Глава 14

Эллис спешил, стараясь успеть на поезд, в панике, хотя и сознавал, что все это происходит во сне. Вначале ему никак не удавалось припарковать машину – он сидел за рулем «хонды» Джилл, – потом никак не мог отыскать окошечко билетной кассы. Решив, что сядет на поезд без билета, он начал проталкиваться через густую толпу, заполнявшую огромный вестибюль Центрального вокзала. И тут он вспомнил, что уже и прежде видел этот сон, причем несколько раз, и не так давно, в этих снах ему ни разу не удалось успеть на поезд. Такие сны всегда оставляли в его душе мучительное ощущение, будто все счастье в жизни обошло его стороной, и это уже навсегда, и теперь его охватил ужас от предчувствия, что то же самое должно случиться и теперь. Он стал еще яростнее расталкивать людей, и, наконец, добрался до выхода на перрон. Именно здесь он стоял в прошлый раз, наблюдая, как вдали исчезает хвост поезда, но сегодня поезд еще стоял у перрона. Он побежал вдоль платформы и вскочил в поезд как раз в тот момент, когда тот тронулся.

Охватившая его радость от того, что он успел на поезд, напоминала наркотическое опьянение. Он сел на свое место, и ему вовсе не казалось странным, что он одновременно лежит в спальном мешке вместе с Джейн. За окнами поезда, над долиной Пяти Львов, занимался рассвет.

Грань между сном и реальностью была зыбкой. Поезд постепенно растаял, и остался только спальный мешок, долина, Джейн и ощущение радости. Во время короткой ночи они застегнули молнии на мешке и теперь лежали вплотную друг к другу, почти не в состоянии пошевелиться. Эллис чувствовал ее теплое дыхание на своей шее и тяжесть ее увеличившейся груди на боку. Он чувствовал телом острые сгибы ее суставов – таза, колен, локтя, щиколотки, но это было приятно. Насколько он помнил, они всегда спали, тесно прижавшись друг к другу. Старинная кровать в ее парижской квартире была все равно слишком узка, чтобы лечь свободно. Его кровать была шире, но и на ней они спали, тесно переплетаясь телами. Джейн всегда утверждала, что ночью он к ней приставал, но сам он этого по утрам никогда не помнил.

Уже давно не бывало такого, чтобы он проспал рядом с женщиной целую ночь. Он пытался вспомнить, с кем же это было в последний раз, и вдруг понял, что это было с Джейн, те, кого он приводил к себе в Вашингтоне, никогда не оставались до завтрака.

Джейн была последней и единственной, с кем у него был не скованный никакими запретами секс. Перебрав в памяти все, что они делали вчера ночью, он почувствовал, что у него началась эрекция. Казалось, с ней он мог снова возбуждаться сколько угодно раз. Бывало, в Париже они проводили в постели весь день, вставая только для того, чтобы порыться в холодильнике или открыть бутылку вина, и он кончал пять или шесть раз, а она вообще теряла счет своим оргазмам. Он никогда не воображал себя сексуальным чемпионом, и последующий опыт показал, что он прав в такой оценке, что он неутомим только с ней. Она высвобождала в нем то, что было сковано в присутствии других женщин боязнью, чувством вины или чем-то еще. Так на него никто никогда не действовал, хотя однажды он уже пережил нечто близкое к этому, с той вьетнамкой, с которой в 1970 году у него был короткий обреченный роман.

Очевидно, он никогда не переставал любить Джейн. В течение последнего года он выполнял обычную работу, встречался с женщинами, навещал Петал, ходил в супермаркет – и все это как актер, играющий роль, делая вид, что это и есть его истинная натура, но в глубине души понимая, что это не так. Он вечно тосковал бы о ней, если бы не приехал в Афганистан.

