25

Совершенно внезапно сноп солнечных лучей ударил в иллюминатор, да так, что я на некоторое время прямо-таки ослеп, — и немудрено после чернильной тусклоты Темной стороны. Когда я открыл глаза, ослепительный режущий свет играл на потертой обивке рубки, на зачехленном боевом пульте, на наших помятых, истерзанных одеждах; и вот это, последнее, скорее всего и было причиной рефлекторного движения Нормы — она рывком задернула светофильтр иллюминатора, и мы тут же оказались в мягком голубоватом освещении, как бы в подводной среде.

— Ох! — смеялась Норма. — Мы выглядим под стать самым последним бродягам-ночникам. Не представляю, в каком виде мне докладывать старшему… Не в этой же рвани!

Тут до меня дошло, что, в отличие от нас с Наймарком, она-то возвращается домой, к своим. И вместе с радостью недавнего освобождения вдруг потянуло холодком неопределенных опасений — ведь неизвестно еще, как отнесутся обитатели спутника к агентам вражеских сообществ… Я поставил себя на место предполагаемого командира Галакси, и неуверенность моя усилилась. Только выработавшаяся за недавнее время (когда мы регулярно попадали из огня да в полымя) привычка позволила мне не показать своей озабоченности. Лишь Норма заметила, что со мной творится.

— Расслабься, Петр. Здесь тебя не посадят в стальной бокс. И знаешь почему?

Глаза ее смеялись, она испытующе смотрела мне в лицо. Я сделал вид, что тоже забавляюсь сложившимся положением. Наймарк один не присоединился к нашему веселью, он зачарованно, во все глаза смотрел в иллюминатор на приближающуюся симметричную восьмилучевую звезду Галакси.

— А потому не посадят, что места мало, — объяснила наконец Норма. — Там попросту нет подходящего помещения…

— У ночников, если помнишь, тоже не было кутузки, нас поселили на складе.

— Ну, здесь не ночники, здесь другие люди — впрочем, сам увидишь… Во всяком случае, от Португала они тебя пока спасли.

— Хватит вам спорить, взгляните-ка на эту красоту! — вмешался Наймарк и для полноты впечатления отдернул светофильтр, в котором уже не было нужды: наши глаза привыкли к яркому свету. — Глядите, мы все ближе к Галакси.

В самом деле, ажурный кружок спутника на глазах вырос — раза в три в сравнении с тем, как он виднелся с земли, и стали различимы детали, которых мы оттуда не замечали.

— Минут через двадцать будем на месте, — сипя, объявила Норма.

— Так быстро? — спросил недоверчивый Наймарк.

— Да. Мы идем навстречу Галакси, к точке пересечения орбит. Уже скоро…

Я встал и прошелся по рубке — полтора шага туда, полтора сюда, больше размеры рубки не позволяли. Гудели двигатели. Через стеклянную перегородку (тот же светофильтр) видны были силуэты команды — три человека, спокойно расположившиеся у рулевого пульта и сосредоточившие внимание на приближающемся гиганте, материнском корабле. Да-а, отсюда уже не убежишь, вдруг подумалось мне с внезапной тоской, это тюрьма похлеще Радиатора.

Между прочим, тюрьма Галакси приближалась — чем дальше, тем быстрее; она уже заняла собой все смотровое окно рубки управления и продолжала стремительно расти. Вдруг двигатели смолкли, и я легко взмыл вверх. Норма рассмеялась:

— Держись за что-нибудь. Невесомость. Сейчас будем входить в шлюз, в гнездо.

— Вижу, у тебя большой опыт по этой части… И сколько раз ты входила в это гнездо? Не единожды, сознайся!

— Сознаюсь, — ответила Норма с некоторой гордостью, как мне показалось.

Громада спутника закрывала полнеба; на модуле включили двигатели, чтобы приноровиться к движению Галакси, уравнять скорости, и как-то незаметно мы оказались над центральным узлом, откуда выходили радиальные лучи. Теперь уже было видно, что это не тоненькие нитеподобные перепоночки, а мощные, метров десять в диаметре, трубы с равномерными рядами иллюминаторов; они соединялись с огромными то ли баками, то ли газгольдерами… Но тут, перекрывая поле зрения, надвинулась какая-то широченная металлическая стена, вся сплошь в пятнах свежей окалины; раздался приглушенный лязг, модуль дернулся и стал. Мы пришвартовались к Галакси.

