Шпионка Гарриет

Она захлопнула блокнот и попыталась снова заняться математикой. Цифры плыли у нее перед глазами. Она посмотрела на большую фотографию Оле-Голли, где у нее довольно сильно выдавались вперед зубы.

Гарриет подняла голову, когда в комнату вошла мама.

— Как ты, дорогая? Работаешь?

— Нет, занимаюсь.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Математикой, — скривилась Гарриет.

Миссис Велш подошла к столу и склонилась на дочерью.

— Это же так интересно, дорогая. Математика была моим самым любимым предметом в школе.

"Ну вот, как всегда, — подумала Гарриет. — Оле-Голли никогда бы так не сказала. Оле-Голли всегда говорила: «Математика для тех, кто только и хочет, что все сосчитать. А другие хотят знать, что именно они считают». Так оно и было. Если бы только эти смешные маленькие значки были бы чем-нибудь еще, а не только смешными маленькими значками на листе бумаги!

— Ну-ну, детка, это же очень просто. Дай я тебе покажу.

Гарриет соскользнула со стула. Сколько бы ей ни показывали, и еще раз ни показывали, и снова ни показывали, ничего не изменится.

Миссис Велш, весьма довольная собой, уселась на стул. Вскоре она настолько увлеклась решением задачки, что совершенно забыла о Гарриет. Девочка наблюдала, как она работает. Поняв, что мама полностью занята задачей, она вытащила блокнот и принялась писать:

У МАМЫ КАРИЕ ГЛАЗА И КАШТАНОВЫЕ ВОЛОСЫ, А РУКИ У НЕЕ ВСЕ ВРЕМЯ ДВИГАЮТСЯ. ОНА ХМУРИТСЯ, КОГДА СМОТРИТ НА ЧТО-НИБУДЬ ВБЛИЗИ. У ПАПЫ КАРИЕ ГЛАЗА, А ВОТ ВОЛОСЫ ЧЕРНЫЕ. Я И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОНА ЛЮБИТ МАТЕМАТИКУ. МНЕ ДАЖЕ СТРАННО СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, ЧТО ОНА ЛЮБИТ МАТЕМАТИКУ. Я ЕЕ ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ, ЭТУ МАТЕМАТИКУ.

Мама подняла голову и улыбнулась Гарриет.

— Ну вот, — гордо сказала она. — Теперь понимаешь?

Гарриет кивнула. Так было лучше. Тогда она не будет в это углубляться.

— Ну все, пойди помой руки и спускайся к ужину.

— Можно мне поесть с вами?

— Да, дорогая. Мы сегодня поужинаем рано. Гарри измучен, и мне тоже уже хватает.

— Хватает чего?

— Ну, просто хватает. Такое выражение. Это значит, что я устала, — и она вышла из комнаты.

Гарриет записала в блокнот:

ХВАТАЕТ? НАДО ОБ ЭТОМ ПОДУМАТЬ.

* * *

Когда Гарриет легла в постель, она еще полночи читала, потому что никто не догадался забрать у нее фонарик, как всегда делала Оле-Голли. «Они мне позволяют читать хоть всю ночь», — подумала в конце концов девочка, отложила книгу и, выключив фонарик, грустно лежала в постели, чувствуя себя всеми забытой.

На следующее утро Гарриет проснулась с ощущением, что Оле-Голли снилась ей всю ночь напролет. Еще лежа в постели, она схватилась за блокнот.

ИНТЕРЕСНО, А ТЕ, КТО МНЕ СНЯТСЯ, ТОЖЕ ВИДЯТ МЕНЯ ВО СНЕ?

Она полежала минутку, обдумывая эту мысль. Тут вдруг вспомнила, что сегодня будут распределять роли в рождественском представлении. Гарриет ни за что не хотела опаздывать, потому что тогда ей достанется какая-нибудь дурацкая роль. В прошлом году ей пришлось играть одну из овечек.

Как бы Гарриет ни торопилась, она все равно делала все, что положено делать утром. Она настолько любила, чтобы все всегда было то же самое, что Оле-Голли даже приходилось проверять, чтобы девочка не надела вчерашнее платье. Гарриет казалось, что одежда сидит лучше, если ее немножко поносишь.

