Сестры Дункан - Возлюбленный враг

— Да пребудет его душа с миром, — флегматично заметила хозяйка.

— Меня взяли под стражу на острове, — продолжала Джинни. — Поместье моего отца конфисковали.

По-прежнему не последовало никакой реакции. «Хозяйка, разумеется, опасается предательства, боится, что дама, приехавшая вместе с армией парламента, пытается подстроить ей какую-то ловушку. Или же, — быстро пронеслось в голове Джинни, — она может быть ярой сторонницей парламента и тогда выдаст меня». Но почему-то Джинни отогнала эти мысли. Она должна рискнуть.

— Я встретилась с королем и везу его послание тем, кто борется под его знаменами. — Слава Богу, она оказалась права. Лицо женщины расплылось в улыбке.

— В наших краях много таких, кто будет рад услышать это послание, — тихо произнесла она.

— Не скажете, где я могу найти их?

Хозяйка заколебалась.

— Откуда я знаю, что вам можно доверять? Джинни снова огляделась. До нее доносились голоса с конного двора за кухонной дверью, но в самом доме было тихо. Она облизнула внезапно пересохшие губы и подступила вплотную к хозяйке, вытаскивая из кармана бумагу с печатью короля.

Женщина с благоговением смотрела на королевскую печать.

— Госпожа Кортни? Джинни? — послышался голос Джона из коридора, и Джинни быстро спрятала бумагу обратно в карман, повернувшись к двери с ослепительной улыбкой.

— Я в кухне, Дикон.

— Я испугался, что потерял вас, — наивно заявил Дикон, появляясь на пороге. — Джед готов отнести ваш багаж в обоз. Может он забрать его из вашей комнаты?

— Да, конечно, — ответила Джинни, поразившись, что голос ее не дрожит. Джед появился за спиной Дикона. Не задумаются ли они о том, что она была с хозяйкой наедине? И не доложат ли об этом факте полковнику? — Мы с хозяйкой обсуждали, как лучше всего сохранять грибы, — весело сказала она. — Стоит ли их сушить или лучше мариновать. Это зависит от того, что с ними потом хотят сделать. Я предпочитаю в пирогах маринованные грибы, а вот в супе сухие грибы лучше. Вы ведь согласны?

Дикон и Джед выглядели слегка озадаченными, ведь никогда раньше никто не интересовался их мнением по такому вопросу. Джинни облегченно рассмеялась.

— Пожалуй, вы не сможете различить, ведь так?

— Скорее всего так, госпожа, — согласился Джед. — Полковник ожидает вас.

— Очень хорошо. — Джинни повернулась к хозяйке с едва заметной улыбкой сожаления. — Благодарю вас за гостеприимство, хозяйка.

Женщина наклонила голову, потом вернулась к очагу, где уже закипала вода в котле. Дикон учтиво показал на дверь, Джинни вышла на раннее утреннее солнце.

Алекс стоял с офицерами, внимательно слушая капрала. Лицо полковника было мрачным. Он взглянул через плечо на Джинни, появившуюся на пороге дома, и нахмурился. Джинни озадачила эта хмурость — она вроде бы и имела отношение к ней, но не была направлена против нее, Джинни хотела бы подойти к нему, но офицеры стояли так, словно отторгали ее. К тому же и Дикон уже сложил ладони, чтобы подсадить ее в седло. Она приняла его помощь с благодарной улыбкой, наблюдая, как он возвращается к офицерам.

— Может быть, вам понравятся сливы, госпожа. Думаю, в поездке вам захочется пить. — Хозяйка неожиданно появилась на пороге дома со свертком в руках. Подойдя к Джинни, она протянула его. Внутри действительно были сливы, и в тот момент, когда Джинни брала их, женщина едва слышно прошептала. — Рыжий лис отведет вас к тем, кого вы ищете. — Она вернулась в дом, оставив Джинни озадаченной. Рыжий лис — кто это или что это?

