Спустя полтора дня, после трех остановок по дороге, они наконец увидели на горизонте город Кещ. Боуррик пришел в себя после того шока, который организовал исалани, и теперь предавался унылым размышлениям — на это с его стороны усилий почти не требовалось. Положение казалось ему безнадежным, но все же он должен был как-то принудить себя продолжать. Когда они с Эрландом были еще маленькими, отец однажды сказал им: в жизни наверняка можно гарантировать только неудачу, а чтобы добиться успеха, надо рисковать. Он тогда не совсем понял, о чем говорил отец, — Эрланд и Боуррик были принцами королевской крови и думали, что им все доступно и все по силам.

Теперь Боуррик понял многое из того, что пытался тогда объяснить им отец; теперь ставкой в игре была его собственная жизнь, жизнь его брата, а может быть, судьба всего Королевства.

Баржа подошла к верхним городским причалам, и Боуррик увидел, что на пирсе полно солдат имперской армии. Возможно, они собрались плыть через Оверн-Дип, или это обыкновенные городские стражники на посту, а может, они осматривают каждого прибывшего в город — еще одна преграда между Боурриком и его братом.

Баржа стала разворачиваться у причала, и Боуррик направился к легионерам. Солдаты собирались сойти на берег; принц встал позади того солдата, с которым он разговаривал при посадке. Тот посмотрел, на него и отвернулся.

Когда на причал ступили первые пассажиры, Боуррик стоял спокойно, но, увидев, что всех останавливают, осматривают и обыскивают, он понял, что не может рисковать, опять подвергаясь проверке. Поэтому, когда подошло время выходить, он повернулся к солдату, стоявшему рядом с ним.

— Солдат, я грубо разговаривал с тобой в Паэсе, — сказал он ему.

— Я так и догадался, — ответил легионер, прищурившись, — хоть и не знаю твоего языка.

Боуррик, шагая с ним в ногу, сошел на сходни.

— Я приехал праздновать юбилей и сделать приношения в храм Тит-Онанка, — принц успел заметить, что у солдата на шее висит амулет, который часто носили воины, поклонявшиеся богу войны с двумя лицами. — В такое благостное время я бы не хотел раздоров ни с кем из солдат. Этот исалани обжулил меня в карты. Поэтому я и разозлился. Прими мою руку и извини за обиду.

— Никто не может ступить под своды храма Планирующего Битвы, имея ссору с воином, — сказал солдат. У подножья сходней, рядом со стражниками, которые обыскивали пассажиров, легионер и Боуррик подали друг другу руки и крепко пожали. — Да не увидит враг твоей спины.

— Пой победные песни еще много лет, легионер, — ответил ему Боуррик.

Как старые друзья перед расставанием, они еще раз пожали друг другу руки, и Боуррик, развернувшись, протиснулся между двумя солдатами на причал. Один из них видел прощание и начал что-то говорить Боуррику, но передумал и обратил внимание на человека, который пытался проскочить незамеченным, — маленького исалани из Шинг-Лая.

Боуррик пересек улицу и остановился, чтобы посмотреть, чем все кончится. Кажется, Накор о чем-то спорил со стражником, и еще несколько солдат повернулись, чтобы узнать, в чем дело. За спиной Боуррика материализовался Гуда, видимо случайно попавший именно в это место. Через несколько мгновений и Сули стоял рядом с Боурриком. Накор уже был окружен стражниками со всех сторон; один из них указал на заплечный мешок исалани.

Наконец с явной неохотой исалани отдал свой мешок одному из стражников, и тот сразу же запустил туда руку. Солдат, пошарив в мешке, вывернул его наизнанку. Мешок был пуст.

Гуда тихо присвистнул:

— Как ему это удалось?

— Может быть, его чудеса — не только ловкость рук.

— Так, Бешеный, — сказал Гуда. — Мы в Кеше. Куда теперь?

Боуррик огляделся.

— Иди направо вдоль причалов. На третьем перекрестке еще раз поверни направо и иди, пока не найдешь таверну. Встретимся в первой таверне, которая нам попадется. — Гуда кивнул и ушел. — Сули, — прошептал Боуррик. — Дождись Накора и скажи ему.

