Тайна похищения генерала Кутепова

Хотел ли он этого? Он хотел бы и вовсе не расставаться, но вспомнив, что Брадлей направил его сюда к одиннадцати часам, очевидно, не ради простой прогулки, не высказал этого желания.

— Придется подчиниться, — сказал он, завладевая маленькой ручкой, затянутой в перчатку, — но вы придете?

— Через полчаса, самое большее — через сорок минут.

Посвистов отвесил молчаливый поклон и прижал к губам ее руку. Она мягко освободила ее из его руки и ушла. Он следил за ее стройной фигуркой в бежевом пальто до тех пор, пока она не скрылась за кустами боярышника, окрашенными в багряные тона.

Дегро, заметив Марго, быстрыми шагами подошел к ней.

— Вы опоздали на пять минут, — сказал он, — а у меня время дорого. Уйдем в глубь парка, туда, где можно было бы поговорить. Я должен вам сообщить кое-что.

Она молча последовала за ним. Дегро вел ее в глухую, пустынную часть леса, куда почти никогда не заходили гуляющие. Выбрав довольно обширную полянку, негоциант увел свою спутницу на середину ее, и, оглянувшись по сторонам, сказал:

— Будем говорить вполголоса. Кто-нибудь да следит за нами — это не подлежит сомнению, но услышать нас будет невозможно. Я пригласил вас сюда только потому, что не доверяю никаким стенам.

Это предисловие заинтриговало Марго. Если бы дело касалось просто поручения «свыше», то Дегро вызвал бы ее к себе в контору. Сейчас же он хотел, по-видимому, сообщить ей нечто особенное, что не должно было коснуться чуткого слуха людей с улицы Гренель.

— Могу ли я положиться на вас? — спросил Дегро, глядя ей в глаза. — Я думаю, что могу, так как дело касается не только меня, но и вашей безопасности.

Марго подняла брови.

— Безопасности?

— Да. Только прошу вас даже лицом не выдавать ваших чувств. Нас могут наблюдать из-за любого куста. Старайтесь казаться совершенно равнодушной. Вы знаете Лурье?

Она отрицательно покачала головой.

— Это руководитель сыска, начальник местного неофициального ГПУ при советском посольстве. На его обязанности лежит устранение лиц опасных или уже ненужных большевикам. Он был у меня.

Марго ничем не проявила любопытства, охватившего ее. Лурье — чекист, человек-зверь, выдвинувшийся во время революции беспримерной жестокостью и страстью к убийствам, понаслышке был известен ей.

— Лурье был у меня. Он интересовался вами, а когда Лурье интересуется кем-нибудь, это значит, что лицо, заинтересовавшее его, может подвергнуться большим неприятностям.

Дегро говорил спокойно, сохраняя полную неподвижность лица.

— У меня есть основания полагать, что Лурье не доверяет вам… впрочем, и мне тоже. Это и побудило меня предложить вам… Гм… милая моя, что вы скажете, если я предложу вам убежище — такой укромный уголок во Франции, где не только Лурье, но и сам Вельзевул не найдет вас… По ходу дел я вижу, что нам придется исчезнуть, и очень скоро к тому же… Как вы смотрите на мое предложение?

У Марго шевельнулось подозрение, что за предложением Дегро скрываются какие-то особые планы. Дегро точно уловил ее мысль.

— Дорогая Марго… Это — предложение джентльмена, может быть, и питающего к вам нечто большее, чем уважение, но умеющего держать себя в рамках корректности. Вы колеблетесь?

Марго тряхнула головой.

— Нет, Дегро… Я готова принять ваше предложение об убежище, если в этом встретится необходимость. Но… Раз вы так милы и обязательны, то, я полагаю, не будете иметь ничего против того, если дадите приют и еще одному человеку, которому угрожает такая же опасность.

Тень неудовольствия пробежала по лицу Дегро. Негоциант нахмурился.

