Глава 10

В конце длинного ряда домов, среди которых находилась моя лавка, пролегал объездной путь — Дорога, куда открывались ворота дворов и задние Двери домов и магазинов, чтоб было удобнее подвозить, загружать и разгружать товары, а не мельтешить с ними у парадных подъездов. В один из таких дворов выходила дверь моей кладовой, здесь мы обычно держали фургон и машину.

В это воскресенье миссис Пейлисси взяла фургон. «Ровер» стоял во дворе, там, где я его оставил, когда за мной заехал Джерард. Было около шести, и он, несмотря на все мои возражения, все же настоял на своем и подвез меня к заднему входу, чтоб я не шел пешком лишние сто ярдов.

— Да вы не беспокойтесь! — твердил я.

— Какое беспокойство, сущие пустяки.

Ехал он медленно, сказал, что свяжется со мной завтра, поскольку нам надо обсудить еще кое-какие детали. Затем свернул к моему двору, третьему слева.

Возле «Ровера» стоял во дворе фургон средних размеров, задние дверцы распахнуты. Я с удивлением взирал на него — оба заведения, делившие со мной двор, парикмахерская и магазин готового платья, по воскресеньям всегда были закрыты.

Соседом через стенку был китаец, торговавший едой на вынос. Его заведение никогда не закрывалось. Очевидно, подумал я, к нему заехали в мой двор по ошибке.

Джерард сбросил скорость и затормозил… И тут из задней двери моей лавки, которую я сам запер ровно в два часа дня, вышел мужчина с коробкой вина под мышкой. Я яростно вскрикнул и, распахнув дверцу автомобиля, собрался выскочить.

— Назад! — жестким тоном приказал Джерард, но я его не послушался. — Надо найти телефон, позвонить в полицию.

— В соседнем дворе, — бросил я через плечо. — Санг Ли, китаец. Попросите у него. — Я захлопнул за собой дверцу и.бросился к фургону, так и кипя от злости и ни на миг не задумываясь об опасности. И свалял жуткую глупость, о чем твердили мне в течение всей следующей недели и с чем я, по зрелом размышлении, был вынужден согласиться.

Мужчина с коробкой меня не видел и уже сунулся в фургон, где собирался поставить краденое на пол, — столь знакомая мне поза.

Я изо всей силы врезал ему по спине. Он, потеряв равновесие, ткнулся головой вперед, тогда я захлопнул дверцу, ударив его по ягодицам. Он взвыл от испуга и боли, но голос звучал приглушенно, и его никто, кроме меня, не услышал. Он беспомощно барахтался, пытаясь высвободиться, но дверцы фургона словно пригвоздили его к месту. Ноги болтались снаружи, и я со злобным удовлетворением подумал, что вполне смогу продержать его так до возвращения Джерарда.

Однако я, к несчастью, не учел того факта, что грабители обычно работают парами. И неожиданно получил сильнейший удар по почкам, отчего так и отлетел к дверце фургона. И еще сильней прищемил первого негодяя, застрявшего там. Обернувшись, я краем глаза успел увидеть очень похожего на первого мужчину, тоже с коробкой, который, по-видимому, твердо вознамерился устранить препятствие, вставшее на его пути. Препятствие в моем лице.

Первый грабитель, застрявший в фургоне, продолжал верещать. Очевидно, эти крики подстегнули его напарника, который перестал прижимать меня к дверце и уронил коробку с вином на землю у моих ног. Я успел заметить лохматые черные волосы, густые черные усы и глаза, не предвещавшие ничего хорошего. Он врезал мне по челюсти, отчего она так и затрещала. Но я в долгу не остался и изо всей силы врезал ему в ответ.