— Да, хозяин, — ответил мальчик, и Боуррик, оставив его, не спеша отправился вслед за Гудой.

Таверна оказалась весьма убогим заведением, носившим громкое название «Императорский Штандарт и Корона с Самоцветами». Боуррик не знал, что за событие кешианской истории подвигло владельца дать своей харчевне такое странное имя, потому что в ней не было ничего по-имперски величавого и уж точно никакого намека на самоцветы. Таверна была похожа на сотни других таких же темных и дымных местечек, разбросанных по всей Мидкемии. Может быть, традиции и наречия стран различались, но завсегдатаи этих мест всегда были скроены по одному образцу — бандиты, воры, головорезы всех мастей, игроки, шлюхи и пьяницы. Впервые с того времени как они пересекли границу Кеша, Боуррик почувствовал себя как дома.

Оглядевшись, он заметил, что здесь, как и в подобных заведениях Королевства, куда они с Эрландом, бывало, нередко захаживали, тоже уважают частную жизнь.

— Можно сделать вывод, что по крайней мере один из посетителей — имперский агент, — сказал он как бы невзначай, заглядывая в свою кружку.

Гуда снял шлем и почесал вспотевшую макушку.

— Хорошо, если так.

— Не будем здесь оставаться, — сказал Боуррик.

— Ладно, — согласился Гуда. — Но я бы сначала промочил горло, а потом отправился на поиски жилья.

Боуррик кивнул, и старый воин махнул рукой мальчишке, который через мгновение вернулся уже с четырьмя кружками холодного эля.

— Почему он такой холодный? — спросил Боуррик, отхлебнув из кружки.

Гуда потянулся.

— Если не забудешь, выйдя отсюда, глянуть на север, Бешеный, то увидишь на горизонте горы, их называют Светлые Пики. Они названы так потому, что их высочайшие вершины всегда покрыты льдом, а он при хорошей погоде сверкает как яркий солнечный свет. В этом городе есть люди, которые занимаются доставкой льда с гор. Гильдия ледорубов — одна из самых богатых в Кеше.

— Век живи — век учись, — произнес Боуррик.

— Мне не нравится, — сказал Накор. — Эль должен быть теплым. А от этого у меня голова разболелась.

Боуррик рассмеялся.

— Вот мы и в Кеше, — сказал Гуда. — Как мы разыщем твоих друзей?

— Я… — начал Боуррик тихонько.

— Что еще? — нахмурился Гуда.

— Я знаю, где они. Просто не знаю, как мы туда попадем.

— Куда? — свирепо посмотрел на него Гуда.

— Во дворец.

— Зубы богов! — взорвался Гуда, и некоторые посетители обернулись посмотреть, что происходит. — Ты шутишь, — сказал Гуда, понизив до шепота голос, в котором все равно слышались гневные нотки. — Ну скажи, что ты шутишь.

Боуррик помотал головой. Гуда поднялся, сунул кинжал за пояс и взял со стола шлем.

— Ты куда? — спросил Боуррик.

— Куда угодно, только не с тобой, Бешеный.

— Ты же дал слово! — напомнил ему Боуррик.

— Я сказал, что довезу тебя до Кеша, — ответил Гуда, глядя на него сверху вниз. — Ты в Кеше. А про дворец ты ничего не говорил. Ты должен мне пять тысяч золотых экю, — продолжал он, уставив на Боуррика палец, — но я сомневаюсь, что увижу хоть грош из этих денег.

— Ты все получишь, — сказал ему Боуррик. — Я же обещал тебе. Мне только надо разыскать друзей.

— Во дворце, — заметил Гуда.

— Сядь, люди смотрят.

— Пусть смотрят, — Гуда сел. — Я уеду на первой же барже, которая пойдет в Кимри. Оттуда доберусь до Хансуле и наймусь на корабль до Восточных королевств. Буду водить караваны по чужим землям До конца моих дней, но хотя бы останусь в живых, чего нельзя будет сказать о тебе, если ты задумал пробраться во дворец.

— У меня есть пара способов, — улыбнулся Боуррик. — Что я должен сделать, чтобы ты остался с нами?

