Шпионка Гарриет

— Моя мама вчера нашла записку в почтовом ящике. Она решила, что это от какого-то психа, но я посмотрела и думаю, что она написана этой шпионкой.

— А что там было в записке?

Рэчел произнесла со значением:

— Ну, просто чушь какая-то — что меня никто не любит, а все любят только мамины пироги.

Воцарилось молчание.

Пинки, забивавший гвозди, раздумчиво произнес:

— Да, очень хорошие пироги.

Гарриет беззвучно рассмеялась. Пинки всегда сморозит какую-нибудь глупость.

— Ой, Пинки, — сказала Джени.

— Спорим, записка от нее, потому что она именно так написала о Рэчел в блокноте, — заявила Мэрион.

Рэчел торопливо продолжала, как будто ничего не слышала:

— Еще там в записке что-то о нас, занимающихся какой-то нелепицей, и тому подобное, но это, правда, все страшно похоже на нее. Я уверена — это она.

Ту Эллин вскочила и закричала:

— Я кончила. Я кончила.

Все бросились туда и долгое время раздавались восклицания одобрения по поводу прекрасно написанной вывески, о том, как Эллин постаралась, и всякое такое. Эллин стояла, улыбаясь так широко, будто только что закончила расписывать Сикстинскую капеллу. «Спорим, это первый раз в жизни, когда кто-то сказал что-то хорошее про нее», — подумала Гарриет.

— А она высохла? — спросил Пинки.

— Почти, — ответила Эллин.

Спорти наклонился и сказал:

— Если я подниму ее за края, то, наверно, смогу повесить. Ее просто надо прибить над дверью, — он приподнял вывеску и понес к домику. Когда он переложил ее из одной руки в другую, дощечка повернулась так, что Гарриет стала видна надпись, и девочка с изумлением прочла:

КЛУБ ЛОВЦОВ ШПИОНОВ

Буквы шли вкривь и вкось, но чего еще ожидать от Эллин? Гарриет так и села на сырую землю. Они о ней, Гарриет, они о ней говорят. Это Гарриет — она. Как странно думать о себе — она. Она вытащила блокнот и записала:

У НИХ ЕСТЬ КЛУБ, А Я НЕ В НЕМ. К ТОМУ ЖЕ ЭТО КЛУБ ПРОТИВ МЕНЯ. ОНИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СОБИРАЮТСЯ МЕНЯ ПОЙМАТЬ. МНЕ ЕЩЕ НИКОГДА НЕ ПРИХОДИЛОСЬ С ТАКИМ СТАЛКИВАТЬСЯ. МНЕ НУЖНО БЫТЬ ОЧЕНЬ ХРАБРОЙ. Я НИКОГДА НЕ СДАМСЯ И НЕ ПЕРЕСТАНУ ПИСАТЬ В БЛОКНОТЕ. НО ПОХОЖЕ, ОНИ СОБИРАЮТСЯ ДЕЛАТЬ МНЕ ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ГАДОСТИ, ПОКА Я НЕ СДАМСЯ. ОНИ ПРОСТО НЕ ЗНАЮТ, КТО ТАКАЯ ГАРРИЕТ М. ВЕЛШ.

Гарриет встала и протопала к соседнему забору. Она с шумом перебралась через него. Теперь ее не волновало, что кто-нибудь услышит. Она знала, что делать, и сдаваться не собиралась.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Наутро она пришла в школу очень рано и лихорадочно писала в блокноте, пока остальные входили в класс. Они весело болтали между собой, но увидев ее, замерли. Она с обновленным рвением принялась писать, пока не появилась мисс Элсон. Гарриет встала вместе со всеми, но сев, снова принялась писать. Когда мисс Элсон вернула им контрольные работы, которые они писали накануне, она даже не взглянула на свою, так была увлечена тем, что писала. Периодически она злобно глядела то на одного, то на другого ученика, всем своим видом показывая, что именно О НЕМ пишет сейчас. Они все нервно наблюдали за ней. В действительности, она ничего подобного не делала. Гарриет приступила к написанию воспоминаний о своей жизни, начиная с самого первого, какое могла припомнить. Она помнила себя стоящей в кроватке, глядящей на парк и орущей во всю мочь. Теперь она записывала более поздние воспоминания:

