6

Торговая галерея Моккеки была лишь одной из пары десятков коммерческих точек, занимавших полуостров, что вдавался в мелководье названного застройщиками Лисьим озером водоема. Владельцев ничуть не волновало, что в песчаной впадине никогда не было озера, пока застройщики не заключили контракт на заполнение ее повторно используемыми сточными водами. Так было принято в игре умников-землеустроителей. Два искусственных острова в центре озера отвели под рекреационные цели и заселили роболисами, энергично охотившимися на робомышей. Решившие присоединиться к ним настоящие крысы проигнорировали своих не имеющих запаха механических сородичей и патрулировали берег в поисках головастиков, лягушек, рыб и остатков человеческой еды типа гамбургеров, которые в конечном итоге выбрасывало течением на берега островов. Ирония современной жизни заключалась в том, что упаковки гамбургеров и гренков, лапши и пиццы подвергались биоразложению быстрее, чем остатки приставшей к ним еды, чему настоящие грызуны, в отличие от электронных, не переставали радоваться.

Подобно другим здешним торговым галереям, галерея Моккеки представляла собой аляповатый, навязчивый архитектурный конгломерат из маленьких лавочек, спроектированных с расчетом привлекать и приезжих и местных. Внутри зданий мексиканской деревни и индейского пуэбло можно было найти причудливые кафе, ресторанчики типа «Макдоналдсов», торгующие одеждой бутики, торговые стим-автоматы, фирменные магазины, продающие выставочные образцы крупным дистрибуторам и, если знаешь, как и где искать, менее приглядные развлечения и товары.

Нескольких небрежных расспросов хватило, чтобы привести Карденаса к комерсио владельца, известного под прозвищем Индеец2 . Причина такого необычного обозначения стала ясна, как только инспектор зашел в сувенирную лавку и представился владельцу. Стоявший за стойкой Машупо Мингас продемонстрировал снимки своей матери-индуски и отца-зуни. Он был не вдвойне индейцем, щеголяющим происхождением от двух племен, а индейцем в квадрате, происходившим от родителей с противоположных сторон мира. Подобный этнический фон был своеобразным, но не исключительным. Во всяком случае, не в нынешние времена массовых миграций людей из всех уголков всех континентов. Однако раньше инспектор с такой комбинацией как-то не сталкивался.

Мингас остался сердечным даже после того, как Карденас назвался представителем СФП. Малорослый, но жилистый, он улыбался, указывая на приманки своего комерсио, от привлекательных полотен с юго-западными пейзажами, пылавших светом своих квантовых капельных красок, до дешевых устарелых традиционных туристских сувениров вроде вкрапленных в люцитовые пресс-папье скорпионов и тарантулов. Так как забирать с собой живых пустынных арахнидов запрещалось, эти создания были лишь бесплодными клонами, которых создавали исключительно для торговли сувенирами. Продавались также виты, карты-«вафли» и впечатляюще широкий набор региональных продуктов питания, отличающихся изрядной выдумкой и зачастую юмористической упаковкой. На небольшой веранде позади лавки стояла пара столов и стульев, где покупатели могли посидеть, потягивая напитки и глядя на отдаленные острова с их роболисами. Там и сейчас сидела хорошо одетая парочка индейцев, сосредоточивших свое внимание на озере.

Болтая с посетителем, Мингас уминал сэндвич «Филли». Этим деликатесом Полосы назывался филадельфийский сырный бифштекс, подаваемый с красным и желтым перцем «чили» вместо обычных луковиц и сыром «ялапеньо» вместо швейцарского. На самонагревающейся упаковке проступили пятна жира. Одна коричневая капля упрямо цеплялась за нижнюю губу лавочника.

— Итак, что же я могу продать вам, инспектор-сэр? Красивый снимок залива? — Выйдя из-за стойки, он показал на ряд имитаций зунийских ожерелий-фетишей. Вместо сплетенных из серебра, вырезанных из бирюзы, яшмы и других полудрагоценных камней зверей на этих гирляндах светились их пластиковые подобия. Каждое существо величиной с ноготок щеголяло крошечным светящимся LED-глазом. — Видите, — принялся превозносить свой товар Мингас, — когда до него дотрагиваешься, фетиш издает крик изображаемого им зверя. — И продемонстрировал это, мягко сжимая большим и указательным пальцами миниатюрного медведя. Через интегрированное в ожерелье звуковоспроизводящее устройство, медведь живо издал короткий, приглушенный рык.

