Сестры Дункан - Непокорный ангел

Судья Хейзлмир был суровым человеком с худым лицом и водянистыми глазами. Он исполнял свой долг с бесстрастной деловитостью. Держа в руках свод законов, составленный и утвержденный парламентом, судья спросил сэра Дэниела Драммонда, желает ли он взять в жены Генриетту Эшби. Сэр Дэниел, конечно, подтвердил свое

желание. Тогда судья повернулся к Генриетте:

— Желаете ли вы, госпожа Эшби, взять в мужья баронета Дэниела Драммонда?

Генриетта проглотила подступивший к горлу ком, откашлялась и облизала губы.

— Да, — ответила она.

— В таком случае, — сказал судья, — объявляю вас мужем и женой. Уплатите клерку пять шиллингов, и он выпишет вам свидетельство, заверенное мной, в том, что вы действительно состоите в браке перед лицом церкви и закона.

Таким образом, 27 сентября 1648 года Генриетта Эшби стала леди Драммонд, женой сэра Дэниела Драммонда, баронета из Глиб-Парка в Кренстоне, графство Кент.

Глава 5

— Пожалуй, я пойду спать. — Уилл глубоко зевнул и потянулся.

— Но еще рано, — запротестовала Генриетта, расставляя шашки на доске. — Давай сыграем еще партию.

Уилл выглядел озадаченным. Он взглянул в противоположную сторону гостиной, где у камина с книгой на коленях сидел сэр Дэниел. Для только что женившегося человека он казался Уиллу слишком спокойным. И Генриетта вела себя так, будто в ее жизни не произошло ничего особенного. Уилл чувствовал себя неловко. Игра в трик-трак с невестой другого человека, когда приближалась брачная ночь, казалась ему неестественной.

— Нет, — сказал он, вставая. — Уже поздно, и я устал. Наверное, ты тоже. — Последнее замечание сопровождалось многозначительным взглядом.

Генриетта нахмурилась:

— Я не чувствую себя особенно усталой, вероятно, потому, что утром долго лежала в постели.

— Ну, а я пойду спать, — твердо заявил Уилл. — И потому желаю тебе спокойной ночи. Спокойной ночи и вам, сэр.

— Но ты ведь увидишься с ним через минуту… — начала было Генриетта, но тут же смолкла и покраснела до корней волос. Она уставилась на доску и начала перебирать шашки.

— Спокойной ночи, Уилл, — тихо сказал Дэниел.

Дверь за Уиллом закрылась, и Дэниел неторопливо закрыл книгу, наблюдая за Генриеттой, которая все еще сидела, поглощенная шашками. Голова ее склонилась, открывая нежную, незащищенную шею над батистовым воротничком и белым шейным платком на темно-синем платье.

— Генриетта?

— Да. — Она повернула голову и посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Думаю, тебе надо последовать примеру Уилла. Завтра нам предстоит долгий путь верхом, и мы должны выехать рано утром. — Он нежно улыбнулся ей.

Она облизала внезапно пересохшие губы и послушно встала.

— Я скоро приду к тебе, — сказал Дэниел.

Генриетта кивнула в знак того, что слышала его, и поспешно вышла из комнаты.

Дэниел неотрывно смотрел на огонь. Его долгом было достойно завершить бракосочетание, но он не был готов зачинать детей в таком юном хрупком теле, помня, к чему привели беременности Нэн. Ей было шестнадцать, когда он женился на ней, а в двадцать один год она умерла, истощенная вынашиванием и родами детей. Он не допустит, чтобы то же самое произошло с Генриеттой. Возможно, через год она зачнет наследника, но пока он должен быть осторожным и не проявлять необузданную страсть, как в те годы, когда был молод.

Что знает она о своих супружеских обязанностях? Нэн была совсем несведущей, да и он знал не больше нее. Но со временем они кое-чему научились. Дэниел улыбнулся при воспоминании об этом. По крайней мере теперь его опыт поможет Генриетте, и можно надеяться, что потеря невинности не причинит ей сильной боли.

