Мадам в сенате

Энн Флетчер

Мадам в сенате

ПРЕДИСЛОВИЕ

Меня зовут Ксавьера Холландер, и если вы обо мне не слыхали, значит, вы отшельник или что-нибудь в этом роде. Моя первая книга, «Мадам», разошлась тиражом в пять миллионов; с тех пор из-под моего пера вышло еще семь книжек – они переведены на двенадцать языков. Последняя из них – «Ксавьера. Фантастический секс». Вам, видимо, известно и то, что я снялась в главной роли в художественном фильме, приняла участие в нескольких телевизионных шоу и веду постоянную рубрику в журнале «Пентхауз».

Мне приятно, когда меня называют «секс-гуру» и причисляют к знаменитостям. Вот почему после колоссального успеха фильма «Мадам» я была счастлива узнать, что ведутся съемки новой ленты, «Мадам в Вашингтоне», по оригинальному сценарию Боба Кауфмана. Много ли вы насчитаете общественных деятелей, которые удостоились бы чести дважды стать героями кинолент? Правда, сюжет фильма вымышлен, так же как и сюжет созданного по его следам романа Энн Флетчер.

Книга, которую вы только что открыли, легко читается и держится на двух китах: сексе и юморе. С тех пор, как себя помню, я всегда считала, что секс и юмор должны идти рука об руку.

Как мне кажется, «Мадам в Вашингтоне» – весьма остроумный роман, изобилующий пикантными ситуациями. Впрочем, чего еще можно было ожидать от книги с моим именем на обложке? Ханжи вряд ли придут от нее в восторг, да, по правде говоря, я бы и сама почувствовала себя не в своей тарелке, будь это иначе. Не то чтобы я испытывала к ним что-то вроде ненависти: по натуре я – довольно добродушное существо, рожденное любить, а не ненавидеть. К счастью, ханжи в нашем мире все чаще остаются в меньшинстве, чему в немалой степени способствуют книги, подобные этой.

Позвольте вкратце познакомить вас с фабулой. В Вашингтоне разразился очередной скандал, связанный с сексом. Группа лицемеров-сенаторов, движимых стремлением отвлечь общественное мнение от собственных грешков, учреждает подкомитет по расследованию злоупотреблений сексом. А поскольку Ксавьера знает о сексе побольше, чем Джонсон и Мастерс, ее вызывают на сенатские слушания в качестве свидетеля. Как и следовало ожидать, события развиваются отнюдь не по плану, разработанному сенаторами. «Мадам» срывает, фигурально выражаясь, купол с Капитолия, словно маску с гнусного прохиндея.

Не стану вдаваться в подробности, чтобы не портить вам удовольствие. Рассказанная здесь история рождена воображением автора, но она вполне могла бы приключиться, останься я в этой благословенной стране – Америке. Я всегда открыто выражала свои взгляды на секс и жизнь вообще; иногда это вредило мне, но, с другой стороны, зачем жить, если не можешь быть честной сама перед собой?

Ныне я вернулась в родную Голландию. Я много путешествовала по Европе и Южной Америке и еще пока не утратила надежду побывать в Соединенных Штатах – хотя бы с краткосрочным визитом.

А теперь – читайте. Смейтесь со мной и надо мной!

ПРОЛОГ

Смеркалось. После недавнего столпотворения в районе Джорджтаун воцарилось относительное затишье. Вдоль Дамбартон-стрит мчался на огромной скорости правительственный лимузин; мощнейшего двигателя почти не было слышно.

Завидев в зеркале заднего обзора стремительно приближающиеся включенные фары, полицейский в припаркованной возле тумбы патрульной машине выпрямился было на сиденье и потянулся к ключу зажигания, но, разглядев номерной знак, снова позволил себе расслабиться. Лимузин, мягко шурша шинами, свернул на Висконсин, съехал на боковую улочку и наконец затормозил на стоянке перед огромным, недавно отреставрированным особняком в викторианском стиле. Оставив зажженными фары и не выключая двигателя, водитель в униформе выскочил из машины, обежал ее и поспешно открыл заднюю дверцу. Оттуда, ворча и отдуваясь, вывалился сенатор Игнатиус П. Фрили, высокий, грузный человек лет пятидесяти с гаком.

