Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пендрагоны (№3) - Невеста рыцаря

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Фетцер Эми / Невеста рыцаря - Чтение (стр. 9)
Автор: Фетцер Эми
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Пендрагоны

 

 


— Я не хочу им пользоваться.

— Тогда это не дар, а проклятие.

— Именно так.

— Дурак!..

Он посмотрел ей в глаза и увидел, что они блестят от слез, будто то, что он не желал применять свой волшебный дар, больно ранило ее.

— Этот дар дан тебе не просто так, рыцарь. Он дан тебе не для того, чтобы ты извлекал из него выгоду, а чтобы ты мог помогать другим.

Он лишь презрительно хмыкнул, и Шинид вдруг очень захотелось узнать, как он относится к ее волшебству. Он не сможет принять ее такой, какая она есть, пока не смирится с наличием дара у самого себя и не начнет им пользоваться. Этим даром были отмечены все в его семье, и прятать его под личиной искушенного англичанина — значит, предавать самого себя. Разрывать себе сердце. Сколько боли, наверное, причиняет ему постоянная борьба с собой, со своей природой! Но и она страдала не меньше, наблюдая за ним. Она не понимала, почему он с таким отчаянным упорством отвергает то, что дано ему от рождения.

— Тебе не приходило в голову, что иногда не принимать труднее, чем принять?

— А тебе, Шинид, никогда не приходило в голову, что я не хочу этого… дара?

Он мрачно обвел взглядом лес, и чувство, которое он испытывал лишь в детстве, вновь охватило его. Странная дрожь пробежала по членам. Животный страх. Страх перед человеком, пришедшим в лес на охоту, за пищей.

— Я не могу его принять.

Он пришпорил коня, но ширина дороги позволяла двум всадникам ехать вместе, и она поравнялась с ним.

— Почему? Объясни мне. Я пойму. Он впился в нее взглядом.

— Ты хочешь знать? Я много сил приложил, чтобы завоевать доверие Ричарда. Будучи чем-то средним между человеком и зверем, я едва ли бы справился с этой задачей.

Шинид отшатнулась, словно ее ударили по лицу. Но она и не такое слышала в своей жизни.

— Из-за этого ты и решил задушить свой дар? — Чтобы избежать неизбежного — страха в глазах окружающих. Чтобы не прослыть меченным дьяволом, как она сама.

— Именно так. И покуда я не вернулся в Ирландию, мне великолепно жилось и без этого дара.

Вместо того чтобы рассердиться, она понимающе улыбнулась:

— Да, в нашей земле есть что-то такое. Все колдовство идет от нее.

Он усмехнулся:

— Скорее уж от тебя.

— От меня? У меня совсем другой дар, не такой, как у тебя. Почему ты говоришь так?

— Потому что рядом с тобой я все чувствую слишком остро, и вообще не могу мыслить ясно, когда во мне бушуют противоречивые чувства. — Он не станет признаваться ей в том, что пребывает в странном смятении, что в ее присутствии с трудом держит себя в руках. Что он вообще с трудом заставляет себя делать то, что должен, вместо того чтобы делать то, что ему хочется. А хотелось ему только одного: схватить ее в охапку и потащить в постель.

— Это всего лишь похоть.

В глазах его тлел огонь желания. Тело его отчетливо помнило тепло ее распростертого вдоль его спины тела, тепло ее ладони внизу живота. Он до сих пор был тверд там, где она к нему прикоснулась ночью.

— Возможно. Но я знаю, что испытываешь ты.

Она вспыхнула, испугавшись, что этот румянец столь же красноречив, как его взгляд. Но сердце ее могло сказать даже больше.

— Я говорю то, что думаю, рыцарь, и не более того. Хотя, пожалуй, мне стоит подумать, как своим волшебством оградить себя и не позволить тебе читать мои мысли. Не всякой женщине понравится, если мужчина будет читать в ее душе, словно в открытой книге.

— Да нет, не в этом суть. — Коннал не мог подобрать слов и в своем стремлении найти нужные открылся больше, чем ему хотелось. — Суть в том, что таится в сердце.