Алекс подошел к ней, лицо его было серьезным. Он рассеянно погладил нос Джен, прежде чем заговорить о деле.

— Боюсь, что сегодняшняя поездка будет неприятной.

— Отчего? — Джинни затрепетала от страха, подумав, не связано ли это с ней лично.

— Вдоль дороги между Уинчестером и Ньюбери шли бои. — Он помолчал, нахмурившись. — Не настоящие бои, а стычки и потасовки. Последствия разбросаны вдоль дороги. Вид будет неприятный.

— Тела? — услышала она свой голос как бы со стороны.

— И хуже, — ответил он без обиняков, — Я пощадил бы тебя, если б мог, но мы должны добраться до Лондона кратчайшим путем, и нам не удастся избежать этого зрелища. Ты поедешь в середине строя и постараешься не смотреть по сторонам. Это самое большее, что я могу сделать для тебя.

— Понимаю. — Джинни расправила плечи. — Мне знакомы и болезни, и смерть, Алекс.

— Да, знаю, но я надеюсь, что ты не знакома с жестокостью, с кровавой местью.

Джинни вздрогнула; ей было слегка не по себе. Алекс, насколько мог, готовил ее к тому, что просто невозможно было представить, дай сама она слышала достаточно рассказов об этой войне, чтобы понять, что он не преувеличивает. Живя на острове, они избежали в какой-то степени и боев, и оккупации, но она знала об опустошенных землях, изнасилованных и убитых женщинах, детях, умирающих от голода. Она не смогла найти подходящего ответа и промолчала.

Алекс кивнул и отправился к Буцефалу.

— Отдайте приказ бить в барабаны, майор. Сегодня мы пойдем под бодрящую музыку боя, чтобы не забывать, почему происходят подобные вещи.

При первых же звуках барабана Джинни почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом, кожа головы ощутила мелкие уколы, словно иглой. Воины в строю, казалось, стали выше, шаг их более энергичным, словно в подтверждение целеустремленности, и Джинни не могла не восхищаться командиром, который держал руку на пульсе этой военной машины из двухсот человек и точно знал, как бороться с неизбежно отрицательным эффектом при виде последствий боя.

Они подошли к стенам Уинчестера через три часа и на пути не заметили никаких особых признаков войны. Солнце только-только достигло своего утреннего апогея, и Джинни, без всякой мысли обозревая окрестности, подняла глаза на крепостной вал, когда они приблизились к городским воротам. Черные вороны, стервятники с криками кружились в небе, и, вздрогнув, Джинни поняла почему. Крепостной вал являл собой тошнотворную картину. Он был утыкан пиками, на острие каждой — по голове. Эти головы уже с трудом напоминали человеческие — глазницы были пустыми, волосы развевались на ветру, словно высохшая солома. Эдмунд, Питер и она сама, их головы могли оказаться в ряду этих отрубленных голов, оставленных как ужасающее напоминание о предательстве, до тех пор пока плоть не будет полностью склевана и останется лишь голый череп.

Они миновали средневековую каменную арку, салютуя охране. А в самом городе было еще страшнее. На рыночной площади стояли виселицы, на которых болтались тела роялистов. Трупы едва успели остыть.

— Почему? — прошептала Джинни, сдерживая комок тошноты, поднимавшейся в горле. — Что они сделали? Алекс посмотрел на нее.

— Они воевали не на той стороне.

— Всего лишь? Ты бы оправдал резню по этой причине? — Она в ужасе смотрела на него. Этот человек, который так нежно, так удивительно любил ее сегодня утром, всего несколько коротких часов назад, мог относиться к такой жестокости с холодным безразличием!

— Нет, я не оправдываю этого, — сказал он. — Генерал Колни действительно мясник. Он так и не усвоил известный принцип: небольшое запугивание действует лучше, чем поток крови. Люди становятся безразличными к наказанию, когда не видят справедливости в нем и не знают, как избежать его.

— Значит, ты возражаешь только против числа казненных, — медленно сказала она, — но не против самой казни.

