Лёжа со львами

Эллис, зная, что творится сейчас в душе Джейн, сказал:

– Подожди еще немного, пока они все не улетят – не стоит под конец все портить.

Она, заливаясь слезами, кивнула.

Жители деревни начали постепенно выбираться из мечети, видимо, до смерти перепуганные. Вот взлетел последний вертолет и стал удаляться к югу. Джейн выкарабкалась из спального мешка, натянула брюки, торопливо влезла в рукава рубашки и побежала вниз по склону горы, скользя, спотыкаясь и на ходу застегиваясь. Эллис смотрел, как она бежит, чувствуя себя отвергнутым, зная, что это чувство иррациональное, но не будучи в состоянии от него избавиться. Пока не надо идти за ней, решил он про себя. Пусть она побудет одна с ребенком, которого чуть не потеряла.

Она скрылась за домиком муллы. Эллис перевел взгляд на деревню. Жизнь там начинала постепенно входить в спокойное русло. До него долетали отдельные взволнованные возгласы. Дети носились по улице, изображая вертолеты, или прицеливались из воображаемых автоматов, загоняя кур во дворы на допрос. Большинство взрослых с пришибленным видом медленно разбредались по домам.

Эллис вспомнил о семерых раненых партизанах и одноруком мальчике, которые остались в лазарете, устроенном в пещере. Он решил проверить, что с ними. Одевшись, он скатал спальный мешок и зашагал по горной тропинке.

Он вспомнил, как Аллен Уиндермэн, одетый в серый костюм с полосатым галстуком, спрашивал, деликатно пробуя салат в вашингтонском ресторане:

– Какова же вероятность того, что русские сумеют захватить нашего человека?

– Весьма незначительная, – ответил тогда Эллис. – Если они не могут поймать Масуда, как им обнаружить агента, посланного нелегально на встречу с Масудом?

Теперь он знал ответ лучше: «Смогут, благодаря Жан-Пьеру».

– Чертов Жан-Пьер! – выругался он вслух.

Он дошел до входа в пещеру. Оттуда не доносилось ни звука. Он надеялся, что русские не увезли Мусу вместе с раненными партизанами – если так, Мохаммед будет безутешен.

Он вошел в пещеру. Солнце успело подняться высоко, и внутренность пещеры была хорошо освещена. Все люди оставались на своих местах, лежа тихо и неподвижно.

– У вас все в порядке? – спросил Эллис на дари.

Ответа не было. Никто не пошевелился.

– О Господи, – прошептал Эллис.

Он опустился на колени возле ближайшего партизана и дотронулся до заросшего бородой лица. Человек лежал и луже крови. Его убили выстрелом в голову в упор.

Быстро переходя от одного к другому, Эллис осмотрел всех партизан. Все они были мертвы.

И мальчик Муса тоже.

Глава 15

Джейн, ничего не видя перед собой, неслась через деревню, в панике, толкая людей, налетая на стены, спотыкаясь, падая и снова вставая, всхлипывая, задыхаясь, что-то крича – все сразу. «С ней наверняка ничего не случилось», – твердила она себе, повторяя эти слова как заклинание; но в то же самое время рассудок говорил ей: «Почему Шанталь не просыпалась? Что сделал Анатолий? Цел ли мой ребенок?»

Она на негнущихся ногах вбежала в дом торговца, взбежала, прыгая через две ступеньки, на крышу. Упав на колени, она сдернула простыню, накрывавшую детский матрасик. Глаза Шанталь были закрыты. Джейн подумала: «Дышит ли она? Дышит ли?» Но вот глаза ребенка открылись, она взглянула на мать и – впервые вжизни – улыбнулась.

Джейн схватила ее и судорожно прижала к себе, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется от волнения. Шанталь заплакала от того, что ее так резко сжали, и Джейн заплакала вместе с ней от радости и облегчения, что девочка осталась с ней, что она живая, тепленькая и кричащая, и еще потому, что на ее лице только что появилась первая в жизни улыбка.