— Это несколько усложнит положение… Впрочем, мне приходится доверять вам, Марго… Если вы поручитесь за его надежность…

Дегро принадлежал к той породе людей, которые ради достижения цели могут давать обещания в надежде найти способ безболезненно отделаться от них. В конце концов, стоило сказать пару слов Лурье, чтобы Посвистов вообще сошел со сцены.

— Вашего ручательства мне вполне достаточно, а в моем уголке хватит места и для троих, — продолжал он. — Теперь, милая Марго, когда мы устраним все препятствия к соглашению, нам нужно разыграть небольшую сентиментальную сценку. Я вижу, что кто-то сидит в кустах там, позади вас… Не оборачивайтесь… Нам нужно создать впечатление, что здесь происходило нежное свидание. Разрешите обнять вас и сделать вид, что мы целуемся…

Марго не нашла ничего странного в этом предложении. Ей приходилось прибегать и не к таким фокусам, чтобы вводить в заблуждение чрезмерно любопытных шпионов. Она не противилась, когда Дегро обвил ее стан руками и приблизил к ее лицу губы. Брезгливость передернула ее, но сразу же сменилась глубоким удивлением: в глазах Дегро вспыхнуло вдруг далеко не наигранное чувство, точно прорвалось что-то из-под спуда — долго сдерживаемое и подавляемое…

— Для игры это чересчур натурально, — не в силах сдержать улыбку, проговорила Марго, освобождаясь от объятия Дегро. — Надеюсь теперь мы сможем расстаться.

Он взял ее под руку и вывел на дорожку… Марго протянула ему руку.

— Мне направо, а вам налево, конечно, — сказала она.

Оставшись один, Посвистов прошелся взад и вперед по дорожке, потом опустился на скамью. Утром по телефону Брадлей вызвал его в эту часть Булонского леса к одиннадцати часам, Посвистов приехал раньше и никак не ожидал встретить здесь Марго. Неожиданность приятно порадовала его, но сейчас эта встреча показалась ему странной: почему сегодня и в это же время у Марго оказалось здесь с кем-то свидание? Не подстроил ли все Брадлей?

Беспокойство закралось в душу. Посвистов взглянул на часы — четверть двенадцатого. Он полагал, что в одиннадцать явится Брадлей, но, очевидно, англичанин или вовсе не собирался прийти, или его что-нибудь задержало.

Это усугубляло подозрения Посвистова. Не грозила ли Марго какая-нибудь опасность? Он решил направиться в ту сторону, куда ушла Марго.

Но едва он сделал несколько шагов, как столкнулся с Сергеем Баталиным. Посвистов встречал его несколько раз на вечерах, но не был знаком с ним. По лицу Баталина, когда он столкнулся с Посвистовым, пробежала тень неудовольствия. Он пошел было дальше, но вдруг, точно приняв неожиданное решение, круто повернулся и нагнал Посвистова.

— Господин Посвистов, — поравнявшись с полковником, заговорил он. — Я не привык играть в жмурки, и думаю, что вы, как джентльмен и офицер, тоже будете откровенны. Я не люблю интриг… поэтому обращаюсь к вам прямо. Вас вызвала сюда на свидание женщина?

На этот вопрос Посвистов мог ответить вполне откровенно, не поступаясь честью:

— Нет, господин Баталин, меня вызвал мужчина.

И тут же понял, что кто-то устроил Марго ловушку. Какая неосторожная была она, условившись встретиться с ним опять на этой дорожке! Она могла появиться здесь каждую минуту.

— Вам может показаться диким, — продолжал Баталин, — что я обратился к вам с таким вопросом, но когда любишь женщину, становишься способным на сумасшедшие выходки. Я верю вашей искренности и склонен думать, что меня ввели в заблуждение. Прошу прощения.

Надо было во что бы то ни стало убрать влюбленного коммерсанта отсюда. Посвистов предложил ему проводить его. Баталин кивком головы изъявил согласие. Он принадлежал к числу тех русских, которые, раз начав говорить о том, что засело им в душу, должны высказать все до конца.