— Это необходимо, — коротко ответил он. — Если мы будем чересчур чувствительными, война никогда не закончится. Мятежники должны понять, что они борются за уже проигранное дело.

Интересно, ей тоже придется платить за то, что она боролась? Многим она уже поплатилась. Потеряла дом, состояние, была выброшена без гроша в кармане и без защиты в этот жестокий мир. Оставалось только обратиться за помощью к семье Кортни — они не смогут ей отказать. Только она лучше умрет, чем сделает это. Но это наказание было следствием прежней деятельности и ее самой, и ее отца. А как же ее нынешняя роль посланника короля, распространяющего как раз тот призыв, который и должен быть предотвращен этой жестокостью, а именно, что дело не проиграно и королю по-прежнему нужна их поддержка? Да, она заплатит, если ее раскроют. Такова жестокая реальность войны.

Остановились у военных казарм, и снова Джинни с дрожью смотрела на грозные каменные здания — теперь она немного представляла, что происходит за их стенами. Она осознала, что прислушивается, не раздаются ли крики, что рассматривает лица проходящих мимо людей, выискивая какие-то скрытые признаки того, что они причастны к пыткам и убийствам. Она не знала, как могут проявиться такие признаки, да и вообще не видела никого, кроме фермеров, спешащих по делам так спокойно, словно они снова были на своих полях.

— Я должен встретиться с генералом Колни, — сказал Алекс, когда кавалерийский отряд остановился. — Тебе с ним знакомиться неинтересно, так что…

— Напротив, — перебила его Джинни. — Я очень хотела бы сказать ему, что думаю об устроенной им резне.

Губы Алекса дрогнули.

— Какая же ты неукротимая маленькая строптивица! Однако, хоть я и уверен, что ты достаточно легко сможешь поставить его на место, думаю, было бы разумнее не лезть на рожон. Помимо всего прочего, я ниже его чином, и если ему вздумается принять личное участие в твоей судьбе, я ничего не смогу сделать, чтобы помешать ему. Уверен, ты понимаешь меня.

— Да, — сказала Джинни уже гораздо спокойнее. Смысл его слов понять было нетрудно. — Чем мне заняться?

Алекс засмеялся.

— Какой удивительно покорной ты вдруг стала.

— Это не смешно, — возразила Джинни. — Как ты можешь шутить над такими ужасами?

Веселость исчезла с его лица.

— Ты еще не видела самого худшего, — предупредил он. — А забавляешь меня только ты, и ничто больше. — Джинни не ответила, ибо ничего подходящего не пришло ей в голову, и Алекс продолжил: — Если хочешь, можешь посетить город с Джедом. Только не ходите на рыночную площадь. Думаю, ты увидишь много интересного.

— А ты не боишься, что я сбегу от Джеда? — поинтересовалась Джинни с некоторой долей серьезности. — На улицах может быть многолюдно.

— Нет, я не боюсь этого, — ответил Алекс. — Чтобы преуспеть в подобном предприятии, нужно быть похитрее, чем вы, госпожа Кортни.

Джед выслушал приказ сопровождать госпожу Кортни по городу с лаконичным бурчанием, и Джинни решила, что он, наверно, предпочел бы провести время в казарме, обмениваясь новостями со своими приятелями. Его и винить нельзя — сопровождение какой-то дамы по улицам было унылой альтернативой элю и солдатским байкам. Сама она, однако, оказалась зачарованной. Никогда раньше ей не приходилось бывать в таком большом городе, как Уинчестер. Количество торговых лавок и их разнообразие приводили ее почти в состояние растерянности. А если кому-то не хватало лавок, то с каждого угла неслись зазывные крики уличных торговцев. Жители города занимались своими повседневными делами так спокойно, словно рыночная площадь и не была увешана казненными роялистами, словно они не замечали, что в городе размещен гарнизон парламентских войск.

Остановились у лавки с пирогами, и она жадно рассматривала выставленный товар; от аппетитного аромата мяса и золотистого печенья у нее потекли слюнки.