Никто не учил меня драться, поскольку у меня не было ни малейшего желания учиться этому. Ведь человек, умеющий драться, непременно попадает в разные неприятные ситуации, так и притягивает людей, норовящих нанести физическое увечье, а для меня главным в жизни являлось стремление по возможности обойтись без увечий. Умение драться неизбежно влечет за собой появление пистолетов, людей, которые будут палить в тебя из-за угла. Умея драться, ты и сам рано или поздно можешь кого-нибудь убить. Умение драться иногда приводит к получению креста Виктории и ордена «За боевые заслуги», так, во всяком случае, думалось мне в детстве. И храбрость отца и деда казалась при этом не только недостижимой, но и чужеродной, точно оба они принадлежали к какой-то другой расе.

В это же воскресенье неловкие мои попытки разделаться с грабителями были продиктованы вовсе не храбростью, но ослепляющей разум злобой. Да какое, черт побери, право имеют они посягать на мою собственность? Не смеют, не должны и не будут, я им, чертям, покажу!

Им есть что терять. Свободу, к примеру. К тому же я наверняка повредил первому типу или тазобедренную кость, или почки, и все его существо, должно быть, взывает к отмщению.

Вообще вся эта борьба сводилась вовсе не к ударам кулаками. Нет, то была довольно сумбурная возня с пинками, толчками и ударами о жесткие поверхности, с использованием колен для тупых пинков по мягким частям тела. Почти сразу же запал мой иссяк. Второй грабитель тотчас же воспользовался этим обстоятельством и, приоткрыв дверцу, сунулся в кабину фургона. И оказался в той же рискованной позе, чем я не преминул бы воспользоваться, не будь руки у меня заняты его напарником. И отпустил я его слишком поздно, чтобы атаковать.

Номер два уже выпрямился и стоял возле кабины, тут-то и прекратилась драка. Запыхавшийся и торжествующий, он сжимал в руке короткоствольный дробовик, ствол которого подло целился прямо мне в грудь.

— Отвали, — мрачно приказал он мне.

Я отвалил.

Ну вот, дошло и до ружей, судорожно размышлял я. И только тут со всей ясностью осознал, что умирать из-за нескольких коробок вина вряд ли стоит. Я, пятясь задом, поднялся на одну ступеньку, потом — на вторую и третью и почувствовал, что уперся спиной в стену рядом с дверью. Задняя дверь в лавку имела привычку захлопываться сама, если только ее чем-нибудь не подпереть, и была в данный момент просто плотно закрыта. О, если бы удалось подобраться и проскочить в нее, тогда бы я был в безопасности. Следом пришла вторая, не столь обнадеживающая мысль: стоит мне попробовать сунуться в дом — и они выстрелят.

И тут я увидел, как во двор въехала машина Джерарда, и понял, что человек с дробовиком никак не может решить, стрелять в меня или нет. Вот он резко развернулся лицом к машине и выпалил из одного ствола. Я неловко нащупал дверь, рванулся к ней. Я знал, что следующий выстрел предназначается мне, уголком глаза успел заметить, как он разворачивается ко мне. Я знал, что, выстрелив раз, он непременно выстрелит и второй, что все запреты для него пали. Ему стоило сделать каких-то пять шагов навстречу, чтоб пробить во мне дыру, которая свалила бы и быка. Никогда прежде не замечал я в своих движениях подобной прыти, скачками продвигаясь к спасительной двери. И тут он спустил курок.

Я влетел внутрь и рухнул на пол, но не потому, что меня сразила пуля. Нет, просто весь коридор был заставлен коробками и ящиками с вином, и я споткнулся. Дробинки, угодившие в руку, жгли как огнем, как раскаленным острием ножа.

Дверь за мной тут же захлопнулась. Надо бы запереть ее изнутри, вяло подумал я, тогда им до меня не добраться. И тут же пришла мысль о Джерарде. Он там, снаружи, в машине… Две эти мысли путались в голове, а сам я тупо смотрел, как по правой руке стекает и капает на пол кровь. Ах, да что там, ладно… Я ведь еще не умер, верно? С трудом поднявшись на ноги, я приоткрыл дверь — ровно настолько, чтоб видеть, что происходит во дворе. И обнаружил, что ничего примечательного, если не считать того, что оба черноволосых разбойника садятся в свой фургон — с явным намерением удрать.