ПОМНЮ, КАК МЫ ЖИЛИ НА УГЛУ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ УЛИЦЫ И ПЯТОГО ПРОСПЕКТА. Я ТОГДА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ЕЗДИЛА В ШКОЛУ НА ШКОЛЬНОМ АВТОБУСЕ. ТАМ БЫЛ ОЧЕНЬ ПРОТИВНЫЙ МАЛЬЧИШКА, ОН ЖИЛ В СОСЕДНЕЙ КВАРТИРЕ. МНЕ БЫЛО СЕМЬ, А ЕМУ ТРИ. ЕГО ЗВАЛИ КАРТЕР ВИНГФЕЛД, И У НЕГО ВСЕ ВРЕМЯ БУРЧАЛО В ЖИВОТЕ. ОН БЫЛ ТАКОЙ БЕЗОБРАЗНЫЙ, ЧТО Я ЕГО ОДИН РАЗ ДАЖЕ УЩИПНУЛА, КОГДА ЕГО МАМА ОТВЕРНУЛАСЬ. МОЯ МАМА НЕ ЗНАЛА, ЧТО ЭТО Я ЕГО УЩИПНУЛА, НО ОЛЕ-ГОЛЛИ ЗНАЛА, И ОНА УЖ ЗАСТАВИЛА МЕНЯ ЗА ЭТО ПОПЛАТИТЬСЯ. ОНА СКАЗАЛА, ЧТО БУДЬ ОН ДАЖЕ САМЫМ БЕЗОБРАЗНЫМ СУЩЕСТВОМ НА СВЕТЕ, БЕЗОБРАЗНЕЕ НЕ БЫВАЕТ, ПУСТЬ Я САМА ТАК ДУМАЮ, НО ЕМУ ЭТОГО НИКАК НЕ ПОКАЗЫВАЮ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕ ЕГО ВИНА, ЧТО ОН ТАКОЙ БЕЗОБРАЗНЫЙ.

Она огляделась. Повсюду она встречала озабоченные взгляды, но больше ничего не происходило. Она продолжала:

А КАК НАСЧЕТ НИХ, ЭТО ИХ ВИНА? ХОТЕЛОСЬ БЫ МНЕ ЗНАТЬ, ЧТО ПО ЭТОМУ ПОВОДУ ДУМАЕТ ОЛЕ-ГОЛЛИ. МНЕ СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ, ЧТО ОНА ДУМАЕТ. КАК ЖЕ МНЕ ЭТО УЗНАТЬ? МНЕ КАЖЕТСЯ, ОНА БЫ СКАЗАЛА, ЧТО ЭТО ВСЕ-ТАКИ ИХ ВИНА, ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОНИ ПЫТАЮТСЯ КОМАНДОВАТЬ МНОЮ И ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ НЕ ПИСАТЬ В БЛОКНОТ. ОНА ВСЕГДА ГОВОРИЛА, ЧТО ВСЕ НЕПРИЯТНОСТИ ОТ ТЕХ, КТО ПЫТАЕТСЯ КОМАНДОВАТЬ ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ И МЕНЯТЬ ПРИВЫЧКИ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. ОНА ГОВОРИЛА, ЕСЛИ ТЕБЕ КТО-ТО НЕ НРАВИТСЯ, ОТОЙДИ, НО НЕ ПЫТАЙСЯ СДЕЛАТЬ ИХ ПОХОЖИМИ НА САМОГО СЕБЯ. ДУМАЮ, ЕЙ БЫ ВСЕ ЭТО СИЛЬНО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ.

Она огляделась и увидела, что все занялись письменной работой. Она неохотно потянулась за листом бумаги. Ей было скучно. Она начала писать свое имя на листе, но и это ее не вдохновило. Она опять огляделась вокруг. Большинство одноклассников не обращало на нее внимания, но те, кто смотрели, особенно Мэрион и Рэчел, смотрели злобно. Она снова поглядела на лист бумаги, поняла, что писание собственного имени ее совершенно не интересует, и опять принялась за блокнот. Резкий голос мисс Элсон в конце концов достиг ее слуха:

— Гарриет, ты совсем не слушаешь.

Гарриет подняла голову и увидела, что все смотрят на нее с презрением. «Они все думают, чего еще от нее ждать», — сказала девочка сама себе. Она положила блокнот под парту на колени, чтобы мисс Элсон не видела. Как только учительница поворачивалась к доске, Гарриет смотрела вниз и записывала немножко:

ЭТОТ ПИНКИ УЖАСНО ПРОТИВНЫЙ, ПРОТИВНЕЕ ВСЕХ. ЧТО, ИНТЕРЕСНО, ЕГО МАМА ПОДУМАЛА, КОГДА ПЕРВЫЙ РАЗ УВИДАЛА ТАКОГО СЫНОЧКА? ЕЕ, НАВЕРНО, СТОШНИЛО.

Весь урок математики она продолжала писать. Все склонились над тетрадками, а мисс Харрис, учительница математики, была слишком стара для того, чтобы вставать из-за стола и ходить между партами. Гарриет так увлеклась, что напрочь забыла, где находится. Она даже не слышала, как прозвенел звонок. Откуда-то издалека кто-то позвал: «Гарриет… Гарриет», а потом очень громко «Гарриет Велш». От неожиданности она чуть не упала со стула. Она подняла голову и поняла, что в комнате осталась только старая мисс Харрис, которая смотрит так недовольно, как только может смотреть учительница. Гарриет в ужасе взглянула на нее.

Мисс Харрис встала.