— Конечно, все это глупо, — продолжал он, — но для нас, мужчин, самое скверное оставаться в дураках. Только вот это самое самолюбие и заставило меня явиться сюда. Понимаете, получаю утром записку, в которой говорится, что, если я явлюсь сюда к одиннадцати часам, то застану в укромном уголке близкую мне женщину в объятиях некоего негоцианта. Насколько мне кажется, профессия ваша не соприкасается с торговлей. А кроме вас здесь нет ни души. Я очень доволен, что все кончилось так хорошо… Позвольте познакомиться с вами поближе. Моя фамилия Баталин.

— Полковник Посвистов…

Они с серьезным видом пожали друг другу руки. Недалекий, добродушный коммерсант был, по-видимому, очень доволен.

Посвистов вздохнул с облегчением, когда за купой кустарников попалась узкая боковая тропинка. Он свернул на нее, увлекая за собой Баталина. Когда пару минут спустя он обернулся, за кустами промелькнуло бежевое пальто.

Посвистов понял: кому-то нужно было положить начало разрыву между Баталиным и его любовницей. Правда, Посвистов не видел в этом ничего ужасного, но в душе был рад, что оказал услугу своей приятельнице. Во всем он заподозрил Брадлея.

— Вероятно, сегодня вечером мы встретимся, — сказал, прощаясь, Баталин. — Вы ведь будете на вечере инвалидов?

Посвистов не собирался на бал. Но услышав, что Баталин (значит, и Марго) будет там, утвердительно кивнул головой:

— Конечно, конечно…

Снова оказавшись в одиночестве, Посвистов пошел искать Марго. Но тут его постигла новая неудача — точно из-под земли перед ним вырос Брадлей.

— Вот вы где гуляете, — сказал он. — Если бы вы не были так нетерпеливы, то насладились бы замечательным зрелищем, застав на укромной поляне Марго с нашим общим знакомцем Дегро.

— С Дегро? — изумился Посвистов и сразу же закусил губу; в этом не было ничего удивительного: ведь он сам передал недавно Марго таинственные слова Дегро.

От Брадлея не ускользнуло его замешательство.

— Да, это был Дегро. Только хитрая лиса этот Дегро: обставил свидание так, что не было слышно ни слова из разговора.

Посвистов прервал болтовню англичанина:

— Вы из-за этого вызывали меня?

— Почти.

— И Баталина тоже?

В глазах полковника вспыхнул враждебный огонек. Брадлей бросил на него удивленный взгляд.

— Баталина? Друга нашей Марго? Он мне совершенно не нужен.

— Да. Его вызвали анонимным письмом.

Брадлей покачал головой.

— Это странно. Тут работал еще кто-то третий.

Он замолчал, погрузившись в раздумье. Не проронив ни слова, они подошли к закрытому автомобилю, поджидавшему Брадлея.

— Садитесь, — лаконично распорядился англичанин.

За рулем сидел человек, лицо которого было совершенно закрыто кожаным шлемом.

Машина бесшумно сдвинулась с места и помчалась.

— Вы видали сегодня Дегро? — спросил Брадлей, тщательно закрывая занавески на окнах.

— Нет.

— Значит, увидите. Вы получите очень странное предложение: сыграть роль полицейского. Вы должны принять это предложение.

Посвистов не мог привыкнуть к тону, каким говорил с ним англичанин: раздражение поднялось у него в душе.

— Я не собираюсь ни фиктивно, ни в действительности быть полицейским.

— Это может сказать лишь независимый человек, — холодно отрезал англичанин. — Русский офицер, получающий деньги от большевиков, вынужден делать то, что ему прикажут.

Кровь бросилась в голову полковника. Он готов был кинуться на англичанина.

— Умерьте свой пыл, — остановил его Брадлей. — вы не мальчик, чтобы не знать, что деньги даром не даются. Дегро — агент большевиков, а значит и вы, раз вы обязались письменно исполнить его четыре поручения. Итак, вы примете предложение Дегро и в ближайшее воскресенье займете пост на улице Удино… Вам лучше довериться мне, полковник, — более мягко продолжал англичанин. — Работая со мной, вы спасете себя и своего генерала. Больше я вам ничего не скажу. Потом узнаете все. Терпение.