Как часто он бывал слеп в отношении самых важных обстоятельств своей жизни. Тогда, в 1968 году, он не понимал, что готов сражаться за свою страну, не понимал, что не хочет жениться на Джилл, во Вьетнаме не понимал, что является противником ведущейся там войны. Каждое из этих открытий было потрясением, которое переворачивало всю его жизнь. Самообман не всегда плох, думал он, как бы он иначе выжил, не обманывая себя, в той войне, и что бы делал, если бы не попал в Афганистан – продолжал бы убеждать себя в том, что Джейн ему не нужна?

«А сейчас – принадлежит ли она мне?» – подумал он. Она не сказала почти ничего – только «я люблю тебя, милый, спи сладко», – услышанное им как раз в тот момент, когда он засыпал. Это показалось ему самым приятным, что он когда-либо слышал.

– Чему ты улыбаешься?

Открыв глаза, он посмотрел на нее.

– Я думал, ты спишь, – ответил он.

– Я наблюдала за тобой. Ты выглядишь таким счастливым.

– Да. – Он глубоко вдохнул холодный утренний воздух и приподнялся на локте, озирая расстилающуюся внизу долину. Поля казались почти бесцветными в рассветных сумерках, а небо было жемчужно-серым. Он был готов сказать ей о причине своего счастья, но вдруг услыхал слабый дребезжащий звук и напряженно прислушался.

– Ты что? – спросила она.

Он прижал палец к ее губам. Через мгновение она тоже услышала этот звук. Он быстро нарастал, и вскоре стало безошибочно ясно: это вертолеты. У Эллиса возникло предчувствие катастрофы.

– О, черт! – сказал он с чувством.

Вертолеты показались над их головами, появившись из-за гор, три горбатых «хайнда», наполненные оружием, как бы ощетинившиеся, и один большой транспортный «хип».

– Спрячь голову, – резко приказал Эллис. Спальный мешок был пыльно-коричневого цвета и ничем не выделялся на фоне окружающей почвы; если они останутся в своем укрытии, их, скорее всего, не заметят с воздуха. Партизаны использовали ту же уловку, когда прятались от воздушных разведчиков, – накрываясь своими одеялами «патту» цвета грязи, с которыми в походе не расставались.

Джейн зарылась вглубь спального мешка. В верхнем конце мешка был большой чехол, куда можно было засунуть подушку, но сейчас он был пуст. Накинув чехол на голову, они могли полностью скрыться из виду. Эллис, тесно прижавшись к Джейн и наполовину закрыв ее собственным телом, накинул на них обоих край чехла. Теперь они практически сливались с землей.

Они лежали на животе, почти друг на друге, и смотрели вниз, на деревню. Вертолеты, судя по всему, снижались.

Джейн сказала:

– Слушай, но они ведь не собираются приземлиться здесь?

Эллис медленно проговорил:

– Думаю, именно это они и собираются сделать.

Джейн начала было подниматься со словами:

– Мне надо идти вниз.

– Нет! – Эллис схватил ее за плечи и придавил к земле массой собственного тела. – Подожди, подожди немного и посмотри, что будет.

– Но Шанталь…

– Не торопись!

Они перестали бороться, но он продолжал крепко ее держать. На крышах домов сонные люди садились, протирали глаза и растерянно смотрели на большие машины, поднимавшие ветер своими лопастями, подобно гигантским птицам, хлопающим крыльями. Эллис отыскал взглядом дом Джейн. Он уловил Фару, которая стояла на крыше, завернувшись в простыню. Рядом с ней лежал детский матрасик, на котором спала Шанталь, укрытая простыней.

Вертолеты описали в воздухе осторожный круг. «Они собираются сесть, – подумал Эллис, – но очень нерешительны после засады в Дарге».

Жители деревни были в страшной тревоге. Кое-кто выбегал из домов на улицу, другие спешили укрыться в домах. Детей и скот загоняли в укрытия. Несколько человек попытались было убежать из деревни, но один из «хайндов», снизившись над тропинкой, ведущей из деревни, заставил их вернуться.