Джейн постепенно успокоилась, и Шанталь, чувствуя перемену в настроении матери, тоже замолкла. Джейн начала ее покачивать, ритмично похлопывая по спинке и целуя мягкую безволосую макушку. Потом Джейн, наконец, вспомнила, что в мире существуют и другие люди, и подумала – а что же случилось с жителями деревни в мечети, и все ли там хорошо. Она спустилась во двор и наткнулась на Фару. Джейн несколько секунд разглядывала девушку: молчаливая, застенчивая Фара, робкая, которую так легко сбить с толку; откуда у нее взялась смелость, присутствие духа, да и просто самообладание для того, чтобы спрятать Шанталь под смятой простыней, в то время, как русские приземлялись на своих вертолетах, стреляли чуть ли не в соседнем дворе?

– Ты спасла ее, – сказала Джейн.

Фара взглянула испуганно, как будто ее в чем-то обвинили.

Джейн переместила Шанталь на бедро и обняла Фару правой рукой, прижимая ее к себе.

– Ты спасла моего ребенка! – повторила она. – Спасибо тебе! Спасибо!

Фара просияла от удовольствия, затем расплакалась.

Джейн стала ее успокаивать, похлопывая по спине, как только что перед тем похлопывала Шанталь. Как только Фара затихла, Джейн спросила:

– Что случилось в мечети? Что они сделали? Кто-нибудь ранен?

– Да, – отрешенно ответила Фара.

Джейн улыбнулась: Фаре нельзя было задавать три вопроса подряд и ожидать связного ответа.

– Что случилось, когда вы все оказались в мечети?

– Они спрашивали, где американец.

– Кого спрашивали?

– Всех. Но никто не знал. Доктор спросил меня, где вы и ребенок, а я сказала, что не знаю. Потом они схватили троих мужчин: вначале моего дядю Шахазая, потом муллу, потом Алишан-Карима, брата муллы. Их снова стали спрашивать, но это было бесполезно, потому что они все равно не знали, куда ушел американец. И их стали бить.

– Они сильно избиты?

– Их просто побили.

– Я пойду осмотрю их.

«У Алишана, – вспомнила Джейн, – больное сердце».

– Где они теперь?

– Все еще в мечети.

– Идем со мной.

Джейн вошла в дом, Фара – за ней. В передней комнате Джейн взяла свою сумку с медицинскими принадлежностями со старого прилавка торговца. Добавив в аптечку таблетки нитроглицерина, она снова вышла на улицу. Направляясь к мечети и все так же крепко прижимая к себе Шанталь, она спросила Фару:

– Они били тебя?

– Нет – доктор, видно, был очень зол, но они меня не тронули.

Джейн задала себе вопрос – не была ли причиной злости Жан-Пьера догадка о том, что она провела ночь с Эллисом. И тут она поняла, что наверняка об этом догадалась вся деревня. Она подумала, как люди воспримут ее поступок. Это может послужить окончательным подтверждением того, что Джейн – вавилонская блудница.

Но все же можно надеяться, что сразу они ее не отвергнут – пока есть раненые, за которыми требуется уход. Джейн дошла до мечети и вошла во двор. Жена Абдуллы, едва увидев ее, поспешила к ней с озабоченным видом и повела туда, где на земле лежал ее муж. На первый взгляд с ним ничего страшного не произошло, а Джейн беспокоило больное сердце Алишана, поэтому она оставила муллу, несмотря на возмущенные протесты его жены, и подошла к лежавшему неподалеку Алишану.

Его лицо имело землистый оттенок, и дыхание было затруднено, он хватался рукой за грудь; как и опасалась Джейн, побои вызвали у него приступ стенокардии. Она дала ему таблетку со словами:

– Жуйте, глотать не надо.

Передав Шанталь на руки Фаре, Джейн быстро осмотрела Алишана. Несмотря на обширные кровоподтеки, все кости были целы.

– Как они избивали вас? – спросила она.

– Прикладами, – хрипло проговорил Алишан.