Человеку, припертому к стене, приходится быть сговорчивым. Посвистов понял безвыходность своего положения: он оказался между двух сильных организаций, ведущих беспощадную борьбу, и ему не оставалось ничего, как до поры до времени подчиняться той и другой.

X. На балу инвалидов

Посвистов скучал среди веселья.

Святочный бал-маскарад инвалидов, как и все русские балы в Париже, был попыткой создания русского кусочка быта.

Громадная елка горела разноцветными огнями, и на ней колебались бумажные флажки — громадная коллекция флагов от императорских до значков всех русских городов включительно.

Преобладали русские костюмы. В пестрой толпе под масками сновали бояре, боярыни, задорные малороссиянки в сафьяновых черевиках с монистами из золоченого и посеребренного картона, парубки, черкесы, казачки и казаки; среди масок были даже черемисы, представители мордвы и других народностей, населяющих Россию.

Звенели балалайки, заливались гармоники. Шум веселья заполнил громадный зал, украшенный киосками в русском стиле.

Все это, хотя и напоминало о России и русском, но в то же время было жалкой попыткой создать иллюзию минувшего, близкого и дорогого. Посвистову сперва почудилось, что он попал на ярмарку где-нибудь в Поволжье; но не хватало синего неба наверху, золотой ласки родного солнца, и иллюзия сразу же пропала. Блеск лампионов на потолке был жалкой заменой солнечного света и лишь подчеркивал убожество мишуры, пытавшейся заменить настоящий быт.

«Мы носимся с мишурой, воображая, что храним родные заветы и делаем русское дело», — думал Посвистов, бродя по шумным залам.

Он искал Марго, но ее не было. Полковник прошел в буфет.

У стойки закусывали несколько знакомых офицеров. Посвистов подошел к ним.

Его приветствовали довольно сдержанно. Панов, бывший казачий офицер, даже посторонился, когда Посвистов встал рядом с ним. В пожатиях рук, которыми обменялся полковник с компанией, не было братской теплоты. Посвистов вспомнил поведение Черноярова, когда он вошел в кабинет после памятного обморока, и сопоставил с холодностью этой встречи.

«Что с ними? — пронеслось в мозгу. — Неужели подозревают?»

Он спросил рюмку водки.

— Господа, я, кажется, помешал вам? — спросил он. — До моего появления у вас было весело.

От него не укрылся быстрый взгляд, которым обменялись Панов и бывший штаб-ротмистр Черненко. Во взгляде этом было предостережение.

Панов ответил:

— Полно, как ты можешь помешать нам? Говорили о всяких пустяках.

Черненко спросил равнодушным тоном:

— Бают, тебе повезло, хлопче? Богатым стал?

Горячая волна ударила Посвистову в голову.

— Верно. Выиграл несколько тысяч в карты. Слепое счастье. — выдавил он нехотя.

— Н-да…

Опять переглянулись и замолчали. Будь они уверены в правдивости его слов, потребовали бы спрыснуть удачу.

Лучше было уйти отсюда, но Посвистов не мог найти подходящего предлога. Он чувствовал себя неловко и злился в душе.

— Господа, не спрыснуть ли нам мою удачу? — предложил он, чтобы нарушить неловкое молчание. — Я полагаю, вам не повредит пара-другая рюмок.

И понял, что сделал еще большую неловкость.

— Спасибо, — живо отозвался Панов и прикрыл рукой свою рюмку, — я лично уклоняюсь от выпивки: мы изрядно уже вонзили в себя всякого добра.

Черненко тоже отказался от угощения. Оба они расплатились и ушли. У стойки остался только молодой высокий штаб-ротмистр Быстрицкий, допивавший бокал вина.

— Какая муха их укусила? — спросил Посвистов, ощущая краску досады на лице.