Она подняла на него глаза, терпеливо ожидая продолжения, и он почувствовал, как душа его устремилась ей навстречу. «Черт бы все побрал», — подумал он, схватив ее за руку. Глаза ее излучали свет. Она была необыкновенно красива сейчас.

— Вот теперь я чувствую, что сердце твое бьется чаще. Пульс ее стал втрое чаще от этой его улыбки — улыбки, полной мужской самоуверенности.

— А прошлой ночью я ощущал твою муку так, будто влез в твою кожу.

— Но тогда почему ты отказываешься от дара? Мальчиком ты умел понимать животных, и с годами твой дар стал лишь сильнее. Теперь ты способен на большее.

Он нахмурился, понимая, что она права, и боялся растерять то, что выковывал в себе долгие годы.

— Неужели ты не понимаешь, что я потеряю все, если кто-то об этом узнает? — Голос его охрип от злости. Но злился он на себя, не на нее. — Что будет со мной и с Ирландией, если Ричард лишит меня своего покровительства, лишит той власти, какой я наделен сейчас?

Она все понимала. Коннал был настолько дружен с королем, что мог позволить себе исполнять долг так, как сам считал нужным, и ему редко приходилось подчиняться чужой воле. Но все это могло рухнуть в любой момент, поскольку Ричард стремился навязывать свою религию народам, населявшим пространства, которые он хотел считать своими. И, утрать Коннал доверие короля, любой другой, кто пришел бы сюда на его место, не стал бы церемониться с ирландцами, ибо он по личному опыту знал, сколько бед принесли людям его страны англичане. Коннал был умен и не желал своей стране зла. Шинид сознавала, что, узнай кто-нибудь о его даре, жизнь его окажется в большой опасности, такой же, как и ее жизнь. И он, и она были заложниками своего дара, но если Шинид умела повелевать стихиями, то единственной защитой Коннала были его меч и слово чести.

Каким бы сильным он ни был, против армии фанатичных охотников на ведьм ему не устоять. Не по этой ли причине он погибал в ее ночных кошмарах, не из-за своего ли дара? И она укрепилась в своем решении не дать предсказанию сбыться. Она здесь, чтобы защитить его, и она сумеет это сделать.

— Тогда я думаю, тебе следует об этом молчать. Коннал удивился, увидев страх в ее глазах.

— Будь осторожен с ним, Пендрагон. Это не тот дар, каким можно злоупотреблять, — загадочно произнесла она и, помрачнев, съехала с тропы, предоставив ему возможность двигаться дальше одному.

Она огляделась и увидела за деревьями животных, тех, что сопровождали их в начале пути. Она старалась сохранить бесстрастный вид, наблюдая за тем, как зайчата высовывали из-за кочек мордочки и сучили лапками, будто махали им на прощание.

«Отрицай свой дар в сердце своем сколько хочешь, Коннал Пендрагон, — говорила она себе, — но волшебный мир, твоя плоть и кровь, уже принял тебя».

Ночь опустилась быстро, обступила со всех сторон, оставив для них лишь пространство небольшой поляны. В окружавшем их лесу ветви трещали под тяжестью снега и льда. Коннал сидел возле костра и ел жареную крольчатину, предвкушая еще одну ночь наедине с Шинид. Путешествовать в темноте было опасно, и только это и омрачало его мысли. Завтра утром, если все пойдет как надо, они встретятся с Гейлероном в нескольких милях от крепости короля Рори.

Он ел мясо, зажаренное до хрустящей корочки, наслаждался едой, но при этом держал ухо востро. Опасность всегда была где-то рядом, и он обязан был заметить врага раньше, чем тот заметит его. Но не одно лишь чувство опасности владело им, все чувства в нем обострились до предела. Он вдыхал морозный воздух, наполненный ароматом женщины, сидящей в нескольких шагах от него, он пил его, как вино, с таким же наслаждением.

Он украдкой покосился на Шинид.