– Еще что-нибудь нужно, сенатор? – услужливо осведомился шофер.

– Передайте начальнику гаража, что скотч в машине просто отвратителен, а цветные вкладки надерганы черт знает откуда.

– Прошу прощения, сенатор, нам даны строжайшие указания насчет выпивки, а ребята в автопарке плохо разбираются в журналах.

Сенатор нетерпеливо фыркнул, пожал плечами и потопал по тротуару, по ходу с большим трудом стягивая на животе полы пальто. Перед этим он успел буркнуть через плечо:

– Все равно передайте, что я остался недоволен.

– Непременно, сэр! – почти с радостью отозвался шофер. – Желаю приятно провести вечер!

– До свидания, – не оборачиваясь, пробурчал сенатор.

Он поднялся на крыльцо и остановился перед двустворчатой дверью, над которой струили мягкий свет две старинные лампы. На правой стороне поблескивала табличка: «Частный клуб», а на левой – «Только для членов клуба и приглашенных». Пыхтя и бормоча себе под нос что-то невразумительное, сенатор достал из кармана ключ и, отперев замок, исчез за дверью.

Он очутился в небольшой, со вкусом обставленной прихожей. Здесь царила атмосфера ненавязчивой роскоши. С потолка лился рассеянный дневной свет; ноги почти по щиколотку утопали в пушистом ворсе ковра. Вдоль отделанных панелями и украшенных жирандолями стен стояло несколько кожаных кресел и огромные кадки с декоративными деревьями – это придавало обстановке особенно уютный вид.

Из гардеробной, шаркая, вышел старик, чтобы помочь сенатору избавиться от верхней одежды.

– Добрый вечер, сенатор.

Тот что-то буркнул и, по-птичьи наклонив голову набок, протянул гардеробщику пальто.

– Что-нибудь случилось за время моего отсутствия?

– Изволили уезжать, сэр?

Сенатор жестко, сверху вниз, посмотрел на служителя.

– Да – в заграничную командировку.

– Ах, вот как? – старик понимающе осклабился и повернулся, чтобы вернуться в гардеробную.

– Кто здесь сегодня? – осведомился сенатор.

– Не могу сказать, – послышалось уже от самой двери. – Я только что заступил на дежурство.

Сенатор несколько секунд тупо смотрел вслед гардеробщику, затем повернулся и, пройдя через дверь в виде арки, очутился в помещении, значительно превосходившем размерами прихожую. Когда-то это была жилая комната довольно оригинальной конфигурации, потом ее расширили и превратили в роскошную гостиную, в одном стиле с прихожей. Здесь было несколько журнальных столиков и кожаных кресел, из которых лишь два – возле самого камина – оказались занятыми: в них мирно дремали двое пожилых джентльменов. На их лицах плясали багровые отсветы пламени. Сенатор недовольно оглянулся по сторонам и взял было курс на столик, где лежала кипа свежих журналов и газет, но передумал и направился к двери в другом конце гостиной, над которой светилась маленькая красная лампочка. Сенатор решительно толкнул дверь и вошел внутрь.

Он оказался в небольшом частном кинозале с дюжиной кресел, расположенных полукругом перед экраном. Луч света из проектора с трудом пробивался сквозь плотную завесу сигарного дыма. Из динамиков доносился монотонный женский голос. На экране женщина-лектор водила указкой с красным наконечником по плакату с анатомическим изображением женского тела.

– А это, – вещала лекторша, – фаллопиевы трубы. Диктую по буквам: ф-а-л-л-о-п-и-е-в-ы, фаллопиевы трубы. Они соединяют яичники… я-и-ч-н-и-к-и… яичники с маткой. М-а-т-к-о-й. Еще раз диктую по буквам, чтобы вы правильно записали… Все успели записать? Кто не успел, поднимите руку, когда придет время для вопросов и ответов.

