Жан-Пьер и Анатолий закончили поиски на «конной станции» в горах выше Комара. Это место не имело даже названия, там было лишь несколько каменных построек и пыльный выгон, где истощенные клячи пощипывали редкую травку. Единственным существом мужского пола, судя по всему, был сам торговец лошадьми, босоногий старик, одетый в длинный балахон с огромным капюшоном, служившим защитой от мух. Кроме него, там было несколько молодых женщин и стая перепуганных ребятишек. Очевидно, все молодые мужчины ушли в партизаны и сейчас где-то скрывались вместе с Масудом. Обыск не занял много времени. Когда все было закончено, Анатолий уселся прямо в пыли, прислонясь спиной к каменной стене, и задумался. Жан-Пьер опустился на землю рядом с ним.

Поверх гряды холмов он видел далекий заснеженный пик Месмер, высотой почти двадцать тысяч футов, который в прежние времена привлекал альпинистов из Европы. Анатолий сказал:

– Узнайте, можно ли здесь выпить чаю.

Жан-Пьер огляделся и заметил старика в балахоне, слонявшегося неподалеку.

– Приготовьте чай, – прокричал он на дари. Старик торопливо побежал прочь, и Жан-Пьер услышал, как он что-то закричал женщинам.

– Чай будет, – сказал он Анатолию по-французски.

Люди Анатолия, поняв, что предстоит оставаться здесь еще некоторое время, заглушили двигатели вертолетов, уселись на пыльную землю и стали терпеливо ждать.

Взгляд Анатолия был устремлен куда-то в пространство. Усталость, наконец, показалась на его плоском лице.

– У нас с вами будут неприятности, – произнес он. Жан-Пьеру показалось зловещим это «у нас».

Анатолий продолжал:

– В нашей профессии обычно принято преуменьшать значение операции до тех пор, пока не появится уверенность в успехе, и вот тогда начинают это значение, наоборот, преувеличивать. В нашем случае я не мог следовать этому правилу: чтобы обеспечить пятьсот вертолетов и тысячу людей, я должен был убедить руководство в исключительной важности захвата Эллиса Тейлера. Мне надо было очень ясно обрисовать все опасности, которые подстерегают нас в том случае, если ему удастся улизнуть. И мне это удалось. А теперь тем больше будет раздражение на меня за то, что я его не поймал. А ваше будущее, разумеется, неразрывно связано с моим.

Жан-Пьер прежде никогда не думал об этом с такой стороны.

– Что же они сделают?

– Моя карьера просто-напросто закончится. Оклад останется прежним, но я потеряю все привилегии. Не будет больше ни шотландского виски, ни «Рив-Гош» для жены, ни семейного отдыха на Черном море, ни джинсов и пластинок «Роллинг Стоунз» для детей… Но я вполне могу обходиться без всего этого. Что меня по-настоящему угнетает, так это безысходность повседневной рутины, которая ожидает неудачников в нашем деле… Меня пошлют работать в какой-нибудь заштатный городишко на Дальнем Востоке, где нет никаких настоящих дел для госбезопасности. Я знаю, как наши люди проводят время и оправдывают свое существование в таких местах. Вначале приходится искать расположения слегка неудовлетворенных жизнью интеллигентов, входить к ним в доверие, вызывать на откровенные разговоры, поощрять критические высказывания в адрес партии и правительства, а затем арестовывать их за подрывную деятельность. Это все так бессмысленно… – Он, казалось, понял, что говорит лишнее, и умолк.

– А я? – спросил Жан-Пьер. – Что будет со мной?

– Вы станете просто никем, – ответил Анатолий. – Вы больше не будете на нас работать. Может, они и разрешат вам остаться в Москве, но, скорее всего, просто вышлют обратно.

– Если Эллис сумеет отсюда выбраться, мне нельзя будет вернуться во Францию, они уберут меня.

– Вы не совершали никаких преступлений на территории Франции.

– И мой отец не совершал, но его все равно убили.

– Ну, может, вам удастся перебраться в какую-нибудь, нейтральную страну – Никарагуа или Египет.

– Дерьмо.

– Но не будем терять надежду, – сказал Анатолий более бодрым голосом. – Люди не могут просто взять и раствориться в воздухе. Наши беглецы должны же где-то находиться.

– Если мы не можем отыскать их с тысячей человек, не думаю, чтобы это удалось с десятью тысячами, – мрачно заметил Жан-Пьер.