Она кивнула. Ему повезло: единственное, что им удалось сделать – вызвать стресс, опасный при сердечном заболевании, но он уже приходил в себя. Смазав царапины йодом, Джейн попросила Алишана полежать, не вставая с места, еще около часа.

Затем она вернулась к Абдулле. Но мулла, увидев, что Джейн к нему подходит, замахал рукой и гневно зарычал, отгоняя ее. Она знала причину его негодования: будучи уверен, что ему полагается первоочередное внимание, он оскорбился тем, что она первым делом осмотрела Алишана. Но Джейн не собиралась оправдываться, она уже объясняла ему раньше, что лечит людей в порядке неотложности их состояния, а не по социальному статусу. Теперь она повернула обратно: не было смысла настаивать на осмотре этого старого дурака. Если у него хватает сил орать на нее – выживет.

Она подошла к старому воину Шахазаю, покрытому шрамами. Его уже успела осмотреть Рабия, повитуха, которая теперь обрабатывала ему ссадины. Травяные мази, которыми пользовалась Рабия, отнюдь не обладали антисептическими свойствами в той степени, в какой следовало бы, но, по мнению Джейн, они в целом приносили больше пользы, чем вреда, и она удовлетворилась тем, что заставила Шахазая пошевелить пальцами рук и ног. У него тоже было все в порядке.

«Нам повезло», – думала Джейн. Русские пришли, но удалось отделаться лишь незначительными ранениями. Слава Богу. Может, теперь есть надежда, что они оставят нас в покое хотя бы на короткое время – может быть, пока снова не откроется дорога на Хайберский перевал…

– А что, доктор – русский? – отрывисто спросила Рабия.

– Нет. – И тут впервые Джейн задумалась о том, что же в действительности было у Жан-Пьера на уме. Если бы ему удалось меня обнаружить, подумала она, что бы он мне сказал?

– Нет, Рабия, он не русский, но, кажется, перешел на их сторону.

– Значит, он предатель.

– Да, так можно сказать, – теперь Джейн подумала о том, что может быть на уме у старой Рабии.

– А может христианка развестись с мужем из-за того, что он предатель?

В Европе для этого достаточно куда менее серьезных оснований, подумала Джейн, а вслух сказала:

– Да.

– Так, значит, поэтому вы теперь вышли замуж за американца?

Джейн поняла ход мыслей Рабии. То, что она провела ночь с Эллисом на склоне горы, подтверждало обвинение Абдуллы, что она – проститутка с Запада. Рабия, которая долгое время была главной защитницей Джейн в деревне, предвидя, что ее будут осуждать, готовила иное объяснение ее поведению, согласно которому Джейн поспешно развелась с предателем в соответствии с причудами христианского законодательства, неизвестными правоверным, и теперь, согласно тем же странным законам, стала женой Эллиса. Пусть будет так, подумала Джейн.

– Да, – ответила она, – поэтому я вышла замуж за американца.

Рабия удовлетворенно кивнула.

Джейн же чувствовала, что в прозвище, которым наградил ее мулла, была доля правды. Она действительно перебралась из постели одного мужчины в постель другого с неприличной поспешностью. Она ощутила легкий стыд, но одернула себя: ведь она никогда не имела привычки строить свое поведение в соответствии с ожиданиями окружающих. «Пусть думают, что хотят», – сказала она себе. Она не считала, что стала женой Эллиса. «А разве у меня есть ощущение, будто я разошлась с Жан-Пьером?» – спросила она себя. Ответ получался отрицательный, но все же она понимала, что больше не подчиняется чувству долга. «После того, что он сделал, я ему ничем не обязана». Эта мысль должна была бы принести ей некоторое облегчение, но вместо этого ей стало грустно.