Все это убедило командира русских, что никакой засады здесь нет. Транспортный «хип» и один из трех «хайднов» неуклюже опустились и приземлились на поле. Через несколько секунд появились солдаты, выпрыгивая из объемистого чрева «хипа», как саранча.

– Это бесполезно, – воскликнула Джейн. – Я должна сейчас же бежать вниз!

– Послушай, – сказал Эллис. – Ей ничего не грозит: каковы бы ни были намерения русских, грудные дети их не интересуют. Но, может быть, им нужна именно ты.

– Я должна быть с ней.

– Прекрати панику, – закричал он. – Вот как раз с тобой она будет в реальной опасности. А если ты останешься здесь, ей ничего не будет грозить. Неужели ты не понимаешь? Броситься к ней сейчас – самое плохое, что можно придумать.

– Эллис, я не могу.

– Ты должна.

– О Господи! – она закрыла глаза. – Держи меня покрепче.

Он, ухватив ее за плечи, крепко их сжал.

Войска окружили маленькую деревню, и вне оцепления остался только один дом, дом муллы, в четырехстах-пятистах метрах в стороне у тропы, ведущей вверх по склону горы. Пока Эллис наблюдал за этим домом, оттуда суетливо выбежал человек. Он был достаточно близко, чтобы Эллис сумел разглядеть крашеную хной бороду Абдуллы. Трое детей разного возраста и женщина с младенцем на руках выскочили следом за ним и побежали вверх по горной тропинке.

Русские сразу же их увидели. Эллис и Джейн еще глубже зарылись в спальный мешок, когда вертолет, паривший в воздухе, сделал вираж в сторону деревни и завис над тропинкой. Раздался стрекот пулеметной очереди, и у ног Абдуллы, как будто прошитая ровным швом, поднялась пыль. Абдулла резко остановился, с почти комичным видом, еле удержавшись на ногах, затем повернулся и побежал назад, отчаянно размахивая руками и, видимо, крича жене и детям, чтобы те шли назад. Когда они приблизились к своему дому, вторая предупредительная очередь не подпустила их к двери, и через секунду все они уже брели вниз по склону в сторону деревни.

Сквозь оглушающий рев лопастных двигателей были слышны отдельные выстрелы, но солдаты, видимо, стреляли в воздух, просто для устрашения. Входя в дома, они выгоняли жителей наружу. «Хайнд», вернувший муллу с семьей, теперь на бреющем полете кружил очень низко, видимо, отыскивая других беглецов.

– Что они собираются сделать? – спросила Джейн дрожащим голосом.

– Точно не могу сказать. Это что, карательная операция?

– Боже сохрани!

– Тогда что?

Эллису хотелось сказать: «Откуда я, черт возьми, могу знать?» – но вслух он произнес только:

– Может, это еще одна попытка захватить Масуда.

– Но он никогда не остается там, где было сражение.

– Может, они надеются, что он потерял былую осторожность или просто обленился, или что он ранен, – на самом деле Эллис, пока не понимая, что произойдет, боялся бойни в духе Май-Лая.

Жителей сгоняли во двор мечети, и солдаты, судя по всему, хотя обходились без всяких церемоний, жестоки не были.

Вдруг Джейн воскликнула:

– Фара!

– Что ты?

– Что она делает?

Эллис отыскал взглядом крышу дома Джейн. Фара опустилась на колени перед маленьким матрасиком Шанталь, и Эллис разглядел крошечную розовую головку, выглядывавшую из-под простыни. Шанталь, видимо, еще не просыпалась. Фара должна была дать ей ночью бутылочку с молоком, но, хотя Шанталь наверняка еще не успела проголодаться, ее мог разбудить гул вертолетов. Эллис надеялся, что ребенок так и будет спать.

Он увидел, как Фара укладывает подушку у лица Шанталь, натягивает сверху простыню.

– Она прячет ее, – сказала Джейн. – Подушка приподнимет край простыни, и туда будет попадать свежий воздух.

– Она умная девочка.