Остановить их я не пытался. Фургон пулей промчался мимо машины Джерарда, выехал на дорогу и тут же скрылся из вида. Последнее, что я успел заметить, это распахнутые задние дверцы и три или четыре ящика вина внутри.

По ветровому стеклу «Мерседеса» Джерарда расползалась паутина трещин. Я с нарастающим страхом приблизился к машине и увидел, что он лежит на переднем сиденье, по плечу расплывается красное пятно, зубы стиснуты от боли.

Я распахнул дверцу рядом с водительским местом. Человеку в минуты стресса и ужаса свойственно говорить самые нелепые вещи, и я сказал:

— Простите, что так получилось… — зная, что он вернулся, чтобы помочь мне, что мне не следовало выходить из машины, тогда бы всего этого не случилось.

Из-за угла выбежал Санг Ли, широкое добродушное лицо искажено от волнения.

— Выстрелы! — сказал он. — Я слышал выстрелы. Джерард, болезненно морщась, произнес:

— Я увернулся… Увидел ствол и пригнулся. Но немного опоздал, — держась за руль, он медленно выпрямился, с одежды, точно снежинки, с шуршанием сыпались мельчайшие осколки стекла. — Полиция выехала, вы, как вижу, живы. Так что обошлось. Могло быть гораздо хуже.

Санг Ли, вполне прилично говоривший по-английски, смотрел на Джерарда, точно ушам своим не верил. Я же глупейшим образом расхохотался.

— Мистер Тони, — осторожно начал китаец, словно опасаясь за мой рассудок, — а вы знаете, у вас тоже кровь…

— Да, — сказал я.

Выражение лица Санг Ли свидетельствовало о том, что все англичане, по его мнению, просто полоумные. Не спас положения и Джерард, попросивший беднягу вызвать «скорую», если тот, конечно, ничего не имеет против.

Санг Ли умчался, продолжая пребывать в полном недоумении, Джерард одарил меня неким подобием вежливой светской улыбки.

— Кровавые воскресенья, — заметил он. — Похоже, они становятся традицией, — затем, после паузы, поморщился и добавил: — Номер их фургона запомнили?

— Ага, — кивнул я. — А вы?

— Да. Уже продиктовал полиции. А этих типов хорошо разглядели?

— На них были парики, — сказал я. — Лохматые черные парики, совершенно одинаковые. И густые черные усы, тоже одинаковые. Накладные, полагаю. На руках резиновые хирургические перчатки. Но если спросите, узнаю ли я их без грима, боюсь, что ответ, увы, будет отрицательный.

— У вас кровь, — заметил он. — Капает из руки.

— Они украли у меня вино.

Помолчав, он спросил:

— Какое именно вино, вы заметили?

— Черт возьми, вопрос по существу. Пойду гляну, — ответил я. — Вы как, ничего?

— В порядке.

И я зашагал через двор к задней двери, чувствуя липкое тепло на правой руке, ощущая, как жжет и ноет она вся от плеча до запястья, но, как ни странно, ничуть не волнуясь по этому поводу. И в локте, и в пальцах рука сгибалась и разгибалась, все двигательные функции сохранились — проверив это, я решил на время оставить руку в покое. По сравнению с тем, что могло случиться, это действительно были сущие пустяки.

Только теперь я понял, как воры проникли в лавку. Зарешеченное окошко в ванной было умело выдавлено — вместе с рамой, решеткой, стеклом и всем прочим. Образовалась дыра, в которую вполне свободно мог пролезть человек. Я, хрустя осколками, вошел в ванную, отыскал там полотенце, которым обычно протирал бокалы, и несколько раз обмотал им запястье. А потом отправился посмотреть, что потерял.

