XIX

Симна быстро оправился от потрясения, которое испытал, когда услышал, что их новый спутник вполне способен поддерживать беседу, хотя и с помощью крайне ограниченного словаря. Как и надеялся Эхомба, они сумели удалиться на много миль от напоминающего безукоризненную картинку села Незербре, прежде чем солнце показалось из-за верхушек деревьев. Утомленные предрассветным бегством, путники уселись в тени высокого дерева гингко. Даже Алита устал, так как приходилось не только спешить, но и все время карабкаться в гору.

Пока его товарищи отдыхали и перекусывали, Эхомба смотрел в ту сторону, откуда они пришли. В густом лиственном лесу, где огромные деревья стояли близко одно к другому, видимость была не очень хорошей, однако, насколько пастух мог судить, погони из Незербре не было.

— Что видно, братец? — Симна ибн Синд поднял глаза от своего неаппетитного, но питательного завтрака, состоявшего из вяленого мяса и сушеных фруктов.

— Ничего. Ничего не видно и ничего не слышно. Лесные обитатели чирикают и щебечут как обычно, значит, ничто не нарушает их утренней жизни. — Пастух снова повернулся к друзьям. — Видимо, селяне считают, что Хункапа не стоит того, чтобы за ним гнаться.

— Или слишком опасен, — предположил Симна. — А может, учение Трагга запрещает возвращать пленника, который убежал. — Глотнув из фляги, он побрызгал водой себе в лицо. В горах, где повсюду бежали искрящиеся ручейки, можно было не экономить. — Есть только одна проблема.

— Какая? — терпеливо спросил Эхомба. Симна показал рукой в сторону величественных вершин, закрывавших северный горизонт.

— Как, Гарамам подери, мы теперь отыщем дорогу в Хамакассар? Без проводника мы можем годами бродить по этим горам и лесам.

Эхомба, по-видимому, не был чрезмерно встревожен.

— Накеру необходимо найти самого себя, прежде чем отправляться на поиски какого-нибудь Хамакассара. Отыскать город легче, нежели самого себя. — Он кивнул на громоздящиеся вершины. — Нужно двигаться в северном направлении, и в конце концов мы выйдем из этих гор. Потом спросим у местных жителей, как добраться до города.

— Все это замечательно и прекрасно, братец. Но чтобы одолеть несколько снежных вершин, требуется гораздо больше времени, чем на прогулку по хорошо знакомой тропе. Мы могли бы попробовать идти вдоль реки, но сначала нужно найти такую, которая течет на север, а не на юг, и надеяться, что он не поворачивает на запад или на восток, не делает петлю. Проводник мог бы сократить наш поход на недели или даже месяцы и избавить от необходимости вступать в переговоры с какой-нибудь неотесанной деревенщиной. — Симна заткнул флягу. — Мне уже приходилось блуждать в таких вот горах, и доложу тебе, я скорее соглашусь, чтобы меня выпорола дюжина амазонок.

— Ты с готовность согласишься, чтобы тебя выпорола дюжина амазонок, даже и не заблудившись, — заметил пастух. — Единственно, что мы можем сделать, это очень постараться. Что касается меня, то я убежден, что нам не придется бесцельно скитаться слишком долго.

— Хункапа видеть Хамакассар.

— Что такое? — Пораженный Симна оторвал взгляд от последнего кусочка сухого бисквита. Эхомба тоже обернулся и уставился на новоявленного члена отряда. Дремавший на толстенном изогнутом корне черный кот ни на кого не обращал внимания.

Эхомба подошел, чтобы порасспросить их громадного спутника.

— Хункапа видеть Хамакассар, — настойчиво повторил он.

— Ты хочешь сказать, что бывал в портовом городе? — Симна не знал, то ли ему рассмеяться, то ли презрительно хмыкнуть. Хотя косматое животное соображало медленно, круглым тупицей оно не было, поэтому северянин решил не делать ни того, ни другого. — Ну и как он тебе? Понравились жилищные условия?

— Нет ходить Хамакассар. — Хункапа Аюб говорил медленно и внятно, чтобы его простые слова и еще более простые мысли не перепутались ни у него в голове, ни в головах его новых друзей. — Я видеть. — Чудовищная волосатая рука поднялась и ткнула в сторону. — Со склонов горы Сказе. Сначала горы спускаться вниз. Потом ровные места, где люди растят еду. Дальше река Эйнхарроук. На этой стороне Эйн-Харроук — город Хамакассар. — Он тронул толстым пальцем ухо, почти полностью скрытое темно-серыми волосами. — Видеть река, идти Хамакассар.