– Жаль, что я не там.

Фара небрежно смяла простыню и накинула поверх тельца Шанталь еще одну простыню. Она помедлила секунду, проверяя, как все это выглядит издали. Ребенка видно не было, казалось, это просто пустая постель, с которой поднялись в спешке. Фара, видимо, была вполне удовлетворена полученным эффектом, потому что подошла к краю крыши и спустилась во двор.

– Она оставила ее одну, – сказала Джейн.

– Шанталь в безопасности, насколько это возможно при данных обстоятельствах.

– Я знаю, знаю!

Фару втолкнули в мечеть вместе с остальными. Она была одной из последних, кто вошел туда.

– Все грудные дети вместе со своими матерями, – сказала Джейн. – Думаю, Фаре следовало взять Шанталь с собой.

– Нет, – возразил Эллис. – Подожди, сама увидишь.

Он не знал, что случится, но, если начнется расправа, Шанталь будет в большей безопасности там, где ее оставили.

Когда, судя по всему, все жители оказались в стенах мечети, солдаты начали заново обыскивать деревню, забегая в дома, стреляя в воздух. Да, у них-то нет недостатка в боеприпасах, подумал Эллис. Вертолет, который оставался в воздухе, теперь спустился очень низко и облетал окрестность деревни все более широкими кругами, будто что-то ища.

Один солдат зашел во двор дома, где жила Джейн.

Эллис почувствовал, как ее тело напряглось.

– Все будет хорошо, – прошептал он ей в ухо.

Солдат вошел внутрь. Эллис и Джейн, не отрываясь, смотрели на дверь. Через некоторое время солдат вышел и быстро взбежал по наружной лестнице.

– О Господи, спаси ее, – прошептала Джейн.

Он постоял на крыше, взглянул на смятую постель, оглядел соседние крыши и снова посмотрел на крышу Джейн. Матрас Фары был у самых его ног, Шанталь лежала как раз за матрасом. Он ткнул матрас сапогом. Вдруг солдат резко повернулся и сбежал по лестнице по двор.

Эллис перевел дух и посмотрел на Джейн, лицо ее покрылось смертельной бледностью.

– Я же говорил, что все будет хорошо, – сказал он. Джейн начала дрожать.

Эллис посмотрел на мечеть, ему была видна только часть внутреннего двора. Он видел людей, сидевших на земле рядами, а еще было заметно какое-то движение. Он пытался догадаться, что же там происходит. Может, их допрашивают о местонахождении Масуда? Среди жителей деревни только трое могли это знать: трое партизан из Бэнды, которые вчера не растворились в горах вместе с Масудом, Шахазай-Гул, старик со шрамом, Алишан-Карим, брат муллы, и Шер-Кадор, пастух. Шахазаю и Алишану было за сорок, и они могли легко притвориться старыми дурачками, Шер-Кадор был подросток четырнадцати лет. Все они могли утверждать вполне правдоподобно, что о Масуде им ничего не известно. Хорошо, что там нет Мохаммеда, русские бы не поверили в его невиновность с такой готовностью. Оружие партизаны успели спрятать в таких местах, где русские никогда бы не додумались искать – на крыше уборной, вырытой в глинистом обрыве реки.

– Ой, посмотри! – выдохнула Джейн. – Тот человек перед мечетью!

Эллис вгляделся, куда она указывала.

– Тот русский офицер в форменной фуражке?

– Да. То есть, я знаю его – я его видела раньше. Это он был в каменном домике вместе с Жан-Пьером. Это Анатолий.

– Тот, с кем он связан, – выдохнул Эллис.

Он стал усиленно вглядываться, стараясь разглядеть этого человека, но на таком большом расстоянии мог заметить лишь несколько восточный тип лица. Что он из себя представляет? Пошел в одиночку на территорию, занятую восставшими – значит, храбр. Сегодня он наверняка зол тем, что в Дарге завел русских в западню. Ему хочется нанести как можно скорее ответный удар, перехватить инициативу.