— Пора идти домой, Гарриет, но прежде я бы хотела, чтобы ты показала мне, чем ты была так занята весь урок математики.

Она медленно приближалась к девочке. Гарриет видела ее костлявую, похожую на птичью лапку, руку, покрытую коричневыми пятнами, которая тянулась… тянулась…

Гарриет вскочила так стремительно, что уронила стул. Краем глаза она заметила, что учительница поспешила отстраниться, когда она огромным прыжком, будто прыгун с шестом, рванулась к двери. Мисс Харрис только охнула и схватилась за сердце, но Гарриет уже была за дверью и, прижимая к груди блокнот, мчалась прочь, словно спасая собственную жизнь.

На следующий день было еще хуже. Она даже и не притворялась, что занимается. Она просто все время писала. Мисс Элсон разговаривала с ней четыре раза, мисс Харрис три раза кричала на нее, а потом сдалась. После уроков Гарриет пошла прямо домой, съела печенье с молоком, взяла блокнот в парк и села там на скамейку. Она обнаружила, что писать, сидя под деревьями, очень приятно.

Я СЛЫШАЛА, ГОЛУБИ МОГУТ ЗАРАЗИТЬ ЧЕЛОВЕКА РАКОМ, ТАК ЧТО Я ИХ НЕ ТРОГАЮ. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, ОНИ ОЧЕНЬ КРАСИВЫЕ. ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ НА ДОМ МЭРА. ЭТО ОЧЕНЬ КРАСИВЫЙ ДОМ. МНЕ ПАПА КАК-ТО СКАЗАЛ, ЧТО РАНЬШЕ БЫЛО МНОГО ТАКИХ КРАСИВЫХ ДОМОВ, СТОЯЩИХ ВДОЛЬ РЕКИ, НО ПОТОМ ОНИ СДЕЛАЛИ ПАРК И РАЗРУШИЛИ ВСЕ ДОМА. ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ОСТАВИТЬ ОДИН ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ И РАЗРЕШИТЬ ДЕТЯМ ТАМ ИГРАТЬ. Я БЫ ЗАПЕРЛА ПИНКИ В ПОДВАЛЕ, ПОКА У НЕГО ВСЕ ВОЛОСЫ НЕ ПОСЕДЕЮТ.

ЛЮБЛЮ БАРЖИ. МНЕ СОВЕРШЕННО НЕ С КЕМ ИГРАТЬ. МНЕ ДАЖЕ И ПОГОВОРИТЬ НЕ С КЕМ С ТЕХ ПОР, КАК ОНИ ИЗБАВИЛИСЬ ОТ ОЛЕ-ГОЛЛИ. Я СОБИРАЮСЬ ЗАКОНЧИТЬ ЭТИ ВОСПОМИНАНИЯ И ПРОДАТЬ ИХ. ЭТО БУДЕТ ЛУЧШАЯ КНИГА МЕСЯЦА. А ПОТОМ МАМА ПОЛУЧИТ ПО ПОЧТЕ СЮРПРИЗ — МОЮ КНИГУ. И ТОГДА Я БУДУ ТАКОЙ БОГАТОЙ И ЗНАМЕНИТОЙ, ЧТО МЕНЯ ВСЕ БУДУТ УЗНАВАТЬ НА УЛИЦЕ И ГОВОРИТЬ: ВОТ ИДЕТ ГАРРИЕТ М. ВЕЛШ — ЗНАЕТЕ. ОНА ТАКАЯ ЗНАМЕНИТАЯ. РЭЧЕЛ ХЕННЕССИ УМРЕТ ОТ ЗАВИСТИ.

Гарриет подняла голову, услышав игрушечный свисток. Он удивления у нее поднялись брови.

Они маршировали, как на параде, вдоль реки. Мальчик в малиновых носках, теперь одетый в зеленые, шел впереди всех с флагштоком, на котором развевались малиновые носки. Пинки Уайтхед бил в игрушечный барабан, за ним плотной группой шли Рэчел, Марион, Карри, Лаура, Эллин, Спорти и Джени. Они маршировали, как небольшой взвод. Когда они повернули, Гарриет заметила плакатик у Эллин на спине. Плакатик гласил:

ЭТОТ ПАРАД

ОРГАНИЗОВАН

КЛУБОМ

ЛОВЦОВ ШПИОНОВ

Гарриет прямо застыла, глядя, как они маршируют взад-вперед. Она боялась пошевелиться, чтобы они ее не заметили. И боялась не зря, через минуту Мэрион торжествующе просвистела в свисток. Девять голов повернулись по направлению к Гарриет. Девочка одеревенела. Они собираются маршировать прямо перед ней.

Процессия чинно свернула в аллею. Гарриет не знала, что делать. Она чувствовала, что выкажи она свои эмоции, это их слишком обрадует. С другой стороны, если никак не отреагировать, когда целая процессия марширует у нее под носом, они точно будут знать, что добились своей цели.

