Челанксийская федерация (№2) - Приговоренный к призме

Библиотека и врачи моментально оказались опутанными оранжевыми нитями, трех бойцов толстые и прочные нити окутали столь плотно, что те не могли пошевелиться и воспользоваться своими зубами. Эван попытался бежать, но тоже был схвачен. Их опускали в долину. Они были как муравьи в руках гиганта, и этим гигантом была заполнена вся долина.

— Кооптированы! — закричал библиотека, пытаясь вырваться из цепких объятий щупалец.

Они увидели, как на склоне холма открылось отверстие в ожидании их прибытия. В отверстии не было видно зубов, это было больше похоже на дверь. Ус длиной около метра перехватил их из оранжевых щупалец и втянул всех их внутрь.

Дверь закрылась за ними, крыша начала опускаться.

Быть раздавленными — не самый приятный способ уйти из жизни.

Получится тонкий лист спрессованного мяса. Но потолок остановился в центре от пола. Глаз величиной с кулак, желтый с черным, бегал как пчела в ведре, рассматривая Эвана и его друзей.

Стены и потолок были прочными. Снизу поползла желтая масса, ее уровень медленно повышался, затопляя пленников. Эван прикинул, что к вечеру они будут затоплены полностью.

Эван уже представлял себе, как скверная масса вливается в его ноздри, заполняет легкие, и он задыхается. Но вскоре ему пришлось прервать свои фантазии — из вязкой массы высунулся длинный ус и пополз вверх по его груди. Эван начал стряхивать его, но тут что-то стукнуло его по голове.

Когда Эван пришел в сознание, была уже ночь. Он сидел весь в желтом сиропе, прислонившись к стене. Свет от многочисленных лун Призмы серебрил небо. Эван почувствовал ус, змеившийся по его плечу к левому уху, ус нащупывал ушное отверстие.

Справа можно было различить силуэты, наверно останки его товарищей.

Эван не хотел, чтобы наступил завтрашний день. Библиотека и Эже — все под слоем полупрозрачной желтой массы. Может быть, еще живые, ведь им не нужен кислород. О постигшей их участи можно было только догадываться.

Есть ли смысл кричать, звать на помощь? Эван криво усмехнулся. Он проделал трудный путь в поисках Мартины Офемерт, и вот теперь они, он и она, будут слиты вместе с сотнями других жителей Призмы в одну безумную массу.

Он прошел десятки световых лет, чтобы погибнуть, став частью большого супа. Как глупо!

— Неправда, — сказал неизвестный голос почти в голове Эвана.

Очевидно, ус был средством связи, а не забытым независимым существом.

— Всякое новое приобретение служит всеобщему благу.

Это был новый голос, не библиотека и не Эже. Сильный, вибрирующий голос, на грани истерики. Голос самоуверенного сумасшедшего.

— Ты уже поглощал таких как я. — Это было больше утверждением, а не вопросом.

Ответ привел Эвана в замешательство:

— Я видел мягкую вещь, похожую на тебя, но не смог уговорить ее соединиться со мной.

— Неправда. У тебя есть прибор, принадлежащий тому существу, о котором ты сейчас сказал, этот прибор излучает свет и звук.

— Прибор, о котором ты говоришь, любопытен и очарователен, и он действительно есть у меня. Но владелец этого прибора не поддался на мои уговоры и остался сам по себе.

Другой бы на месте Эвана засмеялся или заплакал бы. Эван же сохранил самообладание, несмотря на нахлынувшие чувства. Он еще был в состоянии насладиться пикантной иронией своего положения. Замечательно! Смех! Правду говорил философ: жизнь — самый большой шутник. Эван шел, полз и карабкался по враждебной территории, надеясь выступить в роли благородного спасителя, а в самом конце пути сам оказался нуждающимся в спасении. И спасти его, возможно, могла та, которую он собирался спасти.

Но эта мысль была еще преждевременной и маловероятной. Каким способом чудовище смогло завладеть маяком Мартины Офемерт? Эван мог попробовать догадаться как-нибудь на досуге, но неизвестно было главное — жива ли она?

