Глава 11

Замок в Гленн-Тейзе

Фиона уронила ложку на пол, так и не попробовав еду, и, ухватившись за серый камень, сползла по стене на пол. Глаза ее жгли слезы, боль сдавила грудь.

За спиной Фионы Коллин продолжала весело щебетать о чем-то, замешивая хлеб, но, заметив, что слова ее остаются без ответа, оглянулась и, испуганно обтерев руки о фартук, бросилась к хозяйке.

Коллин приказала слуге бежать за хозяином. Фиона слабеющей рукой ухватилась за плечо кухарки.

— Рэймонд, — прошептала Фиона, и в этот момент Коллин увидела кровь.

— Господи! — пробормотала она потрясенно, помогая Фионе добраться до табурета.

Рэймонд влетел на кухню, тревожно озираясь. Фиона подалась ему навстречу, но свет в ее глазах померк, и она потеряла сознание.

— Что случилось? — испуганно спросил Рэймонд. Из раны возле ее плеча струйкой текла кровь.

— Это не моя рана, а Шинид, — с трудом шевеля губами, ответила пришедшая в себя Фиона. — О, мой муж, она умирает.

— Нет! — закричал Рэймонд, как будто словом можно было остановить неизбежное. Он подхватил жену на руки и вынес из жаркой кухни в прохладный зал.

— В башню, — прошептала Фиона. — Она слишком слаба. Ей нужна помощь.

Рэймонд с женой на руках бросился наверх, заклиная небо дать ему силы, чтобы побыстрее преодолеть лестничный пролет.

Дверь в зал распахнулась, с улицы ворвался ветер и холод.

— Рэймонд! — закричал вошедший.

Коллин пронзительно вскрикнула и бросилась к мужу, тот страстно обнял жену, чмокнул ее в губы и поспешил к своему господину.

Рэймонд был уже на полпути наверх.

— Милорд, подождите!

— Не могу.

— Милорд, прошу вас, это важно! Это касается Шинид, вашей дочери. К ней подослан убийца.

Рэймонд замер. И он, и Фиона во все глаза смотрели на гонца.

— Я был в Лондоне, — быстро заговорил сэр Гаррик. — Принц Иоанн послал убийцу к леди Шинид.

Рэймонд перевел взгляд на жену. Кровь красным ручьем текла из несуществующей раны.

— Ты опоздал, мой друг. Убийца уже сделал свое черное дело. — И слезы заволокли его глаза.

— Убить ублюдка! — прорычал Гейлерон.

Коннал успел подхватить Шинид, не дав ей упасть на снег.

— Шинид, Бог мой!

— Я думала, что смогу направить стрелу к земле… Над их головами стрелы роем летели в лес.

— Тебе это не удалось.

— Не сердись, Пендрагон.

Рука Коннала дрожала, когда он распахнул на ней плащ, чтобы увидеть рану. Короткая, с толстым древком стрела, пущенная из арбалета, попала чуть выше левой груди. Шинид застонала, когда Коннал отодвинул мех и разорвал платье.

Он посмотрел на Шинид с мрачной решимостью:

— Мне придется отломить древко, Шинид.

Она кивнула, и губы ее стали белыми, как снег вокруг.

— Давай же. — У нее не было выбора. Волшебство сейчас было бессильно. Шинид открыла глаза, доверчиво посмотрела на него и замерла. Гейлерон держал ее за плечи, а Коннал отломил толстое древко.

Кровь брызнула фонтаном. Коннал полез к себе под броню и, оторвав край туники, прижал ткань к ране, чтобы остановить кровь. Он не стал терять времени и, подхватив раненую на руки, понес к коню. Наджар уже поджидал его, чтобы подержать Шинид, пока Коннал сядет в седло.

— Я сама могу…

— Не смей спорить!

Наджар бережно передал ему Шинид. Дыхание ее было тихим и прерывистым, малейшее движение вызывало кровотечение. Жизнь вытекала из нее, как вино из разбитого кубка.