Стоя на коленях перед огнем, она подбрасывала в костер сухие ветки. Капюшон ее был откинут, и волосы густым плащом покрывали спину. Коннал жадно скользил взглядом по ее телу. Грудь ее была тугой и полной, и эта грудь будила желание. Шинид не была высокой, скорее ее можно было назвать маленькой и хрупкой. Она была красива, спору нет, но, глядя на нее, он видел не совершенство ее красоты, а печаль в ее синих глазах. Он вспомнил о том, как издевался над ней в детстве, о том, как другой мужчина, в которого она была влюблена, едва не убил ее за ту силу, за ту власть, которую он так ненавидел. Неудивительно, что теперь она не доверяет никому, в том числе и ему, и сомневается в благородстве его намерений. Она утратила веру в него вот уже много лет назад, и с момента своего возвращения он мало что сделал, чтобы вернуть эту веру. За что он злился на нее? За то, что она, как могла, защищала то, что считала своим по праву? Сдать свои позиции даже по приказу короля было для нее совсем не просто.

Но не покориться приказу Ричарда — значит обречь ее на смерть.

Их брак был призван сдержать аппетиты Иоанна, хотя Коннал сомневался, что это удержит принца. Иоанн был амбициозен, и стремление брата объединить вокруг себя сильных и облеченных властью союзников вызвало в нем желание доказать собственную значимость. Борьба за власть всегда рождает смуту. Коннал швырнул обглоданные кости в костер, и Шинид протянула ему влажную ткань, чтобы он вытер руки. Коннал прилег около костра. Они путешествовали уже несколько дней, а она была все так же свежа, и нежный румянец все так же покрывал ее щеки.

Она выпрямилась, и он напрягся.

— Куда это ты собралась?

— По личной надобности. Он встал.

— Пендрагон, имей совесть, не ходи за мной.

Она ушла в лес и пропала. Ее не было слишком долго, Дольше, чем необходимо для «личных надобностей». Коннал окликнул ее.

«Я здесь, — мысленно отозвалась она, и, странное дело, его совсем не удивило, что они общаются без слов и прекрасно понимают друг друга. — Имей терпение».

Коннал отломил краюху ржаного хлеба и принялся жевать, пристально вглядываясь в темноту леса. Она слишком долго не возвращалась. Для того чтобы справить нужду, не требовалось так много времени. Коннал отправил в рот последний кусок и пошел ее искать.

Он тихо позвал ее по имени, боясь испугать или насторожить того, кто мог оказаться поблизости. С мечом наготове он продирался сквозь обледенелые заросли. Вдруг вдали показался свет. Он звал его, словно маяк, хотя Коннал знал, что она не взяла факел. Затем он услышал плеск воды. Водопад? Зимой?!

Коннал шел на свет, и свет становился все ярче, и вот, обогнув заросли, он остановился, пораженный.

В окружении покрытых снежными шапками замшелых камней виднелся пруд. А в центре пруда стояла Шинид. Нагая. Она стояла к нему спиной, и концы волос ее намокли в воде, колыхаясь, как водоросли. Из глубин пруда поднимался пар, клубясь над поверхностью. Пар замерзал на морозе, таинственный свет, струящийся со дна, преломлялся кристаллами льда, и сама Шинид казалась сияющим миражем. Коннал огляделся. Поток, некогда струящийся со скал, замерз с наступлением зимы. Выше того места, где она стояла, водопад так и остался ледяным столбом. Оттаяла только малая часть — та, где находилась Шинид. Все это было сказочно, красиво и невероятно. Но самым невероятным из всего, что наблюдал Коннал, было присутствие фей. Их было штук семь, не меньше. Они порхали вокруг Шинид, словно фрейлины вокруг королевы.

Коннал смотрел, опершись на рукоять меча, как крохотные создания зачерпывали воду сложенными наподобие совков листочками и выливали ее на голову своей госпоже, ополаскивая ее роскошные волосы. До сих пор Коннал считал, что феи существуют только в сказках.

Зрелище было трогательно-прелестным. В нем сквозила целомудренная чистота. Вода струилась у Шинид по плечам, стекая в неглубокий пруд. Феи суетились, порхали над ней, а она что-то им шептала. Коннал не смел подойти ближе, а отсюда расслышать ее не мог. Она полуобернулась к нему, и он увидел ее грудь и приятную округлость ее бедра, но не грудь и не бедра, а нежная улыбка заставила шевельнуться в груди что-то такое, что он считал давно похороненным.