Ее размышления были внезапно прерваны. У входа в мечеть послышался какой-то шум, и Джейн, обернувшись, увидела Эллиса. Когда он приблизился, она разглядела застывшее на его лице выражение гнева и вдруг вспомнила, что однажды уже видела его таким, когда один безалаберный водитель такси, сделав неожиданный разворот, сбил молодого мотоциклиста, основательно его помяв. Все это произошло на глазах у Эллиса и Джейн, которые и вызвали «скорую помощь» – тогда еще Джейн не владела никакими медицинскими навыками. Эллис тогда все повторял: «И зачем он так, и зачем он так…»

Она смогла, наконец, разглядеть и то, что он сейчас нес на руках: это был ребенок, и она поняла по выражению его лица, что ребенок мертв. Ее первой реакцией, которой она тут же устыдилась, было облегчение: «Слава Богу, что это не мой ребенок». Но, вглядевшись повнимательнее, она увидела, что это был именно тот из афганских детей, к кому она порой относилась, как к своему собственному. Это был однорукий Муса, мальчик, которому она однажды спасла жизнь. Она почувствовала мучительную горечь и отчаяние, которое охватывало ее каждый раз, когда больной после того, как они с Жан-Пьером долго и упорно боролись за его жизнь, все-таки умирал. Но сейчас было особенно больно, потому что Муса был очень стоек и преисполнен решимости преодолеть ограничения, связанные с увечьем. А как гордился им отец! «Почему именно его, – подумала Джейн, чувствуя, как на глаза ее наворачиваются слезы. – Почему его?»

???

И у нее возник порыв спрыгнуть в реку, протекавшую в сотне футов внизу. Но это, оказалось, всего лишь реактивный самолет – с такой высоты нельзя было разглядеть никого на земле. Тем не менее, после этого Джейн то и дело искала взглядом и отмечала деревья, кустарник и углубления в скале, которые могли бы послужить укрытием. Какой-то дьявольский голос внутри нее говорил: «тебе не обязательно все это терпеть, ты можешь вернуться назад, можешь сдаться и вернуться к мужу…» Но эта мысль оставалась чистой абстракцией, не имевшей особого смысла.

Тропинка все еще шла в гору, но уже не так круто, и они смогли ускорить шаг. Через каждые одну-две мили дорогу им преграждали горные ручьи, которые бурно выливались из ущелий и впадали в реку. В этих места тропинка резко обрывалась вниз, к бревенчатому мосту или броду, и Эллису приходилось тянуть упирающуюся Мэгги в воду, в то время как Джейн подгоняла ее сзади криками и бросала камни.

По возвышенности тянулся оросительный канал – высоко над рекой. Он был предназначен для расширения площади орошаемых земель в долине. Джейн задумалась над тем, сколько же времени прошло с тех пор, как у жителей долины было достаточно свободных рабочих рук и мирного времени для воплощения такого серьезного инженерного проекта – может, несколько сотен лет.

Скала стала уже, а берег реки внизу теперь был усеян гранитными валунами. В известняковых склонах открывались входы в пещеры: Джейн замечала их, как возможные укрытия. Местность вокруг стала невзрачнее, навстречу задул холодный ветер, заставивший Джейн поежиться, несмотря на яркое солнце. Камни и отвесные скалы привлекали птиц: вокруг гнездились сотни азиатских сорок. Наконец, за краем горы открылась новая равнина. Далеко к востоку Джейн увидела гряду холмов, а над ними – заснеженные вершины Нуристана. «Господи, вот куда нам надо дойти», – подумала Джейн, и ей стало страшно.

Посреди равнины виднелась небольшая кучка бедных домиков.

– Думаю, мы пришли, – сказал Эллис. – Добро пожаловать в Саниз.

Они вышли на равнину, ища глазами мечеть или каменный дом для путешественников. Когда они поравнялись с первым домиком, оттуда вышел какой-то человек, и Джейн узнала красивое лицо Мохаммеда. Он был удивлен не меньше ее самой. Ее удивление сменилось ужасом, когда она вспомнила, что надо будет сообщить ему о гибели сына.

Эллис дал ей время собраться с мыслями, сказав на дари:

– Почему вы здесь?

– Здесь Масуд, – ответил Мохаммед, и Джейн поняла, что это, наверное, одно из укрытий партизан. Мохаммед продолжал: – А вы-то почему здесь?

