Ведьмы Эйлианана (№3) - Проклятые башни

Я знаю, что вы были Красными Стражами, но жестокой власти Оула пришел конец. Вы все доказали свою верность Мак-Кьюиннам, законным правителям Эйлианана и Дальних Островов. Теперь я спрашиваю, хотите ли вы оставаться верными и служить мне. Если ваша совесть велит вам противоположное, можете не бояться преследований, ибо Шабаш учит нас, что все люди свободны верить и думать как им угодно, если они не причиняют вреда другим. Как только мы победим, вы будете свободны идти куда пожелаете и получите пенсию в благодарность за многолетнюю службу моему брату Джасперу. Но до тех пор вам придется находиться под стражей, поскольку мы не можем подвергаться риску быть преданными, что, разумеется, вы хорошо понимаете. Но я надеюсь, что все вы останетесь служить мне и поклянетесь в своей верности, ибо для нас наступили воистину тяжелые времена, и мне нужны все люди, каких я могу найти.

Во время этой речи Лахлан устремил взгляд своих немигающих желтых глаз на всех присутствующих в зале, и хотя некоторые отвели глаза и беспокойно замялись, многие ответили ему с энтузиазмом. Виски согрело их исхудавшие, усталые, перенапряженные тела; но еще больше их опьяняла надежда и облегчение, которые принесли им Синие Стражи. Большинство из них готовилось медленно и мучительно умереть от голода и болезней, или, если бы их воля в конце концов была сломлена, а стены пробиты, погибнуть от рук осаждавших.

Как и большинство солдат, они не особенно интересовались религией и политикой, довольствуясь клятвой верности своему сюзерену и подчинением приказам командиров. Тот факт, что Лахлану и его Синим Стражам удалось проскользнуть сквозь ряды тирсолерской армии, произвел сильное впечатление и ободрил их, и они все до единого преклонили колени и поклялись служить Мак-Кьюинну и быть ему верными.

Капитан гарнизона давал клятву последним, и его худое суровое лицо было еще более мрачным, чем обычно.

— Я не могу одобрить ваши ведьмины штучки, Ваше Высочество, и боюсь, что ваш Шабаш задурил вам голову, но вы Мак-Кьюинн и мой Ри, поэтому я клянусь вам в верности и буду служить вам верой и правдой.

— Это все, чего я могу просить от любого моего солдата, — сказал Лахлан хрипло, поскольку слова солдата тронули его. — Пойдемте, снимете эти ужасные красные плащи и килты, меня от них просто тошнит, а мои оруженосцы принесут вам еды. Вы выглядите так, как будто много дней подряд питались одним воздухом.

В суровых глазах капитана блеснула озорная искорка.

— Да уж, в подвалах не осталось ни одной крысы, а морские птицы научились не садиться на наши крыши, — ответил он. — Мы даже думали о том, чтобы спустить со стены крючок и попробовать поймать рыбу, но не смогли найти достаточно длинной лески.

Лахлан улыбнулся и подвел его к столу.

— Что ж, поешь и отдохни как следует. Ты заслужил это! Дункан, нам придется начать переправлять остальные наши войска через морские пещеры, вместе со свежими припасами и оружием. Кроме того, нам понадобятся Йорг и Мегэн, и их должны охранять. Как думаешь, сколько времени необходимо, чтобы все подготовить?

Дункан нахмурился и начал медленно загибать толстые коричневые пальцы.

— По меньшей мере, две недели, Ваше Высочество, — ответил он через некоторое время. Скажем, недели три, чтобы точно хватило. В день бывает всего два отлива, а этих маленьких лодок только шесть. Нелегко будет проделать все так, чтобы не привлечь внимания. Сегодня нам уже пришлось убить одного Яркого Солдата, теперь они удвоят осторожность и выставят дополнительную охрану.

— Нужно сделать так, чтобы они держались подальше от Мавзолея Воронов, — нахмурилась Изолт. — Я знаю, Эльфрида говорила, что Яркие Солдаты очень суеверны в отношении могил и кладбищ, но если они что-нибудь заподозрят, им придется осмотреть Мавзолей. Я бы точно осмотрела.

