посмотрел в ее сияющие глаза, и прежний Заваль растворился в Завале новом.
Черт с ним, с Мириалем. Сделал ли он что-нибудь для меня — хотя бы раз?
Когда они наконец пресытились, и женщина свернулась клубочком подле него в разворошенной постели, Заваль задумался, ожидая, когда же чувство вины вновь овладеет им. Но ничего не случилось. Ему было невероятно хорошо с этой красивой женщиной. Все это было так непохоже на тот первый раз, когда он, переодевшись, спустился в Тиаронд, ведомый зовом своего тела. Тогда на душе не осталось ничего, кроме чувства грязи и мерзости, и с тех пор ощущение вины не покидало его ни на миг. Почему же на сей раз все вышло совсем иначе? Возможно, потому, что обстоятельства переменились. Заваль-иерарх более не существовал. Заваль-человек наконец-то имел на это право. Но не оставалось сомнений, что основная заслуга принадлежала женщине, которая лежала рядом с ним, сонная и довольная, поглаживая мягкими пальцами его грудь и шею.
Аили… Он выдыхал ее имя в порывах страсти во время их бурной любви. Она оказалась открытой, доброй и благородной; красивой и чувственной. Она изменила все и заставила о чувствовать себя желанным. Никто и никогда так и не сумел сделать этого в его одинокой жизни.
Он вспомнил слова Элиона, сказанные ему в домике путников. «Будет нелегко… Вся твоя жизнь перевернется с ног на голову… Но тебе не придется делать это в одиночку… Вдобавок есть еще одна хорошая сторона. Возможно, ты приобретешь новых друзей, новую жизнь и новые знания, о которых сейчас даже понятия не имеешь…»
Как же он был прав!
Если бы только это мгновение могло длиться вечно! Если бы только я мог остаться здесь, на гребне волны счастья.
Но Аили уже поднималась, выпутываясь из простыни.
— М-м-м… — Она вздохнула и, наклонившись, поцеловала его в губы. — Было чудесно. Меня преследует большой соблазн остаться здесь на весь день. Но надо еще переделать кучу дел, и Ослам наверняка меня уже обыскался.
— Ослам?
— Да. Это мой отец. Он…
Заваль вздрогнул. Он как-то забыл, что, несмотря ни на что, остается пленником. Он содержится здесь под стражей и, стало быть, в полной власти ее сердитого отца.
Аили разразилась смехом.
— Ты бы видел свое лицо! Все в порядке, милый. Я уже большая девочка, и Ослам это понимает.
Заваль посмотрел на нее.
— Но он не возражает?
— Ну, он хочет, чтобы я вышла замуж и нарожала ему кучу внучат. Он чувствует себя одиноким, видишь ли. Он очень любил мою маму и потому не хочет, чтобы я переезжала от него. — Она пожала плечами. — Он не может найти никого, кто заменил бы ему мою мать, а я, если хочешь знать, очень, очень разборчивая. Так что мы скрашиваем друг другу одиночество.
— Разборчивая, говоришь? Тогда как же вышло, что ты выбрала меня?
Поднявшись на локте, Аили посмотрела ему в глаза с неожиданной серьезностью.
— Сперва я выбрала тебя, потому что ты казался печальным и одиноким, — сказала она откровенно. — Я решила подлежать тебя и позаботиться о тебе. — Затем она хищно улыбнулась. — Но теперь, когда ты побывал в моих объятиях, мне захотелось остаться здесь и заниматься с тобой любовью пока мы оба не упадем от истощения… Но мне и правда пора идти — Увидев огорчение на его лице, она добавила: — Но я приду к тебе вечером.
Заваль неожиданно припомнил все обстоятельства, и его восторг померк.
— Я даже не знаю, буду ли здесь вечером.
— Будешь, — сказала Аили. — Поверь мне.
— Похоже, сейчас ты единственная, кому я могу верить.
Она озадаченно взглянула на него:
— А как же Элион и Вельдан. Они же привезли тебя сюда, разве нет?