Генриетта дрожала, как в лихорадке, раздеваясь и распуская свои уложенные короной волосы. Они рассыпались по спине золотистым каскадом, переливаясь под щеткой, которой она старательно расчесывала их перед отходом ко сну. В голове ее вертелись самые разные вопросы. Прежде всего это было необычное приготовление ко сну, и потому, возможно, привычный ритуал не годился в данном случае. Надо ли ей снимать рубашку и ложиться обнаженной? Может быть, не следует надевать ночной чепчик? Задуть ли свечу? Когда он придет? Будет ли он все еще одет или явится в одной рубашке?

Решившись пойти на компромисс, она оставила ночную рубашку, но сняла чепчик, затем забралась на высокий пуховый матрац, натянула одеяло до подбородка и сидела так, с опаской глядя на дверь.

Дэниел вошел со свечой, которую поставил на каминную полку, прежде чем подойти к постели.

— О, бедная крошка, — сказал он с чувством, когда она, не переставая дрожать, улыбнулась, что, однако, не могло скрыть ее страха. — Тебе нечего бояться. — Он подошел, сел на кровать и протянул руку, чтобы откинуть волосы с ее лба, медленно пропуская сквозь пальцы золотистые пряди. — Чем ты так напугана?

— Я не напугана, — возразила Генриетта, но ее глаза говорили об обратном.

— Что тебе известно о замужестве? — спросил он, продолжая играть ее волосами. — Твоя мачеха говорила тебе что-нибудь?

Генриетта покраснела, покачав головой.

— Она никогда ничего не рассказывала мне, Уилл всегда стеснялся, когда я пыталась спрашивать его… а больше некого было спросить.

Дэниел усмехнулся про себя, представив беднягу Уилла, пытающегося ответить на вопросы Генриетты. Ясно, что, обращаясь за разъяснениями к своему юному другу, она не проявляла такой нерешительности, как сейчас.

Взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо и, ласково улыбаясь, сказал:

— Не надо смущаться, Гэрри. Почему бы тебе не задать мне свои вопросы?

Она прикусила нижнюю губу, что всегда означало некоторое замешательство.

— Не знаю, как сказать. Может быть, вы покажете мне, как все происходит?

Дэниел молча почесал голову, в то время как она продолжала с тревогой смотреть на него. Затем кивнул головой.

— Хорошо, может быть, это даже лучше. — Взявшись за одеяло, он медленно стянул его вниз. Большие карие глаза были по-прежнему прикованы к нему, когда он начал расстегивать ее ночную рубашку, прежде чем осторожно спустить ее через плечи на талию.

Дэниел резко выдохнул, увидев два ярко-красных рубца на плечах Герри от хлыста сэра Джеральда.

— Почему ты не сдвинулась с места, когда он ударил тебя?

— Потому что он хотел избить Уилла, — ответила Генриетта и ободряюще добавила: — Сейчас уже почти не болит.

Дэниел поджал губы и мрачно кивнул. Генриетта продолжала смотреть ему в лицо, когда он обхватил ладонями ее маленькие, прекрасной формы груди.

— Они… они нравятся тебе? — прошептала она каким-то не своим голосом.

— О да. — Улыбаясь, он наклонился и коснулся губами сосков.

У Генриетты перехватило дыхание от нового для нее ощущения. Кончики ее грудей сделались твердыми и затрепетали, передавая возбуждение всему телу, что вызывало одновременно беспокойство и наслаждение. Дэниел обхватил руками тонкую девичью талию, его губы скользнули вверх, к углублению на горле, коснулись щеки и отыскали ее рот.

Голова Генриетты откинулась назад, губы раскрылись, когда его язык нежно вошел внутрь. Она закрыла глаза. Девушка была слишком занята, пытаясь разобраться в бесчисленном множестве ощущений, охвативших ее, чтобы отвечать на его поцелуи, и Дэниел откинулся назад, чтобы взглянуть на ее восхищенное лицо, плотно закрытые глаза, слегка приоткрытые губы, как будто она ждала, когда он продолжит. Он коснулся пальцем кончика ее носа, и Генриетта открыла глаза.

— Это совсем не то, что поцелуи Уилла.