— Надо было дать стреле лететь туда, куда она летела, — в сердцах сказал Коннал, понукая коня.

— Тогда бы она попала в тебя. — Пальцы Шинид проникли под его латы.

— Я знаю. — Мышцы на его груди были тугие, как стальные тросы. — Но для меня арбалетная стрела — пустяк. Я знаю, о чем говорю, не раз побывал в переделках.

— Мне не жить, Коннал, — прошептала она нежно и грустно.

Сердце его едва не остановилось.

— Ты будешь жить!

Но он и сам чувствовал, что смерть рядом. Шинид дышала часто и неглубоко. Казалось, легкие не могли вбирать в себя воздух. В хрупком теле оставалось слишком мало крови. Конналу жгло глаза от слез, он в отчаянии прижимал ее к себе и несся вперед как безумный. Скорее к замку короля Рори!

«Она не умрет! Только не это! — молил он. — Не будет этого, она не умрет», — твердил он, словно творил заклинание, но где-то на краю сознания маячила мысль: «Ты проклят, Коннал; все повторяется вновь: ведь и та, другая, которую ты любил, умерла у тебя на руках и по твоей вине».

Когда лекарь склонился над ней, собираясь пустить кровь, Коннал схватил его за шиворот и оттащил от Шинид, не дав сделать надрез. Удар — и незадачливый лекарь покатился по каменному полу.

— Что ты делаешь, негодяй! Только посмей порезать ее, и я нарежу из тебя полосы! Она и так потеряла много крови, дурья твоя башка!

Прогнав шарлатана взашей, он позвал Наджара. Коннала нисколько не волновал тот факт, что он был гостем в замке короля и не вправе был здесь распоряжаться. Рори хранил молчание: он не вступился за своего лекаря, но и Коннала не поддержал. — Наджар, делай, что считаешь нужным.

Коннал обвел присутствующих таким взглядом, что все, за исключением Наджара и раненой, быстро скрылись за дверью. Шинид лежала бледная как полотно. Только ее сбивчивое дыхание нарушало тишину. Наджар осмотрел рану и поднял глаза на Коннала. Оба понимали, что у них только два пути: вытащить остатки стрелы или протолкнуть застрявшую в теле часть, чтобы она вышла с другой стороны.

— Кость слишком близко, и сердце тоже, — покачал головой Наджар. — Если я попытаюсь протолкнуть стрелу, то могу ее убить. — У Коннала закружилась голова. К горлу подступила тошнота. — Но еще опаснее выдергивать ее. Если наконечник с зазубринами, то получится рваная рана. — Индиец помолчал. — Ну что ж, держи ее крепче, господин. Даже в таком состоянии она будет дергаться.

Коннал, успевший скинуть латы и кожаную куртку, подошел к изголовью. Еще никогда ему не было так страшно.

Шинид тихо застонала, и глаза ее распахнулись. Полным ужаса взглядом она смотрела в разрисованное лицо Наджара. Потом перевела глаза на Коннала. Ей ничего не надо было объяснять. Она кивнула в знак согласия.

Наджар вскрыл и без того глубокую кровоточащую рану, и Шинид застонала от боли.

— Смотри на меня! — приказал Коннал.

Наджар возился с раной, стараясь все сделать аккуратно, чтобы причинить Шинид как можно меньше боли. Если оставить хоть щепку, рана загноится. Коннал видел раны и посерьезнее этой, но смотреть на то, как терзают нежное женское тело, было невыносимо.

— Все будет хорошо, — внушал он Шинид.

— Лжец, — одними губами произнесла она.

— Послушай меня, женщина, ты причинила мне больше горя, чем десяток сарацин, так что не думай, что тебе удастся уйти от возмездия!

— Пустые угрозы, — все так же, одними губами, ответила она.

— Осторожнее! — прикрикнул Коннал на Наджара.