Он хотел ее. Хотел всего лишь обнять, увидеть ее, смеющуюся и задыхающуюся от счастья, в своих объятиях.

Почувствовать себя в ней и вновь ощутить себя живым существом.

Тело его отреагировало немедленно и живо, и Конналу ничего не оставалось, кроме как осторожно попятиться прочь. Сердце его бешено билось при одной мысли о том, что он мог бы прикоснуться к ее коже, попробовать ее губы на вкус. Ожидая ее, он боролся с собой, со своим желанием, стараясь сосредоточить мысли на предстоящей встрече с королем Рори, а затем с де Курси. В общем, на том, чего требовал от него долг.

И вот она возникла перед ним. Яркая, как солнечный луч, как вспышка света в темноте. На ней было чистое платье из темно-красной шерсти, и волосы были сухими и завивались локонами. Она села у огня и принялась заплетать их в косу, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Он сидел у костра, очищая ветку от коры, и смотрел, как она разложила себе постель.

— Нет, иди сюда, — позвал он, когда она захотела лечь. — Так будет теплее.

Шинид подняла взгляд, и он протянул ей руку. В глазах его был вызов. Она подошла к нему и легла, и Коннал подвинулся, освободив ей место около огня, заслоняя собой от ветра. А потом обнял ее, прижав к себе.

Шинид попыталась скинуть его руку.

— Тихо, — прошептал он, — не шевелись.

— Ты твердый как камень.

— Подергайся еще, — проворчал он, усмехнувшись, — и я стану еще тверже.

Она набрала в грудь воздуха и повернулась к нему.

— Ты видел меня в пруду.

Он улыбнулся:

— Твои подружки вернутся?

— Нехорошо подкрадываться тайком.

— А что было делать? Представиться и всех распугать? Я не мог испортить такое зрелище!

— Пендрагон!

— Коннал, — напомнил он ей, коснувшись пальцем ее виска и осторожно убрав со щеки рыжую прядь. — Ты красивая женщина, — произнес он и после паузы добавил: — Особенно нагая.

Она покраснела.

— Негодяй!

— За то, что хочу тебя?

— За то, что говоришь об этом. Но мне от тебя такое не впервой слышать.

Он скользнул взглядом по ее лицу, задержавшись на губах.

— Не смей, а то исчезну, — пригрозила она.

— Нет, не исчезнешь, — улыбнулся он, приблизив свои губы к ее губам.

Шинид добросовестно пыталась сотворить заклятие, но у нее ничего не вышло. Сердце умоляло ее остаться и попробовать его губы на вкус. Узнать наконец, может ли она ему доверять. Способен ли он на то, что сотворил с ней Маркус?..

Она чувствовала тепло его ладоней на своей талии, движение его руки, изучающей контуры и изгибы ее тела, а затем скользнувшей к бедру. Не было ни страха, ни угрозы. Ветер шумел над их головами, костер едва тлел. Ни он, ни она этого не замечали.

Коннал напрягал зрение, пытаясь разглядеть в ее глазах страх — наследие Маркуса, но синие глаза ее были ясны и манили его к себе.

— Я ощущаю дрожь твоего тела, Шинид. Твое сердце бежит наперегонки с моим. Я знаю вкус твоего дыхания, гладкость твоей кожи, даже не прикасаясь к ней. — Он наслаждался ощущениями, рожденными сочетанием противоположных чувств — жара страсти и спокойной безмятежности. Он чувствовал, как земля прогнулась под ними, принимая форму их тел. Его била дрожь: такого острого желания он никогда не испытывал. Он наклонился к ее лицу и прикоснулся к ее губам.

Снег падал, укрывая их белым одеялом.