Если она съедена прожорливыми обитателями Призмы, тогда не удивительно, что ее маяк оказался здесь.

— Чем ты расстроен? — поинтересовался голос. — Я надеюсь, что ты не пострадал?

Эван при всей трагичности положения готов был рассмеяться.

— Ты считаешь, мы нисколько не пострадали? Ты напал на нас, унес в эту тюрьму, залил нас этой желтой гадостью, которая, как я предполагаю, является частью тебя, и после этого ты заявляешь, что ничего особенного не произошло?

— Я думаю, с вами все в порядке. Вы участвуете в великом эксперименте.

— Что за эксперимент?

— Эксперимент — это я. Я — интегратор. Я — это вы, а вы — это я. Все станут мной, и я стану всеми.

Не новая философия, размышлял Эван. Если заглянуть в историю, такое было присуще многим тиранам и диктаторам. Но вряд ли когда-нибудь это воплощалось на биологическом уровне. Моя смерть будет поистине уникальной, он будет убит колоссальной маниакальной меланомой.

— Войдут все. Особенно я ценю интеллигентность. Ты и твои товарищи — интеллигентны. Они пришли из Ассоциативы, но я — самая большая Ассоциатива из всех, что были, из всех, что будут. Я — единственная истинная

Ассоциатива.

— Ты — не Ассоциатива, потому что ты хаотичен и не организован. -

Эван узнал голос библиотеки, звучавший теперь горько и обвинительно, но очень слабо.

— Организация будет потом. Я интегратор, и моя цель — объединить все формы жизни в один огромный механизм, это будет Ассоциатива во всем мире, и ничего, кроме нее.

Библиотека, обессиленный и беспомощный, не соглашался:

— Твой рост так же хаотичен, как и твои намерения, ты не Ассоциатива, а анархия, ты не интегрирован.

— Для создания организации надо только интегрировать достаточное разнообразие форм жизни. Это пока не сделано.

— Ты не понимаешь себя. Ты можешь расти количественно, но не качественно. Высокая организация не возникнет сама собой.

— Ты — лишь фрагмент, — с презрением ответил Интегратор — Что ты можешь знать? У меня есть несколько библиотек, и каждая отдает мне свои знания.

— У тебя есть их знания, таланты, но ты не можешь использовать их как следует, потому что ты лишил их индивидуальности. Они уже не могут спорить, обсуждать и сравнивать. Они могут только накапливать данные. Ты уничтожил в них самое ценное.

— В истинной Ассоциативе нет места индивидуализму. Ты оценишь это, уверяю тебя. Ты обретешь свое истинное достоинство библиотеки, как части великого ценного.

— Без индивидуальности не может быть новаторства, а значит, развития.

Ты будешь расти, но не будешь созревать. Ты сможешь повторять, но не сможешь творить. Ты не способен оригинально мыслить.

— Ты не прав, не являюсь ли я сам самой оригинальной идеей? Ты, наверное, нигде и никогда не видел такого?

— Только в ночных кошмарах, — пробормотал Эван.

— Ты — сумасшедший, — добавил библиотека, — и не понимаешь этого. -

Индивидуальности не могут быть интегрированы силой.

— Нет, ты не прав! Это можно и нужно сделать. Я сделал это.

Поверхность Интегратора вокруг Эвана сверкала ярким зеленым светом, выплескивая свои чувства, этот свет был воплощенным криком.

— Ты прав, — тихо сказал Эван. — Это можно сделать. — Он почувствовал удивление товарищей. — Это возможно, и доказательством являюсь я.

Посмотри: я, воины, библиотека, врачи и разведчик, собиратель и сканер, все в одном. Ты не можешь объединить два Интегратора.

— Именно так, — подтвердил Эже, уловив мысль Эвана. — Отпусти нас.

— Нет, меня не так просто обмануть. Во мне много чисто органических форм жизни. Некоторые полезны, другие бесполезны, но я ни от кого не отказываюсь. Когда-нибудь любой может оказаться полезным.