— Они меня похитили, — мрачно отозвался Заваль. — По крайней мере это сделала Вельдан вместе со своим чудищем.
— Разве? — Аили вздрогнула. — То есть все слухи — ложь? Они вовсе не спасали тебя с жертвенного костра?
Заваль почувствовал, что краснеет.
— Э… Ну да, так оно и было, — признал он.
— Но тогда это же очень хорошо, разве нет, любовь моя? Или я чего-то не понимаю?
— Я… — Он беспомощно развел руками. — Я считал, что моим долгом было пройти через жертвоприношение. Предполагалось, что это поможет моим людям…
До сих пор его устремления казались Завалю смелыми и благородными. Теперь же, когда слова были сказаны вслух, он вынужден был признать, что это и вправду звучит несколько глупо…
— А тебе не кажется, что ты сможешь скорее помочь им, если останешься в живых и будешь что-нибудь делать? — Аили улыбнулась и провела рукой по его волосам. — Во всяком случае, лично я очень рада, что все вышло именно так. И что это за сволочи, которые сжигают людей заживо? Ладно, так или иначе, Вельдан дала тебе шанс передумать…
Она села на кровати, обхватив колени руками.
— Знаешь, — сказала она, — я выросла вместе с Вельдан и Элионом — и дракеном тоже, если уж на то пошло. Я доверяла им всю мою жизнь. Родители Элиона были обычными людьми. Мать Вельдан, Авеола, была чародейкой из поселения, а ее отец так и остался неизвестным, хотя ходили разные слухи… В любом случае Авеола умерла, когда Вельдан была совсем маленькой. Единственным ее наследством оказалось яйцо, из которого потом вылупился Каз. Они росли вместе, оба круглые сироты, и…
— Почему ты рассказываешь мне все это? — перебил ее Заваль.
— Потому что если люди — чужаки, и ты не можешь понять их, очень просто считать их чудовищами. Когда мы узнаем их лучше, наши взгляды зачастую меняются. Мы начинаем понимать, что их намерения могли быть добрыми… Если Вельдан заставила тебя страдать, то лишь потому, что сама переживала не лучшие времена. Она заработала свой шрам, сражаясь с монстрами, которые едва не убили ее. И убили напарницу Элиона. Бедняжка Вельдан была тяжело ранена и еще не оправилась до конца. Вот почему Каз так стремится защитить ее. Ты знаешь, что до недавнего времени она постоянно носила маску? Она очень переживала из-за своего шрама. Она…
Заваль не слушал. Он думал об их первой с Вельдан встрече и о том, как он смотрел на ее изуродованное лицо. Он внутренне содрогнулся. Неудивительно, что чародейка так неласково с ним обошлась…
— Аили! Аили? Где ты? — послышался голос Ослама снизу лестницы.
Женщина поднялась на ноги.
— Прости, мне действительно пора. Но я обязательно вернусь.
Она сладко поцеловала его и вышла.
ГЛАВА 17. ВВЕРХ И ВНИЗ
Маленькая группа выживших воров осторожно пробралась через Эспланаду и провела ночь в самом безопасном месте, которое пришло им в голову: склепе торговца шерстью. Теперь они прятались в саду, перед домом леди Серимы, в дальнем его конце, под мертвыми коричневыми ветвями некогда пышного кустарника.
— Не могу поверить, что я снова здесь, — пробормотала Алианна. — Неужели я обречена провести остаток жизни, прячась между этими проклятыми особняками?
— Да, — шепотом ответил ее брат, — если не начнешь двигаться. И жизнь твоя продлится только до того момента, пока проклятые твари не заметят нас.
Алианна потерла щеку.
— И все же твоя идея — полное безумие.
— Ну так предложи что получше, — фыркнул Алестан. — Это единственный план, который у нас есть.
— Но прятаться в Храме! Ты представляешь, чем такое может кончиться? Что, если там никого не осталось в живых? И что если они нас не впустят?