Эхомба молча обдумывал слова Аюба. Симна был не столь сдержан, чтобы воздержаться от комментариев.

— Ну и речь ты толкнул, Аюб! Эй, а почему мы должны верить хоть единому слову?

— Зачем ему лгать? — Постукивая пальцем по губам, Эхомба разглядывал простодушного чистосердечного зверя.

— Он не врет. — Мужчины обернулись и посмотрели на вялого Алиту. Большой кот перевернулся на спину, подняв в воздух все четыре лапы, и почесывал лопатку о камень.

— Тебе-то откуда знать? — надменно спросил северянин. Кончив чесаться, довольный Алита повернулся на бок.

— Я могу определить по запаху. Некоторые вещи пахнут очень сильно: самки во время течки, свежие испражнения, добыча недельной давности, ложные обещания и беспардонное вранье. — Он громко чихнул. — Этот новый зверь, возможно, невежествен и туповат, но он не лгун.

Опустив руку, Эхомба пытался заглянуть внутрь существа Хункапы Аюба, однако проникнуть слишком далеко не смог. Какая-то завеса покрывала душу этого существа. Зная, что Симна выжидательно наблюдает за ними обоими, он попробовал успокоить всех еще одним вопросом.

— Ты говоришь, что видел Хамакассар, но не был там. Ты когда-нибудь покидал Хругарский хребет?

— Нет. Зато был на край. Останавливаться там. — Хункапа замотал головой, и лохматые космы разлетелись во все стороны. — Не любить. Люди говорят и делают плохие вещи для Хункапа Аюб.

— Но ты знаешь путь через высокие горы и вниз к подножию с другой стороны?

Животное резко встало и нависло над Эхомбой. Симна и Алита напряглись — однако громадное существо лишь хотело выказать свое рвение и желание помочь.

— Хункапа знать! Ты хочешь, Хункапа тебя вести?

— Очень, — улыбнулся Эхомба.

— Хункапа не любить города людей, но… ты спас Хункапа из клетка. Хункапа тебе должен. Давай идти сейчас! — Не говоря больше ни слова, их жуткий товарищ повернулся и направился в сторону горы Сказе, удаляясь нечеловечески широкими шагами.

— Эй, подождите минутку! — Симна торопливо собирал свои вещи. Алита уже трусил следом за Аюбом, а Эхомба шагал чуть позади. Северянину пришлось немного пробежаться, чтобы их догнать. Он надеялся, что им не попадется какой-нибудь затерянный горный житель вроде старика Куберта. Учитывая, что впереди шествовали Хункапа Аюб и огромный черный кот, Симна не хотел брать на себя вину за то, что какой-то несчастный, ничего не подозревающий отшельник умрет от разрыва сердца.

Вершины Хругарского хребта вблизи выглядели гораздо выше, нежели казались издалека. Над всеми ними поднималась гора Сказе — зазубренное, устремленное ввысь нагромождение утесов, чья верхушка царапала облака, проплывающие ниже шестнадцати тысяч футов. Изрезанные глубокими долинами, по которым неслись бурные потоки, эти горы представляли собой серьезное препятствие для каждого идущего с юга.

Хункапа Аюб, видимо, прекрасно знал, куда идет. Когда Симна пожаловался на то, что приходится лезть по особенно крутому подъему, Аюб заметил в своей лаконичной и мягкой манере, что склоны по обе стороны от их маршрута гораздо более отвесные. Когда однажды Эхомба забеспокоился, что река, вдоль которой они шли, загибает на юг, их лохматый спутник умолял его проявить терпение. И действительно, к вечеру русло ручья снова повернуло на север.

Путники карабкались вверх до тех пор, пока разреженного воздуха стало не хватать для дыхания. В этой атмосфере Эхомба и Симна двигались медленнее, а черный кот плелся, опустив голову, вместо того чтобы держать ее высоко. Однако их проводник оказался в родной стихии. В холодном разреженном воздухе он словно распрямился и стал выше. Его походка сделалась более плавной. Он чувствовал себя все увереннее, хотя его спутников начали терзать сомнения.

Натянув на себя всю имевшуюся у него одежду и в результате став похожим на одного из тех горемык, которые околачивались на задворках Бондрессея, Симна непрерывно хлопал себя по бокам, чтобы согреться.