Команда в соседней рубке всплыла над пультом и, хватаясь за поручни, открыла лючок в днище. Затем все тот же стрелок заглянул к нам и предложил выходить. И мы, цепляясь, точно павианы, за крючки, вделанные в стены (как я понял, исключительно с этой целью), подолгу зависая в воздухе, пробрались наконец сквозь узкое горло шлюза и вышли на гладкую металлическую поверхность взлетной площадки.

Вернее, сами выбрались мы с Наймарком, а девушку нашу буквально выдернули из люка и закружили в объятьях (благо невесомость) какие-то бородачи в облегающих цветных костюмах, какие-то девицы в строгом белом и даже несколько детишек — все они явились встречать Норму. И пока шла эта патетическая сцена встречи, мы с Наймарком неловко стояли, вернее, пытались сохранять вертикальное положение возле стенки: крайне неприятное ощущение создает эта невесомость для людей, еще только час назад обремененных всяческими тяжестями и опасностями. Наконец цветной клубок встречающих потихоньку распался, и улыбающаяся, растрепанная Норма подплыла к нам.

— А это мои друзья, — и она представила нас.

Мужчины одарили меня и нашего ветерана короткими испытующими взглядами, девушки смотрели повнимательнее, особенно на меня; ну да я и сам не слишком заинтересовался бы двумя оборванцами, которых милости ради взяли на борт. Я только с удовлетворением отметил, что королевские апартаменты в клинике и особенно роскошная ванная комната обеспечили нам сравнительно пристойный внешний вид и вполне сносное качество бритья.

Бородачи церемонно поклонились и, указывая путь, повели, вернее, отбуксировали нас к лифту. Я заметил, что местные ходят безо всяких затруднений, как и полагается людям, а не мухам, — как выяснилось, благодаря эластичным подошвам с присосками. У лифта встречающая свита нас оставила, ибо лифт вмещал троих, не более, — и нас опять куда-то повлекло.

— Дома — после всего! Дома — даже не верится…

Я смотрел на Норму во все глаза, я еще никогда не видел ее такой счастливой. Глаза ее сияли и глядели как бы сквозь меня, затем остановились на мне и сфокусировались.

— Да, Петр, вот еще что… Здесь нельзя показывать, что мы с тобой в каких-то особых отношениях, это не примут так просто. Всему свое время. Когда ты врастешь в этот мир…

Наймарк деликатно отвернулся, а я просто опешил. А как мне вести себя с нею — как с незнакомой? И что это за предложение? «Когда врастешь в этот мир…» Да, может, я вовсе и не собирался в него врастать, у меня есть свой, по меньшей мере не хуже…

Лифт остановился, и мы вышли. Здесь Норма опять претерпела от встречающих, но тут их было поменьше, да и многие по делу. В частности, нас с Наймарком тут же взял под свою опеку учтивый немногословный юноша-паж (так я назвал его мысленно), тогда как Норму триумфально потащили в ее каюту.

— А нам на мужской ярус, — с легким акцентом в пиджин выговорил паж. С легким акцентом! Я поправил сам себя: это мой пиджин для них с акцентом, они-то уверены, что говорят безукоризненно. Теперь только я понял, отчего меня с самого начала так смущала слишком правильная речь Нормы, — ей, наверное, немалых трудов стоило избавиться от этого недостатка.

Цепляясь за поручень, мы со стариной Элом кое-как одолели два марша крутого металлического трапа — пока паж вежливо и терпеливо ждал нас на верхней площадке, — затем протащились еще несколько метров по узенькому, на двоих, пластиковому коридору и наконец ввалились, вплыли в любезно распахнутую перед нами дверь.

— Устраивайтесь, я скоро опять подойду. — И паж исчез.

— Уф-ф-ф-ф!

Крохотная каютка на две койки, откидной столик под иллюминатором, шкафчик-ниша в стене для одежды — и все.