— Нужно позвать Гвилима Уродливого, — с ухмылкой предложил Лахлан. — Думаю, пора нам воскресить старого Мак-Бренна.

Над темными деревьями повис тяжелый туман, и часовой усердно растирал ладонями плечи, пытаясь согреться. Его латы были ледяными на ощупь, а белый плащ почти не защищал от холода. Он вгляделся в густую клубящуюся белизну и пожалел, что находится не дома. Потом услышал хруст треснувшего прутика и отступил обратно в тень гемлока.

В отличие от бертильд и жрецов, он не испытывал никакого желания обратить этих еретиков-ведьмолюбов в Истинную Веру. Он и сам не очень почитал Церковь, но всем тирсолерцам приходилось выполнять свой воинский долг, а ему не посчастливилось, и он попал в оккупационную армию. Так он оказался здесь и теперь страдал от лютого зимнего холода в лагере у подножия самых высоких и крепких стен, которые ему когда-либо приходилось видеть, вместо того чтобы греть пятки перед своим очагом. Уже два года они осаждали эту крепость, и ни одна атака не оказала ни малейшего влияния на стены Риссмадилла. Большая часть их пушечных ядер, не нанеся никакого ущерба, падала в ущелье или сбивала несколько валунов с боков утеса, на котором стоял дворец. Их катапульты и баллисты оказались столь же бесполезными. Единственное сражение, которое он видел за эти два года, велось со свирепым морским народом, который дважды в год появлялся в заливе на своих морских змеях и вынуждал их укрываться на возвышенностях или уходить в глубь материка.

Он и его товарищи мерзли, голодали и жили в постоянном страхе. Слухи о призраках, проклятиях и чарах вполголоса передавались у костров, делая всех взвинченными и несчастными. Всего несколько дней назад он собственными глазами видел слепого пророка с белыми глазами, который досаждал их войскам. Он появился из тумана, указав своей дряхлой трясущейся рукой прямо на солдат и затянув:

— Смерть всем, кто тревожит покой умерших. Смерть всем, кто осмеливается бросать вызов той, что перерезает нить. Смерть!

К тому времени, когда солдаты пришли в себя и побежали за ним, странный старик исчез. Хотя они обыскали весь парк с обнаженными мечами и пылающими факелами, он точно растворился в воздухе. Бертильда приказала отряду из двенадцати солдат снова обыскать склеп, стоявший в середине парка. Они неохотно повиновались, зажав мечи в дрожащих кулаках. Яркие Солдаты с большим уважением относились к пророкам. Все здесь помнили Киллиана Слушателя и знали, что он предсказал падение служителей Церкви. Все слышали о бунте в Дан-Идене и появлении ангела смерти. Они знали, что многие их собраться сложили оружие и перешли в армию крылатого воина, и лишь страх перед бертильдами не давал им самим перестать подчиняться офицерам и поступить точно так же.

В склепе было тихо и холодно, хотя всем казалось, что каменные вороны, сидящие на колоннах, наблюдают за ними. Потыкав факелами в каждый коридор, солдаты внезапно услышали зловещий скрип и развернулись, занеся мечи. По ступеням спускался мужчина, который только что лежал на помосте. Он издавал жуткие стоны, его глаза горели нечеловеческим зеленым огнем, рот был растянут в нелепой ухмылке, а руки тянулись к ним. Все двенадцать солдат как по команде развернулись и бросились бежать.

Часовой содрогнулся при одном воспоминании. Призрачная фигура до сих пор не давала ему спать. Он лишь надеялся, что это не предзнаменование скорой смерти, поскольку очень хотел снова вернуться домой и долгими летними вечерами неторопливо потягивать яблочный сидр, сидя у себя на крыльце. Солдат пошевелил плечами, которые до сих пор болели от розг, и порадовался что остался в живых. Половину дозора вообще казнили за трусость, а остальных жестоко выпороли и к их ужасу снова отправили в ночной караул к склепу.