Сенатор тяжело вздохнул и огляделся. Его лицо внезапно просветлело, и он направил свои стопы в дальний конец зала.

– Привет, Нисуит! – обратился он к человеку примерно своего возраста, только повыше и довольно-таки худощавому, со сморщенным лицом и обвислыми щеками.

Тот поднял голову, моргнул, приподнялся в кресле и протянул руку.

– Привет, Фрили. – Они обменялись рукопожатием. – Присаживайтесь.

Фрили занял место рядом с Нисуитом.

– И это все? – он показал на экран.

– Перед этим крутили еще один, вроде бы поинтереснее, но ненамного. Комитет по борьбе с порнографией обещает на следующей неделе кое-что свеженькое – из новой партии конфискованного на таможне. Вы недавно вернулись?

– Только что из аэропорта.

– Далеко летали?

Фрили самодовольно улыбнулся.

– В Париж.

– Не может быть! – поразился Нисуит. – Ну и как? Улыбка Фрили стала чуточку кисловатой.

– Жена настояла, чтобы я взял ее с собой, а вы же знаете, что это такое. Но я твердо решил урвать пару денечков для себя. Взял да и вылил кипяченую воду из графина и наполнил его водой из-под крана. Эффект оказался просто поразительным. Я еще не успел слинять, а у жены уже начались колики. Пришлось срочно возвращаться в Вашингтон.

– Слишком быстро подействовало, – посочувствовал Нисуит.

– Увы, – на губах Фрили появилась вымученная улыбка. – Ну, а у вас что слышно? Есть что-нибудь новенькое?

– Все то же самое. Вы, разумеется, слышали о Чамли?

– Чамли? Нет. Я только что из аэропорта, а до этого пару дней не притрагивался к газетам.

– Так вы не в курсе? Черт побери, да ведь об этом трубят на каждом углу!

– Я же сказал, что не брал в руки газет.

– Его застукали без штанов.

– Это как?

Нисуит начал было объяснять, но остановился и, пошарив сбоку от себя, достал свежую газету.

– Смотрите.

Фрили повернул газету так, чтобы на нее падал свет от экрана. Ему сразу же бросился в глаза набранный крупным шрифтом заголовок: «АП! Сенатор замешан в сексуальном скандале!» Ниже помещалось фотоизображение толстенького коротышки. Он находился спиной к фотографу, но что-то заставило его обернуться. На повернутом к камере лице Чамли застыл неподдельный ужас. Нисуит нисколько не преувеличивал: брюки и трусы сенатора Чамли были спущены до щиколоток, а по обеим сторонам его дряблого зада свисали красивые, абсолютно голые женские ноги. По всей видимости, женщина лежала перед сенатором на столе.

– А почему «АП»? – удивился Фрили. – Разве Чамли имел отношение к авиационной промышленности?

– «АП» в смысле «цап-царап», – пояснил Нисуит.

– Ах, вот оно что. – Фрили снова посмотрел на фото. – Как к ним попал этот снимок?

– Какой-то фоторепортер шел по коридору, как раз когда уборщица совершала утренний обход. Она открыла дверь и вдруг отпрянула и завопила, будто ее режут. И надо же было этому проходимцу в тот момент оказаться поблизости!

– Черт побери! – выругался Фрили и хлопнул по газете кулаком. – Как, дьявол их дери, можно требовать, чтобы мы вершили судьбы нации, если коридоры Капитолия кишат любителями сунуть нос в чужие дела? Давно пора принять соответствующее законодательство. Что подумает жена Чамли? А его избиратели? И все только потому, что какой-то паршивый репортеришка щелкнул затвором своей вонючей камеры! Нет, нужно немедленно что-то делать!

– Завтра утром спикеры и руководители комитетов собираются на экстренное совещание.

Фрили испустил тяжелый вздох.

– Да. Я полагаю, нас всех ждет выволочка. Но если бы хоть кто-нибудь знал, в каких условиях мы трудимся и какое испытываем давление – и все ради мизерного жалованья да каких-то жалких привилегий! А кто эта женщина?