— Слушаю, господин. — Наджар продолжал делать свое дело, не обращая на Коннала никакого внимания.

Коннал нагнулся над ней, так чтобы посмотреть ей в глаза.

— Эй, не уходи! Оставайся со мной! — Коннал помнил, как порой ему самому хотелось забыться и провалиться в беспамятство, когда Наджар трудился над ним, но что-то подсказывало ему, что если он позволит ей впасть в забытье, то она оттуда может и не вернуться.

Шинид с трудом подняла руку.

— Ты можешь воспользоваться своим волшебством? — спросил он.

Она покачала головой:

— Может… мать…

Мать ее была за десятки миль отсюда, и Коннал с ужасом понял, что бессилен удержать Шинид в мире живых.

Наджар выдернул стрелу из кровоточащей раны, и Шинид, не издав ни звука, лишь прогнулась ему навстречу в немой муке. Ни слезинки, ни стона. А потом она закрыла глаза и провалилась во тьму. Коннал звал ее по имени, осторожно тряс за здоровое плечо, но все без толку. Он решил, что теперь она никогда не очнется. Наджар быстро остановил кровь, надавливая на кожу так, что на теле у нее теперь наверняка останутся синяки. Он взял Коннала за руку и приложил его ладонь к ране, а сам тем временем стал готовить чистые бинты и все, что необходимо для наложения швов. Взяв обломок стрелы в руки, Наджар понюхал наконечник и нахмурился.

— Говори же! — приказал Коннал.

— Боюсь, он отравлен.

Коннал выругался.

— Пахнет дурно. Рана ее не убьет, но действие яда я остановить не смогу.

Конналу показалось, что мир накрылся траурным покрывалом. В этой мгле ему не найти дороги. Вытерев выступившие слезы, он наклонился над девушкой.

— Не умирай, Шинид, я запрещаю тебе умирать!

«Ах, Пендрагон, — услышал он голос у себя в голове, — тут ты не в силах мне приказывать. Встретимся в другой жизни».

— Нет! Не смей так со мной шутить! Ты нужна мне здесь, живая!

Тихий смех был ему ответом. Ответом из мира счастья и света, где нет ни крови, ни боли.

— Шинид, не уходи! — умолял он срывающимся голосом. Наджар присыпал рану, затем собрался ее зашить.

— Не зашивай! Не оставляй в ней отраву! — прозвучало у него за спиной.

Коннал поднял глаза и заморгал, ошеломленный. Высокий мужчина в меховой накидке и меховых штанах, но с обнаженной мускулистой, покрытой шрамами грудью воина стоял в центре комнаты. Коннал нахмурился. Он не мог его знать, и в то же время в этом человеке угадывалось что-то знакомое. Что-то подсознательно знакомое. Спрятанное слишком глубоко, чтобы так просто вынырнуть на поверхность. Черные блестящие волосы с седыми прядями ниспадали на плечи, заплетенные в косы по старому обычаю, закрывая почти неестественно синие глаза. Эйрин Фениан, понял Коннал, легендарный ирландский вождь, один из самых сильных колдунов Ирландии. За пояс его были заткнуты нож и топор, слева на боку висел меч.

Король Рори побледнел при виде его, а Коннал даже не успел подивиться тому, как мог попасть сюда этот человек. Незнакомец, не спрашивая разрешения, подошел к кровати и, властным жестом отстранив Надара, склонился над раненой.

— Мог бы и сам догадаться, О'Рурк.

— Кто ты такой и какого черта…

Коннал бросил взгляд на Рори, который неподвижно стоял у очага.

— Это Куинн, — ответил Рори. — Первенец королевы Эгрейн.

Брат Фионы, дядя Шинид. Теперь он понял, почему мужчина показался ему знакомым — он напоминал Фиону, только выглядел намного старше.

— Помоги ей.

— Для этого меня сюда и вызвали.

— Кто вызвал? — удивился Коннал. Впрочем, он мог бы и не спрашивать, ответ был очевиден.