— В клинике туалет и то был больше…

— Петр, вы что, хотите туда вернуться?

Я попытался представить себе, что сейчас творится там, в безрадостной морозной мгле, и поежился:

— Нет, не хочу… Смотрите, Эл, нам оставлена одежда!

Действительно, в стенной нише лежали два комплекта, два костюма такого же образца, что и на всех аборигенах мужского пола. Кстати, а как их именовать? Какое имя они себе выбрали? Небось что-нибудь горделивое — не на уровне «ночников», я думаю. Предположения мои прервал Наймарк:

— Взгляните в окно, Петр. Великолепно, не так ли?

Он по старинке назвал иллюминатор окном. Я выглянул. По правде говоря, увиденное меня не впечатлило — за трехслойным стеклом царил хаос труб и ферм, и лишь в правом верхнем углу медленно проползал уменьшенный тысячекратно ландшафт гористой пустыни. Именно от этого лоскутка исходил свет такой неимоверной силы, что от него одного будто бы даже сюда доходил нестерпимый жар. Хотя старину Наймарка восхитило совсем не зрелище Земли с расстояния в полтысячи километров, а как раз это хитросплетение стали — в нем он узрел пафос инженерной мысли. На мой взгляд, особенно восхищаться было нечем: конструкции, издали представлявшиеся идеально чистенькими и четкими, вблизи поражали ржавчиной, грубостью сварки, вообще создавалось такое впечатление, что спутник собирали впопыхах, в неимоверной спешке.

— А так оно и было, — подтвердил мое впечатление Наймарк, — тогда была на счету каждая секунда, каждая тонна. Последний челнок с конструкциями отчалил туда — погодите, Петр, когда же это было? — лет сорок с лишним назад, и все это время спутник считался необитаемым, вымершим…

Наймарк споро переодевался. Было забавно видеть его жилистую старческую фигуру в этом спортивном эластике, однако мы с ним уже столько раз преображались на глазах друг у друга, что это перестало вызывать смех либо грусть.

В дверь постучали, на пороге возник юноша-паж.

— Сейчас я провожу вас в душевые, затем вас осмотрит врач. Только после этого вас представят руководству спутника — мы здесь, на Галакси, никак не можем исключить опасность инфекции…

Я закончил переобуваться и потопал ногой — присоски с легким чавканьем прилипали к линолеуму. Наймарк тоже был готов. Благодаря этим башмакам только теперь мы с ним, образно говоря, смогли толком «стать», утвердиться на палубах Галакси. И пока мы шли по коридору — именно шли, а не тянулись, влекомые за руку у самого потолка, — Наймарк пытался объяснить мне некоторые для него совершенно очевидные вещи.

— Душевые… Это вам не клиника возле триллионов кубометров льда, вода здесь на вес золота, и не удивлюсь, что для нас сделано какое-то исключение из графика… Воду, само собой, регенерируют, как и все прочее, — привыкайте, Петр.

— Я только и делаю, что привыкаю. То привыкал к порядочкам ваших родных южан, то к обычаям ночников, даже пришлось немного свыкнуться с нравами обитателей саркофагов. Я теперь чемпион по части привыкания.

— Пришли, — сказал паж. В самом деле, мы находились в месте, которое иначе как предбанником трудно и назвать, — решетчатый пол, множество дверец в кабинки. За одной слышалось характерное шипенье. Из-за стеклянной перегородки в торце выглядывали с любопытством врач и медсестра… И все было бы очень похоже на душевые в нашей районной лечебнице в местечке Рысь, где я однажды побывал по случаю вывиха на тренировке, если бы не та же монотонно проплывающая за иллюминатором полоса каменистых хребтов, испепеленных ослепительным солнцем.