— Ты пойми простую вещь, — снова вмешался Эван. — Я не питаюсь светом, мне нужен кислород. Как только эта желтая масса покроет меня, я умру.

— Это не важно. Я буду использовать твои останки, как я это делаю со многими подобными тебе мягкими телами. — Для иллюстрации сказанного десятки конечностей вылезли из поверхности и закружились в хороводе вокруг

Эвана. Когда-то они принадлежали их первоначальным владельцам. Эвана чуть не вывернуло наизнанку.

— Когда ты полностью интегрируешься, тоже вступишь в этот кооператив,

— любезно ободрил его Интегратор.

Интегратор хочет показать себя во всем блеске, подумал Эван, подобно тому, как дешевое дерево оклеивают тонкими листами дерева ценной породы, когда изготовляют мебель. Эвану предстояло влиться в поток сотен и тысяч несчастных. Его мозги будут помещены в одно место, глаза в другое, уши в третье, куда сочтет нужным Интегратор. Интегратор поглотит все разумное на планете, если его не остановит непредвиденная катастрофа. И когда поглощено будет все, чем тогда займется Интегратор? Интересный вопрос.

Эван передавал свои размышления по радиосвязи друзьям, но те не отвечали. Может быть, у них уже изъято коммуникационное оборудование. Или они слышали, но не могли ответить. Как только солнечный свет упадет на их рецепторы, они оживут. В отличие от Эвана. Эван задохнется, как только его голова погрузится в сиропообразную жидкость. К утру его судьба будет решена. И даже, если выберется отсюда, все равно погибнет от голода и жажды.

Страх и напряжение, беспокойство и тревога истощали его силы, он погружался в сон. Если ему повезет, он задохнется прежде, чем проснется.

Глава 13

Но даже такого подарка судьбы он был лишен. Утреннее солнце разбудило его, когда желтая масса достигла его подбородка, свободной оставалась лишь голова. Скоро Эван попробует это вещество на вкус. Может быть, проглотить что-нибудь, чтобы быстрее умереть?

Эже и товарищи не отвечали на вопросы Эвана. Возможно, Интегратор уже управлял ими. Эван с благодарностью вспоминал их мастерскую работу, глядя на восходящее солнце сделанными ими глазами. Не долго пришлось ему наслаждаться новым восприятием мира.

Вдруг Интегратор начал содрогаться под ним, началась штормовая качка.

Мощные вспышки красного света заставляли Интегратора биться в конвульсиях.

Свет бил в бурлящую толщу не несколько метров ниже того места, где был заключен Эван с товарищами. Желтая масса начала таять и стекать вниз.

Красный луч света бороздил поверхность Интегратора. Громадные щупальца, клешни и лапы взметнулись над долиной, пытаясь закрыться от уничтожающего света, но их усилия были напрасны. Не понимая, что происходит, Эван молился, чтобы луч не попал в него.

Библиотека смог подать еле различимый сигнал в ответ на запрос Эвана:

— Не знаю, каков источник света, но он не причинит нам большего вреда, чем Интегратор, хотя лучше не попадать под луч.

— Это, похоже, баррин. — Эван прислушался, пытаясь понять, откуда исходит голос. Это говорил один из воинов. — Очень похоже на баррина, но намного мощнее.

— Что это такое, баррин?

— Это редкое существо, живущее отшельником, оно защищается от своих врагов ярким пучком света.

Эван почувствовал смущение всезнающего Библиотеки.

— Хотелось бы посмотреть на это. Хороший пример тот, как можно бороться с Интегратором.

Эван имел лучший обзор, чем его товарищи, но видел немногим больше.

Источник пучка сливался с восходящим солнцем, и в ослепительном сиянии рассмотреть что-либо было невозможно.

— Кажется, я кое-что вижу! — заговорил второй врач. — Он не больше баррина, но другой формы. Когда солнце поднимется выше, я смогу рассмотреть все как следует.