– Никто не знает. Но ходят слухи, будто Ролингс ее где-то прячет.

– Ролингс? Ну, это – наш человек! Он знает, что нужно делать. Возможно, ему понадобится некая сумма, чтобы заставить ее молчать. Полагаю, нам необходимо сброситься.

– Так-то оно так, но лично я в данный момент на мели, из-за той истории с зятем. Впрочем, сколько-то я, разумеется, наскребу. Здесь на второй странице ее фото. Но женщину невозможно узнать, поскольку она снята со спины, когда убегала с места происшествия.

Фрили пошуршал станицами, добрался до второй и развернул ее к свету. На снимке видна была молодая женщина, убегающей прочь с ворохом одежды в руках. На ней не было ничего, кроме туфель на высоком каблуке. Фрили пристально вгляделся в снимок и весь напрягся.

– Это Линда!

– Какая Линда? – непонимающе протянул Нисуит.

– Черт ее знает! – огрызнулся Фрили. – Одно время она работала у нас в отделе писем. Потом я взял ее к себе делопроизводителем, а затем уступил Чамли – в качестве администратора, – а сам нанял Джулию.

Нисуит резко выпрямился.

– Линда?!

– Собственной персоной, – ухмыльнулся Фрили.

– Дайте сюда газету. – Нисуит тщательно изучил все изгибы и выпуклости женского тела, затем шумно втянул в себя воздух и не менее шумно выдохнул. Казалось, то, что он увидел, его подкосило. – Вы правы, это Линда. И если уж она заговорит… – Он снова тяжело вздохнул и с долей надежды посмотрел на Фрили. – Вы говорите, Ролингс – порядочный человек?

Фрили с отсутствующим видом кивнул. После недолгого раздумья он снова обратился к коллеге:

– Итак, руководители конгресса завтра собираются, чтобы выработать общую стратегию в связи с инцидентом?

– Совершенно верно.

– В таком случае нам лучше поприсутствовать. Дайте знать всем коллегам, которые когда-либо имели дело с Линдой. Хорошо бы выступить с какой-нибудь инициативой.

Нисуит выразительно кивнул.

– Блистательной инициативой!

Фрили сложил газету и поместил у себя на коленях. Потом поглядел по сторонам и вновь задумался, однако уже через несколько минут встрепенулся и щелкнул пальцами.

– Есть!

– Что есть?

Широкая, до ушей, улыбка Фрили сменилась выражением тревоги. Он не сводил глаз с человека, пробиравшегося вдоль стены.

– Это еще что за птица?

Нисуит проследил за направлением его взгляда.

– Да это же Фред.

– Официант? А почему он без форменной куртки? Я уже было подумал, что кто-нибудь пригласил… ну, вы понимаете.

– Я сам сначала так решил. Без куртки у него совсем другой вид. Он сказал, что куртка находится в чистке.

– Пусть убирается, пока мы не закончим разговор. Вдруг он платный агент какой-нибудь редакции? Или еще чей-то.

– Вы правы, – пробормотал Нисуит и щелкнул пальцами, подзывая официанта. – Фред! Фред!

– Да, сенатор Нисуит?

– Два скотча с водой.

– Сию минуту, сэр.

Нисуит откинулся в кресле и, проводив официанта взглядом, повернулся к Фрили.

– Так что вы хотели сказать?

Тот подвинулся поближе и конфиденциально прошептал ему на ухо:

– Помните, какой сыр-бор едва не разгорелся в связи с добровольными пожертвованиями некоторых компаний? Чтобы замять скандал, всего-то и потребовалось, что направить оппонентов по ложному следу. Средствам массовой информации время от времени бывает нужна подпитка в виде сенсаций. Очень хорошо! Мы немедленно назначили слушания в сенате по вопросам коррупции в масштабах всей страны – и дали пищу многим умам, в то же время отвлекая их внимание от пожертвований.