— Мне следует принять это как комплимент, крошка? — Его черные глаза блестели скорее от смеха, чем от страсти.

Дэниел страстно любил Нэн и не надеялся вновь испытать подобное чувство, особенно с этой необычной, своевольной девушкой, которая иногда была похожа на капризную, безрассудную, отчаянную девчонку с мальчишескими повадками, а иногда производила впечатление вполне разумной женщины. Однако во всех случаях Генриетта занимала честную и открытую позицию.

— Разве так нельзя говорить? — Она выглядела смущенной. — Мне нравилось целовать Уилла, но теперь, конечно, я не буду делать этого. Мне очень приятно целовать тебя.

— Я рад, что ты не собираешься впредь целоваться с Уиллом, и мне приятны твои слова, — сказал он серьезным тоном. — Однако не принято говорить одному мужчине о другом, когда занимаешься любовью.

— Больше не буду. Я не знала. Кроме Уилла, я ни с кем никогда не целовалась.

Все это, конечно, пустяки, размышлял Дэниел. Однако разговор мешал проявлению чувственности.

— Ложись, — сказал он, слегка касаясь кончиками пальцев ее рук и чувствуя, как она затрепетала от этой ласки.

Обнаженное тело ощутило легкую прохладу, когда он снял и вытащил из-под нее ночную рубашку, приподняв ягодицы ладонью. Это интимное прикосновение настолько потрясло девушку, что на какое-то мгновение она вся буквально окаменела. Ей казалось, что от смущения она покраснела всем телом, когда его глаза медленно разглядывали ее.

— Не надо смущаться, — сказал он спокойно, в то время как его руки следовали за глазами. Дэниел видел ее наготу и раньше, но тогда не мог позволить себе роскошь полюбоваться женским телом. Теперь он имел такую возможность, и это было восхитительное стройное тело, с узкими бедрами и длинными ногами, с мягкой гладкой кожей, с шелковистым треугольником, венчающим бедра, таким же светлым, как и локоны, разметавшиеся по подушке.

Он поцеловал ее живот, прижимаясь носом к пупку и ощущая влажность кожи, тускло блестевшей от выступившего пота. В неистовом смятении чувств она попыталась протестовать.

— Ты очень красива, Генриетта, — сказал он, глядя ей в глаза и раздвигая ее бедра.

Она сопротивлялась рукам, раскрывавшим ее, и отчаянно мотала головой, не находя слов. Но безжалостное вторжение продолжалось, и наконец с судорожным вздохом она уступила, раскинув ноги в стороны и предавшись странным и удивительным ощущениям, которых, по ее мнению, следовало стыдиться, но они нравились ей.

Когда Дэниел в конце концов снял с себя одежду и лег рядом с ней, ощущение его тела, прижавшегося к ее телу, исходившее от него странное волнение, какого раньше она никогда не испытывала, вызвало у Генриетты легкую дрожь. Она глубоко вдыхала его запах, чувствовала, как его волосы щекочут ее щеку, растительность на его груди слегка покалывает ее груди, а у бедра пульсирует нечто твердое. Он взял валик и подложил ей под ягодицы, выгнув ее тело так, чтобы облегчить вход в девственную вагину. Генриетта крепко закусила губу, все ее тело, казалось, сжалось, и она смотрела ему прямо в глаза, теперь воспринимая его как незнакомца, который вторгся в ее дом и завладел ею. Глаза Дэниела были открыты и смотрели так, будто он пребывал в каком-то другом мире. Он вошел еще глубже, не обращая внимания на ее сопротивление. Затем взглянул в ее испуганное лицо и увидел ужасное замешательство, вызванное его действиями. Дэниел наклонил голову и поцеловал ее веки, успокаивая нежным шепотом и пытаясь развеять ее гнев и страх.

На мгновение он забыл о ее молодости и неопытности, когда вновь испытал восторг обладания женщиной. Он воздерживался целых четыре года, как будто этим мог загладить свою вину перед Нэн, и только сейчас понял, какой жертвой было это воздержание. Дэниел старался оттянуть момент удовлетворения и, используя весь свой опыт, добился того, что неподвижно лежащая под ним девушка начала расслабляться и издавать звуки, свидетельствующие, что она тоже испытывает наслаждение, став женщиной.