Он снова вгляделся в туман. Вот уже несколько часов до него постоянно доносился какой-то непонятный шум торопливые шаги, шелест листьев, какой-то ужасный звук, как будто что-то волочили по земле. Он поежился и прижался к твердому древесному стволу. Хотя он боялся и ненавидел бертильд, призраков он боялся еще больше. Часовой будет стоять тихо и спокойно и надеяться, что эти звуки закончатся вместе с ночью.

Затрубили фанфары. Одетый в белое герольд подошел к краю ущелья, неся знамя с алым крестом. Развернув свиток, он принялся зачитывать требования тирсолерской армии. За последние два года он уже не раз делал это, и его голос был ровным и довольно торопливым. Добравшись до конца свитка, он развернулся и отправился обратно в свою палатку, не дожидаясь никакого ответа. Слабый крик, донесшийся из дворца на том берегу ущелья, остановил его на полпути.

Капитан гарнизона перегнулся через стену над караулкой и что-то кричал, сложив рупором руки. Но рассветный ветер подхватил и унес его слова. Герольд приставил ладонь к уху, и капитан замахал руками, точно приглашая войти. Потом его голова исчезла из виду. К полному изумлению герольда, вскоре до него донесся громкий скрежет опускающегося подъемного моста. Он развернулся и неуклюже побежал обратно к палаткам, путаясь в своих тяжелых доспехах и спотыкаясь о многочисленные кочки.

К тому времени, как подвесной мост с грохотом опустился, отряду пехотинцев и всадников был отдан поспешный приказ занять свои места. Не зная, то ли торжествовать, то ли остерегаться, синалар тирсолерцев приказал им перейти мостик и осмотреться.

— Мы знаем, что там осталась лишь горстка защитников, и те должны были очень ослабеть от голода, но лучше убедиться, что они не припрятали в рукаве какую-нибудь хитрость, — сказал он главной бертильде, мощной женщине с одной чудовищных размеров грудью.

Она кивнула:

— Да, они, должно быть, в отчаянном положении, столько мертвецов скинули со стен за эту зиму. Но они не выслали парламентера, что заставляет меня усомниться, действительно ли они решили сдаться.

— Тогда зачем опустили мост? — отозвался синалар, сделав солдатам знак выступать. — Должно быть, размеры нашего лагеря не оставили им надежды устоять.

Пехотинцы промаршировали по узенькому каменному мосту и ступили на деревянный подвесной мост. Звук их шагов напоминал грохот града. Проходя под острыми зубцами подъемной решетки, солдаты опасливо оглядывались, точно ожидая, что она вот-вот обрушится им на головы. Но решетка не сдвинулась с места, и они исчезли в навесной башне.

По их сигналу вперед выступила кавалерия. Лошади были закованы в такие же тяжелые латы, как и всадники, чьи лица скрывались под забралами.

За решеткой был длинный туннель, ведущий сквозь толстую насыпь под навесную башню. Он выходил во двор, окруженный прочными укрепленными стенами караулки. Вместо окон были длинные узкие бойницы, а все до одной обитые железом дубовые двери были заперты. Все было тихо.

Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу, и командир кавалеристов спешился, отдав краткий приказ вышибить двери. Один из пехотинцев толкнул внутренние ворота и обнаружил, что они не заперты. Возбужденно крича, они ворвались во внешний двор, за которым находился дворец, окруженный внутренней стеной. Его высокие шпили и башни точно парили над стенами явно более древней и примитивной постройки.

Теперь солдаты обрели уверенность и рассыпались по двору, обыскивая лабиринт каменных проходов. Но крепость была изначально рассчитана на то, чтобы противостоять такой атаке, как эта, и запутанное расположение башен, защищенные ворота и скаты вынудили нападавших двигаться по маршруту, задуманному защитниками дворца. Лучники, притаившиеся за зубцами сторожевой башни, и спрятавшиеся между стенами стражники перестреляли солдат, прежде чем те поняли, что происходит.