У Интегратора начались спазмы. Изрядный кусок откололся от него, медленно сползая по земле. Интегратор впал в неистовство. Щупальца и клешни всюду цеплялись за грунт, земля содрогалась. Отколовшаяся от

Интегратора часть пыталась подняться, но неумолимо сползала в долину.

Красный луч приблизился к Эвану, и он закрыл глаза. Если попадет в меня, думал Эван, смерть будет быстрой и легкой, это все же лучше, чем грозившее мне медленное потопление. Но смертоносный луч пощадил его, сфокусировавшись на желтой кремниевой массе. Вязкое вещество разжижалось и стекало. Луч был чертовски горяч, желтая масса вскипала и исчезала на глазах. Эван и его друзья оказались на свободе. Ноги, бывшие в долгом заточении, затекли, Эван упал.

У его товарищей не было таких проблем, и они поспешили к нему на помощь. Два бойца схватили его за руки и потащили подальше от агонизирующего Интегратора, мучимого недосягаемым противником, и уже не обращавшего на них внимания.

На полпути к вершине холма, когда Эван уже пытался встать на ноги, послышался голос со стороны восходящего солнца, уверенный и четкий.

— Быстрее поднимайтесь и уходите. Если Интегратор очухается, вам не будет спасения.

Это был голос человека.

— Я — Мартина Офемерт. Быстрее уходите.

Значит, каким-то образом ей удалось избежать порабощения, и у нее даже есть оружие, лазер или что-то более мощное. Эван изо всех сил заставлял идти свои затекшие ноги, ковыляя вверх. За ним двигались Эже и остальные, жадно направляя свои рецепторы на солнце. Эван полз и бежал, спотыкаясь, взбирался по крутому склону, цепляясь за колючую растительность, не обращая внимания на возникавшие на лице царапины.

Прозрачная пленка на торсе и скафандр на нижней половине тела защищали от повреждений все, кроме лица.

Наконец, они вскарабкались на вершину и оглянулись. В долине оранжевый кремниевый океан бился в судорогах.

— Спасибо тебе, — Эван искал глазами фигуру посреди солнечного сияния, — мы били близки к гибели, ты спасла нас от смерти.

— Теперь вы в безопасности. — До Эвана дошло, наконец, что голоса

Мартины он не слышал, а принимал ее сигналы через устройство, вживленное в его мозг, как принимал сигналы от Эже, библиотеки и врача. Как Мартина смогла это? Призма добавила еще одну загадку к нараставшему с каждым днем скопищу нераскрытых тайн.

— Вы свободны, члены Ассоциативы. А этого гада я убью. — Эван вдруг с ужасом понял, что речь идет о нем. Он не знал, что и сказать на это.

Мартина продолжала:

— Я не хотела предоставить это удовольствие Интегратору. Я хочу увидеть, как ты будешь трепетать перед смертью, но сейчас я не могу увидеть, каким будет твое лицо, когда придет твоя смерть. Я дождусь, когда увижу его, и тогда убью.

Эван почувствовал, что может разрыдаться.

— Что ты сделал в лагере, подлый, жалкий ублюдок? Ты прошел на маяк, я так и думала, я молилась, чтобы это случилось. Ты ведь не мог успокоиться, не доведя свое дело до конца.

Прикрыв рукой глаза от солнечного света, Эван лихорадочно высматривал невидимую потенциальную убийцу.

— За что ты хочешь убить меня? Я не сделал ничего плохого на станции.

Я шел спасать тебя. — На всякий случай он спрятался за некое подобие бревна. Красная смерть была рядом, пока он говорил с Мартиной. Но вдруг она отодвинулась. Голос единственной из оставшихся в живых на станции

Призмы сказал смущенно:

— Так ты не Гумула? Где же Гумула?

Эван сел, продолжая всматриваться в лес. Даже его модифицированные глаза с трудом выдерживали яркие блики солнечного света.

— Кто такой Гумула? Это имя мне ничего не говорит. А, кажется, вспомнил! Арин Гумула, это техник со станции?