— Очень остроумно. Беру. — Ответ инспектора вызвал на лице Мингаса удовлетворенное выражение. Ипатии оно пришлось бы по душе, решил Карденас. Разумеется, вещичка сугубо для туристов, но придумана остроумно и сделана довольно неплохо. Сработана, вероятно, здесь же, на Полосе, в одной из тех гигантских мастерских сувениров, которые имели тенденцию собираться в промышленном подразделе Паленке.

Покуда Мингас пропускал коробку с ожерельем через машинку для подарочной упаковки, одевавшую ее в кокон из прозрачного пластика, Карденас забавлялся, изучая взглядом набитое голограммами вращающееся колесо.

— Я хотел бы купить еще кое-что.

В голосе лавочника прямо-таки сквозила нетерпеливая готовность услужить.

— Если у меня этого нет, сэр, то смогу достать в двадцать четыре часа.

— Один знакомый сказал мне, что такой пронырливый инфоман, как вы, может что-то знать о нынешнем местонахождении женщины и ее дочери по имени Сурци и Катла Моккеркин, — проговорил Карденас не отрывая взгляда от голограмм.

Мингас закончил заворачивать ожерелье и вручил его покупателю.

— Вот, инспектор-сэр. Платы не нужно. — Тон его сделался неестественным, а улыбка — натянутой. — Я твердо-натвердо верю в необходимость поддерживать свою местную полицию.

Тут Карденас оторвал взгляд от колеса с голограммами. И, вперив его в глаза лавочнику, отчеканил:

— Если ты что-то обо мне слышал, то должен знать, что я интуит. А это значит, что я могу определить, когда от меня что-то скрывают. У меня нет времени играть с тобой в слова. Двум женщинам грозит настоящая опасность, и я должен найти их раньше ее бывшего мужа. Один человек уже умер. Джордж Андерсон, он же Уэйн Бруммель. Мужчина, с которым она жила. И этот один — уже один лишний.

— Я ничего не знаю о том, про что вы говорите, инспектор-сэр, — отвел взгляд Мингас.

— Лжете.

— Это не преступление. — Мингас по прежнему держался вызывающе. — Если, по-вашему, один покойник — уже лишний, то учтите, что моя смерть заставит вас почувствовать себя вдвое хуже.

Карденас бросил небрежный взгляд через плечо.

— Здесь никого, кроме туристов и местных чистяков. Девочке всего двенадцать, и она не причинила вреда ни одной живой душе. Я хотел бы обезопасить и осегурить хотя бы ее.

— Я свои права знаю. Вы не можете арестовать меня за ссылку на неведенье.

— Да, не могу. Но могу кое-что иное. — Карденас принялся извлекать свой спиннер. — Дайте только пару минут.

Это состязание воль лавочнику было суждено проиграть. Плечи у Мингаса опустились.

— Я люблю прислушиваться. К людям, рекламам, вит-клипам. Ко всякому. — Он оправдывался за свое вполне законное, но общественно спорное пристрастие. — Такое местечко, как Моккека идеально подходит для этого.

Карденас заплатил за ожерелье.

— Что ты слышал? У тебя есть хоть какое-то представление, где они могут сейчас быть?

Лавочник метнул взгляд в заднее окно. Молодая индейская парочка сидела за одним из столиков на веранде, сосредоточив все свое внимание на своих напитках, жареных змеях, виде на озеро и друг на друге. Они ни разу не оторвали взгляд друг от друга и не взглянули в сторону лавки. Но Мингас все равно понизил голос.

— Эта дама и ее дочь могут быть где угодно. Понятия не имею, где они, и живы ли они вообще. О них ходит слух, вот и все. Гляньтумань. Но тоймен этой женщины, покойник Андерсон? — Карденас ободряюще кивнул. — По слухам, он швырялся уймой кредита, и не всегда со своей дамой. Поговаривали, будто он был завсегдатаем полудюжины секстелей от Агуа-При[39] до Сонойоты. — Мингас подался поближе. — Ходит слух, будто в его конюшне была одна особенно сегуро[40]. Давалка по имени Кой Джой[41], которая теперь не перестает оплакивать свое счастье в зарегистрированной цитадели спаривания под названием «Коктэйль»[42].