Одевшись, она помчалась вниз в столовую, откуда мама немедленно отослала ее обратно наверх, потому что она забыла умыться. «Как можно помнить такие мелочи, — удивлялась Гарриет, — Оле-Голли всегда все помнила» . После завтрака она сделала несколько беглых заметок в блокноте — о погоде, о кухарке, о том, какой галстук сегодня у отца и тому подобных мелочах. Потом собрала учебники и отправилась в школу. Она сделала еще несколько записей в блокноте, наблюдая за учениками, входящими в школу. Все постоянно приставали к ней с вопросом, что это она такое записывает. Гарриет в ответ только хитро улыбалась, отчего они с ума сходили от ярости.

Гарриет делала школьные задания быстро и обычно писала свое имя, Гарриет М. Велш, со множеством закорючек. Она любила писать свое имя. Она вообще любила писать и в особенности свое имя. Она только собралась написать его на верху страницы, как опять вспомнила, что сегодня будут распределяться роли в рождественском представлении.

Мисс Элсон вошла в класс, все встали и сказали: «Доброе утро, мисс Элсон». Учительница наклонила голову и произнесла: «Доброе утро, дети». Тогда все сели и принялись щипать друг друга.

Спорти перебросил Гарриет записку, которая гласила: «Говорят, будет пиратский танец. Давай постараемся попасть туда, если уж это все равно придется делать».

Гарриет ответила: «Конечно, а то они тебя вообще выкинут».

Спорти написал: «У меня нет никакого рождественского настроения».

Гарриет ответила: «Мы должны притворяться».

Мисс Элсон встала посреди класса и попыталась призвать детей к порядку. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Она в сердцах бросила тряпку для стирания мела на доску, отчего поднялось облако пыли и она страшно расчихалась, а все остальные дружно рассмеялись. Тогда она сделала ужасно суровое выражение лица и уставилась куда-то в середину прохода между партами. Это всегда действовало безотказно.

— Ну, дети, — начала она, когда в классе воцарилось молчание, — сегодня мы займемся рождественским представлением. Во-первых, давайте обсудим, что бы нам хотелось сделать. Думаю, не стоит долго объяснять, что этот день для нас значит. У нас только один новый ученик, который может этого не знать. — Мальчик в малиновых носках страшно смутился. — Наверно, будет достаточно просто упомянуть, что это представление — возможность показать родителям, чему мы научились. Теперь, если у кого-то есть предложения, поднимите руки.

Спорти немедленно поднял руку:

— Как насчет пиратов?

— Неплохая мысль. Я ее запишу, Саймон, но мне кажется, я слышала, что четвертый класс собирается быть пиратами. Кто следующий?

Следующей была Мэрион Хоторн. Гарриет и Спорти переглянулись, стараясь, чтобы их лица ничего не выражали. Марион сказала:

— Я предлагаю, мисс Элсон, сделать представление по Троянской войне. Это сразу всем покажет, что мы выучили.

Мисс Элсон улыбнулась:

— Прекрасная мысль, Мэрион. Я непременно ее запишу.

Гарриет, Спорти и Джени громко застонали. Джени встала:

— Мисс Элсон, будет уж точно нелегко построить троянского коня, но еще труднее будет засунуть туда всех нас.

— Думаю, не стоит быть такими реалистами во всех деталях, Джени. Мы все еще обсуждаем разные идеи, так что давайте, прежде чем заняться деталями, послушаем, какие имеются соображения. Не знаю, большое ли представление удастся сделать в отведенное нам время. Должна напомнить, что мы не собираемся ставить спектакль. Шестому классу полагается танцевальное представление. Через полчаса мы пойдем в гимнастический зал, чтобы обсудить танцы с мисс Берри. Потом мисс Додж снимет с вас мерки для костюмов. Вы помните, что когда тема представления выбрана, всем следует придумать себе танцы. Раньше тему для представления выбирала мисс Берри, но в этом году вам разрешено ее придумать самим.

— СОЛДАТЫ, — закричал Спорти.

— Подожди, пока до тебя дойдет очередь, Саймон. — Мисс Элсон стала вызывать учеников по одному, в том порядке, как они сидели за партами. — Андрюс? — спросила она, и Карри встала и сказала, что предлагает придумать танец, чтобы там были доктор Килдар и доктор Бен Касей[14]. Мисс Элсон записала. Все зашептались, стараясь уговорить своих друзей голосовать за одно и то же.

— Гиббс?

— Почему бы нам не сделать танец о том, как мадам Кюри обнаружила радий? Все бы могли быть частицами, за исключением меня и Спорти, а мы были бы месье и мадам Кюри.