— Думаю, уже полдень, — сказал Джед, разгадав ее мысли. — Вам нужно подкрепиться. — И он двинулся в магазин.

Джинни покраснела от смущения.

— Джед, мне нечем расплатиться. Да я и не особенно голодна.

— Полковник дал мне денег и сказал, что я должен купить все, что вам понравится, — невозмутимо ответил денщик.

Он купил пирожки, положив два медных фартинга на прилавок, и передал один пирог Джинни. Он был горячим, пар выходил через небольшую щелку в хрустящей корочке. Джинни, решив, что дальнейшие возражения будут излишними и бесполезными, вонзила зубы в пирог с довольным вздохом, высосав густой сок и не дав ему пролиться на подбородок. Чувствуя себя совершенно довольной, она вышла с Джедом из лавки с пирожками в руке, а когда с ними было покончено, Джед купил ей пряник и напиток из черной смородины у уличного торговца. В городе, несмотря на все увиденное ею, преобладала праздничная атмосфера, и они остановились посмотреть на танцующего медведя, огромного, неуклюжего и трогательного, пытающегося двигаться на задних лапах. Джинни смеялась и хлопала вместе с остальными, но потом решила, что ей больше нравятся жонглеры. Ее поразила их ловкость, и она пожалела, что у нее нет монетки, чтобы бросить в переданную по кругу поношенную шапку. Но ей казалось неразумным тратить деньги Алекса таким образом, тем более что его самого здесь не было, чтобы насладиться развлечением. Когда они вернулись к казармам, то обнаружили, что отряд уже построен. Джед покраснел, глядя на полковника, уже сидевшего на коне. Он поспешил к нему через площадь, Джинни следовала за ним.

— Прошу прощения, полковник, но я забыл о времени. — Став по стойке смирно, он отдал честь.

— О, это моя вина, — быстро сказала Джинни. — Мне было так интересно, что я забыла обо всем. Понимаете, там были жонглеры.

— Да, я понимаю, — ответил Алекс, слегка улыбнувшись. — Посади госпожу Кортни на лошадь, Джед. Нам нужно пройти двадцать миль до Ньюбери, и у нас не возникнет желания останавливаться, если все, что я слышал, — правда.

Праздничное настроение Джинни померкло при этих словах, и она вспомнила, что ожидает их на пути.

Она никогда не забудет долгие часы этого дня. Барабан продолжал бить, но барабанщик играл траурную мелодию, словно был не в силах повторить бодрую утреннюю игру. Мрачная тишина прерывалась лишь звуками барабана, топотом сапог и стуком копыт. Вокруг царило полное опустошение посевы кукурузы и пшеницы уничтожены, сады вырублены, дома стояли без крыш и кое-где еще дымились. И повсюду были тела, обезображенные и брошенные в канавах, и мухи жужжали над запекшейся, почерневшей кровью. Трупы висели вниз головой на деревьях или лежали вдоль дороги, без одежды, оставленные на съедение одичавшим собакам.

Джинни пыталась закрыть глаза, забиться подальше в середину колонны офицеров, спрятаться за широкую спину майора Бонхэма. Но какая-то упрямая часть ее натуры вынуждала смотреть на то, что один человек может сделать с другим человеком; вынуждала запомнить на всю жизнь, каких зверей делает из людей война. Эти растерзанные тела уже ни за кого не боролись; невозможно сказать, на чьей они были стороне, в смерти нельзя отличить кавалера от «круглоголового». Птицы и собаки тоже такого различия не делали.

— Почему нельзя их похоронить? — услышала она свой голос, внезапный в царившей тишине, первый человеческий звук за это время, показавшееся ей вечностью.

— В конце концов, их похоронят, — ответил Алекс.

— То, что останется после собак и стервятников, — сказала она с горечью. — В Уинчестере много солдат. Почему нельзя прислать их похоронить мертвых?

— Скоро это будет сделано, — сказал он, словно успокаивая капризного ребенка.