— Я смогу его найти, — бесстрастно пробормотал Карденас.

— Найдите его сами, сэр. — Мингас убрался обратно за стойку, словно та могла каким-то образом защитить его от пронзительного взгляда инспектора. — Но как бы вы ни отыскивали, пожалуйста, не упоминайте ни обо мне, ни о моем бизнесе.

— Каком? — Карденас взял упакованное ожерелье и ушел так же тихо как и вошел.

Благодаря тому, что «Коктейль» был зарегистрирован, отыскать его не составило труда. Он являлся одним из десятка подобных заведений разбросанных среди баров, магазинчиков и ресторанов, содержавших и приватные кабинки с куда более изощренными аксессуарами, чем солонки или перечницы. Работала также и пара санкционированных глумеров. Последние своего присутствия не рекламировали, но те, кому требовались их особые услуги, знали, где их найти. Спроектированные для обслуживания важных персон, они обеспечивали пользователей безопасным местом, где те могли предаваться своим пристрастиям, не боясь причинить вред самим себе или любым иным ни в чем неповинным гражданам. Клиент мог прийти с собственными принадлежностями или взять их напрокат. То же самое относилось к избранному пристрастию. В наличии имелись модельные смирительные рубашки всех размеров, или же они моделировались по требованию заказчика.

По сравнению с настороженной атмосферой, нависающей над глумерами, секстели дышали степенностью. Как было известно Карденасу, в индивидуальных или групповых номерах, испещривших, словно соты, более крупные заведения, царил совсем иной дух. Там воздух заполняли цвета, звуки и запахи, душившие чувства аурой несдерживаемого желания. Или же клиент мог раскрепоститься в окружении, отдававшем спокойной традицией. Чего б он там ни желал, секстели выражали полную готовность обеспечить этим. Были-таки некоторые вещи, размышлял Карденас, которые никогда нельзя будет симулировать, невзирая ни на какие граммы, ни на то, сколько кранча имелось в распоряжении твоего домашнего ящика.

Индукционная труба высадила его как раз перед сексзоной. По одну сторону от станции тянулся ряд макиладор, в организованных недрах которых все еще трудилась ночная смена. Выходя, рабочие могли отправиться домой, зайти чего-нибудь перекусить или предаться более сладострастным занятиям в соответствии с индивидуальными пристрастиями. Карденас направился в иную сторону от станции. Согласно его спиннеру, «Коктэйль» располагался в противоположном конце зоны.

Секстель работал во всю, хотя настоящий наплыв гостей произойдет, когда освободится смена на одном из близлежащих сборочных заводов. Лучше б найти разыскиваемую им женщину до того, как забронируют все ее рабочее время. И то при условии, что она сейчас на месте. Точно также, как заводы макиладоры, обслуживавшие их работников эротические заведения работали по двадцатичетырехчасовому графику.

Перед ним появился знак обходного пути. Следуя его указаниям, он свернул в боковой крытый проход. Инспектор прошел менее двадцати метров, прежде чем его осенило, что с его собратьями-пешеходами что-то не так. Никто другой бы этого, вероятно, не заметил. Но выучка интуита приводила к обострению всех чувств, а не только тех, какие обычно задействовались людьми.

Народ вокруг него двигался, наслаждаясь теплым вечерним воздухом, и все эти люди выглядели нормальными, вели себя нормально, говорили нормально. Фактически отсутствовал только один компонент нормальности.

Ни один из прохожих не имел запаха.

Остановившись, он протянул руку и схватил за предплечье бредущего в одиночестве хорошо одетого старикана, шедшего в противоположном направлении. Пальцы его сомкнулись, встретив лишь сопротивление воздуха. Одновременно старик зло улыбнулся ему — и исчез. Равно как и пара, приближавшаяся сзади. Равно как и стены, и улица, и пылающие вывески, рекламирующие восторги тех эротических заведений, мимо которых он проходил.