— Мать ее меня вызвала, парень. Рана Шинид — ее рана, и сейчас она истекает кровью так же, как в свое время мать ее, Эгрейн, истекала кровью за свою дочь.

— Но Шинид от этого не легче!

— Тихо! — Куинн отложил в сторону свой меч, опустился перед Шинид на колени и спросил шепотом: — Ну что, сдаешься, трусишка?

Из груди ее вырвался то ли вздох, то ли стон, но и этот тихий звук породил у Коннала надежду.

— Никогда не думал, что ты позволишь такой пустяковой ране одолеть себя, — проворчал он, и Коннал увидел, как пальцы Шинид, бессильно повисшие, сжались в кулак.

Куинн попросил принести таз чистой дождевой воды, и Коннал, поставив его перед колдуном, собрался отойти в сторону.

— Нет, Коннал, ты останешься, остальные должны уйти.

Рори молча пошел к двери, Наджар следом, и когда они остались одни, Куинн приказал Конналу положить руку на ее рану.

Коннал колебался, боясь причинить ей боль.

— Ей нужна сила, а я слишком стар и слаб, чтобы дать то, что ей нужно.

Куинн насыпал в воду из кожаного мешочка, висевшего на поясе, какой-то порошок, трижды перемешал, рассекая воду в форме звезды, и произнес заклинание:

— Силы единые, древние и сильные, стихии жизни, придите ко мне. — Он поднес воду к ее губам. — Испей от чистого света, испробуй силу на вкус. Смой яд, очисти рану в этот самый час. — Куинн вылил остаток воды на руку Коннала. С его ладони жидкость полилась на рану Шинид. — Возьми силу у этого воина, сделай мощь его чистой и светлой. Именем земли, именем гор, излечи нашу королеву эльфов и фей. — Куинн прижал ладонь Коннала к ране, и Шинид застонала от боли.

Коннал попытался ослабить давление, но Куинн крепко держал его за запястье. И тут началось странное. Коннал понял, что не может пошевельнуться, что ладонь его словно бы погрузилась в тело Шинид. Он понимал, что причиняет ей боль, но сделать ничего не мог, как не мог оторвать взгляда от Куинна.

— Повелительницы небес, земли и света, повелительницы вод и огня, придите сюда сейчас по моему зову. Кровь в ее крови. Сердце в ее сердце. — Глаза Куинна излучали странный свет, сначала яркий, потом он начал тускнеть, как догорающий уголь в костре. — Так говорю я, так тому и быть, — произнес Куинн и растаял в дыму.

Коннал удивленно моргал. По руке его прокатилась дрожь — будто он ударил мечом по камню. Дрожь шла от ладони вверх, к плечу. Ощущение не было болезненным, просто странным. Голова слегка кружилась, словно от нехватки воздуха. Он прерывисто вздохнул, посмотрел на Шинид. Кожа на руке стала вдруг хрупкой, как стекло, и в то же время, как стекло, твердой. Сердце застучало медленнее, замедлилось и дыхание. Ему казалось, что он чувствует Шинид в себе, словно ее кровь бежала по его жилам.

И тогда сердцебиение его возросло, и возрос страх.

И так же быстро все замедлилось, и на глаза набежала дымка, и все ощущения притупились. Он не знал, сколько пробыл в таком состоянии, сидя возле нее, безжизненной, прижав ладонь к ее ране.

Дым рассеялся. Куинн по-прежнему был тут. Коннал поднял на него глаза. Колдун пристегнул к поясу меч и собрался уходить.

— Ты посмеешь оставить ее вот такую?

— Я сделал все, что мог, парень. — Чародей усмехнулся. — Остальное сделаешь ты.

Коннал почувствовал, что теперь может отвести руку от раны. Кровь Шинид текла у него с пальцев. Она дышала все так же слабо и неровно, но кровотечение прекратилось. Коннал перевел взгляд со своей ладони на Шинид, потом посмотрел туда, где только что стоял Куинн. Волшебник исчез.