– Мы идем в Пакистан.

– Этим путем? – лицо Мохаммеда стало серьезным. – Что случилось?

Джейн, понимала, что именно ей следует рассказать ему все, ведь она знала его дольше Эллиса.

– Мы принесли плохую весть, друг Мохаммед.

– Русские приходили в Бэнду и убили семерых мужчин и одного ребенка…

Он начал догадываться, что она собирается сказать, и выражение страдания на его лице вызвало у Джейн желание заплакать.

– Этот ребенок – Муса, – закончила она.

Мохаммед постарался овладеть собой.

– Как погиб мой сын?

– Его нашел Эллис, – сказала Джейн.

Эллис, с трудом подбирая нужные слова на дари, сказал:

– Он погиб… нож в руке, кровь на ноже.

Мохаммед широко раскрыл глаза:

– Расскажи мне все.

Тут вмешалась Джейн, потому что свободнее владела языком.

– Русские пришли на рассвете, – начала она. – Они искали нас с Эллисом. Мы были выше, на горе, поэтому нас не нашли. Они избили Алишана, Шахазая и Абдуллу, но оставили их в живых. Потом они обнаружили пещеру. Там были семь раненых моджахедов, и с ними дежурил Муса, чтобы бежать в деревню, если ночью понадобится помощь. Когда русские ушли, Эллис пошел в пещеру. Все мужчины были убиты, и Муса тоже…

– Как? – перебил ее Мохаммед. – Как его убили!?

Джейн взглянула на Эллиса, и тот сказал:

– «Калашников», – это слово не требовало перевода. Он указал себе на сердце, показывая, где вошла пуля.

Джейн добавила:

– Он, наверно, хотел защитить раненых, потому что на кончике ножа была кровь.

Мохаммед просиял от гордости, хотя на глазах его были слезы. Он напал на них – взрослых мужчин с автоматами – он бросился на них с ножом! Ножом, который дал ему отец! Этот однорукий мальчик теперь, конечно, на небесах, куда попадают все правоверные воины.

Гибель в священной войне – величайшая честь для мусульманина, вспомнила Джейн. Маленький Муса станет для них почти святым. Она была рада, что у Мохаммеда есть хотя бы такое утешение, но не могла удержаться от довольно циничной мысли: «Вот как воинственные мужчины облегчают свою совесть – речами о славе».

Эллис молча торжественно обнял Мохаммеда.

Джейн вдруг вспомнила о своих фотографиях. У нее было несколько снимков Мусы. Афганцы любили фотографии, и Мохаммед, несомненно, будет в восторге, получив портрет сына. Открыв одну из сумок, притороченных к спине Мэгги, она стала рыться среди медикаментов, пока не нашла картонную коробку с фотографиями. Отыскав фотографию Мусы, она вытащила ее, а все остальное уложила в прежнем порядке. Затем она протянула фотографию Мохаммеду.

Она никогда еще не видела, чтобы афганец был так глубоко тронут. Мохаммед был не в силах вымолвить ни слова. На мгновение ей даже показалось, что он готов заплакать. Он отвернулся, стараясь взять себя в руки. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было спокойно, хотя мокро от слез.

– Идемте со мной, – произнес он.

Они последовали за ним мимо домов к берегу реки, где вокруг костра, на котором готовился ужин, на корточках сидели пятнадцать или двадцать партизан. Мохаммед, подойдя к ним, без предисловия начал рассказывать о смерти Мусы, заливаясь слезами и жестикулируя.

Джейн отвернулась. Сегодня ей и так хватало тягостных переживаний.

Она тревожно огляделась по сторонам. «Куда мы убежим, если появятся русские», – спросила она себя. Вокруг были лишь открытые поля, а еще река и несколько домов. Но Масуду, видимо, это место казалось безопасным. Возможно, селение было слишком мало, чтобы привлечь внимание военных.