— Хансен?

Эллин бросила испуганный взгляд на Мэрион Хоторн, которая уже послала ей миллион записок. В конце концов она еле слышно прошептала:

— Мне кажется, мы все должны быть блюдами, которые едят на Рождество.

— Хоторн?

Марион встала и сказала:

— Мне кажется, Эллин предложила прекрасную идею. Почему бы нам не изобразить рождественский ужин?

— Хеннесси?

Рэчел встала и заявила, что согласна с Марион и Эллин и думает, что это блестящая идея.

— Петерс?

Лаура Петерс всегда ужасно смущалась, вот и сейчас она заискивающе улыбнулась всем сразу, как будто ее собирались побить.

— Я согласна — замечательная мысль, — произнесла она дрожащим голосом и счастливо скользнула обратно за парту.

— Мэтьюс?

Мальчик в малиновых носках встал и сказал непринужденным тоном:

— Почему бы и нет? Я согласен со всеми остальными быть рождественским ужином.

— Рок?

Саймон взглянул на Гарриет. Она знала, что означает этот взгляд. Она и сама догадалась, что происходит. Их окружили. Они должны были стоять друг за дружку, а теперь уже поздно. Через минуту им прикажут танцевать партию подливки. Саймон встал:

— Не понимаю, почему бы нам не сделать то, что Мэрион Хоторн предложила с самого начала — Троянскую войну. Я уж точно предпочитаю быть солдатом, а не морковкой с горошком.

«Очень умно, — подумала Гарриет. — Может быть, Мэрион вернется к своей собственной идее. До чего же Спорти умен».

— Велш?

— Я считаю, что Спорти совершенно прав, — и садясь, она поймала взгляд Мэрион.

«О-го-го, — подумала Гарриет, — она до нас добралась».

— Уайтхед?

Пинки остался последним. Спорти бросил ему карандаш прямо в лицо. Сначала Гарриет не поняла, что он делает. Потом увидела, как Пинки посмотрел на Спорти, поднялся и грустно произнес:

— Я согласен с Гарриет и Саймоном.

Ну, подумала Гарриет, трое против всех. Жалко, что Джени так поспешила выскочить с супругами Кюри.

Потом было голосование, но еще до него они уже знали, что проиграли.

Мисс Элсон сказала:

— Ну вот, чудесная идея. Мы обсудим с мисс Берри, какие именно блюда будем представлять, а потом дома вы придумаете себе танцы. Теперь идемте в гимнастический зал.

Все, за исключением Мэрион Хоторн и Рэчел Хеннесси, были в ужасном настроении. Они встали и последовали за мисс Элсон вниз по лестнице и через школьный двор с небольшим пятачком травы, носящим имя лужайки, в гимнастический зал, где царил полнейший хаос.

Было ясно, что в гимнастическом зале собралась вся школа. Там были девочки всех ростов и размеров, от самых маленьких до самых больших, которые в этом году заканчивали школу. Мисс Берри в мешковатом гимнастическом костюме неистово вопила, а мисс Додж снимала мерки так быстро, что казалось, сейчас улетит прямо в окно. Шпильки выскочили из волос, а очки сидели косо, пока она скакала от одной талии к другой.

Спорти дико озирался вокруг.

— Страшно, как никогда в жизни. Посмотри на всех этих девчонок, — и он начал бочком пробираться туда, где стояли Пинки Уайтхед и Мальчик в малиновых носках.

Гарриет ухватила его за воротник.

— Ты стой здесь. Вдруг они нас заставят танцевать парные танцы, — она уставилась прямо на него. Он начал даже потеть от страха, но держался поближе к ней.

— Теперь шестиклассники, давайте сюда, дети, — неистово жестикулировала мисс Берри.

Мэрион Хоторн гневно взглянула на всех, кто не двинулся немедленно. Она всегда вела себя как помощница учительницы.

— Давай, Гарриет, поторапливайся, — нетерпеливо сказала она. Гарриет внезапно представила себе Мэрион взрослой и решила, что большой разницы не будет — разве что выше ростом и еще больше ко всем цепляется.

— Ну до чего же она меня достала, — произнес Спорти, руки в карманах, а кроссовки будто приклеены к полу, словно он вовек не собирался двигаться с места.