— Арам, а не Арин, — поправила Мартина. — Да, так его зовут. Я думала, что это ты привел своих тварей прикончить меня, довершить свое дело.

Эван вздохнул с облегчением.

— Наш разговор был бы более осмысленным, если бы ты объяснила мне кое-что. Я Эван Орджелл, из компании «Аврора» с Самстэда. Я послан сюда выяснить, почему со станции нет вестей вот уже несколько месяцев.

— Они послали тебя одного? — недоверчиво спросила она.

— Нет, со мной был МВМ, самая новая модель, лабораторный образец. Но он оказался плохим.

Женщина хихикнула:

— Для Призмы это, что слону дробина!

— Я решил искать твой маяк. Мне повезло, по дороге я встретил друзей,

— он махнул в сторону Эже и товарищей, счищавших с себя желтую гадость. -

Когда чудовище изорвало меня, они спасли мне жизнь, и даже усовершенствовали мое тело. В это трудно поверить, но… — Он почувствовал на себе пристальный взгляд. — Они отлично сработали. Врачи Ассоциативы — настоящие кудесники. Они революционизируют весь курс нашей медицины. Я шел на твой маяк, и он привел меня сюда. — Эван кивнул на долину. Интегратор уже казался лишь прошедшим дурным сном.

— Интегратор пытался поглотить и меня, но это оказалось не простым делом.

— Но ты вооружена, а я безоружен.

— Да, у меня есть неплохое оружие. Интегратор хотел меня использовать, но я сама решила использовать его. Я подарила ему маяк, зная, что Гумула пойдет на его сигналы. Вместо Гумулы, к сожалению, попались вы. Я подумала, что это он пришел, и не могла понять, почему рядом с ним члены Ассоциативы. Неужели вы нигде не встречали Гумулу?

— Я нашел его мертвым, как и все остальные на станции. Разве ты не знала об этом?

— Я знала, что убиты все, кроме меня, но не знала, что Гумула тоже мертв. Как он умер?

Эван пожал плечами.

— Я не знаю подробностей. Он убит Призмой.

Она долго молчала.

— Призма лишила меня удовольствия убить его, но я не жалею о этом. Я присоединюсь к вам. У тебя крепкий желудок, Эван Орджелл?

Он нахмурился. Какого черта она спрашивает об этом?

— Как ты думаешь, сюда послали бы слабака?

— Не знаю. Теперь я не уверена, что компания способна набирать стоящих людей.

Силуэт вышел из зеленых кристаллических зарослей и направился к

Эвану, подойдя, протянул правую руку. Из кончиков пальцев блеснул красный смертоносный свет. Эван прыгнул в сторону, уклоняясь от опасности.

Стоявшие за ним товарищи разбежались в стороны. Но луч целил не в них и, пройдя мимо, угодил прямо в пару длинных щупалец, взбиравшихся по склону холма.

— Здесь опасно. Интегратор упрям. — Рука опустилась и красный свет погас. — Теперь на некоторое время он оставит нас в покое, но лучше уйдем отсюда, поговорим в другом месте. — Мартина улыбнулась ему полуулыбкой. У нее была только половина ее прежнего лица. Эван смотрел на красивое лицо и хорошую фигуру. Но лишь левая половина ее тела была из мяса и костей, да и та местами в заплатах. Цвет заплат был приятен, но все же эти куски искусственной кожи бросались в глаза. Вся правая половина была сделана из голубого кристалла, вместо правого глаза — линза. Эван подумал о том, какая часть мозга у нее сохранилась.

Длинные голубые нити свисали до земли с правой половины головы. Такие же по длине, но естественные черные волосы были на левой половине. Марта рассматривала его так же внимательно, как и он ее. То, что с ним сделали врачи, конечно, тоже было достойно удивления. Но Марта была чудом, синим чудом. Товарищи с любопытством обступили их.

— Я вижу тут двух врачей, это они потрудились над тобой? — Ее сапфировая рука потрогала его прозрачную кожу на торсе.