— Дьявольщина, — пробормотал Коннал и привстал с постели. Но тут комната закачалась, и он чуть не упал. Благо, таз с водой находился поблизости и ему не пришлось идти далеко. Коннал опустил ладонь в воду. Вода окрасилась в розовый цвет, и только тогда он заметил на ладони серпообразный шрам. Шрам, которого прежде не было.

«Должно быть, я поранил руку во время схватки, — подумал он. — Но это странно — ведь я не чувствовал боли». Вылив воду из таза, он налил из ведра свежей и, поставив таз рядом с кроватью, принялся влажной тканью стирать кровь с плеча Шинид.

Под слоем запекшейся крови рана ее оказалась глубокой.

И имела форму молодого месяца.

Король Рори О'Коннор находился здесь, в комнате, и мимо него сновали слуги со свежей водой, чистой тканью и едой. Коннал по-прежнему оставался на своем посту. Он не отходил от Шинид вот уже двое суток. Он даже головы не поднимал: все, что он хотел увидеть, он видел и так. Коннал ждал перемен и следил за дыханием больной, за тем, как вздымалась и опускалась ее грудь.

Рори закрыл дверь, и в комнате наступила тишина. Непривычная тишина. С момента прибытия гостей все в замке ходили на цыпочках, и дело было не в присутствии английских солдат и рыцарей, а в том, что здесь умирала Шинид. Рори не хотелось даже думать о том, что с ними станет, если она умрет.

— Как она, милорд? — тихо спросил король, подходя ближе.

Коннал усмехнулся:

— Я полагаю, ваше величество, что мне подобает обращаться к вам таким образом, но вам называть меня «милорд» не пристало.

— Я король потому, что мне дана королевская власть, но ты милорд по праву рождения.

«Нет, только не это!» — мысленно простонал Коннал.

— Я помню девочку, — задумчиво проговорил король, глядя на Шинид, — девочку, которая жадно любила жизнь. Я помню девочку, едва не ставшую женой О'Брайана.

Как ни мало сказал король, Коннал видел, сколько чувства стоит за скупыми словами.

— Тогда за нее готовы были вступиться не меньше дюжины кланов, но отец ее решил, что справится сам.

Дункан, Рори… Кто еще из них готов был пойти войной на человека, разбившего сердце Шинид? Коннал знал, что будь он там, тоже встал бы под боевые знамена.

— Я его понимаю, — продолжал Рори, — ибо у меня у самого три дочери, и все три рыжие.

Коннал тихо засмеялся, но смех был невеселым.

Рори взял Коннала за руку и оттащил от кровати к накрытому столу. Коннал не мог смотреть на пищу. Надежда его таяла с каждым часом. Дыхание Шинид было столь слабым, что ему порой приходилось прижимать руку к ее груди, чтобы проверить, дышит ли она еще.

— Случись у тебя такое, и я бы тоже предложил свою помощь, О'Рурк.

— Не надо.

«Надежды в нем столько же, сколько гнева», — подумал Коннал, но долго размышлять о том, какие чувства испытывает другой, он не мог. Конналу и так хватало переживаний.

— Я могу насчитать с десяток вождей, кто с радостью пошел бы вместе со мной против англичан, но силы наши разрозненны: нет сильной руки, способной объединить всех, и ты ничего не можешь с этим поделать.

— Твои слова можно расценить как подстрекательство к мятежу.

Рори усмехнулся:

— Скажи, что я не прав, и подкрепи слова фактами.

— Англия правит нами, а я — рыцарь Ричарда и служу ему. Видишь этот герб на моем плаще? Мой долг — ему служить.

— Но не Ирландии.

— Ты говоришь, как Шинид. — Коннал потер щеку. — Неужели никто из вас не видит, что я пришел сюда как гарант мира? Было бы преступлением подстрекать вассалов Ричарда к междоусобной войне.