Он вышел из нее за мгновение до того, как достиг пика наслаждения, и Генриетта, чьи познания в таких делах пока равнялись нулю, не обратила на это внимания. Она лежала, чувствуя странную слабость под тяжестью его тела, которое пугало ее незнакомой и неукротимой мощью.

Дэниел скатился на бок, приподнялся на локте и поцеловал Генриетту в лоб. На ее губах дрожала улыбка, но она промолчала, поскольку ничего подходящего в голову не приходило. Ее охватила неловкость, как будто, несмотря на близость, которую они только что испытали, она снова была в обществе незнакомца. Но Дэниел Драммонд не казался ей чужим с самого первого момента их знакомства. Это был непонятный парадокс.

Дэниел понял ее смущение и мудро рассудил, что лучше всего ей поможет сон. Он лег, обняв ее одной рукой. Генриетта прижалась к нему и тотчас уснула. Стараясь не потревожить ее, Дэниел осторожно высвободился и встал с постели, снял нагар со свечей и сгреб угли в камине, прежде чем снова лечь.

Генриетта внезапно проснулась среди ночи. Она лежала в темноте, не представляя, где находится, сбитая с толку. Сначала ее удивила собственная нагота, как и присутствие в постели мужчины, поскольку она знала, что с момента прибытия в Лондон ей была предоставлена возможность спать в отдельной комнате. В интимном месте было непривычное ощущение, там стало влажно и чувствовалось какое-то жжение. Вглядываясь в темноту, Генриетта покрутила на пальце тяжелый золотой перстень. Это была печатка Дэниела, свидетельство поспешного бракосочетания. Ее отец сразу уехал, даже не зайдя в гостиницу выпить за здоровье жениха и невесты. Утром уедет Уилл, и она войдет в новую жизнь, ничего не имея, голой, как сейчас.

Кент… она никогда не была в Кенте. Его называли садом Англии. Фруктовые деревья и очаровательная сельская местность… две девочки… две малышки, лишенные матери, которые должны будут жить с мачехой. Она вспомнила день, когда леди Мэри Эшби прибыла к сэру Джеральду, чтобы познакомиться с охваченным ужасом ребенком, который, как чувствовала Генриетта, до сих пор живет в ней. Прошло всего шесть месяцев со смерти ее матери, когда отец привел в дом новую жену с тремя детьми. Генриетта ненавидела их всех, инстинктивно чувствуя, что ее презирают и относятся к ней с недоверием. Она подкладывала лягушек в постели своим сводным братьям и весело смеялась, когда те вскрикивали от отвращения, хотя, казалось, мальчишки не должны были бояться лягушек. Она поняла, что Мэри, ее сводная сестра, очень робкая девочка и не будет особенно докучать ей, хотя и любит приставать со всякими глупыми историями. Генриетта усвоила, что ее могут наказать как за совершенные проступки, так и за то, чего она никогда не делала. Это продолжалось больше десяти лет.

Как сложатся ее отношения с маленькими дочерьми Дэниела? Будут ли они смотреть на нее глазами, полными ужаса и враждебности? Был ли Дэниел строгим отцом? Единственное, в чем она была абсолютно уверена, — он очень любит их. Но какой она может стать матерью, если сама выросла без материнской любви?

И сможет ли она быть хорошей женой? Генриетта осторожно положила руку на теплую спину мужа и, почувствовав твердую опору, немного успокоилась. Она прижалась к нему, и ее обволокло тепло его тела. Ровное дыхание Дэниела смешалось с ее дыханием, и Генриетта снова уснула.

Дэниел проснулся на рассвете в мрачном настроении. Война закончилась поражением, и будущее для сторонника короля представлялось весьма неприглядным, особенно для того, кто только что приобрел долг в пятьсот фунтов. Земля находилась в руках мстительных пуритан. Он не был дома шесть месяцев и понятия не имел, что там произошло в его отсутствие. Он уже навидался вырубленных садов, выжженных полей и разрушенных сторонниками парламента домов.