Она неподвижно сидела на скамейке. Всё было просто ужасно. Казалось, что у них заняло не меньше часа дойти до нее и пройти мимо. Когда они проходили, она чувствовала себя как генерал Эйзенхауэр, дающий смотр войскам. Ее так и подмывало поднять руку в военном салюте.

Когда они подошли поближе, она заметила, что у Мальчика в малиновых носках на шее висит плакат:

Хочешь услышать

Легенду малиновых носков?

10 центов

Когда они оказались напротив нее, они разом показали ей языки, как будто упражнялись перед этим, а Пинки разразился дополнительной барабанной дробью.

После этого они пошли дальше. Собираются ли они обойти кругом и вернуться снова? Гарриет открыла блокнот:

НУ, ЭТО УЖ НЕ МОЯ ВИНА. Я НИКОГДА НЕ ЗАСТАВЛЯЛА ЕГО НОСИТЬ МАЛИНОВЫЕ НОСКИ. ОН ДОЛЖЕН БЫЛ ОСТАВАТЬСЯ В МАЛИНОВЫХ НОСКАХ. НЕКОТОРЫЕ КОРЧАТ ИЗ СЕБЯ МУЧЕНИКОВ ПО СУЩИМ ПУСТЯКАМ, НЕТ, ПО СУЩИМ НОСКАМ, ХА-ХА-ХА. Я СЛЫШУ, ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ. ПОРА, ПОЖАЛУЙ, ИДТИ ДОМОЙ.

Гарриет неторопливой походкой пошла прочь от скамейки. Увидев, что они приближаются, она нырнула под куст и сидела там, пока процессия не скрылась из виду. Потом вернулась домой, поднялась к себе в комнату и закрыла дверь.

НУ ЧТО, ПРОСТО БОЛЬШЕ НЕ ПОЙДУ В ПАРК. ЭТО НИЧЕГО, КОМУ ОХОТА ТУДА ХОДИТЬ, ЕСЛИ ОН ПОЛОН МАРШИРУЮЩИХ ИДИОТОВ. Я РАСПРЕКРАСНО МОГУ ПИСАТЬ В БЛОКНОТ, СИДЯ НА СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ КРОВАТИ. МЕНЯ ВООБЩЕ НЕ ВОЛНУЕТ ИХ ДУРАЦКИЙ КЛУБ, ЕСЛИ ОНИ ТОЛЬКО И СОБИРАЮТСЯ ЧТО МАРШИРОВАТЬ.

Раздался стук в дверь, и когда Гарриет крикнула: «Кто там?», в дверь вошла мама.

— Гарриет, я хочу с тобой поговорить. Я только что вернулась из твоей школы. Мисс Элсон позвонила мне сегодня и попросила зайти, чтобы поговорить о тебе.

У Гарриет перехватило горло.

— Тебе нечего бояться. Она просто хочет поговорить о твоей учебе. Она сказала, что всю последнюю неделю ты совсем ничего не делала. Что такое случилось?

— Мне нечего сказать.

— Что ты имеешь в виду? Делала ты задания или нет?

— Нет. Не думаю. Не помню.

— Гарриет, это совершенно неудовлетворительные ответы. Тебя что-то беспокоит?

— Нет.

Мама подвинула стул к кровати, села и посмотрела на дочь.

— Что у тебя здесь?

— Где? — огляделась Гарриет с видом полной невинности.

— Ты прекрасно знаешь где. Это тот же самый блокнот?

— Нет, другой.

— Ты знаешь, что я имею в виду, Гарриет. Ты все еще пишешь гадкие вещи про других людей?

— Нет, я пишу воспоминания.

По непонятной причине мама расхохоталась, потом ласково посмотрела на дочь и сказала:

— И мисс Элсон, и мисс Харрис сказали, что ты ничем, кроме писания в блокноте, не занимаешься. Это правда?

— Да.

— Они сказали, чтобы я его у тебя забрала, а то ты ничему не научишься.

— Я много чему научилась.

— Чему именно?

— Всему обо всех.

Миссис Велш заглянула в маленький листок бумаги.

— История, география, французский, природоведение — все плохо. Даже английский — и тот плохо. И мы с тобой знаем, что ты не умеешь ни складывать, ни вычитать.

Гарриет сидела, не говоря ни слова. Школа, казалось, была где-то за миллионы миль, на луне, и она там однажды побывала.

— Боюсь, тебе придется играть с блокнотом только после школы, а не во время занятий.

— Я не играю. Кто сказал, что я играю? Я РАБОТАЮ.

— Послушай, дорогая, пока ты в школе, твоя работа — школа. Так же, как твой отец работает на работе, ты работаешь в школе. Школа — твоя работа.

— А что ты делаешь?