У нее больше не было сил для беспокойства. Она уселась на землю, прислонясь спиной к стволу дерева и, довольная, что может, наконец дать отдых ногам, начала кормить Шанталь. Эллис спутал Мэгги, снял мешки и сумки, и лошадь начала поглощать обильную растительность на берегу реки. «Какой долгий день, – подумала Джейн, – страшный день. А ночью мне удалось не так уж много поспать». И она улыбнулась, вспоминая эту ночь.

Эллис вытащил карты Жан-Пьера и уселся рядом с Джейн, изучая их при быстро тускнеющем вечернем свете. Джейн посмотрела ему через плечо. Предполагаемый путь лежал дальше по долине до селения под названием Комар, где им предстояло свернуть на юго-восток в боковое ущелье, ведущее в Нуристан. Это ущелье также называлось Комар, как и первый высокий перевал, который они должны были преодолеть.

– Пятнадцать тысяч футов, – сказал Эллис, указывая на перевал, обозначенный на карте. – Вот где будет холодно.

Джейн поежилась.

Когда Шанталь насытилась, Джейн сменила пеленку, а мокрую выстирала в реке. Вернувшись, она нашла Эллиса увлеченным беседой с Масудом и уселась на корточки возле мужчин.

– Вы приняли правильное решение, – говорил Масуд. – Вы должны во что бы то ни стало выбраться из Афганистана, имея в кармане наш договор. Если русские захватят вас, все потеряно.

Эллис согласно кивнул. Джейн подумала: «Я никогда раньше не видела Эллиса таким – он относится к Масуду с настоящим почтением».

Масуд продолжал:

– Впрочем, это путешествие необычайно трудное. Большая часть пути лежит выше уровня вечных снегов. Иногда тропу бывает трудно разглядеть под снегом, а если вы собьетесь с пути, то погибнете.

Джейн хотелось знать, к чему он клонит. Ей казалось недобрым признаком, что Масуд старательно обращался только к Эллису, будто ее здесь не было.

– Я могу вам помощь, – продолжал Масуд. – Но, как и вы, я заключаю с вами сделку.

– Продолжайте, – сказал Эллис.

– Я дам вам Мохаммеда в проводники, чтобы он провел вас через Нуристан в Пакистан.

У Джейн радостно забилось сердце: Мохаммеда в проводники! Это будет совсем другое дело!

– А каковы мои обязательства в этой сделке? – спросил Эллис.

– Вы пойдете один. Жена доктора с ребенком останется здесь.

Джейн стало ясно, что она должна будет на это согласиться. Было бы глупо бросить вызов судьбе, пытаясь пройти вдвоем, без проводника, – они скорее всего погибнут. А так она, по крайне мере, спасет жизнь Эллису.

– Ты должен согласиться, – сказала она. Эллис, улыбнувшись ей, перевел взгляд на Масуда.

– Это исключено, – сказал он.

Масуд поднялся и, явно оскорбленный, пошел обратно к сидящим у костра партизанам. Джейн сказала:

– Ах, Эллис, разве это разумно?

– Нет, – ответил он, беря ее за руку. – Но я не собираюсь так легко от тебя отказываться.

Она сжала его руку.

– Но ведь я… Я ничего тебе не обещала.

– Знаю, – ответил он. – Когда мы снова попадем в цивилизованный мир, ты вольна будешь поступать, как пожелаешь – жить с Жан-Пьером, если тебе так хочется и если ты сможешь его разыскать. Мне хватит и двух недель, если это все, что мне отпущено. В любом случае, может, мы и не проживем так долго.

Это была правда. Зачем отчаянно тревожиться о будущем, подумала она, если у нас, вероятно, никакого будущего и нет?

Масуд вернулся к ним, снова улыбаясь.

– Я не умею торговаться, – сказал он. – Я даю вам Мохаммеда без всяких условий.

Глава 16

Они вылетели за полчаса до восхода солнца. Один за другим вертолеты поднимались с бетонной полосы аэродрома и исчезали в ночном небе, за пределами круга света от прожекторов. В свой черед «хайнд», в котором сидели Жан-Пьер и Анатолий, грузно взлетел в воздух, подобно неуклюжей птице, и присоединился к конвою. Вскоре огни авиабазы пропали из виду, и снова Жан-Пьер и Анатолий летели над горными грядами в сторону долины Пяти Львов.