И, к своему удивлению, обнаружил, что небольшого запаса действительно первоклассных и дорогих вин, хранившихся в деревянных коробках в задней части кладовой, они не тронули. Все мои изысканные и замечательные «Марго» и лафиты были на месте.

Не лишился я ни десяти ящиков с шампанским, ни шести бутылок со старым выдержанным коньяком, даже коробки с водкой, стоявшей на самом видном месте. Коробки, о которые я споткнулся в коридоре, оказались открытыми, из них торчали горлышки бутылок, и, только войдя в торговое помещение, я понял, в чем дело.

Грабители хватали бутылки со стеллажей. Мало того, они почему-то забрали все раскупоренные и начатые бутылки с вином, стоявшие на демонстрационном столике, а также вскрытые ящики, находившиеся внизу, под скатертью.

Вина, стоявшие на столе и под ним, поступили из Сент Эмильона, Волнея, Коте де Русилона и Гра-ва. Вина, исчезнувшие со стеллажей, — частично оттуда же, частично из Сент Эстефа, Нюи Сент Жоржа, Макона, Вальполиссела. Тоже все красные.

Я вернулся во двор и взглянул на коробку, которой грабитель номер два сперва ударил меня, а потом уронил на землю. В ней были бутылки со столика, четыре из них разбиты.

Выпрямившись, я подошел к машине и с облегчением заметил, что Джерарду хуже не стало.

— Ну, что там? — спросил он.

— Это были не обычные воры, — сказал я.

— В каком смысле?

— Они украли только те вина, которые я пробовал в «Серебряном танце луны». Где вина с такими же этикетками оказались подделкой.

Он сосредоточенно и недоуменно смотрел на меня.

Я объяснил:

— Я купил эти вина в ресторане. Заплатил за них. Получил от официанта счет. Должно быть, они решили, что я забрал их с собой… Но на самом деле они в полиции. Я передал их сержанту Риджеру. Он дал мне расписку.

— Так вы хотите сказать, — медленно начал Джерард, — что, если бы привезли те вина в лавку, сегодня их здесь уже не оказалось бы, да?

— Да.

— Еще полчаса и… Я кивнул.

— Должно быть, это для них чрезвычайно важно.

— Гм, — буркнул я. — Хотелось бы знать почему.

— А что заставило вас их купить?

Мы говорили, как мне казалось, только для того, чтоб сделать вид, что ничего необычного не происходит, что это вполне нормально, что средь белого дня в воскресенье два англичанина потихоньку истекают кровью от огнестрельных ранений на улицах тихого маленького городка. Я подумал про себя: «Черт возьми, да это же просто смехотворно!», а вслух вежливо ответил:

— Купил их ради этикеток… посмотреть, не являются ли и они подделкой. Ну, чтоб потом сохранить как раритет. Как, к примеру, собирают марки.

— Ага… — удовлетворенно протянул он.

— Джерард…

— Да?

— Мне правда страшно стыдно…

— И правильно. Натворили глупостей.

— Да.

Мы подождали еще немного, и вот во двор неспешно вкатил полицейский автомобиль. Из него вышли двое констеблей и с ходу заявили, что не видят никаких признаков взлома. И не знаем ли мы, кто тут вызывал полицию.

Джерард закрыл глаза. Я сказал:

— Во двор выходит задняя часть помещения. Воры влезли в лавку не с фасада, а сзади. Если посмотрите повнимательней, то увидите, что они высадили окошко в ванной, а уже потом вышли в коридор и отперли изнутри входную дверь.

Один из полицейских буркнул:

— О… — и пошел посмотреть. Второй достал блокнот. Я тихо заметил ему:

— У грабителей был дробовик и… э-э… они в нас стреляли. Уехали в фургоне «Бедфорд», серый, по бортам коричневые полосы, номер «ММО 229 Y». Увезли четыре коробки с красным вином… и если к этому времени уже успели отъехать миль на десять, лично я ничуть не удивлюсь.