— Множество невидимых, никем не ценимых вещей. Но не об этом речь. Сейчас твоя работа — ходить в школу и учиться. Отныне ты будешь получать блокнот, как только вернешься из школы. Я его отдам кухарке, и можешь его брать, как только придешь из школы.

— Нет, — возразила Гарриет.

— Да. Теперь это будет именно так.

— Тогда я устрою истерику.

— Прекрасно, но я не собираюсь здесь стоять и любоваться тобой. Отныне я не желаю, чтобы ты брала блокнот в школу. Мисс Элсон будет проверять.

Гарриет легла на постель и уткнулась лицом в подушку.

— Милая моя, тебя что-то беспокоит?

— Нет, — донесся до матери полузадушенный голос.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На следующее утро мама обыскала Гарриет. Блокнот был отобран и отдан кухарке, которая глядела на него так, будто собиралась съесть.

Гарриет грустно отправилась в школу. Она шаркала ногами и изучала каждую трещину в асфальте. Она дотащилась до двери школы, вверх по ступеням, в класс. Села и уставилась в пол, не слыша ничего вокруг.

После того как вошла мисс Элсон и они все встали, чтобы ее приветствовать, учительница немедленно направилась к Гарриет, велела ей встать и проверила ее саму и парту. Девочка вяло повиновалась. Не найдя блокнота, учительница потрепала ее по голове, как послушного щенка, и вернулась к своему столу.

За процедурой обыска следило множество любопытных глаз. Когда обыск был закончен, кто-то захихикал. Остальные долго шептались и глядели на Гарриет, которая по-прежнему не подымала глаз от пола.

Гарриет углубилась в задание. Ее больше не заботило, как написано ее имя, и сами упражнения ей не нравились, но она их сделала. Ей все было безразлично. Оказалось, что ей очень трудно думать без блокнота. Мысли текли вяло, как будто пытаясь протиснуться в узкую дверцу, чтобы добраться до нее. Тогда, когда она их записывала, мысли текли быстрее, чем она успевала выплескивать их на бумагу. Она тупо сидела, без единой мысли в голове, пока в конце концов медленно не образовалась мысль: «Я чувствую себя совсем иначе». Она принялась переваривать эту мысль, как обед на День Благодарения. «Да, — после долгой паузы решила она, — это правда». А потом еще через какое-то время ей пришло в голову — злоба, вот что я чувствую, злобу.

Она окинула окружающих злобным взглядом. Никто не обратил на нее внимания. Она чувствовала, как лицо искажается в гримасе. Это был весьма впечатляющий миг, который все остальные совершенно пропустили, мгновение, которого Гарриет вовек не забыть.

Прозвенел звонок, настало время завтрака, значит, больше не надо было думать. Все произошло так, будто она заранее спланировала, хотя на самом деле у нее не было никаких планов. Когда прозвенел звонок, Пинки вскочил и побежал по проходу. Гарриет выставила ногу, и он упал лицом вниз.

Страшный вопль вырвался из лежащего ничком тела. Когда он поднял голову, было видно, что его нос кровоточит. У Гарриет было самое невинное выражение лица, но в глубине души она испытывала несказанное чувство удовлетворения.

Она встала и спокойно направилась к выходу из класса, аккуратно переступив через распростертое тело мальчика. Она знала, что на нее никто даже не подумает, потому что она никогда в жизни такого не делала. Она вышла и занялась бутербродом с помидором.

Во время завтрака она угрюмо сидела одна. Она чувствовала, что мысли ее хромают, как увечные дети. Когда прозвенел звонок, она поднялась и, словно робот, зашагала обратно в класс.

Все пытались войти в дверь разом. Карри Андрюс была прямо перед Гарриет. Не раздумывая, Гарриет опытным жестом ущипнула ее за ногу. Карри издала ужасающий вопль и огляделась кругом. Лицо ее побагровело.

Гарриет смотрела прямо вперед. Никто и не подумал на нее, потому что она сроду не щипалась. Сама Карри, по правде сказать, иногда щипалась, но более всего манерой бесперечь щипаться была известна Мэрион Хоторн. Карри потянулась вперед и стукнула Мэрион по голове, хотя между ними стояло еще четыре человека, и Мэрион не имела никакой возможности ущипнуть ее. Завязалась нешуточная драка, а Гарриет выскользнула из толпы и вошла в математический класс.

Она сидела, с несчастным видом глядя прямо в глаза мисс Харрис, пока остальные входили в класс. Мисс Харрис, убедившись, что блокнота нет, пыталась дружелюбно улыбнуться девочке, но та отвела глаза.

Без блокнота было нечего делать, как только слушать мисс Харрис. Поскольку раньше она никогда не слушала, то сейчас совершенно потерялась. Мисс Харрис бубнила и бубнила про какой-то мост. Все записывали в тетради кучу каких-то цифр. Гарриет тоже записывала, но цифры не имели абсолютно никакого смысла. После этого все занялись воодушевленной дискуссией о продаже и покупке бараньих отбивных.