Быстрицкий замялся.

— Не знаю… Впрочем, Посвистов, мне кажется, будет лучше сказать вам… О вас пущен очень странный слух…

— Какой? — насторожился Посвистов.

— Сказать — значит оскорбить вас. Я не люблю передавать слухи, тем более, что сам только что услышал его. Спросите у Панова.

И допив вино, Быстрицкий удалился, сухо поклонившись Посвистову.

В маленькой гостиной за чаем сидела компания почетных гостей.

Ветераны войны и борьбы с большевиками — седовласые генералы, полковники и атаманы — сплотились в тесный кружок. Молодцеватая фигура генерала Кутепова выделялась среди них. Лицо, полное энергии, с седеющей бородой, подстриженной так, как подстригал ее умученный большевиками последний русский император. Серые глаза светились решимостью и силой воли.

Широкоплечий полный атаман, прославившийся и ратными делами, и обширными романами, мечтательно говорил о будущем России:

— Я верю, что скоро настанет конец торжеству шайки хищников в Кремле. Как это произойдет — трудно сказать. Но я верю, что в одно прекрасное утро солнце встанет над свободной Россией.

— Мы все мечтаем об этом, вот уже скоро двенадцать лет, — прервал его седоусый полковник саратовских гусар.[1] — Но, чтобы солнце взошло в одно прекрасное утро над свободной Россией, нужно, чтобы мы не сидели сложа руки.

— Пока Европа не перестанет якшаться с большевиками, нам делать нечего, — вставил еще кто-то.

— Поправьте: Англия, — раздалась суровая реплика со стороны генерала Кутепова. — Россия вздохнуть свободно может лишь тогда, когда Англия вынуждена будет разжать свои стальные тиски, которыми она захватила политику Европы.

— Вы так думаете, генерал? — безразлично осведомился седоусый полковник.

— Да, я так думаю, — сурово сверкнул глазами генерал. — Англия не теряет надежды колонизировать Россию, и ослабление ее мощи на руку только англичанам. Впрочем, о слабости России даже сейчас говорить преждевременно, господа…

— Как, вы находите, что мошенники… — начал было изумленный полковник.

— Мошенники, ограбившие Россию, создали сильную армию. Не забудьте, господа, что наш покойный Верховный Вождь подписался под собственными словами: «Красную армию я считаю русской армией». Заслуга этой армии перед Россией велика: она отстояла и сохранила территорию России и стойко отражает всякие покушения на нее со стороны наших квазидрузей европейцев. Штыки красной армии в любой момент могут стать просто русскими штыками… Это лучше всего сознают англичане и больше всего боятся, чтобы красная армия не забрела в Индию. А из газет мы знаем, что большевики деятельно разрабатывают план похода на Индию. Я…

Генерал оборвал на полуслове, точно спохватившись, что коснулся какой-то интимной темы, которую не следовало затрагивать.

— Я полагаю, что вообще не стоит говорить о политике, — поправился он и добродушно улыбнулся.

Никто не заметил ничего странного в поведении генерала. Только Посвистов, стоявший в отдалении, вздрогнул от внезапной мысли, точно молния озарила его сознание: слова генерала установили недостающую связь между обрывочными фразами, подслушанными в кабинете ресторана.

Поход на Индию. Вот причина особенной тревоги Брадлея и ВКБЕ.

Взволнованный ушел Посвистов из маленькой гостиной. Он снова прошел в буфет и выпил рюмку коньяку — необходимо было успокоить волнение.

За маленьким столиком в углу, в компании со знаменитым русским писателем и каким-то молодым человеком, сидел Баталин. Сердце Посвистова забилось радостью — значит, где-то здесь и Марго. Он поклонился коммерсанту. Тот широким жестом пригласил его к столу.

Посвистов подошел, но не сел. Маленькие, почти калмыцкие, но проницательные и сверкающие живыми огоньками глаза писателя точно пронзили его.

«Если бы нарядить его в тюбетейку, — подумал про писателя Посвистов, — вышел бы татарин из Казани».