– У нас не будет тысячи, а тем более десяти тысяч, – возразил Анатолий. – Отныне нам придется использовать только собственные мозги – и минимум средств. Весь наш кредит исчерпан. Давайте попробуем иной подход. Подумайте: ведь кто-то наверняка помог им укрыться. А это значит, что кому-то должно быть известно, где они находятся.

Жан-Пьер задумался.

– Помощь они получили, вероятнее всего, от партизан, а они менее всего склонны болтать.

– Но ведь и кто-то другой может об этом знать.

– Возможно. Но разве они нам скажут?

– У наших беглецов наверняка есть враги, – настаивал Анатолий.

Жан-Пьер покачал головой.

– Эллис пробыл здесь недостаточно долго, чтобы нажить себе врагов, а Джейн для них – героиня, что-то вроде Жанны Д'Арк. Вы не найдете никого, кто испытывал бы к ней неприязнь… о! – едва произнеся это, он понял, что это не так.

– Ну что?

– Мулла.

– Ага.

– Она сумела буквально вывести его из себя. Одной из причин послужило то, что она стала лечить людей более успешно, чем он. Но дело не только в этом, потому что мои методы тоже эффективны, но я никогда не вызывал у него особой неприязни.

– Он, наверно, называет ее блудницей с Запада.

– Откуда вы знаете?

– Так здесь обычно говорят. Где живет этот мулла?

– Абдулла живет в Бэнде, в том доме, который стоит отдельно, в полукилометре выше по склону горы.

– А он будет говорить?

– Думаю, да, он ненавидит Джейн достаточно сильно, чтобы выдать ее нам, – задумчиво произнес Жан-Пьер.

– Но он не допустит, чтобы кто-то другой об этом узнал. Нам нельзя просто приземлиться у деревни и схватить его – тогда все будут знать, что случилось, и он ничего не скажет. Мне надо встретиться с ним тайно… – Тут Жан-Пьер подумал об опасностях, которые его подстерегают, если он будет и дальше развивать эту мысль. Но потом он снова вспомнил пережитое унижение: ради мести стоило идти на любой риск.

– Если вы высадите меня около деревни, я смогу пробраться к тропинке, которая идет от деревни к его дому, спрятаться там и ждать его появления.

– А что, если этого «появления» придется ждать целый день?

– Верно…

– Значит, надо сделать так, чтобы он обязательно появился. – Анатолий нахмурился.

– Мы загоним всех жителей в мечеть, как уже делали раньше, а потом выпустим. Абдулла, несомненно, сразу побежит к себе домой.

– Но ведь он будет не один…

– Гм. Предположим, вначале мы отпустим женщин, с приказанием разойтись по домам. А потом, когда выпустим мужчин, они захотят первым делом проверить, что с их женами. Кто-нибудь еще живет поблизости от Абдуллы?

– Нет.

– Тогда он наверняка окажется один на этой тропинке. Вы выйдете ему навстречу из-за куста…

– И он перережет мне горло.

– Он что, носит при себе нож?

– А вы когда-нибудь видели афганца без ножа?

Анатолий пожал плечами.

– Возьмите мой пистолет.

Жан-Пьер был слегка удивлен и обрадован таким доверием, хотя и не знал, как обращаться с пистолетам.

– Думаю, пистолет можно использовать как угрозу, – тревожно проговорил он. – Мне понадобится местная одежда, на случай, если меня заметит еще кто-нибудь, кроме Абдуллы. Что, если я встречу кого-нибудь из знакомых? Придется закрыть лицо – может быть, шарфом…

– Это не проблема, – ответил Анатолий. Он что-то прокричал по-русски, и трое солдат вскочили на ноги. Скрывшись в доме, они почти сразу же появились вместе со стариком-лошадником.

– Можно взять его одежду, – сказал Анатолий.

– Хорошо, – сказал Жан-Пьер. – Капюшон закроет лицо. – Перейдя на дари, он закричал старику: – Раздевайся!

Тот запротестовал: обнажиться означало позор для афганца. Анатолий отдал резкую команду по-русски, и солдаты, опрокинув старика на землю, стащили с него балахон и все, как один, оглушительно захохотали, увидев его тонкие, как палочки, ноги, торчавшие из рваных коротких шаровар. Когда старика отпустили, он суетливо поднялся и побежал прочь, прикрывая руками гениталии, что заставило захохотать их еще громче.

Жан-Пьер был в слишком нервозном состоянии, чтобы находить это смешным. Сняв рубашку и брюки европейского покроя, он накинул на себя балахон старика.

– От вас пахнет конской мочой, – заметил Анатолий.

– Изнутри запах еще хуже, – ответил Жан-Пьер.