Дэниел повернул голову и посмотрел на спящую рядом с ним девушку. Что он наделал? Не только заплатил дорогую цену за бесприданницу, но и связал свою жизнь с взбалмошной, еще не созревшей девчонкой. Хватит ли ему терпения воспитать ее?

Генриетта открыла глаза, словно почувствовав его взгляд, и Дэниел не успел изменить мрачное выражение лица.

— Ты выглядишь очень несчастным. Что случилось? — Она коснулась его щеки кончиками пальцев, и эта ласка удивила его.

— Нет, — сказал он. — Просто не терпится поскорее вернуться домой. Я очень долго отсутствовал.

Генриетта кивнула и села на постели.

— Тогда давай вставать и трогаться. — Она энергично вскочила и вздрогнула от утреннего холода. — Я совсем забыла, что на мне нет одежды. — И лучезарно улыбнулась ему, что можно было расценить только как озорное заигрывание, и он снова удивился, подумав, понимает ли она, что своим поведением выражает бесстыдную чувственность. Вспомнив застенчивость и страх девушки прошлым вечером, Дэниел решил, что она делает это бессознательно. Однако в любом случае сейчас неподходящее время для игр.

— Да, пора вставать, — сказал он. — Сегодня нам надо проехать верхом шестьдесят миль.

Генриетта сделала удивленное лицо.

— Потом я не смогу сидеть неделю, если мы проедем такое расстояние за один день!

Дэниел засмеялся, надевая рубашку.

— Езда верхом — самый удобный способ передвижения, какой я могу предложить тебе. К тому же ты почти целый месяц провела в седле, так что должна привыкнуть.

— У меня уже мозоли, — сказала она с притворным стоном, сидя голой на краю кровати и натягивая чулки.

Дэниел улыбнулся.

— О, я бы не сказал. — Подскочив к жене, он поднял ее на ноги и повернул спиной, проведя ладонями по мягким округлостям ягодиц и ниже, по задней стороне бедер. — Ни одного мозоля.

Слегка покраснев, она снова озорно посмотрела на него через плечо:

— Кажется, мы спешим.

На мгновение ему захотелось задержаться.

— Да. — Он шлепнул ее по попке и бросил ей рубашку. — Поторопись. Я пойду распоряжусь насчет завтрака. — Заправив рубашку в штаны, Дэниел быстрым шагом направился к двери.

Генриетта продолжала стоять, хмуро сдвинув брови. Почему она чувствует какое-то странное разочарование? Должно быть, от голода, решила девушка, и быстро надела темно-зеленый костюм для верховой езды, аккуратно заплела косы, с отвращением посмотрела на свою шляпу, затем нахлобучила ее на голову и поспешила в гостиную.

Уилл и Дэниел уже завтракали. Уилл с полным ртом пробормотал приветствие, но почему-то избегал ее взгляда. Генриетте показалось, что он смущен, понимая, что произошло ночью в ее спальне.

— Доброе утро, Уилл, — ответила она с бодрой улыбкой, занимая свое обычное место за столом. — Я ужасно проголодалась.

— Что предложить тебе, фея? — Дэниел протянул руку к кривому ножу. — Говядину или ты предпочитаешь бекон?

— Бекон, — быстро ответила она, подумав, что ей понравилось, как он назвал ее сейчас. Это гораздо лучше, чем детка. — Это вареные яйца?

Уилл передал ей тарелку и на этот раз посмотрел прямо в глаза. Это был вопрошающий, оценивающий взгляд, на который она ответила обычным искренним взглядом.

— Хочешь пива, Генриетта? Или предпочитаешь шоколад? — Голос Дэниела прервал неловкое молчание.

— Пожалуйста, шоколад. — Она подставила свою тарелку для бекона, который Дэниел нарезал тонкими ломтиками. Затем он взял кувшин с шоколадом и налил темную ароматную жидкость в ее чашку. — Ты вернешься сегодня назад в Уитли, Уилл?

— Да, — сказал он. — Но сначала я хотел посмотреть на львов. Разве можно побывать в Лондоне и не посмотреть на них? Трудно сказать, когда я снова окажусь здесь.