Гуда не мог поверить, что Боуррик говорит всерьез.

— Десять тысяч золотых экю — вдвое больше того, что ты мне обещал, — сказал наемник после некоторых раздумий.

— Хорошо, — ответил Боуррик.

— Ха! — воскликнул Гуда. — Легко раздавать обещания, если через пару дней нас всех убьют.

— Нам надо войти в контакт с некоторыми людьми, — сказал Боуррик, повернувшись к Сули.

— Какими, хозяин? — непонимающе заморгал Сули.

— С гильдией воров. С пересмешниками. Или как их там зовут в этом городе.

Сули кивнул, будто все понял, но на его лице было написано недоумение — он так и не сообразил, что нужно его хозяину.

— Что же ты за попрошайка? — спросил у него Боуррик.

— У нас в городе такого не было, хозяин, — пожал плечами Сули.

— Слушай: ты выходишь отсюда, доходишь до ближайшего базара и подходишь к какому-нибудь нищему. Это ты в силах сделать? — Сули кивнул. — Просто дай ему монетку и скажи, что в городе есть приезжий, которому надо поговорить с кем-нибудь по поводу срочного дела, и что людям, которые в этом городе работают, это предложение будет очень выгодно. Понял?

— Кажется да, хозяин.

— Если нищий начнет тебя расспрашивать, скажи ему… — Боуррик попытался вспомнить рассказы Джеймса о детстве, проведенном в воровской общине Крондора. — Скажи, что в городе человек, который никому не желает мешать, но хочет сделать так, чтобы все остались с барышом. Сможешь?

Сули повторил все, что ему надо было сделать и сказать, и Боуррик, убедившись, что мальчик все хорошо запомнил, отправил его на улицу. Они сидели, молча потягивая эль, когда Боуррик заметил, что Накор вынул из своего мешка хлеб и кусок сыра.

— Постой-ка, — сказал Боуррик, пристально глядя на исалани. — Когда стражник выворачивал мешок, там ведь ничего не было?

— Верно, — отозвался Накор, сверкнув белыми зубами, которые, казалось, не совсем подходили его лицу.

— Как ты это сделал? — спросил Гуда.

— Это фокус, — смеясь, ответил маленький человек так, словно его слова все объясняли.

Сули вернулся на закате. Он сел рядом с Боурриком и сказал:

— Не сразу, но я нашел нужного человека, хозяин. Я дал ему монетку и передал все, как ты велел. Он начал меня расспрашивать, но я повторил только то, что ты сказал, и ничего больше. Он попросил меня подождать и исчез. Я со страхом дожидался его, но он вернулся и сказал, что те, с кем ты хотел говорить, встретятся с тобой, и назвал время и место.

— Где и когда? — спросил Гуда.

— Время — второй час после заката, — сказал Сули Боуррику. — Место — совсем близко отсюда. Я знаю, потому что он заставил меня повторить все несколько раз. Но нам придется идти на рынок и искать дорогу оттуда, потому что я не мог сказать этому нищему, где мы остановились.

— Хорошо, — сказал Боуррик. — Мы и так долго здесь просидели. Идемте.

Они поднялись и вышли. Сули повел их к ближайшему базару. Боуррик все не мог привыкнуть к скученности народа и разнообразию лиц и одеяний. Он чувствовал себя неловко, но никто не обращал внимания на бендрифи, которого принц изображал. Море различных костюмов, вплоть до полного их отсутствия, так поразившее принца еще в Фарафре, здесь, в стольном городе, было еще полноводнее. Мимо проходили степные охотники на львов — их угольно-черная кожа тускло мерцала под лучами закатного солнца. И тут же можно было видеть совсем белокожих людей, чьи предки явно переселились в Кеш из Королевства. У многих были узкие глаза и желтая кожа, как у Накора, но одевались эти люди не так, как исалани: некоторые были в шелковых куртках и брюках до колен, другие — в доспехах, третьи — в простых монашеских рясах. Женщины ходили во всевозможных нарядах — от самого скромного до такого, которым нельзя было закрыть ни дюйма обнаженного тела, и никто не обращал на них внимания, разве что женщина оказывалась необычайно красивой.