— По-моему, это взаимоисключающие варианты, — рассудительно заметил брат.
Алианна проигнорировала его реплику. Ей было не до того чтобы отвечать на его колкости.
— И что мы им скажем? Как объясним проклятым Мечам Божьим, почему не были на церемонии жертвоприношения?
— Придумаем что-нибудь. — Алестан зло усмехнулся. — Кто знает, может, эти твари оказали нам услугу и сожрали лорда Блейда.
Пакрат вклинился между ними.
— Если мы и дальше собираемся торчать здесь и ждать, пока вы закончите препираться, скоро все вопросы отпадут сами собой, — прошипел он. — Летучие ублюдки решат их за вас.
Алианна почувствовала, что сейчас взорвется, но Алестан, как обычно, оставался невозмутимым.
— Ты проверил туннель? — терпеливо спросил он.
Пакрат вздрогнул.
— Да — и ты был прав. Там они и прячутся. Сейчас там все тихо, словно они спят. Я слышал их дыхание и какой-то шелест, думаю, от крыльев. И эта вонь! Их можно унюхать за милю.
И не только их, подумала Алианна, сморщив нос от запаха грязного тела Пакрата.
Алестан замолчал, погрузившись в раздумья. В отличие от сестры, большей частью действовавшей импульсивно, он всегда предпочитал заранее все спланировать, и его здравый смысл часто спасал Алианну от ошибок.
— Похоже, мы угадали, — сказал он наконец. — Они не любят дневного света. Если они набились в туннель, как сейчас, то, возможно, живут в пещерах. Теперь понятно, почему их так привлекли наши Каверны.
— И это означает, что твой план никуда не годится, — заметила Алианна. — Мы не сможем сейчас попасть в Храм.
— Разумеется, сможем, — возразил брат. — Мы заберемся в Пределы и перелезем через стену прямо над этими тварями в туннеле.
Алианна уставилась на него, потеряв дар речи. Однако не всех изумление заставило онеметь.
— Что? Ты рехнулся? Я не смогу туда залезть.
Гелина побелела от ужаса.
Алестан ободряюще положил руку ей на плечо.
— Я знаю что лазание — не твоя сильная сторона, — терпеливо сказал он. Но это наш единственный шанс. Все будет в порядке, Гелина. Мы все сделаем медленно и осторожно, если возникнут трудности, я тебя подстрахую.
Женщина медленно покачала головой:
— Ты с ума сошел.
Некоторое время спустя, судорожно цепляясь за гладкий камень Алианна была склонна с ней согласиться. Время поджимало: пока еще светло, они должны были успеть забраться по одной стороне каньона и спуститься по другой. Призраки не могли тратить слишком много времени на выбор подходящего места, поэтому не оставалось ничего, кроме как довериться своему опыту и удаче. Они выбрали участок слева от Эспланады, за домом леди Серимы, где восточная часть городской стены плавно загибалась, переходя в скалу, охранявшую Священные Пределы. Тосель, лучший лазутчик в команде, обнаружил, что камни в этом углу сильнее всего разрушены ветрами и дождем.
Тосель полез первым, чтобы разведать путь. Таг и Эрла отправились следующими. За ними — Алианна. Она собиралась страховать детей, но теперь поняла, что ей не о чем волноваться. Эта парочка лазила как белки, гораздо лучше, чем она сама. Пакрат поднимался за ней, и девушка страстно желала, чтобы он был где-нибудь в другом месте, так как его замечания о том виде, что открывается перед ним, становились все более и более непристойными, и это очень скоро начало действовать ей на нервы. Алианне посчастливилось найти прекрасный участок выветренного камня и «случайно» спихнуть вниз каменное крошево прямо в лицо Пакрату, в надежде, что это хотя бы ненадолго заткнет его.