Генриетта вопросительно посмотрела на Дэниела, но ничего не сказала. Он стремился поскорее уехать из города, и ее детское желание развлечься, хотя он и обещал вчера, не должно мешать ему.

Дэниел услышал невысказанную мольбу в ее голосе.

— Пойди с Уиллом, если хочешь. А я должен наведаться в контору у Олдерсгейта и позаботиться о пропусках.

— Разве их трудно получить?

Дэниел покачал головой:

— Человек имеет право беспрепятственно вернуться в свой дом. Я могу без труда объяснить временное пребывание в Лондоне необходимостью уладить свои дела. Никто не должен заподозрить, что мы возвращаемся из Престона.

— Тогда я пойду с Уиллом, если ты действительно считаешь это удобным.

— О Боже, Гэрри! — воскликнул Уилл с насмешливым благоговением. — Какой послушной ты стала!

Глаза ее загорелись, рот открылся, чтобы выразить резкий протест, но затем она вспомнила, что стала теперь замужней леди, и плотно стиснула губы.

Опыт подсказывал мужчинам, что в таких случаях следовало ждать взрыва, и Дэниел с Уиллом чрезвычайно удивились, когда она спокойно продолжила завтрак, будто Уилл ничего не сказал, хотя можно было догадаться, каких усилий ей стоило это.

Дэниел подавил улыбку. Такая выдержка заслуживала награды.

— Ты можешь подольше погулять с Уиллом. Если нам и придется заночевать в дороге, это не такая уж большая трагедия.

— У меня нет желания гулять с Уиллом, — надменно сказала Генриетта. — Мы отправимся в Кент, как только ты пожелаешь.

— О, Гэрри! — сказал Дэниел с тихим смехом. — Сейчас ты все испортила, а до этого вела себя просто великолепно. — Он отодвинул стул и встал. — Я ухожу, а вы помиритесь. Мне надо рассчитаться с хозяином.

— Будьте так любезны, сэр Дэниел, — решительно начал Уилл с серьезным, слегка порозовевшим лицом. — Я буду рад, если вы посчитаете, сколько я вам должен. Мой отец незамедлительно расплатится с вами.

Дэниел охотно кивнул:

— Оставь мне свой адрес, и я напишу твоему отцу.

— Ты думаешь, он сделает это? — спросил Уилл, забыв о ссоре, когда они с Генриеттой остались одни.

Генриетта сдвинула брови, перебирая пальцами крошки хлеба на столе.

— Нет, — сказала она наконец, — не думаю, но он не хотел унижать тебя, запретив тебе болтать глупости.

— Но желание расплатиться за дорогу не глупость, — возразил Уилл.

Генриетта пожала плечами:

— Попроси эсквайра Осберта обратиться к нему. Наверное, Дэниелу удобнее иметь дело непосредственно с твоим отцом.

Уилл привык слышать от своей спутницы имя отца без прибавления учтивого титула, и сейчас ему показалось, что между ним и Генриеттой возникла определенная дистанция. Она как бы встала на другую ступеньку, перейдя некую преграду, которую ему еще предстояло преодолеть.

Возбуждение девушки от видов и звуков города соответствовало и его чувствам, а львы превзошли все ожидания. Уилл отыскал в самой глубине кармана своего плаща шиллинг, что позволило им купить в кондитерской горячий имбирный пряник, а у уличного торговца — напиток из черной смородины. Они вернулись в гостиницу «Красный лев», щебеча, как скворцы, в полном согласии. Но теперь им предстояло проститься, так как дорога на Оксфордшир лежала в противоположном направлении от дороги на Кент.

— Приезжай навестить нас, Уилл. — Дэниел обнял юношу за плечи. — Не только чтобы повидать Генриетту. — Он улыбнулся. — Я тоже буду скучать по тебе. Двери Глиб-Парка всегда открыты для тебя.

Он был вознагражден благодарным взглядом больших карих глаз своей юной жены, наполнившихся слезами.

— О да, это будет чудесно. Ты можешь надолго остаться у нас. Не так ли, Дэниел?