Размышления Эллиса были внезапно прерваны появлением у мечети другой фигуры – бородатого мужчины в открытой у ворота белой рубашке и темных брюках западного покроя.

– Боже всемогущий, – проговорил Эллис, – это же Жан-Пьер!

– Ох! – воскликнула Джейн.

– Так что же это, черт побери? – пробормотал Эллис.

– Я думала, что никогда больше его не увижу, – сказала Джейн.

Эллис взглянул на нее, на ее лице застыло странное выражение, и он сразу понял, что она почувствовала угрызения совести. Он снова сосредоточил внимание на том, что происходило в деревне. Жан-Пьер что-то говорил русскому офицеру, оживленно жестикулируя и указывая куда-то вверх, на склон горы.

– Он как-то странно держится, – заметила Джейн. – Кажется, он ушибся.

– Он что, показывает на нас? – спросил Эллис.

– Ему это место неизвестно, о нем вообще никто не знает. Он может нас оттуда разглядеть?

– Нет.

– Но ведь мы его видим.

– Он стоит среди открытого пространства, а мы лежим плашмя и выглядываем из-под чехла, на фоне пятнистого склона горы. Он не может нас заметить, если только точно не знает, куда надо смотреть.

– Тогда, значит, он указывает в сторону пещер.

– Да.

– Он, наверное, предлагает русским поискать там.

– Да.

– Но это ужасно. Как он может… – ее голос замолк, и немного погодя она добавила: – Но, конечно, именно этим он и занимается с тех пор, как попал сюда – выдает афганцев русским.

Эллис заметил, что Анатолий говорит в радиотелефон. Через мгновение один из кружившихся в воздухе «хайндов» с ревом пронесся над укрытыми с головой Эллисом и Джейн и приземлился, слышимый, но вне поля их зрения, на вершине горы.

Жан-Пьер и Анатолий пошли прочь от мечети. Жан-Пьер заметно хромал.

– Да, ему больно идти, – сказал Эллис.

– Интересно, а что с ним случилось?

По мнению Эллиса, Жан-Пьер выглядел так, будто его недавно сильно избили, но вслух он этого не сказал. Он подумал о том, что сейчас происходит в душе Джейн. Вон там идет ее муж, бок о бок с офицером КГБ – судя по форме, полковником. А она лежит здесь, в импровизированной постели с другим мужчиной. Что она чувствует? Вину? Стыд? Сознание измены? Или уверена в своей правоте? Ненавидит она Жан-Пьера или просто разочарована в нем? Когда-то она была в него влюблена – сохранилось ли у нее к нему какое-то чувство? Он спросил вслух:

– Что ты сейчас чувствуешь по отношению к нему?

Она посмотрела на Эллиса долгим упорным взглядом, и на мгновение он подумал, что она рассердилась – но нет, она просто очень серьезно отнеслась к его вопросу. Наконец, она произнесла:

– Печаль. – И перевела взгляд обратно на деревню. Жан-Пьер и Анатолий направлялись к дому Джейн, где на крыше лежала спрятанная Шанталь. Джейн сказала: – Похоже, они ищут меня.

Лицо ее, пока она смотрела на двух мужчин там, внизу, стало напряженно-испуганным. Эллис не верил, чтобы русские могли проделать такой путь, имея так много людей и техники, лишь ради Джейн, но вслух этого не произнес.

Жан-Пьер и Анатолий, пройдя через двор дома торговца, скрылись в доме.

– Только не плачь, моя маленькая, – прошептала Джейн.

Было бы настоящим чудом, если бы ребенок еще спал, подумал Эллис. Возможно, она уже не спит, возможно, она проснулась и заплакала, но ее голос потонул в гуле вертолетов Возможно, солдат не расслышал ее, потому что как раз в это время над ним пролетал вертолет. Возможно, более чуткое отцовское ухо различит звуки, которые не привлекли внимания равнодушного постороннего человека Возможно.