Гелина и Алестан, поднимавшиеся медленнее всех остальных, замыкали процессию. Алианна слышала голос брата, спокойный и ободряющий, когда он указывал женщине, куда безопаснее поставить руки и ноги. Она надеялась, что эти двое благополучно заберутся — по крайней мере Алестан. Девушка понимала, что думать так бессердечно, но ничего не могла с собой поделать. Целые сутки до того она считала его мертвым и, хотя, к своему счастью, ошиблась, было бы слишком жестоко потерять его теперь.
— Двигайся, Гелина, — шептала она сквозь зубы. — Давай же, дура. Это не настолько трудно.
Не настолько, возможно. Но все же нелегко. Хотя она ни за что не согласилась бы это признать. Раненая рука Алианны причиняла ей множество неприятностей, ныла при каждом движении, не давая как следует ухватиться за скалу. Как и все прочие, она очень устала и нервничала, постоянно отвлекаясь от мыслей о подъеме, чтобы в очередной раз оглядеть небеса. Дождь заливал глаза, ледяными струями тек по шее, затекал в рукава. Поверхность скалы потемнела, намокнув, и стала скользкой. Через некоторое время уже не один только Пакрат сыпал проклятиями. Ему не уступали даже Таг и Эрла, с младенчества усвоившие крепкие словечки. Слыша грубые ругательства, произносимые тонкими детскими голосами, Алианна спросила себя, действительно ли Каверны подходящее место для детей. Странно, что она задумалась об этом в такой момент. Лучше уж так, чем подохнуть от голода на улице, одернула она себя.
Осколок камня, выскользнувший из-под раненой руки, вернул Алианну к действительности. Нога соскользнула, и она потеряла опору, вновь осыпав несчастного Пакрата каменной крошкой.
— Смотри, что делаешь, ты, неуклюжая корова! — крикнул он, но в следующую секунду Алианна с облегчением почувствовала, как он поставил ее соскользнувшую ногу обратно на спасительную опору.
Она пробормотала благодарность сквозь зубы и вытянула ноющую руку, в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться, подтягивая следом ослабевшее тело.
В конце концов они оказались наверху. Тосель исчез из поля зрения, сопровождаемый Тагом и Эрлой. Затем и Алианна выбралась на благословенную ровную поверхность, ухватившись за протянутую руку Тоселя, который даже не запыхался. Он улыбнулся, глядя, как она пытается отдышаться.
— Неплохо полазили. Думаю, спускаться тебе еще больше понравится.
Когда я отдохну немного — придушу его.
Маленький отряд Гальверона собрался у дверей храма. Их было одиннадцать: восемь отборных воинов Мечей Божьих, наиболее умных, рассудительных и искусных в бою, Шелон, ассистент Кайты, который должен был отыскать необходимые медикаменты, рудокоп по имени Ареом, идущий, чтобы собрать взрывчатый порошок и прочее оборудование, необходимое для взрыва. С ними отправлялся и сам Гальверон.
Из-за этого решения командиру пришлось выдержать нешуточный спор с иерархом. Кайта, со своей стороны, не преминула указать, что он ранен и, возможно, все еще пребывает в шоке, предположив, что в этом и кроется причина его намерения так безответственно рисковать собой, хотя кто-нибудь, из его людей мог бы справиться ничуть не хуже… Она сама, например, смирилась с невозможностью отправиться в эту вылазку именно потому, что ее опыт лекаря важнее здесь.
Гальверон сознавал, что она права.
— Но это же совсем иное! — защищался он. — Мне необходимо выйти наружу, чтобы оценить ситуацию. Я смогу прикинуть количество этих тварей и выяснить, где они проводят дневные часы. Я попаду в оружейную Цитадели и точно выясню, какое оружие и экипировка находятся в нашем распоряжении. Мы не сможем вечно оставаться в базилике. Если не найдем способ дать отпор тварям, нам конец.
Кайта скрестила руки на груди и склонила голову набок.
— Ты уверен, что это истинная причина?