Смрад разложения пропитал неподвижный воздух, и пирог с пряником, съеденные с большим удовольствием, восстали в ее желудке. Она прижала руку ко рту, молча молясь о том, чтобы у нее хватило сил выдержать, чтобы она не унизила себя при всех рвотой, но более всего о том, чтобы ей не пришлось спешиться и оказаться среди мертвых.

Алекс смотрел на нее, и в глазах его были и понимание, и сострадание. Ее лицо стало восковым и покрылось испариной, плечи опустились. Как хорошо он знал, что она сейчас переживает! Когда он впервые столкнулся с ужасами войны, его много часов выворачивало наизнанку. Ему было бесконечно стыдно за свою слабость, ведь он собирался стать военным. А Вирджиния Кортни, судя по всему, справлялась с этим лучше. Мрачная решимость исходила от высокой, стройной фигуры, и он вновь почувствовал восхищение, которое так притягивало его к гордой, бесстрашной молодой женщине, бросавшей вызов завоевателям с присущей ей иронией и изобретательностью.

Они прошли двадцать миль до Ньюбери за пять часов. Солдаты шли энергично, торопясь оставить позади смерть и разрушение. Джинни, в конце концов, погрузилась в некое подобие транса, автоматически двигаясь в такт шагу Джен. Она не привыкла скакать так быстро и долго, как в эти последние два дня, и где-то в подсознании мелькнула мысль, что, когда эта езда закончится, ее тело отомстит за столь необычную нагрузку. Не то чтобы она была очень хрупкой, как раз наоборот. Ходьба под парусом, плавание, лазание по скалам сделали ее сильнее, чем большинство женщин, но длительная езда верхом требовала работы других мышц, поэтому, увидев впереди маленький торговый городок, расположившийся у подножия холма, она испытала огромное облегчение.

— У тебя снова все затекло? — Алекс спешился с завидной легкостью и подошел к Джен, на которой Джинни продолжала сидеть, не в силах заставить свои мышцы пошевелиться.

Она вздохнула.

— Думаю, я не создана для того, чтобы быть солдатом.

— Потом будет легче, — пообещал он, снимая ее и удерживая одной рукой за талию, чтобы она не упала. — Завтра воскресенье, день отдыха, и у тебя будет время прийти в себя.

— Я почему-то не представляла, что для тебя существуют выходные, по крайней мере, на войне.

— Даже на войне мы находим время для молитвы, — серьезно заметил он. Джинни посмотрела на него с некоторым удивлением.

— Значит, ты набожен?

— Сам я не склонен к чтению Библии, если ты это имеешь в виду. Но многие пошли на эту войну из религиозных побуждений, и пока я среди них, буду уважать их веру.

Джинни хорошо знала, о чем он говорит. Многие опасались, что король Карл по требованию своей жены-француженки, набожной католички Генриетты-Марии, восстановит в стране католическую церковь. Именно этот страх во многих случаях привел к тому, что стали раздаваться требования о свержении короля. Другие, подобно Алексу, воевали по политическим мотивам.

— И, кроме того, — продолжил Алекс, — совместная молитва нравственно укрепляет солдат.

— А, — сказала Джинни с понимающей улыбкой, — я была уверена, что у полковника должны быть и военные соображения.

— Не насмехайся надо мной, — сказал он с притворной угрозой. — Пойдем в гостиницу и посмотрим, какие покои мы сможем предложить тебе на этот раз.

Гостиница была намного просторнее, чем постоялый двор в Ромсее, и Джинни получила небольшую комнату в свое полное распоряжение. Она была значительно проще, чем комнаты на первом этаже, но там ей опять пришлось бы делить с кем-нибудь постель, поэтому она была вполне довольна предложением хозяйки Браун.

— Я должна искупаться, — решительно сказала Джинни. — От меня несет лошадьми, и я вся в пыли. Могу я сделать это без охраны, полковник?