— Так было необходимо. Но это пустяки по сравнению с тем, что сотворили с тобой. Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел, что можно заменить половину человеческого тела.

— Я тоже. — Она улыбнулась половиной лица. Странная, но очаровательная улыбка. Правая половина лица оставалась неподвижной. Кто-то сумел дать ей новое сердце, целую половину тела, но не смог изменить суть ее улыбки. — Однажды я шла по лесу в скафандре, полагая, что это надежная защита, но тяжелый кондарит упал на меня и раздавил всю правую часть тела.

Меня нашли члены Ассоциативы, и вот теперь ты видишь их работу. Они, видишь ли, весьма любопытны, и чтобы иметь возможность задать мне некоторые вопросы, спасли мою жизнь. Не знаю, как это им удалось, до сих пор удивляюсь этому.

— Когда мы увидели луч, спасающий нас, — сказал библиотека, — мы вначале подумали, что это баррин.

— Мне рассказывали о баррине, я была зачарована и попросила их сделать мне такую же вещь. — Она показала свою правую руку. Из кончиков пальцев вышел когерентный пучок красного света и тут же погас. — Это мой собственный лазер. В мои пальцы вставлены искусственные рубины, они называют его корундом, а внутри руки — газ аргон. Где-то в области спины накапливается энергия, которая поступает в лазерную установку, когда я прижимаю друг к другу четыре пальца. Они сделали мне это устройство, чтобы было чем защищаться от Гумулы. — Она опустила руку и согнула голубые пальцы. — Я могу регулировать интенсивность движением пальцев. Вот так все и получилось. Я всегда интересовалась биоинженерией, но никогда не думала, что придется испытать это на себе.

— Я тоже.

Марта посмотрела в долину.

— Интегратор не забыл о вас. Пошли отсюда. — Они начали спускаться за ней по другому склону холма, уходя от беснующеюся Интегратора.

— Я была уверена вначале, что ты — Гумула, продолжала она свой рассказ. — Единственное, что меня смущало, — присутствие членов

Ассоциативы. Я не могла вообразить себе, как Гумула мог втереться в общество врачей и библиотеки.

— Расскажи, наконец, что произошло, кто такой Гумула. Я уже кое-что понял, но хотелось бы знать подробности.

— Ты видел, что произошло на станции. Ты, наверное, вообразил, что это сделали какие-нибудь жуткие чудовища. — Эван утвердительно кивнул. -

На самом деле было иначе. Это сделал не Интегратор, и это не ошибка

Призмы. Мы, разумные люди, имеем диких чудовищ внутри себя. Как можно было застать врасплох сотрудников станции, оснащенных оружием и экранами? Это не так уж трудно. Они ждали опасности снаружи, а Гумула оказался внутри.

Он все точно рассчитал. Отключил сигнализацию, пришел на работу ночью, когда все спали, кроме ночного сторожа. — Она говорила без особых эмоций, ее переживания и горечь покрылись пеленой времени.

— Он все рассчитал, но забыл про тебя.

— Нет, его подвела случайность. Мне не спалось, и я пошла поохотиться на спаргеноксов.

Эван удивленно вскинул брови. Марта объяснила:

— Это слово составлено из двух латинских слов, «spargere» — искра, и

«nox» — ночь. Получается спаргенокс, что означает ночная искра.

— Это то, что я называл танцующим самоцветом.

Она кивнула.

— Я пошла охотиться, никому не сказав об этом. Ия Эрландер не одобрила бы такую экскурсию, тем более ночью и в одиночку. Она тоже убита, бедная Мама Ген. Мы все любили ее.

Эван тихо ждал, пока лились ее слезы. Конечно, только из одного глаза.

— Я сама видела, как Гумула убил Эдди Чангэ. Гумула имел доступ ко всему оружию, а у меня была только оборонительная система моего скафандра.

Я не имела шансов уцелеть против него, поэтому пришлось убежать. Я бежала, как сумасшедшая, я знала, что он, не обнаружив меня в лагере, будет искать повсюду. У меня было немного времени, пока он будет шарить по всем строениям и подвалам в поисках меня. Мне удалось уйти от одной беды, но попала в другую, — на меня свалилось огромное дерево.