– Да, но…

– Сейчас нужно сделать то же самое. Безусловно, среди нас тоже попадаются греховодники, но это не идет ни в какое сравнение с тем развратом, что захлестнул страну. Их более двухсот миллионов, не так ли? Причем половина находится на социальном обеспечении, то есть имеет уйму свободного времени. – Фрили торжествующе поднял палец. – Необходимо учредить подкомитет по расследованиям злоупотреблений сексом.

Нисуит подумал, моргнул и расплылся в улыбке.

– Тем самым мы бросим кость прессе, и они забудут о наших собственных делишках.

– Вот именно, Нисуит! А председателем назначим Ролингса – в знак признания особых заслуг в деле Чамли, когда он ухитрился столь быстро вывести Линду из игры. Это обелит его в глазах общественности, ведь авторитет Ролингса пошатнулся из-за того, что его родня летала в Лондон на самолете военно-воздушных сил.

Нисуит продолжал ухмыляться.

– Они на это купятся, Фрили, обязательно купятся.

– Бьюсь об заклад, так оно и будет. Осталось обговорить детали. Нам обязательно нужен свидетель с громким именем…

Глава первая

Утренние часы в сияющим сердце Лос-Анджелеса с пригородами, все еще катило множество автомобилей, в которых сидели ранние покупатели, туристы и опаздывающие на работу любители завтракать в постели. Эти последние мчались на всех парах по скоростной полосе, рискуя остаться без водительских прав.

По средней полосе, тютелька в тютельку с верхним пределом дозволенной скорости, катил роскошный «кадиллак», обгоняя авто, лениво скользившие по первому ряду. Пассажиры этих машин бросали завистливые взгляды сначала на лимузин, потом на сидевшую на заднем сиденье молодую женщину в светлом бежевом пальто из персидской замши, шапочке в тон и коричневом шарфе, которым она кутала горло. Некоторые из таращивших глаза и откровенно любовавшихся ее прекрасными, загадочными чертами и модной одеждой, воображали, будто видят перед собой кинозвезду во время съемки. Другие узнавали Ксавьеру и приветливо махали рукой. Когда Ксавьера заметила производимое ею впечатление, граничившее с ажиотажем, она оторвалась от газеты и заулыбалась. Внезапно раздался тихий мелодичный звонок. Ксавьера сняла трубку с мягким виниловым покрытием телесного цвета.

– Алло?

– Это Том, мисс Холландер.

На проводе был Том Уиттейкер, ее секретарь. Бывший телохранитель, в прошлом Мистер Америка и выдающийся культурист, а ныне чемпион штата Калифорния по тяжелой атлетике и классный массажист.

– Доброе утро, Том. Чудесная погода.

– Так точно, и синоптики утверждают, что она продержится еще несколько дней. Я решил предупредить вас, что у парадного собралась толпа газетчиков. – Может быть, вы захотите избежать встречи и воспользуетесь боковым входом?

– Вот как? Интересно, что им нужно?

– Вы просматривали утренние газеты?

Ксавьера мельком взглянула на кипу газет, лежавших на сиденье. Новый скандал в Вашингтоне и имитация бурной деятельности с целью пустить общественное мнение по ложному следу.

– Да. Но им не удастся повесить это на моих девушек. Ни одна из них никогда не работала в Вашингтоне.

– Надеюсь, что так. Однако не исключено, что вас уже начали прощупывать. Ведь вы считаетесь крупнейшим экспертом в этой области.

– Начали прощупывать? – хихикнула Ксавьера. – Что-то я ничего не чувствую… Ну ладно, Том, спасибо за предупреждение. Пожалуй, я им дам какую-нибудь информацию. Лишняя реклама не помешает – если иметь в виду распространение журнала.

– Отлично. Жду вас через несколько минут, мисс Холландер.

– До встречи, Том.

Ксавьера опустила трубку и снова взялась за прессу. Тем временем лимузин переместился в правый ряд, а затем свернул на широкий бульвар.

Водителем был не кто иной, как Тед Мак-Генри, в прошлом чемпион по серфингу, призер многих соревнований по фристайлу, кумир миллионов домохозяек, еженедельно имевших удовольствие лицезреть его на экранах своих телевизоров в какой-нибудь мыльной опере, со сценарием, специально написанным в расчете на то, чтобы максимально продемонстрировать красоту его мускулистого тела и мужественного, покрытого ровным загаром лица. Он также пользовался славой крупного специалиста по водной терапии.