Тем временем пехотинцев, добравшихся до стены, неожиданно окатили кипящим маслом, и они, извиваясь, повалились на землю. Из узких окон полетели горящие головни, и упавшие солдаты, охваченные огнем, с воплями катались по камням, тщетно пытаясь сбить пламя. Те, кому удалось отскочить, когда масло затрещало и вспыхнуло, закричали, поднимая тревогу.

Прикрываясь щитами от полетевших со стен булыжников, солдаты попытались пробиться к дверям. И снова из окон полилось кипящее масло, но нападавшие были надежно защищены, поэтому большая его часть попала на землю, не причинив особого вреда. Когда из окон опять полетели горящие головни, Яркие Солдаты отбежали назад и переждали, пока все масло не выгорело, а потом еще раз устремились к массивным дубовым дверям. В конце концов они прорвались туда, но первые же смельчаки, отважившиеся сунуться внутрь, погибли от рук прятавшихся за дверями защитников.

В стенах караулки численное преимущество Ярких Солдат стало совершенно бесполезным. Им приходилось пробираться по телам павших товарищей и тут же вступать в бой с воинами, куда более свежими и отдохнувшими, чем они сами. Яркие Солдаты уже так долго стояли у стен Риссмадилла, что голод, болезни и уныние сделали свое дело, и неожиданная свирепость защитников застала их врасплох.

По подвесному мосту прибывали все новые и новые Яркие Солдаты, так что во внутреннем дворике яблоку было некуда упасть. Командир кавалерии замахал руками, пытаясь отослать подкрепление, но они не поняли и хлынули внутрь, чуть не сбив его с ног. Несколько огромных коней встали на дыбы, возбужденные запахом крови и звоном мечей, и послышались крики пехотинцев, сбитых с ног и попавших под копыта.

В конце концов нападавшие вынудили защитников отступить обратно в караулку, и те побежали на стены, заперев за собой двери. Яркие Солдаты, находившиеся внизу, во внешнем дворе, увидели их и с дикими воплями бросились преследовать их. Но двери во все сторожевые башни были крепко заперты, и когда солдаты пытались выбить их, на них тоже полилось кипящее масло и полетели горящие головешки.

Лахлан и Изолт наблюдали за побоищем из бойниц внешних стен. Время от времени кто-то из них отдавал четкий приказ, и солдаты не мешкая повиновались. Сквозь хаос, царивший в караулке, пробивался отряд тирсолерцев, несущих заостренный ствол срубленного дерева, которым они явно намеревались выбить ворота во внутренний дворик. Зарычав, Лахлан прикрикнул на лучников, скрывавшихся за зубцами стены. Они вскочили на ноги и выпустили тучу стрел. Солдаты попадали на землю, и многих из них придавил тяжелый таран.

К тарану побежали новые Яркие Солдаты, но лучники снова и снова встречали их градом стрел. Вскоре земля под внутренней стеной была усеяна мертвыми телами тирсолерцев, но они все прибывали, карабкаясь по трупам убитых в попытках добраться до тарана.

Со стены опрокинули огромные котлы с кипящим маслом, выплеснувшимся на толстый ствол дерева и забрызгавшим тех, кто пытался нести его, прикрывая головы щитами. Потом лучники окунули наконечники своих стрел в бочонки с горящей смолой и выпустили их в таран. Масло вспыхнуло, дерево начало чадить. Вскоре пламя расползлось по всей его длине, и мощное орудие весело затрещало, разгораясь.

Тем временем двери, ведущие из сторожевых башен на крепостной вал, выбили, и теперь на всей внешней стене кипела битва. Хотя Серые Плащи хорошо отдохнули и подготовились, они сильно уступали в численности и медленно отступали назад, задавленные числом одетых в белое солдат, все еще прибывающих по подвесному мосту.

Яркие Солдаты принесли с собой высокие приставные лестницы, которые попытались прислонить к внутренней стене. Сначала защитникам не составляло никакого труда отбрасывать их, но вскоре по ступенькам карабкалось столько людей сразу, что лестницы стало не так-то легко оттолкнуть. Защитники снова опрокинули на головы поднимающимся котлы с кипящим маслом, и многие солдаты начали спрыгивать, предпочитая переломать себе кости, чем сгореть заживо.