— Ваше имя, сэр? — вежливо спросил он.

Мне захотелось расхохотаться. Впрочем, я назвал ему имя. Следует отдать ему должное, он довольно быстро смекнул, что пиджак Джерарда не был изначально в красную искорку. И вот вскоре мы с Джерардом оказались в травматологическом отделении местной городской больницы, где его тут же увезли на каталке, а я сидел на небольшом столике с обнаженной и только что промытой рукой, и средних лет медсестра ловко и хладнокровно извлекала застрявшие под кожей дробины неким сверкающим инструментом, напоминающим по виду щипчики.

— Похоже, вам приходилось делать это и прежде? — заметил я.

— Каждый год во время охотничьего сезона, — она остановилась. — Очень больно?

— Нет, не очень.

— Хорошо. Некоторые застряли глубоко. Если местного наркоза недостаточно, скажите, ладно?

— Непременно, — нервно ответил я.

Она ковырялась еще какое-то время, и вот наконец на поддоне зазвякали ровно одиннадцать маленьких черных шариков, похожих на перец-горошек. Маленьких, но каждый из них мог убить фазана. Затем, вызвав у меня мрачно-недоуменную ухмылку, она спросила, не хочу ли я взять их себе на память. Многие брали.

Держа в одной руке пиджак и не шевеля второй, заключенной в некое подобие вязаной муфты с антисептическими пластырями внутри, заменявшей изодранный рукав рубашки, я отправился проведать Джерарда. И нашел его в боксе, сидящим в кресле-каталке. На нем были брюки, сверху накинут рыже-коричневый больничный халат, на лице выражение отчаянной скуки. Кровотечение, и поверхностное, и внутреннее, удалось остановить, но несколько дробинок застряли так глубоко, что оказались недоступны щипчикам, и его оставили до завтра, дожидаться, когда операционная начнет работать в полную силу. Похоже, вопросы жизни и смерти по воскресеньям тоже не решались, выходных не знали лишь маленькие шарики свинца, застрявшие под ключицей.

Он сказал, что звонил Тине, жене, и что она должна приехать и привезти ему пижаму. Тина также заберет его машину и отдаст в ремонт, вставлять новое ветровое стекло. Интересно, подумал я, сказал ли он Тине, что бархатная обивка сиденья, в том месте, где находилась его голова, прежде чем он успел пригнуться, изодрана в клочья и из нее вылезает набивка.

Я взял такси и вернулся в лавку, проверить, прислали ли полицейские, как обещали, мастера, заделать выбитое окошко в ванной. Вошел через главный вход, включил свет и начал оценивать степень нанесенного мне ущерба. Уже не в ярости, совершенно хладнокровно и с чисто практической точки зрения.

Навести порядок не позволяла рука. Ничего, ящики и коробки с вином могут и подождать. И разбитое стекло на полу — тоже. Слава Богу, что у меня есть Брайан, устало подумал я и еще раз проверил, надежно ли заперта изнутри задняя дверь, крепко ли прибит кусок клееной фанеры, прикрывающей выбитое окошко.

Я оставил все как есть, выключил свет и вышел на улицу. Санг Ли, приоткрыв дверь в свою забегаловку, выглянул. Смотрел он настороженно, лоб избороздила сеть мелких морщинок.

— Ах это вы, мистер Тони, — с облегчением заметил он. — Ну что, взломщики больше не появлялись?

— Нет.

— Может, хотите покушать?

Я призадумался. Весь день во рту у меня не было ни крошки. Но голода я не ощущал.