Алекс взглянул на нее, прищурившись. Она, похоже, пришла в себя после душевных мук во время поездки. Он намеревался представить ей больше свободы во время этой остановки; бледное, подавленное создание казалось неспособным воспользоваться новой свободой. Но сейчас он уже засомневался, однако решил, что такой риск он может себе позволить. Его люди были повсюду, она не сумеет бежать незамеченной.

— Слушай меня внимательно, Джинни. Пока мы расквартированы здесь, ты можешь делать все, что захочешь, если только тебе не вздумается отправиться одной в мужской лагерь. И ты не должна отходить далеко от гостиницы. Если ты захочешь пойти дальше, в поле, то спросишь моего разрешения.

— И ты дашь его? — Несмотря на боль и утомление, в ее голосе все еще звучал вызов и серые глаза горели, не желая смириться с волей человека, взявшего ее в плен.

Алекс вздохнул.

— Посмотрим. Но ты не отправишься далеко без сопровождения, я тебе это обещаю. — Внезапно он улыбнулся, потянувшись, чтобы стряхнуть пыль, которая белым облачком поднялась над ее плечом. — Должно быть, ты определенно нуждаешься в купании, моя маленькая цыганка. Может, когда ты будешь лучше пахнуть, тогда и настроение у тебя улучшится.

Джинни негодующе ахнула, но поняв, как это забавно, неохотно засмеялась.

— Вам тоже не мешало бы принять ванну, полковник, по тем же причинам.

— Насос на конном дворе вполне подойдет мне, — весело ответил он и улыбнулся, — Поскольку не я один воспользуюсь возможностью раздеться под холодным душем, тебе лучше бы исключить конный двор из своего маршрута, если ты намерена прогуляться. Не думаю, что Дикон, например, сумеет когда-нибудь оправиться от смущения.

— Ну, тогда я буду наблюдать с верхнего этажа, — заявила ему Джинни с милой улыбкой. — Моя комната выходит окнами во двор, и я нахожу восхитительной перспективу лицезреть много сильных мускулистых мужчин во всем блеске того, чем их наградила природа. — Глаза ее были широко раскрыты, и она провела языком по губам.

— Не могу не чувствовать, — сказал Алекс задумчиво, — что тебя недостаточно часто пороли в детстве. Смотри, как бы я не решил исправить это упущение.

— Не советовала бы вам, полковник, — мгновенно откликнулась Джинни. — Ведь вам когда-нибудь нужно и поспать. — Через мгновение она исчезла, оставив Алекса, качающего головой с удрученной, а может, и с одобрительной улыбкой. Вирджиния Кортни была совершенно неустрашимой. Джинни, довольная исходом этой пикировки, отправилась на кухню в поисках хозяйки. Та немедленно откликнулась на просьбу леди принять ванну. У огня была наполнена водой лохань, вокруг нее поставили ширму, чтобы создать подобие уединения, Джинни пошла за чистой одеждой и снова вернулась на кухню, где теперь остались лишь хозяйка и две служанки.

— Имея столько кур, хозяйка, вам, должно быть, приходится опасаться рыжего лиса, — непринужденно заметила Джинни, начиная расшнуровывать лиф. Показалось ли ей, что спина хозяйки слегка напряглась? Ее слова могут быть восприняты как совершенно невинные, просто было немного странно говорить о рыжем лисе, когда сошло бы упоминание просто о лисе.

— Он мало беспокоит нас, госпожа, — ответила хозяйка.

— Возможно, есть и такие люди, которые ему были бы рады, — сказала Джинни. Оставшись в рубашке, она пошла за ширму, не дожидаясь реакции на эти слова. Лучше оставить все как есть и подождать, взойдут ли брошенные семена.