26

Признаться, не мог я и предполагать, что интерес к моей скромной особе будет столь незначителен. Даже безо всякой мании величия легко представить себе, что агент чуждого сообщества, каким бы он ни был по рангу, должен по самой своей сути вызывать немедленную реакцию контрразведки, — это азбучная истина. И вот мы уже третьи сутки на Галакси, но ни малейшего интереса с этой стороны — и не только ко мне, но и к представителю явных неприятелей-южан, к старине Элу. Наймарк тоже поделился со мной своим недоумением:

— Я понимаю, что мы тут и в самом деле в полной их власти, поэтому они могут держать нас тут вольно… Однако же существует хотя бы простое любопытство, тем более — научный интерес. Здесь наверняка есть люди науки, вот с кем бы мне хотелось потолковать, но пока нет и малейшего намека на такую возможность…

Я мог вполне представить, как мой благообразный сотоварищ передает соответствующее пожелание через нашего юношу-пажа, однако сам унижаться до таких просьб об аудиенции не стал. Норма виделась с нами изредка и как бы мимоходом, она всегда находилась в окружении приятелей, и и ни разу — ни разу со времени рейда — не остался с нею наедине: она явно избегала меня.

Пребывание на спутнике постепенно теряло новизну и все более обрастало признаками ежедневной рутины: строгий распорядок дня, ежедневная работа в регенерационных отсеках — «мы не можем позволить себе роскошь содержать дармоедов», да, вот так. Обед в общем зале, ежевечерняя тренировка в спортивном отсеке, прогулка по Галакси — по общедоступным местам, паж ревностно следил за этим — и восьмичасовой сон, подстрахованный эластичной лентой поперек одеяла, чтобы не всплыть к потолку.

Но наконец эта встреча произошла — как бы самопроизвольно, на ходу, во время прогулки в центральном коридоре спутника. Мы с Наймарком шли, как обычно, из нашей регенерационной в каюту, чтобы привести себя в порядок перед обедом, когда впереди увидели довольно плотную группу, окружавшую коренастого человека в белом халате поверх стандартной одежды. Он быстро шагал нам навстречу, яростно споря о чем-то с высоким и тощим гидравликом Галакси — его мы уже знали по работе, — и тут заметил нас. Одним отстраняющим движением он тут же остановил свиту и подошел к нам, с интересом присматриваясь.

— Я — Эрно Курата, руководитель спутника Галакси. А вы, я так понимаю, наши гости, э-э… — тут он замялся, но красавица-секретарь услужливо подсказала, — совершенно верно, гляциолог Эл Наймарк и Петр Ковальски, так ведь?

Он испытующе переводил свои раскосые монголоидные очи с меня на Наймарка. Видно было, что это энергичный и решительный человек.

— Прошу простить, что до сих пор вас не принял, все срочные и неотложные дела. Вы, конечно, прибыли из куда большего мира, и вам наши проблемы могут показаться крохотными, — за спиной шефа раздались угодливые смешки, — однако нам они такими не кажутся. От их решения часто зависит все наше существование.

Улыбка его была по-восточному безадресной и непроницаемой. Он сделал шаг назад, давая понять, что церемония знакомства окончена.

— Надеюсь вскоре встретиться основательнее, особенно с вами, магистр.

И группа тут же ушла, продолжая прерванный спор. Галакси как раз проходил над Терминатором, и я приник к стеклу, стараясь рассмотреть в широкой промежуточной полосе, изрезанной длинными тенями, хоть что-то знакомое. Наймарк задумчиво глядел вслед уходящим.

— У меня такое впечатление, будто я где-то видел этого Эрно Курата… Ему сейчас лет шестьдесят с небольшим, так что хронологически это возможно…

— На Земле, внизу? — задал я довольно глупый вопрос.

— Само собой. Здесь я в первый раз, — холодно ответствовал Наймарк.

Но «основательная встреча» произошла спустя еще несколько дней. Первым, разумеется, вызвали Наймарка, и отсутствовал он примерно с час. Затем вернулся, отдуваясь, словно после длительной пробежки, и я не успел еще расспросить его, как все тот же корректный юноша-паж пригласил и меня.

Кабинет руководителя Галакси производил впечатление, несмотря на скромные размеры. Это была круглая каюта диаметром примерно метра четыре, с большим панорамным окном в четверть стены. Галакси как раз висел над Темной стороной, и тусклая глыба ледника, слабо подсвеченная серпиком луны, занимала почти весь небосвод. Казалось бы — смотреть не на что. И все же это было грандиозно.