Вдруг остроглазая Изолт заметила телегу, нагруженную наспех разобранной осадной башней, которую тащили по каменному мосту. За ней грохотала еще одна телега с массивной баллистой, способной метать огромные чугунные ядра и валуны на триста ярдов. Если бы Ярким Солдатам удалось провезти весь этот арсенал во внешний двор, защитникам Риссмадилла был бы нанесен огромный урон.

Изолт схватила Лахлана за руку и показала на мост.

— Как думаешь, пора? — спросила она.

Они оглянулись вокруг и увидели, что их защита медленно захлебывается под натиском многократно превосходящего в численности противника.

Лахлан хмуро кивнул.

— Да, думаю, пора, — ответил он и поманил Парлена, который подбежал к нему с лицом, бледным от страха.

— Позови Хранительницу Ключа, — рявкнул Лахлан. — Пришла пора ей и колдунам сделать свое дело.

Мегэн, Йорг и Гвилим приковыляли из угловой башни, где они скрывались, а по стене торопливо прибежал Дугалл, а вслед за ним и Айен. Они уже подготовили круг силы, и каждый из пяти колдунов поспешно занял свое место на углах пентаграммы, начерченной внутри круга.

Они взялись за руки, и когда колеса первой телеги застучали по деревянному подвесному мосту, закрыли глаза и сосредоточились. Внезапно подвесной мост рассыпался под тяжестью. Пронзительно заржав от ужаса, лошади полетели в пропасть вместе с телегой. Лошади, тащившие вторую телегу, уже вступили на подвесной мост и тоже упали, увлекаемые тяжестью гигантской катапульты. Телеги рухнули вниз, в бушующий поток, и разлетелись в щепки, разбившись о скалы.

— Лошадей жалко, — хрипло сказал Лахлан.

Изолт кивнула. Ее лицо было печальным. Она видела страх и ярость войск, оставшихся на другом берегу, и внезапную панику солдат, попавших в ловушку внутри дворца. Безо всякой надежды на помощь и возможности к отступлению они оказались в руках защитников крепости, которые могли медленно и без труда перебить их одного за другим.

Следующие несколько часов во внешнем дворе и по всей стене шел бой, но постепенно Ярких Солдат окружили, и тех, кто уцелел, взяли в плен и отвели в дворцовые подземелья, где оставили под замком и надежной охраной.

Тем временем Яркие Солдаты на другом берегу не бездельничали. Они перезарядили свои пушки и баллисты и начали обстреливать дворец, расположенный на скале. Большая часть камней и ядер улетела в ущелье, но некоторые все же угодили во внешние стены; потом колдуны вызвали дождь, пришедший с моря и намочивший их запалы и порох, снова сделав пушки бесполезными.

Яркие Солдаты попытались построить скат, чтобы перебраться через пустоту между краем каменного моста и зияющим отверстием ворот, на месте которой когда-то был подвесной мостик. Один или два раза это им даже почти удалось, но колдуны просто разрушили плоды их стараний мысленным усилием, и солдаты с криками полетели в пропасть.

Изолт с Барнардом Орлом взобрались на верхушку самой высокой башни и тревожно высматривали, не приближается ли их собственное подкрепление. Наконец Изолт заметила огромную темную массу, надвигавшуюся с востока. Непоколебимая, точно наводнение, армия Ри шагала по бескрайним полям, пока в конце концов не добралась до Риллстера. Изолт увидела, как колонны и каре рассыпались, и Яркие Солдаты, защищающие мосты, бросились им наперерез. Она послала Диллона к Лахлану, велев передать ему эту новость и чувствуя, как в ней бурлит возбуждение. Под знаменами Мак-Танаха выступало семь тысяч человек, три тысячи из которых были тирсолерскими военнопленными или перебежчиками, поклявшимися в верности Мак-Кьюинну. Они надеялись, что многие Яркие Солдаты, стоящие лагерем в парке, присоединятся к своим товарищам, поскольку Йорг уже хорошо подготовил для этого почву своими пророчествами и рассказами о чудесах.