Он отклонил радушное предложение Баталина разделить компанию и ускользнул в зал: там, среди масок, несомненно была Марго.

Он снова вмешался в толпу. Маски окружили его. Перебрасывались с ним шутливыми фразами. Посвистов чаял услышать знакомый голос — этот голос он узнал бы среди тысяч голосов.

Но ожидания его были напрасны. Марго или не было, или она не желала подать о себе вести.

Посвистов прошел в малый зал, где был представлен уголок Кавказа — шашлычная и кофейная на фоне декораций, изображавших горы.

Разочарованный, он опустился на диван и потребовал кофе. И в этот момент, когда мальчуган, наряженный татарчонком, бросился исполнять его заказ, в комнату вошел Дегро в сопровождении маски, одетой аркадской пастушкой.

Посвистов отвернулся, не желая, чтобы Дегро узнал его. Негоциант, увлеченный разговором с пастушкой, прошел мимо и занял место рядом, за громадным розовым кустом.

— Вы должны дать мне немедленно ответ, — донеслась до слуха полковника речь Дегро.

— Вы неосторожны, Дегро, — остановила его пастушка, и Посвистов узнал голос Марго. — Здесь сотни ушей. Я сказала вам, что не могу пока сказать ни да, ни нет. И не задерживайте меня — здесь я принадлежу только себе и моему покровителю.

Маска выпорхнула, но моментально овладела собой.

— Идите за мной, — еле слышно проронила она.

Посвистов не заставил себя просить. Кинув мальчику монету, он вскочил с дивана и вышел вслед за аркадской пастушкой.

Он нагнал ее в толпе и взял осторожно за руку.

— Марго, это вы?

— Тсс, — приложила она палец к губам. — Не называйте меня по имени… Ждите здесь… Когда увидите красное домино с розой в руке, подойдите к нему…

И она исчезла в толпе.

Мимо прошел Дегро. Негоциант и виду не подал, что знает полковника. Это внесло облегчение в душу Посвистова: говорить с Дегро было бы для него сейчас пыткой.

Он подошел к киоску, изображавшему русскую избу. Известная актриса торговала здесь шампанским — несуразность, рассмешившая полковника.

— Квас был бы более уместен вашему павильону, — сказал он.

— Во время монархии, — смеясь, ответила актриса. — А теперь революция изменила порядок вещей: каждый мужик на Руси пьет шампанское. Налить бокал?

— Бравый военный угостит, конечно и меня, — раздался голос Марго рядом. Посвистов оглянулся: его держало под руку красное домино.

— Однако, вы прытки, маска, — поддержал маскарадный тон Посвистов. — Ничего не поделаешь — налейте нам.

Марго чокнулась с ним и шепнула:

— Я очень сердита на вас. Куда вы пропали утром?

Рядом вертелся какой-то арлекин, и Посвистов счел благоразумным не ответить на вопрос. Он заплатил за вино и увлек Марго в гущу танцующих.

— Я требую пояснений, — сказала Марго, прижимаясь к нему.

Посвистов рассказал ей все, что произошло утром. Марго закусила нижнюю губу, чуть не до крови.

— Значит, была устроена… как это говорится? Облава? Кажется, так?

Посвистов кивнул головой.

Он чувствовал теплоту ее тела сквозь мягкий шелк просторного домино, закрывавшего ее до пят. Гибкие, упругие формы, казалось, трепетали, соприкасаясь с ним, вливая огонь в его кровь. Огнем дышали и ее губы, ярко-пунцовые, пухлые и сладострастные…

Посвистов крепко прижал ее к себе. Лица их почти соприкасались. Марго не протестовала, только дрогнули ее тонкие ноздри, напоминавшие лепестки чайной розы.

— Марго, — прошептал Посвистов, — я без вас не могу жить.

— Сумасшедший, — улыбнулась она, испытывая острое наслаждение и от его слов, и от его близости.