— Я же только что сказал…
— И это не имеет отношения к смерти сержанта Эвальда? Ты не думаешь о мести за него и не испытываешь вины оттого, что он погиб, когда ты выжил? Или злости — из-за нелепой смерти хорошего человека. Нет?
Оправдания застыли у него на губах.
Какой смысл притворяться, что это неправда? Я только буду выглядеть еще глупее. Похоже, она знает меня лучше, чем я сам.
Кайта потрепала его по руке.
— Я не сержусь на тебя из-за этой лжи, но не ври по крайней мере себе самому. Просто будь осторожен, вот и все. Убедись, что ты как следует все обдумал. Ты нужен нам, Гальверон. Ты здесь командир, даже если недостоин им быть…
Кто-то позвал ее, и целительница ушла прежде, чем он успел ответить.
Когда Гальверон открыл дверь храма, резкий порыв ветра ворвался внутрь, а небо заполнилось махами черных крыльев. Вскрикнув, он отшатнулся назад, готовый захлопнуть дверь, когда до него дошло, что это всего лишь птицы: десятки и десятки черных ворон справляли свой пир над мертвецами.
— Мириаль великий! Я думал, нам конец, — пробормотал кто-то подле него, и он узнал голос рудокопа Ареома.
Это был невысокий коренастый человек с коротко остриженными черными волосами и деятельным характером, который помогал ему стойко сносить все трудности осады. Глянув назад, Гальверон увидел побледневшие лица остальных членов своего отряда и понял, что все они испугались не меньше, чем и он сам.
— Что ж, — сказал он грубовато. — Теперь мы знаем, что с нашими рефлексами все в порядке. Пошли, пока настоящие твари не проснулись.
Оказавшись снаружи широких дверей базилики, Гальверон почувствовал себя страшно уязвимым на лестнице. На первый взгляд среди зданий Пределов или в небесах над ними не было заметно никакого движения, но его сердце колотилось, а мышцы были напряжены — для боя или для бегства. Гальверону постоянно казалось, будто в спину ему уперся чей-то пронзительный взгляд.
Двор храма являл собой жуткое зрелище — гораздо худшее, чем самые мрачные опасения Гальверона. Всюду, куда бы он ни посмотрел, валялись вздутые растерзанные трупы, их глаза выклевали птицы. Зловоние от гниения множества мертвых тел, которое уже начало проникать внутрь убежища, здесь было просто невыносимым. Трупы были буквально облеплены воронами, повсюду на земле мельтешили мелкие твари. Паразиты в городе, как и люди, страдали от голода в течение последних месяцев. Теперь же, казалось, все крысы Тиаронда обосновались в Пределах, чтобы полакомиться на неожиданном пиру.
— Это не так плохо, — проговорил холодный голос из-за плеча Гальверона. Он обернулся и увидел Шелона, молодого ассистента Кайты, спокойно оглядывающего мрачную картину. — Сейчас мертвые угрожают гибелью живым, — продолжал целитель. — При таком количестве останков угроза эпидемии возрастает с каждым часом. Мы должны радоваться, что сейчас зима, так что нет мух и прочих паразитов, но чем скорее падалыцики очистят тела от плоти, тем лучше для нас.
Шелон был прав, но от этого не делалось легче. Пока они пробирались среди гниющих тел, некоторых вывернуло наизнанку. Ареом, с серым лицом, дрожа, готов был в любой момент упасть в обморок. Только Шелон казался сравнительно спокойным, хотя Гальверон заметил сжатые челюсти и блеск испарины на его лбу и предположил, что целитель лишь пытается быть равнодушным.
Палаты Врачевания пребывали в запустении. Двери выломаны, окна разбиты. Кровати и прочая мебель перевернуты, простыни и одеяла разорваны и разбросаны. Впервые на лице Шелона отразилось беспокойство.
— Хочу надеяться, что они не добрались до медикаментов, — пробормотал он.