Гарриет сложила листок бумаги и опять-таки безо всяких предварительных раздумий послала голубка прямо в ухо Спорти. Тот ойкнул, но быстро оправился. При ближайшей возможности он огляделся. Гарриет злобно взглянула на него. Он на мгновенье задержал на ее лице взгляд, полный недоумения и страха, и тут же быстро отвернулся.

Теперь дело дошло до неудобоваримого обсуждения каких-то кораблей и того, сколько морских узлов[21] они прошли. Гарриет пыталась думать, но у нее ничего не получалось. Она как-то невзначай бросила карандаш прямо в лицо Эллин.

Эллин пришла в полнейший ужас и, когда увидела, что Гарриет глядит на нее, разразилась громким и нелепым младенческим плачем.

Прозвенел звонок, и пока мисс Харрис пробиралась к Эллин, Гарриет уже выскочила из класса и пошла вниз. Она побежала домой, ворвалась в дом, понеслась на кухню и — бум — врезалась в кухарку.

— Как это тебе удается каждый день? Они что, нацеливают тебя из школы прямо в меня?

— Дай мне, пожалуйста, мой блокнот.

— Какой блокнот?

— Что такое? Мой БЛОКНОТ. Мой БЛОКНОТ, — Гарриет на мгновенье впала полнейшую панику.

— Послушай, сначала извинись за то, что ты меня чуть с ног не сбила, — кухарка стояла, руки в боки, как будто ей абсолютно некуда было спешить.

— Я извиняюсь.

— Хорошо, — кухарка неуклюже повернулась и сунула руки в раковину, полную посуды.

— Мой БЛОКНОТ, — завопила Гарриет.

— Хорошо, хорошо. Даже не можешь подождать минутку, пока я смою мыло с рук.

— Нет, нет, я не могу ждать, я хочу блокнот прямо СЕЙЧАС.

— Хорошо, хорошо, — кухарка вымыла руки, вытерла их и полезла под мойку.

Откуда-то из глубины она вытащила блокнот, слегка заляпанный средством для чистки сковородок.

Гарриет схватила блокнот и помчалась наверх.

— Эй, а как насчет печенья с молоком?

Гарриет даже не слышала. Она вбежала к себе в комнату и бросилась на кровать. Минутку тихо полежала, с почтением разглядывая блокнот, а потом открыла его. Ее не оставлял ни на чем не основанный страх, что блокнот окажется пустым, но вот ее почерк, уверенный, и даже в чем-то красивый. Она схватила ручку и почувствовала, как мысли милосердно текут быстрым потоком, проскакивая через ее голову прямо на кончик пера и на бумагу. «Как хорошо, — подумала она, — а то я уже боялась, что у меня все мысли высохли». Она сделала несколько записей о том, что чувствовала, смакуя радостное ощущение в кончиках пальцев, скользящих по бумаге, невероятное облегчение возможности самовыражения. Скоро она села и принялась изо всех сил думать, а потом записала:

ЧТО-ТО НА САМОМ ДЕЛЕ СО МНОЙ ПРОИЗОШЛО. Я ИЗМЕНИЛАСЬ. Я НЕ ЧУВСТВУЮ СЕБЯ САМОЙ СОБОЙ. Я НЕ СМЕЮСЬ И НЕ ДУМАЮ НИ О ЧЕМ ВЕСЕЛОМ. Я ТОЛЬКО СНОВА И СНОВА ОЩУЩАЮ ЗЛОБУ. МНЕ ХОЧЕТСЯ ПРИЧИНИТЬ БОЛЬ КАЖДОМУ, ПРИЧЕМ ИМЕННО ТАК, КАК ЕМУ БУДЕТ БОЛЬНЕЕ ВСЕГО.

Потом она составила список:

МЭРИОН ХОТОРН: ЛЯГУШКИ. ПОЛОЖИТЬ НА ПАРТУ, ЗМЕЯ БЫЛА БЫ ЕЩЕ ЛУЧШЕ.

РЭЧЕЛ ХЕННЕССИ: ЕЕ ОТЕЦ, СПРОСИТЬ, КУДА ОН ДЕЛСЯ.

ЛАУРА ПЕТЕРС: ВОЛОСЫ, ОТРЕЗАТЬ ИХ ИЛИ СДЕЛАТЬ ЛЫСОЕ МЕСТО.

ПИНКИ УАЙТХЕД: ЗЛОБНЫЕ ВЗГЛЯДЫ, ЭТОГО С НЕГО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО.

КАРРИ АНДРЮС: НАВРАТЬ ЕЕ ОТЦУ КАКИЕ-НИБУДЬ ГАДОСТИ ПРО НЕЕ.

ЭЛЛИН ХАНСЕН: НЕНАВИДИТ ДРАТЬСЯ. УДАРИТЬ ЕЕ.

ДЖЕНИ: СЛОМАТЬ МИЗИНЕЦ.