Изолт наблюдала до тех пор, пока не стало ясно, что Серые Плащи захватили мосты через Риллстер и уже идут по разрушенному городу, потом переключила свое внимание на север и запад, а Барнард перегнулся через стену, приставив ладонь козырьком ко лбу. Они ждали свежее подкрепление из Лукерсирея, которое должно было атаковать Ярких Солдат с тыла, пройдя через Бан-Баррахские холмы и вдоль подножий Белочубых Гор. Мердок Секира был послан показать им дорогу и пообещал привести Лахлану и Изолт почти тысячу мужчин и женщин, хотя большинство из них было необученными совсем или плохо обученными. Элемент неожиданности должен был стать их главным оружием, и Изолт надеялась, что все происходящее во дворце отвлечет внимание от задних ворот.

Лахлан послал Снежное Крыло облететь дворцовый парк, и кречет вскоре слетел к нему на плечо, сообщив, что войско Мердока пробралось через задние ворота и приближается по лесу.

Вознеся краткие, но искренние благодарственные молитвы Эйя, Изолт с Барнардом поспешили на западную стену и принялись беспокойно вглядываться в даль.

Бескрайние леса Равеншо уходили далеко на запад, и сквозь спутанные ветви деревьев невозможно было ничего разглядеть, но Изолт вглядывалась до тех пор, пока у нее не заболели глаза. Дугалл обещал, что Мак-Ахерн придет на подмогу, но от него не приходило никаких вестей; не зная его лично, невозможно было связаться с ним через магический кристалл, а зоркие глаза кречета не могли проникнуть сквозь густой лесной покров. Дугалл был внизу вместе с остальными колдунами, обстреливая белые палатки на другой стороне ущелья огненными шарами и разрушая все усилия Ярких Солдат перебраться через пропасть. Изолт уже решила, что попросит его связаться с Мак-Ахерном на закате, когда Барнард почтительно тронул ее локоть.

— Посмотрите, Ваше Высочество, — сказал он. — На краю леса какое-то волнение.

Она взглянула в указанном направлении и увидела маленькую белую фигурку, бегущую к западной границе лагеря Ярких Солдат. Потом одетые в белое солдаты лихорадочно собрали все свое оружие и встали в оборонительную позицию, глядя в сторону леса. У нее отлегло от сердца при виде широкой колонны всадников, рысью мчащихся к городу с развевающимися на ветру флагами.

На миг они остановились на краю парка, оглядывая море палаток и шатров, простиравшееся перед ними, огромное, как город. Потом лошади понеслись галопом, устремившись вниз по склону к лагерю Ярких Солдат.

— Быстро! — крикнула Изолт Аннтуану. — Беги и передай Лахлану, что Мак-Ахерн здесь, как и обещал! Теперь мы победим!

К заходу солнца все было кончено. Семь тысяч погибших Ярких Солдат лежало на поле в изорванных и окровавленных белых плащах. Вытоптанная земля пропиталась кровью, а едкий дым от горящих осадных машин повис тяжелой пеленой, окутывая поваленные палатки и изорванные флаги. Стоны раненых разрывали темноту, и Мегэн с целителями бродила между перевернутыми повозками и сломанными изгородями, разыскивая тех, кто был еще жив. Со всех сторон к ним тянулись руки и слышались голоса, умоляющие о помощи.

Помощь оказывали всем, независимо от того, были ли на них белые накидки, серые плащи или черные сутаны священников. При колеблющемся свете факелов целители промывали и перевязывали раны, накладывали швы и шины, раздавали целебные снадобья и болеутоляющие лекарства. Солдаты, многие из которых сами были перебинтованы, помогали переносить самых тяжелых во дворец.

Томас бродил между ними, прикасаясь ко всем, мимо кого проходил, хотя его пальцы тряслись, а под глазами темнели огромные лиловые круги. Он плакал, и слезы оставляли на его чумазом, перепачканном кровью лице белые разводы.