Они забрались в вертолет. Анатолий, надев наушники пилота, долго говорил с кем-то по-русски. Жан-Пьера очень смущало предстоящее задание. А что, если из-за горы внезапно выйдут двое-трое партизан и увидят, как он угрожает пистолетом Абдулле? Его знал буквально каждый в долине, а известие о том, что он появился в Бэнде вместе с русскими, наверняка уже разнеслось по всей округе. Несомненно, большинство афганцев теперь знают, что он русский шпион. Он стал для них «врагом народа номер один». Да они разорвут его на куски!

«Может, мы слишком все усложняем, – подумал он. – Может, нам надо просто прилететь туда, схватить Абдуллу и выбить из него все, что он знает?».

Нет, мы уже пробовали делать это вчера, и это ни к чему не привело. То, что мы придумали, – единственный способ узнать.

Анатолий передал наушники пилоту, который забрался в свое кресло и завел двигатель. Пока они ждали взлета, Анатолий вытащил пистолет и показал его Жан-Пьеру.

– Это девятимиллиметровый «Макаров», – сказал он, стараясь перекричать шум вертолета. Щелкнув затвором на задней стороне рукоятки, он вытащил магазин, где было восемь патронов, потом задвинул магазин обратно. Показав на другой затвор на левой стороне пистолета, он сказал: – Это предохранитель. Когда красная точка закрыта, предохранитель находится в положении «безопасно».

Держа пистолет в левой руке, он правой отодвинул назад задвижку над рукояткой.

– Вот так вы взводите курок. – Он отпустил задвижку, и она резко вернулась на место. – Когда будете стрелять, подольше не отпускайте курок, чтобы заново взвести его. – И он протянул пистолет Жан-Пьеру.

«Мне по-настоящему доверяют», – подумал Жан-Пьер, и на мгновение холодный страх в его сердце сменился чувством удовлетворения.

Вертолеты взлетели. Курс снова лежал на юго-запад, вдоль русла реки Пяти Львов, вниз по долине. Жан-Пьер думал о том, что они с Анатолием составляют вместе хорошую команду. Анатолий напоминал ему отца: умный, решительный, храбрый человек, беззаветно преданный делу мирового коммунизма. Если мы добьемся здесь успеха, подумал Жан-Пьер, нам, вероятно, удастся и дальше работать вместе, над каким-нибудь другим заданием. Эта мысль доставила ему необычайную радость.

В Дашт-и-Ревате, откуда начиналась южная часть долины, вертолет повернул на юго-восток, следуя вверх по течению притока Ревата, и углубился в горы, чтобы приблизиться к Бэнде из-за горы.

Анатолий снова начал вести с кем-то переговоры, пользуясь наушниками пилота, затем перебрался обратно к Жан-Пьеру, чтобы прокричать ему прямо в ухо:

– Все жители уже в мечети. Сколько времени надо жене муллы, чтобы добраться до дома?

– Пять-десять минут, – прокричал в ответ Жан-Пьер.

– Где вас высадить?

Жан-Пьер немного подумал.

– Вы ведь всех согнали в мечеть, верно?

– Да.

– А пещеры проверили?

Анатолий вернулся к радиопередатчику и задал этот вопрос. Вернувшись, он сказал:

– Да, пещеры проверены.

– О'кей. Высаживайте прямо здесь.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до места вашей засады?

– Дайте мне десять минут. Затем выпустите женщин и детей. Подождите еще десять минут и отпускайте мужчин.

– Ясно.

Вертолет снизился в тень горы. Солнце клонилось за горы, но до наступления темноты оставалось еще около часа. Они приземлились за перевалом, в нескольких ярдах от пещер. Анатолий сказал:

– Подождите, дайте-ка мы еще раз проверим пещеры.

Через открытую дверь Жан-Пьер видел, как приземляется второй «хайнд». Из него выскочили шестеро солдат и побежали за перевал.

– Как я вам просигналю, чтобы вы спустились и забрали меня? – спросил Жан-Пьер.

– Мы будем ждать вас здесь.

– А что, если кто-нибудь из жителей деревни забредет сюда до того, как я вернусь?

– Застрелим.

У Анатолия была еще одна черта, общая с отцом Жан-Пьера: безжалостность.

Разведчики вернулись из-за горы, и один солдат махнул рукой, показывая, что все чисто.

– Идите, – сказал Анатолий.

Жан-Пьер открыл дверь и выпрыгнул наружу, сжимая в руке пистолет Анатолия. Пригнув голову, он поскорее отбежал подальше от вертящихся лопастей вертолета. Добежав до перевала, он оглянулся: оба вертолета оставались на месте.