Однако его волнения были напрасны. Мази, травы и настои всегда запирались для сохранности в шкафах, поскольку многие из их компонентов были редкими или ядовитыми. Запертые дверцы не заинтересовали нападавших, и вскоре Шелон отыскал ключи там, где указала ему Кайта, и принялся укладывать лекарства в две сумки и большой заплечный мешок. Большинство людей Гальверон рассредоточил по зданию чтобы они могли наблюдать за всеми направлениями, в то время как двое солдат и Ареом взялись собирать бинты, одежду и хирургические инструменты. Работу закончили быстро: никто не хотел задерживаться здесь дольше, чем нужно, рискуя в любой момент подвергнуться нападению.
Итак, план Гальверона, кажется, работал. Облака были высоко, света сравнительно много и ни один признак не выдавал присутствия летучих тварей поблизости. Великий Мириаль, пошли нам удачу! — взмолился Гальверон, ведя свой отряд через превратившийся в громадный склеп внутренний двор. Нужно было миновать базилику, чтобы дойти до Цитадели в противоположном конце Пределов, и Гальверон отправил Шелона обратно внутрь вместе с драгоценными медикаментами. Командир не собирался рисковать одним из таких ценных лекарей, любой из которых был востребован сейчас, и уж конечно, Шелон не возражал против возвращения.
Двери храма чуть приоткрылись, чтобы впустить Шелона внутрь. Проводив целителя, Гальверон вернулся к остальным и направился к темным, маячащим впереди стенам Цитадели. Время стремительно убегало, до заката оставалось всего лишь несколько часов, так что не следует терять время, если они собираются успеть сделать все, что нужно, и благополучно вернуться. Конечно, оставалась возможность провести ночь в отлично защищенной Цитадели, но Гальверон собирался использовать ее лишь в самом крайнем случае, поскольку это означало, что Гиларра и ее люди останутся без защиты ночью, когда крылатые убийцы вновь полезут через верхние окна.
Пройдя через арочный проем во двор Цитадели, командир и его спутники, к своему облегчению, обнаружили, что там всего несколько тел. Должно быть, немногие сумели выбраться из обезумевшей от внезапного нападения толпы и добежать сюда. Раньше он никогда не обращал внимания, как темно здесь по сравнению с открытым пространством перед храмом. До сих пор это никогда не имело большого значения. В довершение всего Гальверон заметил, что с севера к вершине Гика Чаикар быстро идет низкая темная туча.
— Смотреть в оба, — предупредил он свой отряд. — Следить за любым движением и странными тенями. Ходить не менее чем по двое. Пусть один из вас занимается наблюдением за окрестностями — и только этим!
Один или двое солдат посмотрели на него удивленно, и он внезапно понял, что дает им инструкции прямо на открытом пространстве, ставя всех под угрозу.
Может, Кайта права? Я не гожусь, чтобы командовать?
Что ж, теперь слишком поздно об этом волноваться.
Поскольку все должны были отправиться на церемонию, Цитадель оставалась пустой и неохраняемой. При нормальном положении вещей такая ситуация была бы немыслима. Осталась ли крепость безопасной? Не смогли ли проклятые твари забраться сюда?.. Но вскоре Гальверон обнаружил, что ему следует волноваться совсем об ином. Блейд не был бы самим собой, если бы не устроил им какой-нибудь подлости: огромные металлические створки главных дверей оказались запертыми изнутри.
Гальверон побежал вдоль стены здания, пока не достиг маленькой задней двери, глубоко утопленной в толщу кладки в темном углу. Она тоже была заперта, а ключ, должно быть, находился у Блейда.
Блейд отрезал нас от нашей собственной крепости? Не могу в это поверить!
Он замер на секунду, пытаясь понять, что же делать дальше, и вдруг уловил тот самый звук, которого боялся, — взмахи кожистых крыльев. Одновременно с этим послышался топот. Гальверон оглянулся. Несколько оборванных фигур со всех ног бежали к нему, отчаянно пытаясь обогнать зловещие тени, пикирующие сверху.