Нежность его губ была подобна пряному вину, что согревает в холод. И вкус их был столь же приятен. Тело ее звенело, как струна, и пело от радости. Она схватила его за плечи, чтобы удержаться, остановить безумное кружение, и пальцы ее впились в литые мускулы его рук. Рук мужчины, которого она когда-то любила. Она втянула в себя его губы, возможно, причинив ему боль. Она была беззащитна и бессильна перед напором прежних чувств к нему — и новых, рожденных желанием взрослой женщины. Но если совокупление совершится без любви, то она будет низвергнута в ад. Такое соитие принесет горе не только ей одной, она навлечет проклятие на весь свой род.

Он обнимал ее все крепче, и тепло его и сила мощным потоком входили в нее. Она задрожала в его руках. Эта дрожь напоминала ей о том, что она поставила на карту — громадные дары и неизмеримую опасность. Однажды Шинид уже ошиблась. Она не имела права ошибиться вновь.

Стон сорвался с ее губ, когда он провел кончиком языка по ее губам.

— Ты мог бы взять сейчас мое тело, не сказав ни слова о любви?

Они встретились взглядами.

— Во мне не осталось любви, — признался он. — Не ищи ее. Вот я весь перед тобой. Вот все, что у меня есть. — В тот же миг он выругал себя за честность, ибо Шинид закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

— Тогда ты не должен касаться меня.

Голос ее дрожал. Все рухнуло. Коннал перекатился на спину, страдая от неисполнимого желания. Он смотрел в небо, но ничего не видел. Кровь стучала в ушах, он никак мог успокоить дыхание. Он мог бы солгать, но, глядя в ее глаза, лгать не мог. Правда ранила ее, и он захотел дать то, что она хочет. Не для того, чтобы взять ее, как желали оба, а для того, чтобы снять боль, рожденную его словами.

Коннал сам себя не понимал. Он осторожно повернул голову и взглянул на Шинид. Она лежала, повернувшись к нему спиной, подвинувшись к огню и свернувшись в клубок. Рука его сама потянулась к ее косе, но, опомнившись, он отдернул руку и прижал ладонь к щеке. «Она меня околдовала», — подумал он. Теперь он был обречен желать ее всеми фибрами души — и не получить желаемого! Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее, и она обернулась.

Коннал нащупал позади себя плащ с меховым подбоем и накрылся им.

— Иди сюда, — нежно позвал он. — Подвинься ближе и согрейся моим теплом. Пусть даже в последний раз.

Она не шевелилась.

— Обещаю, Шинид, вести себя… в рамках. — Каких мук ему стоило не прижаться к ее губам и не стереть с ее лица эту печаль и эту боль своим поцелуем, знал только Бог. Вздохнув, она прижалась к нему теснее. Желание прожгло его с новой силой, но он лишь обнимал ее и смотрел, как она постепенно погружается в сон. Когда она уснула, он убрал медно-рыжую прядь с ее щеки.

Слеза скатилась из уголка ее глаза к нему на руку. Она всхлипнула во сне, и ему стало больно — не от раскаяния, а от сожаления о том, что вот так сложилась его жизнь.

А потом ему стало спокойно и хорошо. Еще никогда ему не было так хорошо и спокойно лишь оттого, что он просто обнимал женщину.

«С Пинар даже этого не было», — подумал он, засыпая. И она поплатилась жизнью за одно лишь желание испытать счастье.

Эта ночь была ночью прозрения. И утро — утро предстоящей встречи с товарищами — выдалось неприветливым и хмурым.

Быть может, виновата была не погода, а что-то другое, что-то изменилось в нем самом.

А виновница его дурного настроения ехала далеко позади.

Фляга с вином, которая переходила из рук в руки, уже давно ему не помогала. Поднять настроение вино оказалось не в силах. Коннал посмотрел через плечо на Шинид. Она разговаривала с Гейлероном, но тут встретилась с ним взглядом, приподняв эту свою дьявольскую бровь. Он быстро отвел глаза.

Вновь он не мог получить ту женщину, которую хотел иметь. Первую — из-за диких восточных обычаев. Шинид — из-за того, что не мог дать ей той любви, которой она ждала. Его терзало чувство щемящей пустоты, будто у него был какой-то великий дар, который он утратил. Второй раз с ним такое произошло.