Он миновал хорошо знакомый ему вход в пещеру, где раньше располагался его лазарет, и посмотрел вниз, на деревню. Отсюда был виден двор мечети. Жан-Пьер не мог разглядеть никого из находившихся там, но боялся, что кто-нибудь из них может случайно бросить взгляд вверх и увидеть его, а зрение афганцев наверняка острее, чем у него. Поэтому он поспешил набросить на лицо капюшон.

Сердце его забилось чаще, когда он стал удаляться все дальше из-под прикрытия русских вертолетов. Он быстро шел вниз по склону, мимо дома муллы. Вокруг стояла какая-то странная тишина, несмотря на несмолкаемый шум реки и отдаленный гул вертолетов. Это потому, понял Жан-Пьер, что не слышно детских голосов.

Обогнув выступ скалы, он оказался вне поля зрения тех, кто мог бы находиться в доме муллы. Рядом с тропинкой были заросли верблюжьей травы и кусты можжевельника. Зайдя в гущу растительности, он, пригнувшись, сел на корточки. Будучи хорошо спрятанным, он мог сам свободно обозревать тропинку. Он приготовился ждать.

Жан-Пьер стал обдумывать то, что скажет Абдулле. Мулла истерически ненавидел женщин: наверное, лучше всего будет воспользоваться именно этим.

По внезапному всплеску тонких голосов он понял, что Анатолий дал указание выпустить женщин и детей из мечети. Наверняка все они будут недоумевать, для чего все это было нужно, но, скорее всего, объяснят это обычной армейской дурью.

Через несколько минут по тропинке пробежала жена муллы с ребенком на руках в сопровождении трех старших детей. Жан-Пьер напрягся, подумав, а так ли уж хорошо он спрятался. А что, если кто-то из детей отбежит в сторону с тропинки, заглянет в кусты? Как унизительно – расстроить свои планы из-за детей. Тут он вспомнил про пистолет. «Смогу ли я выстрелить в детей?» – спросил он себя.

Но они прошли мимо и скрылись за выступом скалы, направляясь к своему дому.

Вскоре после этого русские вертолеты один за другим начали взлетать с пшеничного поля: это означало, что отпустили и мужчин. Точно по намеченному графику на тропинке появился, пыхтя, Абдулла – бочкообразная фигура в чалме и английском пиджаке в тонкую полоску. Да, сюда, в страны Востока, сбывают большую часть подержанной одежды из Европы, заключил Жан-Пьер. Здесь многие носили одежду, несомненно, изготовленную в Париже или Лондоне, которую первоначальные владельцы выбросили, потому что она вышла из моды задолго до того, как успели износить. Ну вот, надо действовать, подумал Жан-Пьер, когда комичная фигура поравнялась с ним; может, в руках этого шута горохового, напялившего пиджак биржевого маклера, – ключи от моего будущего. Встав во весь рост, он вышел из кустов.

Мулла вскрикнул от неожиданности. Присмотревшись, он узнал Жан-Пьера.

– Это вы! – сказал он. Рука его потянулась к поясу. Жан-Пьер направил на него пистолет. Абдулла уставился на него, явно испуганный.

– Не бойтесь, – сказал Жан-Пьер на дари. Дрожь в голосе выдавала его нервное состояние, и он сделал над собой усилие, чтобы голос зазвучал ровно. – Никто не знает, что я здесь. Ваши жена и дети прошли мимо и не видели меня. Они в безопасности.

Абдулла подозрительно посмотрел на него.

– Что вы хотите?

– Моя жена изменила мне, – сказал Жан-Пьер. Хотя он нарочно говорил так, чтобы сыграть на предрассудках муллы, гнев его был неподдельный. – Она забрала моего ребенка и бросила меня. Она пошла блудить с американцем.

– Я знаю, – сказал Абдулла, и Жан-Пьер увидел, как он запыхтел, преисполненный благородного негодования.

– Я ищу ее, чтобы вернуть и наказать.

Абдулла с готовностью кивнул, и в глазах его появилось злорадство: ему понравилась мысль примерно наказать блудницу.

– Но эта пара грешников где-то прячется, – Жан-Пьер говорил медленно и обстоятельно: сейчас было важно каждое слово. – Вы – служитель господа. Скажите мне, где они. Никто не узнает, как это стало мне известно, кроме вас, меня и господа.

– Они ушли. – Абдулла сплюнул, и слюна смочила его крашеную хной бороду.

– Куда? – Жан-Пьер затаил дыхание.

– Они ушли из долины.

– Куда же пошли?

– В Пакистан.