— Саймон, — голос мисс Элсон прозвучал так резко, что Спорти даже вздрогнул. — Саймон, Гарриет, Джени, давайте поторапливайтесь. — Они немедленно двинулись вперед. — Мы все станем здесь и будем ждать, пока мисс Берри освободится, и чтобы никаких разговоров. Тут и так непереносимый шум.

— Просто ужасный, — пискнула Мэрион.

Гарриет подумала, когда Мэрион вырастет, она будет очень часто играть в бридж.

Пинки Уайтхед страшно побледнел и неистово рванулся к мисс Элсон, что-то шепча той на ухо. Она взглянула на него:

— Ой, Пинки, а подождать ты не можешь?

— Нет, — громко ответил мальчик.

— Но это так далеко!

Пинки покачал головой, мисс Элсон разрешающе кивнула, и он помчался прочь.

Спорти расхохотался. В гимнастическом зале не было туалета для мальчиков.

— Небось думал, ему вовек отсюда не выбраться, — сказала Джени. Таким фразам она научилась от матери.

Гарриет посмотрела на Эллин, которая уставилась куда-то в пространство. У нее сложилось впечатление, что мама Эллин лежит в психиатрической больнице, поскольку ее мама однажды сказала: «Бедное дитя. Ее мать всегда в Биаррице».

— Ну, дети, мисс Берри готова, — все потащились за ней, волоча ноги, как заключенные. Гарриет чувствовала себя просто сержантом Йорком из кинофильма[15].

Мисс Берри пребывала в обычном истерическом состоянии. Волосы ее были забраны в жиденький конский хвост, и казалось, что даже глаза стянуты на затылок.

Она дико посмотрела на них:

— Шестой класс, да-да. Шестой класс. Ну, что вы решили? Что вы решили?

Естественно, ответила за всех Мэрион Хоторн:

— Мы решили быть рождественским ужином[16], — весело отрапортовала она.

— Отлично, отлично. Ну хорошо, сначала овощи, да, овощи…

Спорти попытался рвануться к двери, но был пойман мисс Элсон за ухо. В этот момент вернулся Пинки. Мисс Берри повернулась к нему в полном восторге:

— Из тебя выйдет превосходный пучок петрушки.

— Что? — озадаченно переспросил Пинки.

— А ты, — она указала на Гарриет, — будешь луком.

Это было уже слишком.

— Я отказываюсь, категорически ОТКАЗЫВАЮСЬ быть луком, — упрямо решив настоять на своем, завопила Гарриет. Она слышала, как за спиной Спорти шепчет что-то одобрительное. У нее горели уши оттого, что все обернулись и смотрели только на нее. Она впервые всерьез отказывалась что-то делать.

— Ну и ну, — мисс Берри чуть сама ни была готова убежать из зала.

— Гарриет, это просто смешно. Лук — прекрасная вещь. Ты когда-нибудь рассматривала луковицу? — мисс Элсон, казалось, совсем теряет контроль над ситуацией.

— Я этого делать НЕ буду.

— Гарриет, достаточно. Довольно этой наглости. Ты БУДЕШЬ луком.

— Я не буду.

— Гарриет, уже ДОСТАТОЧНО.

— Ни за что. Я увольняюсь.

Спорти потянул ее за рукав и взволнованно прошептал:

— Ты не можешь уволиться. Это ШКОЛА.

Но было поздно. Раздался дружный взрыв хохота. Даже такая тихоня, как Эллин, чуть ни плакала от смеха. Гарриет чувствовала, как багровеет.

Мисс Берри наконец пришла в себя:

— Ну, дети. Думаю, надо сначала изобразить всякое блюдо таким, какое оно до того, как подается на стол. Ты, — она показала на Джени, — будешь кабачком. А ты, — кивок в сторону Эллин, — горошком. — Эллин казалось, была готова удариться в слезы. — Вы двое, — она указала на Мэрион Хоторн и Рэчел Теннеси, — будете подливкой…

В этот момент Гарриет, Спорти и Джени разразились истерическим хохотом, так что мисс Элсон пришлось их утихомиривать, чтобы мисс Берри могла продолжать.

— Не вижу, что в этом смешного. Нам нужна подливка. Ты, — она ткнула в сторону Спорти, — и ты, — она указала на Пинки, — будете индюшкой.

— Ну, из всего… — начал было Спорти, но умолк, когда мисс Элсон зашипела на него.