Вот только он не проходил мимо хорошо освещенных общественных учреждений. Он находился не на обозначенном обходе, а в переулке, что шел не согласно плану департамента общественных работ, а направлялся по узкой «подсобной дороге», бывшей едва ли не просто щелью между зданиями. А обход был иллюзией. И притом очень ловкой, размышлял он, поворачивая и возвращаясь по своим следам. Не более, чем дорогая миражовка. Женщина, державшая только что выключенный ею проектор, сунула его в рюкзачок у себя за спиной. Серебрянно-ниобиевые серьги негромко забренчали, когда она откинула с лица длинные черные волосы. Рядом с ней стоял индеец, высокий мужчина. На его лбу была головная повязка, удерживавшая темные волосы и вспыхивавшая постоянным потоком легко узнаваемых трехмерных юго-западных символов. Подняв руку, он провел по краю повязки кончиками пальцев.

Безвредные туристические символы, обозначающие дождь, четыре священных растения (кукурузу, бобы, тыкву и табак), гром и молнию, Землю-Мать и Небо-Отца, внезапно сменились зловещей смесью из светящихся линий, изображающих молнию, скрещенную с ножами, копьями, лазерами, и со всех капала призрачно светящаяся кровь. Карденас мигом узнал эти символы. Эти мужчина с женщиной принадлежали к числу инзини, Юго-западного индейского эквивалента японской якудза или итальянской мафии.

Зародившись примерно в начале века как псевдо-религиозная организация, они распространили свое влияние по всему району Четырех Углов[43] и за его пределы, оседлав волну процветания и нелегальных прибылей, порожденных взрывным развитием Полосы. Пренебрегающие татуировками в стиле якудза, предпочитая им куда более современное и гибкое проецирование символов, они глубоко внедрились в незаконную иммиграцию, отмывание кредита, торговлю видами, занесенными в Красную Книгу, и полудюжину других разновидностей антиобной деятельности. По существу не имеющие вожаков и вольные как ветер, они оказались исключительно крепким орешком, который СФП все никак не могла раздавить. Точное название на языке навахо звучало как хуган хазьангии нитьчи би иинизиинии, или «семья злых духов», но и друзья и враги называли их просто инзини.

Пистолет в руке мужчины был не столь многоцелевым, как носимый в наплечной кобуре Карденасом. Он не мог скрывать, маскировать или всаживать в цель наркотик. Начиненный разрывными патронами, он мог только убивать. И этот киллер был вполне готов применить его. Гадать инспектору не требовалось. О намерении и способности этого малого в избытке свидетельствовали все оттенки его позы, пота, взгляда.

— Дорогая игрушечка, — небрежно начал он разговор, подразумевая только что убранный женщиной портативный проектор. — Меня таким обычно не одурачить, но я был поглощен своими мыслями.

— Ни с места, — приказал индеец. — Подыми руки и положи ладони на макушку. Пальцы не сцепляй. Сунешь руку в пиджак или брюки — убью. Попытаешься дотронуться до пиджака или брюк — убью. Двигайся медленно и плавно. Не прикасайся одной ногой к другой.

Покуда он говорил, индианка достала собственное оружие. Подойдя к Карденасу, она тщательно обыскала его, отобрала сперва пистолет, а затем и спиннер. И продолжила проверку.

— Канал открыт, но передает только местонахождение. У него не было возможности что-то отправить, — сообщила она своему спутнику. На глазах у Карденаса она включила на приборе пара-сайт и воспользовалась им для набора инструкций. Закончив свою работу, она сунула прибор обратно в карман Карденасу. И даже не улыбнулась. — Весь следующий час введенная мной грамма будет сообщать твоему монитору в участке, что все в порядке. Именно так все и будет на самом деле, покуда ты сотрудничаешь с нами.

— Чего вам надо?

— Ты из СФП.

— Инспектор Анхель Карденас, — кивнул он. — Желал бы иметь возможность сказать, что рад с вами познакомиться, мистер и миз?..

Мужчина сделал жест в сторону настоящей улицы.

— Ты провел некоторое время, болтая с одним лавочником в галерее Моккеки. Мы только что оттуда, где немного… потолковали… с ним. — Упоминание о недавно посещенном лавочнике помогло Карденасу вспомнить. Теперь он узнал их: это была та самая парочка, которая сидела на веранде позади лавки Машупо Мингаса.

Выходит, покуда он расспрашивал лавочника, они наблюдали за ним.