— Но ведь дело…

— Пустое твое дело! — Коннал осекся, вспомнив, с кем говорит и зачем вообще сюда прибыл. — Мы и так немало потеряли. Ты хочешь, чтобы мы потеряли все, что имеем, в том числе и наши жизни?

— Цена жизни слишком мала по сравнению с ценой мира.

— Ты не хочешь мира, О'Коннор. Ты хочешь бороться с неизбежным. Но если ты заключишь союз с Ричардом, то сумеешь сохранить и замки, и земли, и власть. Правь так, как правил раньше. Все останется, как было. Традиции. Обычаи. И жизнь в Ирландии потечет мирно.

— Англия дает меньше, чем отнимает. И хочет еще больше. Но они отдают Англии то, что им не принадлежит. — Рори махнул рукой в сторону Дублина.

— Я здесь, чтобы сохранить то, что мы имеем — все еще имеем, — и я стою за Ричарда потому, что если к власти придет Иоанн, Рори, мы потеряем все, и ты это знаешь. Все потеряем!

Коннал встал и, сцепив пальцы на затылке, покачал головой.

— Получится, как со Святой землей, — пробурчал ирландский король.

— Люди в Иерусалиме сражались и умирали, как и мы. Но они по крайней мере знали, за что умирают.

— Речь не о них, а о тебе. Ведь это ты убивал их, ты преследовал их за то, что у них иная раса и иная религия.

Коннал быстро обернулся:

— Да, я делал то, что мне приказали. Я дал клятву и ни разу не спросил, зачем это надо. Я действовал так, потому что так велел мне долг. Я убивал именем короля, это верно. Я убивал именем де Курси, когда он сражался против вас. Но этого больше не будет!

— Не будешь убивать своих даже ради того, чтобы получить власть, завещанную тебе?

Коннал ответил не сразу.

— Мне завещано не больше власти, чем есть у меня, — с убийственным спокойствием произнес он. — И с чего это я буду действовать в соответствии с какой-то старой легендой? Быть может, жизнь, которую я веду, и есть то, что мне предначертано. Я сам выбрал этот путь и не желаю с него сворачивать.

Рори брезгливо скривился.

Он просто не понимал, о чем толкует его гость, и Коннал готов был сказать ему правду, но, когда взгляд его случайно упал на Шинид, он понял, что не сможет этого сделать. Эта ноша была его ношей, он не смел ни с кем делить груз унижения, который нес на своих плечах сын убийцы и предателя, он не смел, потерять то, что завоевал. Ибо страдать от этого будет не он один. Если Ричард поймет, что Коннал не тот, кем король привык его считать, если подвергнет сомнению его верность, от этого проиграют все. И мечта о том, чтобы назвать кусочек Ирландии своим домом, так и останется мечтой.

Рори долго пристально смотрел на Коннала и, наконец, проговорил:

— Для тех, кто сейчас внизу, Коннал, все это значения не имеет. Для них ты был и остаешься ирландским принцем.

— Я — рыцарь Ричарда! — Он ударил кулаком по столу, поддавшись внезапно накатившему гневу. — И я хочу предупредить тебя, Рори, ты все еще король этой земли лишь потому, что Ричард позволяет тебе им быть, поскольку так выгодно всем, а не одной лишь Ирландии. Он знает, что лучше иметь тебя в союзниках, чем во врагах. Люди Ричарда на своей шкуре проверили эту истину, и я тому свидетель. Но если Иоанн придет к власти, он заберет все и прижмет Ирландию к ногтю, заставив всех нас молить о пощаде и пресмыкаться перед ним. Ты ведь не желаешь для нас такой судьбы?

— Нет! И все же ты хочешь, чтобы я пресмыкался перед Ричардом? Клялся ему в верности?

— Король Ричард просит тебя лишь о том, чтобы ты пообещал ему свою дружбу.