Через некоторое время Джоанна увела его прочь.

— Ты уморишь себя, если будешь возлагать руки на всех подряд, — ворчала она. — Иди поешь и немного передохни, а ими займешься, когда восстановишь силы.

Он упрямо попытался выдернуть свою руку из ее пальцев, но они держали крепко, а он слишком обессилел, чтобы сопротивляться.

Мальчик не успел спасти Мак-Танаха, который погиб при переправе через Риллстер. Гибель этого грубоватого добродушного весельчака тяжелым камнем легла всем на сердце, ибо Мак-Танах за последние два года проявил себя одним из самых надежных и верных сторонников Лахлана. Среди павших оказались также Гамиш Горячий и Гамиш Холодный, погибшие при защите караулки Риссмадилла, и Катмор Шустрый, которому стрела попала прямо в горло в последние, самые яростные минуты битвы. Потеря трех самых верных офицеров сразила Лахлана, и он оплакивал их вместе с остальными Синими Стражами, когда погибших положили в главном зале с палашами на груди, завернув в их пледы.

— Еще мертвые для Мавзолея Воронов, — сказал он печально. — Да, сегодня Гэррод наелась досыта.

Хотя в ту ночь вся армия пировала, доедая оставшийся у них скудный провиант, Ри впал в черную меланхолию, и его лицо посерело от усталости и горя. Изолт молча сидела с ним, в ее голубых глазах плескалась печаль. Время от времени она подливала ему виски, а один раз сказала с совершенно не свойственной ей мягкостью:

— Цель сражения — убийство, а за победу приходится платить кровью. Это война.

Он оттолкнул свой стакан.

— Ты этим хочешь меня утешить? Прокляни Эйя дурацкие поговорки твоих Шрамолицых Воинов.

Она пожала плечами.

— Кто сказал, что я пыталась дать тебе утешение? Какое утешение может быть в потере друзей и товарищей? Я просто говорю тебе, что такое война. Ты всегда считал, что это как песни циркачей, игра в рыцарство и тактику, что-то вроде шахмат, в которые ты играешь с Финли. А это вовсе не так. Цель битвы — убийство, а за победу приходится платить кровью.

Лахлан ничего не сказал, и она поднялась и двинулась к выходу, но он поймал жену за руку и притянул к себе, уткнувшись лицом ей в колени. Он тяжко вздохнул, еле сдерживая рыдание, как ребенок, и Изолт погладила его по непокорным черным волосам.

— Пойдем в постель, леаннан , — сказала она. — Сегодня мы заглянули в глаза смерти; давай погрузимся в любовь и забудем обо всем. По крайней мере, мы живы, а это уже кое-что.

МАТЬ МУДРОСТИ

Легко и стремительно, словно птица, Изабо скользила по заснеженному горному склону. Слегка качнув туловищем, она сменила направление, описав дугу, чтобы слететь с холмика, перекувырнулась в воздухе и грациозно приземлилась, вихрем взметнув из-под ног снежное крошево.

Склон стал более крутым, и она заскользила быстрее, пока холодный ветер не начал царапать ее лицо огненной щеткой. По щекам потекли слезы, и она потерла глаза рукой в белой перчатке, чтобы лучше видеть. Ее салазки вылетели на ледяную полосу, и ее понесло с головокружительной скоростью, закружило, и она чуть не упала, но удержалась и полетела дальше еще скорее. Изабо завопила от возбуждения и снова свернула, чтобы спрыгнуть с еще одного круглого снежного сугроба. Синее небо завертелось под ногами, заснеженные горы на миг расплылись, кровь хлынула в голову, но она уже снова приняла нормальное положение, и ее салазки с хрустом приземлились. Ноги разъехались, секунду она бешено вращала руками, точно ветряная мельница, пытаясь не опрокинуться на спину, но восстановила равновесие, и снег снова зашуршал под деревом ее салазок.

— Ух! — воскликнула Изабо. — Чуть не грохнулась!

Описав широкую дугу, она остановилась в рощице, вытерла перчаткой нос и попыталась отдышаться. Щеки горели огнем, и она чувствовала себя невероятно, потрясающе живой.