СПОРТИ: ДРАЗНИТЬ ДЕВЧОНКОЙ И РАССКАЗАТЬ ВСЕМ, ЧТО ОН ЧИТАЕТ ПОВАРЕННЫЕ КНИГИ.

МАЛЬЧИК В МАЛИНОВЫХ НОСКАХ: ???????

Для него она ничего не могла придумать, такой он был скучный. «Хорошо, — решила она, — завтра понаблюдаю».

На следующий день в школе Гарриет сосредоточилась на задуманном. Она настолько была этим поглощена, что совершенно не могла заниматься. Она заговорила один-единственный раз за весь день, когда спросила Рэчел Хеннесси, почему ее отец с ними не живет. Вернее, она спросила как бы между прочим:

— У тебя ведь нет отца, правда, Рэчел?

Рэчел взглянула на нее в ужасе и заорала:

— А вот и ЕСТЬ.

— А вот и нет, — быстро возразила Гарриет.

— А вот и есть, — закричала Рэчел.

— Ну, тогда он тебя не любит.

— А вот и любит.

— Тогда почему он с вами не живет?

Тут Рэчел разрыдалась.

На следующий день она сразу после завтрака направилась в парк. Долго ползала под кустами, пока не нашла лягушку. Это была крохотная лягушка, скорее всего лягушонок. Осторожно, чтобы не раздавить, Гарриет подняла его и положила в карман джемпера. Потом побежала в школу, придерживая рукой карман, чтобы лягушонок не мог выскочить. Она вбежала в класс, открыла крышку парты, за которой сидела Мэрион Хоторн, и осторожно опустила туда лягушонка. Он разок подпрыгнул и недовольно уставился на девочку. Она в ответ тоже пристально поглядела на него. Она начинал ей нравиться, и девочка надеялась, что с ним в суматохе не случится ничего плохого.

Она тихонько, чтобы не испугать его, закрыла крышку парты и чопорно уселась на свое место. Тут пришли остальные. Пока они стояли, здороваясь друг с другом, Гарриет схватила прядь волос Лауры Петерс и мгновенно отрезала их заранее приготовленными ножницами. Лаура даже ничего не заметила. Она весело уселась за парту, не подозревая, что теперь у нее не хватает большой пряди волос. Гарриет радостно поглядывала на то место, где раньше были волосы.

Как раз в ту минуту, когда Спорти, который все видел, уже собирался сказать об этом учительнице, Мэрион открыла крышку парты.

Гарриет в жизни не видала такой суматохи и не слыхала подобного визга. Это было просто замечательно. Казалось, весь класс внезапно превратился в вулканическое извержение криков, визга, беготни и падающих тел. Сначала никто не понимал, что произошло. Мэрион так громко завопила, что все повскакали с мест. Потом, когда они увидали нечто, казавшееся маленьким коричневым пятнышком, прыгающим с парты на парту, на чье-то плечо, опять на парту, а оттуда к кому-то на руку, они окончательно потеряли головы, даже сами не зная, в чем дело. Посреди этой суматохи Гарриет тихо встала и отправилась домой.

Когда она вошла, кухарка тихим голосом спросила:

— Что это ты делаешь? Тебе не полагается быть дома.

— Я просто вернулась домой.

— Почему ты вернулась? — еще тише спросила кухарка.

— Почему ты говоришь шепотом? — заорала Гарриет.

— У меня в духовке печется пирог, — прошептала кухарка. — Он через минуту будет готов. Не прыгай тут, не топочи ногами и не кричи, иначе он осядет.

Гарриет застыла, пережевывая отличную идею. Безо всякого предупреждения она ринулась на середину кухни, опрокинула стул и принялась скакать на месте, изо всех сил топоча ногами.

Кухарка пронзительно завопила и бросилась к духовке.

— Смотри, что ты наделала, ты, ужасное создание. Все, это последняя капля. Я увольняюсь. Если я останусь тут с тобой еще на один день, я помешаюсь окончательно и бесповоротно, а это не стоит тех денег, которые мне здесь платят.

Гарриет вышла из кухни.

Кухарка стояла и смотрела на осевший пирог. Он лежал на противне, плоский, как будто на него кто-то сел.

— Что-то с этим домом неладно. Так плохо еще никогда не было. Миссис Велш уж точно все от меня услышит, со всеми подробностями.

Гарриет весь день пролежала у себя в комнате. Она не смотрела в окно, не читала, не писала в блокноте. Она просто лежала, глядя в потолок. В голове у нее бесконечно крутилось одно-единственное имя: Оле-Голли, Оле-Голли, Оле-Голли, как будто сам звук этого имени мог заставить Оле-Голли появиться.

Позже, днем, она слышала, как кухарка кричала на ее мать:

— Я увольняюсь, говорю я вам. Я устала, что на меня каждый день налетают, что на меня орут, а теперь из-за нее мой пирог осел — это уже последняя капля.