Назначив Мальчика в малиновых носках быть клюквенным соусом, мисс Берри повернулась к остальным:

— Теперь слушайте, овощи, — начала она, поставив ноги в пятую балетную позицию. Гарриет сделала мысленную заметку записать в блокноте, что мисс Берри всегда, даже на улице, носит плоские, без каблуков мышиного цвета балетные тапочки. Они были ужасно старые, с вылезающим куда-то на сторону язычками.

— …Я хочу, чтобы вы почувствовали — настолько, насколько можете — я хочу, чтобы вы почувствовали, что проснувшись утром, вы стали этими овощами, такими чудесными овощами, уютно устроившимися на грядке, в теплой и волшебной силе роста, или же вытянувшимися высоко над землей, как бы прорываясь через преграды, шаг за шагом в чуде рождения, в ожидании того торжественного момента, когда вы будете…

— Съедены, — шепнула Гарриет на ухо Спорти.

— …раз и навсегда, сами собой во всей своей сути и красоте, полновесными, сияющими, — глаза мисс Берри сверкали, одна рука указывала куда-то ввысь, часть волос выбилась из-под резинки и упала на ухо. Она замерла на мгновенье в этой позе.

Мисс Элсон кашлянула. Это был специальный кашель, означавший, что все идет наперекосяк и пора вернуться к порядку.

Мисс Берри вздрогнула. Она выглядела так, как будто только что выскочила из метро и не знает, где право, где лево. Она смущенно хихикнула и начала все сначала:

— Мы начнем с самого прекрасного мгновения для всех молоденьких овощей, вы же знаете, дети, танец рассказывает историю, чудесную историю, — она коротко хохотнула, как бы подчеркивая свои слова. — Она начинается, как все истории, с зачатия, — она победно огляделась кругом. Мисс Элсон побледнела. — Она начинается, естественно, с фермера… — продолжала мисс Берри.

— Эй, я хочу быть фермером, — заорал Спорти.

— Учительнице не говорят «эй», — мисс Элсон начала терять терпение.

— Ну, мой мальчик, фермером будет одна из старших учениц. Прежде всего, фермер должен быть повыше, чем овощи. Овощи очень маленькие, — она, казалось, была раздражена незнанием такого очевидного факта. Спорти с отвращением отвернулся.

— Итак, в одно прекрасное утро фермер выходит в поле, когда почва свежевспахана, открыта и только и ждет, чтобы получить семена. Когда он появляется, вы все должны сгрудиться в углу, как семена, которые ждут посадки. Вы просто должны лежать здесь кучкой, вот так, — с этими словами она рухнула на пол и лежала там, как груда старых тряпок.

— Давай, пошли отсюда, с ней все, — предложил Спорти.

— Мисс Берри, мне кажется, что дети уже усвоили эту позицию, — громко произнесла мисс Элсон. Мисс Берри вопросительно поглядела через плечо, поймала уничтожающий взгляд мисс Элсон и вскочила на ноги.

— Хорошо, дети, — неожиданно бодро продолжила она, — я хочу, чтобы вы подготовили свои танцы, и я проверю, чего вы уже добились, на следующем уроке. Перемена была столь разительна, что все молча уставились на нее. — Пожалуйста, постройтесь, и с вас снимут мерки. — Она повернулась к ним спиной.

Все произошло так быстро, что мисс Элсон понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя и возглавить движение своего стада туда, где занимались костюмами. Они все продолжали оборачиваться на мисс Берри, которая, задрав нос, стояла с видом непонятого гения.

Угол, где занимались костюмами, выглядел как универмаг в день большой распродажи. Мили тюля плавали в воздухе.

Спорти поник:

— Ну нет, вот этого я уж точно не перенесу.

Все было просто чудовищно. Гарриет помнила с прошлого года, сколько времени надо стоять в жутко неудобной позе, пока ужасно бестолковая мисс Додж всю тебя обмерит и, скорее всего, всадит в тебя пару булавок.

— В один прекрасный день, — заявила Джени, — я приду сюда с колбой и все тут взорву.

Все трое угрюмо стояли, уставившись на тюль.

— Как прикажете упражняться в том, чтобы быть луковицей? — Гарриет взглянула на мисс Берри, которая уже опять мешком лежала на полу. В конце концов, все танцы были похожи как две капли воды.

Спорти выглядел ужасно.

— Мне кажется, когда она меня начнет обмерять, я заору во всю мочь.

Пришла очередь Джени.

— Это все чушь, — заявила она громко.