Двое мужчин вышли из дома.

Они остановились во дворе, явно о чем-то споря. Потом Жан-Пьер захромал через двор к деревянной лестнице, ведущей на крышу. Он с видимым усилием попытался залезть на первую ступеньку, но затем сошел обратно на землю. Они обменялись еще несколькими фразами, и русский сам полез по лестнице.

Эллис замер. Анатолий добрался до вершины лестницы и шагнул на крышу. Как и солдат прежде него, он посмотрел на смятые простыни, оглядел крыши соседних домов, затем снова сосредоточил внимание на той крыше, где стоял. Подобно солдату, он ткнул матрас Фары носком сапога. Затем опустился на колени рядом с Шанталь.

Осторожно он отвернул край простыни.

Джейн издала бессвязный крик, когда показалось розовое личико Шанталь.

«Если им нужна Джейн, – подумал Эллис, – они заберут Шанталь, потому что знают – Джейн сама придет, чтобы быть вместе с ребенком».

Анатолий несколько секунд смотрел на маленький сверток.

– О Господи, я не могу, я не в силах этого вынести, – простонала Джейн.

Эллис крепко ее сжал и сказал:

– Подожди, посмотрим, что будет дальше.

Он напряг зрение, чтобы разглядеть выражение на личике ребенка, но расстояние было слишком велико.

Русский, видимо, о чем-то раздумывал. Внезапно он принял какое-то решение. Он снова окутал ребенка простыней, поднялся и пошел прочь.

Джейн заплакала.

С крыши Анатолий что-то сказал Жан-Пьеру, отрицательно качая головой, потом спустился во двор.

– Так-так, но зачем он это сделал? – проговорил Эллис, раздумывая вслух. То, что он покачал головой, означало, что он солгал Жан-Пьеру, говоря: «На крыше никого нет». Это означало, что Жан-Пьер хочет забрать ребенка, а Анатолий – нет. Это означало, что Жан-Пьер хочет найти Джейн, а русский не был в этом заинтересован.

Так в чем же он заинтересован?

Да ведь это очевидно! Он ищет Эллиса.

– Думаю, я чуть было не влип, – сказал Эллис, главным образом, самому себе. Жан-Пьер хотел забрать Джейн и Шанталь, а Анатолий искал именно Эллиса. Анатолий хотел отомстить за вчерашнее унижение, он хотел воспрепятствовать возвращению Эллиса на Запад с договором, подписанным руководителями партизанских отрядов, и он хотел предать Эллиса открытому суду, чтобы доказать миру, что за афганским восстанием стоит ЦРУ. Я должен был бы подумать обо всем этом еще вчера, горько упрекнул себя Эллис, но я был в упоении от успеха и думал лишь о Джейн. Кроме того, Анатолий не мог знать точно, что я здесь – я мог быть в Дарге, Астане, или прятаться в горах вместе с Масудом. Значит, это был как бы выстрел наугад. Но он почти попал в цель! У Анатолия хорошая интуиция. Это мощный противник, а поединок еще не закончен.

Джейн плакала. Эллис гладил ее по волосам и шептал утешительные слова, одновременно наблюдая, как Жан-Пьер и Анатолий возвращаются к вертолетам, которые все еще стояли среди поля, вращая лопастями.

«Хайнд», который приземлялся на вершине горы у входа в пещеру, снова взлетел и пронесся над головами Эллиса и Джейн. Эллис подумал о том, что они сделали с семью ранеными партизанами в лазарете – допросили или взяли с собой, или и то, и другое.

Все закончилось очень быстро. Солдаты вышли из мечети и погрузились в «хип» так же быстро, как прежде выскакивали из него. Жан-Пьер и Анатолий забрались в один из «хайндов». Неуклюжие машины оторвались от земли одна за другой, поднимаясь все выше и выше рывками, пока не оказались выше вершины горы, и, выстроившись прямой линией, полетели в южном направление.