— Садитесь, — приветствовал меня Курата из-за широкого стола-пульта. Я опустился в кресло и пристегнулся; все-таки стремление жителей Галакси во что бы то ни стало соблюдать земные традиции вызывало уважение. Иначе я и Курата могли бы провести встречу в подвешенном состоянии, словно два мыльных пузыря.

Курата, как я понял, не привык тратить время зря.

— Норма Мейлер мне рассказала о вас, я составил себе представление и теперь вижу, что не ошибся. — Он широко улыбнулся, но я-то знал, что улыбка азиата — это всего лишь этикет. — Я хочу теперь, чтобы вы сами дополнили ее рассказ.

Он задал несколько уточняющих вопросов, я ответил — правдиво, насколько позволяли обстоятельства.

— Так-так, — Курата озабоченно крутил на столешнице ручку, — и вы можете назвать сектор в мегаполисе, где производятся ракеты?

— Очень приблизительно.

Он развернул передо мной подробную карту-схему мегаполиса южан — именно того, где меня держали, — и я с некоторым трудом нашел и очертил красным предполагаемый район.

— Пока совпадает, — вполголоса, как бы про себя, подтвердил Курата.

«Пока! Он что, мне не доверяет? А с чего ему мне доверять, в самом деле…»

— Откуда у вас эта карта? — вслух спросил я.

— Карта? О, это работа той группы, в которой состояла Мейлер… Так, и что вы намереваетесь теперь делать?

Курата легко переходил с предмета на предмет. Меня это устраивало.

— Я бы хотел при первой же возможности вернуться домой. Там у меня престарелый приемный отец и тетка, они меня ждут.

— Мы знаем и о них, — ответствовал Курата и глянул на меня столь проницательно, что я тут же уверился — они могут знать и такое, чего я сам не знаю. — Могу сказать прямо: вы мне приглянулись, вы умеете действовать в крайней обстановке, такие нам очень нужны. Но если вы надумали вернуться — препятствовать вам никто не станет, вот разве что оказии подобного рода у нас весьма редки.

— Чего там! Даже на моей памяти — два случая.

Я имел в виду тот давний случай с Нормой, ну и наше спасение, само собой. Шеф Галакси недовольно нахмурился, затем опять озарился улыбкой — не особенно искренней, на мой взгляд.

— Действительно, мы частенько зондируем низ — так у нас именуют все ваши места, без разбора, — но все это для нас настолько весомо, и в прямом, и в переносном смысле, что загрузить посадочный модуль просто пассажирами — нет, такого в нашей практике еще не было.

Он опять энергично раскрутил ручку на столе.

— Другое дело — дать вам какое-либо задание… Вы ведь не особенно любите южан? Они вам подсыпали соли, так ведь?

— Я не такой уж злопамятный. Эти чувства не входят в понятие «разведка».

Курата усмехнулся, на сей раз вполне одобрительно:

— Ответ профессионала… Теперь тем более я задумаюсь — что бы вам такое навязать как плату за возвращение. С вашего престарелого сотоварища взятки гладки, сами понимаете.

Я не стал особенно разубеждать его насчет нашего ветерана и перевел разговор на другое:

— Я, конечно же, противник ракет, откуда быони ни целились, хоть с Юга, хоть с ледника… Но скажите, неужели во второй половине двадцать первого века не имеется более современного оружия?

Курата замялся, но, очевидно, мой простодушный вопрошающий взгляд вернул ему доверие ко мне.

— Видите ли, Большой Стоп отбросил технологии примерно на сто лет назад, однако мы тут, на Галакси, не дремлем. В частности, наше великое достижение — разгонный реактор, который мы используем на модулях и челноках.

— ?

— Ну, в прошлом, чтобы отправить на орбиту тонну полезного веса, скажем, нужно было выставить на пусковом стенде стотонную колонну в виде многоступенчатой ракеты с топливом. Ничего подобного, конечно же, мы себе позволить не могли, и самая первая техническая задача, которую мы решили с блеском, — это разгонный реактор. Там используется сфокусированная атмосферная плазма, которой пока хватает…

Неприкрытая гордость исходила от всего облика этого приземистого крепыша. Он явно рад был возможности побахвалиться перед вполне безобидным выходцем из сельскохозяйственной зоны, в этом он нисколько не отличался от Крамера.