Мисс Додж моргала большими глазами за толстыми стеклами очков, бестолково крутила сантиметр и роняла изо рта булавки.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда на следующий день Гарриет начала свой шпионский маршрут, она решила сначала заняться Робинсонами, поскольку накануне видела, что им доставили огромный ящик. Ей не терпелось узнать, что же в ящике. Робинсоны всегда были в плохом настроении перед тем, как что-нибудь приобрести, и на этот раз они уже целую неделю были не в духе, поэтому она догадалась, что намечается грандиозная покупка.

Она пробралась под окно. Да, там был ящик. Он стоял посреди гостиной. «Как же они его сюда затащили?», — подумала она. Ящик был такой большой, что еле-еле прошел в дверь. Миссис Робинсон плясала вокруг ящика в полном восторге. Мистер Робинсон подпрыгивал на одной ноге. Рабочий начал распаковывать ящик.

— Потрясающее достижение, — воскликнул мистер Робинсон.

— Такая радость, такая радость, — кружилась миссис Робинсон.

— Подожди, пока…

— Только подумай, что они…

Они были так взволнованы, что даже не трудились говорить связно. Рабочий не обращал на них никакого внимания. Он упорно и шумно возился с ящиком, пока, наконец, не открыл переднюю стенку. Гарриет затаила дыхание. Ничего не было видно, только опилки. «Ну, конечно, — подумала Гарриет, — есть от чего прийти в восторг». В полном упоении, оттолкнув рабочего, миссис и мистер Робинсон неистово разгребали опилки.

— Вот, вот! — вскрикнула миссис Робинсон. Тут показалась самая странная вещь, какую Гарриет когда-либо доводилось видеть. Это была огромная, просто огромная — шесть футов высотой[17] — деревянная скульптура толстого, раздраженного, весьма несимпатичного младенца. Младенец был одет в чепчик и огромное белое платьице, на ногах — вязаные пинетки. Это была девочка с совершенно круглой, вырезанной из мясницкой колоды головой, напоминающей колонну из зернистого камня с прорезанными в ней чертами лица. На ней был надет подгузник. Она сидела, вытянув вперед толстые ножки, а в толстых ручках, заканчивающихся еще более толстыми ладошками, держала на удивление крошечную мать. Гарриет просто остолбенела.

Миссис Робинсон восклицала, прижав руку к сердцу: «Она просто гений».

Это было уже слишком даже для рабочего, который больше не стал сдерживаться и довольно грубо спросил:

— Кто?

— Как кто, скульптор. Она потрясающа… она гениальна… просто сияющая звезда на небосклоне.

— Это сделала дама?

— Если вы закончили… — напыщенно сказал мистер Робинсон.

— Да, да, я только хотел убрать мусор. Где вы хотите ее… это?..

— Дорогая, я все же думаю, пусть это будет угол за дверью, тогда она не будет видна сразу же. А если смотреть с кушетки, она будет в комнате главной, понимаешь?

— Это уж точно, — заметил рабочий, сгребая ладонями стружки и заталкивая их обратно в ящик.

— Будьте так добры, уберите тут без ваших комментариев, — обиженно заявил мистер Робинсон.

Пофыркивающий рабочий оттащил младенца в угол и убрал ящик.

Когда Гарриет уходила, мистер и миссис Робинсон стояли, держась за руки, в безмолвном восторге глядя на скульптуру.

Гарриет вышла на улицу и записала в блокноте:

ОЛЕ-ГОЛЛИ БЫЛА ПРАВА. СУЩЕСТВУЕТ СТОЛЬКО СПОСОБОВ ЖИТЬ, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ НА ЗЕМЛЕ. ПОСМОТРИМ, ЧТО ОНА СКАЖЕТ, КОГДА УЗНАЕТ ПРО СТОПУДОВОГО МЛАДЕНЦА. ОЙ, Я СОВСЕМ ЗАБЫЛА.

Она прервалась на минутку и уставилась куда-то в пространство.

КОГДА КТО-ТО УЕЗЖАЕТ, ВСЕГДА ЕСТЬ ЧТО-ТО, ЧТО ТЫ ИМ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ. ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ ИМ ЧТО-ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОСЛЕ. НО ОЛЕ-ГОЛЛИ НЕ УМЕРЛА.

Она с треском захлопнула блокнот, ощущая что-то похожее на ярость. Потом вскочила и направилась туда, где жило семейство Дей Санти. В магазине ничего особенного не происходило, и она прокралась на задний двор понаблюдать за Малышом Джо Карри.