— Ты уверен, что это правильная дорога, о наш пушистый проводник? Мы уже который день в пути.

— Правильная дорога. Единственная дорога. — Толстая мохнатая рука указала на уходящие ввысь каменные стены, сжавшие путников с обеих сторон. — Идите вон там или там, и вы умирать. Хункапа нормально, но не ты, не Этиоль. — Простодушная улыбка расплылась на обрамленном бакенбардами лице. — У вас нет достаточно волос.

— У меня много чего нет, — сварливо буркнул северянин. — Вот прямо сейчас, например, кончилось терпение.

Хотя Эхомба мерз не меньше, чем его низкорослый спутник, он не выказывал своих ощущений ни видом, ни словами.

— Видишь ли, Симна, между тем местом, где мы находимся, и тем, куда направляемся, располагаются горы. Я не меньше твоего сожалею, что не существует более легкого пути. Тем не менее мы неплохо продвигаемся вперед. — Он обернулся к следопыту. — Ведь мы хорошо продвигаемся, да?

— О! Очень хорошо, очень хорошо! — Снова очутившись в своих любимых горах, их огромный увалень-проводник пребывал в отменном настроении. Его воодушевление было заразительно, и часть его просто не могла не передаться путешественникам. Так продолжалось еще несколько дней.

Затем начался снегопад.

Эхомба только однажды видел снег во время охотничьей экспедиции в отдаленные горы, лежавшие к северо-востоку от его дома. Путь туда занял много дней в период самого холодного времени года. Он помнил, как его удивляли мокрые белые комочки, падавшие сверху и таявшие на ладони, помнил мягкую, тихую красоту неба, превращавшегося из голубого в серое, а потом в белое.

Тот снег быстро таял, упав на теплую землю. Этот же оставался, радостно встречаясь со снегом, который выпал раньше. Вместо того чтобы таять, он собирался в сугробы. Кое-где сугробы превышали рост человека и походили на барханы в пустыне. Вот, оказывается, чем были эти большие пухлые пятна, решил пастух: холодными белыми дюнами, поднимающимися на склонах окружавших гор.

У Симны, повидавшего и на родине, и во время многочисленных странствий много снега и ненастья, это явление особенного восторга не вызывало. Снегопад причинял ему лишь неудобства и все больше раздражал.

— На что ты так глазеешь, Этиоль? — Продрогший северянин изо всех сил пытался не отставать от высокого южанина. — Если мы в самом ближайшем будущем не начнем спускаться, то замерзнем здесь насмерть.

— Я просто любуюсь красотой, — ответил пастух. — В стране наумкибов земля бывает желтой и оранжевой, серой и коричневой. А оказаться среди белизны — это для меня совершенно новое ощущение.

— А умирать для тебя новое ощущение? — Симна показал на их проводника, с блаженным видом шагавшего впереди. — Это его страна. Что, если он решит бросить нас как-нибудь ночью или во время вот такой метели? Мы тогда нипочем отсюда не выберемся. Человеку, превратившемуся в сосульку, сокровище ни к чему.

— А ты думай о сокровище, друг Симна. Может, эти мысли согреют тебя.

У северянина заблестели глаза.

— Значит, сокровище существует?

— О да. Оно больше, чем может присниться какому-нибудь королю или императору. Целые горы золота в самом разнообразном виде: в самородках и в песке, очищенное и обработанное. Золото в слитках и в изделиях, золото в монетах, отчеканенных древними, золото такой чистоты, что его можно мять руками. А самоцветы!.. Всех мыслимых цветов и форм! Есть и серебро, и бруски платины, сложенные высокими штабелями, и драгоценные кораллы разных оттенков — розовые, красные, черные. Больше сокровищ, чем способен пересчитать человек за тысячу жизней, а уж тем более потратить.

Симна с осуждением взглянул на друга.

— И все это время ты отрицал его существование. А ведь я знал, я знал! — Он торжествующе сжал кулак. — Почему ты рассказал об этом только сейчас, вот здесь?

— Я уже говорил — чтобы согреть тебя.

— Что ж, это тебе удалось. — Немного распрямившись, северянин с усилием пробивался сквозь равномерно валивший снег. — Ну и пусть себе валит, если ему так хочется! Теперь нас ничто не остановит. Я этого не допущу. — Задрав голову, он прокричал небесам: — Тучи, вы меня слышите? Я, Симна ибн Синд, не допущу этого!