Их губы готовы были слиться в поцелуе. Они забыли об окружающих. Все же Марго опомнилась первая: отклонилась от жадных зовущих губ Посвистова.

— Нельзя себя вести так легкомысленно, — усталым голосом прошептала она. — Я больше не могу танцевать.

И выскользнула из его объятий. Посвистов, пошатываясь, точно пьяный, вышел из толпы.

Арлекин, вертевшийся возле киоска-избы, снова попался навстречу. Он обежал вокруг, кривляясь и визжа, и исчез в толпе.

Посвистов увел свою даму в уголок, изображавший грот «Спящей царевны». Это была декоративно воспроизведенная иллюстрация к сказке Пушкина. Не было только хрустального гроба и самой царевны в нем.

— Марго… моя Марго… — усаживая ее на маленькую скамью и опускаясь рядом, страстно произнес Посвистов. — Сегодня я — самый счастливый человек в мире.

Она не уклонилась от поцелуя. Несколько секунд они пили блаженство. Наконец, она оторвалась от него бледная, измученная. Грудь ее порывисто вздымалась под балахоном маскарадного наряда.

— Я совершаю безумство, — сказала она. — Но я люблю тебя… Боже, но как тебя звать?

— Анатоль… Когда-то меня звали просто Толь.

— Толь? Так, видно, называли тебя женщины, которым ты дарил свои ласки? — ревниво осведомилась она. — Я не хочу так называть тебя. Я хочу, чтобы ты был для меня совсем маленьким и совсем моим. Я назову тебя Оль. Хорошо? Мой Оль, мой мальчик Оль…

Он снова привлек ее к себе.

— Нет, погоди, — вспомнив утреннюю беседу с Дегро, освободилась она из объятий Посвистова, — я должна сказать тебе что-то очень важное.

— Ничего важнее того, что ты уже сказала, для меня не существует. Любимая…

— Погоди, безумец, — отбивалась она. — Есть нечто, затмевающее любовь, вернее, убивающее ее.

— Что же это? — встревожился Посвистов.

— Смерть, — произнесла она с трепетом в голосе. — А я не хочу смерти, особенно сейчас, когда впервые в жизни узнала, что такое истинная любовь.

— Что ты болтаешь, Марго? — изумился Посвистов. — Что за странные мысли о смерти?

Марго покачала головой. Из-под капюшона домино в прорезе маски глядели на Посвистова серьезные, озабоченные глаза.

— Я говорю серьезно. Наша любовь сопряжена с большой опасностью. Но, Оль, говорить об этом здесь довольно рискованно.

Она оглянулась по сторонам. Вблизи никого не было. Джаз-банд наполнил воздух вакханалией звуков.

Марго склонила голову к плечу Посвистова и шепотом передала ему все, что узнала от Дегро: и о Лурье, и об угрозах «устранения».

— Я бы хотела тебя видеть завтра у себя, Оль, — сказала она в заключение. — Утром… Хорошо? А теперь еще один чарльстон, и я должна спешить к Сереже.

— Он не скучает. С ним Куприн, — увлекая ее в толпу танцующих, ответил он.

— Потом и ты приходи ужинать к нашему столу. Серж будет рад. Только смотри, будь осторожен.

Она погрозила пальцем и, засмеявшись, выскользнула из его объятий, направилась в дамскую комнату.

Ни она, ни он не заметили, как из-за груды камней грота вышел арлекин. Он не проронил ни слова из беседы влюбленных.

Посвистов бродил по залу, тщетно дожидаясь появления красного домино. Когда он заглянул в столовую, то увидел за столом Баталина шаловливую аркадскую пастушку.

Красное домино, очевидно, существовало только для него.

XI. Псевдополицейский

Обитатели улицы Удино, вернее, наиболее беспокойный ее элемент, в воскресенье 12 января были обеспокоены непривычным явлением.

В двенадцать часов дня на безлюдной улице появился полицейский и начал шагать взад и вперед со всей важностью и солидностью, подобающей «ажану».