— Конечно, — согласился Дэниел. — Но сейчас нам пора уезжать, если мы хотим выбраться из города до наступления темноты. — Он подождал, когда кончатся последние слезные объятия, затем обхватил Генриетту за тонкую талию и посадил на лошадь.

Уилл на прощание поднял руку и поехал вдоль по улице. Генриетта засопела, лицо ее выражало отчаяние, когда она смотрела вслед удаляющемуся Уиллу. Затем она вытерла глаза, высморкалась и расправила плечи. Теперь у нее началась новая жизнь, и нечего тосковать по прошлому. Конечно, было бы неплохо, если бы осуществился ее план и Уилл женился на ней, потому что он действительно стал ей самым лучшим другом, с ним она чувствовала себя очень спокойно… К тому же у него не было двух дочерей. Нельзя сказать, что с сэром Дэниелом ей было плохо, но Уилла она знала очень давно…

— Думаешь, твои дети полюбят меня? — спросила она, не в силах больше удерживаться от вопроса.

— Конечно, — уверил он ее, направляя лошадь в узкую улочку. — Ты очень привлекательная девушка.

Однако этот комплимент не успокоил Генриетту, и после длинного дня пути, по мере приближения к утопающему в зелени графству Кент она становилась все более и более молчаливой. Дэниел не замечал этого. Он был занят своими мыслями, видя свидетельства мести сторонников парламента, разоривших несколько больших родовых поместий. Последствия войны были ужасными: хлеб не убран, потому что в поле некому было работать, фрукты в садах падали и гнили на земле.

Что ждет его в собственном поместье? Это поместье принадлежало роду Драммондов со времен Генриха Тюдора. Дэниел считал себя достаточно богатым человеком и не желал опускаться до нищеты по вине парламента. Конфискация поместья лишит его всего имущества. У него не останется другого выбора, как перевезти семью через Ла-Манш и в лучшем случае вместе с другими разоренными родовитыми семьями пристроиться при каком-нибудь дворе Европы. Большой штраф по крайней мере оставлял ему дом и землю, а также возможность в будущем компенсировать убытки. В конце концов он мог продать часть земли, чтобы уплатить штраф, в зависимости от того, насколько он велик.

Эти мрачные размышления не располагали к беседе. Генриетта была поглощена собственными мыслями, чувствуя усталость и голод. Том ускакал вперед на день раньше, чтобы предупредить домашних о приезде главы семьи. Он отправился рано утром, так что не мог знать и потому сообщить, что сэр Дэниел везет домой жену. Генриетта подумала, что было бы лучше, если бы ее ждали. Впрочем, так ли это? Если ее не ждут, то и не станут заранее волноваться и беспокоиться.

Ее желудок выражал свой протест громким урчанием. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как она съела имбирный пряник, и целая вечность после завтрака. Солнце клонилось к закату. Неужели они продолжат путешествие ночью? У них нет сопровождения, а дороги сейчас очень опасны.

— Мы переночуем в доме моей сестры, — сказал Дэниел. — До него еще минут двадцать езды. — Он рассеянно улыбнулся с виноватым видом, понимая, что почти забыл о присутствии Генриетты. — Фрэнсис хорошо готовит и с радостью примет нас.

— Даже если не ожидает увидеть тебя с женой? — спросила Генриетта, и сердце ее опустилось. Он ни разу не упомянул о сестре.

— Конечно. — Дэниел решил, что не стоит говорить жене о своем плане, в котором Фрэнсис играла гораздо более значительную роль, чем он сам. — Она замужем за сэром Джеймсом Элликотом из Элликот-Парка.

— Она старше тебя?

— Да, на тринадцать месяцев, — ответил он. — И, к ее сожалению, бездетна.

— Она не может родить детей? — прозаично спросила Генриетта. Хотя подробности зачатия были ей неизвестны, беременность, процесс родов и довольно частая смерть младенцев были частью повседневной жизни, знакомой каждому с момента сознательного восприятия мира.

— Она никогда не могла доносить ребенка положенный срок, — ответил Дэниел таким же бесстрастным голосом. — Туда… — Он указал хлыстом на холм, где стоял большой дом. — Мы поедем по этой дорожке и прибудем как раз к ужину.