— Мы знаем, что ты возглавляешь поиски женщины по имени Сурци Моккеркин, которая вихряет вместе с дочерью. Расскажите нам, пожалуйста, что именно сообщил вам хозяин лавки. Если вы сделаете это для нас, мы вас просто уложим спать на полдня. Обычный нарколеп, ничего серьезного или создающего привыкание. — Он показал на здание слева от них. — Это вполне удобное место. Мы вам снимем номер на день и уведомим администрацию заведения, что вы хорошенько отсыпаетесь. Вас никто не побеспокоит. Когда же вы проснетесь, то почувствуете себя отдохнувшим лучше, чем удавалось за много недель, и без всяких вредных последствий. Мы к тому времени завершим проверку предоставленных вами сведений и отправимся своей дорогой.

Дуло компактного пистолета слегка сместилось.

— Если же ты не скажешь того, что мы хотим узнать, то мне придется начать отстреливать твои разные довески. В конце концов ты нам все расскажешь. Так почему бы не избавить себя от боли и физического вреда и не сэкономить мне боеприпасы?

Прекрасная речь, подумал Карденас. Она должна была успокаивать. Да только она была спокойно преподнесенной ложью. Едва они получат искомые сведения, как тут же убьют его. Не сделав ни малейшей попытки скрыть свои лица, они не могли оставить его в живых, ибо иначе он мог сообщить об их действиях и обличье. Его застрелят и оставят в переулке скавам, точно так же, как оставили Уэйна Бруммеля-Андерсона. Он определил все это по глазам парочки, по тому, как они держались и по самым тонким модуляциям в голосе мужчины.

Будь у него хоть полминуты, он мог бы изгнать из своего спиннера доминирующую грамму и вызвать подмогу. Поскольку прибор знал о его местонахождении в любое время, помощь прибыла б за считанные минуты. Узкая «подсобная дорога» не давала ни малейшей возможности куда-либо спрятаться, а стены были слишком высокими и слишком гладкими для восхождения. Переулок представлял собой тупик в разных значениях этого слова.

С руками на макушке он попытался тянуть время. Если б он смог как-то отвлечь их на достаточно долгий срок, чтобы коснуться спиннера или бросить пару слов в свой голком, — но женщина следила за его движениями столь же внимательно, как и ее спутник. Если он хоть дернется, они выстрелят ему в ту руку, которая шевельнется. Это не давало ему возможности доложить о своем положении, но не мешало говорить. Притворная потеря сознания, как ему думалось, их не одурачит. Они будут и дальше мучить его, пока он не откликнется на их требования.

Пистолет снова переместился.

— Говори. — Индеец быстро оглянулся в сторону главной улицы. — И не ври. Если мне покажется, будто ты врешь, я что-нибудь прострелю. Ничего существенного — сначала. Ты мне кажешься довольно здоровым федоко. И, как мне представляется, вполне выдержишь шесть-семь тщательно нацеленных выстрелов, прежде чем отключиться. Убить они тебя не убьют, но чувствовать ты себя будешь все неуютней.

— Хотел бы я вам что-нибудь рассказать, но владелец лавки, о котором шла речь, мало что знал.

На сей раз ответила женщина.

— Выходит, тебе стало скучно, и ты решил наведаться в сексзону Поремас, просто желая расслабиться. Далеко ж тебя занесло. Да к тому же в рабочее время. — Выражение ее лица не изменилось. — Зачем ехать в такую даль и именно в эту сексзону? — Она указала на улицу у нее за спиной. — Чего такого особенного в этой зоне? Да и в любом случае ты с виду явно не из любителей «клубнички».

— Больше никаких задержек. — Опустив дуло пистолета, ее спутник прицелился в левую ногу инспектора. — С хромотой хорошо вызывать сочувствие, но не жить до конца жизни. Говори, федоко. И на этот раз выдай мне настоящий вердад.

Лишенный всяких вариантов выбора, Карденас слегка ткнул кончиком языка один из верхних зубов. И уже собирался настроить соседний, когда воздух наполнился глухим стуком. На лицо инзини наплыло выражение легкого удивления, когда он повалился ничком. Лицо его разбилось всмятку, ударившись о мостовую. На затылке у него, как с интересом заметил инспектор, образовалась такая вмятина, словно по нему врезали из пушки шаром для кегельбана. Кровь и спрессованные мозги разлетелись во все стороны. Карденас не без усилия придержал язык.