Пекарь Берсье, лавочка которого находилась напротив, первый обратил внимание на необыкновенное явление. Он сказал своему единственному помощнику:

— Смотри-ка, Жак, на нашей улице появился ажан. С сотворения мира этого не водилось.

И оба некоторое время следили за полицейским, обмениваясь ироническими замечаниями насчет его внешности.

— Парень довольно внушительный и, видно, не новичок в своем деле, — заметил Берсье.

— Откуда вы это заключаете, хозяин?

— Он не молодой уже. Только люди под пятьдесят носят еще бородку буланже… А что он не первый день на службе — видно по плащу и по кепи — они не первой свежести.

Замечание было вполне основательное, и с ним согласился долговязый помощник метра Берсье.

Полицейский гулял около часу по улице без всякого дела: время было тихое, на улице почти не было прохожих.

В час дня появился другой полицейский с нашивкой капрала и подошел к новому постовому.

…Когда Посвистов увидел приближавшегося к нему полицейского чина, то первым его желанием было бежать, а потом — провалиться сквозь землю.

Но бегство было бесцельно. Оно на несколько минут внесло бы оживление в тихую жизнь улицы, но вряд ли кончилось бы благополучно для Посвистова. Еще неосуществимее было второе его желание. Поняв это, Посвистов решил идти навстречу опасности.

Вспомнив свою роль, он приветствовал капрала, приложив руку к кепи привычным жестом военного. Капрал сурово взглянул на него.

— Я вас не знаю, — буркнул он. — Кто распорядился поставить вас тут?

Наступил решительный момент игры. Посвистов вынул из-за обшлага мундира бумагу.

— Честь имею представиться — полицейский Баптист Дельвю, район VI комиссариата Сен-Клод.

Капрал пробежал взглядом бумагу. Лицо его продолжало выражать неудовольствие.

— Эти господа из министерства вмешиваются постоянно не в свое дело, — проворчал он, отдавая бумагу Посвистову. — Но вы, конечно, не при чем, товарищ. Служба — службой.

— Так точно, господин капрал, — вытянувшись, ответил Посвистов. У него отлегло от сердца: Дегро был прав, утверждая, что ему не угрожает ни малейшей опасности.

Капрал ушел, ворча что-то нелестное о «министерских господах». Посвистов снова остался один.

После предупреждения Брадлея, предложение Дегро сыграть роль полицейского не было для него неожиданностью. Он согласился, не отказавшись также принять очередной чек на 10000 франков.

Посвистов чувствовал себя вовлеченным в центр какой-то сложной интриги. С одной стороны большевики, с другой — Брадлей со своим комитетом безопасности. Он находился точно между молотом и наковальней.

Хуже всего в его положении было то, что он не знал, какого рода интрига плелась вокруг него, и кто должен стать жертвой этой интриги. Он догадывался, что все разгоралось вокруг генерала Кутепова. Он чувствовал, что генералу угрожает серьезная опасность, но не мог понять — со стороны ли большевиков, или со стороны ВКБЕ.

Он сам был свидетелем беседы генерала с большевистскими агентами. Из обрывков этой беседы он мог понять, что у генерала Кутепова зародился какой-то грандиозный план. О том, что генерал может оказаться предателем эмиграции, он не думал: слишком велик был генерал для такой низкой роли, слишком чист ореол, создавшийся вокруг его личности. Даже если бы генерал начал вести переговоры с самим Сталиным и чокнулся с ним бокалом вина — даже тогда Посвистов не заподозрил бы его. Случайная фраза об Индии, брошенная генералом на балу инвалидов, казалась Посвистову ключом к тайне переговоров. Величие и мощь России — вот лозунги, которым только и мог служить генерал. Уничтожение Англии означало для него новую зарю в России. Большевики, меньшевики, любой образ правления — явления преходящие. Великий народ сам творит историю, и важно лишь, чтобы хищники в лице европейских государств не оторвали бы кусков от тела самой России. Несомненно, генерал должен был думать таким образом… А если бы он возглавил поход на Индию?