Он сидел в окружении такого количества еды, какого хватило бы на прокорм взвода морской пехоты в течение недели. Он весело чавкал. Гарриет попыталась угадать, приходили ли уже дети. Вдруг в магазине зазвенел телефон. Малыш Джо с виноватым видом стал на всякий случай прятать свою снедь, но тут из магазина раздался вопль, от которого леденела кровь. У Малыша Джо от испуга изо рта выпал кусок хлеба. Гарриет рванулась посмотреть, что происходит.

Мама Дей Санти в полуобморочном состоянии повисла на Бруно, но при этом ей как-то удавалось кричать, словно умирающей оперной диве:

— Ecco, ecco, он убит… все пропало… Dio… Dio[18].

— Нет, Мама, это просто несчастный случай… — начал Бруно, беспомощно глядя на Папу Дей Санти, который вешал телефонную трубку.

— Мертв, убит, грузовик разбит вдребезги, eccola… Dio… Dio… mio figlio… — тут она наконец упала в обморок.

Казалось, что Бруно не сможет удержать этот немалый вес, и Папа Дей Санти поспешил ему на помощь, крича:

— Мама, Мама, грузовик не разбит вдребезги, Фабио не разбился, ничего не разбито, только его голова будет разбита, когда он вернется… Крыло грузовика… это все, только крыло.

Синьора Дей Санти немедленно пришла в себя и стала метаться по магазину, неистово размахивая руками и что-то крича по-итальянски. Покупатели стояли вокруг как замороженные. Она металась туда и сюда, туда и сюда, пока наконец с огромной скоростью не выскочила в кладовку, где обнаружила Малыша Джо все еще дожевывавшего огурец.

— Ecco… неплохо, ворует прямо из-под носа… — одной рукой она сгребла всю еду, другой схватила Малыша Джо за ухо и потащила его обратно в магазин. Семья стояла, открыв рты. Покупатели, наконец, пришли в себя и стали пробираться к дверям, чувствуя, что с них уже достаточно.

— Мама, Мама, ti calma… — начал Папа Дей Санти, но видя доказательства преступления, сам начал кричать какие-то неразборчивые, но ужасно звучащие слова.

— Папа, — старался перекричать его Бруно, — где Фабио? Он ранен? Он в больнице?

— Он? Он? С НИМ все в порядке. Evidentemente. Что с ним может случиться? Это ГРУЗОВИК! ГРУЗОВИК разбит, — выпалил Папа Дей Санти и снова начал орать на малыша Джо. — Уволен! Ты уволен!! У нас тут не ресторан!!!

Внезапно дверь магазина звякнула, потом захлопнулась, и воцарилось полное молчание. Все уставились на вошедшего Фабио. На лбу у него был прилеплен крохотный кусочек пластыря.

— Мой СЫНННННН! — закричала Мама Дей Санти и рванулась к нему. — Ты РАНЕНННННН! Он ранен. Папа, смотри, он ранен, — она так стремительно бросилась к нему, что Фабио пришлось прижаться к двери.

— Это ничего. Мама, ничего, — улыбаясь, проговорил он.

Она выпрямилась, с минуту пристально вглядывалась в него, а потом дала сыну полновесную пощечину.

— Твой ОТЕЦ голыми руками зарабатывал на этот грузовик, ТЯЖЕЛО работал, не так, как ты, ТЯЖЕЛО. Понял?

Все семейство благоговейно смотрело на нее, Гарриет тоже. Фабио побагровел, слезы брызнули у него из глаз.

— Мама… — начал он.

— Ты мне не мамкай. Ты мне не сын больше… не сын, — она подняла палец к потолку. — С этого… дня… и…

— Мама, — прервал ее Папа Дей Санти, — не надо. Пока не надо. Давай еще посмотрим. Давай посмотрим, что мальчик хочет сказать.

Гарриет сгорала от любопытства.

Фабио бросил на отца благодарный взгляд. Он был ужасно смущен. Он порылся в карманах, нашел старую смятую сигарету и засунул ее в рот. Она была сломана пополам.

«Может быть, — подумала Гарриет, — он не умеет разговаривать без сигареты во рту».

Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:

— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.

— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.

— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.

«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.

— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.

— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.

— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.

— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.

Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.

Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:

ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.

Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.

Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.

Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:

БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