Круто развернувшись, спутница покойного инзини подняла собственное оружие. Когда она вскинула пистолет, некая сила вдавила лицо ей в череп. Зрелище вышло достаточно ярким, чтобы заставить скривиться даже федерального инспектора с тридцатилетним опытом. Безликое тело качнулось назад и рухнуло на неподатливую мостовую переулка. Из кармана ее рубашки торчал пистолет Карденаса, недейственный до тех пор, пока снова не окажется в радиусе досягаемости ключа-биочипа, имплантированного под кожу правой руки. Анхель не сделал ни малейшей попытки вернуть себе оружие. Он вообще не сделал ни малейшего движения.

Из теней начали выступать силуэты. Двое из них сжимали в руках пистолеты, в то время как оставшаяся пара держала длинные извилистые предметы, похожие на ветки деревьев. Когда четверо незнакомцев приблизились, Карденас увидел, что те предметы, в которых он сперва заподозрил какие-то деревянные изделия, изготовлены из имитирующего древесину пластика. Трубки были украшены цветными изображениями животных и растений. На незнакомцах были комбинезоны, каждый из которых отличался иным узором из ярких цветных пятнышек и кругов. Светящиеся точки вспыхивали достаточно смелыми пуантилистскими узорами, чтобы вызвать колебания даже у французского импрессиониста.

Двое из новоприбывших были белыми и блондинами, в то время как кожа их спутников выглядела чернее, чем у любых других людей, с какими доводилось сталкиваться инспектору. Один из последних щеголял курчавой добела поседевшей бородой, которая придавала ему вид запыленной версии Древнего Морехода. Он держал одну из странных изукрашенных трубок, а куда более молодой белобрысый спутник — другую.

Перешагнув через изуродованный труп инзинки, второй блондин сунул пистолет в кобуру. Перешагивая, он постарался не обратить внимания на то, что недавно было ее лицом. А Карденас не мог этого себе позволить, несмотря на угрозу, которую она представляла для него.

— Мерзкое это дело. — Блондин ободряюще улыбнулся Карденасу. — Можешь опустить руки, приятель. — Когда Карденас так и сделал, новоприбывший кивнул на другого безжизненного инзини. — Эти идиоты больше тебя не потревожат.

— Спасибо за помощь, — осторожно ответил Карденас. — Я оказался в скверном положении. — Его язык переместился на второй коренной зуб, но не нажал. Пока рано.

— Струт[44]. — Блондин фальшиво рассмеялся. — Тебе повезло, что нам с ребятами случилось оказаться поблизости.

— Интересное совпадение, — уклончиво заметил инспектор.

— Куда как верно, приятель. Конечно, ты сейчас думаешь, что совпадение это было далеко не случайным.

— Такая мысль приходила мне в голову, — не стал отрицать Карденас. И показал на искусно изукрашенную трубку в руках старшего из них. — Что это за штука? И кто вы?

— Мы-то? — Блондин охватил своих спутников широким взмахом руки. — Да как кто, мы — озерники из страны Оз, приятель. Навестив ваш великий Севамериканский Юго-Запад, мы едва не могли уехать, не посмотрев на этот выдающийся двигатель мировой торговли, Полосу Монтесумы.

— Вы следили за мной, — обвиняющее сказал Карденас.

— Вовсе нет, приятель, вовсе нет. — Блондин показал на два трупа, лежащих без движения на мостовой переулка. — Динкам, мы следили за этими дронго. Больше нам не придется этим заниматься. — Он снова прошелся пытливым взглядом по лицу инспектора. — Надеюсь, ни за кем больше не придется долго следить. Нам охота вернуться домой. Но сперва мы подрядились найти одну шейлу с ее дочкой и потолковать с ней. Ты случайно не знаешь чего-нибудь насчет того, как бы нам к этому подойти, а?

— Нет, не знаю. — Пытаясь соврать, ничего не потеряешь, решил Карденас.

Это не сработало. Сделав жест одной рукой, блондин подозвал к ним своего младшего коллегу. Этот тощий иностранец крепко держал обеими руками разрисованную трубку.

— Так вот, приятель, мы называем эту штуковину диджериду. Там, откуда я родом, это традиционный музыкальный инструмент аборигенов. Его никак не назовешь настоящим хайтех-комплексом, да уж. В один конец дудишь, а из другого выходит музыка. Однако вот эти две красавицы не простые, а усиленные. Когда они заряжены, то подудишь в один конец, и из другого выстреливает звуковым шаром. На самом-то деле это больше похоже на фигурную звуковую волну. — Он показал на заднюю стену ближайшего здания.