Ксавьера поймала в зеркале вопрошающий взгляд Теда и кивнула. Тот улыбнулся, и машина плавно покатила дальше.

Том припарковал авто на стоянке перед огромным зданием на углу. Здесь действительно собралась целая толпа. Завидев, как шофер открывает перед Ксавьерой дверцу лимузина, репортеры ринулись навстречу. Ксавьера отложила газеты в сторону, натянула бежевые лайковые перчатки и грациозно выпорхнула из машины. Репортеры тотчас обступили ее.

– Что вы думаете о сексуальном скандале в Вашингтоне? – спросил один журналист.

– Последнем скандале, – уточнил другой. Ксавьера рассмеялась, и они, также смеясь, расступились, чтобы дать ей пройти. Она ослепительно улыбнулась в объектив.

– Мальчики, а причем тут я? Меня это совершенно не касается.

– Бросьте, Ксавьера!

– Скажите хоть что-нибудь! Когда речь заходит о сексе, вас это не может не касаться.

Ксавьера ухмыльнулась.

– О'кей, дайте подумать… Все, что объединяет людей, является благом для нации. Это можно будет напечатать?

Последовал взрыв хохота.

– Здорово, Ксавьера, просто блеск! Большое спасибо.

– Ну все, мальчики. – И она направилась ко входу. Двое мужчин уступили ей дорогу. Она улыбнулась и поблагодарила их легким наклоном головы.

Вскоре ее каблучки застучали по кафельному полу. Уборщик возле лифта отсалютовал ей метлой. Ксавьера улыбнулась и ему, и старику в газетном киоске, чистившему яйцо. При виде Ксавьеры он весь так и просиял.

– Протеин, мисс Холландер, – как вы сказали.

– Правильно, Билли. Так держать! – одобрила она.

В этот миг распахнулись створки лифта. Трое мужчин посторонились, чтобы пропустить вперед Ксавьеру. Войдя в кабину, она нажала на кнопку верхнего этажа. Ее попутчики тоже нажали на свои кнопки, двери сомкнулись, и лифт плавно поплыл вверх.

Мужчины стояли у противоположной стены и пялились на Ксавьеру. Один, дружелюбно кивнув на прощание, вышел на третьем этаже. Другой – на пятом.

Третий доехал до восьмого. Ксавьере показалось, будто он хочет, но не решается что-то сказать, – как всякий раз, когда они сталкивались в лифте. Наверное, он принадлежал к тем людям, которые предпочитают незнание знанию. Последнее чревато отказом и крушением иллюзий…

Том ждал у самого лифта, вместе с Венди Роббинс, работавшей у Ксавьеры администратором, и Фрэнком Холлингфортом, одним из редакторов журнала. Венди была миниатюрной, хорошенькой и очень живой блондинкой. Она уже держала наготове блокнот и карандаш, чтобы записывать указания шефа. Фрэнк Холлингфорт, унылый коротышка лет сорока с лишним, с озабоченным видом держал в руках стопку читательских писем. Ксавьера сняла перчатки и протянула Тому.

– Еще раз привет, Том! Доброе утро, Венди, Фрэнк. Те в унисон ответили на приветствие. Снимая пальто, Ксавьера бросила оценивающий взгляд на гофрированную блузку Венди. К одной складочке пристала крошка. Ксавьера щелчком смахнула ее и подмигнула девушке.

– Лакомилась булочкой, а, Венди?

– Вовсе нет. Вчера вечером мне досталось столько сосисок… пожалуй, их лучше назвать сардельками… что сегодня совсем не хотелось есть.

Все расхохотались, кроме Фрэнка. Он немного подождал и нетерпеливо кашлянул.

– Ксавьера, сегодня большая почта.

Она освободилась от шапочки и, вслед за пальто, передала ее Тому. Потом направилась в свой офис. Остальные последовали за ней.

Наконец Ксавьера сжалилась.