— Он всех убил? — спросил Эван.

— Всех. Эдди, Маму Ген, Раджаншара — всех моих друзей. Он убил их тщательно и продуманно. Почему убил, ты наверно, сам догадался. Он работал на конкурирующий концерн. Должно быть, очень большой концерн, желающий, как и наша компания, приобрести ресурсы Призмы. Управившись с сотрудниками, Гумула хотел завладеть станцией, передать своим хозяевам собранную нами информацию. Затем он собирался ждать «помощи», значит тебя.

Дождавшись, он убил бы тебя, в расчете, что после этого компания уже больше не будет проявлять интерес к этому месту. Или мог поступить иначе, выдумать историю о неуязвимых и враждебных тварях, от которых не может защититься никакая колония, а он, Гумула, мол, случайно уцелел.

— А я, может быть, поверил бы ему, — сказал Эван.

— Почему бы и нет? Я и сама поверила бы ему, если бы не знала правды.

Поэтому он должен был убить меня как единственного свидетеля, как угрозу его тщательно продуманному плану. Но Призма остановила его. Если бы я знала, что он мертв, вернулась бы назад, и сообщила бы все, — вздохнула она. — Ну черт с ним. Все обошлось.

— Тебя отремонтировали члены Ассоциации, когда на тебя упал кондарит?

— Я чуть не умерла от шока. Придя в сознание, я была уже далеко от того места. Они принесли меня за свою стену и приступили к работе. Они вернули мне жизнь. Они также сохранили маяк. Упавший кондарит не задел его. Они изучали и обсуждали батареи.

— Мои друзья тоже приобрели полезный опыт, — Эван показал на своих кремниевых спутников.

— Мы теперь можем вернуться на станцию. Мне это будет нелегко.

— Я помогу. Нам трудно будет послать сообщение. Я осмотрел станцию перед тем, как идти на поиски твоего маяка. Местные уборщики мусора там хорошо поработали.

— Представляю себе. Местные существа потребляют редкоземельные металлы и прочие химические соединения, едят их как конфеты. — Она села на лежащее желтое дерево. Эван залюбовался ее плавными движениями. Ее мастерски отремонтировали.

— Не знаю, как об этом спросить, — сказал Эван, — поэтому спрошу просто — как ты себя чувствуешь в таком виде?

Она засмеялась.

— Лучше некуда. Я не задумываюсь об этом. У меня ничего не болит, если тебя это интересует. Главное — я жива. Я теперь даже меньше подвержена боли, мой врач сделал мало нервных окончаний всюду, кроме кончиков пальцев. Еще мне немного трудно говорить, иногда вместо звука "с" получается свист. Но они внесли некоторые усовершенствования. Мой правый глаз видит то, о чем никогда не мечтал левый. Во мне есть хранилище энергии, поэтому я могу долго не есть. И, наконец, у меня есть эта игрушка, благодаря внимательному изучению устройства баррина. — Она подняла правую руку и, слегка сдвинув пальцы, направила лучик света на ногу. Синяя кожа отразила красный цвет. Она посмотрела ему в глаза. -

Итак, ты теперь сам можешь судить, каково мне в моем новом обличье. А как у тебя с этим обстоит дело?

Эван облизнулся.

— Синий цвет идет тебе.

Она засмеялась. Эван лишь теперь обратил внимание на слегка светившиеся обертона, совсем, впрочем, не портившие ее красивый смех.

— Дипломат. Ты мне нравишься, Эван Орджелл.

— Зови меня просто Эван.