Анатолий совершил настоящее чудо. Менее чем за двадцать четыре часа он сумел организовать операцию, которая, наверное, была крупнейшей за всю историю афганской войны, и теперь сам руководил ею.

Почти весь вчерашний день он провел на телефоне в переговорах с Москвой. Пришлось запустить в ход всю сонную бюрократическую машину Советской Армии, объясняя вначале своему непосредственному руководству в КГБ, а потом ряду армейских «шишек», почему так важно захватить Эллиса Тейлера. Жан-Пьер слушал переговоры, не понимая смысла слов, но восхищаясь тонкой игрой ноток властности, спокойствия и настойчивости в голосе Анатолия.

Официальное разрешение на проведение операции было получено ближе к вечеру, и перед Анатолием встала трудная задача воплощения разработанного им плана. Чтобы получить необходимое количество вертолетов, ему пришлось просить об одолжении, напоминать о старых долгах, сыпать угрозами и обещаниями – от Джелалабада до Москвы. Когда какой-то генерал в Кабуле отказался дать свои машины без письменного приказа, Анатолий позвонил в КГБ в Москве и убедил одного старого приятеля заглянуть в личное дело генерала, а затем позвонил генералу и пригрозил лишить его источника детской порнографии в Германии.

У Советов в Афганистане было шестьсот вертолетов: к трем часам ночи пятьсот из них уже стояли на аэродроме в Баграме, в распоряжении Анатолия.

Жан-Пьер и Анатолий провели последний час перед вылетом, согнувшись над картами и определяя, куда послать каждый из вертолетов, а затем отдавая соответствующие приказания подходившим офицерам. Дислокация была точной благодаря вниманию Анатолия к мельчайшим деталям операции и подробного знания местности Жан-Пьером.

Хотя вчера, когда Жан-Пьер и Анатолий побывали в деревне, Эллиса и Джейн там не оказалось, можно было не сомневаться, что они уже слышали об этом рейде русских и ушли в укрытие. В Бэнде они наверняка больше не появятся. Может быть, они поселились в мечети в каком-нибудь другом селении – путники и чужестранцы обычно ночевали в мечетях, – или, если полагали, что в селениях останавливаться небезопасно, могли укрыться в одном из крошечных каменных домиков для путников, разбросанных по округе. Они могли находиться в любой точке долины или в одном из многочисленных ущелий.

Анатолий учел все эти возможности.

Вертолеты должны были приземлиться в каждом населенном пункте долины, у каждого селения во всех ущельях. Пилоты должны были облететь все дороги и тропинки. Войскам – более тысяче человек – было дано указание обыскать каждое строение, кроны больших деревьев и внутренность пещер. Анатолий был преисполнен решимости на этот раз не проиграть. Сегодня они наверняка найдут Эллиса. И Джейн.

Внутри «хайнда» было довольно тесно и неуютно. В пассажирском отсеке была лишь одна скамья, укрепленная на стенке фюзеляжа напротив двери. Жан-Пьер занял место рядом с Анатолием. Оттуда были видны приборы управления. Сиденье пилота было приподнято на два-три фута над полом, а рядом для удобства была устроена ступенька. Все средства явно тратились лишь на вооружение, скорость и маневренность вертолета, а не на комфорт пассажиров.

Пока они летели на север, Жан-Пьер был погружен в свои мысли. Значит, Эллис лишь делал вид, что он – друг, а сам в это время работал на американцев. Воспользовавшись дружбой, он разрушил план поимки Масуда, разработанный Жан-Пьером, и, таким образом, уничтожил плоды целого года упорной работы. И, наконец, в довершение всего, думал Жан-Пьер, он увел мою жену.