– Ну, Фрэнк, валяй!

Тот засуетился, схватил первое попавшееся письмо и прочитал вслух:

– «Дорогая Ксавьера. Я влюблена в одного из сиамских близнецов. Нам просто потрясающе в постели, но когда мы этим занимаемся, его брат подглядывает через плечо. Что делать?» Подпись – «Жертва двойни».

В общей комнате за столами переговаривались сотрудники. Ксавьера тепло поздоровалась со всеми. Потом сняла шарф, отдала его Тому и бросила через плечо:

– Записывай, Венди: «Дорогая жертва двойни. Предложите ему вступить в игру. А если это не поможет, пусть займется мастурбацией».

Она открыла дверь своего личного кабинета.

– Готово?

– Да, записала, – откликнулась Венди.

Все трое пошли вслед за Ксавьерой в кабинет. Здесь было очень светло – благодаря огромному, во всю стену, окну – и очень уютно. На двух других стенах красовались большие фотоизображения влюбленных парочек: одной в позиции тридцать шесть, а другой в позиции девяносто два по Камасутре. Закрыв за собой дверь, Ксавьера повернулась к ней лицом: на внутренней стороне двери находилось несколько книжных полок. На верхней полке стоял комплект из трех одинаковых статуэток в виде обнаженных мужчин; их непомерно большие пенисы служили своего рода крючками для подвешенных к ним табличек с указанием числа, месяца и года. Ксавьера заменила табличку «число».

– Я называю их для себя Рик, Ник и Дик, – усмехнулась Венди. – Рику повезло больше всех: в его жизни каждый день что-нибудь меняется. А вот бедняге Дику приходится год терпеть.

Ксавьера рассмеялась и убрала ненужную табличку.

– Ждать целый год – вы себе можете такое представить? – Она вдруг осеклась, поймав на себе взгляд Тома. У того чуть глаза не выкатились из орбит. Ксавьера машинально сняла кофточку, и теперь на ней не осталось ничего, кроме юбки, трусиков-чулок и туфель на высоких каблуках. Она захихикала и снова надела кофточку. – Пожалуй, так будет лучше. Что там у нас на повестке дня, а, Том?

– Фотограф.

– А что у него?

– Разворот «Пять лучших кол-герлз года».

– Да, эта рубрика влетает мне в кругленькую сумму, – засмеялась Ксавьера. – Но она того стоит. Сейчас спущусь.

Том исчез за дверью. Фрэнк продолжал копаться в ворохе писем. Наконец он прочистил горло и прочитал:

– «Дорогая Ксавьера. Я трахаюсь только с цыпочками, но люблю полизать и парней тоже. Друзья говорят, что, значит, я двуполый. А как ты думаешь?» Подпись – «Язык за Зубами».

Ксавьера приподняла брови.

– «Дорогой Язык за Зубами. Нет, я бы не сказала, что ты – двуполый. Скорее двуязыкий».

Венди со скоростью молнии застенографировала ответ, и Фрэнк перешел к следующему письму.

– «Дорогая Ксавьера. В нашем квартале шесть беременных женщин. Мы решили основать клуб. Не могла бы ты посоветовать подходящий девиз?» Подпись – «Ждущие».

Ксавьера крутнулась на вращающемся стуле и продиктовала:

– «Дорогие Ждущие! Пожалуй, вам подошел бы девиз:

«Лучше кверху ножками, чем кверху ручками!» А вообще-то вам следовало бы обратиться в местную санинспекцию, чтобы они проверили состав воды в квартале: нет ли там чего-нибудь такого, что не положено?» Успела, Венди? Давай, Фрэнк, что там у нас дальше? Тот снова зашуршал конвертами.

– «Дорогая Ксавьера, я влюблена в чистопородного колли, мы живем вместе уже целых пять месяцев. Мои родители не против, а вот его – да. Мы оба хотим от наших отношений чего-то большего. Я мечтаю иметь от него щенков. Что ты скажешь?» Подпись – «Породистая».