Им встретились двое кочевников-ашунтаи — каждый вел на цепи пару женщин. Голые женщины не поднимали глаз от земли. Несколько задиристых мужчин — все рыжие или светловолосые, и все, несмотря на жару, в мехах и доспехах, проходя мимо ашунтаи, крикнули что-то оскорбительное.

— Кто это? — спросил Боуррик, оборачиваясь к Гуде.

— Люди в мехах — брижанцы, жители Брижана и прибрежных городов у подножья Мрачных скал. Они все моряки — купцы и пираты, бороздят Великое море от Кеша до Восточных королевств и даже, говорят, ходят через Безбрежное море. Они — гордые, свирепые люди и обожествляют души своих умерших матерей. Все женщины брижанцев — провидицы и жрицы, и мужчины верят, что их души помогают им вести корабли в незнакомых морях, поэтому поклоняются своим женщинам. А ашунтаи обращаются со своими женщинами хуже, чем с собаками. Если бы императрица не объявила Кеш мирным городом, они бы поубивали друг друга на месте.

— Удивительно, — заметил Боуррик. — И много в Кеше таких стычек?

— Не больше, чем обычно, — ответил Гуда. — На каждом празднике их случается около сотни. Поэтому кругом так много солдат дворцовой гвардии и Внутреннего легиона. Легион блюдет порядок во внутренней империи — в местах, окружающих Оверн. За пределами горных гряд вокруг озера порядок поддерживают местные лорды. Мир сохраняется только на главных дорогах да во время таких вот праздников. Во всех остальных случаях, — он махнул рукой, — действует правило «кто кого».

Кеш не переставал удивлять Боуррика. Толпа на улицах казалась ему и знакомой и незнакомой. Боуррик не терялся в большом городе, но этот город был перегружен веками чуждой принцу истории.

— Вот это да! — воскликнул Боуррик, когда они вошли на базар.

Гуда фыркнул:

— Это маленький местный рыночек, Бешеный. Большой — возле амфитеатра, туда ходят почти все приезжие.

— Когда нам выходить? — спросил Боуррик у Сули.

— У нас еще есть время, хозяин. — В это время в городе раздался звон десятков колоколов и гонгов: солнце село за горизонт. — На втором звоне, так что у нас еще целый час.

— Тогда купим что-нибудь поесть.

Все согласились и отправились на поиски разносчика, который продавал бы свои яства не слишком дорого.

Прозвучал второй ночной звон, и принц со спутниками вошел в переулок.

— Сюда, хозяин, — тихо сказал Сули. В переулке, несмотря на еще непоздний час, было пустынно. В узком проходе, забитом мусором и отбросами, стояла нестерпимая вонь. Боуррик, стараясь удержать в желудке мясо и лепешку, которыми только что поужинал, сказал:

— Один мой друг говорил мне, что воры часто кладут отбросы и… — Наступив на что-то, что оказалось дохлой собакой, Боуррик продолжал:

— …и все такое вдоль своих потайных ходов, чтобы никто к ним не совался.

Переулок оказался тупиком, в котором была единственная деревянная дверь с металлическим замком. Боуррик подергал дверь и выяснил, что она заперта.

— Добрый вечер, — раздался в это время голос позади них.

Боуррик и Гуда обернулись и тут же толкнули Накора и Сули так, чтобы те оказались у них за спинами.

По переулку к ним приближались шестеро вооруженных людей.

— У меня дурные предчувствия. Бешеный! — прошептал Гуда.

— Добрый вечер, — сказал Боуррик. — Это вы мне назначили встречу?

— Как знать, — ответил их главарь, тощий человек, ухмылка которого казалась великоватой для его лица. Его щеки были так усыпаны оспинами, что невозможно было толком разглядеть, что скрывается под ними. Остальные пятеро за его спиной оставались бесформенными тенями. — Что ты предлагаешь?

— Мне надо войти во дворец.

Несколько мужчин рассмеялись.

— Это легко. Дай себя арестовать, и тебя приведут к Высокой Трибуне, обвинив в нарушении закона Империи. Убей солдата — и точно окажешься там.

— Мне надо пройти туда незаметно.