Над ее головой острые пики гор пронзали ясное и ослепительно яркое небо, а гладкие белые склоны уходили вниз, насколько хватало глаз, и эту белизну лишь кое-где нарушали рощицы темных деревьев. Снег был прочерчен стремительным и хаотическим следом ее спуска, и Изабо слегка нахмурилась, зная, что шрамолицый учитель весьма хлестко прокомментировал бы ее технику. Она с тоской взглянула на крутой белый склон, уходящий вниз, потом на солнце, которое уже начало медленно клониться за горы. Путь до Гавани был неблизким, и чтобы добраться туда засветло, возвращаться надо было уже сейчас.

Изабо неохотно наклонилась, чтобы развязать ремешки салазок. Краешком глаза она заметила какую-то золотую вспышку и вскинула голову. Сердце у нее заколотилось от волнения и радости.

Над горами парил дракон, и на его сверкающих чешуях вспыхивало солнце. Когтистые крылья были широко распростерты, тонкие, словно пергамент, длинный извилистый хвост слегка покачивался. Изабо подняла руку и позвала: Эсрок!

Приветствую тебя, человечек! — насмешливо отозвалась маленькая принцесса драконов, и ее мысленный голос, как обычно, отозвался во всех полостях тела Изабо, так что ее затошнило.

Ты летишь ради удовольствия или по делу? — спросила Изабо.

Полет это всегда удовольствие , — отозвалась Эсрок, складывая крылья и с грациозным кувырком устремляясь вниз.

Если я съеду на салазках до подножия горы, ты встретишь меня там и отвезешь обратно на вершину? Пожалуйста!

Возможно.

Пожалуйста!

Посмотрю, какое у меня будет настроение, когда ты доберешься до конца пропасти. Возможно, мне захочется позабавиться твоими странными человеческими глупостями, а возможно, я предпочту обглодать твое теплое окровавленное тело. Я не видела ни оленя, ни гэйл’тиса, так что, возможно, мне захочется поразвлечься.

Маленькая принцесса драконов отлетела от пиков и теперь парила над лугами, и ее огромная тень накрыла их, подобно грозовому облаку. Когда эта тень прошла над ней, Изабо почувствовала, как у нее задрожали колени, а в животе смерзся ледяной ком, несмотря на то, что за последние восемнадцать месяцев она частенько летала на спине драконьей принцессы.

Эсрок взмыла над долиной, и Изабо смотрела на нее, не зная, какое решение ей принять. Она оглянулась на крутой склон, сверкавший нетронутой белизной, и поддалась искушению, вслед за драконом описывая широкие стремительные дуги.

Сердце у нее радостно колотилось, снег разлетался из-под салазок, и Изабо забыла свои недавние опасения, крича от восторга и взлетая над сугробами. Склон стал более крутым и ушел вниз под ее ногами почти отвесно, так что она полетела по-настоящему, потом помчался ей навстречу, она упала, а снег все свистел под ее салазками, убегая наверх с бешеной скоростью. Она доехала до подножия холма вся в снегу, поскольку ей пришлось так круто повернуть, чтобы не врезаться в деревья, что ее по дуге занесло обратно вверх по склону. Изабо наклонилась, чувствуя, как трясутся ноги и колет в боку, и уперлась кулаками в коленки, простояв так до тех пор, пока не отдышалась. Потом подняла голову и оглядела далекое небо. Дракона нигде не было видно.

Эсрок?

Ответа не было. Ее охватила тревога.

Эсрок!

Солнце уже садилось прямо за остроконечные пики, и долину прочертили темные тени. Единственным звуком было тихое журчание воды подо льдом. Изабо почувствовала, как панический страх сжал ей горло, и она почти не могла дышать. Теперь не осталось никаких шансов попасть в Гавань до темноты. Если принцесса драконов не ответит на зов, ей придется провести ночь на снегу, а это значило, что надежды на выживание у нее почти нет. Очень многие из тех, кто засыпал в снегу, никогда больше не просыпались.