— И что я должен сделать для того, чтобы отдать своих людей английским псам? — В голосе Рори звучала горечь.

— Для начала прочти эту проклятую декларацию, — устало вздохнул Коннал. Он был вымотан: страх за жизнь Шинид доконал его. — Ричард не просто справедлив — он великодушен. Он просит от тебя верности лишь на тот случай, если брат пойдет на него войной. Тогда ты встанешь под знамена Ричарда.

Нахмурившись, Рори поднес документ поближе к огню, где было светлее, и принялся читать.

А Коннал продолжал смотреть на Шинид. Вдруг он подался вперед, наклонился, приложил руку к ее груди и, убедившись, что она дышит, опустился перед ней на колени.

Он шарил взглядом по ее лицу, по перебинтованной груди и плечу. Он нежно откинул влажную прядь с ее лба, провел пальцем по ее щеке.

— Где ты, моя маленькая колдунья? Куда ты ушла? Она была в огне, тело ее горело, но оставалось неподвижным, словно вода в замерзшем озере.

Он закрыл глаза, прижал лоб к покрывалу, погладил ее по плечу, сжал руку.

Пальцы ее были безжизненны в его руке. Он нежно погладил их.

— Возвращайся, Шинид. Молю тебя.

— Я подпишу эту твою бумагу, Пендрагон.

Коннал обернулся и, встретившись взглядом с Рори, распрямился. Ирландский король держал в руках документ. Он обмакнул перо в чернила и подписался.

— Я стар, Коннал, и немного осталось тех, кто еще не расстался с надеждой.

— Синица в руках лучше, чем журавль в небе, милорд. И худой мир для Ирландии полезнее, чем добрая ссора. Что нам до англичан: пока живы ирландцы — и Ирландия жива, а мира не будет — и некому станет называть эту страну хоть своей, хоть чужой.

Коннал почувствовал, как в горле встал комок. Он сам не любил компромиссов, и чувства Рори были ему понятны. Сердце его сжалось, когда он смотрел, как расплавленный сургуч капнул на пергамент возле того места, куда Рори поставил подпись. Король прижал перстень к еще мягкому сургучу — поставил печать.

Коннал молчал: слова утешения звучали бы фальшиво. Долг давил его к земле, а теперь его долг перед Ричардом тяжким бременем ложился и на чужие плечи.

— Благодарю, мой господин, — поклонившись, сказал Коннал.

Рори кивнул, вздохнул и спросил:

— А теперь, Пендрагон, не хочешь ли ты поговорить с человеком, который пустил стрелу, пронзившую Шинид?

Коннал непонимающе заморгал.

— Твои люди поймали его уже после того, как ты с ней уехал с поля битвы. Я решил пока, — Рори кивнул в сторону Шинид, — оставить его в живых. Он истекает кровью, но все еще жив.

— Это ненадолго, — пообещал Коннал и пошел к двери.

Глава 12

Коннал оставил Наджара с Шинид, а сам спустился с Рори в подземелье замка. Там было темно и душно, в воздухе стоял запах плесени, разложения и смерти. «Самое подходящее место для ублюдка, посмевшего замахнуться на жизнь принцессы Девяти Лощин», — думал Коннал, шагая по коридору по щиколотку в грязной жиже: сквозь щели в фундаменте сюда просачивались подземные воды. Факелы злобно шипели на стенах.

— Имей в виду, Коннал, — остановил его Гейлерон, — стрела, попавшая в Шинид, предназначалась не ей.

— Я знаю. Стреляли в меня. Подло, из засады. После того как закончился бой. Он терпеливо дожидался своего часа и выстрелил, когда все посчитали, что опасность миновала. Ему был нужен я один, и никто другой. — Коннал остановился возле одной из темниц, нетерпеливо ожидая, когда часовой отопрет замок. — Я хочу знать, по чьему приказу он действовал. — Коннал не смотрел на Гейлерона. Гнев, словно могучий змей, разворачивался в его груди — дай ему волю, и он разорвет удерживающую его оболочку.