Ксавьера покрутилась на стуле, наморщила нос, слегка покачала головой и начала диктовать:

– «Дорогая Породистая…»

– Ни в коем случае! – донесся от двери женский голос. – Могут родиться мутанты, и придется от них избавляться.

Лицо Ксавьеры озарила радостная улыбка.

– Мам!

Элегантная, привлекательная женщина средних лет – мать Ксавьеры – вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь.

– Сейчас в городе несколько сезонных распродаж, вот я и решила отправиться за покупками. Дай, думаю, заодно заскочу к дочке. Когда ты в последний раз видела Линду?

– Линду? Да я не встречала ее с тех самых пор, когда она слиняла в Вашингтон.

Мать Ксавьеры достала из-под мышки газету, развернула ее на письменном столе и ткнула пальцем.

– Читай!

Это была какая-то новая газета, издававшаяся на Западном побережье.

Ксавьера видела ее впервые. Она придвинула стул поближе к письменному столу и бегло пробежала глазами статью.

– Здесь пишут, что ее предположительно опознали как женщину, с которой застигли сенатора Чамли. После чего она исчезла. Интересно, как это Линда умудрилась исчезнуть?

– Теперь она не сможет уличить сенаторов во лжи, когда они будут валить на нее вину за соблазнение бедного сенатора Чамли, – едко заметила мать Ксавьеры. – Ее заставили исчезнуть! Ксавьера прикусила нижнюю губу и призадумалась.

– Ну, ты же знаешь, мам, в прежние времена они запросто могли позволить себе терять целые дивизии. Стоит ли удивляться, что они оказались неспособны даже установить последнее место ее работы.

– Ты невнимательно читала, – возразила мать. – Утверждают, что в последнее время она работала у Чамли. Это-то они как раз обнаружили, а вот девушку – нет. И я бы сказала, что не случайно.

Ксавьера печально покачала головой.

– Мам, я всегда учила Линду беречь честь смолоду и держаться подальше от Вашингтона. Ее родители до сих пор убеждены, что она работает у меня. Но эта статья откроет им глаза. Господи, да ведь они от нее отрекутся!

– Сначала ее нужно найти, – резонно заметила мать.

– Я разыщу ее, – задумчиво протянула Ксавьера. – Она была моей подругой, и я сделаю все, что в моих силах.

– Линда переехала в Вашингтон и тем самым оборвала все дружеские привязанности. Ты обязана думать о своей собственной репутации.

– Не будем ссориться, мам.

– Я и не собираюсь, – ответила та, снова наклоняясь над газетой. – Смотри-ка, они образовали специальный подкомитет по расследованию злоупотреблений сексом.

Ксавьера прочла и криво усмехнулась.

– Чертовы лицемеры! Не думаю, что они начнут с себя.

Мать засмеялась.

– И я не думаю. Найдут кого-нибудь поколоритнее.

В это мгновение приоткрылась дверь, и в образовавшейся щели показалась голова Тома.

– Ксавьера, как насчет фотографа? Поторопись, пожалуйста, и не забудь, что дома у тебя назначена еще одна деловая встреча. Вызвать лимузин?

Она с отсутствующим видом кивнула и снова уткнулась в газету.

– Боюсь, что они доберутся до тебя, – озабоченно произнесла мать.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот подкомитет. Начнут вызывать свидетелей… Как бы тебе не пришлось ехать в Вашингтон.

– Ксавьера. – Том еще не ушел и продолжал сверлить ее взглядом. – Ты рискуешь выбиться из графика.

Она кивнула, обошла вокруг стола и поцеловала мать в щеку.

– Пока, мам.

Во взгляде женщины сквозила тревога.

– Пока, родная.

Ксавьера ласково потрепала ее по плечу и пружинистым шагом устремилась к выходу.

Глава вторая

Ксавьера спустилась на лифте этажом ниже и, пройдя по коридору, на ходу расточая улыбки и отвечая на приветствия, вошла в просторное помещение художественного отдела. Здесь, как обычно, стоял дым коромыслом. Сотрудники носились взад-вперед с какими-то бумагами. И все орали друг на друга.