— Ну, пожалуйста. Не уходите сейчас. Вы нам так НУЖНЫ, — практически умоляла мама.

— За все деньги мира лишнего дня не останусь. Ухожу немедленно.

— Как насчет еще пяти долларов прибавки? Мне кажется, мы ясно видим, что делать…

— Лучше что-нибудь сделайте с Гарриет. Ужасно не хочется оставлять вас в беде, но если она еще раз на меня налетит или сыграет такую шуточку, как сегодня с пирогом, это все.

— Я понимаю.

— Я КУХАРКА, а не НЯНЬКА.

У себя в комнате Гарриет повторяла: «Оле-Голли, Оле-Голли, Оле-Голли».

— Конечно, я понимаю, прекрасно понимаю.

Кухарка с шумом вернулась на кухню, а мама отправилась наверх. Гарриет слышала ее приближающиеся шаги. Она продолжала смотреть в потолок. На потолке тени листьев от деревьев за окном складывались в очень интересный, непрестанно меняющийся рисунок.

— Гарриет, что такое с тобой происходит? — появилась в дверях мама. Гарриет не отвечала, а внутри продолжалась та же песня: «Оле-Голли, ну пожалуйста, ну пожалуйста, Оле-Голли».

— Гарриет, ты понимаешь, что у меня сегодня был за день? Мне позвонили, когда я была у парикмахера, и потребовали, чтобы я немедленно явилась в школу. Пришла туда и услышала, как ты провела утро. Этой Лауре Петерс придется практически побриться наголо. Мэрион Хоторн отправилась домой совсем больная. Мисс Элсон чуть не плакала, такая она была взвинченная. Она, наверно, никогда от этого не оправится. Она сказала, что сумасшедший дом продолжался несколько часов. Потом я вернулась домой и узнала, что кухарка собирается увольняться. Ну, к счастью, мне удалось спасти ситуацию, но, Гарриет, это уже заходит слишком далеко. Ты собираешься сесть и поговорить со мной? Ты понимаешь, что делаешь?

Гарриет не двинулась. Песня, до того звучавшая внутри, остановилась, и она испытывала смутное чувство удовольствия, соседствовавшее с набухающей волной страха.

— Гарриет?

Девочка лежала недвижно.

Мама повернулась и вышла из комнаты со словами:

— Через час вернется твой отец. Если ты не желаешь разговаривать со мной, тебе придется разговаривать с ним.

Гарриет пролежала в комнате до вечера, наблюдая, как тени листьев меняются и исчезают. Она слышала, как отец вернулся домой.

— Я никак не могу с этим примириться. Я прихожу домой с работы, и единственное, чего хочу, это покоя, тишины и бокал мартини. Сегодня я вернулся, и что же вижу — ведерко со льдом не приготовлено, ты в полном помешательстве, из кухни на весь дом слышна эта негодяйская кухарка — так она орет. А тут ты еще мне говоришь, что пришлось повысить ей жалование на пять долларов! Объясни мне наконец, что происходит?

Послышалось долгое бормотание, а потом звук закрывающейся двери. Мама повела отца в библиотеку. Если кто-то хотел устроить кому-то скандал, библиотека была самым подходящим местом.

Она лежала в темноте и смотрела в пустоту. Она не осуждала отца за то, что он сердится. Но это все было так скучно. Иногда, когда она закрывала глаза, она видела какое-то желтое пятно. Она чуть не уснула. Тут на лицо ей упала полоска света, она чуть-чуть приоткрыла глаза и увидела, что в дверях стоит отец. Девочка снова закрыла глаза.

— Гарриет, ты спишь?

Она не пошевелилась.

— Гарриет, отвечай.

Гарриет продолжала лежать, едва дыша.

— Послушай, я прекрасно знаю, что ты не спишь. Я, бывало, то же самое проделывал со своим отцом. Так что ты лучше сядь и поговори со мной.

Гарриет мгновенно села, наклонилась и одним прекрасно рассчитанным движением бросила ботинок прямо в отца.

— Ну… это уже просто из рук вон… Тут что-то придется делать… Этот ребенок… Пойди сюда. Я считаю, лучше позвонить… — тут дверь крепко захлопнулась.

Гарриет продолжала лежать, будто никогда не двигалась, не бросалась ботинком, никогда не была несчастна, никогда не ловила лягушку. Она спокойно размышляла про себя — только подождите, когда я сломаю палец Джени. Потом внезапно она провалилась в сон. Поздно ночью девочка проснулась от того, что мама натягивала на нее пижаму и заправляла рубашку в штаны. Потом она снова блаженно заснула.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На следующее утро Гарриет проснулась ужасно голодной, потому что накануне не поужинала. Она спустилась вниз прямо в пижаме и уселась за стол.

— Гарриет, поднимись и переоденься.

— Нет.

— Что значит нет? — в удивлении широко раскрыла глаза мама.