К следующему утру, когда снег по-прежнему падал, его энергии поубавилось. Северянин понимал, что ему не следует стыдиться, поскольку и остальные путники пребывали не в лучшей форме. У всех них, жителей равнин, непрекращающийся холод начал подтачивать остатки сил, лишая тепла их тела, словно гриф, отрывающий от трупа куски плоти. Сидя поутру вокруг костра, который они ухитрились разжечь в снежной пещере, двое мужчин и один кот жались как можно ближе к мерцающему пламени, рискуя обжечься. Их нечувствительный к холоду добродушный проводник рано покинул пещеру, чтобы поискать дерева для огня. На поиск сухих гнилушек он потратил несколько часов. Когда он наконец вернулся, снег повалил пуще прежнего.

— Нехорошо, — растирая над огнем длинные пальцы, мрачно говорил Эхомба неуклюжей фигуре, загораживавшей вход. Хункапа Аюб заслонял своим телом пещеру от ветра и холода. — Сколько еще идти? Когда мы начнем спускаться с гор?

Нависающие брови сошлись вместе.

— Несколько дней, Этиоль. Хункапа видеть тебе трудно. Я могу носить, только по одному.

— Наши ноги — не проблема, Хункапа. — Пастух бросил одну из последних веток в маленький костер. — Здесь слишком холодно. Наши тела не привыкли к такой погоде. А от снега становится еще хуже. Он закрывает солнце и замерзает на коже.

— Скоро идти вниз. — Огромное тело подалось назад, чтобы поплотнее закрыть вход.

— Несколько дней — это не скоро, Хункапа. Во всяком случае, в таких условиях. — Эхомба показал глазами вверх. — Если перестанет идти снег и появится солнце, тогда может быть.

Легко одетого Симну била дрожь.

— Братец, клянусь Гофремаром, я уже больше не знаю, кто ты такой: волшебник или волопас. Может, и то, и то, а может, ни тот, ни другой. В таком холоде даже думать трудно, поэтому я понятия не имею, о чем сейчас говорю. — Он поднял беспокойный взгляд на товарища. — Но если когда-то и стоит прибегнуть к волшебству, так это время настало. Ходячий ком шерсти утверждает, что мы начнем спускаться только через несколько дней? А я заявляю здесь и сейчас, что до следующего утра, наверное, не доживу. Моя кожа стала похожа на промерзший пергамент, глаза ослепли от бесконечной белизны, я уже почти не чувствую ног. Мои бедра толкают их вперед, и когда я смотрю вниз, то вижу, что пока стою — значит не упал.

— Симна прав. — Все повернули головы к Алите. Огромный кот свернулся клубком возле огня. Даже он, сплошь состоящий из мощных мускулов и клыков, обессилел. — Что-то надо менять. Мы больше так не можем.

Это был важный момент: впервые с тех пор, как они начали совместное путешествие, кот и северянин хотя бы в чем-то были согласны между собой. Что указывало на серьезность положения яснее, нежели любые речи или поступки. Оба посмотрели на своего номинального предводителя, долговязого пастуха, сидевшего скрестив ноги перед затухающим огнем. Эхомба долго глядел в угасающее пламя. Дров больше не осталось.

Наконец он поднял глаза и взглянул сначала на Алиту, а потом на трясущегося Симну:

— Знаете, я тоже замерз.

Пошарив за спиной, он подтащил к себе котомку. Стряхнув снег с клапана, который Миранья сама расшила бисером, Эхомба начал копаться в содержимом котомки. Симна в напряженном ожидании нагнулся вперед. С тех пор как он присоединился к пастуху, из этого мешка извлекались самые невероятные вещи. Заурядные вещи, которые в умелых, опытных руках Эхомбы оказывались вовсе не тем, чем казались на первый взгляд. Что же на сей раз достанет загадочный пастух?

Флейту!

Не толще большого пальца пастуха, с восемью маленькими отверстиями, она была вырезана из слоновой кости. Облизнув губы, чтобы увлажнить их, Эхомба приложил ко рту тонкий кончик и начал играть. Пастух играл хорошо, однако не настолько искусно, чтобы занять место в частном оркестре какого-нибудь утонченного аристократа. Покоившийся рядом хвост кота начал подергиваться туда-сюда, туда-сюда в ритм музыке. Хункапа Аюб прикрыл глаза и стал раскачиваться из стороны в сторону, соскребая громадными плечами снег с потолка их временного убежища.