Ванна оказалась совершенной благодатью, и Джинни долго лежала в воде, слегка прислушиваясь к тому, что происходит на кухне. Одна из служанок появилась с кувшином воды, который она вылила на Джинни, и та с наслаждением потянулась. Каким-то образом уверенность в том, что завтра ей не придется скакать верхом, успокоила боль в костях и мышцах, влила в нее новую энергию. Во время этой остановки она должна связаться со сторонниками короля, если намеревается выполнить его поручение раньше, чем попадет в Лондон. Даже если она не сможет увидеть их сама, то нужно по крайней мере рассказать о словах короля о надежде и поддержке кому-нибудь, кто сможет передать их дальше. Если жена хозяина гостиницы не проявит желания понять намек, то следует воспользоваться свободой, чтобы побродить вокруг и поговорить с другими жителями городка, среди которых непременно окажутся сторонники короля.

Глава 8

«Поразительно, как может улучшить настроение чистая одежда», — думала Джинни, выходя из-за ширмы в свежем нижнем белье и голубом платье, которое было на ней в тот день, когда Алекс Маршалл подъехал к дому Джона Редферна. Простенькое платье казалось удивительно легким после трех дней ношения амазонки, которую обязательно нужно было почистить и погладить. Если сделать это и постирать нижнее белье, то завтра, в день отдыха, все высохнет.

Хозяйка Браун не возражала, и Джинни, налив в корыто воды, начала стирать.

— Вы приехали издалека, госпожа? — спросила хозяйка, устраиваясь на длинной скамье лущить горох.

— С острова Уайт, — ответила Джинни.

— Как же случилось, что вы едете с армией парламента? — В вопросе явно сквозило неодобрение. — Маркитантки, а мы их повидали тут достаточно, не очень-то заботятся о чистоте.

Джинни покраснела.

— Я не маркитантка, хозяйка. Я — дочь мятежника. По приказу полковника меня взяли под опеку парламента. Я еду с ними в Лондон как пленная. — Она отжала рубашку, ожесточенно выкручивая ее, чтобы удалить последние капли воды.

— Я не хотела вас оскорбить, — сказала хозяйка Браун уже значительно мягче. — Но вас, похоже, не наказывали. Вы двигаетесь без боли.

— Значит, вы думаете, что я купила хорошее отношение? — Джинни расправила чулки, подумав, что если бы эта женщина знала правду, то именно так и истолковала ситуацию. И в этом была бы определенная доля правды. Эта мысль не доставила ей удовольствия.

— Ничего я не думаю, госпожа, — сказала хозяйка гостиницы со спокойной улыбкой. — Я не люблю вмешиваться в чужие дела. И теперь никого не стала бы винить за то, что человек пытается избежать страданий как умеет. Вы приехали из Уинчестера?

— Да, и я никогда не забуду эту дорогу, — мрачно сказала Джинни. — Собаки и стервятники, но никаких признаков рыжего лиса.

— Лис ждет наступления ночи, прежде чем выходит на охоту, — сказала женщина, вставая со скамьи. — Веревка для сушки белья за сараем, сразу за огородом. На обратном пути захватите для меня розмарин.

Джинни задумчиво вышла на вечерний воздух. С полей доносился запах готовившейся на кострах пищи, слышались голоса, спокойные и веселые, смеющиеся и притворно сердитые. Перспектива отдыха явно сказывалась на солдатах, уставших и подавленных после долгого марша. «Лис ждет наступления ночи, прежде чем выходит на охоту». Может, хозяйка хотела этим что-то сказать? А если так, то что ей следует предпринять? Самой отправиться на поиски? Ночью выйти будет трудно, если вообще возможно. Алекс выставил охрану у гостиницы, так что даже если бы ее передвижение и не было ограниченным, она не смогла бы выйти незамеченной. Нужно просто подождать и как можно больше времени быть на кухне. Даже Алексу это не покажется странным. Вполне естественно, что ее притягивает женская компания. Когда она вернулась с розмарином, хозяйка спросила:

— Вы ужинаете с нами, госпожа?