Все еще улыбаясь, он встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Подумайте над вашим заданием самостоятельно, — бросил он вслед мне. — Ум хорошо, а два лучше.

Прямо от Кураты я направился в спортивный сектор, где обдумывал услышанное, неутомимо перебирая ногами по беговой дорожке. Рядом упражнялись люди из команды, они с любопытством поглядывали в мою сторону — но не более. Никто не заговаривал со мной, хотя, как я уже заметил, народ тут по натуре своей веселый и общительный. Интересно, чья это установка: держать нас в изоляции? Шефа или кого еще?

Но особенно одиноко мне стало, когда в спортзал вошла компания молодых людей — только что со смены, застоявшихся от монотонной работы, полных нерастраченной физической энергии, — и с ними Норма. Издали махнув мне приветственно, она не сделала даже попытки подойти. Все они тут же стали шумно разминаться на батуте. Чтобы зря не расстраиваться, я досрочно закончил тренировку и отправился в душ.

Когда я вернулся в каюту, Наймарк уже спал, повернувшись лицом к стене. Ничего другого не оставалось и мне. За иллюминатором царила тьма — Галакси все еще пересекал по диагонали бескрайний темный ледник, и я на мгновение приникнул к стеклу, пытаясь — в который раз уже — различить хоть какую-то мелочь в сизой, темной массе.

Я уже стал раздеваться, когда обнаружил, что змейка нагрудного кармашка расстегнута, внутри находился смятый клочок — записка.

«Нам нужно встретиться без свидетелей. Норма».

27

Я пришел в себя от сильного толчка. Возможно, толчок этот совпал как-то со сновидением, — как обычно, мне снилось, что я дома, и первая мысль моя была — землетрясение, это землетрясение!

Наймарк уже встал — очевидно, он пробудился раньше меня — и торопливо одевался, сидя на своей койке. Новый толчок подбросил его чуть не до потолка, меня же удержал эластичный пояс.

— Что-то происходит!

Еще один толчок, помягче, но сопровождаемый яркой вспышкой. Кое-как одевшись, мы выбежали в коридор, освещенный лишь прерывисто мигающей надписью «тревога» в торце. Инстинктивно мы бросились к центру спутника, к обзорной рубке, так называемому «мостику», куда уже со всех коридоров стекался встревоженный люд. По дороге нас еще пару раз тряхнуло.

На мостике бурлила небольшая толпа, всем хотелось пробиться к обзорному окну, хотя и так все было отлично видно — на черном фоне звездного неба вдруг возникла будто стайка стремительных иголок, приближающихся, растущих с невообразимой скоростью — и тут же поодиночке вспыхивающих, как спички, разламывающихся, достигающих спутника уже в виде огненных факелов, грандиозно рассыпающих свои пламенные цилиндры среди хитросплетения балок и труб.

— Хорошая работа, — буркнул мне Наймарк, — хотя и подпускают чересчур близко. На спутнике могут быть повреждения…

— А что это такое вообще? — поинтересовался я.

Наймарк и еще кто-то из рядом стоящих воззрились на меня с изумлением:

— Как — что такое? Ракетная атака!

— Атака? Со стороны…

— …южан, именно, — с горечью констатировал Наймарк.

В этот момент еще одна горсть иголок подверглась методическому уничтожению, причем на вспышку каждой ракеты толпа реагировала единодушным «а-а-ах!» и радостными восклицаньями, хотя последний болид ударил своими обломками чуть ли не в панорамное окно. В этот момент открылась дверь главной рубки, смежной с мостиком, и оттуда вышел — как всегда, в сопровождении многочисленной свиты — Эрно Курата.

— Аварийную бригаду в пятый отсек, остальным — отдыхать. Сегодня больше налетов не ожидается, отбой. Расходитесь, — холодно махнул он кучке зевак, пытавшихся устроить ему овацию. И тут заметил нас:

— Ну что, уважаемый магистр, как вы оцените работу нашей центральной защиты против вашего космического нападения? — И, не дожидаясь отпета, весь еще в азарте недавнего сражения, добавил: — Кое-что и мы можем, так ведь?