Его мысли ходили по кругу, постоянно возвращаясь к этому уводу. Глядя в окно, в темноту, где мерцали огни других вертолетов, он воображал двух любовников, как они прошлой ночью лежа на одеяле где-нибудь среди поля под звездами, играли с телами друг друга и шептали нежные слова. Он подумал о том, хорош ли Эллис в постели. Когда-то он спрашивал Джейн, кто из них был лучше как любовник, но она отвечала, что никто не лучше, просто они разные. Говорила ли она то же самое Эллису? Или шептала: «ты лучше всех, малыш, ты самый лучший»? Жан-Пьер начинал чувствовать к ней ненависть. Как она могла вернуться к человеку, который старше ее на девять лет, дубиноголовому американцу, шпиону ЦРУ?

Жан-Пьер взглянул на Анатолия. Русский сидел неподвижно, с непроницаемым лицом, напоминая каменную статуэтку китайского мандарина. Ему почти не удалось поспать за последние сорок восемь часов, но он не выглядел усталым – лишь угрюмо-решительным. Жан-Пьер начинал прозревать в этом человеке доселе неизвестную ему сторону. Во время их встреч на протяжении последнего года Анатолий был спокоен и дружелюбен, а теперь, напряженный, бесстрастный, неутомимый, без устали подгонял и себя, и своих людей. Им владела тихая одержимость.

Когда рассвело, Жан-Пьер мог разглядеть и другие вертолеты. Это было величественное зрелище: многочисленные машины напоминали рой гигантских пчел, клубящийся над горами. Гул моторов, наверное, оглушал все живое на земле.

По мере приближения к долине вертолеты начали разделяться на более мелкие группы. Жан-Пьер и Анатолий были в числе тех, кто направлялся в Комар, самый северный населенный пункт долины. На последнем участке полета маршрут следовал руслу реки. Быстро светало, и стали видны внизу, на пшеничных полях, аккуратные ряды снопов – здесь, в верхней части долины, бомбежки еще не окончательно разорили сельское хозяйство.

Солнце светило прямо в глаза, когда вертолет начал снижаться над Комаром. Это селение представляло собой несколько домиков, спрятанных позади мощной стены на склоне горы, Вид его напомнил Жан-Пьеру горные деревушки на юге Франции, и он ощутил острый приступ тоски по дому. Как хорошо было бы вернуться домой, услышать настоящую французскую речь, снова питаться свежим хлебом и изысканной пищей, ездить в такси и ходить в кино! Он заерзал на твердом сиденье скамьи. Сейчас хорошо было бы просто выбраться из вертолета. После перенесенных побоев его не оставляла боль. Но мучительнее боли было воспоминание об унижении – о том, как он кричал, рыдал и просил пощады: каждый раз, едва вспомнив об этом, он содрогался всем телом, и ему хотелось куда-нибудь забиться. Он жаждал отомстить и чувствовал, что не сможет жить спокойно, пока не рассчитается за все сполна. И было только одно, что могло бы дать ему полное удовлетворение: это увидеть, как Эллиса будут избивать те же грубые солдаты, точно так же, как его самого, пока Эллис не начнет рыдать, визжать от боли и просить пощады. Но тут будет одна тонкая деталь: все это будет происходить на глазах у Джейн.

Во второй половине дня они вновь ощутили вкус неудачи.

Они обыскали Комар, все селения поблизости, все окрестные ущелья, все крестьянские дома, одиноко разбросанные по пустынной равнине к северу от Комара. Анатолий не прекращал переговоров по радио с командирами других отрядов, которые вели такие же тщательные розыски на других участках долины. Кое-где в пещерах и домах они нашли тайные склады оружия; обнаружили укрытия с какими-то людьми, судя по всему, партизанами, главным образом, в горах вокруг Саниза, но при этом понесли более значительные, чем обычно, потери из-за того, что партизаны теперь научились более умело использовать взрывчатку; осмотрели лица всех женщин, обычно закрытые чадрой, проверили цвет кожи каждого грудного ребенка. Но, несмотря на это, не удалось обнаружить ни Эллиса, ни Джейн, ни Шанталь.