— Нет, — внезапно ответил Алекс от двери. — Подопечная парламента ужинает со сторонниками парламента, хозяйка, после чего она немедленно отправляется в постель. Один из секретов хорошего воина — умение пользоваться любой возможностью для отдыха, госпожа Кортни. — Он держал дверь открытой, давая понять, что Джинни должна немедленно покинуть кухню. Значит, она ошиблась, думая, что его не встревожит ее постоянное пребывание на кухне. Ей, конечно, следовало знать, что он ничего не оставляет без внимания. Он, должно быть, понимает, что, общаясь с простыми людьми, она неизбежно встретится и со сторонниками короля, и хотя не знал, что ей срочно нужна такая встреча, он явно намеревался держать ее в изоляции как можно дольше.

Небрежно дернув плечом, она подчеркнуто поблагодарила хозяйку за помощь с купанием и стиркой, надеясь, что Алекс все же решит, что она занималась вполне безобидными делами по хозяйству. Если он и понял, то ничем не показал этого, проводив ее в комнату, где был накрыт длинный стол и все офицеры ждали их.

Джинни приготовилась к неловкой атмосфере, зная, что они будут чувствовать себя скованно в ее присутствии. Офицерский ужин — не место для женщины, по крайней мере, для той, которая не продает своих услуг. К ее удивлению, она оказалась в центре внимания. Ее посадили справа от Алекса; Джон в результате умелых маневров оказался слева от нее. Остальные, от довольно грозного майора Бонхэма до самого молодого прапорщика, казалось, жаждали ее общества, внимая каждому ее слову. Она не фазу поняла, что происходит, пока, наконец, не осознала, что эти мужчины, слишком давно не встречавшие женщин своего круга, реагировали на женщину так, как делали бы в собственных гостиных в более счастливые времена.

Джинни, которая так никогда до конца и не усвоила истину о том, что долг женщины в мужской компании состоит в том, чтобы слушать, говорить лестные вещи и вести беседу исключительно на самые обычные темы, избегая острых проблем, стала испытывать удовольствие. Она никогда раньше не оказывалась в подобной ситуации. За столом отца была дочерью хозяина дома, которой, безусловно, очень многое позволялось, но все же от нее ожидали покорности. За столом семьи Кортни женщины вообще не разговаривали, если только к ним не обращались с вопросом, и даже тогда требовалось молчаливое согласие матриарха, чтобы ответить.

Алекс, понимая, что происходит в ее голове, от души веселился. Он как командир был также доволен, что офицеры счастливы в ее компании — они давно не казались такими раскованными. Он заметил, что у нее хватило осторожности избегать политики, и пила она очень мало, накрыла ладонью бокал, когда Дикон пытался уговорить ее выпить еще. Пусть этой девушке едва исполнилось девятнадцать лет, но она имеет очень умную головку на своих мужественных плечах. Из нее когда-нибудь получится хорошая жена.. Но не для таких, как Алекс Маршалл, который намеревался сыграть важную роль в новой Англии, когда закончатся бои и можно будет перейти к строительству новой жизни. Такая убежденная роялистка никогда не согласится соединить свою судьбу с мужчиной, стремящимся принять участие в управлении страной без монарха.

От этих мрачных размышлений брови его сдвинулись, он сильно нахмурился, и беседа за столом прекратилась.

— Кажется, что-то тревожит полковника, — смело заявила Джинни.

— Простите? — Алекс резко взглянул на нее. — С чего вы это взяли?

— Вы хмуритесь, сэр, совершенно устрашающим образом, — ответила она, сделав глоток вина. — Вы, наверное, знаете, как мы все дрожим при малейшем намеке на ваше недовольство. Мы все в ужасе, недоумевая, кто же тот несчастный, что посмел прогневить вас.

Все потрясенно молчали, ожидая, когда полковник разразится едкой тирадой по поводу такой неслыханной дерзости.

Алекс отрезал себе кусок филея и потянулся за горчицей.

— Я как раз думал о вас, госпожа Кортни, — сказал он, наконец. — И вы правы, это были не особенно приятные размышления. — Он продолжал спокойно есть, и через мгновение беседа за столом возобновилась.

— А мне будет позволено узнать содержание этих размышлений, сэр? — поинтересовалась Джинни тихим и исключительно вежливым голосом.