— Это невозможно. Кроме того, почему мы должны помогать тебе? Кто знает, может, ты — имперский агент. Несмотря на твой наряд, ты говоришь не так, как бендрифи. Солдаты и агенты расползлись по всему городу как тараканы и кого-то ищут. Кого — мы не знаем, но вдруг ты — это как раз он? Так что, — сказал главарь, вынимая из ножен длинный меч, — у вас есть десять секунд на то, чтобы объяснить, почему мы не можем убить вас прямо сейчас и забрать ваше золото.

Гуда и Боуррик положили руки на эфесы.

— Во-первых, я обещаю вам тысячу золотых экю, если вы скажете нам, где вход, и две тысячи — если поможете пройти.

Главарь махнул мечом, и его помощники, тоже вытащив мечи, разошлись в стороны, перегородив переулок забором из сверкающих клинков.

— А во-вторых?

— Я передаю тебе привет от Хозяина из Крондора.

Главарь помолчал немного.

— Впечатляет, — наконец сказал он. Боуррик с облегчением вздохнул, а главарь продолжал:

— Очень впечатляет. Хозяин Крондора умер семь лет назад, и теперь пересмешниками управляет Справедливый. Ты, шпион, засыпался. Убейте их, — сказал он своим людям.

Переулок был недостаточно широк для того, чтобы Гуда мог размахнуться своим страшным мечом, поэтому он вытащил оба кинжала, Боуррик схватил рапиру, а Сули — короткий меч. Они встали в ряд.

Боуррик, улучив секунду, спросил Накора:

— Ты можешь открыть этот замок?

— Сейчас, — ответил исалани, и в это время воры кинулись на них.

Гуда был вынужден отбиваться кинжалами от более длинного меча своего противника, а Боуррик сразу проткнул рапирой горло своему. Сули никогда раньше не приходилось держать в руках меч, но он размахивал им так яростно, что мужчина напротив него не решился соваться под мелькающее лезвие.

После гибели одного из своих нападавшие отступили. Узкий переулок никому не давал преимуществ. Нападавшие могли тянуть время, дожидаясь, когда Боуррик и его друзья устанут — им некуда было бежать, поэтому воры только делали притворные выпады и отступали — снова и снова.

Накор пошарил в своем мешке и нашел то, что искал. Боуррик, оглянувшись через плечо, увидел, что исалани свинчивает колпачок с какой-то плоской бутылочки.

— Что… — начал он, но тут же был вынужден расплатиться за свою невнимательность — широкий меч чуть не отсек ему левую руку. Принц сделал молниеносный выпад, и второй нападающий тоже покинул поле боя с рваной раной вдоль всей правой руки.

Накор насыпал себе на ладонь немного белого порошка из бутылочки и завинтил крышку. Встав перед запертой дверью на колени, маленький человек поднес ладонь к замку и осторожно подул на порошок. Порошок, вместо того чтобы разлететься во все стороны, втянулся тонкой струйкой прямо в отверстие замка. Когда весь порошок влетел в замок, раздалось пощелкивание, словно проворачивался ключ. Накор с довольной улыбкой разогнулся, убрал бутылочку и открыл дверь.

— Можно войти, — тихо сказал он.

Тут же Гуда, особо не церемонясь, втолкнул его в дверь и сам последовал за ним, пока Боуррик отражал удары, давая возможность Сули юркнуть следом за воином. Потом Боуррик тоже прыгнул за дверь, и Гуда тотчас же захлопнул ее. Накор схватил большой резной стул, и Боуррик сунул его ножкой в дверную ручку, чтобы хоть ненадолго задержать преследователей, и обернулся. Почти совсем неодетая девушка смотрела на него глазами, которые казались намного старше ее юного лица, а в воздухе висел сладкий дымок, который, однажды узнав, ни с чем не спутаешь. Это был запах опиума, перемешанный с другими ароматами — гашиша, душистых курений и масел. Они вломились в заднюю дверь какого-то притона.

Как и предполагал Боуррик, в следующий миг появились трое здоровенных парней — местные вышибалы, вооруженные дубинками, кинжалами и мечами.