«Женщины отравляют мне жизнь», — подумал он. То, что Шинид отказывалась выйти за него замуж, было не просто плохо, а очень плохо. Она отказывалась выполнить приказ короля, а неповиновение государю — это не шутка.

Брейнор подтолкнул Коннала локтем, предлагая флягу с вином, и Коннал стал пить большими глотками, опустив поводья. Если бы только хмель мог избавить его от неприятных мыслей! Коннал горько усмехнулся и краем глаза увидел, что Шинид подъехала к нему.

— Вы позволите, сэр Брейнор, переговорить нам с Пендрагоном наедине?

Брейнор взял у Коннала флягу, недоуменно пожал плечами и отъехал в сторону.

— Какие-нибудь проблемы, миледи?

— Никаких. Я только хотела узнать, почему мы направляемся на юго-запад, вместо того чтобы держать путь строго на юг?

Коннал искоса взглянул на нее и непроизвольно зябко повел плечами. Интересно, как давно она это заметила? Шинид задумчиво окинула его взглядом.

— Похоже, мы едем в аббатство. Ты хочешь навестить свою тетушку Рианнон?

— Да, я хотел выразить ей свое почтение. Шинид кивнула, соглашаясь.

Если бы она знала, что вовсе не почтение своей тетушке собирался выразить Коннал своим визитом. Он собирался устроить ей допрос. Выяснить, наконец, почему она бросила его младенцем. Зачем сделала так, что вся его жизнь стала сплошной ложью. Как всегда, когда он думал об этом, гнев черной лавиной накатывал на него, и Коннал надеялся, что долгие годы тренировки не пропали даром и лицо его не отразит того, что происходит в его душе. С самого младенчества и до того памятного дня, когда отчим его, Гейлен Пендрагон, произнес те ненавистные слова, Коннал был уверен, что Сиобейн была его матерью, а лорд Тайгеран — его настоящим отцом. Тайгеран умер еще до его рождения, он был убит Гейленом в поединке, когда Гейлен призвал Тайгерана к ответу за преступления, совершенные против Генриха Английского. К счастью, Сиобейн долго не знала, от чьей руки погиб ее муж, но когда ей случайно стало об этом известно, ее только-только зародившееся чувство к Гейлену едва не умерло. Так думал Коннал вплоть до того дня, когда, через год после посвящения в рыцари, он узнал всю правду. Итак, он, оказывается, был плодом совокупления простого ирландского воина с женщиной, которую он знал как тетю Рианнон. И еще узнал, что, когда он был ребенком, Рианнон спровоцировала резню, в которой погибло немало людей. И сделала это с одной целью — не открыть Гейлену и Сиобейн настоящего имени своего любовника.

Вот тогда-то Коннал и решил стать крестоносцем, чтобы бежать от людей и из страны, где он испытал позор.

Он не имел права называться ирландским лордом, даже если правду об этом знали лишь его приемные родители.

Он был сыном предателя и убийцы. Человека слабого настолько, что он смог убить своих соплеменников по приказу Локлана О'Нила. Он был сыном женщины, которая с радостью выдала своего ребенка за наследника клана О'Рурков, вместо того чтобы самой воспитывать его и заботиться о нем. Этот обман был совершен ради их клана, как заявила ему Сиобейн. Клану нужен был предводитель мужчина, и хотя она и правила сама, но делала это от его имени.

Коннал много лет хранил эту постыдную тайну. Он понимал, что узнай кто-нибудь о том, что он был сыном простого воина, все, чего он достиг, пошло бы прахом. И в первую очередь доверие и уважение короля Ричарда. Для него самого не имело значения, был ли освящен церковью союз его родителя или нет, ибо в Ирландии понятия «бастард» не существовало, но в Англии дело обстояло совсем иначе. — Пендрагон?

Он метнул на Шинид недобрый взгляд. Вообще-то он привык к тому, что она его так называла, но после прошлой ночи желание поскорее пересечь границу, отделявшую формальное «Пендрагон» от интимного «Коннал», стало навязчивой идеей.

— Я вижу глубокую печаль на твоем лице.

В голосе ее прозвучало нежное участие, не более того, но в душе его что-то шевельнулось.