— А меня зови просто Мартой. Хотя ты уже не вполне человек. — Она бросила взгляд на его прозрачное тело. — Немного не хватает мяса, но его заменитель, как видно не менее крепок. Только не понятно, тебя теперь надо мыть или полировать? — Они вместе захохотали. — Призма переделала нас по своему образу и подобию. Мы оба теперь другие. — Она стала серьезной. -

Знаешь, в этом мире можно открыть множество удивительных вещей, если люди, пришедшие сюда, будут смотреть на него открытыми глазами, без предубеждения. Мы с тобой стали другими по воле случая, по необходимости, но ведь могут найтись и добровольцы, желающие поэкспериментировать на себе. Представь себе, как смогут помочь изувеченным людям врачи

Ассоциации, если они получат наши знания по медицине. Они и без этого творят чудеса.

Марта кивнула в сторону холма.

— Даже Интегратор, возможно, вылечится от своего безумия.

Эван, глядя на нее, думал о том, как он смог бы справиться с такими обширными изменениями, какие вытерпела она.

— Ты так красива, когда философствуешь!

Она усмехнулась.

— Ты не просто дипломат. Ты слишком долго не видел женщин.

— Здесь всюду преобладает синий цвет. Почему это? — перевел разговор на другую тему Эван.

— В здешнем кремнии много меди. Наши предварительные исследования показали это. Если бы было больше хрома, здесь были бы красные деревья.

Очаровательно.

— Чепуха все это. Синий цвет — самый красивый, потому врачи и придали тебе этот цвет.

Это утверждение вызвало спор между синим Эже и черными воинами, явно не согласными с такой оценкой синего цвета. Постепенно в спор включились все, кроме библиотеки, безразличного к таким глупостям.

— Скажи, — тихо сказала Марта, когда спор немного утих, — ты похоронил кого-нибудь на станции?

— Нет, я был слишком занят, надо было выяснить, остался ли кто-нибудь в живых. Мы можем похоронить их, когда придем туда, если их останки сохранились.

— Я много думала о моем положении здесь, у меня было для этого время.

Когда мы свяжемся с компанией и объясним, что произошло, они захотят расширить станцию, пришлют новых людей. Им надо будет объяснить многое, предостеречь от ошибок. По понятным причинам мне нелегко будет вернуться к прежней жизни в Самстэде или еще где-то. Я бы хотела остаться здесь, если компания мне позволит.

— Мне кажется, ты ошибаешься в том, что не сможешь вернуться домой.

Именно там, в Самстэде тебе будет лучше. Ты будешь носить костюм, а правую половину лица можно будет закамуфлировать.

— Рано или поздно все узнают о моей внешности. Все будут пялиться на уродку.

— Тебя можно полностью закамуфлировать, ты будешь выглядеть как все.

И я собираюсь поступить так же. — Он похлопал себя по желудку.

— Может быть, я буду выглядеть, но не буду такой как все, Эван. С этим ничего не поделаешь. А все средства массовой информации будут охотиться за мной. Я не справлюсь с этим. Я застенчивая, Эван. Поэтому и выбрала такую профессию, как у меня сейчас. Я сторонюсь больших кампаний, мне лучше работать в лаборатории с двумя людьми, чем в офисе с сотнями.

Нет, я приняла решение неделю назад в лесу, я остаюсь здесь. Надеюсь, компания согласится. Кто еще сможет так легко работать в этом диком мире без специального скафандра? Я привыкла к этому месту больше, чем кто-либо другой.

Эван заметил, что она неуверенно произнесла слово «кто-либо другой».

— Я уже не такая женщина, как остальные. Да и раньше была не такой, как все. Призма окончательно провела границу между мной и другими. — Они оба долго молчали. Наконец она улыбнулась. — Как домоседка я не особенно заботилась о своей одежде. Я не думаю много об украшениях, а теперь могу забыть их дома навсегда, мои украшения всегда при мне.

— Почему после того, как твои друзья вооружили тебя, ты не искала

Гумулу?

— По двум причинам. Я не была уверена, что застану его врасплох, если он находится за защитным периметром станции. И я не знала, как найти дорогу к станции без моего скафандра.

— Разве ты не могла ориентироваться по солнцу?

— Я не умею ориентироваться по солнцу. Кто же думает об этом, если скафандр делает все, в том числе показывает дорогу домой, если человек заблудился. В костюме невозможно заблудиться.