— Это что здесь такое? — закричал первый, глядя на Боуррика широко раскрытыми глазами — он почуял возможность безнаказанно устроить резню. Боуррик сразу понял, что кровопролитие произойдет независимо от того, что он сейчас скажет.

Принц подскочил к Гуде и пригнул его руку, в которой тот держал кинжал, так чтобы оружие смотрело острием вниз, показывая, что не хочет начинать драку.

— Городская стража! — крикнул Боуррик. — Они пытаются вломиться в эту дверь.

Он проскользнул мимо первого вышибалы как раз в тот момент, когда благодаря ворам, без устали колотившим в дверь снаружи, ножка стула чуть не выскочила из дверной ручки.

— Вороватые ублюдки! — воскликнул вышибала. — В этом месяце мы уже платили.

Боуррик дружески подтолкнул его к двери.

— Это жадное отребье хочет потрясти вас еще раз. — Второй вышибала пытался схватить Боуррика, но принц взял его за локоть и повернул вслед за первым. — Там их десять человек, и все вооружены! Они говорят, что вы еще не заплатили дополнительный налог на юбилей.

К этому времени привлеченные шумом клиенты заведения начали открывать двери и выглядывать в зал, чтобы посмотреть, что происходит. При виде вооруженных людей двери захлопнулись, завизжала какая-то девушка, и поднялась паника.

Третий вышибала, пытаясь остановить непрошеных гостей, размахнулся дубинкой. Боуррик едва успел поднять правую руку, чтобы принять удар на наручь, но от удара рука занемела. Ничего лучше не придумав, Боуррик заорал во все горло:

— Спасайся кто может!

Все двери, выходившие в зал, распахнулись. Третий вышибала пытался огреть Боуррика дубинкой еще раз, но Гуда оглушил его ударом ручки кинжала по затылку.

Боуррик толкнул вышибалу прямо на толстого купца, который пытался сбежать, ухватив свою одежду в охапку.

— Это отец твоей девчонки! — крикнул он купцу. — Он поклялся убить тебя!

Купец глянул на него круглыми от ужаса глазами и кинулся на улицу, все еще голый, сжимая одежду в руках. Заспанная женщина, которой на вид было далеко за сорок, выглянула из комнаты.

— Мой отец? — спросила она.

— Городская стража! — закричал тут Сули во весь голос.

Задняя дверь распахнулась, и воры ворвались в заведение, сталкиваясь с голыми девицами, юнцами, с опьяненными наркотиками клиентами и двумя очень злыми вышибалами. Суматоха в зале улеглась, когда на галерее появились еще двое мужчин. Они требовали, чтобы им объяснили, что здесь происходит.

— Религиозные фанатики! — закричал Боуррик. — Они хотят освободить ваших рабов. Там напали на ваших людей. Помогите им!

Гуда, Сули и Накор кое-как выбрались из свалки в зале и подбежали к двери. Голый купец, удиравший вдоль по улице, вызвал любопытство городской стражи, и, когда Боуррик распахнул дверь, за ней стояли два солдата.

— Господа! — тут же закричал принц. — Это просто ужас! Кухонные рабы взбунтовались и убивают клиентов. Они накачались наркотиками и теперь сильнее самых сильных воинов. Вы должны послать за помощью!

Один стражник, выхватив меч, бросился внутрь заведения, тогда как другой достал свисток и дунул в него. Через несколько секунд после сигнала в притон вбежали еще десять стражников.

В двух кварталах от веселого дома Боуррик и его товарищи сидели в темной таверне. Гуда стянул шлем и так приложил его об стол, что шлем подпрыгнул.

— Я еще не снес твою голову только потому, — сказал он, указывая на Боуррика, — что меня бы тут же арестовали.

— Почему ты так хочешь меня побить? — спросил Боуррик.

— Потому что ты все время делаешь глупости. Бешеный, из-за которых мы можем погибнуть!

— Это было очень весело, — заметил Накор.

Гуда и Боуррик в изумлении уставились на него.

— Весело? — переспросил Гуда.

— Я много лет так не веселился, — ответил маленький человек ухмыляясь.

Сули выглядел так, словно сейчас упадет от изнеможения.

— Хозяин, что мы теперь будем делать?

Боуррик немного подумал и покачал головой:

— Не знаю.