— Есть о чем подумать, — уклончиво ответил он, и лицо ее омрачилось.

— Рианнон будет рада увидеть тебя, хотя она уже давно никого не принимает.

— Я знаю.

Уйдя в монастырь после известных событий, его мать дала обет молчания. Она даже его отказалась принять, когда он явился к ней в монастырь в первый раз.

— Почему бы тебе не поехать к ней одному, а мы все не спеша отправились бы на юг. Ты легко нагнал бы нас после встречи с тетей.

Коннал уже обдумал такую возможность. Догадывается ли Шинид о том, насколько тяжелый ему предстоит разговор с Рианнон?

— Я не оставлю тебя и моих людей ради… своих дел. Шинид вздохнула.

— Насколько, должно быть, утомительно постоянно думать о том, чего от тебя ожидают другие, вместо того чтобы понять наконец, чего ты хочешь сам.

Коннал, похоже, обиделся.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— Ну так расскажи, чтобы я знала.

Коннал задумался. Слишком много было в его давнем и недавнем прошлом такого, о чем ей не следовало знать. Зачем ей знать о том, каким презрением проникся он к своему отцу, когда Гейлен взвалил на еще не окрепшие плечи юноши семнадцати лет от роду горькую правду о его рождении…

Зачем ей знать о том, что он думал и чувствовал, убивая своих соотечественников по приказу своего командира, и как долго потом мучился, раскалываясь надвое: чувство долга против зова крови? Как винил в двойственности своей натуры презренного родителя… Немало было всякого в Сирии, на Кипре, в Святой земле — убийства, резня. Руки его были обагрены кровью, в том числе кровью невинных. При мысли об этом ему становилось тошно от собственной низости. Коннал закрыл глаза и покачал головой.

Она накрыла его руку своей, когда он, проезжая мимо дерева, машинально обломил с него ветку. Коннал вскинул голову и встретился с ней взглядом. Зеленые глаза его сверкали от ярости, и Шинид невольно отшатнулась. Этот гнев, эта ярость заставили ее вспомнить иные глаза, тоже зеленые и тоже полные гнева, и ей стало страшно.

Но гнев в его глазах погас так же быстро, как загорелся, и та быстрота, с какой он сумел себя обуздать, несколько умерила ее испуг.

— Когда Ирландия тебя потеряла? Коннал потер щеку.

— Я не знаю.

Они отъехали на несколько ярдов вперед от основной группы, чтобы побыть наедине.

— О чем ты мечтаешь? — тихо спросила она. — Нет, я не хочу слышать о том, чего хочет от тебя король… Чего хочешь ты, ты сам?

Он встретился с ней взглядом. И этот взгляд, словно легкокрылый мотылек, порхал над ее лицом, восхищаясь ее красотой.

— Тебя, — еле слышно ответил он.

Она не стала возражать, лишь уголки ее губ слегка дрогнули в улыбке.

— Меня ты хочешь для короля и для утоления похоти. А похоть в расчет не принимается.

— Я… Я знаю, как ты смотришь на этот брак… Помолчи, женщина, дай мне закончить.

Шинид, поджав губы, кивнула.

— Я тоже не обрадовался, когда прочел приказ, но свой долг я выполню.

Шинид, судя по выражению ее лица, готова была его растерзать.

— Ты хоть раз можешь выслушать меня до конца? — чуть повысив голос, обратился к ней Коннал, правильно угадав ее намерения. — Или тебе непременно надо постоянно меня оскорблять?

— Я ни слова не сказала!

— Но ты смотришь на меня так, будто готова раздавить меня за одно то, что я говорю об этом браке с позиции долга.

Она улыбнулась: Коннал был прав.

— Прости меня, продолжай.

— Я никому не желаю зла, Шинид, особенно тебе. Мне многое надо сделать здесь: для короля, для Ирландии… Нет! — Он предупредительно поднял руку. — Ты обещала не перебивать. Клятвы, подписанные вождями, защитят Ирландию, наш народ. Если Ирландия не покорится Ричарду, принц Иоанн может развязать войну — войну ради тех, кто хотел бы истребить всех ирландцев и все ирландское. То, что Ричард приказал нашим семьям объединиться посредством брака, — залог того, что он сдержит обещание не нарушать мира в Ирландии. А поддержка вождей поможет вывести нашу страну из-под контроля принца Иоанна.