Шинид пострадала лишь потому, что решила спасти его и отклонила направление полета стрелы. Это он должен был сейчас мучиться там, наверху, а не безвинно страдающая Шинид.

Дверь распахнулась, и Коннал ступил внутрь. Сейчас он был готов на все: рвать негодяя на куски, но не слишком быстро, а чтобы тот успел помучиться. Пленник лежал на полу, скорчившись в неестественной позе, и не подавал признаков жизни. Коннал пнул ногой мертвое тело и злобно выругался.

— Он был жив минуту назад.

Коннал, нахмурившись, посмотрел на стражника.

— Кто-нибудь был в темнице, кроме тебя? — спросил он.

— Ты на что намекаешь, Коннал? — спросил Гейлерон.

— Раны его не так серьезны, ни один жизненно важный орган не задет. Он мог бы истечь кровью через два-три дня, если не дать ранам затянуться, но умереть сейчас, внезапно? У меня бывали раны и похуже, но я ведь жив, как видишь.

— Кроме него, есть и другие пленники, — постарался утешить его Рори, и в зеленых глазах Коннала зажегся злой огонь.

Рори уступил ему дорогу.

— Покажи, — коротко бросил Коннал, и стражник молча повиновался.

Коннал отворил дверь темницы, схватил первого попавшегося пленника за горло и со всего размаху ударил его головой о стену.

— Я знаю, как пытают турки, и прекрасно помню, как это делается.

Пленник, очнувшись, смотрел на Коннала квадратными от ужаса глазами, силясь что-то сказать. Но от страха у него отнялся язык.

Коннал велел принести угли и нож.

Пленник завыл по-собачьи, затравленно озираясь по сторонам. Скользнув взглядом по своим собратьям, он умоляюще посмотрел на Гейлерона и Брейнора, которые стояли за спиной Коннала. Ни тот, ни другой не произнесли, ни слова.

Но король не остался безучастным.

— Ты не можешь так поступить.

— Могу и буду. Невинная гибнет там, наверху, а этот человек знает, почему на воинов короля было совершено нападение. Кто послал тебя?!

— Я не знаю.

Коннал отпустил несчастного, подошел к треножнику с горящими углями, положил лезвие на угли и, обернувшись, снова спросил:

— Кто послал тебя?

Пленник молчал и трясся от ужаса.

Коннал подошел к нему, одним движением разорвал его тунику от шеи до пупка, задал тот же вопрос еще раз и, не дожидаясь ответа, приложил раскаленное лезвие к его груди.

Коннал повторил вопрос еще несколько раз, и каждый раз, услышав в ответ сдавленное «не знаю», прикладывал лезвие к груди, прожигая тело до мяса. Когда-то турки так пытали самого Коннала, каждый раз поднимая клинок все выше к лицу.

— Это был человек с севера! — еле выговорил несчастный. Коннал не отреагировал. Шинид умирала, и Коннал был полон решимости расплатиться с негодяями за ее страдания. Он приказал всем выйти из камеры и, когда они с пленным остались наедине, потребовал описать «человека с севера».

Он услышал, что тот человек был худ и темноволос, со шрамом на горле, но среди нападавших его не было. Кто этот человек, так и осталось загадкой.

— Почему ты подчинился приказу? Ты ведь знал, что нападаешь на воинов короля Ричарда!

— Мы не знали, что так получится…

— Как это — не знали?

— Стрела предназначалась для вас…

— Я знаю! — Коннал поднял клинок.

— Я… — Пленник тяжело дышал, с трудом превозмогая адскую боль. Конналу было на это плевать, его гнев требовал выхода. — Я хочу сказать, мы должны были остановить тебя, Пендрагон. Не дать жениться на ведьме. — Он облизнул губы, и Коннал поднес к его губам пригоршню воды из ведра. — Нас предупредили, что ее нельзя трогать.