В Пакистан! О чем говорит этот старый дурак?

– Но дорога туда закрыта! – закричал Жан-Пьер в отчаянии.

– Но только не «масляный путь».

– «Mon Dieu», – прошептал Жан-Пьер на родном языке, – «масляный путь».

Он поразился их смелости, и в то же время почувствовал горькое разочарование – ведь теперь будет практически невозможно найти их.

– И что, они взяли с собой ребенка?

– Да.

– Значит, я больше никогда не увижу свою дочь.

– Они все погибнут в Нуристане, – сказал Абдулла с чувством удовлетворения в голосе. – Европейская женщина с грудным ребенком на руках непременно погибнет на ледяных перевалах, а американец тоже погибнет, стараясь ее спасти. Бог всегда наказывает тех, кому удается избежать людского возмездия.

Жан-Пьер понял, что ему надо как можно скорее вернуться к вертолетам.

– А теперь идите домой, – сказал он Абдулле.

– Договор погибнет вместе с ним, потому что бумага у Эллиса, – добавил Абдулла. – Это хорошо. Конечно, мы нуждаемся в американском оружии, но заключать какие-либо договоры с неверными опасно.

– Идите! – повторил Жан-Пьер. – Если вы не хотите, чтобы кто-то из ваших родных меня заметил, заставьте их не выходить из дома несколько минут.

Абдулла пришел было в негодование из-за того, что ему смеют приказывать, но быстро понял, что перед дулом пистолета не поспоришь, и поспешил прочь.

Жан-Пьер задумался о том, действительно ли они все погибнут в Нуристане, как со злорадством предсказывал Абдулла. Он хотел совсем другого. Их гибель не дала бы ему удовлетворить чувство мести. Ему хотелось получить свою дочь назад. Он хотел Джейн живой, в своей власти. Он хотел видеть, как Эллис мучается от боли и унижения.

Он дал Абдулле время войти в дом, затем накинул капюшон на лицо и мрачно направился по тропинке в гору. Проходя мимо дома, он отвернулся, на случай, если кто-нибудь из детей все-таки выглянет наружу.

Анатолий поджидал его у пещер. Протянув руку за пистолетом, он спросил:

– Ну как?

Жан-Пьер отдал ему пистолет.

– Их здесь нет, – сказал он. – Они ушли из долины.

– Они не могли улизнуть от нас, – сердито возразил Анатолий. – Куда они ушли?

– В Нуристан. – Жан-Пьер указал в сторону вертолетов. – Не лучше ли нам улететь отсюда?

– Мы не сможем разговаривать в вертолете.

– Но если сюда кто-нибудь зайдет из деревни…

– К черту их всех! Перестаньте хныкать! Что им нужно в Нуристане?

– Они хотят пройти в Пакистан путем, который известен как «масляный путь».

– Если нам известен маршрут, мы найдем их.

– Не думаю. Путь-то один, но много разных троп.

– Мы облетим все тропы.

– Эти пути нельзя заметить с воздуха. Даже на земле вы едва ли отыщете их без местного проводника.

– Мы можем взять карты…

– Какие карты? – спросил Жан-Пьер. – Я видел ваши карты, они не лучше моих, изданных в Америке, а это вообще самые подробные карты, какие можно достать. Там не указаны ни эти тропы, ни перевалы. Разве вам неизвестно, что на Земле еще существуют места, которые никогда не были как следует изучены топографами? А мы сейчас находимся как раз в одном из таких мест.

– Я знаю – не забывайте, что я работаю в разведке. – Анатолий слегка понизил голос. – Вы слишком легко готовы опустить руки, мой друг. Подумайте. Если Эллис может найти местного проводника, способного показать дорогу, я ведь могу сделать то же самое.

«Возможно ли это?» – подумал Жан-Пьер.

– Но ведь там не один маршрут, а несколько.

– Предположим, есть десять вариантов маршрута. Это значит, что надо взять десять проводников из местных, чтобы они повели десять розыскных отрядов.

Оптимизм Жан-Пьера снова стал возрастать, когда он понял, что возможность вернуть назад Джейн и Шанталь и увидеть Эллиса захваченным в плен все еще реальна.

– Может, дела не так уж плохи, – проговорил он, ободренный. – Мы можем просто начать опрашивать местных жителей вдоль «масляного пути». Может, за пределами этой проклятой долины люди будут более готовы идти на контакт. Нуристанцы не настолько вовлечены в войну, как местные жители.

– Хорошо, – отрывисто сказал Анатолий. – Уже темнеет, а у нас сегодня еще много дел. Мы отправимся рано утром.

– Идемте!