Шинид молчала, внимательно наблюдая за выражением его лица.

— Я понимаю, Пендрагон. Я способна увидеть выгоды объединения вождей при помощи клятв верности и объединения семейств при помощи брака. Когда ты попросишь меня, я помогу тебе, чем смогу, но ты так и не сказал мне, чего хочешь ты…

Он погрузился в синеву ее глаз, словно нырнул в чистые воды озера, способные утолить его жажду. Он пил эту синеву, и сердце его сильно билось в груди.

— Мира. И чтобы родина приняла меня с любовью. — «И ты тоже», — добавил он про себя.

— И я желаю того же, но что касается Ирландии, едва ли она сможет принять тебя с любовью без принуждения, ибо ты думаешь как англичанин и поступаешь как англичанин. И служишь английскому королю. Нет, я не прошу тебя предать твоего короля, я и сама бы никогда так не поступила, ибо и я знаю английский закон и должна считать твоего короля своим, но разве надо являться на родину так, будто ты собираешься взять ее силой? — Шинид махнула рукой в сторону рыцарей в английских доспехах.

— Война — часть нашей жизни, но я верю, что смогу нас защитить.

Она слегка подтолкнула его локтем.

— Да я тоже нисколько в этом не сомневаюсь, ты, упрямый буйвол.

Коннал усмехнулся:

— Ричард приказал мне прибыть сюда с армией, Шинид. Ему кажется, что демонстрация силы послужит серьезным предупреждением шакалам Иоанна.

— Или еще больше их разозлит.

Последний звук не успел слететь с ее губ, как у них над головой просвистела стрела и вонзилась в бедро оруженосца Коннала.

Парень застонал и покачнулся в седле.

— К бою!

Рыцари встали кругом бок о бок. Коннал выхватил меч.

— Шинид, в круг! — приказал он, прикрываясь щитом. Шинид кивнула и проскользнула в центр круга. Схватка была яростной, но те, кто напал на Коннала, оказались слабее его людей. Люди Коннала были выше и физически крепче, к тому же годы крестовых походов отточили их воинское мастерство. Нападавшие начали отступать, оставив после себя на снегу дюжину мертвых тел. Стрелы летели, вонзаясь в плоть. Клинки отсекали головы. Крики и стоны не умолкали.

Шинид казалось, будто каждая стрела, каждый удар клинка отражаются на ней тоже. Солдат Пендрагона, ближайший к ней, упал замертво, кровь его окрасила снег. Коннал подался вперед. Он хотел подойти и помочь товарищу, но и ее оставить не мог.

— Забудь обо мне, — шепнула Шинид, — я исчезну.

— Нет, — возразил Коннал. Он хорошо понимал, что она имела в виду, и приказал своим людям сомкнуть ряды, защищая ее.

Шинид не стала спорить. Она лишь наклонила голову и стала творить заклинание, чтобы защитить этих храбрых людей. Чтобы защитить Коннала. Все, что она могла видеть со своего места, — это звездный шатер, оберегавший воинов от самых тяжких ударов. Но шатер этот мог защитить лишь тех, кто был рядом с ней. Она снова принялась колдовать, но кто-то случайно толкнул ее, и она свалилась с лошади.

Шинид свернулась в клубок, стараясь не попасть под копыта, затем вскочила и со всех ног бросилась прочь с поля битвы. Коннал не заметил, как она убежала, и она не смела окликнуть его — ведь мгновенная утрата внимания могла стоить ему жизни. Шинид добежала до небольшой, укрытой снегом кочки и оттуда, с возвышения, наблюдала за боем. Меч Коннала так и мелькал, разрубая тела. Когда нападавший попытался ранить его коня, он отшвырнул врага ногой, попав ему сапогом по горлу. У Шинид кружилась голова, но она не смела отвести от него взгляд. Страх сковал ее: в любой миг тот сон, что так долго мучил ее, может стать явью.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19