— Вам обязательно надо покушать, — сказал он. — Есть ваши любимые цыплята с лимоном, свеженькие, сочные, только что приготовил, — он почтительно поклонился. Я отвесил столь же почтительный поклон и проследовал за ним. Отношения между нами сложились самые добрососедские, но формальности и приличия соблюдались. Похоже, Санг Ли предпочитал именно такой подход. Сидя за столиком в маленьком отгороженном углу ресторанчика, я поедал цыпленка с лимоном, затем — жареных креветок и, расправившись со всем этим, вдруг почувствовал, что легкомыслие мое куда-то испарилось. До сих пор я не осознавал, сколь бездумным и рискованным было мое поведение, — как порой люди узнают, что были больны, только поправившись. Теперь же, вспоминая случившееся, я понял, что заглянул в лицо самой смерти, и ноги сразу стали ватными и словно не принадлежали больше телу. Эйфория, в которой я пребывал во время этого малоприятного инцидента, наша болтовня с Джерардом во дворе, потом возвращение в лавку с целью оценить ущерб… как мог я вести себя столь бездумно! С чего это начал притворяться, что все нормально?.. Наверное, виной тому были некие химические процессы в мозговых клетках. Такое с человеком случается, особенно после ранения или шока, где-то я об этом читал.

Я встал, сделал неуклюжую попытку извлечь из кармана бумажник, но тут же подскочивший Санг Ли сказал, что можно расплатиться и завтра. Я спросил у него разрешения пройти во двор к машине через кухню, вместо того чтобы огибать дом кругом. И он тут же услужливо уведомил меня, что за руль мне сегодня, пожалуй, садиться не стоит. Стоя у двери в темноте, мы еще раз обменялись поклонами. Уже подходя к «Роверу», я обнаружил, что держу ключи от машины достаточно крепко.

Я поехал домой. Ни во что и ни в кого не врезался. Действие наркоза стало проходить, и проклятую руку жгло точно огнем. Я громко ругался, говорил жуткие непристойности, удивляясь, что способен произносить подобные вещи, пусть даже наедине с самим собой. Удивляясь, как такое только в голову может прийти…

Вошел в дом. Мельком отметил тот факт, что вот уже второе воскресенье подряд вхожу в дом в одежде, запачканной кровью.

Эмма, ради всего святого, помоги же мне!.. Я шел через пустые комнаты и не то чтобы искал ее, нет. Я прекрасно знал, что ее здесь нет, но меня так и раздирало отчаянное желание поделиться хоть с кем-нибудь, найти человека, который бы обнял меня, успокоил и любил, как могла любить только она.

Я включил все имевшиеся в доме лампы, наглотался аспирина и уселся в свое любимое кресло в гостиной. И сказал себе: заткнись и успокойся. Тебя ограбили… Ну и что с того? Ты боролся и проиграл… ну и что с того? Тебя ранили в руку… подумаешь, великое дело! О, Эмма, любовь моя… милая моя… помоги же мне, помоги!..

Хватит, возьми себя в руки, придурок!

Выключи свет. Ступай в постель. Спи.

Всю ночь рука немилосердно ныла.

Наступивший день, понедельник, вполне соответствовал моему восприятию мира: томительный, серый, лишенный какого-либо проблеска света или надежды. Я с трудом оделся, кое-как побрился, сварил себе кофе, изо всех сил стараясь побороть искушение вернуться в постель и отключиться снова. Понедельники всегда выдаются тяжелыми. Кажется, что впереди ждут одни неприятности, манят, затягивают тебя, точно холодное болото.

Я сунул в карман пузырек с аспирином. Одиннадцать незаживших ранок давали о себе знать. Я никак не мог понять, какая из них зудит больше, по всей остальной коже на руке расползались синяки различных размеров и форм. Размножаются, словно микробы, подумал я. Черт бы их взял…

Я поехал в лавку и запарковался во дворе. Машина Джерарда стояла наискосок, на том же месте, где он тогда остановился, ударив по тормозам. Когда увидел нацеленный прямо ему в голову дробовик. Ключей в замке зажигания не было, и я никак не мог вспомнить, кто же их взял. Еще одна проблема, решение которой придется отложить на неопределенный срок.