— Тому, кто не имел обеда, — сказала Генриетта, — ужин будет более чем кстати.

— Да, кажется, ты в нем очень нуждаешься. — Дэниел заметно приободрился, поскольку знал, что скоро услышит от Фрэнсис и Джеймса все новости. Они следили за его хозяйством и владениями, пока он отсутствовал, и могли либо подтвердить его опасения, либо развеять их. Дэниел тронул шпорами бока коня, оставив Генриетту позади, когда они начали подниматься на холм.

Генриетта не слишком торопила свою кобылу. Вскоре лошади зацокали по мощеной дорожке перед домом. Как только Дэниел спешился, дверь резко распахнулась, послышались радостный крик, шелест юбок, и он исчез в пылких объятиях.

— О, Дэниел, просто не верится, что это ты. — Фрэнсис наконец отступила назад, держа его за руки и разглядывая лицо. — Тебе удалось бежать невредимым?

— Да, — сказал он. — В моем доме все в порядке?

В голосе Дэниела чувствовалась тревога, и Фрэнсис поспешила успокоить его:

— Все хорошо. Девочки по-прежнему озорничают, доводя госпожу Кирстон до безумия, а твой дом и твои земли ускользнули от внимания парламента.

Напряжение на лице Дэниела спало, и, казалось, все тело как-то обмякло.

— Том не проезжал вчера этой дорогой? Я просил его подготовить тебя.

— О да, он был здесь, — подтвердила Фрэнсис. — Джеймс сейчас уезжает. У него дела в Мейдстоуне. — Ее радость померкла. — Он вынужден делать повременные платежи. Думаю, тебя ждет то же самое.

— Да, — с горечью согласился Дэниел. — Тебе известно что-нибудь?.. Впрочем, для этого еще будет время. — Он заметил, что сестра удивленно посматривает через его плечо. С чувством раскаяния Дэниел вспомнил о Генриетте, которая все еще сидела на лошади и выглядела очень неуверенной.

— О, Гэрри, прошу прощения. — Он быстро подошел к ней и снял с лошади. — Фрэнсис, позволь представить тебе мою жену… Генриетта, это моя сестра Фрэнсис, о которой я тебе говорил.

— Добрый вечер, миледи, — сказала Генриетта, приседая перед высокой женщиной с добрыми глазами, чье шелковое платье пепельного цвета и кружевная накидка говорили об элегантности и роскоши, с которыми Генриетта не была знакома, но знала, что в глазах пуритан они не находили одобрения.

С нарочитой поспешностью Фрэнсис обняла Генриетту и, улыбаясь, сказала:

— Я сердита на брата за то, что он рассказал обо мне, а от меня скрыл такой замечательный секрет. Дорогая, вы самая желанная гостья в этом доме и в семье Драммондов.

Голос сестры Дэниела был мягким и глубоким, с нотками веселой иронии, как у него самого, и Генриетта, казалось, расцвела от такого теплого приема. Беспокойное, озабоченное выражение ее лица смягчилось, глаза засияли, а губы сложились в широкую улыбку.

— Вы очень добры, миледи.

— Мое имя Фрэнсис, дорогая. Входи и согрейся. Ты, наверное, очень устала после такого путешествия.

— Больше проголодалась, чем устала, — призналась Генриетта, входя в ярко освещенный холл, роскошно отделанный дубом и красными каменными панелями. — После завтрака прошло очень много времени.

— Дэниел, ты в самом деле не покормил девочку обедом? — Фрэнсис отругала брата и позвала служанку, которая появилась из задней части дома. — Джанет, принеси в столовую пирог с кроликом и кувшин подогретого вина… а также творожный пудинг. И побыстрее.

В столовой в камине пылал яркий огонь. Генриетта со вздохом облегчения сняла плащ, ненавистную круглую шляпу и огляделась. Тусклый блеск оловянной посуды и сияние серебра свидетельствовали о достатке, а быстрота, с какой был подан ужин, говорила о хорошо вышколенной прислуге.